Текст книги "Пожар любви"
Автор книги: Кэтрин Лэниган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)
Арлетта пришла к заключению, что мать не заботится о ней. Поэтому отец мог колотить ее безнаказанно когда вздумается – мать это не волновало. Арлетта считала, что все дело в этом, и решила сама найти выход из положения.
У нее были две старшие сестры и трое младших братьев, и никому до нее не было дела. Арлетта еще не ходила в школу и не умела ни читать, ни писать, но мать научила ее молиться. Она знала наизусть «Аве Мария» и «Отче наш». Мать всегда говорила, что, если она помолится Пресвятой Деве, та обязательно ответит на ее молитву.
– О Пресвятая Дева Мария, – стала молиться Арлетта, закрыв глаза и прижав свои маленькие ладошки друг к другу, – пожалуйста, мать младенца Иисуса, убей моего отца! О Пресвятая Дева, упроси своего сына – Иисус все может. Пресвятая Дева, мать младенца Иисуса, прими мою молитву, я прошу убить моего отца.
Арлетта продолжала молиться до тех пор, пока солнце не скрылось за ковром испанского мха. На Баиу-Тече упала темнота, но Арлетте не было страшно. Время было занято молитвой, а надежда, что однажды, однажды очень скоро она избавится от отца и от дьявола, которым он был одержим, воодушевляла ее.
На следующее утро, едва лишь солнце появилось из-за горизонта, Арлетта услышала голос своей сестры Анжелики:
– Что ты здесь делаешь?
– Прячусь, – ответила Арлетта.
– От папы?
– Он меня бьет.
– Знаю. – Анжелика была старшей из трех. Раньше Арлетта считала, что сестра очень мудра и все знает, но обнаружила, что до поездки в Нью-Иберию Анжелика тоже ни разу не была на выставке картин. Теперь Арлетта уже не подчинялась сестре, как раньше. Анжелика просунула руку сквозь ветки. – Давай, пошли домой.
– Не-е-е! – Арлетта шлепнула сестру по руке.
– Эй, ты чего?
– Я никогда не вернусь туда.
– Ты что, сдурела? Ты не можешь сбежать от папы. Никто из нас не может.
– Анжелика, останься со мной. Я хочу убежать оттуда. Может, в Лафейетт…
Анжелика засмеялась:
– Тебе всего пять! Сторожа тебя сразу поймают.
– Я не боюсь сторожей. Они ничем не хуже папы.
Взгляд Анжелики затуманился.
– Папа – ужасный человек, это точно. Но и другие мужчины тоже плохие…
Арлетта с любопытством посмотрела на сестру, но Анжелика отвернулась. Она гордилась своею способностью сдерживать чувства и не хотела, чтобы Арлетта заметила ее слезы.
– Ты должна вернуться домой. Он будет без тебя скучать.
– Мне наплевать.
– Арлетта, солнышко, пожалуйста, пойдем домой. Я скажу ему, что ты всю ночь была дома. Он никогда не узнает. Он был пьяный. Он ничего не вспомнит.
– Нет!
– Господи, Арлетта! Это все от пьянства. Не будь такой упрямой.
– Нет. Я все равно сбегу.
Наконец Анжелике надоело уговаривать сестру. Она сунула руку в дупло и принялась выгонять Арлетту из ее убежища, стараясь поймать ее за руки.
– Арлетта, я хочу тебе помочь. Ты должна поесть.
– Не заставляй меня, – теперь уже плакала Арлетта.
– Знаешь что я тебе скажу, детка. Если пойдешь со мной, я помогу тебе сбежать от него. Только тогда у нас будут деньги и еда и мы сделаем все как надо.
Глаза Арлетты стали огромными.
– Ты поможешь?
– Я уйду с тобой.
– А другим мы не скажем? – спросила Арлетта, чтобы проверить сестру.
– Нет.
Арлетта взглянула на сестру, сравнивая ее с леди из Нью-Иберии и с красивыми леди из фильмов.
С самого начала весны белая кожа Анжелики краснела, как вареный рак, и оставалась красной, шершавой и облезлой все лето. Ее каштановые волосы свисали тусклыми, грязными прядями. На ней была старая отцовская майка без рукавов и шорты матери, мятые, залатанные и заляпанные пятнами. Арлетта подумала, что в один прекрасный день эти шорты перейдут к ней. Анжелика выглядела совсем некрасиво, и это пугало Арлетту. Вдруг она тоже недостаточно хороша, чтобы «добрая леди» из Нью-Иберии взяла ее к себе?
– Мы будем друг другу помогать, – сказала Анжелика.
– Ладно, – согласилась Арлетта, и они, взявшись за руки, двинулись через болото к своей лачуге.
* * *
Арлетта скоро убедилась, что сестра говорила правду: отец больше не вспоминал о том, что случилось накануне. Он ничего не знал о побеге Арлетты и о том, что она всю ночь провела на болоте. Утром он встал с больной головой, прыгнул в машину и сказал, что едет за продуктами.
Девочки с матерью стояли на крыльце и смотрели, как машина скрылась в дорожной пыли. Потом мать велела им заняться стиркой.
Анжелика развела на улице огонь и наполнила чан для стирки водой из колодца, как делали бедные женщины Юга уже две сотни лет. В хозяйстве Гербертов не водилось современных приспособлений, и даже самые простые дела занимали полдня. Пока Мари занималась с трехлетним Билли Джо, двухлетним Джои и шестимесячным Бобби, Арлетта помешивала кипящее белье, а Анжелика тяжелым чугунным утюгом гладила отцовские рубашки на кухонном столе, покрытом скатертью и хлопчатобумажной простыней, заляпанной пятнами. Семилетняя Антуанетта развешивала нижнее белье, полотенца и простыни на веревку, натянутую между двумя старыми дубами, и прикрепляла деревянными прищепками.
– Я завтра пойду в церковь, – гордо объявила Антуанетта.
– Да? А мне известно, что папа тебя никуда не повезет в воскресенье утром. Он слишком устал, и по виду, с которым он уехал, не похоже, что у него появится настроение возиться с кем-нибудь из нас.
Арлетта вспомнила, как Анжелика говорила ей, что Антуанетту назвали в честь французской королевы и из-за этого на нее иногда находила королевская спесь. Она наклонилась вперед над кипящим чаном, чтобы не пропустить ни слова из разговора сестер.
– Знаешь, Анжелика, иногда ты бываешь совсем глупой. Я о том, что, пока ты все лето сохнешь по этому парню Бордо, я кое-что узнала.
– Что же ты узнала? – В голосе Анжелики послышалась настороженность, и Арлетта обратила внимание, что она не стала отрицать обвинения насчет Генри Бордо.
Прицепив прищепкой пояс боксерских трусов Бобби Джо, Антуанетта подошла к сестре. Солнце пробивалось через ветви дубов и, казалось, стекало с кончиков листьев, оставляя на земле лужицы света. Летний ветер поднимал и опускал перед Антуанеттой пожелтевшие простыни, окружая ее золотым ореолом и придавая ей царственный вид. Арлетта была готова поверить всему, что она скажет.
– Я выяснила одну из причин – а может быть, главную, – почему мы так плохо живем. Все из-за того, что мама с папой католики.
– Что? – Арлетта сразу испугалась. Ведь если католическая церковь неправильная, то ее молитвы Пресвятой Деве, чтобы она убила отца, пропадут даром.
– Я об этом уже думала, – кивнув, ответила Анжелика.
– Ты? – Арлетта не на шутку встревожилась.
Антуанетта махнула рукой, подзывая ее подойти поближе.
– Слушай. Родители Люсетты Макмэрфи баптисты. Они верят в Иисуса, но у них только один ребенок. У нее всегда полно еды и новых платьев. И Люсетта говорит, все это оттого, что ее мать использует контроль над рождаемостью.
– Да-а? Интересно, что Люсетта Макмэрфи может понимать в контроле над рождаемостью? Я об этом знаю гораздо больше ее. Ей всего восемь. – Анжелика не могла допустить, чтобы ее положение старшей и самой опытной из сестер было поколеблено.
– Мне, может, всего семь, Анжелика, но я ей верю.
– Проверь ее, Антуанетта. Спроси, какой контроль над рождаемостью они используют. Это поставит ее на место.
– Я уже спрашивала, – гордо заявила Антуанетта. – Она говорит, они пользуются резинками.
– Не может быть!
– Может.
Арлетта вертела головой от одной сестры к другой с такой скоростью, что шея, казалось, вот-вот перетрется.
– Какие резинки?
Анжелика и Антуанетта как по команде уставились на нее. Они перемигнулись, и их лица медленно расплылись в улыбке.
– Думаешь, стоит сказать ей? – спросила Анжелика.
– Конечно. Пусть лучше сейчас узнает, чем потом.
– Ну так расскажи ей сама, Антуанетта, – настаивала Анжелика, втайне надеясь, что сестра не знает, о чем говорит.
– Ладно, – ответила Антуанетта и пустилась в пространное и очень подробное описание полового акта и резинок, которое очень напоминало книгу доктора Карпентьера, которую тот возил с собой, путешествуя по этому царству заливов.
– Понимаю, – сказала Арлетта, заливаясь краской. – Но как это связано с тем, что мы католики, а Макмэрфи баптисты?
Анжелика должна была восстановить свое первенство в доме Гербертов в области жизненной мудрости.
– Я ей объясню, – сказала она быстро, обращаясь к Антуанетте. – У католиков слишком много детей, Арлетта. Дело не в том, что мы с Антуанеттой тебя не любим. Ну, понимаешь, если бы в семье были только я и Антуанетта, жизнь стала бы гораздо легче. А с тобой нам достается меньше еды, меньше одежды. Мы могли бы каждую неделю ездить в кино в Нью-Иберию, если бы ты не…
– А как насчет мальчишек? – возмутилась Арлетта.
– Из-за них особенно! – вставила Антуанетта.
– Это точно. Мальчишки уж точно тянут нас ко дну. Папа старается только для них. А мама? Она из кожи вон лезет, чтобы накормить их. Черт! До чего же плохо быть католиками! Во всем виновата церковь. Она заставляет жен католиков иметь по многу детей.
– А баптистов – нет? – спросила Арлетта.
– Баптистов – нет, – подтвердила Антуанетта. – Поэтому я и хочу перейти к ним.
– Я тоже, – твердо произнесла Арлетта.
– И я, – добавила Анжелика. – Давайте договоримся, что все перейдем в баптисты в это воскресенье. Папе все равно, потому что он вообще ни в какого Бога не верит, кроме той части, где про детей. А мама… она так чертовски устала, что давно не ходит к мессе. Антуанетта, как ты думаешь, Макмэрфи разрешат нам доехать до церкви в их грузовике?
– Почему бы нет? Люсетта сядет впереди с родителями, а мы можем ехать сзади.
– А вы знаете что-нибудь про этих баптистов? – поинтересовалась Арлетта.
– Только то, что нам надо одеться получше, чем к мессе. Баптисты очень следят за этим.
Анжелика посмотрела на сестер.
– Да, надо постараться.
В воскресенье Бобби Джо встал пьяный и весь день пребывал в бессознательном состоянии. Мари разрешила девочкам поехать в церковь, но им пришлось взять с собой Билли Джо. Джои и младенец остались с ней. Мать помогла дочкам надеть выцветшие воскресные платья и, стянув резинками их вымытые волосы, благополучно отправила к Макмэрфи.
Пока они ехали в кузове красного «форда» в Нью-Иберию, Билли Джо спал на руках у Арлетты. Она не могла понять, как брат может спать в такой день, но ему было всего три года и он мало что понимал.
Баптистская церковь размещалась в деревянном здании с высокой колокольней и единственным окном из цветного стекла. В ней могло разместиться сто пятьдесят человек. По крайней мере так объяснила Арлетте Люсетта, когда они, взявшись за руки, поднимались по деревянным ступеням. То, что Люсетта привела подруг в свою церковь, считалось большим делом. Поэтому проповедник (Люсетта сказала, что это совсем не то, что священник, с которым привыкла иметь дело Арлетта) в своей речи упомянул о присутствии в церкви Гербертов. Все головы повернулись в сторону четверых детей. Антуанетта и Анжелика уставились на проповедника с каменными лицами. А Арлетта наслаждалась всеобщим вниманием. Она впервые в жизни почувствовала, что представляет собой что-то особенное, чем-то отличается от других.
После проповеди Арлетта вышла из церкви последней. Старшие сестры договаривались с другими детьми своего возраста о том, чтобы пойти в воскресную школу. Арлетте было сказано, что она еще слишком мала, чтобы идти вместе с Люсеттой, Анжеликой и Антуанеттой. Она вдруг снова почувствовала себя совсем обыкновенной.
Девочки заторопились в школу, и Арлетта заметила, что мистер и миссис Макмэрфи на минутку подозвали к себе Люсетту. Она слышала, как миссис Макмэрфи сказала дочери:
– Я горжусь тобой, дорогая. Господь зачтет тебе, что ты привела сюда детей из лачуги.
Люсетта улыбнулась и побежала в класс. Арлетта была еще совсем маленькой, но слова «дети из лачуги» глубоко врезались в ее сознание. Она поняла, чем она отличается от других. Своим убожеством. Она имела несчастье не только быть католичкой – она была бедной католичкой.
Макмэрфи проявляли доброту к Арлетте и ее сестрам, но лишь потому, что должны были так поступать, иначе Бог отправил бы их в ад за то, что они не помогли бедным детям из лачуги. Арлетта так сильно стиснула руку Бобби Джо, что он запищал, но это помогло ей сдержать слезы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался, как ей стыдно.
Арлетте хотелось бы жить совсем иначе. И она понимала, что сможет добиться этого, только если уйдет от родителей. Она твердо усвоила, что ей нужно стать баптисткой, а потом, когда она вырастет, – пользоваться резинками. Арлетта совсем не хотела иметь много детей, как ее мать. Ей хотелось стать похожей на Макмэрфи.
– Арлетта! Билли Джо! Хотите мороженого? – спросила Макмэрфи.
– А у кого сегодня день рождения? – в ответ задала вопрос Арлетта.
– Ах, дорогая… бедняжка! – сокрушалась миссис Макмэрфи. – Вы едите мороженое только на чей-нибудь день рождения?
– Нет. Мы много раз ели мороженое, – солгала Арлетта.
– Конечно, конечно, – недоверчиво произнесла миссис Макмэрфи.
Арлетта ничего не могла с собой поделать, но слишком сладкие слова миссис Макмэрфи раздражали ее.
– Скажи, когда вы ели мороженое? И не забудь, что Иисус смотрит на тебя.
Арлетта огляделась вокруг. Она нигде не заметила Иисуса и не могла понять, какое он мог иметь отношение к той неправде, которую она собиралась сказать миссис Макмэрфи.
– В прошлом году мы ели мороженое на Рождество и на Пасху.
Арлетта осталась очень довольна своим ответом. Ей не хотелось, чтобы родители Люсетты принимали ее бог знает за кого, чтобы с ней обращались так же, как католики обращаются с нищими. Она вспомнила детей, которых одевали в мешки из-под картошки, пока не наступало время отправлять их в школу. Хотя, по мнению Арлетты, их обноски были не намного лучше.
– Ладно, мы можем поесть мороженого, пока будем ждать твоих сестер с уроков Библии. – Взяв Арлетту за руку, миссис Макмэрфи повела ее через улицу.
Им пришлось пропустить черный «бьюик», за ним старый «форд», прежде чем они смогли перейти улицу. За это время Арлетта успела ощутить, какая у миссис Макмэрфи мягкая рука. Такой нежной кожи она еще не встречала. Совсем как брюшко у белки. Эта гладкая кожа пахла цветами, хотя Арлетта умела различать только запах магнолий и камелий. Ей так понравилось прикосновение руки миссис Макмэрфи, что, даже когда они вошли в аптеку Тибидо, Арлетта не сразу отпустила ее.
– Где ты хочешь сесть: за столиком или у стойки? – спросила миссис Макмэрфи.
Арлетте никогда не разрешали есть мороженое у стойки. Она с братьями и сестрами оставалась в грузовике, а мать шла и покупала каждому рожок с ванильным мороженым за пять центов. Теперь Арлетта догадалась: мать стыдилась своего многочисленного выводка, так же как Арлетта стыдилась своей бедности.
– Я могу постоять на улице, – еле слышно ответила она, пятясь назад.
– Ни в коем случае! Давайте проходите. Я думаю, детям всегда интереснее сидеть у стойки, – сказала миссис Макмэрфи, поднимая Билли Джо и сажая его на стул.
Арлетта тоже уселась. Она не могла допустить, чтобы Билли Джо первым попробовал нечто такое, чего еще не доводилось испытать ей.
– Вот и хорошо! – сказала миссис Макмэрфи. – Теперь выбирай, что ты будешь. Шоколад с солодом? Содовую? Банановый десерт? Только я боюсь, что это будет многовато для твоего маленького животика.
Арлетта смотрела на миссис Макмэрфи как на пришельца с другой планеты. Она не могла понять, о чем идет речь. Что такое содовая? И то, другое… банан, кажется, она сказала?
– Мороженое, – просто ответила она.
– Понятно, милая. Но какое мороженое ты хочешь?
Должно быть, лицо Арлетты выдало ее невежество. Прежде чем она смогла задать вопрос, миссис Макмэрфи взяла ее за подбородок и сжала щеки так, что губы Арлетты сложились в «рыбку».
– Да ты никогда не пробовала содовую, милая?!
Жалость, которая слышалась в голосе миссис Макмэрфи, не понравилась Арлетте. Ей хотелось, чтобы с ней обращались, как с Люсеттой. Но вместе с тем ее мучило любопытство. Она просто должна была узнать, что такое содовая. Очевидно, ее пьют все богатые люди. Арлетта придержала свою гордость и сказала:
– Нет.
– Я так и знала. Терстон! Что я тебе говорила? Могу поспорить, что они ели мороженое не более десятка раз.
Арлетта быстренько сосчитала в уме, сколько раз она ела мороженое. Очень неприятно, но миссис Макмэрфи оказалась права. Она опустила голову.
– Я сама сделаю заказ для тебя и твоего маленького братика, – сказала миссис Макмэрфи. Она жестом подозвала паренька, принимавшего заказы у стойки. – Молодой человек, мы бы хотели шоколадную содовую воду с ванильным мороженым для юной мисс и мягкое сливочное мороженое с фруктами и шоколадными конфетами для ее брата. Мне – вишневый сок. А тебе, Терстон?
– Банановый десерт, – ответил Терстон Макмэрфи.
Когда принесли заказ, у Арлетты глаза полезли на лоб и она, ликуя, захлопала в ладоши.
– В жизни не видала ничего такого!
– Подожди, пока не попробуешь, милая.
Чтобы дотянуться до высокого стакана, Арлетте пришлось привстать на стуле. Сверху она увидела что-то белое, воздушное, что они называли взбитыми сливками с вишней, а когда потянула жидкость через трубочку, то почувствовала вкус шоколада с газировкой и ванильного мороженого, которое помнила со своего дня рождения в Нью-Иберии. Арлетта снова потянула через трубочку, потом отпила, потом потянула еще немного. Она погрузила ложку в нежные взбитые сливки и подождала, пока они растают у нее на языке. Арлетта ела мороженое медленно, и, по мере того как оно таяло, смешиваясь с водой и шоколадом, ей все больше казалось, что никогда в жизни она не пробовала более вкусного лакомства. Под конец она совершенно уверилась, что этот напиток делают в раю. Она испытывала некоторую жалость к сестрам, но не слишком сильно, ведь в воскресной школе они могли обзавестись новыми друзьями.
* * *
Той осенью и зимой две старшие девочки Гербертов пошли в школу, а потом начали выполнять несложную работу в домах прихожан баптистской церкви. Поначалу Мари противилась новым занятиям дочерей, поскольку теперь они меньше помогали по хозяйству, но лишь до тех пор, пока они не начали приносить ей заработанные деньги. Пять центов за стирку, десять – за выглаженную рубашку, пятнадцать – за работу в саду. Мари прятала деньги и обещала девочкам, что не скажет о них Бобби Джо. Сама же она стала требовать от них меньше.
Теперь мелкая домашняя работа, а иногда и кое-что посложнее выпадало на долю Арлетты. Для девочки пяти с половиной лет совсем не просто было мыть посуду, гладить и стирать, но Арлетта знала, как много работает Анжелика, чтобы скопить денег, необходимых для их совместного побега. Анжелика открылась, что отдает Мари только половину тех денег, которые зарабатывает. Она скрывала от Мари, что другая половина, а иногда и больше остается у нее.
Верная своему слову, Анжелика копила деньги. Она говорила о том дне, когда сможет сама купить Арлетте столько шоколадной содовой воды, сколько та захочет. Обещала, что сможет осуществить все их мечты. Анжелика настояла, чтобы Арлетта отдавала ей всю мелочь, которую найдет в карманах брюк Бобби Джо во время стирки. Если там оказывалось больше нескольких центов, деньги отдавались Мари, поскольку она знала, что после очередной ночной попойки муж всегда забывал там сдачу.
Деньги Мари держала в каменном кувшине у входа. Она ничего не говорила Бобби Джо, но Арлетта часто слышала от матери, что однажды она уйдет от него и заберет всех детей с собой.
Глядя на полупустой кувшин, Арлетта понимала, что матери придется ждать всю жизнь, прежде чем она сможет забрать их отсюда.
Арлетта понимала, что должна сама позаботиться о себе.
На Рождество в доме редко случалось что-нибудь интересное, и единственным, чем запомнилось это Рождество, стала молитва, тихонько произнесенная Анжеликой перед сном, которую Арлетта случайно подслушала. Анжелика считала, что сестра уже уснула, подошла к закопченному окну и, глядя в зимнее небо, произнесла:
– Боже, если ты есть там наверху, пойми, мне обязательно нужно вырваться отсюда. Если ты заставишь меня остаться, я убью Бобби Джо. Пожалуйста, укажи мне, как выбраться. Я все сделаю, Господи. Только помоги мне выбраться.
Арлетта никогда раньше не слышала, чтобы сестра просила так горячо, даже когда Бобби Джо бил ее. Лежа с полуоткрытыми глазами, Арлетта видела, как сестра залезла в постель, но не пошевельнулась. Эту ночь, как и многие другие ночи потом, Анжелика спала беспокойно, и Арлетта решила, что она не слишком надеется на помощь Господа, полагаясь больше на себя.
Арлетта твердо верила, что у сестры нет от нее никаких секретов. Они обе почти одновременно приняли одно и то же решение, и обе понимали, что им нужно придумать план побега. Весь месяц Арлетта ждала, когда Анжелика наконец подойдет к ней и расскажет о своем плане.
Однажды, почти в конце месяца, незадолго до того как наступила февральская распутица, Анжелика ушла, забрав с собой все деньги, которые должна была поделить с Арлеттой.
Для Арлетты это предательство было как удар ножа в спину. Она доверяла сестре, надеясь, что та позаботится о ней, поможет убежать, но Анжелика думала только о себе.
Из карманов Бобби Джо Арлетте удалось набрать не меньше пяти долларов. И она глупо, по собственной воле отдала их сестре.
В тот день Арлетта научилась не доверять никому, кроме себя. Тем же утром за Бобби Джо пришла полиция. Его арестовали за изготовление и продажу самогона и за ограбление магазина «Беннетс Дженерэл». Бобби Джо протестовал, утверждая, что был пьян и просто пошутил, но двое полицейских, похоже, смотрели на дело иначе.
Арлетта наблюдала, как полицейские схватили отца. Видела ничего не выражавшее лицо матери, смотревшей, как полицейская машина скрылась в голом лесу. Бобби Джо ушел, но след его жизни, мыслей, поведения остался висеть над лачугой.
«Тюрьма, – думала Арлетта. – Отца отправят в тюрьму». И все же своим детским умишком она считала, что отец сбежал.
Сбежал, как Анжелика. А она осталась здесь, в глухих лесах Луизианы. Ее мучил страх, что она никогда не выберется отсюда.
