Текст книги "Пожар любви"
Автор книги: Кэтрин Лэниган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Глава 22
Арлетта сидела на стуле как пришибленная. Случившееся не укладывалось у нее в голове. Как мог Джей Кей так с ней обойтись? После всего, что она для него сделала!.. Была верной женой, поддерживала нужные для его дела светские контакты, вырастила дочь, которую даже не хотела заводить!
Жить под бдительным присмотром Лили – это все равно что круглые сутки носить узкий жакет. В тот день, когда Джей Кей аннулировал все ее карточки, с Арлеттой случился приступ тревоги, который длился больше месяца. Теперь она чувствовала себя как тогда: сердце колотилось с удивительной частотой. Арлетта ненавидела это ощущение потери власти, контроля над собственным телом.
Положив руку на грудь, Арлетта с силой прижала ее в надежде успокоить сердце. Вместо этого у нее закружилась голова и перехватило дыхание, хотя она даже не пыталась встать. На какую-то долю секунды ей показалось, что она сейчас умрет.
«Я не умру», – сказала она сама себе. Арлетта заставила себя взглянуть в окно на ясное небо, по которому плыли ослепительно белые облака. Отсюда, сверху, она видела Галерею и три прямых улицы: Пост-Оук, Сан-Фелипе и Вудвэй. Она смотрела на поток машин по 610-му кольцу, которые сворачивали на Южное шоссе номер 59, на копошащихся внизу людей. Они куда-то шли, покупали вещи, соответствующие их образу жизни, стараясь сделать свой мирок красивее, светлее, лучше.
«И мне нужно то же самое», – подумала она.
– Фрэнк, я должна поговорить с вами, – наконец произнесла она. – Наедине. – Она скосила глаза в сторону Лили.
– Хорошо, – сказал он. Встав и обойдя письменный стол, он шепнул Лили, Фейт и Вики, чтобы они подождали в приемной. Им оставалось еще подписать бумаги: кроме того, Фрэнк хотел сказать им несколько слов без Арлетты. Они молча кивнули.
Когда Арлетта и Фрэнк остались одни, он подсел к ней поближе, на стул, где до этого сидела Лили.
– Я хочу опротестовать завещание, – твердо сказала Арлетта.
Стоило ей произнести эти слова, как она почувствовала, что сердце забилось медленнее. Значит, она приняла правильное решение.
– Думаю, вы можете это сделать.
– Вы так считаете?
Фрэнк слегка откинулся назад на стуле и сложил руки на коленях, глядя на Арлетту мудрым, спокойным взглядом.
– В наши дни это делается довольно часто. Иногда такая мера оправданна. Но процесс будет стоить вам почти всех сбережений. Придется платить мне и еще одному адвокату. Деньги, которые вы могли бы получить с «Древностей», будут заморожены. А до тех пор пока суд вынесет решение, пройдет столько времени, что вы с ума сойдете… от ожидания. И честно говоря, в вашем случае я совсем не уверен в благоприятном исходе.
– Что? – Арлетта вытаращила глаза от удивления. – Это же самое безумное завещание, о котором я когда-либо слышала! Ни один судья не позволит Джей Кею распоряжаться моей жизнью из могилы! Он хочет отдать все деньги в руки малолетки?
– Согласно закону штата Техас, Лили совершеннолетняя. Но не это главное. Суть в том, что как раз она может опротестовать завещание и наверняка выиграет дело.
– Вы шутите?
– Нисколько. Проработав целый год, она вынуждена, согласно завещанию, передать вам всю прибыль до последнего цента. Могу вам признаться, что у меня в конторе хранится перечень всех ваших трат за последние десять лет. Когда Джей Кей написал завещание, я потребовал составления такого перечня.
Мне самому завещание показалось очень необычным, но таков уж Джей Кей. Так что суд наверняка сочтет, что Лили, делая за вас всю работу, получит слишком маленькое вознаграждение. На нее возложено гораздо большее бремя, чем на вас. Джей Кей полагался исключительно на ее преданность ему и вам, которая не позволит ей уехать из Техаса и все бросить. Подумайте сами, Арлетта. Она ведь не обязана оставаться здесь и содержать вас. Лили может просто умыть руки: уехать, оставив вам «Древности», и жить так, как ей хочется. У вас нет опыта, нет навыка работы в бизнесе. А Лили знает очень много, почти столько же, сколько знал Джей Кей. В последние несколько лет он уделял «Древностям» мало внимания, он слишком увлекся этой шальной погоней за потерянными сокровищами. А Лили вполне может сделать из салона нечто гораздо большее, такое, что Джей Кею и не снилось.
В наши дни каждый может опротестовать завещание, но мне думается, вы должны знать, что вас ожидает. В большинстве случаев, когда завещание аннулируют, в нем имеется какая-нибудь явная несообразность. Либо ключевая фигура в семье совершенно исключена из числа наследников, либо в отношении нее допущена серьезная несправедливость. На вашем накопительном счете не много, всего двадцать пять тысяч долларов, но на расчетном достаточно денег, чтобы вы смогли прожить еще месяца три, если – я подчеркиваю, – если вы научитесь соизмерять ваши расходы. У вас не предвидится никаких крупных расходов на что-либо, кроме еды и предметов первой необходимости. Про экстравагантные наряды, путешествия, стодолларовые прически забудьте.
– Но это же безумие, Фрэнк! Я не могу так жить!
– Придется научиться.
– Я не хочу! – Она недовольно надула губы.
Фрэнк с трудом скрывал раздражение за профессиональной манерой поведения, но чем дольше он разговаривал с Арлеттой, тем яснее осознавал, что это она была ребенком, а Лили – взрослой, о чем ему всегда говорил Джей Кей. Сейчас Фрэнк как никогда восхищался мужеством Джей Кея, который в течение стольких лет жил с этой женщиной. Сложив руки на груди, Фрэнк дал ей выпустить пар.
Арлетта хныкала:
– Вы не понимаете… Джей Кей не понимал… Я должна держаться. Если я не смогу, они станут считать меня нищей. Они отвернутся от меня. Кончатся ленчи… приглашения на обеды. Господи! Уже то, что Джей Кей покинул меня, и так достаточно плохо. Как он мог так поступить со мной!
За свою жизнь Фрэнку довелось присутствовать на оглашении многих завещаний. И хотя он привык к разным странностям в поведении людей и был готов ко всяким откровениям, они всегда вызывали у него чувство неловкости. Он предпочитал сделать дело, получить гонорар и перейти к следующему. Фрэнк привык считать себя хорошим адвокатом именно потому, что никогда не вникал в человеческие слабости – у него не было на это времени. В случаях, подобных теперешнему, он просто делал вид, что его это не касается. Но похоже, ему еще никогда не попадался такой поверхностный и ненадежный человек, как Арлетта.
– Все не так уж плохо, – сказал он. – Вы сможете работать вместе с Лили. В конце концов вы ее мать. Честно говоря, Арлетта, ваше положение представляется мне гораздо более выигрышным. В завещании ничего не сказано о том, что вы обязаны работать, чтобы получить свою часть прибыли.
– Нет, – отозвалась Арлетта, роясь в сумочке в поисках носового платка.
– Я советовал бы вам подумать о том, как помочь Лили. Работа не даст вам скучать, а кроме того, у вас появятся дополнительные деньги на мелкие расходы.
Арлетта вытерла слезы и хлопнула себя по колену.
– Работа? Теперь мне совершенно ясно, что вы сошли с ума, Фрэнк. У меня хватит дел в доме, я должна заботиться о дочери…
– Лили в этом больше не нуждается. Теперь у нее есть свой дом.
– Забудьте об этом, Фрэнк. Я не унижу себя. – Арлетта вспомнила времена до своей встречи с Джей Кеем.
«Ну уж нет! – говорила она про себя. – Я никогда не вернусь к той жизни. Она для меня невозможна. Никогда!»
– Постарайтесь помочь Лили управляться с бизнесом. Насколько я могу судить, она получила не бог весть что. Для начала ей нужно произвести инвентаризацию, чтобы понять, что у нее есть. Это будет нелегко.
– Лили умница, – сказала Арлетта вслух. «Умнее меня. И красивее меня. И молода. У нее есть все. А меня Джей Кей хочет окончательно превратить в ничто. Я этого не потерплю! Я найду выход! Я ему покажу!»
– Лили действительно очень умна, Арлетта. И предана своему отцу. Насколько я ее знаю, она ляжет костьми, но сделает все, чтобы осуществить его мечты.
Взяв себя в руки, Арлетта вздернула подбородок.
– Да, она такая. – Она отвела взгляд. – Она обожала его… до самозабвения.
На душе полегчало. Верно! Любовь к отцу – вот ахиллесова пята Лили! Как же она сразу не догадалась? Арлетта снова повернулась к Фрэнку и протянула ему руку.
– Благодарю вас, Фрэнк. Спасибо, что не пожалели для меня времени. Пожалуй, мне действительно стоит обо всем подумать. Наверно, я просто никак не приду в себя после смерти Джей Кея. Сама не знаю, что лезет в голову.
Поднявшись со стула, Фрэнк проводил Арлетту до двери.
– До свидания, Арлетта. Я позвоню вам.
– Будьте так любезны, – ответила она сладким голосом.
«Слишком сладким», – подумал Фрэнк, закрывая за ней дверь. Он вернулся к столу и позвонил секретарше.
– Освободите для меня приемную и передайте Лили, что я сейчас буду.
– Да, сэр.
Фрэнк направился к двери, и ему показалось, что там, где только что прошла Арлетта, воздух стал холоднее. Он ни на йоту не доверял ей. И надеялся, что Лили тоже.
Глава 23
Зейн отложил поездку в Бостон и, взяв машину напрокат, решил съездить в Бандеру, навестить мать. В последние два дня он много думал об отце и в результате забеспокоился о матери. После отъезда в Нью-Йорк он поддерживал с ней связь только по телефону и ежемесячно посылал деньги. Но Зейн был еще слишком зол на нее за то, как она обошлась с Лили, чтобы приехать самому. Теперь, когда он миновал крутые подъемы и спуски Чертова хребта и увидел каменистые холмы и плоские вершины столовых гор, Зейн почувствовал, как дрогнули сердечные струны, связывавшие его не столько с матерью, сколько с этой землей. Ему недоставало этих мест, недоставало отца. Зейн вдруг понял, что печаль измеряется не временем, она измеряется сердцем.
К Каньон-Лейк он подъехал с востока и оттуда сверху увидел солнце, отражавшееся от поверхности озера и заливавшее золотым светом голые холмы. Домики, столпившиеся вокруг озера, ожидали туристов на выходные, сияя свежескошенными газонами, американскими флагами, развевавшимися во дворах, геранью в огромных мексиканских горшках, установленных в простенках, и садами, сбегавшими к самому берегу озера. Зейн поехал на север от озера, туда, где среди холмов, в стороне от соседей, располагались земли Макалистеров. По каменистой дороге он подкатил к старому дому. Рано утром Зейн звонил матери и сказал, чтобы она ждала его, поэтому он удивился, когда не увидел ее на крыльце перед домом.
– Мама! – позвал он, подойдя к двери. Потом постучал. Подергал дверь, но она оказалась запертой. – Мама! – крикнул он погромче, продолжая стучать.
В доме стояла тишина. Зейн заглянул в маленькое оконце и увидел, что все занавеси опущены. Эту привычку Ханна завела в последние годы болезни мужа, когда он стал ложиться отдыхать после обеда.
В этот момент Зейн услышал скрип замка во внутренней двери и вскоре различил темную фигуру, двигающуюся к выходу. Стукнула задвижка, и дверь открылась.
– Мама? – Зейн уставился на старую женщину, которая, открыв дверь, смотрела на него пустым взглядом.
Ханна не проронила ни слова. Да ей и не надо было ничего говорить. По ее виду Зейн понял все.
Казалось, это она умерла два года назад. Ее седые волосы имели такой вид, будто она не мыла их неделями. Кожа на бледном лице висела не по годам дряблыми складками, а горбилась она так, словно на ее плечах лежали все горести мира. Она двигалась медленно и как-то механически. Однако больше всего Зейна испугало отсутствие света в ее глазах, чувств в ее душе.
– Зейн. – Она обхватила его руками и крепко прижала к себе.
Обнимая мать, он почувствовал, что от нее остались только кожа да кости.
– Мама, как я рад снова увидеть тебя! Снова оказаться дома!
– Проходи. – Ханна отступила назад, чтобы пропустить его в дом. Потом закрыла за ним дверь. – Я поставила чайник на кухне. Будешь пить?
– Да, мама, буду. – Зейн оглядел гостиную. У стены лежали газеты, скопившиеся, вероятно, за все два года. Цветы в горшках засохли, но Ханна даже не позаботилась их выбросить. В большом окне не было стекла, хотя Зейн отлично помнил, что еще в прошлом году послал деньги на ремонт и на новый кондиционер. В доме творилось что-то неладное.
Зейн прошел на кухню.
– Утром, когда ты позвонил, – сказала она, – я подумала, что надо бы испечь твой любимый яблочный пай.
– Нет, мама, я его терпеть не могу. Это папа любил яблочный пай.
– Что? – Ханна медленно повернула голову в его сторону и окинула Зейна долгим недоверчивым взглядом. Потом она пожала плечами, подошла к плите и зажгла газ под старым закопченным чайником.
Зейн оглядел кухню. Хотя она выглядела чистой, он сразу же понял, что порядок навели совсем недавно. Раковину освободили от тарелок и вычистили, но Зейн заметил, что ящики засалены, а пол давно не мыт. Не увидел он на столе и свежих цветов, а ведь мать всегда ставила их, хотя бы самые простые, полевые.
При жизни отца Ханна всегда славилась как превосходная хозяйка. Зейн привык считать ее одержимой и дотошной в этих делах. Теперь ее словно подменили.
Зейн отодвинул деревянный стул, стоявший у стола, и сел. Мать положила в обе чашки по пакетику чая и залила их кипятком. Наверное, кто-нибудь другой не увидел бы в этом ничего странного, но у Зейна в голове зазвенел сигналтревоги. Ханна никогда в жизни не пользовалась чаем в пакетиках. Она всегда покупала самый лучший чай и хранила его о серебряной чайнице, а для заварки брала доставшийся ей от матери китайский чайник с розами. Наполнив чайник кипятком, она накрывала его стеганым чехлом и ставила па кастрюльку с кипятком, чтобы чай как следует заварился.
Зейн смотрел, как мать оперлась руками о стол, а потом медленно опустилась на стул. Она отпила чай, но даже не улыбнулась ему. Ханна ничего не говорила про вкус чая, как делала всегда раньше. У Зейна защемило сердце от мысли, что она сама умерла в тот день, когда похоронила отца. Горе многолико, он знал это. Но то, что он видел перед собой сейчас, показалось ему самым печальным.
– Мама, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – уныло произнесла она.
– Скучаешь без отца?
– Иногда.
– Мам, ты хорошо ешь? Ты совсем похудела.
– Все в порядке.
– Ты часто выбираешься куда-нибудь? Навещать друзей?
– У меня нет друзей.
Зейн удивленно поднял брови.
– Что ты говоришь, мама! У тебя есть друзья. А к преподобному ты ходила? А церковная община? Как они?
– Я больше не хожу туда, – сказала она, отхлебнув еще чаю. Потом вытерла рот рукой, не обратив внимания на бумажную салфетку, лежавшую под локтем.
Никогда Зейн не видел мать такой. У него создалось впечатление, что она сама себе не принадлежит. Он вдруг страшно испугался.
– Мама, расскажи мне, почему ты туда не ходишь?
– Они сбились с пути истинного.
– Не понимаю. – Он покачал головой.
– Они не слушают Господа, как подобает.
– Как это?
– Они не хотят меня слушать, когда я рассказываю, что сказал мне Господь.
Несмотря на то что Ханна повысила голос и Зейн впервые с момента своего приезда заметил в ней проблеск эмоций, ее глаза оставались странно пустыми. Зейн старался быть осторожным, боясь вывести ее из равновесия.
– А когда Господь говорил с тобой?
– В тот день, когда умер твой отец.
– Ты никогда мне не рассказывала.
– Знаю.
– Какое откровение он тебе послал?
Голова Ханны почти незаметно склонилась вправо. Однако Зейн готов был благодарить Бога, заметив это знакомое с детства движение, характерное для нее в минуты успокоения. Значит, что-то все-таки сохранилось. Он понял, что подталкивает ее в правильном направлении.
– Это было прекрасно, Зейн. Видение, которое Он послал мне. Свет, звуки музыки… Я не видела Его, но знаешь, я ощутила Его присутствие. Я почувствовала себя спокойной и счастливой… Меня окружало тепло. А потом Он ушел. Я ненадолго задремала, а позже услышала Его голос, который сказал мне, что твой отец должен был верить, тогда он остался бы жить. – Внезапно лицо Ханны скорчилось в неприятную гримасу. – Он сказал, что твой отец неудачник. Он потерпел неудачу в жизни, Зейн. Он не верил. А должен был верить, когда приехал в Мехико. Я же говорила тебе, что Тэду обязательно надо было ехать туда. Но ты мне не поверил. Нет! Это ты, ты заставил нас вернуться! Отнял у Тэда его шанс! Ты виноват в его смерти! И Господь накажет тебя, Зейн! Он проклял тебя!
Ее голос возвысился до крика. Рот брызгал слюной. Глаза горели. Челюсти свело. Ханна походила на сумасшедшую.
«Моя мать больна! – пронеслось к голове у Зейна. – Моя мать больна!»
Он почувствовал, как из глаз брызнули слезы. Как могло такое случиться? Неужели это произошло в тот день, когда умер отец? Отчего это, от горя? Или болезнь таилась в ней давно и проявила себя с голами?
– Никто меня не проклинал, мама.
– Нет, ты проклят. Ты живешь в городе дьявола. Убийства, наркотики, насилие… Дьявол правит бал в Нью-Йорке. Там живут только люди, одержимые дьяволом.
– Кто тебе это сказал? Господь?
– Нет. Преподобный Майкл Эзертон.
Зейна передернуло от гнева.
– Этот проклятый человек из Мехико? Ты все еще общаешься с ним?
– Да! – возмущенно ответила она. – Он звонит мне каждое, воскресенье.
– Каждое воскресенье! И из-за этого ты больше не видишься со своими друзьями из церковной общины? Ты ведешь беседы с Майклом Эзертоном!
– Да. Он истинно Божий человек. Ему дана власть.
– Какая власть?
– Власть исцелять. Спасать жизни. Спасать души.
Зейну показалось, что у него свело все кишки.
– Мама, в гостиной нет стекла. Я посылал тебе деньги, чтобы его вставить. И на кондиционер. В прошлом месяце ты мне сказала, что надо чинить крышу. Л те деньги, что я посылал тебе каждый месяц на продукты, на уплату налога на собственность и все остальное?.. Что ты с ними сделала?
Губы Ханны растянулись в неприятной, самодовольной усмешке.
– Я послала их Майклу.
– Проклятие!
– Не богохульствуй!
Зейн стукнул по столу с такой силой, что чайная чашка подпрыгнула.
– Иисус знает, кого я проклинаю! Этот Майкл Эзертон – сущий дьявол и шарлатан. Он не божий человек, мама. Он дерьмо собачье! Его надо отдать под суд. Неужели ты не видишь? Скажи, ты что, совсем лишилась рассудка? Он тебе не друг. Могу поспорить, что это он внушил тебе отказаться от своих настоящих друзей. Он убедил тебя, что даже я враг тебе. Ведь так?
Ханна недоверчиво сощурилась.
– Откуда ты знаешь, что он мне говорил?
– Да все эти люди одинаковы, мама. Подбирают беззащитных вроде тебя, отрывают их от друзей, которые могли бы им действительно помочь, убеждают их, что родственники – на самом деле враги, что только они одни знают истину. Они выманивают деньги, уверяя, что это для Господа. Они оболванивают тебя, обманом добиваясь власти над тобой. Знаешь, кто такой Майкл Эзертон? Сектантский идол.
– Нет! Я не желаю больше слушать это богохульство!
– Я только стараюсь объяснить тебе…
– Не желаю слушать!
Зейн не слишком разбирался в сектантстве, но главное он знал. Надо было во что бы то ни стало нащупать дорогу к сердцу матери. Уйди он теперь, и он потеряет ее навсегда. Пусть в течение многих лет между ними существовали противоречия, Ханна оставалась его матерью. Как бы Зейн ни злился на нее, он все-таки ее любил. Зейн решил сделать последнюю отчаянную попытку.
– Мама, помолись со мной, – сказал он и потянулся через стол к се руке.
– Что? – Впервые за этот день глаза Ханны потеплели.
– Возьми меня за руку и помолись со мной.
Она медленно разжала изуродованные артритом пальцы, протянула руку и взялась за руку сына.
– Я люблю тебя, мама. Давай не будем ссориться.
– Не будем. Но ты должен увидеть свет истины.
– Хорошо. Давай попробуем. Помнишь, ты сказала, что в день смерти папы Господь явился к тебе?
– Да.
– Расскажи. Я верю тебе.
– Веришь? – В ее глазах мелькнуло удивление. – В церкви мне никто не поверил. Они считают меня сумасшедшей.
Зейн покачал головой:
– А я нет. Сам не знаю почему, но я верю, что это правда. По крайней мере первая часть, когда ты почувствовала себя согретой и счастливой. Другое дело – конец твоего рассказа. Мне кажется, это просто твои мысли, твоя боль из-за того, что папа ушел. Ты должна отделить одно от другого… Господа от своих мыслей.
– Твой отец ошибался! – твердо произнесла она.
– Нет, мама. Просто ты не можешь простить ему, что он оставил тебя одну. Одиночество ни для кого не благо. Поэтому мне и хочется, чтобы ты снова встретилась со своими друзьями.
– Им нет до меня дела, – прошептала она и уронила голову.
Зейн почувствовал, что ему удалось пробиться сквозь стену.
– Да, это так. Я тоже виноват. Но я люблю тебя. – Он сжал ее руку. – А сейчас я хочу, чтобы ты вспомнила тот момент, когда Господь посетил тебя и ты ощутила тепло. Прочитай молитву вместе со мной.
Они принялись молиться вслух. Через стол Зейн дотянулся до второй руки матери. Внутренний голос подсказывал ему, что, если он дотронется до нее, это физическое прикосновение и душевная связь дадут ему шанс спасти мать. Конечно, Зейн понимал, что за один день не сможет переломить течение болезни, но он мог сделать попытку вернуть ее на путь истинный. Он и сам не мог больше прятаться от прежней боли, закрыв дверь за прошлым. Пока они молились, Зейн дал себе слово навещать мать почаще. Ее надо было хоть иногда увозить из Бандеры, чтобы он не начала снова молиться на Майкла Эзертона. Возможно, стоило свозить ее в Нью-Йорк. Если она увидит, как он живет и работает, то перестанет проклинать этот город. Зейн часто летал в Европу, и это давало ему право купить ей льготный билет. Конечно, она могла не согласиться на это сразу, но он мог и подождать. Мать должна была увидеть мир, другую жизнь. Он верил, что это ей поможет. Они многое могли сделать вдвоем, и Зейн твердо решил заставить Ханну понять, что они нужны друг другу.
Когда молитва закончилась, Зейн стал свидетелем маленького чуда: щеки матери покрылись слабым розоватым румянцем. Ему удалось вернуть ее в мир живых.
Остаток дня Зейн провел, стараясь привести в порядок то, что окружало мать. Он позвал плотника вставить стекло и починить крышу, убедил Ханну съездить с ним в Нью-Браунфелс, где они зашли в супермаркет и накупили еды, которой хватило бы, чтобы два месяца кормить половину Бандеры. Потом сходили в хозяйственный за краской для дома и в цветочный за комнатными растениями. Зейн купил герань, темно-красный шалфей и шесть цветущих кактусов, чтобы посадить перед домом. Он отвел мать в парикмахерскую, где ей вымыли голову и сделали стрижку, купил ей новое выходное платье. На обед они приготовили барбекю, лучше которого Зейн не пробовал за последние два года.
Вернувшись домой, он провозился до поздней ночи, отмывая кухню, сажая цветы, складывая отцовскую одежду. Они решили отдать ее для бездомных в Сан-Антонио. Прежде чем лечь спать, Ханна подошла к сыну и обняла его.
– Это Господь послал мне тебя сегодня.
Зейн поцеловал ее в лоб.
– Да, мама. Это Он.
