Текст книги "Пожар любви"
Автор книги: Кэтрин Лэниган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Часть вторая
Глава 25
1990 год.
Хьюстон
Захваченная мучительными поисками «нового облика» для своего магазина, Лили шарила в письменном столе, пытаясь отыскать накладную на шляпные коробки с кисточками, которые она хотела разместить в витрине. В глубине одного из ящиков ей попалась фотография с ней и Зейном, сделанная во время поминок Джей Кея в доме матери. На фотографии Лили стояла в окружении трех приятельниц Арлетты, а Зейн, смотревший на нее с сочувствием, – чуть поодаль слева. Справа, в самом краю снимка, в полном одиночестве стояла мать. Вглядываясь в ее лицо, Лили поняла, что уже тогда, десять лет назад, у нее в лице появилось это выражение: рот вытянулся в тонкую, плотно сомкнутую линию, глаза впились в Зейна. В течение многих лет Фейт пыталась втолковать Лили, что Арлетта завидует ей, ее способностям, ее взаимоотношениям с Джей Кеем и с Зейном, ее молодости. Лили не хотела верить. Но сейчас она вдруг почувствовала, что даже на фотографии от матери исходит враждебность.
Лили бросила снимок па стол, словно он жег ей пальцы.
И неспроста. Совсем неспроста.
Ее тайная война с матерью год за годом все разгоралась и теперь перешла в открытые боевые действия. В первые месяцы после смерти Джей Кея Арлетта вела атаку в форме постоянных злобных насмешек, пытаясь всячески внушить Лили, что отец не так уж сильно любил ее.
Обычно Лили старалась не обращать на это внимания, говоря себе, что мать не переделаешь и тут она бессильна. Но она всегда помнила завет отца: семья должна держаться вместе. Арлетта – ее мать, и Лили делала все, чтобы сохранить к ней уважение.
Кроме того, в эти первые месяцы им предстояло научиться работать вместе или раз и навсегда решить, что это невозможно, – как уж получится. За все время замужества вклад Арлетты в бизнес состоял в попытках подняться как можно выше по ступеням социальной лестницы хьюстонского общества. Она устраивала у себя дома обеды и вечеринки для потенциальных клиентов мужа. Организовывала дни открытых дверей в магазине, куда приглашались постоянные покупатели, знакомые и, конечно, пресса. Она без устали трудилась в различных благотворительных комитетах, добровольно председательствовала на конкурсе бальных танцев, была сопредседателем Молодежной лиги и ответственной по связям с прессой на «балу зверей». Джей Кей всегда отдавал ей должное и щедро нахваливал ее, особенно в присутствии клиентов.
После смерти мужа Арлетта отошла почти от всей своей благотворительной деятельности.
– Мама, почему ты бросила комитет по проведению «бала зверей»? Ты же им нужна!
– Ты прекрасно знаешь, почему мне пришлось это сделать.
– Объясни мне еще раз.
Держась очень прямо, Арлетта подошла к креслу и элегантным движением опустилась на низкое сиденье.
– Раз ты не можешь заработать столько денег, сколько зарабатывал твой отец…
Лили широко раскрыла глаза и взмахнула руками.
– Ты хоть представляешь, сколько у нас долгов? В общей сложности более пятидесяти тысяч. Пятидесяти!
– Конечно. Мы почти разорены, а все из-за того, что твой отец ничего лучше не придумал, чем оставить дело ребенку.
Стиснув зубы, Лили проглотила этот упрек.
– Я разберусь. Но если ты не начнешь ежедневно ходить на работу, тебе никогда не удастся участвовать в проведении «бала зверей». Я просмотрела папины записи. Каждый год за неделю до праздника мы начинали платить за все подряд: за искусственные ковры под зебру, за синтетическую обивку под леопарда…
– Я уже, наверно, не смогу надеть то платье, в котором была в прошлом году. Все эти годы я экономлю каждое пенни, Лили. У меня все давно изношено. Мне нужно новое вечернее платье.
– Сколько?
– Пять тысяч.
Лили повернулась к матери спиной.
– Это безумие! Мы не можем себе такого позволить. Найди платье подешевле.
– Лили, в этом году мне надо хорошо выглядеть.
– А чем он отличается от другого?
– Я же теперь вдова…
Лили подозрительно взглянула на мать. Вначале она не могла взять в толк, что хочет сказать Арлетта, но, когда поняла, ее буквально затошнило. Мать уже начала подыскивать себе нового мужа.
– Ничем не могу тебе помочь, мама.
Арлетта надменно взглянула на дочь.
– Мне следовало догадаться об этом раньше. – Она поднялась, чтобы уйти. Потом снова обернулась к Лили. – Не жди, что я буду мести тут полы, как ты мне предлагала на той неделе. Я не прислуга.
– Честная работа еще никого не унижала, – огрызнулась Лили.
С этого дня Арлетта не появлялась в магазине целый год. Так началась «холодная война» между матерью и дочерью.
Спустя четыре месяца после смерти Джей Кея Вики спросила Лили, что стало с его одеждой и личными вещами.
– Ничего, насколько мне известно. Я спрашивала маму насчет золотых запонок, которые папа купил в Мексике несколько лет назад. Она ответила, что они у нее. По правде сказать, я так занята, что мне некогда просмотреть его вещи и выбрать что-нибудь на память.
Вики кивнула:
– После того как Фрэнк изъял все, что находилось в кабинете, конечно, мало что осталось, но мне хочется взять один из его шерстяных кардиганов. Просто так, понимаешь?
– Хорошо. Можно пойти туда прямо сейчас и поискать в его шкафу.
– Ты уверена?
Лили обняла тетку.
– Конечно. Я позвоню и узнаю, дома ли мама.
На звонок никто не ответил, но у Лили оставался ключ, и она решила, что сможет сделать все сама.
Арлетте никогда не нравились толстые шерстяные кардиганы, которые носил Джей Кей. Она находила их «слишком кусачими».
Когда они подъехали к долгу и попробовали войти, оказалось, что ключ Лили не подходит.
– Странно. Наверно, Арлетта сменила замок, – предположила Вики.
– Не… не может быть. Неужели она это сделала? Это же мой дом…
– Был твой. Теперь это дом Арлетты, – предупредила Вики.
В это самое время подъехала Арлетта на своем «кадиллаке». Она выскочила из машины и бросилась по дорожке к дому, грозя Лили и Вики зонтиком, как будто перед ней стояли воры.
– Что вы здесь делаете?
– Успокойся, Арлетта, – сказала Вики.
Лили не могла сдержать гнев.
– Зачем ты поменяла замок? Как, интересно, я должна теперь входить?
Бросив взгляд на дочь, Арлетта протиснулась между нею и Вики к двери и достала из сумочки ключ.
– Будешь приходить, когда тебя пригласят. У тебя теперь свой дом.
Вики подмигнула Лили:
– Я же тебе говорила.
Арлетта вскинула голову:
– Говорила? Что?
Не дожидаясь, пока Вики ответит, Лили вставила:
– Что это уже не мой дом.
Отперев замок, Арлетта повернулась к ним и встала на пороге, широко расставив ноги.
– Я спросила, что вам здесь нужно.
Вики глубоко вздохнула.
– Всего-навсего взять один из шерстяных кардиганов Джей Кея. Тебе они никогда не нравились…
– Их здесь нет! – фыркнула Арлетта.
– Ты что, отдала их для бедных? – спросила Лили.
– Они сданы на хранение. – Арлетта скрестила руки на груди. – Ты не получишь ни их, ни чего-либо другого из вещей моего мужа.
– Мама, минуточку! Вики хотела…
В глазах Арлетты сверкнули злые огоньки.
– Мне наплевать, что она хотела. И ты тоже.
Лили уже собиралась возмутиться, но Вики схватила племянницу за руку.
– Я слышала о твоих фокусах, но это уже слишком. Ты ведь сдала одежду и вещи моего брата на хранение не для того, чтобы их сберечь, а для того, чтобы мы не смогли взять их. Ты сделала это назло собственной дочери. Я права?
Арлетта не ответила.
– Знаю, просить тебя бесполезно, в тебе нет ничего человеческого. Но вот что я скажу тебе, Арлетта Митчелл. Если тебе когда-нибудь… когда-нибудь что-либо понадобится, то скорее в аду пойдет снег, чем я пошевельну для тебя пальцем. Поняла?
– Полагаю, что да, – холодно ответила Арлетта.
Схватив племянницу под руку, Вики двинулась к машине. Лили казалось, что она никогда не сможет забыть, как мать стояла на пороге, словно орлица, охраняющая от чужаков свое гнездо. Арлетта первая бросила перчатку. Но прошло немало лет, прежде чем Лили подняла ее.
* * *
Первый раз это случилось в июне 1983-го. В компании четырех светских дам Арлетта сидела за «главным» столиком у «Тони». Лили и Фейт расположились через два столика от них.
– Как ты думаешь, нужно мне подойти? – спросила Лили.
– Нет. Сегодня мой праздник, и я не желаю, чтобы тетя Арлетта его испортила. В конце концов мы с Полом не каждый день оформляем бумаги па свой первый дом.
– О черт, – выругалась Лили, – она идет к нам. А что это с ней за дама в красном?
– Господи! Это же Джун Фаррингтон, жена нефтяного магната. Говорят, у них потрясающий дом в горах. Надо отдать должное тете Арлетте – она все еще на коне.
– Лили! – Подойдя к дочери, Арлетта послала ей воздушный поцелуй и чмокнула воздух около щеки Фейт. – Девочки, хочу познакомить вас с Джун Фаррингтон. Джун, это Лили, моя дочь. А это моя племянница Фейт.
– Лили, – произнесла Джун с безупречной улыбкой, – прошу извинить меня за вторжение, но я бы хотела выразить свое восхищение твоим салоном. На прошлой неделе я заходила, когда тебя не было, и мне очень понравились обеденные стулья времен Карла Четвертого. Просто боюсь, как бы кто-нибудь не перехватил их у меня, прежде чем я успею с тобой договориться.
– Вы правы. Их привезли всего десять дней назад, а ими уже многие интересуются.
– Когда мы сможем обсудить наше дело? – Она быстро полезла в сумочку и, вынув карточку с гравировкой, протянула ее Лили.
– Я позвоню вам сегодня вечером, – пообещала Лили, убирая карточку в портфель.
– Прекрасно, милая.
Когда Лили взглянула на мать, улыбка сползла с ее лица. Арлетта всматривалась в нее так, словно у Лили вдруг по всему лицу выступила сыпь.
– Мама, что случилось?
– Мне просто интересно, что ты думаешь делать с носом.
– С носом?
– Надо же каким-то образом убрать эту дулю на конце и сузить переносицу. – Она повернула голову к Джун. – Лили так давно ни с кем не встречается, даже не помню, сколько времени прошло. Так, может быть, все из-за того, что у нее нос не соответствует лицу? – Она бросила на дочь ледяной взгляд. – Джун знакома с самым лучшим специалистом по пластической хирургии из Нью-Йорка. Правда, Джун?
– Что? Ах да, – промямлила ошарашенная Джун. – Конечно, я с удовольствием порекомендую его тебе, Лили.
Сомнений быть не могло. Арлетту больше не удовлетворяли мелкие колкости и язвительные замечания, сделанные наедине. Ей хотелось иметь зрителей – и чтобы ими стали клиенты Лили. Теперь Арлетта давала ей знать, хотя и не самым удачным способом, что у нее еще есть власть и она владеет ситуацией.
– Спасибо, мама. Как только ты подтянешь себе лицо и подправишь губы, я сразу же последую твоему примеру. – Лили лучезарно улыбнулась и подняла стакан воды со льдом, как бы приветствуя мать. – Я позвоню вам, Джун.
Вне себя от ярости, Арлетта вернулась к своему столику.
Лили и Фейт расхохотались и не могли остановиться до самого десерта.
* * *
Год за годом Арлетта оттачивала свое мастерство игры на эмоциональных струнах дочери и заставляла ее подписывать чеки, когда ей нужны были дополнительные деньги, что случалось довольно часто. Обычно она приглашала Лили на ленч под предлогом того, что хочет передать ей последние счета, полученные по почте от одного из ее благотворительных комитетов. Лили не могла не прийти и не взять с собой чековую книжку.
– Сколько на этот раз?
– Лили, не будь такой грубой. Ты же помнишь, что всегда говорил твой отец? Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе. В конце концов, кроме меня, у тебя никого нет.
– У меня есть Вики и Фейт.
– Это совсем не то.
– Верно, это лучше.
– Хорошо, что отец тебя не слышит.
Лили пришлось повторить вопрос:
– Сколько?
– Я еду в «Лас-Хадас» с Биллом Харлстоном. Нужно купить кое-что из одежды. Три тысячи.
– У тебя есть список?
– Ты его получишь, но сначала выпиши чек.
Лили чувствовала себя агентом ЦРУ, который платит за строго секретную информацию, однако чек она все-таки выписала.
Вымогательство продолжалось до тех пор, пока Лили не положила ему конец, отказавшись платить. Арлетта пришла в страшную ярость, хотя и не показала дочери, до какой степени это ее задело. Она просто поклялась себе, что расквитается с ней.
Лили не могла с уверенностью сказать, когда ревность и раздражение матери переросли в настоящую ненависть, но к 1990 году Арлетта уже встала на тропу мести.
Ноябрьским вечером в понедельник Арлетта сидела с Джун Фаррингтон за обедом в «Риволи», одетая в новый шикарный шерстяной костюм кремового цвета. Чтобы быть уверенной, что все выглядит вполне натурально, она отрепетировала перед зеркалом то, что собиралась поведать Джун.
– Просто не знаю, к кому обратиться, Джун, – начала она, всем своим видом изображая крайнее смущение. Она сложила руки на коленях и потупилась.
Насколько Арлетта ее знала, Джун действительно относилась к ней с симпатией.
– Арлетта, дорогая моя, я никогда не видела тебя такой убитой. Что случилось?
– Моя… дочь…
– Что с Лили?
– Наверно… наверно, в таких случаях не стоит никому ничего рассказывать, но я просто не знаю, как быть.
Манера Арлетты ходить вокруг да около чуть не вывела Джун из себя. Однако она обожала сплетни и ради того, чтобы разнюхать что-нибудь, согласилась бы терпеть сколько потребуется. Из всех, кто периодически мелькал в толпе хьюстонского общества, Лили Митчелл была самой красивой. Джун чувствовала, что обязана все разузнать.
– Если это так серьезно, возможно, тебе лучше посоветоваться со специалистом?
– О, милая. Не думаю, что можно рассказывать об этом чужому человеку. Вряд ли это будет правильно. – Арлетта видела, что Джун еле сдерживает нетерпение. – Вчера я обедала с Ральфом Нотсом. От него мне стало известно, какие слухи ходят про Лили. Он хотел узнать от меня, правда ли это. Он сказал… О Боже, Джун! Это просто ужасно! Я хочу сказать… Не могу поверить, но, если взглянуть на факты, получается, что это правда… – От стыда Арлетта опустила голову. Она сделала маленькую паузу, потом впилась глазами в Джун.
– Наркотики? Сейчас столько людей ими увлекается. Это не так страшно. Я знаю все реабилитационные центры.
Арлетта покачала головой:
– Он имел в виду, что Лили уже почти тридцать лет, а она не замужем.
– И что?
– Она даже не была помолвлена. Говорит, что слишком занята. Я пыталась познакомить ее с хорошими молодыми людьми, но она всегда отказывалась. Шарахалась от них как от чумы. Я хочу сказать…
Внезапно лицо Джун вытянулось от ужаса. Она поднесла руку ко рту.
– Боже, Арлетта! Неужели она лесбиянка?
В ответ Арлетта только кивнула.
– Именно об этом слышал Ральф. Не может быть… Неужели… – Схватив стакан с водой, Джун сделала большой глоток. – Арлетта, Лили, конечно, твоя дочь, но, честно говоря, неудивительно, что люди интересуются. На открытие нового «Паппас-ресторана» она пришла одна, на «бал зверей» – одна. Она часто ездит в эти… археологические экспедиции… и последнее время тоже сама по себе. – Джун накрыла руку Арлетты своей. – Мне очень жаль, дорогая, но я действительно считаю, что ты обязана повлиять на нее.
Не без труда Арлетте все же удалось выдавить из себя слезу.
– Ты ведь никому не скажешь, Джун?
Джун покачала головой и, глядя на нее с выражением самого искреннего участия, сказала:
– Не пророню ни слова.
Через двадцать четыре часа сенсация облетела весь Хьюстон. Лили так и не узнала бы, откуда дует ветер, поскольку никогда не интересовалась сплетнями, даже если они касались ее самой. Однако Фейт смотрела на вещи иначе.
– Ты должна что-то предпринять, Лили.
– Но что? Выйти за кого-нибудь замуж только ради того, чтобы укоротить им языки? Мне некогда. К тому же через пару недель все уляжется само собой.
– Неужели тебе даже не любопытно, кто заварил кашу?
– Какая разница?
– Это может отразиться на твоем бизнесе.
Выключив калькулятор и закрыв чековую книжку, Лили задумалась.
– Ладно. И кто же это, по-твоему?
Фейт приподняла бровь и наклонилась к ней с таинственным видом.
– Я проследила весь путь. Похоже, что твоя мать что-то шепнула Джун Фаррингтон.
– Она не могла! – инстинктивно возразила Лили, пытаясь переварить услышанное. На глазах у нее выступили слезы. – Господи, Фейт! Неужели моя собственная мать так меня ненавидит? Но почему? Что я ей сделала?
– Ты появилась на свет и стала между нею и Джей Кеем. Она перестала быть центром мироздания.
– И что ты предлагаешь?
– Сходи куда-нибудь, с кем-нибудь познакомься. Чаще бывай на людях. Веди себя так же, как она. Не замыкайся в своей скорлупе. Бей Арлетту ее же оружием.
– У меня нет на это времени!
– Если ты ничего не предпримешь, твое дело может пострадать. Что ты тогда станешь делать?
– Ты так считаешь?
Фейт широко улыбнулась.
– Можешь мне поверить.
По совету сестры Лили обошла все стоящие места в компании друзей Пола и друзей этих друзей. Фейт оказалась права. Через несколько недель появилась новая сплетня, заглушившая ту, которую пустила Арлетта. Досужие языки перестали перемалывать Лили Митчелл и ее мнимую гомосексуальность. Однако Лили этого не забыла. Она вернулась к работе, со страхом ожидая, что в самый неподходящий момент неприязнь матери может дать новые всходы.
1990 год.
Нью-Йорк
В первые годы после того, как Лили оставила его, Зейн еще писал ей и звал к себе. В те минуты, когда пустота становилась невыносимой, он звонил, умоляя ее приехать в Нью-Йорк, но Лили каждый раз отказывалась, считая, что это только лишняя травма. Их пути разошлись. Кроме того, она была очень занята разбором счетов, накопившихся за многие месяцы, и приходных ордеров, по которым до сих пор поступали деньги. Лили рассказывала ему о большой распродаже, проведенной ею в магазине, и о том, сколько времени она потратила на рассылку приглашений постоянным клиентам. Но в назначенный день пошел дождь и пришли лишь немногие. Понимая, что нужно расширять клиентуру, Лили затеяла еще одну распродажу и попыталась дать большое объявление в «Хьюстон кроникл», однако из-за того, что Джей Кей своевременно не оплатил счета от «Кроникл», они отказали. Тогда она пошла в «Хьюстон пост», где они никогда прежде не публиковались, и поместила большое объявление за полцены. На этот раз покупателей набрался целый магазин и Лили распродала почти половину из того, что у нее залежалось, Теперь она могла бы заплатить по счетам, но тогда у нее не осталось бы денег на новые закупки. Лили решила брать все подряд: антиквариат, фамильные драгоценности любого стиля, любой эпохи и происхождения. Уже через месяц объем продаж вырос на шестьдесят процентов.
Пренебрегая законами штата Техас, которые запрещали вести торговлю по воскресеньям, Лили увеличила время работы магазина, добавив вечер среды и послеобеденные часы воскресенья. Конечно, она не афишировала воскресные часы и никогда не оформляла продажу этим днем, но в понедельник она звонила каждому клиенту, отобравшему себе что-нибудь накануне, и завершала сделку. Прибыль резко пошла вверх.
Говорить с Лили, делить с ней ее победы и поражения – все это давало Зейну иллюзию ее присутствия, непосредственного общения. Он ждал ее звонков и никогда не забывал напомнить о своей любви. В ответ Лили признавалась, что тоже скучает без него.
В течение нескольких лет Зейн старался убедить свою мать приехать в Нью-Йорк на Рождество. В конце концов Ханна сдалась. Но в самую последнюю минуту изменила свое решение. Зейн, настроенный на то, что Рождество 1984 года мать ни в коем случае не должна встретить одна, приехал в Бандеру сам. Неожиданно появившись в Хьюстоне, он рассчитывал увидеть Лили, но секретарша из «Древностей» сообщила, что Лили уехала отдыхать в Косумель с матерью, Вики и Фейт. По словам секретарши, Лили так устала, что находилась на грани нервного срыва. Зейн не мог отделаться от чувства, что у него перед носом захлопнулась дверь, – ведь Лили ничего не говорила ему о предполагаемой поездке. Однако, вспомнив, что и сам не предупредил о своем приезде в Техас, он заставил себя извинить ее.
Пролетела Пасха, а летом Зейн вдруг заметил, что Лили стала звонить ему совсем редко. Поток писем истончился до отдельных капель, и наконец он получил последнее письмо, в котором она писала, что пора оставить прошлое позади. Неопределенность в их отношениях плохо отражается на ее здоровье. Такого удара Зейн не ожидал. Но что произошло, то произошло.
Снова, с еще большим остервенением он набросился на работу и сам удивился, насколько удачно пошли дела. Благодаря фундаменту, заложенному им в предыдущие пять лет, очередной рывок стал приносить невероятные плоды один за другим.
Зейн не принадлежал к миру сверхбогатых и не жил их жизнью, однако именно они стали ему необходимы для дела. В общении с клиентами он вел себя доброжелательно, лояльно и очень мило. Весть о том, что Зейн Макалистер дает хорошую цену за какую-нибудь вещь, мгновенно облетала всех – от Нью-Йорка до Парижа, Вены и Женевы. Если в Амстердаме появилось что-то выдающееся, у Зейна тут же звонил телефон, и он был готов вылететь ближайшим рейсом в любое время дня и ночи. Зейн стал приносить хозяевам большие деньги. Шли годы, и он осознал, что пора начинать работать на себя. У него возникло желание открыть свое дело. Для этого ему понадобился Френсис Кенсингтон.
– Да в Нью-Йорке консультантов как собак нерезаных. По пенни за фунт, – убеждал его Френсис, пока они ехали по Пятой авеню в только что купленном им «бентли» 1932 года. – После обвала рынка ценных бумаг в восемьдесят седьмом, разгрома передовой компьютерной индустрии, на фоне последних вздохов промышленной эры нам пришлось выбросить на улицу половину белых ньюйоркцев.
– Я все понимаю, Френсис, но мне кажется, что я созрел.
– Ты так много умеешь?
– Да, – тихо, но твердо ответил Зейн. Френсис уже начинал раздражать его, и он все больше убеждался в том, что тот намеренно старается его придерживать. Зейну уже исполнился тридцать один год. Его трудно было назвать ребенком, но для Френсиса он все еще оставался деревенским мальчишкой.
– Ты живешь жизнью, о которой можно мечтать. Платят тебе хорошо. Путешествуешь ты за счет компании. Тебя уважают, и в то же время у тебя не болит голова о том, как вести дело. Налоги ты платишь только за себя…
Зейн жестом перебил его.
– Знаю, Френсис. Слышал все это сотни раз. Но мне этого мало.
– Чего мало? Денег?
– И да и нет. Дело не только в деньгах.
– Чего же тебе не хватает? Надежности? Но собственное дело не дает надежности. Ты становишься зависимым от любого клиента, поставщика, служащего. Они будут твоими боссами.
Зейн отвернулся от старика, лицо которого покраснело, что случалось с ним каждый раз, когда он возбуждался или расстраивался. У Френсиса стало сдавать сердце, и Зейн знал об этом. Переедание и отсутствие физической нагрузки убивали его. Зейн любил Френсиса, уважал его. Ему не хотелось лишиться друга. Поэтому он решил отложить разговор до лучших времен.
– Что ты молчишь? – наседал Френсис.
Зейн смотрел, как тротуары заполнялись людьми: секретари, служащие банков, продавцы магазинов и молодые менеджеры выходили из зданий, направляясь на ленч. Две молодые женщины с фигурами, как у топ-моделей, одетые в яркие мини-платья, остановились у светофора и, вытянув шеи, пытались заглянуть в «бентли». Трудно было не обратить внимания на их глубокие декольте.
Френсис неодобрительно щелкнул языком.
– В женщинах не осталось никакой загадки. Неудивительно, что страна движется к закату.
На светофоре зажегся зеленый, и они быстро проехали перекресток.
– Загадка, – задумчиво произнес Зейн. – Может быть, это-то мне и нужно.
– Может быть. – Френсис посмотрел на него. – А может, тебе просто скучно?
– Пожалуй. – Голос Зейна звучал немного грустно. – Я думал, будет больше… как бы это сказать…
Френсис положил обе руки на серебряную ручку трости.
– Ты прав. Тебе пора отделиться и поискать что-нибудь свое. Чтобы заново ощутить вкус жизни, надо идти вперед. Возможно, тебе пора бросать торговать драгоценностями в розницу. Конечно, это верный заработок, и продвижение по службе тебе гарантировано, но, похоже, тебе нужно что-то другое. Я прав, Зейн?
– Ты всегда говорил, что я слишком молод. Что никто не воспримет меня всерьез.
– И был прав. Но еще я старался поберечь тебя. Бизнес – нелегкое занятие. Я, например, от него устал. Подумываю продать дело.
– Что? Френсис, ты никогда мне об этом не говорил.
– Да. Понимаешь, не люблю болтать раньше времени, пока сам не буду уверен. Одно крупное объединение из Мейна предлагало мне произвести слияние. Я отказался. Тогда они объединились с «Юнайтед Пасифик пейпа». А теперь они вместе хотят купить мое дело. Наверно, я соглашусь. Научу их своим хитростям по вторичной переработке. Взамен они обещают прекратить вырубку лесов. Если это произойдет, я смогу сказать перед смертью, что сделал кое-что полезное для человечества.
– Френсис, это же потрясающе! Честное слово, я рад за тебя!
Повернув свою огромную голову, Френсис взглянул на Зейна. Их нельзя было назвать друзьями в том смысле, в котором Зейн дружил с Майком или Джо, играя с ними в теннис и занимаясь тяжелой атлетикой. И в пивной на перекрестке Восемьдесят восьмой улицы и Третьей авеню по вечерам в пятницу Зейн сидел не с Френсисом, а с Бобом и Кеном. Скорее, Френсис заменял ему отца или мудрого дядюшку, и Зейн с радостью общался бы с ним почаще.
Обычно они проводили вместе послеполуденные воскресные часы. Френсис брал Зейна на прогулки в своей новой машине, и они говорили обо всем подряд: о прочитанных книгах, просмотренных спектаклях, обсуждали светские сплетни и, конечно, будущее Зейна. Однако о своем бизнесе и о своих инвестициях Френсис упоминал лишь изредка, точно так же как никогда не обсуждал с Зейном свои домашние дела. Вообще он был довольно замкнутым человеком, но всегда интересовался делами Зейна.
Френсис казался ему олицетворением мудрости. В свое время он назвал Зейну несколько своих приятелей, которые, по его мнению, могли заинтересоваться ювелирными изделиями, предлагаемыми фирмой «Суизингтон Джуэлс», где теперь работал Зейн. Речь шла об изделиях строгого вкуса в простой оправе, с редкими, великолепными и очень дорогими камнями. Среди приятелей Френсиса не было «денежных мешков», превращавших свои пальцы в выставки в соответствии с размером их банковских счетов, однако любой из них имел достаточно средств, чтобы приобрести старинное украшение, стоимости которого Зейну хватило бы, чтобы начать свое дело. Как ни старался он откладывать понемногу с каждой получки, ему никак не удавалось дотянуть до нужной суммы. Так что годы шли, а мечта все маячила перед ним как нескончаемая дорога.
Долгое время Зейну мешала гордость. Ему казалось унизительным просить о помощи, но однажды он наконец решился и попросил Френсиса предоставить ему заем. Тот ответил, что ждал этой просьбы почти десять лет.
Чтобы проверить Зейна, Френсис дал ему вместо денег прелестную вещицу из своей коллекции. Когда Зейн принес ему вчетверо больше ее стоимости, он вручил ему половину в качестве комиссионных. За этой сделкой последовала другая, потом еще одна, и теперь у Зейна на счету накопилось достаточно, чтобы начать работать самостоятельно.
В течение многих лет во время воскресных прогулок Зейн старательно запоминал все, что Френсис рассказывал ему о своих делах. Вернувшись домой, он переписывал имена и всю остальную информацию о каждом из них. Через десять лет Зейн решил, что обладает всем необходимым. С такой клиентурой он мог ничего не бояться.
Благодаря случайно брошенному Френсисом замечанию Зейн разыскал на одной ферме в Коннектикуте жемчужный головной убор эпохи Возрождения с документами, подтверждающими, что его изготовили во Франции в 1493 году. Бесценная вещь не покидала семью нынешних владельцев в течение двух веков. Однако цепь неудач, преследовавших семью – от заоблачных медицинских счетов до крупных потерь на фондовом рынке и лишения права выкупа закладной, – не оставила им ничего, кроме дома в Коннектикуте. Продав головной убор, они могли обеспечить свое будущее на несколько лет вперед.
Зейн решил не бросаться на первое попавшееся предложение, и ему потребовалось четыре месяца, чтобы найти настоящего покупателя. В Сан-Франциско объявилась писательница, пользовавшаяся фантастическим успехом, которая предложила два миллиона долларов, утверждая, что в ее первом историческом романе она описала именно этот головной убор. Она не давала Зейну покоя до тех пор, пока сделка не была должным образом завершена и оформлена.
Френсис всегда говорил, что знает, чего стоит Зейн. Он очень гордился своей проницательностью. Неизвестно почему, но ему хотелось, чтобы Зейн непременно принял в подарок те возможности, которые давали его личные связи. Если бы не эти связи, а также длинный список сокровищ, находящихся в собственности у частных владельцев, Зейн не мог бы даже мечтать о том, чтобы открыть частную дилерскую фирму, специализирующуюся на старинных украшениях и драгоценных камнях.
– Будь осторожен, Зейн. Не все клиенты будут столь же добропорядочными, как мои друзья.
– Обязательно. Если понадобится, я могу открыть маленький магазинчик: обручальные кольца и все такое…
– Боже! Какая пошлость! – простонал Френсис. – Ты заслуживаешь лучшего. – Он покачал головой. – Ну и фантазер же ты, Зейн Макалистер! Ты же подохнешь со скуки через месяц, и тебе это самому известно.
– Что верно, то верно. Это я сболтнул просто так.
– Мне нравится видеть тебя путешественником, искателем приключений, и, честно говоря, мне приятно будет считать, что ключи к своему успеху ты получил от меня.
– Конечно, ты помогал мне с самого начала. Я тебе очень многим обязан.
– Забудь об этом. – Френсис улыбнулся. – Играй свою игру. В свое время я поступил так же. – Френсис вдруг задумался, мысленно переносясь в другие времена. – Помнишь, как ты поехал отдыхать в Бирму и увидел там рубин в пятьсот каратов? Говоришь, тебе нужны загадки? Ха! А разве недостаточно их в Могоу? Почему все самые удивительные рубины в мире происходят оттуда?
– Я вернулся с тем рубином цвета голубиной крови, который буквально выкрал у тайского торговца.
– Он так ничего и не понял?
– Они верят, что, когда человек смотрит на рубин цвета голубиной крови, он смотрит в лицо бога. Бедняга страдал близорукостью и катарактой и решил, что ничего этого не видит. Он сказал, что рубин фальшивый.
– Я же говорю, что он просто глупец.
– Мне повезло.
– Как все, кто занимается торговлей, я прекрасно знал, что именно тайцев легче всего подкупить, сговориться с ними. Да Боже мой, я даже читал об этом в «Нэшнл джиогрэфик». И что, неужели тебе мало этих тайн? Этих приключений? Уж не собираешься ли ты заняться контрабандой драгоценных камней?
– Нет, конечно. Я повидал достаточно австралийских сапфиров, видел месторождение во Вьетнаме, ездил за ними в Танзанию. Что касается драгоценных камней, думаю, мне стоит съездить в Боготу.
