Текст книги "Пожар любви"
Автор книги: Кэтрин Лэниган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Глава 17
Во сне Лили вдруг услышала, как чей-то голос звал ее. Сначала ей показалось, что это отец, но потом, когда звук стал громче и яснее, она узнала голос Зейна. Он пришел за ней. Звал выйти из комнаты. Лили спотыкаясь вылезла из постели и вышла из спальни. Зейн взял ее за руку и повел по какому-то темному проходу. Когда она протерла глаза и привыкла к темноте, то поняла, что они идут по коридору. Из шкафа в холле он достал замшевую куртку и набросил ей на плечи. В его ковбойке, которую она взяла вместо ночной рубашки, Лили показалась ему смешной и трогательной.
Зейн провел ее через кухню, и они вышли в ночь. От холода Лили окончательно проснулась. Зейн нагнулся и натянул ей на ноги сапоги.
– Что ты делаешь? Куда мы идем?
– К себе, – прошептал он и, обняв, потащил с собой по тропинке, которая вела в его тайное убежище.
Светила полная луна, и на ветках деревьев застыл серебристый свет. Они почти бежали через овраги, холмы и небольшие ущелья. Лили едва не поскользнулась на каменистом выступе. Вдалеке слышались крики сов и койотов.
* * *
За свою жизнь Лили провела много жарких и холодных ночей в лесах Южной Америки и привыкла ходить по пересеченной местности. Она легко находила дорогу между мескитовых деревьев. Неожиданно из норы выскочил крупный заяц.
К тому времени когда они добрались до поляны, окруженной мескитовыми деревьями, оба еле переводили дух. Зейн обнял Лили и прижал к себе, потом снял свою куртку и обернул ее стройное тело. От быстрой ходьбы он разгорячился. Лили поцеловала его в шею, ее руки обхватили Зейна, ощутив упругие, крепкие мышцы у него на спине. Опустив голову ему на грудь, она услышала, как ровно и сильно бьется его сердце.
Зейн приподнял ее лицо за подбородок.
– При лунном свете твои глаза еще красивее, – прошептал он, целуя ее. Под его настойчивым поцелуем губы Лили приоткрылись. Она покорно шла за его желаниями. Пожалуй, в этот момент она нуждалась в Зейне больше, чем он в ней.
Несмотря на все старания не дать неприязни Ханны коснуться ее чувств к Зейну, Лили еще не научилась защищаться от таких ударов. Она чувствовала себя задетой. Чтобы избавиться от этого ощущения, ей нужно было убедиться в любви Зейна. Целуя его в ответ, она еще раз хотела дать ему понять, как сильно любит его. Она верила, что Зейн непременно почувствует это.
Его язык стремился коснуться ее рта, словно в нем таился райский нектар. Расстегнув ковбойку, он стал нежно ласкать ее грудь. Лили застонала. Она почувствовала, как под его пальцами у нее отвердели соски. Томительная волна пробежала где-то в самой глубине ее живота, и Лили ощутила знакомые толчки разгорающейся страсти. Колени ослабели. Казалось, мышцы не выдержат и она упадет.
– Лили, я люблю тебя, – сказал Зейн.
Он бросил куртку на землю. Лили опустилась на нее. Лунный свет играл в ее черных волосах. Не страшась холода, она сняла замшевую куртку и ковбойку и снизу посмотрела на Зейна. В этом взгляде было столько любви, что Зейн невольно оробел. Он опустился на землю, нежно поцеловал ее в губы и снова шепнул, что любит ее.
Лили смотрела, как Зейн снимал футболку, расстегивал джинсы и стягивал их. Под ними ничего не было.
Поежившись, она потянула его к себе, как будто хотела закрыться его телом от ночной прохлады.
– Делай со мной все, что хочешь. – В ее голосе звучала просьба.
Лили почти боялась вновь испытать то невероятной силы ощущение, которое теперь было ей слишком хорошо знакомо.
– Ладно. – Он перевернул ее на спину и лег рядом. Взяв ее руку в свою, он сам направил ее. Лили показалось, что каждая клеточка ее тела наэлектризовалась, и она невольно подумала, испытывает ли Зейн что-нибудь подобное.
С низким страстным стоном он спрятал лицо у нее на груди. Теперь он отпустил ее руку, давая ей полную свободу. Прикоснувшись к шелковистым волосикам у нее между ног, Зейн просунул пальцы внутрь, в тепло.
– О, Зейн, я люблю тебя!
Потом он лег сверху и коленом раздвинул ей ноги. Зейн вошел в нее медленно, сдерживая желание утонуть в ней как можно скорее. Отклонившись назад, он поднял голову и посмотрел на нее.
– Лили, я боюсь сделать тебе больно, но, Господи, я никогда так не хотел тебя, как сейчас. Не могу насытиться тобой.
Лили сжала руками его лицо.
– Любовь моя, я хочу только тебя. Теперь и всегда.
Страсть одержала верх над сомнениями, и Зейн дал ей волю. Он снова и снова погружался в Лили, ощущая ее тепло и влагу. Движения все ускорялись. Лили застонала. Зейн рванулся вперед и почувствовал, как перед ним раскрылись райские врата.
Лили закусила нижнюю губу, стараясь еще немного продлить все возрастающее возбуждение. Ее бедра приподнялись ему навстречу. Она знала лишь одно: ей хотелось, чтобы это продолжалось. Вечно.
Зейн продолжал двигаться, но теперь медленно, и Лили почувствовала, как внутри у нее что-то стало пульсировать. Ей показалось, что она покинула собственное тело и блуждала в каких-то тайных глубинах.
Она опять и опять открывала ему себя, и он проникал все глубже и глубже. Поцеловав его в ухо, Лили зарылась носом в его шею. От него пахло сосной и сандаловым деревом… Совсем как тогда, во сне, который она видела в Копане.
Зейн заполнял все ее существо и сам был полон ею. Он чувствовал, что вот-вот произойдет взрыв, но не хотел, чтобы это случилось слишком рано. Приподнявшись на локтях, он посмотрел на Лили сверху.
Крохотные капельки пота блестели у нее на шее, как маленькие жемчужинки. Она открыла глаза и улыбнулась ему. Зейн попытался перевернуться на спину.
– Не уходи, Зейн, – простонала она. – Не оставляй меня. – Лили крепко прижалась к нему.
Зейн снопа продолжил движения. Закрыв глаза, он не чувствовал ничего, кроме восхитительного наслаждения быть с ней. С его Лили.
А Лили неслась к границам мироздания. Она чувствовала, как тело вырывается за пределы реальности, а из-под опущенных век видела вспыхивающие бриллианты звезд. Позже, возвращаясь назад на землю, она подумала, что если и можно проникнуть в обиталище богов, то единственный ключ к нему – любовь.
От наступившего восторга Зейн застонал и забыл обо всем на свете. Его тело затрепетало и содрогнулось, как будто произошло землетрясение.
– Лили, я люблю тебя. Люблю. Люблю, – снова и снова шептал он ей в ухо. – У меня никогда никого не будет, кроме тебя. Скажи, что ты моя. Сейчас и навсегда.
– Навсегда, Зейн, – прошептала она, и ее влажные стенки сжались в последний раз.
Потом, держа ее в объятиях, Зейн качал Лили как ребенка.
– Бесценная моя, – говорил он, целуя ее лоб, глаза, губы.
Она прижималась к нему, обвивая руками его шею.
– Лили, мы должны быть осторожны. Я никогда себе не прощу, если ты забеременеешь.
– Не бойся. Слава Богу, этого не произошло раньше. Я никому не говорила, даже Фейт, но я была у врача, и он выписал мне таблетки. Я не могла тебя подвести, любовь моя. У тебя такие большие планы. С ребенком их не осуществить.
– Боже мой, Лили! Почему ты мне не сказала? Я бы пошел с тобой.
Лили засмеялась.
– Я хотела сделать это сама. Мне кажется, что я уже достаточно взрослая.
Зейн поцеловал ее.
– Да, ты взрослая. Иногда мне кажется, что ты старше меня.
Поцеловав его еще раз, Лили подумала, что вовсе не чувствует себя такой уж взрослой. Он был всего на три года старше, но порой эта разница казалась ей пропастью. Зейн думал о своем будущем, карьере, жизненных целях, а ее беспокоили лишь выпускные экзамены. Головы ее подруг пухли от проблем типа «в чем пойти на футбол вечером в пятницу» и «стоит ли одеваться всем одинаково». Лили застряла на полдороге между подростковым миром школы и своими «взрослыми» отношениями с Зейном.
Она верила, что полюбила его на всю жизнь. Верила, что когда-нибудь они поженятся, заведут детей. Ее расстраивало, что она всего лишь старшеклассница, а на «детскую любовь» все смотрят как на что-то, имеющее отношение больше к гормональной перестройке организма, чем к интеллекту. Лили была обречена ждать до «положенного времени».
Зейн сел и помог ей надеть рубашку, потом накинул на плечи куртку.
– Пора идти домой. – Он быстро встал и оделся.
По дороге из их святилища Лили держала его за руку. Она думала о том, что хотела бы снова быть с ним, но не на улице и чтобы после этого не надо было расстраиваться. Как хорошо лежать в теплой постели, обнимая друг друга до рассвета! Проснуться рядом с ним и увидеть его лицо.
И снова Лили подумала о том, что их время еще не пришло.
* * *
Когда Зейн и Лили подошли к маленькому заднему крыльцу, там, завернувшись в свое покрывало со свадебными кольцами, стояла Ханна.
Взглянув вверх и увидев пожилую женщину с развевающимися на ветру спутанными волосами, Лили чуть не задохнулась. Освещенная сзади тусклой лампой, Ханна походила на ведьму в капюшоне.
– Мама! – Зейн растерялся не меньше Лили.
– Убери ее отсюда. Этой девке не место в моем доме!
Зейн стиснул руку Лили. Она ответила ему тем же.
– Лили не виновата, – начал он, но Ханна не дала ему договорить.
– Убери ее отсюда! Ты меня слышишь? Сейчас же!
Зейн стиснул зубы.
– Хорошо! – Он попытался пропихнуть Лили в дом, чтобы она смогла одеться.
– Она не войдет! – прорычала Ханна, как бешеная собака. Ее глаза горели ненавистью и чувством собственной правоты. Зейн видел мать такой только однажды. Тогда она излупила его отцовским ремнем для точки бритв до такого состояния, что он не мог говорить. Тогда ему было пять лет, и она могла легко справиться с ним. Но теперь он не намерен позволить ей распоряжаться его жизнью.
С огромным трудом, но Зейну все же удалось сдержать возмущение и злость. Он медленно обернулся к Лили:
– Лили, иди в машину, она не заперта. Все будет хорошо. – Он тряхнул головой в сторону матери. Потом громко, так чтобы Ханна все слышала, произнес: – И если моя мать подойдет к тебе близко, запрись изнутри. Ключи под ковриком. Поезжай в город, там встретимся. Поняла?
Лили обратила внимание на то, что он отдавал команды с той же страстностью, что и его мать.
– Хорошо. – Она повернулась и побежала к машине. Прыгнув внутрь, Лили заперла двери. Сидя в машине, она не сводила глаз с Зейна.
В это время он поднялся по ступенькам, протянул руку и отодвинул мать в сторону. Ханна застыла как вкопанная, и ему показалось, что он двигает каменную статую.
– Она погубит тебя! Господь низвергнет вас в ад!
Зейн не слушал ее. Он прошел прямо в свою комнату, собрал одежду Лили и сложил ее в небольшую холщовую сумку. Потом быстро оглядел комнату, отсеивая взглядом вещи, которые ему не понадобятся. Зейн взял часы «Роллекс», джинсы, башмаки, несколько футболок и свитеров, джинсовую куртку, темный костюм, четыре сорочки и туалетные принадлежности. Схватил бумажник, ключи, свою банковскую книжку, триста долларов, которые ему удалось скопить. Добавил к этому один из альбомов Брюса Спрингстина, оставив на месте тяжелый рок. Взял ежедневник, потом выложил его. У него внезапно возникло ощущение, что он даже не знает прежнего Зейна Макалистера. С этой ночи он будет другим Зейном. Таким, каким ему хочется.
Все его пожитки уместились в одной сумке и армейском вещмешке. «Похвастаться особенно нечем, – подумал он про себя. – Значит, лучшее впереди».
Зейн уже собрался выйти из комнаты, как вдруг его взгляд упал на фотографию, где он был заснят с отцом на оленьем пастбище вблизи Каньон-Лейк. В то время отец еще не был болен. Оба они улыбались, обнимая друг друга. Зейн сунул карточку под мышку и направился по коридору.
Мимо матери он прошел, не проронив ни слова. Ханна наконец заметила сумку.
– Зейн? Что ты делаешь?
– Уезжаю.
– Но ты не можешь!
– Могу и уеду.
Она побежала за сыном, но ноги путались в покрывале. Сбросив его, Ханна выбежала за Зейном на улицу в одних тапочках и длинной ночной рубашке.
Зейн бросил вещи в кузов.
– Насчет денег не волнуйся. Я найду способ заплатить по папиным счетам.
– Но… почему? Ты не можешь уехать из-за этой… девушки!
Зейн обернулся. Его глаза вспыхнули.
– Я уезжаю не из-за нее. Из-за себя. Она здесь ни при чем.
– Куда ты поедешь?
– Не знаю.
Ханна вдруг испугалась.
– Я не разрешаю тебе уезжать! Я вызову полицию! Я буду молиться, чтобы тебя задержали. Господь не даст тебе сделать глупость! Зейн! Она распутница! Помнишь, я тебе говорила? Вернись!
Лили отперла дверцу машины, и Зейн залез внутрь. Он сунул ключ в зажигание. Мотор взревел что есть мочи. Колеса взвизгнули и понеслись по дороге, удаляясь от дома.
Они проехали уже четверть мили, и дом Ханны скрылся из виду. Но звук ее голоса, казалось, все летел за ними над холмами Техаса как резкий, пронзительный крик гарпии.
Первый раз за этот день Зейн молился. Молился о том, чтобы больше никогда не слышать этого звука.
На пороге своего дома Лили обняла Зейна за шею. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не прижимать его слишком сильно. Когда-то она слышала, что любовь подобна птице. Иногда ее надо выпускать на волю, и если она не вернется, значит, это не любовь.
Пока она старалась сдержать слезы, к горлу подступил горячий ком. Лили уже привыкла считать Зейна частью своей жизни. Они любили друг друга. И все же она понимала, что он должен уехать. И дело не в отцовских счетах, которые Зейну надо было оплатить. Ему предстояло найти свою дорогу в жизни.
Вспоминая их ночной разговор, Лили чувствовала себя не в своей тарелке. Зейн не скрывал, что хочет попасть в Нью-Йорк. А она любила Техас, откуда он так мечтал вырваться. Если бы ей пришлось выбирать, она бы жила в деревне. Зейн непременно хотел жить в городе. Лили ничего не оставалось, как надеяться на то, что он вернется к ней. Но как и когда? Лили стало очень страшно.
Глава 18
Лето 1978 года
Лили и Фейт сидели на веранде у миссис Баркер, потягивая домашний лимонад. Дубы в полном летнем наряде сплетали ветки над Юниверсити-бульвар, даря прохладу тем, кто прятался под их кроной.
Накануне миссис Баркер отпраздновала свой день рождения. С четырехлетнего возраста Лили всегда дарила ей цветы на Первое мая и на ее день рождения. Это уже стало традицией, и миссис Баркер ждала своего дня рождения, зная, что Лили преподнесет ей очередной сюрприз.
В этом году Лили подарила ей персиковое мыло и шампунь, шоколадный торт и, конечно, букет летних цветов. Теперь, когда Зейн уехал, у Лили осталось не слишком много поводов устроить себе праздник, поэтому день рождения миссис Баркер она решила отметить с особой пышностью.
– Фейт, у тебя есть молодой человек? – спросила миссис Баркер.
– Да, мэм, – честно призналась Фейт. – Наверное, вы его знаете. Пол Ньюсам. Он живет на вашей улице, немного дальше.
Миссис Баркер улыбнулась.
– Я знаю. Просто решила тебя проверить. – Старушка захихикала. – Я видела, как вы возвращались из школы. – Она наклонилась вперед в своем старинном зеленом плетеном кресле, сиденье которого украшали красные с зеленым английские розы. – Я даже видела, как он поцеловал вас, юная леди. – Она игриво погрозила девушке искривленным от артрита пальцем.
– О, миссис Баркер… – Щеки Фейт зарделись.
– Просто не верится! – удивленно воскликнула миссис Баркер. – Я и не подозревала, что современные девушки еще не разучились краснеть. Иной раз по телевизору показывают такое, что я просто закрываю глаза!
Лили засмеялась. Фейт тоже.
– Мне стыдно за нынешнюю молодежь, – задумчиво произнесла старушка.
– Почему? – заинтересовалась Лили.
– Никакой романтики. Только секс, секс и секс. Никакой тайны.
Лили притворно вытаращила глаза, глядя на сестру. Фейт чуть не расхохоталась.
– Так смешно, когда вы говорите о… сексе, миссис Баркер.
– Отчего же? – Она подлила себе лимонаду и отрезала большущий кусок шоколадного торта с кремом.
– Дело в том… ну, – засмеялась Лили, – вы ведь уже не молоды.
– Вот именно! – сказала миссис Баркер, властно взмахнув вилкой в воздухе. – Поэтому-то я и могу судить обо всем.
– Миссис Баркер, вы же не хотите сказать, что подсматривали за нами с Полом?
Миссис Баркер рассмеялась.
– Знаешь, дорогая, раз уж вы выбрали мой дуб, чтобы целоваться под ним, мне очень трудно было вас не заметить.
Фейт снова покраснела.
– Вы собираетесь пожениться?
Фейт кивнула:
– Когда он кончит колледж. Ждать еще долго.
Лили подскочила ближе.
– Ты мне об этом не говорила. Когда это вы решили?
– На большой перемене. Мы обо всем договорились. Но придется подождать. Пол собирается учиться в Хьюстонском университете. Я не хочу мешать ему сделать карьеру, – искренне сказала Фейт.
– А как ты сама? – продолжала допрос Лили.
Фейт шмыгнула носом.
– Из меня ничего не выйдет. Во всяком случае, я не знаю, чем бы мне хотелось заниматься.
Миссис Баркер с интересом слушала их.
– Но ты-то будешь учиться, Лили?
– О да, мэм. Я собираюсь стать антропологом. Кроме того, я, наверное, буду помогать папе в «Древностях». Он уже сейчас вводит меня в курс дела. Этим летом я работаю у него.
– А ты, Фейт? Чем ты занимаешься?
– Работаю в больничном буфете. Потом у меня занятия теннисом, и я подумываю об уроках верховой езды. Я тоже хочу поступить в колледж, но не раньше января. До последнего времени я вообще не могла решить, нужно ли мне учиться дальше.
– Ты собираешься поступать? – спросила Лили.
– Правда? – вставила миссис Баркер. – И на какой факультет?
– Наверно, на гуманитарный. Мама говорит, что первый курс везде интересный. Если не понравится, пойду работать.
– Кем же? – наседала Лили.
В конце концов Фейт надоело высокомерное обращение сестры.
– Не знаю, Лили. Что-нибудь подыщу. Может, мне стоит составить тебе конкуренцию у дяди Джей Кея, а?
– Извини, Фейт. Просто раньше ты говорила только о том, что хорошо бы Пол сделал тебе предложение, а теперь, когда он его сделал, у тебя в голове появилось столько всего… Колледж, работа. По-моему, это здорово.
– Ты так считаешь?
– Конечно! – Лили искренне улыбнулась ей.
Фейт пожала плечами.
– Не знаю. Когда мы с Полом обсуждали, сколько придется ждать, прежде чем мы сможем пожениться, я подумала: «Черт! Я же умру со скуки, дожидаясь свадьбы!»
Лили кивнула:
– И ты не ошиблась, Фейт.
Миссис Баркер улыбнулась Лили.
– А ты как, Лили? Тебе ведь скоро… шестнадцать?
– Семнадцать, через две недели.
– Боже мой! Ну, значит, и у тебя скоро появится молодой человек.
– У нее уже есть друг, – поспешила вставить Фейт, тут же встретив укоризненный взгляд сестры.
– Это правда, Лили? Почему я о нем ничего не знаю?
– Наверное, потому, что он далеко отсюда. – Лили взглянула на дубы сквозь стекла веранды. – Он в Нью-Йорке.
– И как же тебя угораздило познакомиться с молодым человеком, который живет так далеко?
– Раньше он жил здесь, – произнесла Лили вслух, а про себя подумала: «Когда любил меня». – У него умер отец. – «А я умираю каждый день, с тех пор как он уехал». – Его мать слегка сдвинулась после похорон. – «Из-за меня он порвал с ней». – И он уехал в Нью-Йорк. – «И больше я о нем не слышала».
– Но он приедет повидаться с тобой этим летом? – Миссис Баркер была совершенно заинтригована.
– Он ничего не обещал. У него много дел. – «На самом деле он уехал две недели назад, и я не имею ни малейшего представления о том, что он делает». – Он хочет изучить все, что связано с торговлей старинными драгоценностями. Надеется, что когда-нибудь будет работать в «Кристи».
– А ты не собираешься поехать в Нью-Йорк, сделать ему сюрприз? Это так романтично! – Миссис Баркер прижала к груди изуродованные артритом руки.
– У меня работа, миссис Баркер. Надо накопить денег на учебу, чтобы в один прекрасный день стать знаменитым антропологом. – «Он не звал меня».
– Все еще собираешься сделать великое открытие? – спросила Фейт.
Лили смотрела на красные и белые бегонии, которые росли в саду миссис Баркер. Никогда она не могла понять, почему бегонии у нее в два раза крупнее, чем у всех остальных.
– Да, – наконец ответила она. – Я собираюсь сделать открытие, которое изменит представления человечества. – А где-то совсем глубоко мелькнула мысль: «И может быть, наконец смогу вернуть свою любовь».
Глава 19
Зейн приехал в Нью-Йорк почти без денег и без образования, но не с пустыми руками. Все его состояние легко умещалось на ладони. Это было колье девятнадцатого века из Севильи: платина с черным гагатом и аквамаринами. В другой руке Зейн держал бумаги, подтверждавшие его подлинность. Колье вместе с парой бриллиантовых сережек и испанским гребнем 1835 года изготовления, сделанным из раковины морского ушка с жемчугом, – вот все, что осталось от его коллекции испанских ювелирных изделий. Зейн собирался продать эти вещи в Нью-Йорке как можно дороже и тут же вернуться назад в Техас, к Лили.
Он надеялся выручить достаточно денег, чтобы залатать огромную дыру, пробитую в семейном бюджете долгами, накопившимися за время болезни отца. Это он и имел в виду, когда просил мать не беспокоиться. Однако правда состояла в том, что он не собирался больше терпеть ее выходки. В доме Макалистеров скопилось слишком много боли и раздражения, и Зейн больше не мог оставаться в Бандере.
Получив комнату в Христианском союзе, Зейн отправился прямо в «Мелтон» – респектабельный салон ювелирного антиквариата. Однако ему так и не удалось поговорить ни с менеджером, ни с кем-либо еще. Зейн ничего не знал о том, что в «Мелтон» как раз готовились к проведению одного из крупнейших аукционов века по продаже драгоценностей из частной коллекции. Скончался Хэзлетон Уиннингхэм Четвертый и не оставил вдове ни гроша. Чтобы оплатить карточные долги своего супруга, ей пришлось выставить на продажу особняк и коллекцию произведений искусства. За ней остались земли в Бока-Рейтон и квартира в Лондоне.
Когда Зейн Макалистер, восемнадцатилетний деревенский парень из Западного Техаса, появился на пороге изысканного офиса «Мелтон» на Пятой авеню одетый в дешевый костюм из полиэстра и ковбойские сапоги, секретарь, ведущий прием посетителей, принял его за одного из разносчиков «поющих телеграмм». Зейн вызвал у него только насмешливую улыбку и больше ничего.
Он почти ничего не знал о Нью-Йорке, кроме одного: если тебе нужны деньги, надо идти на Уолл-стрит. Поэтому он спросил, как пройти на фондовую биржу. Понаблюдав почти полчаса за суетой торговцев в море газет, он вдруг сообразил, что через полчаса биржа закроется. Без пяти три он уже стоял у парадного подъезда и внимательно изучал брокеров и продавцов ценных бумаг, выходивших из здания.
Он вглядывался в бесцветные лица молодых брокеров, готовых лезть из кожи вон, чтобы доказать своим клиентам, а главное – самим себе, что они люди с положением. Ему нужны были совсем другие люди. Эти тратили деньги на броские безделушки, стараясь произвести впечатление на окружающих. Они не покупали дорогих фамильных вещей. Зейн искал мужчин постарше: в дорогих костюмах классического стиля, ездивших в таких же дорогих автомобилях.
Его выбор пал на Френсиса Кенсингтона. Зейн подошел к выходившему из здания биржи человеку в темно-сером костюме в темную полоску, белой рубашке, сшитой на заказ, и серо-коричневом галстуке. Он обратил внимание на золотую с жемчугом булавку на галстуке. Человек из тех, кого трудно удивить. Зейн понял, что держаться надо просто.
– Простите, сэр, – начал он, когда мужчина подошел к обочине и поднял зонт, давая знак шоферу, ожидавшему чуть поодаль.
– Да? – отозвался тот, не глядя на Зейна.
– Меня зовут Зейн Макалистер, я только что приехал из Бандеры, штат Техас, и хочу вам кое-что показать.
По круглому лицу мужчины пробежала тень сомнения. Его тяжелые брови сошлись на переносице.
– Я вас не знаю.
– Конечно, сэр. Но мне кажется, нам стоит познакомиться. Я продаю красивую старинную вещь. Понимаете, моему отцу пришлось делать операцию…
Мужчина расхохотался так, что щеки у него покраснели.
– Придумал бы что-нибудь получше, сынок. Здесь Нью-Йорк.
– Понимаю, сэр.
Подъехал лимузин. Шофер остановил машину и вышел. Зейн чувствовал, что время уходит.
Он полез в карман джинсовой куртки и достал завернутое в бумагу колье.
– Я ходил в «Мелтон», – произнес он, держа колье так, чтобы мужчина мог видеть его. – Там сказали, что у них нет времени.
Шофер открыл хозяину дверцу машины. Зейн не унимался. Он повернул колье, и камни заиграли на солнце.
– Оно настоящее, сэр. Девятнадцатый век. У меня есть все документы, подтверждающие его ценность и подлинность. Я могу рассказать вам всю его историю. Оно было изготовлено в Севилье, а позже продано известной принцессе.
В глазах Френсиса Кенсингтона, прикрытых тяжелыми веками, сверкнуло любопытство.
Шофер стоял рядом, ожидая, когда хозяин сядет в машину. Зейн бросил взгляд на шофера, потом снова на толстяка.
– Мой папа умер. Мне нужны деньги.
– Убери колье, пока кто-нибудь не увидел его и не украл.
Зейн повиновался. Френсис Кенсингтон неловко влез в лимузин. Шофер начал закрывать дверцу. Френсис протянул вперед зонт, остановив его, потом посмотрел на Зейна:
– Ладно, садись. Не могу же я читать твои бумаги посреди улицы.
Зейн давно знал, что открыто радоваться в подобных обстоятельствах вредно для дела, но забыл об этом. Он чуть не запрыгал от радости посреди Уолл-стрит. Потом сообразил, что на это времени ему не дадут, и нырнул в машину. Шофер захлопнул дверцу.
Часом позже Зейн уже закончил дело.
Френсис Кенсингтон владел домами в Париже, Лондоне, Манхэттене и Вейле. Бездетный холостяк, он стоял во главе колоссальной бумажной империи. Компания Френсиса «Глоубэл пейпа» представляла собой новейшее производство по переработке макулатуры. Он никогда не покупал ничего нового, пока не убеждался, что ему это необходимо. Все его дома были старыми, со старинной мебелью и антиквариатом. Свой лимузин он купил пять лет назад у арабского шейха. Другое дело – одежда. Френсис заказывал ее у самого лучшего портного в Лондоне, а так как весил он двести шестьдесят пять фунтов, она стоила ему кучу денег. Однако денег у Френсиса Кенсингтона было очень много. И он собирался заработать еще.
Ел он только в самых шикарных ресторанах. Его дома располагались в лучших районах. Его друзья принадлежали к элите нью-йоркского общества. Издатели, владельцы контор, банкиры. И все они любили Френсиса.
Он делал щедрые пожертвования на благотворительные цели и прекрасно подходил на роль кавалера для вдов и разведенных, которым хотелось видеть свои фотографии в светских изданиях. Френсис славился своей филантропией. Поскольку у него не было детей и в свои пятьдесят пять он считал себя слишком старым для отцовства, Френсис решил сделать все, чтобы после его ухода мир стал лучше.
В наследство от матери он получил три четверти миллиона долларов и решил вложить их в переработку макулатуры. Френсис верил в то, что лет через десять, а может, и раньше «Глоубэл пейпа» оправдает свое название. Опережая свое время, он объявил крестовый поход против хлористо-углеродных соединений, уничтожения джунглей, неоправданного использования пластиков и сброса химических отходов в водоемы страны. Френсис стал правой рукой Управления по охране окружающей среды.
Однако чтобы повернуть ход истории, требовалось очень много денег. Поэтому Френсис не гнушался ничем, стараясь заставить свои деньги работать. В Токио он нанял брокеров для работы на фондовой бирже и теперь, как ястреб, следил за японским рынком ценных бумаг. Он познакомился с финансовыми экспертами из Лугано, в Швейцарии, а в Нью-Йорке отвел целый этаж в помещении «Глоубэл пейпа», где молодые интеллектуалы занимались управлением капиталами Френсиса Кенсингтона.
Френсис знал всех в «Кристи», «Сотби» и, конечно, в «Мелтон». Когда он увидел испанское колье Зейна, то сразу же понял, что оно подлинное. Этот молодой парень, которого не приняли в «Мелтон», очень удивил его. Еще больше его поразило, что в толпе людей, выходивших из здания биржи, Зейн выбрал именно его.
«Конечно, он провинциал, но совсем не глупый, – думал он. – Совсем не глупый».
Ему всегда хотелось, чтобы на него работали именно такие люди.
– Сколько ты хочешь за колье?
– Тридцать тысяч. – Зейн намеренно завысил цену, чтобы прощупать клиента.
– Двадцать.
– Двадцать восемь.
– Двадцать пять.
– Согласен.
Открыв портфель, Френсис достал чековую книжку и выписал чек на двадцать пять тысяч долларов.
Зейн вынул колье из кармана куртки и протянул его Френсису.
– С вами приятно иметь дело. – Он сложил бумаги, подтверждавшие подлинность колье, и передал их Френсису, а тот вручил ему чек.
– Что ты собираешься делать с деньгами, сынок? – Френсис улыбнулся и опустил взгляд на грязные, ободранные ковбойские сапоги Зейна.
– Я же говорил вам. У меня очень тяжело болел отец. Когда он умер, осталась целая гора долгов. Поеду домой и постараюсь расплатиться.
– Двадцать пять тысяч – это очень большие деньга… Сколько же тебе нужно?
– Почти вчетверо больше. Папа болел раком. Почти два года он сражался с ним. Мама одна…
– Скучаешь без нее? – перебил Френсис.
– Вообще-то нет. Честно говоря, я рад, что оторвался от той жизни. Мы с ней… Не стоит об этом.
Френсис задумался.
– Такое случается. Даже в самых крепких семьях. Родители подчас не хотят нас отпускать.
– Да.
– Скажи-ка мне, Зейн. Почему ты не смог продать эту вещь «Мелтон»?
Зейн пожал плечами:
– Им было некогда со мной заниматься, а я не мог ждать.
– А-а, понятно. Ты нетерпеливый.
Зейн щелкнул языком.
– Это бывает полезно. Иногда. Как в этот раз, например. Тебе нужно много денег, чтобы помочь матери. Я просто размышляю. Что, если, вернувшись в Техас, ты не найдешь покупателей для других вещей? У тебя ведь есть… что-то еще?
– Да. Но совсем не того качества. – Зейну нравилось беседовать с Френсисом. Ему казалось, что тот знает больше, чем любой из тех, с кем ему доводилось встречаться. – У меня верный глаз на антиквариат. Отец был самым лучшим экспертом в Техасе. Он научил меня всему, что знал, но…
– Да ладно. Говори.
– Боюсь, что это прозвучит неуважительно к покойному, но мне кажется, я еще очень многого не знаю. А мне бы хотелось знать все. Но в Техасе не научишься. Я всегда считал, что надо жить в Нью-Йорке. Именно здесь я смогу добиться того, о чем мечтаю.
Френсис только того и ждал.
– Тогда зачем тебе возвращаться?
Зейн на минуту задумался. В его голове на мгновение возник образ Лили. За весь день он впервые вспомнил о ней.
– У меня там девушка.
– Она тебя любит?
– Да.
– Тогда она подождет. К тому же ни одна девушка или женщина не захочет иметь дело с мужчиной, который не может ее обеспечить.
Зейн засмеялся:
– Вы не знаете Лили. Она и сама не пропадет.
– Может, и так. Но у меня к тебе предложение.
– Сэр? – Зейн весь превратился в слух.
– Я попробую устроить тебя в «Мелтон», и, если они согласятся взять – а они, конечно, согласятся, когда увидят тебя в деле, – ты за это будешь мне сообщать, когда у них появится что-нибудь стоящее, вроде твоего колье.
