Текст книги "Пожар любви"
Автор книги: Кэтрин Лэниган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Арлетта улыбнулась мужу. Пожалуй, сейчас не время давить насчет денег. Надо дать ему прийти в себя. В то же время она отметила, что в отношении Лили и Зейна у них было гораздо больше общего, чем ей казалось. Ее злость совершенно испарилась.
– И в кого ты такой умный, Джей Кей?
Он игриво усмехнулся:
– Просто мне везет.
Глава 15
Преподобный Майкл Эзертон оказался маленьким бесцветным человеком. Он утверждал, что ему тридцать три, но выглядел на все сорок. Телосложения он был хлипкого, носил черные усики, а его голубоватые глаза могли утихомирить даже ураган. Он говорил успокаивающим, заботливым голосом, от которого Ханне, Тэду и Зейну сразу стало как-то легче. Рассказав Макалистерам обо всех сотворенных им исцелениях, он сразу же дал им понять, что является всего лишь инструментом в руках Господних. И они ему поверили.
Мистер Эзертон строил на окраине Мехико комплекс для больных, приезжавших к нему лечиться.
– Пока у нас готовы только офисы и несколько бунгало, где могут останавливаться пациенты, но скоро мы построим здесь лечебный корпус. – Он указал на пустырь.
Приложив руку козырьком к глазам, Зейн посмотрел в ту сторону. Судя по всему, бетонные блоки завезли минимум год назад, поскольку они на два фута заросли травой. Должно быть, что-то сдерживало реализацию планов мистера Эзертона.
– Зачем вам больница, если вы в состоянии исцелить любого? – спросил Зейн.
Преподобный сначала взглянул в обожающие глаза Ханны, а уж потом повернулся к Зейну:
– Возможно, в один прекрасный день, сын мой, слово истины достигнет каждого страждущего в этом мире и все они соберутся здесь. Их будет столько, что я не смогу осмотреть всех за день.
– Значит, вам достаточно одного дня?
– Обычно да. Иногда немного больше. Я не задаю вопросов Господу, сын мой. Если на то будет Его воля, твой отец исцелится.
Произнося последние слова, преподобный повысил голос, как бы желая особо выделить их. Зейну не понравилось, что, показывая свой комплекс, человек постоянно дотрагивался то до руки, то до плеча его матери, заставляя ее поворачиваться то туда, то сюда. Зейн решил, что для священника он слишком фамильярен, и не мог взять в толк, какое отношение все это имело к лечению отца.
Возникали и другие вопросы. Например, почему он не выстроит всех пациентов в шеренгу и не исцелит их одного за другим, творя тысячу чудес за день? Если он может вылечить всех и каждого, то почему не сделает этого? Почему он так мало известен? И как могло случиться, что мать лишь недавно узнала о нем, и почему именно в их маленькой церквушке в Бандере? Каким образом до сих пор существовали больницы вроде госпиталя Андерсона, если этот человек мог вылечить всех больных раком?
– Мам. Мне кажется, нам надо идти назад к папе, – сказал Зейн. – Мы ведь приехали ради него. – Его глаза впились в руку мистера Эзертона, слишком вольно расположившуюся на руке Ханны.
– Да, дорогой, – ответила она как-то слишком легкомысленно, отведя взгляд от преподобного.
– Да, – вставил целитель, – безусловно. Ступайте к вашему дорогому супругу. Отдохните. Поужинать можно в кафе в административном корпусе. Увидимся в половине девятого в капелле.
– О, благодарю вас, преподобный, благодарю вас, – никак не могла успокоиться Ханна.
Зейн сделал вид, что солнце светит ему прямо в глаза, и отвернулся от священника.
– Пойдем, мама.
Ханна в сопровождении сына двинулась по бетонной дорожке в направлении деревянных домиков.
Когда они вошли в свое бунгало, Зейну стоило большого труда промолчать. Тэд лежал на дешевой неудобной кровати, покрытой грубым пледом. Кондиционера не было, и его беспокоили две летавшие по комнате мухи.
– Папа, ну как ты?
– Немного лучше, сынок, – ответил Тэд слабым голосом.
Ханна подошла к постели, встала на колени и взяла мужа за руку.
– Завтра утром преподобный сотворит исцеление, мой дорогой. Вот увидишь. Вера способна двигать горы. Веруй, и ты обретешь рай. Так говорил Иисус.
Тэд закрыл глаза. Зейн посмотрел на мать. С первого же взгляда он понял, что отцу ничуть ни лучше. Тэд совсем побледнел, и голос его звучал слабее, чем обычно.
Ханна положила руку на колено сына. По ее лучезарной улыбке Зейн понял, что она в полной эйфории.
– Вот увидишь. Завтра ты увидишь, что я была права. Иисус спасет его. Я знаю, спасет!
На следующее утро Тэд чувствовал себя так плохо, что не смог сам дойти до капеллы и сестре пришлось дать ему коляску. Пока Ханна с сыном везли его до капеллы из белого кирпича, у нее закружилась голова. Она сказала Зейну, что совсем не спала. Почти всю ночь она па коленях молилась за Тэда. Ее восторг, неистовая вера и предвкушение чуда невольно воодушевили Зейна.
Зейн катил коляску по бетону, и каждый раз, когда она задевала за выступ или выбоину неровного покрытия, он чувствовал боль отца как свою собственную. Зейн взял с собой все обезболивающие, но ему казалось, что они больше не помогали отцу. Тэд стал к ним невосприимчив.
Войдя внутрь маленькой капеллы, Зейн поразился количеству людей, заполнявших скамьи. На вид их было больше сотни. Они с матерью сели в пятом ряду от конца, поставив коляску с Тэдом в проходе.
Преподобный Майкл Эзертон подошел к своей кафедре и начал службу. Минут десять Зейн слушал его внимательно, потом невольно отвлекся. Он сам не знал, чего ожидал, но явно чего-то большего. Они приехали не для того, чтобы послушать богослужение, а за исцелением. Зейн злился на то, что отец должен сидеть и слушать эту длинную службу. Ему и самому не сиделось, он то скрещивал руки, то возвращал их в прежнее положение. Мать с таким благоговением внимала тому, что говорил преподобный, что Зейну хотелось ткнуть ее чем-нибудь, чтобы вернуть на землю. Он повернулся к отцу и увидел, что тот смотрит на него.
Зейн попытался улыбнуться ему, но у него не слишком получилось. Тэд еле заметно улыбался в ответ.
Выражение безнадежности в глазах отца потрясло Зейна. Наконец-то он понял. Тэд верил в чудесное исцеление не больше его самого, но он согласился на все эти мучения из любви к жене. Бросив взгляд на мать, Зейн вдруг почувствовал жгучее презрение. Ханна и вполовину не любила мужа так, как Тэд любил се. Ей так хотелось доказать свою правоту, что она принесла в жертву своей вере последние дни мужа, обрекая его на лишние страдания.
Зейн сжал кулаки. Ему хотелось ударить кого-нибудь… Хотелось плакать, кричать, забрать отца из этого сумасшедшего дома, туда, где он мог бы умереть спокойно. Но он чувствовал себя беспомощным и ненавидел себя за это ощущение.
Наконец мистер Эзертон попросил тех, кто нуждается в исцелении, выйти вперед по одному. Поднялась пожилая негритянка, сидевшая в первом ряду. Увидев ее белую трость, Зейн понял, что она слепая. Он смотрел, как преподобный возложил руки на голову женщине и легким движением провел пальцами по глазам.
Внезапно она воздела руки вверх.
– Я вижу! – воскликнула женщина. – Господь явил свою милость, я вижу! – громко запричитала она.
Вокруг нее столпилось несколько человек. Зейн видел, как сияло ее лицо. Она действительно вела себя как зрячая. Отбросив трость, она вернулась на свое место без посторонней помощи.
Вперед вышла другая женщина, и священник положил ей руку на область сердца. Он прочитал молитву и процитировал Иакова. Женщина подняла опущенную голову и бросилась к нему на шею.
– Я вылечилась! Исцелилась! Исцелилась!
– А что у нее было? – спросил Зейн, но мать не обратила на него внимания.
– Теперь те, кто сидит в колясках. Самые страждущие. Двигайтесь вперед.
Вскочив на ноги, Ханна буквально отпихнула Зейна.
– Я повезу отца!
Зейн последовал за ней. Перед ними стояло еще пять колясок. Зейн наблюдал все исцеления и заметил, что, хотя пациенты улыбались, после того как проповедник возлагал на них руки, никаких чудес не происходило. Ни один из них не встал с коляски и не ушел полностью исцеленным, как библейский паралитик.
К тому моменту, когда подошла очередь Тэда, Зейн уже чувствовал заметное недоверие. Преподобный стал молиться над отцом.
– Наложением рук на голову твою, как делал это Господь наш Иисус Христос, я призываю Господа Иисуса излечить твое больное тело от всех хворей. – Он жестом отпустил Тэда.
Зейн видел, как мать вывезла коляску назад в проход, но отец не шелохнулся. Он посмотрел священнику прямо в глаза.
– Почему он не встает?
– Твой отец очень болен. Должно пройти не меньше часа, прежде чем свершится исцеление.
Зейна это не убедило. Мистер Эзертон взглянул на него:
– Возвращайся на свое место, сын мой. Болезнь твоего отца исцелена. Обещаю тебе именем Иисуса.
Зейн в нерешительности вернулся на свою скамью. Взял отца за руку. Вены выступали на ней еще сильнее, чем прежде. Тэд походил на привидение. У Зейна на глазах выступили слезы. Если бы Лили была рядом, это придало бы ему сил.
Шли дни, ритуал исцеления повторялся, а отец все не выздоравливал. Несмотря на это, Ханна не переставала верить преподобному Майклу Эзертону. А Зейн перестал. В тот самый день, когда узнал, что происходит у него за спиной.
– Мама, сколько? – потребовал он, стоя рядом с ней на пороге бунгало.
Ханна поджала губы и не ответила.
– Сколько денег ты отдала этому человеку? – От гнева сердце так стучало в груди, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.
– Пятьсот…
– Ты отдала ему пятьсот долларов? Мы не можем уплатить дома по счетам, а ты это сделала? Ты что, сошла с ума? – Чтобы не ударить ее, Зейну пришлось отойти подальше. И это его мать?.. Такая дура? – Неужели ты не видишь? Он же негодяй, а не Божий человек!
– Да! Я знаю! – Ханна разрыдалась.
– Мама, Бог не исцелит отца. Он хочет забрать его у нас. Отпусти его.
– Не-ет! – завыла она. – Я не дам ему умереть!
– Но это от тебя не зависит. Не бери на себя роль Господа. Это безумие. Ты не права.
Она закрыла лицо руками, и все ее тело содрогнулось от рыданий. Подойдя ближе, Зейн обнял мать.
– Нам надо ехать домой, мама. Я не хочу, чтобы папа умер в чужом краю. Я хочу, чтобы он умер в Техасе. Поедем домой.
Ханна ничего не могла ответить, она слишком сильно плакала. Зейн отвел ее в бунгало. Собрав вещи, они тем же вечером уехали.
Солнце уже почти село, когда они добрались до Бандеры, и Зейн перенес отца в дом, в его комнату. Потом помог матери лечь и оставил ее. Ханна тут же заснула.
Зейн вернулся в отцовскую комнату и опустился на колени у кровати.
– Спасибо, сынок, – сказал Тэд, взяв его за руку.
– Мне хотелось, чтобы ты вернулся домой, папа.
– Я… я тоже хотел этого.
Несколько часов спустя Тэд Макалистер скончался во сне.
Глава 16
Во время похорон и потом в церкви Лили все время держала Зейна за руку. Он изо всех сил старался сдержать свое горе, пытаясь побороть чувство досады и ощущение несправедливости жизни, которое испытывает человек, сталкиваясь лицом к лицу со смертью. Каждый раз, когда он сдерживал подступавшие слезы, Лили замечала, что у него учащается пульс.
Она обратила внимание на то, как Зейн опекал свою мать, стараясь предупредить всякое ее желание, словно она была его ребенком, а не наоборот. Когда она прилегла на несколько минут до прихода родственников и друзей, он принес ей чай в комнату. И хотя Зейн все еще вспыхивал каждый раз, когда слышал ее рассказы о мексиканском целителе, Лили видела, насколько все его поведение проникнуто заботой о матери. Если в разговоре с гостями ее религиозное рвение заходило слишком далеко, Зейн вмешивался в беседу и старался сменить тему, чтобы она не оказалась в неловком положении.
Лили слишком хорошо знала, что Зейн многого не одобрял в поведении Ханны, но за его способность забыть об этом и за заботу о матери в этот трудный час она любила его еще больше.
Сама она весь день еле сдерживала слезы. Ей все время казалось, что она мало помогает Зейну, хотя она очень старалась. Лили с радостью приняла бы на себя всю его боль. Именно в день похорон Тэда Макалистера она окончательно поняла, что ее сердце всегда будет принадлежать Зейну, и только ему.
Наступило время возвращаться в Хьюстон, но Лили не могла уехать.
– Мне надо побыть здесь, пап, – сказала она Джей Кею со слезами на глазах. – Я нужна ему. И его мать согласна, чтобы я осталась.
– Ты действительно нужна Зейну.
Арлетта щурилась от солнца. Она принялась рыться в сумочке в поисках солнечных очков.
– Так. Думаю, тебе следует вернуться с нами. Зейн должен побыть с матерью. Мне кажется, с твоей стороны эгоистично лишать его такой возможности.
Лили и без того чувствовала себя так, будто ее изрубили на мелкие кусочки. У нее не было сил спорить с матерью. Она просто повернулась к отцу:
– Папа, пожалуйста!
– Оставайся, сколько сочтешь нужным. Если Зейн не сможет привезти тебя, я сам за тобой приеду. – Он поцеловал ее в лоб и улыбнулся. – Я люблю тебя, Лили.
– И я тебя, папа. – Она крепко обняла отца.
Арлетта молча взирала на то, как ее муж и дочь обнимали друг друга. Потом повернулась и направилась к «кадиллаку».
– До свидания, Лили, – бросила она через плечо.
– Пока, мам, – ответила Лили, чувствуя тяжесть на душе. Она заглянула в глаза отцу. – Папа, почему она так себя ведет? Неужели ей не понятно, какое это горе для Зейна? И для меня тоже. Неужели в ней нет ни капельки сочувствия?
Джей Кей тяжело вздохнул.
– Да нет. Просто она никогда не показывает своих чувств. Но если надо, она будет рядом.
– Знаю, папа. Знаю. В семье все должны держаться друг друга. Ты так всегда говоришь.
– И готов повторить снова. Что бы там ни было, она твоя мать.
– Знаю. – Лили поцеловала его в щеку. – Пока, пап.
– До свидания, милая. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.
– Хорошо.
Когда машина родителей отъезжала, поднимая тучи пыли, Лили все еще стояла на ступенях дома.
Через некоторое время Арлетта произнесла:
– Ты совершенно утратил контроль над своей дочерью, Джей Кей.
– Если хочешь знать правду, никто и не имел контроля над Лили. Никогда.
– Да, по твоей вине.
– Не думаю, что я виноват в этом. Просто Лили – это Лили, я люблю ее такой, какая она есть. И ей это нравится.
Арлетта тяжело вздохнула и сложила руки на груди. Она совсем не понимала дочь. Что Лили нашла в этом деревенском парне, кроме смазливой наружности? Конечно, Зейн неплохой мальчик, но какие у него шансы стать богатым? И почему нынешняя молодежь не думает о будущем? Они живут только сегодняшним днем.
«Ладно, – думала Арлетта. – Ей же хуже. Неудачно выйдет замуж, а потом, когда Зейн бросит ее или она сама в нем разочаруется, прибежит со слезами домой, и мне придется все расхлебывать».
Может, для Лили и лучше посмотреть на Зейна в привычной для него обстановке. Арлетта не представляла, как Лили сможет поладить с Ханной Макалистер. Собственно говоря, как вообще с ней можно уживаться? Конечно, она и сама не без греха, но у нее по крайней мере мозги не набекрень, как у Ханны. Усмехнувшись, она подумала, не станет ли эта женщина для Лили и Зейна той самой каплей дегтя в бочке меда, которая способна все испортить.
Владения Макалистеров составляли двадцать акров холмов. Ближайшие соседи жили в двух милях к востоку. Обо всем этом Зейн рассказывал Лили, пока вел ее за руку – показать свое «секретное» место. Они спустились по каменистому склону холма между низкорослых дубков и наконец оказались на поляне.
– Никогда бы не подумала, что у тебя есть такое место, – сказала Лили, глядя в небо. – Ты всегда говоришь только о городе.
Зейн недовольно отвернулся.
– Знаю. Но даже мне нужно такое убежище. Особенно теперь. И я рад, что ты здесь со мной.
Не ответив ни слова, Лили улыбнулась и стиснула его руку. Она думала о том, как красива эта земля. В ней было что-то экзотическое, напоминавшее больше виды Африки, чем Техас. В лицо дул сухой, знойный ветер, и она сразу же представила себе белых первопроходцев, которые шли по этой земле дальше на запад. Ей нравились изогнутые, корявые мескитовые деревья и ароматные кипарисы, оживлявшие ландшафт. Плоские вершины столовых гор издалека напоминали Аризону и отдельные районы Мексики. Над головой кружил ястреб. Вскоре он улетел.
Звук птичьих крыльев вывел Зейна из задумчивости. Он обнял Лили и потянул к себе.
– Весной здесь течет небольшой ручей, но летом он всегда высыхает, и к зиме от него почти не остается следов. А каждую весну он появляется снова. Всегда. – Он показал в сторону. – Видишь эти камешки? Это я их туда сплавляю весной, когда течет ручей.
– Ты хорошо играешь в эту игру?
– Да, – глубоко, с болью вздохнул он, – меня папа научил. Он играл лучше всех.
– Конечно, Зейн. Лучше всех. – Лили наклонилась и сорвала травинку. – Жаль, что я с ним так и не познакомилась.
– Мне тоже. Ты ему нравилась.
– Но он же ни разу меня не видел.
– Я читал ему твои письма.
– О!
По его голосу Лили поняла, что Зейн снова расстроился. Ей хотелось чем-нибудь помочь ему, но она прекрасно понимала: иногда самое лучшее – дать горю свободно излиться. Лили посмотрела на высохший ручей и подумала: неужели Зейн будет носить горе в себе до новой весны или даст ему выход теперь?
Зейн не плакал. Но не из-за того, что стеснялся ее присутствия. Этот барьер они уже преодолели. Видимо, он все еще находился в состоянии шока и по-настоящему не осознал всю горечь утраты. Лили сжала его руку.
– Ты ведь любишь эти места, правда?
– И да и нет. Иногда я их ненавижу.
Повернув голову, она наклонилась так, что теперь смотрела ему прямо в лицо.
– Не может быть!
Зейн саркастически усмехнулся:
– Тебе этого не понять. – Он нежно поцеловал ее.
– Спасибо за комплимент. Но я все-таки хотела бы попробовать.
Погладив Лили по щеке, Зейн заглянул ей в глаза.
– Откуда ты так хорошо меня знаешь?
Лили пожала плечами. Он взглянул в небо, ища глазами ястреба, который, наверное, уже пролетел полпути до Гваделупе.
– Я хочу от жизни гораздо большего, чем хотел мой отец. Может, в этом причина. Он просто заботился о маме и обо мне, но мне этого мало.
– Чего же ты хочешь?
– Путешествовать. Увидеть Европу. Учиться у лучших гранильщиков бриллиантов в Амстердаме. Побывать в настоящих алмазных копях в Южной Африке. Хочу узнать все о бразильских изумрудах и аметистах. Участвовать в аукционах, где продаются самые дорогие и знаменитые драгоценности, таких как «Сотби» и «Кристи». Я хочу добиться всего, на что способен. Но если я буду сидеть здесь, в Бандере, в Техасе, то ничего не добьюсь.
– Папа говорит, что ты очень способный. Он слышал, что тебе удалось очень выгодно продать какие-то старинные испанские украшения. Знающие люди утверждают, будто именно ты, а не твой отец провернул всю сделку. Это правда?
Зейн засмеялся.
– Да, правда. Я сделал один удачный ход. Но без папиной помощи у меня бы ничего не вышло. Самое печальное, что я завален счетами от врачей. Мы должны более ста тысяч долларов. Если бы я поехал в Нью-Йорк, то мог бы заработать в пять раз больше.
– Так поезжай.
Он посмотрел на нее и невольно усмехнулся ее наивности.
– Что, просто так? Собрал барахло и поехал?
– Да. А что тебе мешает?
Зейн молча посмотрел ей в глаза. Они оба понимали, что именно любовь к ней стояла между ним и его мечтой.
– Ох, – печально вздохнула Лили.
Она поцеловала его. Поцелуй продлился дольше, чем ей хотелось. Против воли она почувствовала, что в ней просыпается желание. Лили попыталась убедить себя, что это совсем не вовремя. Надо подождать, дать ему пережить самое трудное время.
Зейн отвечал ей поцелуем. Он дышал любовью и жаждал ее любви, словно это была единственная пища, способная поддержать его. Обняв Лили, он крепко прижал ее к себе. Зейн чувствовал, как часто у нее забилось сердце, и его пульс вторил этому ритму.
– Нужно быть просто сумасшедшим, чтобы оставить тебя.
– О, Зейн! Если ты уедешь, я умру от тоски. И без того ужасно, что мы живем в разных местах.
– Мне казалось, тебя это не пугает. – Зейн поцеловал ее еще раз.
– Я буду здесь, пока нужна тебе, – сказала она, а про себя подумала: «Я не должна тебя удерживать. Это несправедливо».
Внезапно Лили по-настоящему испугалась. Первый раз в жизни. Она все время считала, что у них все впереди, но теперь будущее представлялось ей абсолютно ясно, как на фотографии. Рано или поздно Зейн уедет из Техаса, а она останется. Лили показалось, что она слышит стон собственного сердца. Хотелось схватить Зейна и спрятать его в каком-нибудь укромном месте, откуда он не смог бы убежать. Но она знала, что не должна так думать. Если она действительно его любит, то должна отпустить его… и молиться о том, чтобы он ее не забыл.
Солнце уже садилось, и вечер обещал быть прохладным. Лили поежилась, но не от холода, а от внезапно охватившего ее чувства одиночества.
– Пошли, – предложил Зейн. – Пора возвращаться, а то мама будет беспокоиться.
Подойдя к дому, они увидели, что Ханна стоит на крыльце. Она прощалась с местным проповедником, который зашел ее проведать.
– А вот и Зейн, – улыбнулся им преподобный Питер Шнейдер, когда они поднялись по ступеням.
Ханна не могла скрыть раздражения.
– Где ты был? – нетерпеливо спросила она.
– Показывал Лили наши земли.
– Здесь очень красиво, миссис Макалистер, – вежливо произнесла Лили. – Спасибо, что вы разрешили мне остаться на ночь…
Резко взмахнув рукой, Ханна прервала ее и повернулась к священнику:
– Благодарю вас за ваши молитвы и добрые слова, преподобный. Мне очень стыдно, что Зейна не было во время вашего визита, но он, видимо, слишком занят, развлекая своих друзей. – Ханна шагнула мимо Лили, как будто не видела ее. – Я провожу вас до машины, – сказала она священнику.
Зейн попрощался с ним за руку.
– Благодарю вас, – произнес он и подал Лили знак идти за ним в гостиную.
Зейн наблюдал за матерью из окна гостиной и спрашивал себя, о чем она говорит со священником. Ханна весьма выразительно жестикулировала и дважды кивнула головой в сторону дома, из чего Зейн сделал вывод, что речь шла о нем, а не об усопшем муже, похоронах или ее горе. Наконец священник положил руку на плечо Ханны, видимо, успокаивая ее, а потом попрощался с ней за руку. Он сел в машину и уехал.
Когда Ханна повернулась и пошла к дому, уже слишком стемнело и Зейн не мог разглядеть ее лица, но по ее решительной походке он догадался, что мать приняла какое-то решение.
– Зейн, я хочу поговорить с тобой, – резко произнесла она, не успев войти в дом.
– Конечно, мама.
– У тебя в комнате. – Она бросила короткий взгляд в сторону Лили, потом снова взглянула на сына. – Без свидетелей.
Они вышли из гостиной, и Лили почувствовала себя непрошеным гостем. Она вдруг пожалела, что осталась на ночь.
Потом она услышала, как захлопнулась дверь в комнату Зейна и щелкнул замок.
Невероятно! Что думала о ней эта женщина? Что она станет подслушивать? Лили привыкла к подобным фокусам своей матери, но это совсем другое дело. Мать просто параноик.
Присев на диван, она огляделась. Комната представляла собой странную смесь дешевой мебели в американском стиле и исключительно красивых старинных испанских предметов. Из любопытства Лили встала и обошла комнату. Вазы на столе оказались севрскими, а бронзовые часы были сделаны в восемнадцатом веке. Подставки для книг были французской работы, в стиле арт-нуво. Стены украшали копии импрессионистов очень хорошего качества, а на полках справа от камина стояли бесчисленные тома книг о драгоценных камнях, гранении, изготовлении оправ и каталоги старинных ювелирных изделий. Обычные вещи наверняка покупала Ханна. Лили ни разу не встречалась с Тэдом Макалистером, но из того, что она видела, вырисовывался образ человека, с которым ей хотелось бы познакомиться.
Джей Кей не раз отзывался о Тэде как о лучшем знатоке своего дела. Он говорил, что у отца Зейна был удивительно точный глаз на качество предметов.
«Довольно думать о родителях, – оборвала себя Лили. – Сейчас речь о Зейне и обо мне. Я не должна его удерживать. Не должна становиться у него на пути и мешать ему осуществлять то, что завещал ему отец».
Может, поэтому Ханна так невзлюбила ее? Зейн ничего не говорил Лили о том, что его мать питала к ней неприязнь. Но, слава Богу, она не слепая. Лили видела, с каким недоверием и скептицизмом относилась к ней Ханна. Она видела в Лили силу, с которой необходимо считаться, но самое печальное – Ханна смотрела на нее как на препятствие, которое необходимо преодолеть. Странно, что она разрешила Лили остаться на ночь. Возможно, Зейн попросил се об этом?
Обойдя напольную лампу, покрытую абажуром с синими орлами, Лили вышла в коридор. Она прошла мимо фотографий в рамках, на которых был заснят Зейн в детстве. Вот Зейн на крещении. Зейн в первом классе, во втором, в третьем. Зейн с товарищами по баскетбольной команде. Зейн где-то на танцах… Лили остановилась и внимательно рассмотрела крашеную блондинку, стоявшую рядом с ним. «Не в его вкусе».
Она прошла мимо первой спальни, заметив отлично сделанную кровать, испанский полукруглый ореховый письменный стол в углу, заваленный бумагами, книгами и счетами. Лили догадалась, что это комната Тэда.
Напротив она увидела комнату, обставленную в староамериканском стиле. На кровати лежало покрывало с изображением обручальных колец. Комната Ханны. Странно, но они не спали вместе. Наверное, под конец боли стали слишком сильными и Тэд не хотел тревожить жену по ночам.
Ванная была выкрашена в зеленый с золотом. Лили нахмурилась, заметив навязчиво повторяющийся мотив с орлом. Орлы смотрели с дешевой занавески, полотенец, обоев; даже на мыле красовались орлы. Конечно, это не ее дело, но она ни за что не смогла бы терпеть этих бесконечных орлов.
В конце коридора находилась комната Зейна. Лили остановилась в нерешительности. Ханна оказалась права: Лили так и тянуло подслушать. Чувствуя себя виноватой, но не настолько, чтобы преодолеть искушение, она приложила ухо к деревянной двери. Голоса звучали приглушенно, но достаточно ясно.
– Мы не делали ничего дурного, мама!
– Не повышай голоса, она может услышать.
– Ну и пусть. Я все равно ей расскажу. Лили мой друг. Я люблю ее.
– Любишь? Да что ты понимаешь в любви? Ты еще слишком молод.
– Меня тошнит, когда ты так говоришь! Ты была не намного старше меня, когда познакомилась с папой.
– Мне было двадцать четыре. Это совсем другое дело. Потом, она не подходит тебе, Зейн.
– Что значит «не подходит»? Только не заводи мне свою шарманку насчет религии!
– Она распутница. Я вижу, как она на тебя смотрит. Она непременно собьет тебя с пути истинного.
– О, ради Бога! Я не желаю это слушать!
Его шаги приблизились к двери. Лили услышала, как отпирают замок. Она бросилась назад по коридору, стараясь ступать как можно тише.
Ей казалось, что она никогда в жизни не бегала так быстро. Добежав до гостиной, она рухнула на диван, мгновенно схватила с чайного столика журнал и сделала вид, что читает.
– Уф! – Лили притворно вздохнула и положила номер «Колониальных домов» на стол.
В гостиную вошел Зейн. Не успела Лили подняться, как следом за ним появилась Ханна.
– Зейн, пожалуйста, остановись! – Голос Ханны звучал умоляюще. – Пожалуйста! – Голос ее дрогнул. – Не уходи. Я… я сама не знаю, что говорю. Сегодня такой трудный… день. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты мне так нужен, сынок.
Зейн повернулся и подошел к матери. Когда он обнял ее, Ханна разрыдалась.
Лили всегда чувствовала себя неловко при виде чужого горя. Она догадывалась, что Ханне неприятно ее присутствие в доме, но деваться было некуда, поэтому она направилась на кухню и принялась собирать ужин на троих из того, что принесли пришедшие на похороны.
Нарезая запеченную ветчину, она думала, что Ханна, наверное, не такая уж и плохая. Возможно, ее атака – просто способ, хотя и странный, выплеснуть свое горе. Лили ни разу не присутствовала на похоронах. У нее в семье пока никто не умирал, а все бабушки и дедушки умерли еще до того, как она родилась. Тетя Вики была жива-здорова, знакомые тоже. Похороны Тэда Макалистера оказались первыми в ее жизни, и она, впрочем, и Зейн тоже, просто не знала, как себя вести. Ей хотелось помочь, но она боялась, что лишь еще больше расстроит Ханну.
Прошло почти двадцать минут, прежде чем на кухне появился Зейн. Он пришел один.
– Я уложил ее. Она совсем вымоталась. Сама на себя не похожа.
– Я и не ждала, что она будет… вести себя, как будто ничего не случилось, по крайней мере сегодня. – Она подала Зейну тарелку с ветчиной, картофельный салат, булочку. – Если еще не слишком поздно, я хотела попросить тебя отвезти меня домой, в Хьюстон. Мне не стоило оставаться.
Зейн посмотрел на нее умоляющим взглядом.
– Я хочу, чтобы ты осталась.
Лили присела за стол и принялась вилкой ковырять еду. Есть не хотелось. Зейну, видимо, тоже.
Он скатал в шарик бумажную салфетку и бросил его на тарелку.
– Никогда не думал, что смогу так сердиться на отца.
– Сердиться?
Он кивнул.
– Он же бросил нас. Заболел и ушел. Это несправедливо по отношению к маме. Как она будет без него?
– Это пройдет, Зейн. Время все залечит.
– Да? – В глазах у него стояли слезы, но он не давал им потечь. – Откуда ты знаешь? А что, если не пройдет?
Лили отвернулась, чтобы не видеть его озлобленного взгляда. Как будто он не замечал ее или видел в искаженной перспективе через призму своей боли.
– Ничего я не знаю. Наверно, я ничем не могу тебе помочь.
– Никто не может, – мрачно отозвался Зейн.
Лили кивнула. В глубине души она надеялась, что ей никогда не придется пережить то, что он переживал сейчас. Перед ней снова вставали вопросы, на которые никто не мог дать ответа.
«Скорей бы все встало на свои места», – пронеслось у нее в голове.
