Текст книги "Пожар любви"

Автор книги: Кэтрин Лэниган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 21

Зейн приехал в Хьюстон во вторник утром, как раз к началу траурной церемонии. Лили с матерью стояли в первом ряду в католической церкви св. Анны. Когда священник начал заупокойную мессу, он проскользнул в последний ряд.

В течение двух лет Зейн успешно, как ему казалось, подавлял в себе боль, связанную со смертью своего отца, и считал, что пережил ее. В этот день он понял, что ошибся.

Он плохо помнил, как проходили похороны отца. Сидя в церкви и наблюдая незнакомый обряд, он вспоминал мельчайшие эпизоды из жизни… счастливые моменты детства, каникулы, баскетбольные победы, то, как отец обучал его премудростям торговли старинными драгоценностями… Но больше всего он вспоминал те мрачные дни, когда Тэд уже болел раком. Зейн вспоминал ужасную поездку в Мехико, последний день отца и ночь после этого.

Никогда прежде он не бывал в католической церкви. Чтобы отогнать горькие воспоминания об отце, он постарался сосредоточиться на службе. Его заинтересовал ритуал, совершаемый над усопшим. Священник прочитал молитвы, потом взял какой-то серебряный предмет, напоминавший микрофон, и окропил гроб святой водой. Затем помахал вокруг него курильницей, наполнив церковь едким запахом, и снова прочитал молитву. Темно-красная драпировка гроба, черное с красным облачение священника и этот острый запах делали присутствие смерти особенно ощутимым.

Узнав, что похороны будут проходить по католическому обряду, Зейн очень удивился. Лили выросла в совсем не религиозной атмосфере, как сама ему говорила. Возможно, однако, ее отец воспитывался в католической среде и хотел быть погребенным согласно католическому обряду. Каким-то странным образом, но эта древняя традиция подходила ему.

Отсюда, с последнего ряда, Зейн едва мог разглядеть Лили. В один из моментов мессы она подошла к аналою и прочитала из Библии. Потом, вернувшись на свое место, подняла голову и обвела взглядом присутствовавших. Может быть, она искала его.

Зейн шагнул в проход, чтобы она могла увидеть, что он здесь, с ней. На губах Лили мелькнула слабая улыбка, и Зейн подумал, что никакая Мона Лиза не могла бы с ней сравниться.

Все время, пока шла длинная месса, показавшаяся Зейну весьма утомительной, у него в горле стоял ком. Ему уже стало казаться, что священник никогда не кончит, но наконец двери церкви раскрылись. Он смотрел, как Лили шла по проходу, держа за руку мать. Когда она подошла ближе, Зейн увидел, что она плачет. И все же, когда она увидела его, в ее покрасневших глазах промелькнула радость.

Лили не сводила с него глаз. Она так боялась, что он не приедет. Правда, накануне горничная сказала, что Зейн звонил и спрашивал, на какое время назначены похороны и где находится церковь. Никаких других известий от него не приходило.

Когда Лили увидела Зейна, она с трудом его узнала. Он выглядел таким взрослым, с лица исчезло все мальчишеское. У него стали такие широкие плечи, что, казалось, он смог бы поднять всю церковь. Но глаза… Его глаза она узнала бы из тысячи. Подойдя ближе, Лили сделала инстинктивное движение и дотронулась до его руки. Зейн очень изменился, но прикосновение его руки осталось прежним. Лили почувствовала, что связь между ними не исчезла, она ощутила ее электрический заряд. В его голове звучал голос отца: «Это будет такая связь, Лили. Ты сама поймешь».

Лили не ошиблась. Она все еще любила Зейна и никогда не смогла бы полюбить другого. За прошедшие два года они сильно изменились, но в ее сердце Зейн занимал все то же место.

Их глаза встретились. Лиловые и небесно-голубые.

– Лили, мне так жаль! – Комок в горле мешал ему говорить.

– Мне тоже, – прошептала она, понимая, что он говорит не об отце. Так же как и она.

Арлетта тянула Лили за руку как ребенок. Лили не хотелось уходить, но этот день принадлежал отцу, не Зейну.

Люди выходили из церкви ряд за рядом, и, когда Зейн вышел почти последним, Лили с матерью уже сидели в лимузине во главе процессии. Зейн приехал в церковь на такси, поэтому ему пришлось попросить женщину, сидевшую рядом с ним в церкви, поехать на кладбище в ее машине.

Дорога до кладбища заняла почти полчаса. Еще пятнадцать минут ушло на то, чтобы все собрались на солнцепеке.

Слава Богу, после длинной католической службы в церкви на кладбище оставалось сказать совсем немного.

Когда произносились последние молитвы, гроб опускали в землю и Лили принимала соболезнования, Зейн опять оказался позади всех. Священник объявил, что поминальный обед состоится в доме Митчеллов, и пригласил всех принять в нем участие.

Неожиданно к Зейну подошла Фейт и пригласила его поехать в их автомобиле. Он согласился и уже двинулся к машине вместе с ней и ее женихом Полом Ньюсамом, когда вдруг услышал, что его зовет Лили.

Она направилась к нему. В голове у Зейна пронеслась тысяча разных слов, но он так и не смог ничего сказать.

– Сколько ты пробудешь? – просто спросила она.

– Мне надо уехать в четверг. У меня дела в Бостоне.

– Два дня, – произнесла Лили таким печальным голосом, что Зейн вздрогнул. Потом она улыбнулась, стараясь скрыть боль. – Что ж, постараемся провести их с пользой.

К ним подошла Арлетта.

– Лили, нам пора ехать. В доме еще полно дел. – Она схватила Лили за руку и буквально оттащила от Зейна. – Кто это?

– Зейн Макалистер.

– Невероятно! – Арлетта украдкой взглянула на Зейна. В ее глазах сверкнуло презрение.

Толпа в доме Митчеллов стала редеть только к семи часам. Остались золовка Арлетты, ее адвокат, доктор и секретарь из «Древностей». Зейн боялся, что не дождется момента, когда сможет поговорить с Лили наедине.

– Надо купить еще ликера. Поедешь со мной в «Спек»? – спросила Лили.

– Конечно.

Они вышли на кухню, заваленную грязными тарелками и стаканами, взятыми напрокат. Мария засовывала их в посудомоечную машину.

Они сели в недавно купленный для Лили «мерседес-бенц», обитый изнутри коричневой кожей в тонкую золотую полоску. Машина прошла уже больше ста двенадцати тысяч миль, и у нее не работало радио, но Лили любила се. Арлетта, конечно же, терпеть не могла – отчасти потому, что она казалась ей воплощением индивидуализма, а отчасти из-за того, что этим подарком Джей Кей в очередной раз подчеркнул свою психологическую и душевную близость к дочери.

Зейн восхищенно присвистнул:

– Откуда она у тебя?

– Папа подарил на окончание школы. Маме не понравилось. Она считает, что это слишком экстравагантный подарок, хотя папа говорил, что купил ее очень выгодно. Мама, как всегда, пришла в бешенство оттого, что деньги потрачены не на нее. Но он, видимо, решил, что окончание школы достаточно хороший предлог и можно наплевать на ее недовольство.

Зейн покачал головой.

– Как ни странно, в Нью-Йорке я встречал множество женщин, похожих на твою мать. Они испорчены богатыми папочками. Им просто не терпелось просадить мои деньги.

От приступа ревности Лили чуть не задохнулась, но она надеялась, что Зейн ничего не заметил.

– Что тут удивительного? Эгоизм не чисто техасская черта, – произнесла она с нарочитой небрежностью.

– Конечно, нет, – отозвался Зейн, глядя сквозь стекло на знакомые старые дубы Юниверсити-бульвар. Он испытывал невыносимую боль оттого, что расстался с Лили, бросил ее. Ему нестерпимо хотелось вернуть ее, но он не знал, с чего начать. Неудобно было навязываться ей сейчас. Зейн подумал, какое горе пережил, когда умер его отец. Лили требовалось время, чтобы прийти в себя. Они с Джей Кеем очень любили друг друга. Зейну хотелось, чтобы ее рана скорее зажила.

Лили молчала, не зная, о чем с ним говорить. Она старалась не думать о других женщинах, хотя здравый смысл подсказывал ей, что у него наверняка кто-то есть. Красивый, способный, он, конечно же, нравился многим. Когда Лили приезжала к нему в Нью-Йорк, она заметила, с каким интересом женщины смотрели на Зейна. Мучительно было представить себе, что он занимается любовью с другими. Она решила оставить эту сторону его жизни на его совести. Лили все продолжала видеть Зейна во сне, и ей очень хотелось узнать, видел ли он ее хоть раз.

– Что ты собираешься делать, Лили, теперь, когда Джей Кея больше нет? Поступишь в колледж?

Она свернула за угол на Керби.

– Подожду, пока не огласят завещание. Там видно будет.

Зейн не мог удержаться:

– Неужели это говорит та самая Лили Митчелл, которую я знал? Которая всегда могла сказать наперед, что будет делать в любое десятилетие жизни? Неужели ты собираешься жить по завещанию?

Внезапно он замолчал. Какое он имел право критиковать Лили? Ведь теперь он даже не мог сказать, что знает ее. И все же, увидев ее снова, Зейн понял, что его чувства к ней не изменились. Он мучился сознанием того, что бросил ее, хотел вернуть се. Но любит ли она его? Как сказать ей о том, что единственное, чего он хочет, – это прижать ее к себе и заставить пообещать, что она уедет с ним? Но как он мог просить об этом, если сам не готов был остаться ради нее в Техасе?

Зейн решил, что будет умнее не выдавать своих чувств и желаний.

– Да, собираюсь, – ответила Лили с вызовом. – Чтобы ты не думал, что я не изменилась. Я больше не ребенок, Зейн.

Глядя на то, как прохладно он вел себя с ней, Лили уже начала жалеть, что просила его приехать. Он совершенно изменился. Она чувствовала, что потеряла Зейна. В этом человеке, словно отлитом из стальных мышц и денег, не осталось ничего от того мальчика, которого она любила. Новый – холодный и искушенный – Зейн не нравился ей. Лили никак не могла понять, что в том, прежнем, Зейне так его не устраивало и почему он так себя переделал.

Зейн догадывался, что Лили пытается заново его оценить, видел, как ее взгляд становился все более неодобрительным.

«Может, так оно и лучше, – подумал он. – Она сейчас убита горем. Было бы глупо требовать от нее каких-нибудь чувств, когда она и сама не понимает, что у нее на сердце. Она, наверное, и слушать меня не захочет. И почему она должна мне верить? Однажды я уже обманул ее ожидания».

Когда Лили сказала что-то еще, повторяя, что она больше не ребенок, взгляд Зейна невольно скользнул по ее великолепной фигуре. Никогда, ни в кино, ни на обложках журналов, он не видел такой невероятной красоты.

– Конечно, нет. – Он потянулся вперед и погладил ее по руке. – Ты стала очень красивой женщиной.

– Спасибо. – Лили боялась произнести хоть слово. Лучше бы он не дотрагивался до нее, не ворошил прошлого, которое надо забыть.

Некоторое время они молчали. Потом Зейн сказал:

– Мне очень жаль твоего отца, Лили.

– Ты не виноват в том, что папа умер. – Она всхлипнула. Лили чувствовала себя покинутой отцом и брошенной Зейном. Привычный мир, в который она так верила, растаял как утренний туман. Будущее казалось неясным, и Лили боялась его.

– Лили, останови на минуту. Мне надо с тобой поговорить, а когда ты за рулем, это невозможно.

Кивнув, она остановила «мерседес» у обочины и заглушила двигатель. Повернувшись к Зейну, она смотрела на него глазами, полными слез.

Никогда Зейн не видел Лили такой. Напротив, она была всегда уверена в себе, всегда знала, что делать. Он считал ее непобедимой. Теперь он вдруг понял, что она совсем не такая. Увидел ее ранимой и незащищенной и догадался, что он причина ее слез больше, чем умерший отец.

– Прости. Я так занялся собой, погрузился в свой мир, свои проблемы, что забыл о тебе. Я обидел тебя, Лили. Мне правда очень жаль.

Лили почувствовала, как сердечная рана, так и не зажившая за время разлуки с Зейном, снова открылась. Наконец она собрала все свое мужество и произнесла:

– Зейн, я люблю тебя. После того как я уехала из Нью-Йорка, все изменилось. В этом нет твоей вины. Просто так вышло. Всегда ненавидела это ощущение, когда ничего плохого не сделала, а чувствуешь себя наказанной, – Она смотрела на него сквозь водопад слез, и он казался ей дрожащим миражем.

– У меня то же самое, Лили.

– У тебя?

– Да. – Он тяжело вздохнул. – Господи, помоги мне. Лили, я не знаю, что сказать тебе. Что делать. Боюсь, что стоит мне только дотронуться до тебя, и меня замучат запоздалые сожаления…

Положив руку ему па затылок, Лили повернула Зейна лицом к себе. Прежде чем он успел понять, что делает, его губы уже прижались к ней в страстном, голодном поцелуе. Он гладил ее по голове. Волосы были как шелк и пахли лилиями. Зейн почувствовал, как под закрытыми веками его жгут слезы.

Первой отодвинулась Лили.

– Наверно, мне надо было бороться за тебя.

– Не знаю. Может, хорошо, что я остался один и смог разобраться в себе.

– И что же ты понял, Зейн Макалистер? – Лили пристально посмотрела ему в глаза, стараясь уловить хоть малейший проблеск неискренности, но не нашла его.

– Что я по-прежнему люблю тебя.

Зейн поцеловал Лили еще раз. Его губы жадно впились в ее рот, а руки обхватили ее и крепко прижали к груди.

Любовь и страсть вспыхнули в ее душе с такой силой, что Лили чуть не разрыдалась. Неужели пришел конец месяцам ожидания? Она чувствовала, как с неба спустились ангелы, чтобы спасти ее и перенести в рай. Воспоминания о том времени, когда она так безнадежно его ждала, отчаянно мечтая хотя бы услышать его голос на другом конце провода, проносились в ее сознании как стонущие духи. Они пытались ее предостеречь.

Лили не слышала. Она поцеловала Зейна, нетерпеливо захватывая его губы. Лили гладила его по щеке, потом ее руки скользнули ему за затылок, и пальцы сжали прядь его белокурых волос. Она почувствовала, как Зейн вздрогнул. Сердце колотилось у него в груди, и Лили поняла, что он испытывал тот же страх, что и она. Когда-то они дали друг другу огромную любовь, потом – страшную боль. Первая любовь. Единственная. Для Лили она все еще оставалась такой.

Ее разум боролся с сердцем. В кольце его объятий она вновь испытала прежнюю радость любви. Ее тело стремилось к нему, жаждало ощутить его близость. Но Лили научилась не доверять собственной плоти, которая могла предать ее.

Зейн коснулся ее груди, и она почувствовала, что тает. Он расстегнул две верхние пуговицы ее замшевой куртки и осторожно положил руку ей на грудь.

– О Боже, Лили… – Зейн застонал, стараясь сдержать желание.

Внезапно Лили отшатнулась.

– Нет. Не здесь. Не теперь.

Зейн набрал побольше воздуха.

– Извини… Я забылся.

Лили быстро застегнула куртку. Она отвернулась от него и схватилась за руль, пытаясь сообразить, что делать дальше.

– Это я забылась. – Она повернула ключ зажигания. – Надо ехать в магазин, потом домой.

Рука Зейна тяжело легла ей на плечо.

– Мы не двинемся с места, пока ты не скажешь, что я тебе не противен.

Лили посмотрела на него, протянула руку и погладила его по щеке.

– Ты мне не противен, Зейн. Никогда не будешь.

Зейн почувствовал, как в горле у него встал комок. Он смог только кивнуть в ответ.

Лили тронулась от обочины, и они поехали в магазин.

* * *

Оглашение последней воли и завещания Дж. К. Митчелла состоялось в кабинете Фрэнка Данхилла в адвокатской конторе «Данхилл, Мэджорс и Вассерман». Присутствовали Лили, Арлетта, Вики и Фейт, поскольку Фрэнк уведомил их о том, что, согласно завещанию, они являются наследницами Джей Кея.

Фрэнк Данхилл считался одним из лучших хьюстонских адвокатов. Хотя он и не распоряжался рекламой, выплатой гонораров в «Рейсхорсе» Хейнса или у Джо Джемейла, Фрэнк вел львиную долю всех дел, касающихся крупных состояний и разводов, а также другие важные гражданские процессы. Лили знала, что отец считал его хитрым как лис, но честным и говорил, что Фрэнк – настоящий гений в вопросах управления имуществом.

В свои сорок два Фрэнк был высоким, довольно красивым, седеющим мужчиной, с лица которого круглый год не сходил ровный загар. Он носил мягкие итальянские туфли, английские костюмы и фирменные галстуки и поддерживал свою от природы хорошую фигуру в отличной форме игрой в теннис и полуденными пробежками по Аллен-паркуэй. Фрэнк развелся с женой и любил повторять, что его развод стал самым дорогим в Хьюстоне, поскольку дело вел его друг Эрл Лилли. По слухам, распространившимся в обществе, развод назревал долго. О похождениях Фрэнка ходили легенды, и единственной причиной, благодаря которой ему удалось продержаться в браке четырнадцать лет, считалась наивность его жены. Узнав правду, она обчистила дом вплоть до бронзовой фурнитуры и фирменных драпировок и уехала в Мехико, где постаралась растратить как можно больше, потом вернулась в город и заявила свои окончательные претензии. Фрэнк отдал все, что она просила: все семнадцать миллионов. Она переехала в Остин и ни тогда, ни потом не сказала ни одной живой душе, что все четырнадцать лет знала, что Фрэнк был гомосексуалистом.

Лили наблюдала, как мать самозабвенно изображает безутешную вдову. Неужели Джей Кей так и не сказал ей ничего насчет Фрэнка?

Арлетта очень медленно положила ногу на ногу, демонстрируя Фрэнку, как ее короткая юбка задирается на бедре.

«Зря стараешься», – так и хотела сказать Лили, понимая, что ее заигрывание с Фрэнком ни к чему не приведет, но промолчала.

От такого поведения матери ее просто мутило, хотя она знала, что в горе люди могут делать самые страшные вещи. Зейн поругался с матерью, уехал из Техаса и два года не возвращался. Чего уж больше? Всю жизнь Лили надеялась, что мать хоть немного любит отца, но сейчас убеждалась в обратном. В том, что Джей Кей любил жену, сомнений быть не могло, хотя Лили так и не удалось понять, за что. Отец никогда не заводил интрижек на стороне, но теперь Лили видела, что все экспедиции, раскопки, даже взаимоотношения с ней служили ему отдушиной в попытке восполнить неудачу в любви. Он перенес свою привязанность на Лили, и она отвечала ему взаимностью.

«Господи, как все сложно в этом мире!» – думала Лили, пока Фрэнк раскладывал перед собой бумаги.

Он посмотрел на Арлетту с очаровательной улыбкой, потом небрежно улыбнулся Лили, Вики и Фейт.

– Леди, должен сообщить вам, что я в течение нескольких лет работал с Джей Кеем над этим завещанием. Его сердце сдавало, и он знал об этом.

– Что? – изумленно воскликнула Лили. Она бросила быстрый взгляд на свою тетку.

– Я ничего не знала, – произнесла Вики.

– Я тоже, – возмущенно отозвалась Арлетта. – Он не говорил ни слова. Почему? Я могла бы пригласить доктора! Могла бы спасти его! – Она приложила платок к глазам.

Лили никак не могла отделаться от мысли, что присутствует на уроке актерского мастерства.

Даже Фрэнк, прежде чем продолжить, бросил на Арлетту осуждающий взгляд.

– Он боялся, что, если расскажет вам – любой из вас, – вы превратите его жизнь в жалкое существование полуинвалида. А ему хотелось до последнего дня дышать полной грудью. Он умер так же, как жил: в погоне за мечтой.

Арлетта нахмурилась. Лили изумленно покачала головой.

– Не забывайте об этом, когда я буду читать его… э-э… несколько необычное завещание.

Лили постаралась взять себя в руки.

– «Моей жене Арлетте Герберт Митчелл я оставляю наш дом с мебелью и всеми предметами искусства, кроме того, что находится в моем кабинете, который должен быть закрыт для доступа сразу же после оглашения этого завещания. Запрет распространяется на мою дочь Лили, сестру Вики и ее дочь Фейт. Если Фрэнк исполнит мою волю в точности, то в эту минуту, когда он читает завещание, в доме уже должны находиться люди, которым поручено изъять из кабинета все письма, тетради, книги и папки с записями.

Я намерен распорядиться этими вещами, как считаю нужным. Поэтому не могу доверить ни одну из них своей жене, так как уверен, что она либо уничтожит важные записи, посчитав их ненужными на том основании, что их невозможно заложить, либо продаст их одному из моих конкурентов по сходной цене. Я не доверяю эти вещи своей дочери, поскольку она может оставить себе на память что-нибудь, насчет чего у меня есть другие планы.

Вещи, находящиеся в комнате Лили, включая мебель и предметы искусства, становятся ее собственностью. К моменту оглашения все уже будет подготовлено к тому, чтобы перевести эти вещи в другой дом, который я приобрел для нее и в котором она может жить или продать его, если он ей не подойдет. В течение последних шести месяцев этот дом находился в арендном пользовании у джентльмена, который предупрежден о моих намерениях и знает, что после моей смерти он должен без промедления его освободить.

Лили, я завещаю тебе мое дело, известное как салон «Древности». Это твое будущее. Надеюсь, оно станет делом твоей жизни и ты сумеешь сделать его более прибыльным, чем мог я в эти последние годы. Боюсь, что я сильно запустил его. Уверен, что ты многому научилась под моим руководством. Тебе придется дать салону новую жизнь, чтобы обеспечить себя и мать».

– Что? Что это значит? – перебила Арлетта.

Фрэнк поднял глаза от завещания.

– Здесь сказано, миссис Митчелл, что ваши доходы будут зависеть от того, какую прибыль от «Древностей» сможет получать Лили. Джей Кей очень настаивал на этом пункте. Он надеется… надеялся, что вы будете помогать дочери в магазине. Ему хотелось, чтобы вы тоже научились работать в бизнесе. Об этом он, собственно говоря, больше всего беспокоился.

Тонко выщипанные брови Арлетты недоверчиво изогнулись.

– Продолжайте.

– Отлично.

Фрэнк продолжил:

– «До достижения Лили тридцати лет я назначаю Арлетту опекуншей над «Древностями». Мое желание состоит в том, чтобы, когда меня не станет, моя жена и дочь узнали друг друга получше, научились работать вместе и считаться друг с другом. Я не хочу, чтобы между ними возникла вражда. Жизнь – бесценный дар, и я только теперь начал сознавать, как она быстротечна.

В течение первого финансового года Лили получит полный контроль над свободными денежными средствами, и Арлетте придется просить у нее денег для уплаты налога за дом, все ипотечные кредиты за который будут выплачены к моменту моей смерти, а также на все прочие расходы. Кроме того, Лили может назначить ей жалованье и выплачивать его с учетом индекса ежегодного удорожания жизни. По истечении финансового года прибыль от бизнеса должна быть передана под опеку и бразды правления переходят к Арлетте. Все дополнительные средства, которые могут понадобиться Лили для ведения и расширения дела, должны выдаваться из этой суммы по усмотрению Арлетты.

Я мечтаю, что вы станете настоящими деловыми женщинами. Исполнение моего завещания покажет, суждено ли моей мечте сбыться.

Моей сестре Вики я оставляю двадцать тысяч долларов с условием, что они будут переданы для инвестирования Барту Дженсону, моему брокеру на фондовой бирже в «Дин Стэнли Рейнолдс», который уверил меня, что за десять лет получит с этих денег прибыль.

Моей племяннице Фейт я оставляю пять тысяч долларов с тем же условием.

Когда Лили исполнится тридцать, я хочу, чтобы в день ее рождения вы все четверо собрались снова. Тогда я передам вам все остальное».

– Вы хотите сказать, что есть еще что-то? – удивилась Лили.

Фрэнк кивнул:

– И немало. Но я не имею права говорить об этом сейчас.

Арлетта пришла в бешенство:

– Он собирается распоряжаться моей жизнью до могилы! Он не имеет права!

– Еще как имеет! – сказала Вики с победоносной усмешкой. – И насколько я знаю своего брата, он с этим чертовски хорошо справился.

Поднявшись со стула, Фейт подошла к Лили.

– Как ты себя чувствуешь? Какая-то ты бледная.

– Так странно, Фейт. У меня такое впечатление, что он жив, но я почему-то не могу его видеть, а только слышать. Я думала, будет куча всякой юридической галиматьи, а тут… как будто папа говорит со мной. Мне страшно. – Лили заплакала. – Мне так трудно без него!

Фейт обняла ее, и голова Лили упала к ней на плечо. Лили не покидало странное ощущение, что Джей Кей здесь, в комнате, с ними. Она знала, что завещание будет каким-то особенным, но не предполагала, что он взвалит на нее ответственность за мать. Лили не питала к ней особой симпатии и совсем не хотела работать с ней. Это казалось не просто трудным – это было невозможно.

«Она сделает из меня отбивную, – думала Лили. – Мать ничего не смыслит в этом деле, да и вообще ни в каком, – и вдруг она опекунша. И о чем только отец думал? Ведь он всегда хотел, чтобы я жила на полную катушку. Чтобы удивила весь мир. Заставила людей переосмыслить свои представления. Вот чего он хотел. Но привязать меня к матери?.. Зачем? Папа! Зачем?

И потом эта встреча, когда мне будет тридцать. Чем еще он намерен меня озадачить? И почему мне нельзя взглянуть на его старые папки и карты? Чем он занимался эти пять лет по ночам, когда я заставала его за изучением книг, старинных документов и рассыпающихся карт?»

Да. В последние годы Джей Кей очень изменился, и Лили чувствовала себя как никогда сбитой с толку. Жизнь делала крутой и непонятный поворот. И самое страшное: Лили не знала, чего ждать, кому верить.