Текст книги "Околдованные любовью"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
Девушку как ветром сдуло с постели. Прерывисто дыша, она шарила руками в темноте в поисках свечи. Когда свеча нашлась, Тилли вышла с ней в коридор и зажгла от лампы. Вернувшись в комнату, она подошла к кровати. При свете дрожавшей в ее руке свечи увидела сидевшую на постели большую лягушку, испуганную не меньше Тилли.
Она тихонько рассмеялась, и рука ее сразу перестала дрожать. Маленький дьявол, именно дьявол, а не просто озорной чертенок, как многие маленькие мальчишки. Дьявольское коварство светилось в его глазах. Если ей сейчас не остановить его, у нее с ним будет много неприятностей. Такие проказы могли напугать до полусмерти. И если ему все сходило с рук, он придумывал новые и новые гадости. Но что же ей с ним делать? Тилли наклонилась и взяла лягушку, собиравшуюся сбежать. Множество их побывало в ее руках, когда она спасала им лапы, вытаскивая из-под лежавших на земле веток и стволов, которые собиралась пилить. Она повернулась и взглянула на дверь. Старшие дети определенно притаились поблизости, ожидая ее испуганных криков.
«…Поступай с другими так, как они с тобой…» – снова всплыли в памяти Тилли слова бабушки. Но ей припомнилось также, как дедушка со смехом добавлял: «А лучше нападай первой, не дожидайся, пока до тебя доберутся». В любом случае она отплатит Мэтью той же монетой и посмотрит, как это подействует.
Девушка прокралась в детскую. Мальчики лежали в своих кроватях, но чутье подсказывало ей, что Мэтью юркнул в постель перед ее приходом. Она поставила подсвечник на ночной столик и потихоньку отвернула одеяло, закрывавшее его с головой. Затем, все так же осторожно, обтянула ворот его ночной рубашки и опустила лягушку ему на грудь.
Тилли не ожидала, что ее действие даст такой эффект, и испугалась больше, чем тогда, когда лягушка в постели прыгнула ей на ноги. Мэтью испустил душераздирающий вопль, потом еще один и пулей вылетел из постели, бешено отряхиваясь. Девушка не обратила внимания, когда злосчастное создание прыгнуло ей на босые ноги, прежде чем скрыться в спасительной темноте под кроватью. Схватив Мэтью за плечи, няня встряхивала его, приговаривая: «Тише, замолчи, тише!» Когда он притих, она наклонилась к нему и сказала: «Я тебя предупреждала: зуб за зуб, разве не так?»
Услышав на лестнице торопливые наги, Тилли повернула голову к двери. Она едва успела затолкать Мэтью обратно в постель, как дверь распахнулась и в комнату ворвался Марк Сопвит.
– Что за крик? Что такое?
Мальчик сидел в постели и заикаясь твердил: «Па… па, па… па».
– Что с тобой? Дурной сон? – Марк обхватил сына за плечи. Мэтью перевел взгляд на Тилли и теперь она, запинаясь, стала объяснять:
– Да… да, ему приснился страшный сон.
– Что случилось? Хозяйка встревожилась.
Все разом посмотрели на влетевшую в комнату Мейбл Прайс, которая остановилась в ногах кровати. На ней был голубой халат, волосы заплетены в две переброшенные на спину косы.
– Мальчику приснился кошмар. Скорее всего переел в ужин. Все в порядке… Передаете хозяйке, что с ним ничего страшного. Я сейчас спущусь, – голос мистера Сопвита звучал резко. Он явно выпроваживал мисс Мейбл из комнаты. Она пристально посмотрела на всех и молча удалилась.
– Ложись и успокойся. Все хорошо, – Марк уложил сына на подушку.
– Папа, – начал Мэтью.
– Что? – откликнулся отец.
– Нет, ничего, – после длинной паузы еле слышно проговорил мальчик.
– Тогда спи, – он подоткнул одеяло вокруг плеч Мэтью и, кивнув Тилли, пригласил выйти за ним.
Только теперь, стоя в коридоре, мистер Сопвит обратил внимание, что девушка полуодета. Он предположил, что она готовилась лечь спать. Она была одного с ним роста, но выглядела совсем юной, почти девочкой. Да и лицо ее сохранило детское выражение.
– Он много ел на ночь? – спросил Марк.
– Нет, сэр… и, – девушка потупилась, – это не дурной сон.
– Правда?
– Сэр, когда я легла в постель, у меня чуть сердце не выскочило от страха. Я нашла… ну, Мэтью подсунул мне в постель лягушку… и я подумала, что с ним можно справиться, если не давать ему спуску. Знаете, как говорят: зуб за зуб. Он ждал, что я стану кричать. Я с трудом удержалась… но я не подумала, что он так перепугается, когда я засунула ее ему за воротник.
– Ты сунула лягушку ему под рубашку?
– Да, сэр, – голова ее склонилась. Она не знала, почему рассказала этому человеку правду, наверное, сошла с ума. Теперь хозяин выгонит ее, потому что она осмелилась так поступить с его сыном. Детям помещиков позволяли делать то, что другим детям не разрешалось, особенно если их проказы касались слуг. В этом доме надо было терпеть обиды.
Марк смотрел на склоненную голову Тилли. Все чувства отражались у нее на лице, потому что она еще совсем ребенок. В ее поступке не было мстительности взрослого, возможно, ей хотелось проучить мастера Мэтью, задать ему урок. А хороший урок ему бы не помешал. И вероятнее всего, этот урок пошел ему на пользу, потому что мальчик не выдал ее. И все же Сопвит полагал, что Мэтью промолчал не из желания защитить няню, а стараясь отвести от себя гнев отца, опасаясь, что его отправят в пансион. Мэтью не догадывался, что все уже решено.
– Я понимаю твои намерения, но испугала ты его очень сильно.
– Я сама перепугалась, сэр… мне очень жаль, что так вышло, извините меня.
– Так уж сильно сожалеть не стоит, – улыбнулся он, – но в будущем от таких суровых мер придется отказаться. Однако мне кажется, что ты сможешь держать его в руках то короткое время, пока Мэтью здесь пробудет.
– Вы не… выгоняете меня, сэр? – Тилли смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Нет, нет, – покачал головой Марк. – Я отправляю его с братом в пансион, но они об этом еще не знают. И мать их, кстати, тоже, – наклоняясь к девушке, добавил он. – Поэтому никому… – он приложил палец к губам.
– Да, сэр, конечно, – улыбнулась она, – никому ни слова.
– Ну, хорошо. Теперь отправляйся спать, а я спущусь вниз и объясню хозяйке, что ты не собиралась их околдовать.
И он, и она понимали, что шутка оказалась неудачной.
– Доброй ночи, Троттер.
– Доброй ночи, сэр.
«Странная, необычная девушка», – думал Марк, на этот раз медленно спускаясь по лестнице. А Тилли, снова ложась в постель, говорила себе, что хозяин не собирался ни на что намекать. Он был хороший, добрый человек и напомнил Тилли ее дедушку, только мистер Сопвит был не таким старым.
Глава 4
В день отъезда мальчиков в пансион в доме Сопвитов слышались жалобы, взаимные обвинения и ручьями лились слезы. Для Тилли в этот день открылись новые стороны жизни обитателей особняка.
В десять часов няня привела всех детей в комнату их матери. Плакали все, особенно Джесси Энн. Но когда к детям присоединилась их мать, Тилли едва удержалась от слез. Больше всего ее тронуло отношение к ней главного безобразника за час до этого. Она помогала Мэтью надеть новую одежду, и вдруг он неожиданно уткнулся ей в живот и сбивчиво заговорил:
– Я не хочу уезжать, Троттер, я… вел бы себя хорошо… если бы остался.
– Но вы же уезжаете не навсегда, мистер Мэтью, – в первый раз за время пребывания в доме девушка обняла мальчика. – У вас будут длинные каникулы. Вы приедете на Рождество. Представьте, какие будут праздники, как вы будете веселиться.
Он поднял голову, и она поняла, как напуган этот такой дерзкий и озорной мальчишка, когда он сказал: «Там все будет по-другому. Я не буду знать, что делать. И там есть большие мальчики».
– Вы сможете постоять за себя, мистер Мэтью. Не бойтесь, вы справитесь. Да и едете не на край света, а только в Ньюкасл. И когда приедете на Рождество, мы снова поиграем в разные игры, как на прошлой неделе. Хоть вы говорили, что вам игры не понравились, но я знаю, что это не так. А еще, – девушка присела, чтобы быть на уровне его лица, – еще я позволю опять посадить мне в постель лягушку и обещаю, что не засуну ее вам под рубашку.
– Эх, Троттер, – не по-детски тяжело вздохнул Мэтью.
– Ну, перестаньте плакать, такие большие мальчики, и столько слез, – говорила Мейбл Прайс, когда Тилли уводила детей из комнаты.
Хозяин пытался успокоить жену, но даже в коридоре был слышен ее голос: «Я никогда тебе этого не прощу, Марк, никогда!»
Потом Тилли вместе с другими слугами стояла на крыльце и смотрела, как кучер Фред Лейбурн увозил в экипаже хозяина и мальчиков. Это было большое событие, и многие слуги считали его счастливым, потому что маленького чертенка наконец отправили из дома. Тилли тоже следовало бы вздохнуть с облегчением и радоваться больше других. Но, к своему удивлению, радости она не испытывала и чувствовала, что будет скучать о Мэтью больше, чем о Люке.
– Идите, занимайтесь своими делами. – Миссис Лукас вплыла по ступенькам на крыльцо, провожающие сразу разошлись по своим делам.
Когда Тилли поднималась по лестнице в детскую, ее догнал только что приехавший мистер Бургесс.
– Я пропустил отъезд. Увидел, как экипаж выезжал за ворота. Для таких двух сорванцов это лучшее, что можно было для них придумать.
– Но вы же хорошо их учили, мистер Бургесс.
– Одного образования мало, Троттер, если человек живет изолированно, – учитель склонил голову набок и улыбнулся. – Образование приносит пользу, когда помогает людям жить вместе, уживаться друг с другом. То, чему я мог бы научить Мэтью, едва ли пригодилось бы ему в этом тесном мирке.
Тилли было странно слышать, что мистер Бургесс называет такой огромный дом тесным мирком. Однако девушка догадывалась, что он имел в виду.
– Ты прочитала книгу, которую я тебе дал? – понизил голос учитель.
– Да. Но… я не все поняла.
– Поймешь, когда перечитаешь еще раз.
– В книге одно противоречит другому, нет связанного рассказа.
– Ну, сейчас тебе рано судить. Вольтер рассказывает в ней о жизни. Я дал тебе эту книгу, чтобы познакомить с лучшим образцом литературы, пусть и сложным для понимания. Теперь ты постепенно сможешь как бы спускаться по ступеням к тому, что попроще, поэтому будешь понимать легче.
Чтение давалось ей с трудом, но ей нравилось слушать мистера Бургесса, от которого она многое узнала. Учитель даже подарил ей две книги. Но Тилли могла читать только ночью при свече. Они довольно скоро закончились, потому что ей выдавали по свече на неделю. Однако девушка быстро нашла выход из положения. Она собирала огарки, перетапливала и внутрь закладывала фитиль. Днем раскрыть книгу Тилли не осмеливалась: в любую минуту могла войти мисс Прайс. Зато она могла, не опасаясь вопросов, наблюдать за занятиями детей, даже иногда оставалась послушать урок мистера Бургесса.
Хозяйка целый день пребывала в расстроенных чувствах. Тилли определяла это по суете в ее спальне. Миссис Сопвит рассталась с кушеткой, на которой раньше проводила дни, и улеглась в постель. К восьми часам мистер Сопвит домой еще не вернулся. За ужином девушка узнала еще кое-что о хозяине, но открытие не обрадовало ее. Разговор завела Эми Стайлс.
– Чтобы съездить в Ньюкасл и вернуться, не требуется столько времени. Зная, в каком состоянии мадам, следовало бы сразу вернуться домой.
– Какая именно мадам? Какая из двух? – раздались голоса и смешки.
– Вот именно, какая, – заметил главный садовник Фрэнк Саммерс. – Та мадам шлюха, самая настоящая шлюха, и место ей на причале в Шильдсе.
– Зато она так важничает и строит из себя неизвестно что, – снова вступила в разговор Эми Стайлс. – Одному Богу известно, как она осмеливается являться сюда и навещать хозяйку. Нахалка, каких поискать; да, бесстыжая нахалка и больше ничего. Слуги Майтонов рассказывают, что она обращается с ними по-свински, просто за людей не считает. И еще говорят, – Эми окинула взглядом всех сидящих за столом, – говорят, что старик в курсе дела.
– Откуда тебе это известно? – Филлис пристально посмотрела на Эми.
– Да уж, известно. Наш Вилли знаком с Пегги Фрост, которая там заведует кладовой. Так вот, она думает, что старик немного чокнутый, но себе на уме. За столом называет ее «моя дорогая», «моя милая». А она целует его в голову и рассказывает что-нибудь смешное, чтобы его развеселить, а он смеется заливается.
– Ты много знаешь, да, очень много, – закивала головой Филлис Коутс, в голосе ее явственно чувствовалась насмешка.
– Не смейся, я знаю, что говорю. Ходят слухи, что у нее на крючке кто-то еще, а наш хозяин на вторых ролях.
– Надо же такое сказать, – тряхнула головой Филлис Коутс. – Ты столько всего слышишь, Эми, просто ужас. Знаете, – она оглядела всех и, указывая на Эми, продолжала, – ей нужно книжки писать, у нее воображение богатое.
Послышался смех, который стих, когда заговорила кухарка:
– Ну, довольно. Пусть те, что наверху, устраивают свои дела, как хотят. Давайте займемся своими. Сегодня суббота, конец месяца, пора подводить итог. – Она вдруг спохватилась и покосилась на Тилли.
– Ты закончила?
– Да, миссис Брэккетт.
– Тогда можешь идти.
– Почему вдруг она должна уходить?
Все обернулись к Филлис Коутс.
– Она здесь уже два месяца, и ей причитается доля, соответствующая ее положению.
Последовало продолжительное молчание. Потом кухарка буркнула: «Это будет мелочь».
– И мелочь сгодится, на дороге не валяется. – Филлис улыбнулась Тилли и остановила ее, когда девушка собралась уходить.
Дальнейшее показалось Тилли каким-то странным сном. Кухарка поставила на стол ящичек с серебром и медью. Высыпав монеты на стол, она разровняла их руками, извлекла из кармана фартука записную книжку. Послюнявив палец, она перелистала несколько страниц.
– Удалось сэкономить при расчетах: с бакалейщиком и мясником – двадцать пять шиллингов; с торговцами рыбой и дичью – восемнадцать шиллингов и девять пенсов; с мельником – два фунта семь шиллингов и четыре пенса, – она подняла голову и огляделась. – Это с учетом того, что теперь нужно выкладывать миссис Лукас пенс вместо трех фартингов, как в прошлый месяц. Не знаю, почему она должна снимать «сливки».
– Я тоже не понимаю. Они с мисс Прайс и без того неплохо руки греют. Можете мне поверить: три бутылки с каждой дюжины. Как вам это нравится?
– Не надо мне ничего говорить. Я не глухая, не слепая и не вчера родилась, – отрезала кухарка и продолжала: – Теперь яйца, овощи и фрукты, что отправлялись на рынок. В этом месяце мы с этого имеем совсем неплохо: восемь фунтов два шиллинга и шесть пенсов. – За столом одобрительно закивали.
Кухарка послюнила карандаш и принялась за подсчеты. После долгих вычислений объявила: «Выходит двенадцать фунтов, тринадцать шиллингов и семь пенсов».
– Это все?
– Да, все, – с нажимом проговорила кухарка, глядя на Роберта Саймса.
– Боже мой! Раньше Прайс получала столько со счета за вино.
– Мало ли что. Когда-то и у нас дела шли неплохо. Теперь поместье не то, что в прежние времена. – Двойной подбородок кухарки уперся в накрахмаленный воротничок ее ситцевого форменного платья. Раздались негромкие возгласы: «Да! Да?»
– Теперь начнем делить, – миссис Брэккетт отделила медь от серебра. – Тебе, Роберт, три и пять, – она подвинула лакею три фунта пять шиллингов. – Мне столько же, – извлекла из кучки монет еще три фунта пять шиллингов.
– Два фунта твои, Филлис, и два для Фреда. Можешь их забрать, – четыре соверена отправились к Филлис.
– Фунт тебе, Эми, – кухарка вручила один соверен второй горничной. – Четырнадцать шиллингов твои, Мэгги, хотя ты их и не заслужила: плохо старалась.
Мэгги, хихикая, взяла со стола свои четыре монеты по полкроны и четыре шиллинга.
– И у нас остается… сколько же у нас остается?
Все прекрасно понимали, что кухарка знала, сколько осталось, еще до того, как высыпала деньги на стол.
– Остается девять шиллингов и семь пенсов. Что делать с ними?
– Они мои, – закивала головой Ада Теннент.
– Но мы же договорились, что и Троттер участвует, разве не так? – Филлис Коутс настойчиво смотрела через стол на кухарку.
– Тогда поделим их поровну, – под нос себе буркнула миссис Брэккетт.
– Но это несправедливо, и тебе это известно. Троттер по положению стоит выше меня и Эми.
– Сегодня будет так, – кухарка посмотрела на Тилли с тихой яростью. Девушка собралась сказать, что ей ничего не нужно, но в этот момент кухарка объявила: «Половину или ничего».
Четыре шиллинга девять пенсов заскользили по столу к Тилли, которая нерешительно посмотрела на Филлис. Та выразительно повела бровями.
Тилли взяла монеты, и ей показалось, что они жгут ей пальцы. Ведь это были ворованные деньги. Конечно, в некотором роде деньги действительно были украдены, потому что слуги без зазрения совести обманывали хозяина. Причем они не видели в этом ничего дурного, даже Филлис не имела ничего против.
Несколько минут спустя Филлис догнала Тилли у лестницы.
– Не волнуйся, в следующем месяце получишь все сполна, – свистящим шепотом пообещала она. – Мой Фред об этом позаботится.
– Мне они не нужны. То есть… – Она взглянула на Филлис, стоя на первой ступеньке лестницы и отлично сознавая, что может оттолкнуть новую знакомую, но не могла сдержаться и сказала: – Это похоже на воровство.
Но замечание девушки ничуть не задело Филлис, а только подтвердило, насколько наивна эта девочка. Она имела представление о неписаных законах и правилах, по которым жили в таких особняках. Поэтому Филлис легонько ущипнула Тилли за руку и принялась наставлять:
– Не будь глупой. Как ты думаешь устраиваемся мы, которые собираются пожениться? Или те, у кого не за горами старость? Поверь, хозяева о нас и не подумают позаботиться. В год я получаю двенадцать фунтов, они считают, что озолотили меня. Жалованье Фреда двадцать пять фунтов и форменная одежда. С такими деньгами не очень разгуляешься, их не хватит, чтобы завести хорошее хозяйство. Так что, девочка, бери что дают и смотри, что можешь еще взять, – наставляла Тилли Филлис, гладя ее по руке. – Только так можно выжить в этой жизни. И не забивай себе голову мыслями об этих деньгах, никакие они не краденные. Боже ты мой, нет! Хозяева готовы выжать из слуг все соки. И наш не намного лучше других, хотя иногда может сделать доброе дело, когда ему это доставляет удовольствие. Он, например, не выбрасывает людей на улицу. Но если у него с делами что-то не так, то и тебе не поздоровится. А хозяйка выставила четырех прачек за то, что ее батистовые юбки постирали с цветным бельем. Теперь у нее только две поденщицы. Помни мои слова, девочка. А теперь иди и держи выше нос, у тебя сегодня должен быть праздник. Наконец ты избавилась от этого маленького стервеца, по-другому и не скажешь.
Тилли опустила голову, кусая гy6y, чтобы не рассмеяться. Она в душе соглашалась с Филлис, особенно насчет стервеца. Но было странно слышать такое слово от первой горничной, ведь она не бранилась.
– Я рада, что ты мой друг, – призналась Тилли.
Обрадованная и одновременно смущенная этим признанием Филлис так ткнула девушку в бок, что та едва не свалилась.
– Беги уж к себе, – с улыбкой сказала она. – Да спать ложись. – И заторопилась назад в кухню. Тилли отправилась к себе наверх с четырьмя шиллингами и девятью пенсами в кармане.
Тилли получила третий выходной. Лето было в разгаре. С высокого ясного неба нещадно палило солнце. Даже сквозь соломенную шляпку девушка чувствовала его жар. Она очень радовалась, что на ней легкое платье, которое дала Филлис. Его пришлось чуть-чуть отпустить в подоле и убрать в талии. Из-за узких бедер и тонкой талии Тилли приходилось делать сборки на любой одежде.
Как обычно, девушка направлялась к развалинам своего дома, больше пойти ей было некуда. Будь у нее еще полдня в субботу, она могла бы отправиться в Шильдс побродить по рынку. Но Тилли не могла набраться храбрости и попросить миссис Лукас или мисс Прайс дать ей выходной в другой день. Девушка была довольна жизнью: она служила в доме уже три месяца, с двумя оставшимися в доме детьми справлялась легко. Она узнала много нового от мистера Бургесса. У нее были друзья: Филлис, Фред и еще Кети Дрю. Да, она могла считать Кети своим другом. В прошлые два выходных в воскресенье Тилли встретила ее с братом Сэмом, когда шла к своему разрушенному дому. На этот раз она также надеялась увидеть их.
В первое свободное воскресенье Тилли сомневалась, идти ли к своему разрушенному дому. Она боялась увидеть Хала Макграта. Но, встретив Сэма с Кети, девушка почувствовала себя увереннее. Появились они там и в следующее воскресенье. И теперь Тилли увидела направляющихся к ней брата и сестру Дрю. Ей захотелось броситься им навстречу, и когда Кети побежала, то Тилли последовала ее примеру. Они остановились одновременно и разом сказали: «Привет».
– Как дела, Тилли?
– Хорошо, Кети. А как ты?
– Тоже хорошо. Какой чудесный день.
– Да, просто замечательный. Я вся вспотела.
– Не ты одна. Сэм говорит, – она кивнула на подошедшего брата, – что даже брюки прилипли.
Тилли посмотрела на Сэма, а он – на нее. Девушка заметила его праздничный костюм, чистый шейный платок. Его лицо было старательно вымыто, но под глазами оставалась въевшаяся в кожу угольная пыль. Казалось, она покрывала даже ресницы. А над бровями виднелись голубые вмятины – знак горняцкого труда.
– Привет, – поздоровался он.
– Привет, Сэм… жарко сегодня, правда?
– Ты сказал, к тебе одежда прилипла, – Кети толкнула брата, и он, дурачась, сделал вид, что падает.
– Да, точно, – выпрямляясь, подтвердил Сэм. – Но мне так даже очень нравится. Завтра буду целый день об этом вспоминать.
– И я тоже, – кивнула Кети.
Тилли подумала о глубине шахты, в которую эта пятнадцатилетняя, но выглядевшая на все двадцать лет девушка должна была спуститься, и поразилась, как Кети еще могла улыбаться. Брат и сестра большую часть жизни проводили в мрачных подземных глубинах, поэтому они больше Тилли ценили свет дня и тепло солнца. Она видела радость и блаженство на их лицах, обращенных к голубому небу, и девушка подумала, что зря ходила, глядя в землю.
– Мы прошли мимо твоего дома и заметили, что в коровнике кто-то ночевал.
– Да, там неплохое убежище.
– Ты, конечно, права – закивал Сэм. – Ужасно остаться без крыши над головой. А сегодня так много бездомных. Помоги им Господь. Но так не будет вечно. – Сэм взглянул на Тилли и повторил: – Нет, это не навсегда. Мы начинаем сознавать, что не животные, а люди, и у нас тоже есть права. Времена меняются, и хозяевам придется самим о себе заботиться и смотреть в оба. Вот увидишь, так и будет. Не всегда же им брать верх. Все когда-нибудь переменится. Может быть, я доживу до того дня, когда и хозяевам не поздоровится.
– Они не все одинаковы. Сопвит не такой плохой.
– Все они хороши, – сверкнул глазами на сестру Сэм.
– Брось свои любимые разговоры и не заносись, сегодня же воскресенье, – рассмеялась Кети. – И вспомни, что делали бы мы, если бы Сопвит не нанял тебя и не дал дом.
– Он не взял бы нас, если бы ему не требовались рабочие. Так что это не по доброте душевной. Никто из хозяев нечего не делает из милосердия. Они заставляют нас платить проценты своим потом. А дом? Что это за дом – всего две комнаты.
– Ну хорошо, Сэм, если говорить честно, то до конца, – Кети встала перед братом в решительную позу. – А что у нас было в другом месте? В доме земляные полы, а здесь каменные, и по двору не течет всякая дрянь. Уж сравнивать, так сравнивать.
– Послушай ее! – смеясь, сказал Сэм, глядя на Тилли. – Сразу видно, на чьей она стороне. А хозяин платит ей за одинаковую с мужчиной работу только половину. И все равно она его защищает. Эх… женщины!
– Да, женщины! – тоже заулыбалась Кети. – Где бы вы без нас были. А, знаю, знаю, где бы был ты – беспокойной песчинкой сидел в животе отца.
– Вот мы и пришли, – они посмотрели на Тилли. Через сломанную калитку девушка вступила во двор и пошла по дорожке. Ей хотелось отвести глаза в сторону, чтобы не видеть обгоревших стен. Печаль продолжала жить в ее сердце, и боль утраты не становилась слабее. Она обошла стену, постояла немного, глядя на коровник, потом покачала головой и вернулась к калитке.
Брат с сестрой переглянулись и молча последовали за ней.
– Когда ты должна вернуться? – спросила Кети.
– Сейчас светло, поэтому у меня есть лишних полчаса, – ответила Тилли. – Сегодня я свободна до половины седьмого.
– Сейчас только три. Пошли к нам, выпьем чаю?
Тилли улыбнулась Кети, чье простое, не отличавшееся красотой лицо в этот момент показалось очень красивым. Делали его таким светившиеся добротой глаза.
– Спасибо большое. Я – с удовольствием, с большим удовольствием зайду к вам.
– Чего же мы ждем? – Сэм повернулся и пошел по дороге, девушки шли за ним и смеялись, сами не знали чему. Возможно, они радовались трем свободным часам, а может быть, дело было в солнечном летнем дне. Скорее всего в них играла кровь и они переживали свойственный молодости приступ беспричинного веселья.
До домика, где жило семейство Дрю, надо было пройти две мили. Он находился в северной части поместья. К нему вело расположенное под углом к главной дороге ответвление. Шестнадцать коттеджей выстроились в два ряда по самой границе владений Сопвитов, в полумиле находилась шахта. Семья Дрю жила во втором ряду в крайнем домике. Когда Тилли вошла в него в солнечный воскресный день, он показался ей тесным ящиком после просторного особняка Сопвитов. Дом был не только тесным, в нем еще едко пахло потом и мыльной водой, как после целого дня стирки. В маленькой комнатке, казалось, и яблоку негде было упасть. Тилли стояла у открытой двери, и Кети представила ее своей семье. Сначала она обратилась к крупной женщине, чье тело на вид состояло из одних костей.
– Мама, это Тилли, та девушка, о которой я рассказывала.
Женщина, резавшая большой батон хлеба в конце стола, к удивлению Тилли покрытого белой скатертью, оставила свое занятие и приветливо улыбнулась.
– Входи, девочка, если сможешь. Но как говорят, не надо жаловаться на тесноту, пока дверь закрывается, в тесноте, да не в обиде. Добро пожаловать. Садись. Ну-ка, Артур, оторвись от табурета, дай девушке присесть.
Двенадцатилетний Артур, улыбаясь, боком поднялся с низкого табурета и встал у очага, прислонясь к чисто выбеленной стене. Тилли сначала хотела отказаться, сказать, что может и постоять, но промолчала и, чувствуя себя очень неловко, села, робко оглядывая устремленные на нее глаза. Некоторые смотрели на нее исподлобья, другие – прямо и открыто. Она не могла понять, почему в такой чудесный день все сгрудились в этой комнате.
Продолжая резать хлеб, миссис Дрю ответила на ее немой вопрос.
– По воскресеньям мы собираемся всей семьей и вместе пьем чай. Пусть на дворе дождь, град, снег, камни с неба, раз в неделю все мои тревоги и заботы собираются в кучу.
– Ну, мама, – донеслось одновременно с разных сторон.
– Тебе нравится работать в большом доме?
– Да, спасибо, нравится, – кивнула Тилли.
Миссис Дрю сгребла в кучу нарезанный хлеб и перенесла его на большое цветное блюдо.
– В большом доме работать хорошо, потому что там можно быстро научиться делу, не то что они здесь, – она показала на двух молодых женщин: одну повыше, другую пониже. Они снимали кружки с крючков на старом кухонном шкафу, который служил высокой передней спинкой двуспальной железной кровати. На краю кровати сидели двое младших мальчиков и подросток.
– Ну, ма, что ты, – снова раздались шутливые протесты.
– Как там наши лепешки, готовы? – миссис Дрю бросила взгляд на маленькую пухленькую девочку. Девочка, стоя на коленях, переворачивала круглые лепешки на железном противне, установленном на лежавшей ровным слоем горячей золе.
Девочка не успела ответить, над ней склонился Сэм и притворно ахнул:
– Мама, да она их тут хрумкала втихомолку.
– Ну тебя, Сэм, я их не трогала! – крикнула девочка, поднимая раскрасневшееся от жара лицо. Она шутливо шлепнула брата, он ответил ей тем же.
– Ты, наверное, себя чувствуешь, как в зверинце?
Тилли только улыбнулась, картина в самом деле напоминала зверинец.
– Если у тебя хорошая память, приготовься запоминать. Начну с самого начала и пойду называть по старшинству. Вот там, – Сэм указал на край стола, где сидел невысокого роста коренастый мужчина, – сидит мой старший брат Генри. Ему двадцать четыре, он женат, как говорится, связан по рукам и ногам. – Следующий – я, – невозмутимо продолжал Сэм, оставив без внимания грозившего ему кулаком Генри. – Дальше – Пег, та, что никак не накроет на стол, – он показал на более высокую из девушек, сновавших между столом и буфетом. – Потом идет Билл, ему семнадцать, вон сидит на кровати с глупым видом.
– Ну, Сэм, берегись, я тебе покажу глупый вид.
– Поберегусь, можешь не волноваться, – добродушно улыбнулся брату Сэм. – Следующие двое у нас – его туповатые напарники: Артур, он слева, ему двенадцать, и Джорджи, ему десять, он похож на осла, который вот-вот заорет.
– Ну, Сэм, ну, погоди, – неслось со всех сторон.
– Теперь дошла очередь до Кети, у нее «котелок» неважно варит…
– Ну, Сэм, дождешься ты у меня!
– Но самый лучший из компании Джимми – настоящее чучело. Может в день по пенсу зарабатывать, если в поле будет стоять вместо пугала.
– Отстань, Сэм.
– А вот и моя крошка Фанни, – он наклонился и запустил пальцы в густые темные волосы девочки, стоявшей на коленях у очага. – Тебе, Фанни, семь, верно? На следующий год пойдет в шахту.
– Теперь, Сэм, закрой-ка рот, – без тени улыбки сказала мать семейства. – Не смей шутить, что она полезет в шахту. Только через мой труп.
– Мама, я же шучу.
– Брось такие шутки, вы и так все там. Джимми с Фанни я шахте не отдам, пусть хоть они увидят белый свет.
– Да, мама, ты права, – покорно согласился Сэм, – шутить тут не о чем.
Миссис Дрю перестала разливать чай и подняла глаза на Тилли, приглядываясь к ней.
– За семь лет шахта отняла у меня четверых, в том числе и мужа, – в голосе ее отчетливо звучала горечь. – Ты понимаешь, почему я не хочу пускать туда этих двоих?
– Да, миссис Дрю, я вас понимаю.
– Теперь конец разговорам, все за стол.
Тилли показалось, что внутри этой невероятно худой женщины как будто кто-то нажал кнопку, выключая горькие воспоминания.
– Пег, неси сюда фарфоровую чашку, у нас сегодня гостья, – сказала она дочери совсем другим тоном: бодрым и веселым.
Пег принесла тонкую чашку с блюдцем и подала матери. Миссис Дрю осторожно взялась за блюдце большим и указательным пальцами и поставила его вместе с чашкой на стол.
– Тебе чай с молоком, девочка?
– Да, пожалуйста.
– Ты можешь взять сахар, если хочешь, – милостиво разрешила Фанни.
– Можешь брать сахар, если захочешь, – передразнили ее несколько голосов.
– Вы всегда свой съедаете, – воскликнула Фанни.
– Ну, все в сборе, можно начинать, Я сказала, что все здесь, но нет еще Алека, – ставя перед Тилли чашку, объяснила миссис Дрю. – Он в шахте уже вторую смену, опять пошла вода. Выйдет оттуда еле живой. Ему еще рано работать по двадцать четыре часа, он же не взрослый.
