Текст книги "Околдованные любовью"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Кэтрин Куксон
Околдованные любовью
Часть 1
Прежняя жизнь
Глава 1
Достигнув вершины склона, мужчина остановил лошадь и привычно окинул взглядом окрестности. Против обыкновения день выдался ясным. Высоко над головой чистой лазурью сияло небо, обычно затянутое облаками. Оно, казалось, лежало на низких холмах или касалось верхушек выстроившихся вдоль берега судов. С холма открывалась широкая панорама Южного Шильдса, живущего в вечной суете и несмолкающем шуме и грохоте.
Если бы не разбросанные то здесь, то там одинокие коттеджи и несколько ферм, местность между Тайм Док и Джэрроу можно вполне было назвать пустынной. Взгляд мужчины остановился на Джэрроу, и ему почудилось, что он снова слышит никогда не стихающий шум: работы на маленькой верфи и на солеварнях велись без остановки.
А где-то там, вдали, скрытый холмами, находился Хеббурн. Вид любого города, даже такого крупного, как Ньюкасл, неизменно вызывал в его душе прилив жалости: в голове не укладывалось, как люди, имея возможность выбора, соглашались жить в этом безумии – суматохе, толчее, а порой и зловонии. Правда, выбор был не у всех. Однако мужчину не покидала мысль: будь у них выбор, предпочли бы они жить здесь, на просторе?
«Хорош простор!» – с горькой иронией думал он, глядя вниз, где под землей во все стороны тянулись штреки и штольни. Часто ли шахтерам удавалось наслаждаться окрестными просторами?
Всего раз в неделю? А некоторых так изматывала работа, что в свой единственный выходной они предпочитали отлеживаться в постели.
Мужчина тронул поводья, размышляя, что заставляет его во время ежемесячных поездок к Уильяму Троттеру всякий раз останавливаться здесь и задаваться вопросами, не имеющими к его жизни ни малейшего отношения. Он был преуспевающим фермером, отлично знавшим себе цену. Конечно, не мешало ему быть чуть повыше, но он и без того выглядел совсем неплохо: широкие плечи, густая грива каштановых волос. Конечно, встречались мужчины и симпатичнее, правда, скорее среди щеголей. У него же было волевое лицо с резко очерченными чертами и крупный нос. Рот, пожалуй, немного великоват, но уж какой есть. Зато зубы ровные, белые, один к одному, все на месте.
Немногие в двадцать четыре года могли похвастаться, что им не пришлось вырвать ни одного зуба, они у них здоровые и крепкие. Вот Джеф Барнес, такой крепыш, а побоялся немного потерпеть и залечить зубы, вот теперь у него зияют три дыры, а ему еще нет и двадцати. «С таким лицом ты в толпе пройдешь незамеченным, но недалеко», – подшучивала его мать.
Спустившись немного по склону, мужчина свернул на узкую тропу. Теперь перед его взором простиралась лесистая местность, а небо вдали пронзал стройный ряд печных труб. При их виде он снова придержал лошадь и задумался: «Верны ли слухи? Неужели шахте Сопвита приходит конец? Но тогда то же самое ждет поместье и все семейство». В то же время у него появляется шанс осуществить свою мечту. И тем не менее, если земля и ферма пойдут с молотка, сможет ли он заявить мистеру Марку: «У меня есть деньги, я покупаю ферму». Нет, поступить так он не мог. Во-первых, потому что от когда-то кругленькой суммы немного осталось, а во-вторых, мистер Марк наверняка поинтересуется, откуда у него такие деньги. И что он на это ответит? «Наследство дядюшки из Австралии»? Так бывает, говорят, но никакого дяди в Австралии у него никогда не было, и Марку Сопвиту это прекрасно известно. Сопвиты владели имением последние три сотни лет, да и Бентвуды живут на ферме Брук ничуть не меньше, поэтому одно семейство хорошо знало историю другого.
«Надеюсь, что это только слухи. Для их же блага, пусть это останется лишь слухом» – с этой мыслью мужчина тронул поводья и двинулся дальше.
Спустя несколько минут узкая полоса осталась позади: открывшийся перед ним вид был совсем иным. За вересковой пустошью виднелась группа убогих, лепившихся друг к другу домишек, из которых состояло поселение под названием «Поселок Розира». Семьи горняков, работавших на шахте в полумиле от поселка, жили в маленьких хибарах из двух комнатушек с земляным полом.
А между шахтой и домами высились господствующие над местностью три угольных холма.
Глядя на эту картину, он пытался понять, почему один владелец шахты, Розир, процветал, а Сопвиту, человеку более способному и достойному, грозило банкротство. Но так и не мог найти однозначного ответа. По его мнению, тут играл роль способ вскрытия месторождения: у Розира его вели вертикальным стволом, у Сопвита – штольней. В то же время вода и взрывы досаждали Розиру, как и любому владельцу шахты. И, конечно, не на последнем месте стояла удача, которая на языке горняков означала бедные и богатые пласты, хотя поговаривали, что невезение служило поводом оправдать ошибки при разведке месторождения.
Мужчина уже отъехал от поселка на приличное расстояние, но смрадный дух преследовал его. Он проехал еще мили две и наконец увидел цель поездки: в стороне от верховой тропы, в неглубокой лощине, в границах земель Сопвита стоял крытый соломой коттедж. Большой участок перед домом был тщательно обработан, за домом располагался выгул. Всю территорию окружала аккуратная изгородь. Слева начинался склон поросшего лесом холма. На полпути к вершине подъем прерывался узким плато, затем снова шел подъем, заканчивавшийся плоской вершиной.
Подъехав к коттеджу, он спешился и привязал лошадь к воротному столбу. Когда открыл калитку и сделал несколько шагов по дорожке, на заднем дворе дружно загоготали гуси, и тут же, словно по сигналу, в доме отворилась дверь.
– Эта парочка у вас не хуже сторожевых собак, – обратился мужчина к вышедшей ему навстречу пожилой женщине.
– А, это ты, Саймон, входи, входи. День сегодня замечательный.
– Да, Энни, чудесный, – подтвердил он, направляясь в дом.
– Я как раз говорила: «Еще пара таких деньков, и Уильям у нас будет по улице гулять».
– Это точно. Здравствуй, Уильям, как ты?
– Как видишь: ни хуже, ни лучше, – произнес старик, приподнявшись с подушек встроенной в стену кровати и протягивая Саймону руку.
– Уже неплохо, – откликнулся Саймон, расстегивая пуговицы двубортной куртки. – Жарковато для поездки верхом, – прибавил он, ослабляя узел шейного платка.
– У меня есть чем освежиться. Да сними свою куртку. Будешь имбирное пиво или на травах?
Саймон собирался сказать: «Имбирное», но вовремя вспомнил, что из-за выпитой в прошлый приезд пинты имбирного пива у него раздуло живот и он не мог уснуть полночи. С имбирем Энни определенно перестаралась.
– Мне, пожалуйста, на травах, – попросил Саймон.
– На травах? – слегка удивилась она. – А мне казалось, тебе по душе имбирное.
– Мне нравится и то и другое, но разнообразие не помешает, верно? – заметил он и махнул рукой.
Рассмеявшись, женщина заторопилась из комнаты: вылинявшая юбка резко заколыхалась на ее крутых бедрах. Когда за ней закрылась дверь в дальнем конце комнаты, Саймон подсел к постели старика.
– Как себя чувствуешь?
– Иногда совсем туго бывает, – признался тот и снова откинулся на подушки.
– Боль стала сильнее?
– Не скажу, чтобы уж очень, но она никогда не давала мне передышки, – слабо улыбнулся в усы Уильям.
– Возможно, скоро удастся заполучить бутылочку настоящего зелья. Парни, похоже, снова ходят в море.
– О, было бы неплохо. Совсем неплохо.
– Нет ничего лучше настоящей выпивки. Странно только, что ее теперь приходится привозить из далеких краев.
– Если задуматься, это на самом деле смешно и странно. Но если взять бренди, то он и должен быть привозной.
– Ну да, мне ли не помнить, какая это отличная штука. Несколько ночей я спал, как младенец.
– Знаешь, Саймон… – Старик повернулся и многозначительно продолжил: – Замечательная вещь – сон. Это лучшее, чем нас наградил Бог. Может быть, таким образом творец готовит нас к смерти – вечному сну.
– Да, Уильям, пожалуй, ты прав. А, ну вот и ты, – постарался улыбнуться мужчина вошедшей с кувшином Энни Троттер. – Отдохни, ты, я вижу очень спешила.
– Все бы тебе шутить, Саймон. Я уже не та, что раньше. Забираться под дом быстро не выходит. Туда обычно лазит Тилли.
– Кстати, где она?
– Где ж ей быть? Возится с деревьями. Она постоянно обрезает ветки. Могу побиться об заклад, во всем графстве не найдется места, где так следят за лесом, как здесь. Хорошо, хоть мистер Марк не возражает, что этим занимается девчонка. Но и ей надо отдать должное. Свою работу делает не хуже мужчины. И для леса нет вреда, она замазывает смолой каждое место спила.
– А я все беспокоюсь.
– О чем? – перевел взгляд на Уильяма Саймон.
– О ней, о Тилли. Ей уже шестнадцатый год, пора определяться на службу, вместо того чтобы носиться по округе, словно жеребенок. Не удивлюсь, если она и брюки вздумает носить.
– Ну нет, думаю, волноваться не стоит. Тилли не наделает глупостей, у нее есть голова на плечах.
– Знаю, Саймон, все это я знаю. Беда в том, что умна она очень. Не поверишь, но она читает и пишет не хуже священника.
– А еще танцует.
– Танцует? – Пораженный Саймон круто повернулся к Энни, которая как раз в этот момент протягивала ему кружку пива на травах.
– Да, ты же не знаешь последнюю новость. Это все жена священника, мисс Росс.
– Жена священника, – скривился Саймон.
– Я же тебе и говорю. Она, наверное, посчитала, что Тилли не помешают некоторые достоинства воспитанной леди или что-то в этом роде. И что же она придумала? Учить Тилли танцевать. Привозит ее к себе в дом, играет на спинете, потом они спускаются в подвал и там она показывает Тилли, как танцевать, этот… как его, ману… нет, минуэт. Так-то!
– Мисс Росс, жена священника, придумала такое! – Саймон весь расплылся в улыбке.
– Саймон, только никому ни слова. Если кто-нибудь об этом узнает, бедняжке не поздоровится. Будь на ее месте кто-то другой, они могли бы плясать сколько душе угодно, хоть до упаду. Но она – жена священника, хотя поговаривают, что из нее такая же жена священника, как из меня хозяйка поместья. – Энни захохотала, сложив руки под бурно колышущейся грудью. – Ты видел ее? – спросила женщина, наконец успокоившись и вытирая слезы.
– А как же. Каждое воскресенье она в церкви на передней скамье. И хочу сказать, что уже много лет там не сидела такая миловидная женщина.
– Она и вправду хорошенькая?
Саймон склонил голову набок и на минуту задумался.
– Пожалуй, она даже больше чем хорошенькая, хотя и красивой ее не назовешь. Есть в ней какая-то необыкновенная живость… да, именно живость. И вот что интересно, – качая указательным пальцем, продолжил мужчина, – они с Тилли в этом похожи.
– Они похожи? Наша Тилли и жена священника? Не может быть, – заметил из своего угла Уильям.
– Да, Уильям, – повернулся к старику Саймон. – Это действительно так. Мне трудно подобрать слова, но это что-то яркое и сияющее, одним словом, она полна жизни.
– Ну-ну, – покачал головой Уильям, – если она такая, как ты расписываешь, зачем, интересно, ей надо было выходить замуж за священника?
– Не знаю, Уильям, как и что, но преподобному Россу с прежней женой скучать не приходилось. По-моему, от нее и дьяволу бы стало тошно. Однако, признаюсь, я не раз задумывался, не перемудрил ли он и на этот раз. Как я слышал, она не из простой семьи. Да, совсем не из простой. Кто-то из ее родственников служит при дворе нашей молодой королевы, причем занимает там далеко не последнее место. Мне рассказывали, что много лет назад их семьи жили по соседству в Дорсете.
Преподобный Росс был самым младшим из семи братьев в семье, его и отправили служить Богу. Но как бы то ни было, с ней наш священник стал совсем другим человеком. В нем теперь куда больше любви к ближнему. Вы понимаете, о чем я. И вот еще что. Когда он читает проповедь, жена не сводит с него глаз, я наблюдал за ней. А он никогда не смотрит на нее. Не смеет… Думаю, он влюблен. – Саймон рассмеялся, откинув голову, но в смехе его чувствовалось легкое смущение.
Энни смотрела на него без тени улыбки.
– Уж никак не думала, что Тилли увлекут танцы. Мне казалось, ее интересует только рубка и пилка дров. Хочу заметить, это выходит у нее лучше, чем когда-то у меня. Тилли перекопала участок не хуже Уильяма. Она всегда вела себя как мальчишка, и тянуло ее больше к мужской работе. Признаюсь, это меня беспокоило, но ее занятия танцами меня совсем с толку сбили.
– Она же девочка, Энни. – Тон Саймона тоже стал серьезным. – А сейчас она превращается в девушку, и, должен сказать, очень хорошенькую.
– Что-то я сомневаюсь. У нее никакой фигуры. Пора бы и округлиться, ей уже шестнадцатый год. А ты только взгляни на нее: прямая, как тростинка.
– Всему свое время, да и парням некоторым по душе худые, – улыбнулся Саймон.
– Что-то я таких не встречала, – озабоченно покачала головой Энни. – Кто станет покупать корову, у которой все ребра наружу, если рядом полно сытых и гладких.
– Она не корова, и ни к чему такие сравнения, Энни Троттер!
– А ты, Уильям Троттер, не повышай на меня голос, иначе пожалеешь, – не осталась в долгу Энни.
– Я поставлю тебя на место, нечего язык распускать. – Она задорно тряхнула головой, а потом повернулась к Саймону и подмигнула ему. – А вот и Тилли спускается с холма, – объявила Энни, бросив взгляд в окно.
Саймон пригнулся и посмотрел в маленькое окошко в сторону угольной насыпи: с холма, как козочка, вприпрыжку спускалась молоденькая девушка. Внезапно она остановилась: ей навстречу из-за кустов вышел молодой человек.
– Саймон, ты не видишь, кто там с ней?
Он не ответил, а лишь прищурил глаза, всматриваясь в даль. Эти двое уже добрались до середины нижнего склона, когда ему наконец удалось разглядеть мужчину.
– Это Макграт, – сообщил Саймон. – Хал Макграт.
– Ах, опять он! – Энни сердито выпрямилась.
Саймон отвернулся от окна и торопливо полез в карман, достал соверен и, передавая ей, заметил:
– Возьми его сейчас, пока она не пришла.
– Да, Саймон, спасибо тебе, – кивнула Энни.
Он помолчал, закусывая губу, и спросил:
– Как, по-твоему, что у него на уме? Думаешь, приглянулась она ему или здесь что-то другое?
– Надеется убить двух зайцев, вот как бы я это назвал, – заметил Уильям. Они одновременно повернулись к кровати. – Парень уже несколько месяцев каждое воскресенье тут как тут.
– Скорее всего, он не отступится, верно? – Саймон взглянул на Энни, голос его звучал глухо.
– Нет, скорее дух из него вон. Это же Макграт. Весь в отца, да и дед был не лучше.
– Она ничего не спрашивала? Я говорю о… – он кивнул на ее прижатую к груди руку с совереном.
Женщина отвела глаза.
– Год назад она спросила, откуда мы берем деньги на муку, мясо и всякое такое. Овощами она нас обеспечивает. С тех пор, как Уильям слег, огород на ней. Ну… мне нужно было что-то ей ответить. Я сказала, что ты возвращаешь нам понемногу деньги, которые когда-то занял, не ты, конечно, а твой отец.
– Объяснение подходящее, а Тилли поверила?
– Мне кажется, ответ ее удовлетворил. Помню, она еще сказала: «Мне нравятся люди, которые отдают долги».
– Да уж, долги! – хмыкнул Саймон и обернулся к окну. Снова пригнувшись, он объявил: – Она его оставила и летит, словно заяц, а он стоит как истукан.
Спустя несколько минут дверь распахнулась: в комнату будто ворвался свежий ветер. Тилли Троттер для своего возраста была высокой. Вылинявшее ситцевое платьице, доходившее до самого верха ее тяжелых башмаков, скрывало даже какой-либо намек на округлость фигуры. Густой загар покрывал ее обветренные шею и лицо, хотя на скулах сквозь загар проступал легкий румянец. Карие глаза девушки искрились весельем и живо поблескивали. В ее возрасте девушки обычно высоко закалывали волосы или собирали их на затылке в пучок. Тилли же свои густые темно-каштановые волосы заплетала в две длинные косы и соединяла сверху и снизу выгоревшей голубой ленточкой.
– Привет, Саймон, – шепнули ее пухлые губы, когда она, запыхавшись, влетела в дом. – Почему ты не пришел меня спасать? – без всякого перехода поинтересовалась девушка. – Знаешь, кто меня сейчас остановил? – кивнула она в сторону кровати. – Хал Макграт. Он опять меня подкарауливал. И ты ни за что на свете не догадаешься, что он мне сказал. – Тилли плюхнулась на стул у стоявшего посередине комнаты деревянного стола. Откинув голову, девушка посмотрела на потолок, потом резко опустила голову. – Он хочет со мной встречаться, этот Хал Макграт! Ишь чего захотел. А угадайте, что я ему ответила? – Она взглянула на всех по очереди. – Я сказала, что лучше подберу себе для компании одну из свиней Тиллсона. Вот так прямо и сказала! – И она залилась громким, довольным смехом.
– Встречаться? С тобой?! – буквально прорычал Уильям, садясь в постели. – Встречаться ему захотелось! – еще раз с возмущением повторил он.
– Да, дедушка, он так и сказал. Говорит, что хочет встречаться, потому что я… – она перестала улыбаться и застенчиво потупилась, – потому что я уже достаточно взрослая для этого… для того чтобы за мной ухаживать.
– Ах, вот паршивец этакий!
Энни подскочила к мужу, пытаясь успокоить и уложить на подушки.
– Ну, успокойся, не волнуйся так. Не стоит себя заводить. Ты же слышал, она сказала, что скорее станет встречаться с одной из свиней Тиллсона. Ложись, не надо волноваться.
Саймон поднялся и стал надевать куртку. Лицо его напряглось и застыло. Застегнув последнюю пуговицу, он взглянул на Тилли, которая сидела, положив на стол сцепленные руки.
– Держись от него подальше, Тилли, – посоветовал он.
– Я так и сделаю, Саймон, – не менее серьезно ответила она. – Стараюсь, как могу, чтобы с ним не встретиться, но он в последнее время стал частенько появляться в наших краях.
– Сходи к ручью, а то у нас воды почти нет, – попросила Энни.
Тилли послушно поднялась из-за стола, но задержалась, проходя мимо Саймона.
– Пока, Саймон, – попрощалась она.
– Пока, Тилли, – откликнулся он, потом взглянул на стариков и смущенно улыбнулся. – Я собирался сообщить вам новость, но вот уже ухожу, а так ничего и не сказал… я… надумал жениться.
– Жениться? Ну и ну! – Энни шагнула в его сторону и замерла.
Уильям снова сел в постели, но на этот раз промолчал.
– И на ком же ты женишься, Саймон? – тихо спросила Тилли.
– Ее зовут Мэри, Мэри Форстер. Вы ее не знаете, она не из наших краев, живет дальше Феллинга.
– Но это так далеко от твоей фермы, – продолжала удивляться Энни.
– Не так уж и далеко, всего миль пять, – ответил, поворачиваясь к ней, Саймон. – А вы знаете, как говорят в таких случаях: пылкому сердцу и быстрой лошади расстояние не помеха.
– И когда свадьба, Саймон?
– В следующее воскресенье мы собираемся объявить о нашем решении, – ответил он Тилли.
– А! – кивнула девушка, улыбнувшись краем губ.
В комнате воцарилось молчание, нарушил его Саймон.
– Приходи ко мне на свадьбу, Тилли, там и потанцевать сможешь, – неестественно бодро проговорил он и принужденно рассмеялся.
– Хорошо, я приду потанцевать на твоей свадьбе, Саймон, – снова кивнула она и улыбнулась.
– Но не приводи с собой жену священника, – нарочито шепотом посоветовал он, бросив быстрый взгляд на стариков.
– Не говори никому об этом, Саймон, потому что его преподобию не нравится, когда миссис Росс танцует, – попросила в свою очередь Тилли, тоже покосившись на дедушку с бабушкой.
– Твой секрет дальше меня не пойдет, не волнуйся, – пообещал он, склоняясь к девушке, но, когда их взгляды встретились, улыбка на его лице растаяла. Он торопливо выпрямился и снова намеренно громко объявил: – Ну, мне пора! Коровы лучше меня определяют время!
– Рэнди у тебя еще работает?
– Да, но он страшно ленивый, – идя к двери, объявил Саймон, – он засыпает, когда доит коров, тычется головой им в бок, только что слюни в молоко не капают. А вот Билл и Алли – стараются, хорошие они работники, со временем далеко пойдут. Между прочим, знаешь, кто хотел ко мне наняться? – обернулся Саймон к Уильяму. – Ни за что не догадаешься. Он приходил тайком. Впрочем, ничего удивительного, потому что это был младший сын старика Макграта, Стив, тот, которому четырнадцать. Он как-то подкараулил меня вечером на прошлой неделе и спросил, не найдется ли у меня для него места. Я едва не рассмеялся, когда это услышал, и спросил, знает ли его папаша, что он собирается ко мне наняться. Парень только головой покачал. Я ему спокойно сказал: «Не стоит тебе, парень, на это рассчитывать, ты на вид крепкий, и я бы тебя нанял, но твой отец на следующий же день со скандалом заберет тебя домой, ты же его знаешь. Ваша семья всегда работала в шахте, так всегда и будет». – И знаете, что он мне ответил? – Саймон окинул стариков взглядом. – «Нет, – заявил Стив, – я не собираюсь сидеть там всю жизнь… ни за что», – и убежал. Странно, но этот парнишка не такой, как остальные, словно и не их порода, а уж мы знаем этих Макгратов, верно, Уильям?
– Все они, Макграты, одним миром мазаны, никогда не доверяй им, Саймон.
– Быть может, ты и прав. Ну а теперь отдыхай, – кивнул он Уильяму.
– Слушаюсь, сэр, – откликнулся старик.
– Счастливо, пока, – окинув взглядом всех троих, попрощался Саймон и вышел за дверь.
Энни неторопливо направилась к очагу. Достав с висевшей над ним полки коробку из-под чая, она открыла крышку и заботливо опустила в нее соверен. Вернув коробку на место, Энни повернулась к Тилли:
– Кажется, я просила тебя принести воды.
– Ты хотела меня отослать из комнаты. Там воды еще полбочки, сама знаешь, бабушка. Что же ты не хотела, чтобы я слышала?
– Не будь слишком любопытной, мисс.
– Бабушка, я спрашиваю не из-за любопытства.
Тилли обошла стол, подошла к камину и заговорила, повернувшись к дедушке с бабушкой:
– Вы постоянно напоминаете, что мне уже скоро шестнадцать и я должна вести себя как молодая девушка, а сами скрываете от меня что-то. Вот, например, не хотите рассказать, что это за соверены, которые каждый месяц привозит Саймон. Вы, наверное, знали, что он собирается жениться, и только сделали вид, что удивлены?
– Мы на самом деле ничего не знали, ни я, ни твой дедушка, – резко ответила Энни. – Только сейчас услышали, что он с кем-то встречается, правда, Уильям? – Она обернулась к мужу за поддержкой.
– Поверь, девочка, для нас это тоже новость, – подтвердил, качая головой Уильям. – Я бы понял, если бы это была Роуз Бентон или Фанни Хатчинсон, она по нему не один год вздыхает, но об этой женщине я слышу впервые. Как он сказал ее зовут?
– Мэри Форстер.
Они одновременно подняли глаза на Тилли.
– Мэри Форстер, – повторила, чуть помедлив, Энни. – Никогда не слышала такого имени, – задумчиво прибавила она.
– Все понятно.
Решительный тон Тилли заставил стариков с немым удивлением посмотреть на внучку.
– А теперь объясните вот это – она кивнула в сторону чайной банки. – Только не говорите, что Саймон отдает долг. Я никогда не верила, что у вас нашлось так много денег, которые он никак не может отдать. Скажите, в чем дело. Я имею право знать правду!
Уильям зашелся долгим, мучительным кашлем. Энни заторопилась к мужу. Она приподняла его и, хлопая по спине, бросила Тилли:
– Вот до чего ты довела своими приставаниями дедушку. Я уже и не помню, когда у него был последний приступ. Разведи немного меда и неси сюда, да поживее… ты со своим правом. Ну, быстро!
Тилли словно подменили. Она бросилась к стоявшему в дальнем конце комнаты буфету, достала кувшин с медом и вернулась к столу. Там она положила в кружку две ложки меда, затем заспешила к очагу. Зачерпнув из котелка немного кипятка, размешала смесь маленькой деревянной ложкой и подала кружку бабушке.
Судорожно дыша, старик маленькими глотками пил разведенный в воде мед. Наконец он опустился на подушки, грудь его высоко вздымалась.
– Извини, дедушка, я не хотела тебя расстроить, – раскаяние звучало в ее голосе и было написано на лице.
– Нет, нет, ты никогда меня не огорчала, моя дорогая, – сжимая руку девушки, ответил старик. – Ты – хорошая девочка и всегда была такой… и я скажу тебе… вот только отдышусь, – он несколько раз прерывисто вздохнул и продолжил с улыбкой. – Как только ты пришла сюда, в моей жизни появилась радость.
– Ах, дедушка! – Тилли прильнула к его заросшему щетиной лицу. – Ах, дедушка, – повторила она дрогнувшим голосом.
Всплеск эмоций погасил ровный, спокойный тон Энни.
– Вода мне не нужна, а вот дрова не помешали бы, – не давая им еще больше расчувствоваться, промолвила она. – Они мне просто необходимы, если вы оба собираетесь ужинать.
Тилли встала и направилась к двери. Когда она проходила мимо бабушки, взгляды их встретились, в них не было и намека на обиду.
Задний двор с обеих сторон ограничивали постройки: конюшня и сарай для упряжи. В сарае теперь хранились овощи, а в конюшне – дрова. Возле конюшни стояли козлы с лежавшим на них толстым суком, который Тилли этим утром принесла из леса. Девушка облокотилась на сук и окинула взглядом открывавшийся за их участком вид: местность плавно понижалась, затем шел подъем до самого леса – границы владений Сопвитов. И впервые она не восхитилась красотой пейзажа. На душе у нее было неспокойно.
Саймон собирался жениться. Она все еще не могла прийти в себя, так сильно подействовало на нее это известие. Ей и в голову не приходило, что Саймон когда-нибудь может жениться. А почему бы и нет. Почему бы не жениться такому рослому, красивому парню, притом доброму и любящему шутку. Ей многое в нем нравилось, но особенно ценила она его доброту и умение пошутить.
Тилли не забыла, когда в первый раз увидела его. В тот день мать впервые привела ее, пятилетнюю, в этот дом. Помнила она также, что была одета в черное платье, короткое черное пальто и шляпу. Она носила черное, потому что незадолго до этого ее отец утонул, свалившись с крутого обрыва. Дедушка снял с нее пальто, усадил на стул и поспешил к бабушке, помогавшей больной матери подняться по лестнице в спальню.
Тилли сидела на том же стуле, когда дверь открылась и в комнату вошел мальчик в сопровождении мужчины.
– У тебя все дома? – спросил мальчик, глядя на девочку сверху вниз, и весело засмеялся, но она не улыбнулась в ответ, а расплакалась. – Ну, не реви, успокойся, – он достал из кармана леденец и протянул ей.
Дедушка спустился вниз и стал беседовать с мужчиной. В тот день она впервые услышала имя Макграт и первое бранное слово.
– Будь я проклят, если поверю, что твой Фрэд свалился с обрыва! – сказал мужчина.
Мальчик спросил, как ее зовут, и, услышав «Тилли», стал смеясь повторять: «Какое глупое имя – Тилли Троттер».
– Не смей так говорить, Саймон, – оборвал его дедушка. – Ее зовут Матильда.
А мужчина сурово приказал мальчику выйти из комнаты и пообещал поговорить с ним дома.
Но мальчик не двинулся с места. У Тилли до сих пор стояла в ушах фраза, которую он тогда произнес, глядя на дедушку и отца:
– Говорят, что мистер Макграт поджидал лодку. В шахте его не было, он пропустил смену. Билл Нельсон слышал, как его отец кому-то об этом рассказывал.
Когда Саймон это сказал, мужчины подошли к нему, он показался Тилли взрослым, а не мальчиком.
С тех пор для Тилли Саймон всегда был взрослым, настоящим мужчиной. Теперь же всему конец. Ей вдруг почему-то захотелось плакать, желание для нее весьма необычное. Жизнь ее сложилась так, что повода для слез не находилось. Жила она счастливо и беззаботно, окруженная любовью, ее не посылали служить, не отправляли на работу на полях или того хуже – в шахту.
Мать умерла, когда Тилли было семь лет, но девушка редко вспоминала ее. Дедушка с бабушкой окружили ее такой заботой и вниманием, что грустить ей не приходилось вовсе. Тилли старалась платить им не только любовью, но и помогала, как могла. В то же время она прекрасно понимала, что без денег Саймона им не удалось бы сводить концы с концами после того, как несколько лет назад дедушка слег.
Но почему, почему он приносил им деньги? Должно быть, это была его обязанность, потому что, насколько ей было известно, он появлялся с деньгами каждый месяц и за последние шесть лет не пропустил ни одного месяца. Раньше то же самое делал его отец, а Саймон его сопровождал. За этим что-то скрывалось, какая-то тайна, и ей никак не удавалось понять, в чем тут дело.
А как же будущая жена Саймона? Станет ли она допытываться, что за этим скрывается?
Войдя в конюшню, Тилли взяла плетеную корзину и принялась складывать в нее мелкие поленья, сверху насыпала две пригоршни щепок из деревянного ларя. Она широко развела руки, обхватила корзину, рывком подняла и направилась с тяжелой ношей к задней двери. Перед тем как войти, она оглянулась, прислонив корзину к столбу крыльца, и окинула взглядом знакомые просторы, но на этот раз словно прощалась с привычным, окружающим ее миром. Предчувствие грядущих перемен наполнило ее душу смутной тревогой: скоро ей предстояло распрощаться с прежней жизнью и вступить в новую, незнакомую; и сердце девушки болезненно сжалось. Тилли начинала осознавать, что беззаботная легкость, с которой она носилась по холмам или прыгала через ручьи, словно пугливый олень, ушла навсегда. Не сидеть ей больше на пригорке, провожая день и вбирая в себя таинственную тишину ночи, чей незримый поток заполнял укромный уголок в ее душе, где теперь поселилась тревога и зрело понимание того, чему Тилли не в силах была дать объяснение, ибо никогда прежде не знала тяжелых переживаний. Однако девушка чувствовала, что не за горами время, когда ей придется с ними познакомиться.
Уже входя в дверь кухни, Тилли мысленно сделала шаг назад в свое долгое, теперь оставшееся за порогом детство и подумала: "Может быть, он посмотрел бы на меня иначе, будь моя грудь пышнее".
