Текст книги "Хрупкое убежище (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Коулс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Ро, – прошептала Нора.
Ее лицо приблизилось, мягкие морщинки вокруг глаз и губ, полные тепла. Зеленые глаза с добротой:
– Единственное, чего бы они хотели – чтобы ты была счастлива.
Горло сжалось, сдерживая всхлип:
– Я знаю. Но иногда быть счастливой – ощущается как самое страшное предательство.
Нора крепко обняла меня, прижав к груди вместе с нелепым «алмазным подарком»:
– Никогда. Твое счастье – это лучшая дань их памяти. Потому что они научили тебя находить радость в каждом дне.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Нора отпустила меня, и я подняла лицо к солнцу. Его лучи согревали, и я вспомнила, как когда-то мы с Эмилией бегали под брызгами разбрызгивателя в точно такой же день. Вспомнила, как с мамой сажали цветы в землю. Как папа гонялся за нами с водяным пистолетом. Здесь было так много хорошего. Так много воспоминаний, за которые можно быть благодарной.
Шершавые пальцы коснулись моей щеки – я снова встретила взгляд зеленых глаз Норы. В них светилась гордость и что-то еще, более глубокое:
– Вот она ты.
Я сжала ее руку:
– Пойдем. Повесим мой цветочек-член.
2
Энсон
Я бросил на прилавок хозяйственного магазина пару бутылок отбеливателя и десяток респираторов N95. Предметы грохнулись с таким шумом, что девушка-продавец подняла голову; ее светлые волосы взметнулись вместе с этим движением. Ее взгляд метнулся от меня к товарам и обратно. Она расплылась в улыбке и звонко чавкнула жвачкой:
– Что, труп убираешь?
Я не засмеялся. Вообще не ответил. Пару лет назад я бы подыграл ей, пошутил, обаял. Сейчас – нет. Все это казалось пустой тратой времени и сил. А у меня не было ни того, ни другого.
Щеки у девушки залились краской, она опустила голову и забила что-то в кассе.
Я был козлом.
Но быть козлом – лучше, чем альтернатива. Лучше, чем чувствовать. Чувства – прямой путь к боли.
– С вас пятьдесят два семьдесят пять, – пробормотала она почти шепотом.
– Запишите на счет Colson Construction – Я закинул покупки в пластиковый пакет. Это было самое меньшее, что я мог сделать. Сколько бы я ни пытался сосредоточиться на деле, не мог не заметить, как глаза у девушки округлились – удивление и любопытство.
Имя Colson Construction знали все. Репутация отличной работы и честных цен. Но имя владельца знали еще лучше. Шепард Колсон был одним из тех золотых мальчиков города.
Учитывая, как у меня был натренирован мозг из-за прошлого, я не мог не анализировать причины. Почему Шеп так старается быть всем для всех? Всегда спасает всех, вечно на белом коне. Я бы многое поставил на то, что все тянется из его детства.
Знать, что тебя подбросили к пожарной станции, когда тебе и месяца не было – это способно надолго засесть в голове. Заставить доказывать свою ценность. Шеп делал и это, и больше.
Я схватил пакеты с прилавка, отгоняя прочь все эти мысли. Профайлинг давно остался в прошлом. Должен был остаться. Только так я мог сохранить остатки разума.
– Спасибо, – буркнул я и направился к выходу.
Едва я добрался до стоянки, телефон завибрировал в кармане. Я на ходу выудил его и глянул на экран. Сейчас мой номер знало всего человек пять, так что вариантов было немного. Но облегчение все равно прокатилось по телу, когда я увидел имя Шепа.
– Ага.
В трубке раздался его легкий смешок:
– Ты в курсе, что это не приветствие?
– Чего тебе, придурок? – пробурчал я.
Мне не стоило с ним грубить. Он вытащил меня. Дал куда приземлиться, когда все рухнуло в пламени. Работу. Цель, которая удержала меня от бутылки или еще худшего.
Я подрабатывал на стройках еще в колледже, азы знал. Но строить что-то своими руками, возводить – это было совсем другое после всего, чем я занимался в Бюро. Мне это было нужно. И я был благодарен другу за этот шанс.
– Чего ты такой злой? – укорил Шеп. – Перекусить хочешь?
Я только хмыкнул:
– По твоим поручениям бегаю.
Шеп фыркнул:
– Извини, что заставил тебя общаться с людьми. Но мне надо было встретиться с заказчиком, а ты бы на это точно не подписался.
Открыв багажник своего пикапа, я закинул пакеты внутрь:
– Что нужно?
Могло быть что угодно. Шеп любил проверять, как у кого дела. Но не посреди рабочего дня. Обычно он оставлял такие проверки для вечернего пива.
– Можешь заехать ко мне на объект? Хочу пройтись по плану реставрации перед стартом завтра.
– Конечно. Сейчас?
– Если тебе удобно.
Я глянул на часы. День только наполовину прошел, и, если честно, мне не терпелось попасть внутрь с тех пор, как Шеп рассказал об этом проекте. Чем дольше я работал с его командой, тем четче понимал, что у меня талант к работе с домами после пожаров. Я углубился в тему, прошел курсы, накопал кучу информации. Теперь я возглавлял все такие проекты по восстановлению.
Это было символично. Моя искореженная форма искупления. Хотя вряд ли когда-либо это покроет то, что я должен.
– Уже выезжаю, – сказал я, забираясь за руль.
– Я пока еще в пути, но можешь спокойно осмотреться. Думаю, там никого нет. Ро заканчивает переезд из своего старого домика.
Я ни разу не видел сестру Шепа. Не потому, что он не пытался. Он постоянно тянул меня в свою семью. А для него они все и были семьей. Неважно, что не у всех была общая кровь и что некоторые появились в этой семье уже взрослыми. Они были его. И этот союз значил для него все.
Но от одной мысли о подобных связях у меня сжимало ребра, тяжело было дышать. Каждая затяжка воздуха колола грудную клетку.
Я загнал это все в дальний угол сознания. Туда, куда никогда не заглядываю. Потому что если сунусь туда – тьма поглотит меня целиком.
– Энсон? – голос Шепа выдернул меня из этих мыслей.
– Что?
Он замолчал на мгновение – короткая пауза выдала его беспокойство:
– Я спросил, не хочешь ли потом на ужин зайти? Мама делает лазанью.
Когда я в последний раз ел домашнюю еду? Даже не вспомнить. Готовить сам – бестолку.
– Все нормально.
– Точно? – надавил он.
Блядь.
– Точно. Просто не хочу ужинать.
За два года работы у Шепа я всего раз мельком пересекся с его мамой и бабушкой. Пару раз перебросился словами со старшим братом Трейсом. Тот всегда смотрел на меня так, что у меня зудели инстинкты – как будто знал, что за мной тянется что-то еще.
Но Шеп держал слово. Никто не знал о моем прошлом. Для всех я – его старый приятель из колледжа, которому нужна была работа. Замкнутый придурок, который особо никого не любит, так что на молчаливость обижаться смысла нет. Работало. Хотя иногда и чертовски одиноко.
– Однажды Лолли тебя просто свяжет и затащит, – буркнул Шеп.
Уголок моих губ дернулся при упоминании его бабушки. За несколько секунд общения я понял – она мне уже нравится.
– Не хочу случайно стать натурщиком для ее очередных шедевров.
Шеп издал гортанный звук:
– Лучше не напоминай. Она недавно пыталась всучить мне картину, где какой-то эльф-принц с голым торсом и его феечка.
Я не засмеялся, но хотелось:
– Она сейчас висит у тебя в доме, да?
– В кабинете, – проворчал он. – За дверью. Чтобы не видеть.
Я усмехнулся, сворачивая на Каскад-авеню – главную улицу города:
– Ты хороший внук.
– Ага-ага, – пробурчал Шеп. – Увидимся через пару минут.
– Ладно, – буркнул я и сбросил звонок.
Мое постоянное игнорирование приветствий и прощаний бесило Шепа до чертиков, но за эти пару лет он уже привык.
Я замедлил ход у одного из трех светофоров в городе. Шеп рассказывал, что установка светофоров едва не вызвала здесь восстание. Половина жителей считала, что ради безопасности без них не обойтись, вторая была уверена – этим убьют весь дух Спэрроу-Фоллс.
Я не был уверен, что такое место вообще можно испортить. Здесь висела какая-то особая простота. Спокойствие. Это было первое место, где я смог нормально дышать с тех пор, как потерял Грету.
Одной мысли о ней хватило, чтобы перехватило горло и скрутило живот. Перед глазами вспыхнул образ сестры. Почти всегда – из детства. Как мы носились по двору, пока родители звали нас ужинать. Как забирались в домик на дереве, спасаясь от укладывания спать в летние вечера.
Позади посигналили, выдернув меня из этих мыслей. Раньше я и подумать не мог, что счастье может причинять боль. Теперь знал – счастье самая изощренная пытка. Потому что его могут отнять. А потерять его намного страшнее, чем не знать вообще.
Я убрал ногу с тормоза, плавно тронулся. В зеркале – пожилая женщина в седане сверлила меня взглядом через стекло. Старенькая машина, двигатель подхрипывал, но кузов начищен до блеска. На бампере наклейка: «Иисус спасает». На заднем сиденье – детское кресло.
Я машинально собрал ее портрет за пару секунд. Гордость, легкая праведность. Соблюдает правила, но заботится о ближних. Опекает маленького ребенка, делает все, чтобы ему жилось лучше. Но считает, что и все остальные должны жить по ее стандартам. А если нет – раздражается. Отсюда и сигнал.
Я заставил себя отвернуться и перевел взгляд на магазины вдоль дороги. Почти все здания из старого кирпича – придавали центру города характер, который я не встречал в пригородах Вашингтона, где рос. Здесь каждый дом хранил свою историю. И в этом что-то отзывалось внутри.
Проехал мимо закусочной, пекарни, книжного. Туристические лавки, кафе, кофейня напротив. Галереи тут и там. Но я мог по пальцам пересчитать, сколько раз заходил внутрь – разве что кроме маленького продуктового.
Чем больше ты вращаешься в городе, тем больше вплетаешься в его ткань. А значит – больше людей считают, что могут подойти, завести разговор, начать задавать вопросы. А это последнее, чего я хотел.
Минут через десять я свернул к дому. Повернув направо на гравийную дорогу, притормозил и тихо присвистнул.
Передо мной открылась картина, от которой захватывало дух.
На востоке громоздились четыре горные вершины, их зубчатые пики укрыты снегом. На западе – скальные утесы, на которые хотелось смотреть еще и еще. Серо-синие горы резко контрастировали с золотистым отливом скал. Сестре Шепа определенно повезло с видом – даже несмотря на то, что она купила наполовину выгоревший дом.
Когда особняк появился полностью, я сбавил скорость. Роскошный викторианский дом был наполовину уничтожен. Стены обвалились, обугленные балки торчали из-под натянутого брезента на крыше. Для большинства – здесь только один выход: снести все до основания и начать заново.
Но Шеп сразу дал понять – это не вариант. Сестра хочет восстановить именно этот дом, а не строить новый. И заплатит за это минимум на треть больше.
Где-то на затылке неприятно защекотало – шестое чувство давало о себе знать. Почему?
3
Роудс
Я отступила назад, прислонившись к небольшому кухонному острову в гостевом домике, который, к счастью, не пострадал от пожара. Несколько секунд я любовалась своим шедевром, висящим над камином в гостиной. А потом разразилась смехом. Цветок-член гордо занял свое место.
Но это было куда больше, чем просто непристойная картинка. Лолли отлично знала, что делает, когда принесла мне его именно сегодня. Она знала, что мне нужно будет посмеяться, вспомнить о семье, которая меня окружает.
За эти годы я научилась держать рядом и то, что потеряла, и то, что обрела, – и быть благодарной за то время, что у меня было с ними. Сегодня Лолли была на первом месте в этом списке благодарностей.
Как в подтверждение этому, мой телефон пискнул. Я схватила его, увидев уведомление из группового чата. Его название менялось постоянно – обычно благодаря попыткам Коупа и Кайлера переплюнуть друг друга или вывести из себя нашего старшего законопослушного брата. Коуп и Кайлер вляпывались в неприятности с тех пор, как Кай переехал к нам в шестнадцать.
Сегодня чат назывался «Не говорите маме». Я усмехнулась и открыла переписку.
Коуп: Ну как там новые хоромы? Готова устроить вечеринку?
Мои пальцы затанцевали по экрану:
Я: Как ту, когда ты нажрался персикового шнапса и пять дней вонял пирогом с антисептиком?
Коуп: Не говори «персик». У меня до сих пор флэшбэки.
Кай: Это у меня флэшбэки. Ты блеванул мне в шкаф. С тех пор, как одна девчонка пришла делать татуировку с персиком на жопе – меня тут же воротит.
Новое сообщение вспыхнуло на экране.
Арден изменила название чата на «Бесконечные уведомления».
Коуп: Жестко, А.
Наша младшая сестренка, переехавшая к нам в двенадцать лет, обожала уединение и терпеть не могла, когда ее отвлекали. Особенно во время работы над очередной картиной – а она почти всегда над чем-то работала.
Я: Ставь чат на «Не беспокоить». Я так делаю, когда у Коупа очередной припадок нужды. Как будто его миллионы фанатов ему не хватает.
Арден: Умно. Надо было сделать это еще сто лет назад.
Коуп: Можно ли развестись с братьями и сестрами? Каковы юридические последствия?
Я: Это значит, что пирога с арахисовым кремом в следующий раз ты не получишь.
Коуп: Жестокая и бесчеловечная кара, Ро.
Я хихикнула себе под нос, зная, что победа за мной, и засунула телефон в задний карман джинсов. Взгляд скользнул по комнате. Все еще царил бардак. Хоть вещей у меня было немного, но все равно – вещи есть вещи. И сейчас они валялись в полуоткрытых коробках по всей гостиной.
Я уже вытащила самое нужное. Кофеварку. Сковороду, кастрюльку, пару тарелок, немного столовых приборов. Девушке ведь надо что-то есть. А уж видеть меня без кофе с утра никто бы не захотел.
Но важнее всего были книги. Потрепанные томики, с которыми мы с папой проходили совместные путешествия. Хорошо быть тихоней, Голодные игры, Изгои и, конечно, Трещина во времени. Они будто притягивали меня невидимой силой, и я провела пальцами по их потрескавшимся корешкам и пожелтевшим страницам.
Библиотека немного пострадала от огня и воды, но больше – от копоти. Со временем, после бесконечных перечитываний, большая часть этого стерлась.
Только последние главы каждой книги до сих пор оставались припорошены мелкими черными точками. Я перечитывала их снова и снова, но так и не могла заставить себя дойти до конца. Концовки были слишком... финальными. Даже если счастливыми.
Я убрала руку и окинула взглядом комнату. Столько коробок. Но они подождут.
Потому что мне не терпелось снова увидеть сам дом. После первого удара воспоминаний я поняла, что скучала по нему – по его резным деталям, шпилям, по ощущению дома, которого не заменит даже ранчо Колсон.
Отойдя от книжной полки, я вышла через парадную дверь. Первое, что бросилось в глаза – обгоревшая обшивка. Я резко вдохнула, но заставила себя идти дальше, приближаясь к дому. Сгоревшая часть была как раз ближе всего к моему гостевому домику – придется привыкать к этому виду.
Несколько лет меня таскали по психотерапевтам. Тогдашний психолог все повторял, что мне нужно «посмотреть правде в глаза». Пока в один момент Нора не взорвалась, не заорала на него, чтобы он перестал быть таким навязчивым ублюдком, и не выгнала его. Это было мое последнее занятие. Но ее вспышка тогда заставила меня почувствовать любовь, которую трудно описать словами.
И Нора была права. Я должна делать это в своем темпе. Да, прошло четырнадцать лет. Но я здесь. Готова.
Под ногами хрустел гравий, поднимая пыль. Вместо того чтобы смотреть на дом, я сосредоточилась на высохших клумбах вокруг. В голове уже возникали схемы, как все восстановить. Я представляла, как здесь расцветают маки и люпины. Хотелось, чтобы везде взорвалась цветовая феерия.
Обогнув дом, я подошла к кухонным окнам. Виднелись следы копоти, но больше – почти ничего. Те же четыре табурета стояли у большого острова – те самые, на которых мы с мамой сидели в тот вечер. Именно там я тогда рассказала ей о своем первом поцелуе.
Боже, казалось, будто это было в прошлой жизни. Неловкое прикосновение губ в темноте чулана в подвале Оуэна Мида. Я иногда встречала Феликса в городе. В нем до сих пор оставалась та же мягкость, что и тогда, много лет назад. Но это уже была история, которая никогда не стала моей по-настоящему.
Он тогда старался. Хотел быть рядом. Хотел быть кем-то большим. Приходил в больницу. Пришел на мемориал, который устроили Фэллон, Нора и Лолли – чтобы у меня была возможность попрощаться. Но я так и не пустила его ближе. В конце концов он перестал пытаться. Сейчас он просто останавливался поздороваться, когда видел меня, и всегда дарил ту самую теплую, легкую улыбку.
Глубоко вдохнув, я двинулась к дому. Мне казалось, я до сих пор чувствую запах дыма в воздухе. Едва уловимый намек. Не то, по чему когда-либо станешь скучать.
Я протянула руку к ручке одной из французских дверей на заднем дворе и на мгновение просто оставила ладонь лежать на ней. Компания, которую наняла моя тетя, сделала все, что могла: заколотили окна, укрыли крышу плотным брезентом. Но как только она поняла, что все расходы идут из ее собственного кармана, помощь прекратилась. Порой местным шерифам приходилось выгонять тех, кто пытался использовать дом как ночлежку, но в основном он пустовал все эти годы.
С одним выдохом я нажала на ручку. Движение вышло дерганым – механизм за столько лет отвык от использования. Но дверь была не заперта. Я заранее передала Шепу ключи, чтобы ему не пришлось ждать меня.
Медленно распахнув дверь, я шагнула внутрь. Теперь запах дыма уже невозможно было игнорировать. Как он мог остаться после стольких лет – не знаю. Возможно, он въелся в самые стены.
Шеп клялся, что у него есть парень, настоящий волшебник по части устранения последствий пожаров. Обещал, что они восстановят дом и помогут мне снова вернуться сюда. Но стоило ступить чуть глубже, и я засомневалась, как это вообще возможно.
Сажа покрывала стены справа, образуя темные завихрения на обоях, которые когда-то так радовали маму. Эти узоры завораживали, тянули меня дальше – туда, где были самые страшные разрушения.
Я медленно брела по коридору, изучая каждый сантиметр повреждений и удивляясь тем мелочам, которые будто чудом избежали судьбы остальных – так же, как и я. Маленькие чудеса, не поддающиеся объяснению.
Дойдя до прихожей, я повернула налево и будто получила удар под ребра. Библиотека. Любимое место папы, где он отсиживался с детективами по выходным. Было видно, где пожарные остановили огонь. Эта комната напоминала мне мое сердце – наполовину разрушенное, наполовину еще бьющееся.
Глаза защипало, горло перехватило от слез, которые я пыталась сдержать, разглядывая обгоревшие остатки. Все эти детективы, что папа перечитывал до дыр, теперь превратились в пепел. Я прикусила щеку. Я верну ему библиотеку. Я верю, что он как-то увидит, как я снова расставляю на полках Джона Гришэма, Стига Ларссона, Трумана Капоте и Патрицию Хайсмит. И книги, которые мы читали вместе, – все, что смогу спасти.
Повернувшись, я посмотрела вверх на лестницу. Площадка наверху наполовину выгорела, но сами ступени, хоть и покрытые копотью, выглядели достаточно крепкими. Я осторожно встала на первую – держит.
Я поднялась еще на несколько ступеней – хотелось увидеть больше. Порыв ветра ворвался сквозь выбитые стены и окна, завывая призрачным голосом. Я знала, откуда этот звук, но холодок все равно пробежал по спине.
Но я не остановилась. Еще две ступеньки – только заглянуть в комнату, что хранила все мои детские мечты. Может быть, я хотела снова увидеть ту девочку. Ту, что верила: один единственный поцелуй изменит ее жизнь. И, наверное, в каком-то смысле он ее изменил.
– Какого черта ты здесь делаешь? – раздался низкий рычащий голос.
Все десять минут вокруг были только я и завывания ветра. Только я и призраки. Такая тишина, что я не была готова к ничему другому. Я резко обернулась, зацепившись ногой за сломанную ступеньку как раз в тот момент, когда в поле зрения ворвалась темно-русая мужская голова.
Я успела увидеть панику, мелькнувшую в его серо-голубых глазах, как его загорелая кожа побледнела, а мои руки закрутились в воздухе, пытаясь удержать равновесие. И я начала падать.
4
Энсон
Я заметил женщину еще тогда, когда она бродила вокруг дома, заглядывала в окна французских дверей на заднем дворе, а потом, наконец, набралась храбрости войти внутрь. Я попытался дозвониться до Шепа, но он, как назло, не взял трубку. И мне совсем не хотелось вызывать копов из-за какой-то любопытной дурочки. Я был уверен – она просто из любопытства сюда сунулась.
Но шляться по строительной площадке – верный способ вляпаться в неприятности. Или того хуже. И как раз сейчас это и происходило. Ее глаза расширились, когда я рявкнул, у нее удивительные орехово-зеленые радужки. От шока в них вспыхнули золотистые искорки, словно в них проснулась жизнь. Но тут она зацепилась ногой за поломанную ступеньку.
Удивление сменилось страхом, когда она замахала руками в попытке удержаться. Я выругался сквозь зубы, пытаясь угадать, куда она полетит. До земли было не так уж далеко – ступеней десять. Но если упадет неудачно – последствия могут быть серьезными.
Ее каштановые волосы разметались вокруг лица, пока она безуспешно пыталась восстановить равновесие. Она рухнула на перила, уже ослабленные огнем и копотью, и проломила их насквозь.
Я сработал на инстинктах, бросившись вперед, чтобы поймать ее. Она с глухим стоном врезалась в меня. Хоть она и была миниатюрной, удар выбил весь воздух из легких.
Или, может быть, это был огонь в ее глазах – глаза, которые теперь метали в меня молнии.
Она резко оттолкнулась от моей груди, вырвалась из рук:
– Ты что, с ума сошел?! Что ты делаешь?!
Ее возмущение заставило меня чуть приподнять брови – привычная маска на мгновение дала слабину:
– Что я делаю? Это ты тут ползаешь по строительной площадке. Это частная собственность. Я мог вызвать полицию. А могла бы и шею сломать.
Она выдохнула так, что несколько прядей плясали у лица:
– Я знаю, что это частная собственность, ты, переросток тупоголовый.
Скулы у меня задергались:
– Тогда какого черта ты здесь?
– Потому что это мое, – выпалила она с надменным взглядом.
Вот дерьмо.
Я окинул ее новым, более внимательным взглядом. Темно-каштановые волосы слегка растрепаны, будто живут своей жизнью и плевать хотели на любые правила. Кожа – бронзово-золотистая, гладкая, будто шелк. Да, миниатюрная, но с такими изгибами, что в голове тут же начали вертеться совершенно непрошеные образы. И ведь я знал, чья она сестра.
Дерьмо – это мягко сказано.
– И что, слов нет? – поддела меня она, прищурившись.
Я перевел взгляд обратно на ее лицо, ловя упрямство в глазах. Хоть я и уважал это, но уступать в этом споре не собирался:
– Все равно не стоило сюда лезть. Это твоя собственность, но шастать по аварийному объекту – это безрассудно и глупо.
У нее отвисла челюсть:
– Ты что, назвал меня глупой? И кто ты вообще такой?
– Я не тебя назвал глупой. А твои действия. Безрассудные. Выбирай любое. – Ни того, ни другого мне в жизни сейчас точно не надо.
Раздалось покашливание, и мы оба обернулись. Шеп стоял в проеме, бейсболка на голове, а на лице – до ужаса довольная ухмылка:
– Вижу, вы уже познакомились.
– Познакомились? – повторила Ро.
Улыбка Шепа стала еще шире:
– Ро, познакомься: мой друг и твой специалист по восстановлению после пожара – Энсон. Энсон, это моя сестра Ро.
Ро резко повернулась ко мне:
– Ты – тот самый Энсон? Лучший друг из колледжа? С которым Шеп голым бегал по кампусу и которого задержала охрана? Тот самый?
Я бросил на Шепа убийственный взгляд. Он обожал рассказывать эту историю:
– Вообще-то, задержать официально охрана кампуса не может.
Она закатила глаза:
– Ладно, задержали. За голый забег.
Я пожал плечами:
– Формулировки важны. – Черт возьми, как я это знал.
Ро повернулась к брату:
– Твой дружок чуть не убил меня.
– Это ты сама чуть себя не убила, – огрызнулся я, бросив раздраженный взгляд на Шепа. – Она лезла по этим проклятым ступенькам, которые в любой момент могли рухнуть. Я пытался ее остановить.
– Это мои ступеньки, – фыркнула Ро. – И я бы не оступилась, если бы ты не подкрался.
– Я вовсе не подкрадывался. А твои ворота были открыты настежь. – По сути, прямое приглашение для любого, кто захочет наведаться – хоть к дому, хоть к ней. Безрассудство. Вот что это было.
Улыбка слетела с лица Шепа. Он уставился на сестру взглядом строгого родителя:
– Я же говорил, что тебе нельзя сюда. Это небезопасно.
Щеки Ро порозовели:
– Я просто хотела немного осмотреться. – Она замолчала на секунду, и в этой паузе повис какой-то напряженный, едва уловимый заряд. – Мне нужно было.
Жесткость на лице Шепа растаяла. Он обнял ее за плечи и поцеловал в макушку:
– Ладно. Но больше – никаких таких вылазок. Обещай.
– Обещаю, – пробурчала она.
Шеп отпустил ее и легонько подтолкнул к кухне и распахнутым французским дверям:
– Иди. Я быстро осмотрюсь с Энсоном, а потом обсудим план действий.
Ро бросила на меня взгляд. Уже не такой злой, но радости в нем тоже не было. Но она подчинилась без лишних споров.
Когда она наконец скрылась из виду, Шеп тихо присвистнул:
– Черт возьми, Энсон. Я не видел, чтобы кто-то выводил ее из себя так быстро.
Я заставил себя отвести взгляд от того места, где она только что стояла, и посмотрел на ее брата. Ее брата, напомнил я себе:
– Я думал, кто-то вломился. Могли бы подать на тебя в суд, если бы кто-то тут пострадал.
– Так вызвал бы копов, – парировал он. – Это их работа – ловить нарушителей.
Я сжал челюсть:
– Ты знаешь мое отношение к копам.
Шеп покачал головой:
– Это окружная шерифская служба маленького городка, а не гребаное ФБР. Это мой брат, черт побери.
Я пожал плечами. Мне было плевать, хоть это была бы сама мать Тереза – я не хотел иметь дел с законом. Совсем.
– Думал, справлюсь сам.
– Ладно. Только в следующий раз...
Я ждал.
Он не разочаровал:
– ...не делай этого.
Я не стал утруждать себя согласием – все равно соврал бы.
– Ты вообще собираешься осматривать дом или нет?
Шеп вздохнул и бросил взгляд через плечо:
– Вообще-то, сначала хочу поговорить с Ро. Убедиться, что она в порядке.
Что-то в этом заставило мое шестое чувство напрячься. Дело было не в том, что Шеп не привык проверять, как у кого дела – как раз наоборот. Но тут было что-то еще. Я сдержал желание задавать вопросы. Мне не нужно было знать. И не хотелось. Чем меньше информации – тем лучше.
– Ей стоит помнить, что теперь она не в городе живет, – пробормотал я. – Пусть закрывает ворота и запирает двери. Нужно быть осторожнее.
Я прищурился, дав понять, что это не просто совет.
Он коротко кивнул:
– Обязательно.
– Хорошо, – буркнул я и направился в самую пострадавшую от огня часть нижнего уровня, стараясь не думать о том, примет ли Ро эти меры предосторожности. Потому что я знал, чем всё может закончиться. Особенно для женщин. Если они вовремя не подумают о безопасности.







