Текст книги "Хрупкое убежище (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Коулс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

43

Роудс

Я никак не могла отпустить Энсона. Вцепилась в него, как прилипала к днищу корабля, прицепилась и не отпускала. Даже когда Трейс допрашивал нас или когда парамедики осматривали Энсона. Скорее всего, на лице у него вскоре появится синяк от удара Феликса, но, к счастью, порез от камня не потребовал швов.

Рука Энсона то и дело скользила вверх-вниз по моей спине, но все его плечо крепко удерживало меня возле него, пока мы сидели на ступеньках моего крыльца. Казалось, ему самому было нужно это прикосновение не меньше, чем мне.

– Как голова? – спросила я. Наверняка мигающие огни машин экстренных служб только усугубляли боль.

– Все нормально. – Его свободная рука скользнула по моим ногам, которые он усадил себе на колени. – А как твои ноги?

Как только прибыли парамедики, Энсон первым делом потребовал, чтобы они осмотрели мои ноги, хотя травму получил именно он.

– Все в порядке, – ответила я.

Он уже пытался затащить меня в дом, но я отказалась заходить без него. Хотя правда была в том, что ноги саднили и пекли. Я ободрала их, а на одном месте даже рассекла кожу о какой-то острый камень. Но все заживет. Быстрее, чем сердце.

Феликс.

Человек, которого я всегда помнила как милого мальчишку. Будто он застыл в том моменте нашего первого поцелуя. Но эта картинка не имела ничего общего с реальностью. Возможно, никогда и не имела.

По гравийной дорожке к нам стремительно направлялся Трейс. Сегодня он даже не пытался сохранять свое обычно сдержанное выражение лица. Злость кипела в нем так, что видели все. Он подошел к нам и присел, оказываясь на уровне моих глаз.

– Как ты?

– Я в порядке. Что известно?

Челюсть Трейса ходила ходуном, он с трудом подбирал слова. И тут я поняла: он что-то скрывал. Эта злость – то, что все-таки прорвалось наружу сквозь его обычную броню.

– Феликс пришел в себя в машине скорой, но не говорит ничего, кроме «адвокат».

Энсон хмыкнул, вполне ясно выражая свое отношение к этому.

Трейс продолжил:

– Его пикап нашли немного дальше по шоссе. – Он снова сжал и разжал челюсть, будто ему трудно было выговорить следующее.

– Вы что-то нашли, – сказал Энсон, выпрямившись. Это не был вопрос. Он знал.

Трейс коротко кивнул:

– В кузове был ящик – целый клад. Бензин и тряпки, подозреваю, совпадут с пожаром здесь.

Я схватила Энсона за руку, пытаясь удержаться в настоящем моменте.

– Газетные вырезки о последнем пожаре и тех, что были четырнадцать лет назад, включая этот. И фотографии. Чертова уйма фотографий. – Голос Трейса стал сиплым, как у заядлого курильщика. Он знал, как больно мне слышать его слова.

– Думаете, это он все устроил? – прохрипела я.

– Пока рано говорить, – ответил Трейс. – Но одно ясно. Он зациклился на тебе. Есть снимки издалека. На работе. В городе. У дома. Сделаны, скорее всего, через телеобъектив.

У меня подступила тошнота, я вдруг почувствовала себя грязной – хотелось немедленно в душ.

Рука Энсона сильнее обняла меня.

– Ты сказала, он был твоим первым парнем, с которым ты поцеловалась?

Желчь поднялась к горлу, но я кивнула:

– В ночь пожара.

Он напрягся и обменялся взглядом с Трейсом.

– Все перешло на новый уровень. Ему не нужен был никто, кто мог встать между ним и Ро.

Мышца на челюсти Трейса снова дернулась:

– Но он вполне мог убить Ро.

Я чувствовала, как Энсон изо всех сил старается держать меня осторожно – чуть сменил хватку, делая глубокие вдохи и выдохи.

– Он, наверное, считал, что у нее будет время выбраться. Ее комната была на другом конце коридора. Тринадцатилетний мальчишка вряд ли хорошо разбирался в огне, даже если игрался с ним раньше. А старый дом вспыхивает куда быстрее новостроек.

Трейс кивнул, потом провел рукой по лицу.

– Я и подумать не мог. Ни секунды.

– Я тоже, – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Но зачем снова все начинать?

Энсон напрягся.

– Из-за меня. Ты ведь ни с кем раньше не встречалась серьезно, но наверняка уже все болтают, что мы вместе. Если он следил или разговаривал с кем-то из команды, то знал, что я живу здесь.

Желчь снова подступила.

– Это не твоя вина.

– Нет, не моя. Но мне все равно чертовски жаль, – процедил он.

Я прижалась лицом к шее Энсона.

– Не позволяй ему лезть тебе в голову.

Энсон провел пальцами по моему лицу.

– Ты права. – Сделав глубокий вдох, он повернулся к Трейсу. – Поймай этого ублюдка.

Трейс коротко кивнул:

– Запру его. А ты береги мою сестру.

Для Энсона это звучало как знак доверия. И он это понял.

– Я сделаю для нее все.

Трейс поднялся:

– Отлично. Если что – звони. Я потороплю экспертов с анализами.

И ушел.

А моя голова все крутилась.

Энсон не стал ждать. Он поднял меня на руки и понес в дом. Бисквит выбежал навстречу, жалобно взвизгнув, но я была слишком оглушена, чтобы обратить на это внимание.

Получается, кто-то убил мою семью? Это был не несчастный случай. Это была ненависть. Из-за чего? Из-за какой-то извращённой одержимости?

Слезы хлынули сами – рыдания рвали грудь, одно за другим.

– Я с тобой, – шептал Энсон.

Он уложил меня на кровать, обняв и укрыв своим теплом.

– Выплакивайся. Я рядом.

И я позволила себе выпустить все – боль, злость, горе. Зная, что Энсон меня удержит.

Солнце палило с высоты, пока я стояла на задней террасе, а его лучи отражались от блестящих нитей на моих ковбойских сапогах. Мне нужно было хоть что-то светлое, пусть даже в виде обуви. Все казалось пугающе тихим по сравнению с вчерашним хаосом. Ни мигалок, ни сирен, ни помощников шерифа, топчущихся по моему двору.

Я нахмурилась, глядя на клумбу, которую особенно пострадала от небрежности полицейских. Надо будет съездить в Bloom за новыми растениями. Работать я сегодня не собиралась – Данкан ясно дал понять: если я появлюсь в магазине, он меня уволит.

Вместо этого я стояла на улице, без дела перебирая пальцами и чувствуя, как меня распирает изнутри. Я бросила взгляд на телефон. Половина двенадцатого.

Оставалось убить еще пятнадцать минут до приезда Фэллон. Она хотела пообедать у меня дома, но мне нужно было выбраться отсюда. Подальше от этого призрачного безмолвия.

Я скучала по шуму команды, но им приказали приостановить работы до дальнейших распоряжений – на случай, если основное здание придется снова обследовать. Так что бригада перешла на другой объект. Энсон уехал на работу с большим опозданием и только после долгих уговоров. И то – лишь когда у моего дома в машине сел дежурить помощник шерифа. Энсон не хотел рисковать, пока Палач все еще на свободе.

По крайней мере, это было время без пристального взгляда Энсона. Время попытаться осмыслить, что именно Феликс когда-то разрушил мою жизнь. И теперь хотел сделать это снова.

У меня скрутило живот. Мальчик, которого я поцеловала. Тот, о ком я думала, что он изменит мою жизнь.

И, в самом извращенном смысле, он это сделал.

Глаза защипало, за ними начала накапливаться тяжесть. Я заставила себя сдержаться. Нельзя плакать. Не снова. Я выплакалась до потери сознания прошлой ночью и не хотела снова пройти через это.

Я глубоко вдохнула, проходя дальше по саду. Позволила ароматам сирени и люпина наполнить легкие и немного успокоить меня. Прислушалась к шуму листвы на ветру.

Телефон завибрировал. Я вытащила его из заднего кармана.

Фэллон: Буду через пять минут.

Сердце немного отпустило. Если кто и мог отвлечь меня от этого кошмара, так это Фэллон. Я быстро поднялась по ступеням заднего крыльца, закрыла дверь на замок. Почесала Бисквита за ушами, дала ему косточку, взяла сумку и направилась к входной двери. Выйдя, снова заперла дом и пошла в сторону патрульной машины, что стояла на посту.

Когда я подошла ближе, свет и тень играли на стекле открытого окна. Я замерла, пытаясь осмыслить то, что вижу. Тело обмякло, прислонившись к рулю. Кровь. Так много крови. Я развернулась, чтобы бежать, но уже было поздно.

– Здравствуй, Ро.

Голос был знакомым, но в нем появилось что-то новое – глухое, темное.

Я повернулась, пытаясь разглядеть говорящего, приготовившись драться, но успела заметить лишь угол футболки, прежде чем в висок вспыхнула резкая боль. Мир стал туннелем. Я падала, думая только об одном.

Об Энсоне.

44

Энсон

Я выругался, когда молоток соскользнул мимо гвоздя, едва не заехав по собственному пальцу.

Шеп выпрямился со своей стороны новой террасы, которую мы сейчас собирали.

– Я бы сказал, что тебе стоило взять пневмопистолет, но, боюсь, ты бы уже засадил себе гвоздь в ладонь.

Я нахмурился, встал, швырнул молоток на настил и хрустнул шеей. Сегодня с утра я был весь на нервах. И Шеп был прав – чудо, что я еще не покалечился всерьез.

– Что случилось? – спросил он, подходя ближе. – Есть новости по Палачу?

Я покачал головой. Все тихо. Но эта тишина сводила меня с ума. Будто вот-вот должно что-то случиться.

– Нет. Они все еще осматривают последнее место преступления и прочесывают район.

Шеп долго смотрел на меня.

– Все еще переживаешь из-за Ро.

Это не был вопрос, но я все равно ответил:

– Мне трудно это выключить.

Даже несмотря на то, что того, кто преследовал Ро, уже держали за решеткой, я не мог избавиться от инстинкта защиты. Слишком много всего произошло – и с ней, и со мной. Я опасался, что Ро рано или поздно может сломаться. Поэтому я заставил себя прийти на работу сегодня, хотя меньше всего этого хотел.

Шеп хлопнул меня по плечу:

– Пошли.

Он направился к своему пикапу, ожидая, что я пойду следом.

– Куда?

– Фэллон забирает Ро на обед. Нарушим их девичник.

Я нахмурился:

– Мы и так отстаем – доступа к Витторианскому дому нет. Ты сам говорил, что нужно закончить террасу сегодня.

Шеп открыл машину:

– Остальная бригада сейчас работает в две смены на объекте Эвансов. Это поможет нам наверстать время. А эту террасу мы с тобой добьем сегодня после обеда.

Я сел на пассажирское сиденье:

– Спасибо.

Да, сейчас мы потратим время, но позже наверстаем, даже если придется задержаться. Но Шеп знал, что мне надо увидеть Ро. Прикоснуться к ней. Убедиться, что с ней все в порядке.

Он завел двигатель:

– Ты пережил одно из худших, что может выпасть на долю человека. Нормально, что тебе нужно лишний раз убедиться, что с близкими все хорошо.

Я смотрел в окно, пока он вел по гравийной дороге к дому Ро. Мне всегда тяжело давались чувства. Сколько бы я ни изучал психологию и эмоции, говорить о своих – было непросто.

– Это заставляет меня чувствовать себя слабым, – признался я.

Шеп мельком глянул на меня:

– Потому что тебе не все равно?

– Потому что я не могу перестать накручивать себя. Постоянно думаю о миллионе вариантов, что может пойти не так.

Он крепче взялся за руль, сворачивая на двухполосное шоссе:

– Это нормально. Ты пережил травму не раз. Дай себе время. И последнее, что подумает Ро – что ты слаб.

Я знал, что он прав. Ро всегда найдет, как меня поддержать и показать, что в этом тоже есть сила.

– Я идиот.

Уголок рта Шепа дернулся:

– Ты сам это сказал, не я.

Я усмехнулся:

– А ты? Обычно ты уже к этому моменту рассказываешь о какой-нибудь девушке.

Шеп всегда был мастером легких встреч. Я старался не задумываться о том, что обычно он расставался с девушками на третьей или четвертой неделе. Лучше так, чем тянуть, если не видишь будущего. Но я все равно беспокоился – вдруг он ищет то, чего попросту не существует.

Шеп поерзал, не глядя на меня.

Я сразу насторожился:

– Что?

Он нахмурился, глядя на лобовое стекло:

– Ничего.

– Да брось. Очевидно же, что что-то есть.

Он выдохнул:

– Я пригласил одну девушку на кофе. Она отказала.

Я на секунду замолчал, а потом расхохотался:

– Первый раз получил от ворот поворот?

Шеп метнул на меня раздраженный взгляд:

– Нет. В третьем классе меня бросила Абби Джеймс ради Робби Аллена.

Я только сильнее смеялся до слез.

– Кто она? Хочу купить ей выпивку.

– Ты козел, – проворчал Шеп.

– Знаю. Ты и так это давно понял. – Я посмотрел на него, все еще улыбаясь. – Серьезно, кто она?

Он немного помедлил, потом сдался:

– Тея. Она работает с Ро в питомнике. Кажется, у нее за плечами что-то тяжелое. Осторожная. Я пригласил ее на кофе, а она сразу отказала без всяких объяснений.

Я долго смотрел на него:

– Уверен, что это не твой спасательный синдром опять включился?

– У меня нет никакого спасательного синдрома.

– Есть. Ты не можешь не лезть решать чужие проблемы. В разумных дозах это даже хорошо. Но тебе стоит подумать, почему у тебя возникает эта потребность. Иначе ты так и не найдешь счастья в отношениях.

Шеп нахмурился, сворачивая на подъездную дорожку Ро:

– Прекрати меня разбирать. – Потом тяжело вздохнул. – В ней что-то есть. Она замечает то, что другие упускают. Снаружи – жесткая, но когда думает, что никто не смотрит, в ней появляется такая мягкость…

Вот черт. Это уже звучит не как обычное увлечение.

– Тогда дай ей время, – посоветовал я. – Если Тея что-то пережила, ей нужно время, чтобы открыть кому-то душу.

– Ты, наверное, прав, – сказал Шеп, объезжая викторианский дом к гостевому коттеджу.

Машина Фэллон стояла рядом с новой машиной Ро. Но не это сразу бросилось мне в глаза. А сама Фэллон – согнувшаяся на гравии, задыхаясь.

Шеп сбросил скорость:

– Что за…?

Я не стал ждать. Распахнул дверь и бросился к ней:

– Что случилось?

Фэллон захлебнулась еще одной судорогой, но указала на патрульную машину. Я подбежал, резко остановившись. Желчь подступила к горлу. Тот самый помощник шерифа, что утром шутил с Ро, сейчас обмяк, прислонившись к рулю. Его горло было перерезано.

Я обернулся, паника захлестнула:

– Ро. Где Ро?

По щекам Фэллон катились слезы:

– Я… я не знаю.

Тошнота накрыла меня волной. В ушах зазвенело. Я рванул к дому. У меня были ключи – Ро дала их мне на случай, если я вернусь раньше нее. Но не для такого – когда мертвый полицейский лежит перед домом, а мы не знаем, где она.

– Перчатки! – крикнул мне Шеп. Он обнял Фэллон, а лицо у него побелело.

Мне не хотелось тратить время на гребаные перчатки, но я все же развернулся, подбежал к пикапу и вытащил коробку из кузова. Если с Ро что-то случилось, если кто-то ее забрал, нам понадобятся все возможные улики. Любые зацепки, чтобы ее найти.

Я отключил все. Все человеческое внутри себя. Все то, что Ро сумела во мне воскресить. У меня не было другого выбора.

Я проверил входную дверь. Не заперта. Блядь.

Как только она распахнулась, на меня налетел Бисквит, заливаясь лаем. Я схватил его за ошейник и быстро пристегнул поводок.

– Тише, парень. Тише.

Но сам я не чувствовал никакого спокойствия. Ни капли. И Бисквит это понял. Он тут же замолчал, прижавшись ко мне.

В доме стояла тишина. Слишком гнетущая. Не было ни музыки, ни напевов, ни смеха, ни болтовни. Это не было похоже на дом Ро.

Я осмотрел спальню и ванную – никаких признаков ее присутствия, но и беспорядка тоже не было. Я вернулся в коридор. Замер, когда мы с Бисквитом вошли в гостиную и кухню. Все вроде бы было на своих местах, но что-то не давало покоя. Что-то зацепило мое шестое чувство.

Я прошел дальше в комнату. И остановился у одного из книжных шкафов. Мир вокруг обрушился.

Записка была прижата к полке фотографией Ро с ее семьей. На бумаге крупными буквами было выведено знакомым почерком, от которого в животе заныло от ужаса:

ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ СТРАДАТЬ. КАК БЫСТРО ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ. ТВОЯ СЕСТРА, ВИДИМО, НИЧЕГО ДЛЯ ТЕБЯ НЕ ЗНАЧИЛА. А ВОТ РО – ДА. И Я УЖЕ ПОЗАБОЧУСЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ВАША МУКА НИКОГДА НЕ КОНЧАЛАСЬ. ОНА ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ МОЕЙ.

ИГРА НАЧИНАЕТСЯ.

– ПАЛАЧ

45

Роудс

Меня разбудил не звук, а чувство. Будто сердце вдруг перебралось в мою голову и колотилось теперь только там, отдаваясь тяжелыми ударами в черепе.

Я попыталась открыть глаза, но они словно прилипли. Я никак не могла заставить их слушаться. Меня охватило замешательство. Такого не должно было быть.

Я напряглась сильнее, и наконец веки дрогнули. Я заморгала так часто, что перед глазами все закружилось, как будто вокруг вспыхивали стробоскопы.

Меня накрыла тошнота – то ли от странного зрения, то ли из-за того, что у меня будто началась сильнейшая мигрень. Я не могла понять.

Я попыталась замедлить дыхание – вдох носом, выдох ртом. Попробовала снова открыть глаза, на этот раз медленно. Когда очертания вокруг начали проясняться, я вообще перестала дышать.

Я лежала на обугленном полу среди останков сгоревшего дома. От строения остались лишь фрагменты каркаса. Все остальное было уничтожено огнем. В некоторых местах вместо пола зияли провалы в темную бездну подвала внизу.

Я не узнавала это место. Ни саму постройку, ни окружающий лес. От этого сердце заколотилось еще быстрее. Я с трудом попыталась подняться.

Но как только приподнялась, меня снова накрыло головокружение, и тошнота вернулась с новой силой. Я приложила пальцы к голове и поморщилась, наткнувшись на шишку. Отняв руку, увидела на пальцах засохшие капли крови.

Черт. Что, черт возьми, произошло?

Я пыталась вспомнить. В голове начали мелькать обрывки дня. Как я уговаривала Энсона поехать на работу. Как собиралась обедать с Фэллон. Как вышла к ней навстречу…

Мое тело напряглось, когда в памяти всплыли последние события. Помощник шерифа Ролстон. Вся эта кровь. Меня снова замутило, но воспоминания не отпускали. Этот голос – до боли знакомый, но не совсем точный. Потом – резкая боль. И падение.

Я вскочила на ноги, а мир закружился.

Черт, черт, черт.

Я наугад ухватилась за что-то. Ладонь наткнулась на грубую деревянную балку, я вцепилась в нее, даже не обращая внимания на занозы. Мне нужно было удержаться на ногах. Второго удара по голове я могла не выдержать.

Постепенно головокружение отступило, и картинка вокруг прояснилась. Я моргнула, пытаясь убедиться, что вижу правильно. Этого не могло быть. Это была моя фотография. Судя по прическе – из школы или колледжа. Я работала тогда в питомнике, а на снимке смеялась, запрокинув голову, волосы падали на плечи.

Я с трудом сглотнула и начала оглядываться по-новому. Это была не единственная фотография. Повсюду были снимки. У меня внутри все сжалось.

Этого не может быть. Если бы я только могла поверить в это достаточно сильно, может, смогла бы повернуть время назад и переиграть весь сегодняшний день.

Я осторожно шагала по обломкам дома к следующей фотографии, избегая мест, где пол провалился. Этот снимок был уже недавним. Я возилась в саду у гостевого домика, руки по локоть в земле. По зернистости я поняла, что все снимки сделаны через телеобъектив – кто-то с легкостью нарушал мою частную жизнь, просто нажимая кнопку камеры.

Но это не мог быть Феликс. Не если я сейчас здесь.

Эта мысль заставила меня резко оглянуться. Я была одна. Ни души. Но я и не знала, где вообще нахожусь. Лес был слишком густым, чтобы определить направление, но уж лучше заблудиться в лесу, чем остаться на милость какого-то психопата.

Я поспешила к тому, что когда-то, похоже, было входом в дом. Но, дойдя до порога, застыла. Там лежала фотография, сделанная много лет назад.

На снимке – я в шортах и майке у реки. Мы были там с друзьями, и Эмилия была с нами. Я хорошо помнила тот день. Она упрашивала меня пойти, и мы с Фэллон в итоге сдались. Это был один из самых счастливых ее дней.

Глаза защипало. Я протянула руку, чтобы коснуться фотографии. Коснуться ее.

– Это всегда была ты. – Голос нарушил тишину позади меня. Я застыла, мышцы окаменели. – Даже тогда. Ты увидела меня, когда никто другой не замечал.

Я медленно повернулась, как будто двигалась сквозь болото. Этого не могло быть. Темные растрепанные волосы спадали ему на глаза. Он смотрел на меня с каким-то благоговением.

– Сайлас? – выдавила я.

46

Энсон

Комната гудела вокруг меня. Голоса, сигналы телефонов, треск раций. Но я уже не различал их между собой. Просто сплошной гул хаотичного шума. Я мог только смотреть на лист бумаги в пакете для улик.

ИГРА НАЧИНАЕТСЯ.

Меня замутило. Я знал его игры. Игры, полные боли и извращенных пыток. И причинять все это Ро – лучший способ нанести удар именно мне. Палач не мог устоять перед таким соблазном.

Мысли вихрем проносились в голове, кусочки пазла перемешивались в жуткую кашу, пока я вчитывался в другую строчку записки:

ОНА ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ МОЕЙ.

Этого не могло быть. Преследователь Ро и мой мучитель – один и тот же человек. Мы всегда считали, что Палач обосновался где-то на Западном побережье. Это казалось логичным – там находили его жертв.

Орегон был в числе возможных локаций. Я знал это, когда переезжал в Спэрроу-Фоллс. Но тогда я думал, что вероятность его появления в маленьком городке, далеком от всех магистралей, на которых он охотился, почти нулевая. Как же я ошибался.

Он уже был здесь.

И ему, наверное, доставило особое удовольствие наблюдать, как я сам возвращаюсь в его сети, даже не подозревая об этом. Теперь было ясно, почему он так надолго прекратил убийства. Потому что получил возможность наблюдать за моими мучениями вживую. Это была другая форма боли и пыток, но для него столь же привлекательная.

Он, скорее всего, так же наблюдал и за Ро. Видел, как ее жизнь разрушалась из-за пожара, видел ее физические и душевные страдания после него и наслаждался этим.

– Энсон.

Голос Хелены прорезал туман моих мыслей. Я поднял взгляд, несколько раз моргнув, пытаясь сфокусироваться. Просто смотрел на нее. Мне нечего было сказать здесь, в этой чертовой переговорной в участке шерифа. Все, что у меня было – это боль.

Хелена умела прятать эмоции, скрывать их под слоями натренированного безразличия. В ФБР, тем более женщине, иначе было нельзя. Но сейчас я видел ее боль. За меня.

– Шериф Колсон ввел меня в курс.

Я перевел взгляд на Трейса. Он стоял слева от нее, прямо за моим плечом, и выглядел измотанным. Он старался держаться, но был вынужден передать расследование своему заместителю из-за близких связей с Ро и тяжести дела.

То, что Хелена получала информацию от него, а не от заместителя, было своего рода милостью с её стороны. Но и без этого у нее хватало работы – координировать поиски.

– Скажи, о чем ты думаешь, – мягко подтолкнула Хелена.

– Ни о чем, – хрипло выдавил я. Я не мог думать ни о чем, кроме одного: это моя вина. Если бы я никогда не прикоснулся к Ро, возможно, Палач довольствовался бы тем, что просто наблюдает за нашими страданиями и этого ему хватило бы.

Челюсть Хелены напряглась:

– Чушь. Ты знаешь это дело лучше всех.

Я резко встал, отодвинув стул так, что тот чуть не упал:

– Видимо, нет. Потому что этот ублюдок был у меня под носом полтора года, а я не заметил ни хрена! – выплюнул я. И камеры у дома Ро тоже ничего не зафиксировали – за полчаса до нашего приезда запись таинственно пропала.

Хелена тяжело вдохнула и медленно выдохнула:

– Ты сам знаешь, с кем мы имеем дело. Мы всегда знали, что Палач – психопат. А такие умеют сливаться с толпой. Они обаятельны. У них бывают долгие отношения, браки, семьи.

Я знал, что она права. Но всегда думал, что если увижу Палача, то почувствую это.

Крепкая рука легла мне на плечо. Я обернулся – Трейс. Он встретил мой взгляд и не отвел глаз.

– Это не твоя вина. Думаешь, я сам не чувствую ответственности? Я руководил Спэрроу-Фоллс куда дольше, чем ты тут живешь. И я тоже не заметил его. Годы – прямо под моим носом. Как думаешь, что я при этом чувствую?

У меня дернулась щека:

– Ни одно убийство не произошло в твоей юрисдикции.

– Да, но он жил здесь. Я наверняка говорил с ним столько раз, что и сосчитать не смогу. Эта мысль будет мучить меня всю оставшуюся жизнь.

– Психопаты умеют обманывать всех вокруг.

– Именно, – согласился Трейс. – Так что послушай себя: ты не мог это предотвратить. Но ты можешь помочь нам сейчас, если перестанешь корить себя и займешься тем, что умеешь лучше всех.

От Трейса это было почти как объятие. Но именно этого мне сейчас и нужно было.

– Поджоги – один из ранних признаков психопатии, – наконец сказал я. Это и жестокость к животным – классика жанра. – В какой-то момент этого стало мало, и он перешел на новое.

Трейс кивнул:

– Я уже поднял все дела. Помощники шерстят каждый пожар за последние двадцать лет.

– Думаю, наш подозреваемый – ровесник Ро. Чуть старше или младше. Кто-то, с кем она училась.

Хелена покачала головой:

– Это может быть и учитель, тренер, друг семьи.

– Нет, – голос мой стал твердым. – Если бы это был взрослый, он либо продолжал бы поджоги, либо эскалировал бы гораздо раньше. Эти пожары были детским истеричным криком: «Я не получил, чего хотел».

– Чертовски извращенная истерика, – пробормотал Трейс.

– Тут ты прав. Кто бы он ни был – он общался с Ро, – сказал я.

Трейс сжал зубы:

– Это может быть кто угодно. Ты сам знаешь, какая она. Для нее каждый встречный – новый лучший друг. Она никогда не видела в людях чужих.

Я знал ее. И любил ее. Горло сжало, внутри разлился огонь. Я должен был сказать ей. Словно, не сказав это, я мог защитить себя в случае, если потеряю ее.

Я заставил себя дышать ровно, вернуться в реальность:

– Давай используем, что у нас есть. Напиши своим братьям, начальнику Ро, всем, кто регулярно ее видит. Спроси, не пропал ли кто-то сегодня, кто должен был быть на месте.

Трейс кивнул:

– Сделаю.

– Кто-то присматривает за Оуэном Мидом? – спросил я. Тогда у него был алиби на аварию Ро, но его подтвердил приятель. Я не собирался упускать ни единой зацепки.

Взгляд Трейса стал жестче:

– Он устроился к другой строительной бригаде в городе. Работают не так хорошо, как Шеп, но стабильно. Думаешь, это может быть он?

– Я просто хочу закрыть все варианты. У него есть черты из списка психопатии, и он вращается вокруг Ро.

Трейс уже звонил:

– Привет, Боб. Оуэн у тебя сегодня работает? – короткая пауза. – Нет, с ним говорить не нужно. Кто-то из твоих сегодня пропустил смену? – Еще пауза. – Понял, спасибо.

Он положил трубку, его челюсть снова заиграла:

– Боб сказал, что как раз сейчас смотрел, как Оуэн хреново кладет плитку.

Я не знал – радоваться мне или злиться. В любом случае нужно было двигаться дальше.

Раздался звонок. Трейс глянул на экран, принял вызов:

– Что у тебя, Шеп? – Короткая пауза, и его лицо напряглось. – Ты уверен? Ты заезжал в клинику? – Еще тишина. – Черт. Ладно. Только не делай глупостей.

Трейс отключил телефон и повернулся ко мне и Хелене:

– Сайлас Арнетт с утра отпросился с работы. Сказал, что плохо себя чувствует. Шеп заехал к нему в квартиру – его там нет. Проехал мимо кабинета доктора Эйвери – тоже пусто.

Внутри меня все сжалось. В голове закрутились воспоминания о бесчисленных встречах с Сайласом. Будто я смотрел на них сквозь калейдоскоп – каждый поворот показывал знакомую картинку под новым углом.

Обаятельный. Бабник. Но без серьезных привязанностей. Все сходилось. Но ведь мы могли и ошибаться. Все могло быть дымовой завесой, а настоящий пожар – совсем в другом месте.

– Достаньте мне абсолютно все, что у вас есть на него. Если у него есть друзья – хочу их здесь. И нужен Шеп. Он работал с Сайласом дольше всех. – Я перевел взгляд с Хелены на Трейса. – У нас есть максимум несколько часов.

Мы все знали, что будет, если эти часы истекут. И я не переживу это на этот раз.