Текст книги "Алхимия убийства"

Автор книги: Кэрол Макклири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

63

– Просто дьявольский набор, – сообщает нам доктор Пастер.

Мы сидим в совещательной комнате в штаб-квартире Сюрте. Кроме меня там Жюль, Пастер, Рот, главный инспектор Моран, инспектор Люссак, министр внутренних дел и префект полиции.

– Сибирская язва, – говорит Пастер, – холера, ботулизм, возможно – бубонная чума, брюшной тиф, даже штамм инфлюэнцы. Чего только нет в бомбе.

– В бомбе? – Министр внутренних дел в шоке.

– В микробной бомбе. – Пастер качает головой. – О начинке компонента легче судить при осмотре тела и внутренностей невооруженным глазом, чем под микроскопом. Видна сыпь как при брюшном тифе, черные пятна на коже от бубонов, нарывы от чумы; как стало известно, даже через несколько часов после смерти тело подергивалось от холерных судорог. Я не могу сказать, что там еще в компоненте, только он самый смертельный яд на земле.

Министр смотрит на потолок, поджав губы.

– Вы говорите, что все эти микробы смешал ученый?

– К сожалению, да. Но сделать это не так просто. Наоборот, очень трудно создать культуру, в которой могут жить различные микробы одновременно. И мы не знаем, была она жидкой или твердой. Для экспериментов нужны годы.

– Вот он и занимался этим в течение нескольких лет. – Все взгляды обращены на меня. – Я охотилась за ним два последних года, у Артигаса он работал три года назад. И он располагал в большом количестве людским материалом для опытов.

Пастер кивает.

– Вероятно, так оно и есть, но мне кажется, что он лишь недавно создал компонент, которым был заражен Дюбуа. Я пришел к этому выводу по двум причинам. Во-первых, у Дюбуа наблюдались более разнообразные симптомы, чем у больных «черной лихорадкой». Из этого следует, что компонент, введенный ему, более сложный, чем имевшиеся ранее. И во-вторых, птицы и лягушки.

– Птицы и лягушки? – удивляется министр.

– И крысы. Я должен был сразу же заподозрить сибирскую язву, потому что птицы и лягушки в отличие от крыс не заразились. Микробы сибирской язвы, как и все другие жизненные формы, живут и размножаются в специфической среде. Кровь лягушек и птиц – неблагоприятная среда для данного микроба. Кровь лягушки слишком холодная, а кровь птицы слишком теплая; у крыс же, как у человека, в приемлемом диапазоне. Я сейчас склонен думать, что концентрация микробов сибирской язвы в доме, который я посетил, была более высокой, чем полученная Дюбуа. У меня есть подозрение, что этот безумец экспериментировал с различными комбинациями убийственных микробов и только недавно создал сложный состав.

– Микробный коктейль. – Я поражена. Он собирается открыть ящик Пандоры в Париже.

– Но как он распространяет болезнь? – спрашивает инспектор Моран. – Тысячи людей страдают ею.

– Все микробы в этом компоненте чрезвычайно вирулентные, – объясняет Пастер. – Если он заразит одного человека, очень быстро заражаются другие. Я подозреваю, что он в то же время разрабатывал методы распространения микробов среди большого количества людей. Самый простой способ – это инфицировать воздух, пищу и воду.

– Полнейшее безумие. – Министр встает и начинает ходить по комнате. – Нужно найти этого человека, пока не начался мор. Инспектор Моран, мобилизуйте все силы на поимку злодея.

– Такая тактика не годится. Это не преступление, это война, – решительно заявляю я.

Мы с Жюлем сидим за столом напротив друг друга, и он смотрит на меня. Он не сказал ни единого слова по моему поводу с тех пор, как нас забрала полиция. И я знаю почему.

– Да, она права, – говорит он, – вам нужно готовиться к войне.

Жюль решил высказаться, потому что люди за столом не привыкли слушать мнение женщины по вопросам национальной безопасности. Меня пустили в совещательную комнату, потому что доктор Пастер сказал, что у меня есть важная информация. То, что это я раскрыла зловещий заговор, не имеет значения. Для французских чиновников я все еще иностранный репортер, который может создать трудности для правительства. К тому же я женщина, сующая свой нос в их дела. А это еще хуже.

Жюль продолжает:

– Город в осаде, невидимые бомбы в любой момент начнут взрываться среди нас. Вы должны мобилизовать саму армию.

– Мсье Верн, хоть я и уважительно отношусь к вашему воображению, но не верю, что один-единственный безумец…

– Это не просто безумец, он – анархист, фанатичный и кровожадный. И он владеет смертоносным оружием, обладающим невообразимой разрушительной силой. Из сказанного доктором Пастером можно заключить, что, если этот компонент будет распылен над столицей, Париж превратится в город-призрак на десятилетия.

Инспектор Моран с недоверием смотрит на Жюля.

– Вы считаете, что один сумасшедший способен уничтожить всех жителей? И чем? Этими невидимыми существами, которые можно разглядеть только в микроскоп? И что Париж станет пустынным городом? И вы хотите, чтобы мы вам поверили?

– Да. – Пастер очень серьезен. – Такое вполне возможно. Некоторые из этих микробов, например, сибирской язвы и ботулизма, могут сохранять жизнеспособность на земле в течение десятилетий, дожидаясь, когда попадут в кровь через дыхательные пути или каким-либо другим способом, где они вдруг оживают и начинают размножаться, получив питание.

– Как они распространяются сейчас? – спрашивает инспектор Моран. – Люди не едят червей. Что – заражена наша пища? Вода? Воздух?

– Возможно, и то, и другое, и третье. Воздух – в одном месте, вода – в другом, пока он подыскивает наиболее эффективный способ разнести инфекцию. Он замечательный ученый, даже если как человек не дотягивает до червя. Боже мой, то, что мадемуазель принимала за зверское убийство женщин, могло быть извращенным методом вскрытия.

– Чтобы установить, как развивается болезнь у подопытных людей, – заключает Жюль.

Министр внутренних дел трет лоб.

– Это безумие. Как он доставляет эту микробную смесь – бомбу или что бы там ни было?

– Сначала ему нужно произвести компонент для распространения в достаточном количестве, – объясняет Пастер. – Предположим, на данный момент он создал такой компонент, обладающий большой убойной силой. Изготовить его в больших количествах очень просто. Сложность заключается в том, чтобы не допустить заражение человека, занимающегося этим. Как ученый он, несомненно, знает, как обращаться с опасными микробами в лаборатории. Когда компонент будет готов, ему нужно решить, каким способом распространять его. Если он жидкий, проще всего его вылить в воду – может быть, в реку или озеро. – Пастер склоняет голову как в молитве.

– В Сену, – шепчет Жюль.

– Твердый компонент можно также бросить в воду, – продолжает Пастер, – но его еще можно подсыпать в пищу или распылить в воздухе.

– С высокого места. – Мысль Жюля активно работает. – С Эйфелевой башни при ветреной погоде.

Сидящие за столом негромко выражают свое согласие. Я вдруг вспоминаю, что в произведении, которое пишет Жюль, безумец с высокого места вроде Эйфелевой башни разбрасывает смертоносный порошок. Министр встает из-за стола. Он делает глубокий вдох и, закрыв глаза, на мгновение откидывает голову назад. Потом открывает глаза и обводит взглядом сидящих за столом.

– Господа, прошу поправить меня, если я ошибаюсь. Анархист, возможно русский, замышляет заговор с другими анархистами, их группа известна под названием «Бледный конь», – он кивает в мою сторону, – чтобы уничтожить Париж. По существу, французское государство. А потом, возможно, и весь мир? Он начал экспериментировать на людях, на проститутках, и достиг той стадии, когда может распространять инфекцию на большой площади. Рассыпав содержащий микробы компонент с большой высоты или заразив им реку, он может вызвать эпидемию, от которой погибнут тысячи людей. Из-за того, что микробы десятилетиями сохраняют живучесть в пыли, Париж может стать необитаемым для нескольких поколений. – Он снова обводит глазами стол. – Я правильно понимаю, что нас ждет?

– К этому я добавил бы только одно, – говорит префект полиции. – Экономика во Франции и по всей Европе в состоянии глубокой депрессии. Если Париж будет уничтожен или парализован, нищета захлестнет всю страну.

– Создав обстановку экономического и политического хаоса, чего добиваются анархисты, – заключает министр.

– Есть еще один фактор, который вам необходимо учитывать, – говорю ему я.

– Мадемуазель?

– Время. Его у вас не осталось. На днях произошла новая вспышка болезни. Предшествовавшие ей были в высшей степени результативными. Можно предположить, что он готовит свое смертоносное варево в громадных количествах или уже накопил его, а сейчас испытывает способы его распространения.

Министр обращается к префекту полиции:

– Какие меры вы можете принять?

– Арестовать и допросить каждого известного и агрессивно настроенного анархиста в городе. У нас везде есть осведомители, и мы можем пообещать большое вознаграждение за информацию по этому вопросу. Будут отменены все отпуска и выходные в полиции и задействованы резервные подразделения. Мы немедленно установим дежурство полицейских нарядов на Эйфелевой башне и тщательно обыщем ее.

– А как насчет высоких зданий? – перебивает Жюль префекта полиции.

– Мы должны выставить людей на высоких зданиях повсюду в городе, – продолжает докладывать префект министру. – Мы постараемся обеспечить секретность, чтобы не допустить всеобщей паники, но вопрос в том, удастся ли сохранить в тайне столь масштабные мероприятия.

– Армия… – произносит Жюль.

– Да, – говорит министр, – армия тоже должна участвовать. Я немедленно встречусь с президентом.

– Сена под особой угрозой, – сообщает инспектор Моран. – Легче всего будет отравить реку. Оттуда инфекция распространится по всему городу через питьевую воду и рыбу.

Тут что-то не так. Я чувствую это. Перун слишком умен, чтобы предпринимать очевидные действия. Я встречаюсь взглядом с Жюлем. В его глазах безразличие, словно я прохожая на улице, которая спрашивает, как пройти, куда ей нужно. За равнодушным взглядом скрывается гнев, зло на меня по понятной причине: инспектор Люссак выдал секрет, назвав меня «мадемуазель Блай». У Жюля широкий кругозор, и он не может не знать, что Нелли Блай – самая известная в мире женщина-репортер, ведущая журналистские расследования криминальных дел. Получается, что я обманула его. Я должна объясниться с ним.

Но сначала я должна объясниться с людьми за этим столом. Они сидят на пороховой бочке, способной снести крышу с одного из крупнейших городов мира, и не хотят знать и не потерпят мнение человека противоположного пола, другой национальности и профессии, не типичной для женщины. Но мой внутренний голос истошно кричит, что в головоломке отсутствует одно звено. К сожалению, все уже решили, что нужно делать, и совещание заканчивается. Я встаю из-за стола, иду за Жюлем и доктором Пастером к двери, и тут же два полицейских оказываются с обеих сторон рядом со мной.

– Вы арестовываете меня? – спрашиваю я префекта полиции.

– Взятие под стражу в целях защиты. Только до окончания кризиса. Для охраны от маньяка.

– Несправедливо таким способом вознаграждать за попытку спасти ваш город.

– Мадемуазель, когда все будет кончено, я буду лично ходатайствовать о награждении вас медалью за ваши старания. До тех же пор вы будете задержаны за многочисленные правонарушения, не последнее из которых по серьезности – побег из-под ареста.

Я с надеждой взираю на Жюля. Он ничего не говорит мне, а разговаривает с Пастером. Тот кивает в знак согласия. В этот момент в комнату врывается запыхавшийся полицейский, прямиком направляется к префекту и что-то шепчет ему на ухо. Префект поворачивается к нам.

– Анонимный источник сообщил нам, что человек, подозреваемый как анархист и доктор, скрывается в доме, находящемся в квартале, где произошла последняя вспышка заболевания. Мои люди уже окружают это место. Ввиду важности этой операции я должен присутствовать там. И я обязан пригласить доктора Пастера и Рота, на случай если понадобится их совет относительно какой-либо субстанции. И конечно, господина Верна – на случай если понадобится совет, как действовать против этого безумца.

Я громким голосом заявляю:

– Вы намеренно пренебрегаете мной, единственным человеком, который сталкивался с убийцей.

Префект полиции поворачивается ко мне спиной и направляется к двери. Тогда я выпаливаю:

– Это уловка.

Все смотрят на меня, словно я лишилась рассудка, но я знаю, что права.

– Мадемуазель, вы говорите чепуху.

– Ничего подобного. Вы, господа, кажется, забыли, что я охотилась за этим человеком последние два года, в то время как вы стали иметь отношение к этому делу всего несколько часов назад. Это маневр, рассчитанный на то, чтобы отвлечь ваше внимание, а потом открыть ящик Пандоры.

Префект в замешательстве.

– Мадемуазель, мы высоко ценим ваш вклад, но это вне вашей компетенции. Вы никак не можете доказать, что это ловушка.

– Нет, могу. Когда я обнаружила его, на острове Блэкуэлл сгорела хижина, а вместе с ней – улики его преступлений. Он сделал из этого выводы. Годом позже инспектор Скотленд-Ярда получил анонимное донесение, что в одном из трущобных районов, в многоквартирном доме некий врач устроил подпольную лабораторию. Не успели мы прибыть туда, как в доме произошел взрыв и начался пожар. Снова полиция объявила, что все улики сгорели, как и сам доктор. Теперь ваша полиция получает сведения из анонимного источника, что он в здании. Вы полагаете, это просто совпадение. Он собирается устроить взрыв. Вы будете думать, что он погиб, но он ускользнет и потом будет и дальше творить свои злодеяния.

В комнате наступает тишина. По выражению их лиц я вижу, что они склонны пренебречь логикой и фактами.

– Мадемуазель, вы, видимо, очень переутомились, – говорит доктор Рот. – Вам нужно отдохнуть.

Я хочу возразить, но он поднимает руку и обращается к Жюлю:

– Вы не согласны со мной, мсье Верн?

Все смотрят на него.

– Да, она перенесла большой стресс…

– В самом деле, доктор Рот прав. Мы потеряли много драгоценного времени. – Префект откашливается. – Мадемуазель, вы можете оставаться здесь, где вам обеспечат максимум безопасности.

Я жду, когда откроется дверь, и наношу завершающий удар.

– Господин префект, а вы можете в лицо узнать этого безумца?

Все останавливаются у двери, и между префектом и его подчиненными происходит тайное скоротечное совещание. Когда оно заканчивается, префект полиции расплывается в улыбке – настолько искренней, насколько способен политик.

– Мадемуазель, Франция снова нуждается в вас.

Я улыбаюсь и беру протянутую мне руку.

64

Париж заподозрил что-то неладное.

Как ни старается полиция скрыть свое присутствие, ей это не удается. Один бармен с Бауэри говорил мне, что может по запаху определить полицейского, потому что все нью-йоркские копы пользуются одинаковым дешевым одеколоном, который бесплатно поставляет фирма, занимающаяся пошивом формы для полиции.

Когда мы едем по улицам в трех экипажах – черных, без каких-либо опознавательных знаков, – люди смотрят на нас с подозрением. Даже переодетые в штатское полицейские, управляющие нашими упряжками, всем своим обликом выдают жандармов: у них короткие стрижки, аккуратные усы, острый взгляд, прямые спины и официальный вид; одеты они в недорогие немодные костюмы. Единственные, кого мы дурачим, – это мы сами.

В нашем экипаже, помимо Жюля и меня, двое полицейских. Они приглядывают не за Жюлем. Статус военнопленного меня не устраивает, потому что сражения выигрываю я, и никто другой. Без моей решимости Париж уже был бы городом-призраком. Молчание между Жюлем и мной действует на меня, и в конце концов я не в силах выносить его.

– Да, это я раздавала твои измененные фотографии, похожие на убийцу. Я обманула тебя. Я гадкий человек. Но я делала это во благо. – Вот. Я призналась в своем последнем ужасном обмане.

Он смотрит на меня полузакрытыми глазами.

– Я читаю парижские издания иностранных газет.

Я задумываюсь над его словами. Мои репортажи иногда появляются во французском издании «Нью-Йорк уорлд».

– Ты знал, кто я, с самого начала!

– Когда ты выбежала из «Прокопа», угрожая мне за то, что я отказался говорить с тобой о Гастоне, естественно, ты заинтересовала меня. Поскольку метрдотелю ты представилась как Нелли Браун из Нью-Йорка, я связался со своим приятелем журналистом…

– Шолл. Он тоже знал.

– Да. Он связался с корпунктом нью-йоркской газеты и выяснил, что Нелли Блай здесь, в городе. Прочитав некоторые из твоих опусов…

– Ты обманул меня!

Жюль собирается что-то сказать, я быстро сжимаю ему руку.

– Но я прощаю тебя. Что до полиции, то, по-моему, они неправильно оценивают намерения убийцы. Они следуют логике.

– И что же?

– Перун – сумасшедший. Он может быть замечательным ученым, но, как ты заметил, это не значит, что он здоров. До последнего времени его поступки противоречили логике и здравому смыслу, поэтому нам не следует ожидать, что он будет действовать так, как действовали бы мы.

– Что, по-твоему, он замышляет?

– Не знаю. Но я уверена, что это еще одна уловка с целью сбить нас со взятого следа и дать ему еще время. Полиция допускает возможность, что он отравит Сену. Ты не считаешь, что это бесполезно? Река все смоет. – Я не жду его ответа. Я продолжаю. – Или разбрасывать препарат с высокого здания. Эффект от этого будет незначительный. Перун – безумный гений. Он сделает что-то безумно грандиозное.

– Возможно, ты права, но пока нам не известны его планы, я не могу не согласиться с доктором Ротом. Нужно действовать, исходя из реальных возможностей. Как ты правильно заметила, созданная им микробная бомба – это, в сущности, ящик Пандоры. Но в мифе о Пандоре есть неожиданный поворот, о котором большинство из нас забывают.

– Какой?

– Когда Пандора открыла ящик и все бедствия, наполнявшие его, распространились по земле, она захлопнула крышку, не дав богине Надежде вырваться наружу. Надежда еще там, готовая проявить свою божественную силу, когда мы освободим ее.

В квартале, где скрывается подозреваемый врач-анархист, царит хаос. Конные и пешие полицейские пытаются сдержать огромную толпу за баррикадами. Огнем охвачен один из домов, тот самый, где, как предполагается, скрывается врач. Сзади нас, звеня колоколами, подъезжают пожарные повозки.

– В квартале введен карантин, – говорит полицейский. – Люди хотят вырваться отсюда. Поползли слухи, что правительство хочет их убить в порядке осуществления плана по избавлению от бедноты.

Летят камни, а полицейские лошадьми оттесняют толпу. На мой взгляд, ни одна из сторон не владеет ситуацией, однако я возлагаю наибольшую вину на полицию.

– Эти люди напуганы. Префект должен успокоить их.

– Похоже, он и собирается сделать это, только на свой манер.

В конце улицы шеренги полицейских в касках, со щитами и дубинками, надвигаются на толпу по приказу префекта. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть избиения людей.

Кто-то кричит:

– Вот он!

Через шеренги полицейских прорывается мужчина и убегает. Раздаются выстрелы, и он падает. Мне ничего не видно за спинами дюжины полицейских, окруживших лежащего на земле человека. Потом зовут меня, чтобы я взглянула на него. Он мертв.

– Это не Перун, – с сожалением констатирую я. – Он гораздо выше и худее.

– Я узнал его, – говорит один из полицейских. – Он убил жену, и мы разыскивали его. Вот почему он пытался бежать.

Я прошу одного из моих стражей подойти к префекту и сказать ему, чтобы в Перуна не стреляли, потому что мы хотели бы задать ему несколько вопросов, если его поймают. После того как полицейский уходит, я спрашиваю Жюля:

– Когда меня арестовывали, почему ты за меня не заступился?

– Я не хочу, чтобы с тобой что-то стряслось. Кроме того, они все равно тебя не отпустят.

Когда толпа отступает под натиском полиции, мы с Жюлем идем к горящему дому с отрядом полицейских. Пожарные берут ситуацию под контроль.

– Кто-то поджег дом, – сообщает брандмейстер инспектору Люссаку. – Очаги возгорания на разных этажах. Поскольку стены кирпичные, загорелись только внутренние перекрытия. Мы пока локализуем очаги по всему зданию. Будьте осторожны.

– Да-да, конечно.

Инспектор Люссак обращается ко мне:

– Префект просит, чтобы мы поспешили. Мы пойдем за полицейскими, чтобы вы опознали Перуна. Говорят, он на пятом этаже. Стрелять будут только в случае крайней необходимости. Префект приказал взять его живым.

– Умница, – хвалю я префекта, и мы с Жюлем пристраиваемся позади полицейских. Они поднимаются с этажа на этаж, взламывая двери, если они оказываются запертыми. Чем выше, тем плотнее становится дым. Он гуще всего на пятом этаже.

– Стойте здесь, – говорит нам Люссак. – В случае стрельбы вам ничто не грозит.

Мы на ступенях ниже лестничной площадки пятого этажа. Я подношу влажную тряпицу ко рту и носу, но дым все равно дерет горло. Полицейские взламывают дверь на пятом этаже. Люссак взбегает на площадку и закашливается.

– Мы нашли его, он мертв. Взгляните, попробуйте опознать его. Зрелище не из приятных. Его лицо сильно обгорело.

Когда мы входим в квартиру, Жюль хватает меня за руку.

– Тихо! Не двигайся! – Он напряженно вслушивается. Я замерла. Тиканье. Будто часы. Кровь застывает в жилах.

– Назад! – кричит Жюль.

Он хватает меня за руку и бросается к двери. Все остальные устремляются за нами. Мы бежим вниз по лестнице, когда раздается взрыв. Я лечу, и если бы не Жюль, то оказалась бы под телами тех, кто позади нас. Когда раскаты взрыва растаяли, слышится зловещий скрип.

– Лестница рушится! – выкрикивает Жюль.

Я вскакиваю на ноги. Мы успеваем выбежать на площадку четвертого этажа за мгновение до того, как позади нас рухнула лестница. От взрыва бомбы с новой силой вспыхивает пожар. Когда мы, задыхаясь и кашляя от дыма, выбегаем на улицу, пламя вовсю бушует внутри здания.

– Он устроил пожар, подорвал бомбу и погиб сам, – докладывает Люссак префекту полиции. – Как истинный анархист он намеревался вместе с собой убить как можно больше наших.

– Это был не он, – утверждаю я.

– Вы хорошо разглядели его? – спрашивает префект.

– Мне и не нужно было разглядывать. Я же объясняла вам, что Перун устроил взрыв и пожар, чтобы ввести нас в заблуждение, будто он погиб. Это ясно как дважды два.

– Какие у вас доказательства?

– Я выслеживала его на двух континентах. Я знаю его извращенный ум. Нужно рассуждать, как он, чтобы разгадать его действия. Он играет с вами, дурачит всех вас.

Остается только гадать, по какой причине моя репутация у полиции всегда под сомнением. Едва я выдохнула дым из легких и начала ровно дышать, как префект приказывает двум полицейским взять меня под стражу.

– Я искренне сожалею, что с вами обращаются подобным образом, – говорит мне Жюль, но никак не препятствует моему аресту и не возражает против него. Таково его представление о моей безопасности.

Платье у меня порвано в нескольких местах. Лицо черное от дыма и местами в саже. И я арестована. И что обиднее всего, никакой благодарности за мои старания.

– В мире нет справедливости, – заявляю я Жюлю, когда меня уводят.

Сотрудница полиции отводит меня в камеру предварительного заключения, которая не намного лучше, чем тюремная, где я сидела, когда меня арестовали в Нью-Йорке за «кражу» при подготовке разоблачительного репортажа об условиях в тюрьмах. Я все еще продолжаю обследовать лежак на предмет клопов и других нежелательных насекомых, когда ко мне впускают Жюля. Он чем-то взволнован.

– Полиция не теряет времени даром. Они нашли, где Перун изготавливал свой смертоносный состав.

– Где?

Он наклоняется вперед и шепчет:

– Это должно оставаться в строжайшей тайне.

Я так же шепотом ему отвечаю:

– Кому я могу разболтать? Только крысам в этой темнице.

Жюль откашливается. Очевидно. Я женщина, которая не знает своего места.

– Пыль с ядовитыми микробами в барже на Сене. Перун намеревался сбросить пыль в реку, когда она накопится в достаточном количестве. Ему не удалось осуществить свой замысел, потому что он покончил с собой.

– Его тело нашли?

– Нет, оно сгорело.

– Полиция исходит из предположения, что он обычный преступник. Им невдомек, что он обладает тем, чего у тебя в избытке.

– Чем же? – спрашивает Жюль.

– Фантазией. Он мастерски выдает себя за врача, ученого и революционера. Величайший ученый мира поверил, что он одаренный биохимик. Он пустил пыль в глаза французскому пушечному королю, изобразив из себя преданного служащего. Он помог убить императора и бог знает сколько других людей. Никому не известно, как он выглядит. А теперь представь себе: если бы ты писал книгу с таким персонажем, он покончил бы с собой? Или все-таки он инсценировал свою смерть и обманул полицию?

– Нелли, в этом помещении я не единственный, кто обладает богатым воображением. Но я способен контролировать полет своей фантазии. Ты должна понять, что лучшие полицейские и военные умы Франции занимаются этой проблемой.

– Те самые, которые посадили меня в кутузку?

– Нелли, баржу арендовал Дюбуа. Полиция вела наблюдение за баржей. Туда наведывались известные анархисты и доставлялись материалы и оборудование, позволяющие производить микробы в больших количествах.

– А табличку с указанием, что это логово анархистов, там не видели?

Он сжимает мою руку.

– Ты не виновата, что тебя постигла неудача. С тобой обошлись, как ты того заслуживаешь, но это временная ситуация.

– Что полиция намерена предпринять в отношении баржи?

– Поскольку в этой истории замешаны анархисты, мы полагаем, что баржа начинена взрывчаткой. Поэтому ее нельзя взять обычным приступом. Мы разрабатываем план быстрого проникновения на борт, чтобы анархисты не успели предпринять ответных действий. Полиция консультируется со мной, поскольку у меня, как ты утверждаешь, богатая фантазия.

– А теперь ты мне скажешь, что собираешься атаковать баржу подводной лодкой.

У него отпала челюсть.

– Подводной лодкой?

– Ну, такой как в «20 000 лье…».

Он отпрянул, словно я ударила его.

– Ну конечно же! Подводная лодка уже есть на Сене, ее экспонирует Зеде на выставке.

– И что?

– Мы можем проникнуть на баржу под водой, и я знаю как.

Он выбегает из камеры.

Я качаю головой. Что теперь начнется из-за меня?