Текст книги "Золотая цепь"

Автор книги: Кассандра Клэр

17. Разговор с призраком

 
«Ты явился ко мне из туманной дали,
Саван, светлые пряди волос до земли.
И бела твоя кожа, как ландыш лесной,
А твой голос бесплотен, как ветер зимой».
 
 
«Я вернулся к тебе из загробной страны,
От воды из ручья эти кудри влажны.
Вспомни, как ты, рыдая, прощался со мной,
Знай: тебя ждет могила и вечный покой».
 

Кристина Россетти, «Бедный призрак»

– Итак, – сурово произнес Уилл Эрондейл, – по какой-то неведомой причине вы решили, что это удачная мысль, отправиться на бой с демоном-мандихором без всякой поддержки, никому ничего не рассказывая?

Люси с трудом приподняла веки. На миг ей почудилось, что отец обращается к ней, и она подумала, что, наверное, пора спасаться бегством. Но тут же отбросила эту мысль – она лежала под тяжелой грудой одеял. Она поморгала и увидела знакомую обстановку; оказывается, она каким-то образом с берега Темзы переместилась в собственную спальню. В комнате приятно пахло чаем и отцовским одеколоном. И неудивительно – ведь он сидел в кресле рядом с кроватью. Мать стояла рядом, положив руку на плечо Уиллу, а Джеймс прислонился к стене. Судя по всему, он так и не успел переодеться после сражения на мосту, хотя смыл с рук и лица кровь и ихор, а на шее поблескивала новенькая исцеляющая руна.

Кто-то положил золотой меч, Кортану, на туалетный столик Люси. Видимо, они не успели вернуть оружие Корделии после того, как ее вытащили из реки.

– Кристофер собрался испытать одно из своих последних изобретений, – сочинял Джеймс. – Оно предназначено для того, чтобы регистрировать следы демонов и черной магии. Мы не думали, что из его затеи выйдет что-то дельное, поэтому не стали сообщать вам.

Уилл приподнял брови.

– Вы все шестеро пришли на Тауэрский мост в броне, хотя считали, что у вас ничего не выйдет?

Люси прикрыла глаза. Сейчас будет лучше, если они подумают, будто она еще спит. Она верила в то, что Джеймс сумеет сам выпутаться из неприятной ситуации; в конце концов, как он не уставал ей повторять, он был старшим.

– Мы решили, что лучше заранее подготовиться ко всяким неприятным неожиданностям, – отвечал Джеймс. – А кроме того, мне известно, что вы в моем возрасте совершали гораздо более рискованные поступки.

– Ты повторяешь эту фразу, словно заклинание, чуть ли не каждый день, и мне это начинает надоедать, – нахмурился Уилл.

– Ну что ж, я думаю, у наших детей все получилось превосходно, – вмешалась Тесса. – Демона-мандихора не так легко одолеть.

– Но мы его не одолели, – мрачно сказал Джеймс. – Нападения продолжатся. Нефилимам по-прежнему угрожает опасность.

– Дорогой, только не думай, что избавить нас от этих демонов – это твоя обязанность, – мягко произнесла Тесса. – Уже одно знание того, что мы имеем дело с мандихором, очень поможет нам.

– Да, и передай Кристоферу, что Конклав желает видеть это его новое устройство – похоже, оно может оказаться полезным, – добавил Уилл.

– А, устройство, – протянул Джеймс. – К моему великому сожалению, этот аппарат постигла печальная участь – его сожрал демон.

Здесь Люси не смогла сдержаться и захихикала.

– Ты не спишь! – Тесса поспешила к постели и прижала дочь к груди. – О, Люси!

Уилл поднялся, подошел к дочери и тоже обнял ее. На несколько минут Люси позволила себе забыть обо всем и просто радовалась тому, что она окружена родными, любовью и заботой, хотя Уилл не преминул выбранить ее за то, что она в одиночку убежала на берег реки.

– Но я обязана была спасти Корделию! – воскликнула Люси, когда отец отошел, а мать села на постель рядом с ней, не отпуская ее руку. – Ты бы сделал то же самое ради Джема, папа, когда он был твоим парабатаем.

Уилл прислонился к столбу кровати.

– Вы еще не сестры с Корделией.

– Не только мальчишкам рисковать жизнью ради друг друга, – защищалась Люси. – Мне пришлось позвать на помощь…

– Да, мы знаем, и, хвала Ангелу, лодочник, проплывавший мимо, увидел Корделию и вытащил ее из воды, – подхватила Тесса. – Ты действительно помогла спасти ей жизнь, Люси.

Люси быстро взглянула на Джеймса. Она знала, что он не видел призраков, которые вынесли тело Корделии на берег – даже Магнус находился слишком далеко и не мог их заметить. И тем не менее, на лице его появилось задумчивое выражение.

– Корделия полностью пришла в себя после того, как выплюнула речную воду, – успокоил он сестру. – Мэтью, Кристофер и Томас поймали кэб и отвезли ее домой.

– Но Кортана почему-то здесь, – сказала Люси, указывая на сверкающий клинок. – Маргаритка очень расстроится, когда сообразит, что меча нет. Для нее это не просто оружие. – Она с трудом села. – Я должна немедленно отвезти ей Кортану.

– Люси, что ты, – всполошилась Тесса. – Тебе нужно отдохнуть…

– Я отвезу меч в Кенсингтон, – заявил Джеймс. У него был странный взгляд – как будто он видел нечто, недоступное другим. – Я хочу узнать, как себя чувствует Корделия, не заболела ли она после падения в холодную реку.

Но Тесса смотрела на него с тревогой.

– Возьми экипаж, Джеймс, прошу тебя, – сказала она. – Так будет безопаснее.

Кареты нефилимов были покрыты специальным сплавом, отпугивающим демонов, а также защищены особыми рунами. Джеймс вздохнул и кивнул.

– И прихвати с собой Бриджет с ее копьем, – добавил Уилл, безуспешно пытаясь скрыть улыбку. – Может быть, сначала переоденешься? У тебя не слишком подходящий вид для визита.

Жаль, что не существует руны для высушивания одежды, уныло думала Корделия. Она слышала, как вода хлюпает в сапогах. Она была зажата между стенкой кэба и Мэтью, Томас и Кристофер сидели напротив. Мэтью любезно одолжил ей свою куртку, поскольку с ее собственной ручьями текла вода. Он остался в рубашке, одной рукой обнимал девушку, чтобы ее не швыряло из стороны в сторону на ухабах. Это было странное, но приятное ощущение.

Воспоминания о недавних событиях были какими-то туманными: Корделия помнила, как лапа демона со страшной силой ударила ее в грудь, помнила ощущение невесомости, испытанное, когда ее подбросило в воздух. Мир перевернулся, небо и луна очутились внизу, река стремительно падала на нее сверху. Ледяная черная вода, запах сырости и гниения, попытки освободиться из хватки чего-то или кого-то – она решила, что, скорее всего, запуталась в водорослях. Следующим, что она помнила, было лицо Джеймса Эрондейла, склонившегося над ней со стилом в одной руке и Кортаной – в другой. Она задыхалась, хватала ртом воздух, содрогалась всем телом, выплевывая вонючую воду. Вокруг толпились «Веселые разбойники», а Джеймс одну за другой рисовал на ее коже руны иратце.

В какой-то момент появился Мэтью, подхватил Корделию, и Джеймс бросился к Люси, которая без сознания лежала на берегу. Появился Магнус, успокоил всех, заявив, что с Люси все в порядке, что она просто упала в обморок от сильного потрясения. Мост из света, созданный Магнусом, исчез, и по настоящему Тауэрскому мосту сновали кареты, так что он без труда поймал два кэба и твердо велел им разделиться. Люси и Джеймс уехали в Институт, а «Веселые разбойники» должны были сопровождать Корделию в Кенсингтон.

Чародей также совершенно недвусмысленно дал понять Джеймсу, что если тот не сообщит родителям о мандихоре, то он, Магнус, сделает это сам. Корделии удалось быстро пожать Люси руку, прежде чем Магнус увел их с Джеймсом в пролетку, и они укатили прочь.

Корделия дрожала от холода, ее влажные волосы слиплись, от них исходил гадкий запах речной воды.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил Томас уже не в первый раз. Он сидел напротив Корделии, и колени их соприкасались. Лондонские кэбы не были созданы для людей такого роста и телосложения, как Томас.

– Я чувствую себя прекрасно, – упрямо ответила Корделия. – Прекрасно.

– Это было потрясающе, когда ты бросилась на демона, просто великолепно, – воскликнул Кристофер. – Я уж было подумал, что ты его сейчас прикончишь… ну, то есть, пока ты не свалилась в реку.

Корделия почувствовала, как плечо Мэтью дрогнуло от беззвучного смеха.

– Да, – пробормотала она. – Я тоже так думала, но, увы, ошиблась.

– А что все-таки произошло потом? – поинтересовался Томас. – Как Люси сумела вытащить тебя из воды?

Корделия вздрогнула и сосредоточенно наморщила лоб.

– Этого я не знаю, – медленно произнесла она. – Я ничего не могу понять. Я слышала, как Люси кричала, звала меня по имени, а потом я потеряла сознание и очнулась уже на берегу.

– Может быть, это сама река вынесла тебя на берег, – рассуждал Кристофер. – В Темзе существуют довольно сильные течения.

Мэтью с каким-то странным выражением лица взглянул на Корделию.

– Когда мы были на мосту, и Джеймс сражался с мандихором, мне показалось, что демон заговорил с ним. Ты не слышала, что он сказал?

Корделия молчала. «Пойдем со мной, дитя демонов, туда, где тебя ждет почет. Ты видишь тот же мир, что и я. Ты видишь этот мир таким, каков он в реальности. Я знаю, кто твоя мать, кто твой дед. Пойдем со мной».

– Нет, – негромко ответила она. – Я слышала только какое-то рычание. Но не разобрала слов.

В этот момент кэб остановился около кенсингтонского дома Корделии. Белые оштукатуренные стены заливал тусклый лунный свет. На мирной, тихой площади не было ни души, лишь легкий ветерок шуршал листьями платанов.

Корделия не помнила точно, как это получилось, но Томас и Кристофер остались ждать в экипаже, а Мэтью отправился провожать ее до парадной двери. Они прошли мимо черной с золотом садовой ограды.

– Твоя матушка сильно рассердится? – спросил Мэтью.

– Ты когда-нибудь слышал о китайской казни «линчи», «смерти от тысячи кинжалов»? – ответила Корделия вопросом на вопрос.

– Откровенно говоря, я бы предпочел смерть от тысячи бокалов, – усмехнулся Мэтью.

Корделия засмеялась. Они подошли к недавно выкрашенной черной входной двери. Она хотела снять пиджак Мэтью, чтобы вернуть его хозяину, но тот небрежно взмахнул изящной рукой, покрытой шрамами, как у всех Сумеречных охотников. Она заметила на внутренней стороне его запястья темную руну парабатая.

– Оставь себе, – сказал он. – У меня еще семнадцать пиджаков, и этот – самый скромный из них.

Семнадцать пиджаков. Это просто смехотворно. Но ведь он очень богат, внезапно пришло в голову Корделии – разумеется, он может себе это позволить. Его мать стала Консулом еще до того, как они оба появились на свет. Одежда у Мэтью всегда была несколько вызывающая, но дорогая и хорошо пошитая. Из кармана рубашки торчал искусственный цветок, шелковая гвоздика. Корделия протянула руку и осторожно прикоснулась кончиками пальцев к лепесткам.

– Что это означает?

– Зеленая гвоздика символизирует любовь к искусству и всяким хитроумным изобретениям, поскольку такого цветка в природе не существует. – Мэтью поколебался, прежде чем продолжить. – Она также означает свободу любить того, кого ты выберешь, будь то мужчина или женщина.

Мужчина или женщина. Корделия окинула Мэтью изумленным взглядом. Неужели он такой же, как Алистер? Но нет, тут же пришло ей в голову. Ей казалось, что Алистер в этом смысле предпочитал только мужчин, ведь он сказал тогда, что не сможет обманывать женщину, притворяться, что любит ее. А Мэтью ясно дал понять, что ему нравятся представители обоих полов.

Во взгляде Мэтью промелькнула неуверенность, словно он не мог угадать, что она ответит; а может быть, подумал, что она теперь станет его презирать. Корделия вспомнила оскорбленный, возмущенный взгляд Алистера, брошенный на нее в тот момент, когда он узнал, что родная сестра следила за ним. Она подумала, что сокровенные тайны людей похожи на шрамы или на невидимые, но болезненные раны. Посторонний, нечаянно прикоснувшись к такой ране, может причинить человеку сильную боль.

– Это хорошо, – наконец, произнесла она. – Я знаю, что ты выберешь в качестве спутника жизни достойного человека – и неважно, будет ли это мужчина или женщина. Он – или она – наверняка понравится мне.

– Я бы на твоем месте не был так уверен в правильности моего выбора, Корделия, – тихо ответил Мэтью.

– Мэтью, – спросила она неожиданно для самой себя. – Что такого ты мог совершить в своей жизни? Кого, или что ты никак не можешь забыть, откуда в тебе эта печаль?

Он оперся рукой о косяк двери и некоторое время пристально смотрел на девушку сверху вниз. В слабом свете уличных фонарей она различала очертания его высоких скул, растрепанные волнистые волосы.

– Если я тебе скажу, ты мне не поверишь.

– Я считаю, что Джеймс не выбрал бы тебя в качестве парабатая, если бы в твоем прошлом было что-то настолько ужасное.

Мэтью на миг прикрыл глаза, словно испытал приступ боли. Затем улыбнулся, но взгляд его был печальным.

– Ты не раз и не два заставляла меня удивляться с того дня, как вошла в нашу жизнь, – заговорил он, и Корделия поняла, что под словом «нашу» он подразумевал жизни «Веселых разбойников» и Люси. – До твоего появления мне не казалось, что в нашем маленьком кружке кого-то не хватает, но теперь, когда ты с нами, я не могу представить нашу жизнь без тебя.

Корделия не успела ответить – дверь открылась, и появилась Райза. Она бросила ошеломленный взгляд на Корделию и позвала Сону. В холл вышла мать Корделии в шелковом пеньюаре. Она некоторое время переводила взгляд с Мэтью на Корделию, стоявших на крыльце в луже воды, и ее большие темные глаза сделались еще больше.

– О, – произнесла она со смесью неодобрения и тревоги, какие можно услышать только в голосе матерей. – О, Лейли. Что с тобой случилось?

Корделия ожидала, что мать рассердится, но, к ее приятному удивлению, это оказалось вовсе не так. Мэтью продемонстрировал большое искусство в сочинении небылиц и поведал Соне историю, полную смелых деяний, интриг, опасностей и намеков на романтическое продолжение. Корделия все это время была в Институте, утверждал он, и осталась бы с Джеймсом, как преданная подруга, поскольку он жестоко страдал после смерти Барбары, однако она, Корделия, понимала, что матушка будет волноваться. Мэтью предложил проводить ее домой, но поблизости от Темзы на них напали демоны, сидевшие в засаде. Корделия сражалась отважно, но враги швырнули ее в реку. Все это звучало очень драматично и захватывающе.

Сона заставила Мэтью съесть плитку шоколада «Фрай» и замотаться в шерстяной шарф; только после этого он смог ретироваться. Затем она с железной решимостью взялась за Корделию: велела снять всю мокрую одежду и забраться в горячую ванну, приготовленную Райзой. Едва Корделия успела выйти из ванной комнаты, надеть ночную сорочку и комнатные тапочки, как ее отвели в библиотеку и усадили на кушетку у камина, в котором ревело пламя. На плечи ей накинули пушистый халат, и Райза, неодобрительно покачивая головой, подала ей чашку свежезаваренного чая.

Никогда в жизни ей не было так жарко.

Сона присела на подлокотник кресла. Корделия настороженно наблюдала за матерью поверх кромки чашки – она была совершенно уверена в том, что сейчас начнется длиннейшая нотация.

– Корделия, – заговорила мать. – А где Кортана?

Корделии внезапно стало холодно. Она помнила, когда в последний раз видела меч – в руке Джеймса, на берегу реки. Но затем, во всей этой суматохе, она забыла забрать Кортану, так стремительно ее затолкали в найденный Магнусом кэб.

– Я…

– Не хочу, чтобы ты тревожилась, Корделия joon delam[43]43
  «Душа моя», «сердце мое».


[Закрыть], – продолжала Сона. – Я знаю, что́ твой отец всегда внушал тебе насчет этого меча. Что этот меч в большей степени принадлежит к роду Карстерсов, чем ты сама… однако я считаю, что он ошибается. Кортана – всего лишь неодушевленный предмет.

Корделия уставилась на мать, не веря своим ушам. Сона никогда, ни словом, ни жестом, ни намеком не позволяла себе критиковать Элиаса и его поступки.

– Иногда воин во время сражения теряет оружие. Но в любом случае лучше лишиться оружия, чем воина.

– Mâdar, – пробормотала Корделия, пытаясь выпутаться из толстого халата. – Все не так, как ты думаешь…

Она не договорила – ей помешал стук в дверь. Затем в библиотеке появилась Райза, а за ней следовал Джеймс.

Он успел избавиться от грязной боевой одежды, которая была на нем во время схватки на мосту, и переоделся в темное пальто «честерфилд». Бархатный воротник был поднят – на улице дул ветер. Джеймс бережно прижимал к груди Кортану, и золотой клинок ослепительно блестел на фоне темной твидовой ткани.

Райза с удовлетворенным видом развернулась и ушла в сторону кухни. Сона оживленно улыбалась, глаза ее блестели.

– Корделия! Джеймс принес тебе Кортану.

Корделия потеряла дар речи. Да, она знала, что меч вернут ей в целости и сохранности, но никак не ожидала, что Джеймс ради этого явится в дом на площади Корнуолл-Гарденс среди ночи.

– Ну, не буду вам мешать, – прощебетала Сона и поспешно покинула комнату, закрыв за собой дверь.

Корделия была несколько шокирована этим поступком. Она понимала: если Сона добровольно оставила дочь в неглиже наедине с молодым человеком, значит, она была абсолютно уверена в брачных намерениях Джеймса.

«Боже мой».

Поставив чашку на низкий столик у дивана, Корделия подняла голову и посмотрела на Джеймса. Взгляд его бездонных золотых глаз показался ей каким-то слишком пристальным, напряженным; она заметила у него на шее и на руках несколько синяков, а волосы были влажными – наверное, после ванны.

Они смущенно молчали, и Корделии казалось, что этому не будет конца, что они так никогда и не смогут заговорить друг с другом. В конце концов, Корделия нашла в себе силы спросить:

– Ты рассказал родителям? Насчет мандихора?

И о том, что произошло на мосту?

– В основном, да, – ответил Джеймс. – Разумеется, без упоминаний о пиксиде, Агалиарепте и… на самом деле, я умолчал о нашей деятельности за последние несколько дней. Но теперь им известно о том, что нападения на нефилимов – дело рук мандихора, и это самое главное.

Корделия подумала: интересно, рассказал ли он отцу и матери о словах мандихора, сказанных тогда, на мосту. «Дитя демонов». Уже во второй раз она слышала, как адская тварь дразнит Джеймса его происхождением. Так обычно вели себя Верховные Демоны – они находили людские слабости и пользовались ими в своих целях. Она надеялась, что Джеймс сумеет забыть об этих словах, понять, что он ничем не хуже Люси, Тессы и Магнуса Бейна.

– Спасибо тебе, – сказал Джеймс, и она вздрогнула от неожиданности. – За то, что ты совершила на мосту. Это был необыкновенно смелый поступок.

– Какой именно?

Улыбка осветила его лицо, подобно молнии, и он стал совершенно другим.

– Верно. Там, на мосту, ты совершила множество смелых поступков.

– Я вовсе не это хотела… – бессвязно начала она, но Джеймс протянул ей Кортану, и она забыла обо всем и взяла меч. Это было счастье, снова держать его в руках.

– Кортана, moosh moosh-am, – радостно произнесла она. – Я так рада, что ты вернулась ко мне.

– Ты обращаешься к мечу с ласковыми словами? – спросил Джеймс. Когда он вошел в библиотеку, у него был изможденный вид, но сейчас он повеселел.

– Это означает «мышка», да, это ласковое слово. Кортана была со мной в трудные времена. Я должна ее ценить. – И Корделия прислонила меч к каминной решетке. Она знала, что жар пламени не повредит Кортану – ничто не могло испортить ее.

– Я хотел бы научиться хоть немного говорить на фарси, – сказал Джеймс и сел в кресло. – Я хотел бы поблагодарить тебя на этом языке, Маргаритка, за то, что ты спасла меня, рискуя собственной жизнью. И за то, что ты помогаешь нам, хотя никто из твоих близких не пострадал от демонов. Ты и твоя семья, вы могли сразу же после того, как это началось, вернуться в Париж или уехать в Сайренворт.

Корделия и сама часто мечтала о том, как будет обучать Джеймса говорить на своем втором родном языке. Она всегда думала, что английский язык – бедный и бесцветный по сравнению с языком Персии; там, в Персии, люди, нисколько не стесняясь, говорили любимым: «fadat besham», «я умру за тебя», или называли возлюбленных «noore cheshmam», «свет очей моих», или «delbaram», «тот, кто похитил мое сердце». Она ни с того ни с сего вспомнила голубоватый огонь в камине в Комнате Шепота, аромат розового масла. И в смущении прикусила губу.

– Не нужно меня благодарить, – произнесла она. – И не стоит относиться ко мне так, словно я совершенно бескорыстно помогаю тебе.

Джеймс приподнял черные брови.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У меня имеются собственные причины участвовать в поисках демона и противоядия. Конечно же, я хочу помочь пострадавшим, но, с другой стороны, если я окажу услугу Конклаву в борьбе с ядовитым демоном, они мягче отнесутся к моему отцу во время суда.

– Я не назвал бы это корыстью, – возразил Джеймс. – Ты просто стараешься делать добро, чтобы помочь отцу и своей семье.

Корделия слабо улыбнулась.

– Ну что ж, надеюсь, ты причислишь это к списку моих достоинств, когда будешь помогать мне в поисках мужа.

Но Джеймс не улыбнулся в ответ.

– Маргаритка, – начал он. – Я не могу… я не думаю, что я… – Он смолк и откашлялся. – Наверное, после того, что произошло в Комнате Шепота, я стал неподходящим человеком для того, чтобы искать тебе мужа. Мне кажется, ты не будешь доверять мне после…

– Я доверяю тебе по-прежнему, – едва шевеля губами, произнесла Корделия. – Я все понимаю. Ты не воспользовался положением, Джеймс. Это была игра. Ты притворялся, я знаю это…

– Притворялся? – повторил он.

Несмотря на теплый халат и жар от камина, Корделия задрожала, когда Джеймс поднялся на ноги. Алые отблески пламени касались его черных локонов, и казалось, что его венчает огненная корона.

– Я поцеловал тебя потому, что мне этого хотелось, – прошептал он. – Потому, что я никогда в жизни ничего не желал так сильно.

Корделия почувствовала, что краснеет.

– Я больше не связан словом, данным Грейс, – продолжал он. – Но я любил ее все эти годы. Я знаю… я помню, что любил. И это чувство руководило моей жизнью.

Корделия вцепилась в халат.

– Сейчас я иногда задаю себе вопрос: а может быть, это была просто мечта? – говорил Джеймс. – Наверное, я идеализировал ее, как это бывает с детьми. Возможно, это была просто детская мечта о том, какой должна быть настоящая любовь. Я верил в то, что любовь – это боль, и когда мне было плохо, я терпел боль ради нее.

– Любовь – это не обязательно боль, – прошептала Корделия. – Но Джеймс, если ты любишь Грейс…

– Я не знаю, – вздохнул Джеймс, отворачиваясь от камина. Глаза его потемнели, как тогда, в Комнате Шепота, и в них было отчаяние. – Как это может быть, я любил ее так сильно, но теперь ощущаю такое чувство по отношению к… – Он замолчал. – Наверное, я не такой, каким всегда считал себя.

– Джеймс… – Корделия поднялась на ноги. Она не могла слышать этот голос, полный боли; мысль о том, что он мучается, причиняла ей страдания.

– Нет, – хрипло произнес он и тряхнул головой. – Не подходи ко мне. Если ты подойдешь, Маргаритка, я не смогу…

В этот момент дверь библиотеки с шумом распахнулась, и Корделия обернулась, ожидая увидеть мать.

Но на пороге стоял Алистер в уличной одежде, сапогах и инвернесском плаще. Он захлопнул за собой дверь и окинул сердитым, неприязненным взглядом сначала Корделию, потом Джеймса.

– Мать сказала, что вы оба здесь, – заговорил он протяжным, ленивым голосом; это означало, что он вне себя от ярости. У Корделии сжалось сердце от дурного предчувствия. В последний раз, когда она видела Алистера, тот был крайне зол. И сейчас он, судя по всему, тоже был зол. Она подумала: интересно, он хоть на полчаса смог успокоиться или пребывал в таком настроении целые сутки?

– Сначала я ей не поверил, но теперь я вижу, что она была права. – Мрачный взгляд его черных глаз уперся в Джеймса. – Возможно, она и считает, что это прилично – оставлять тебя наедине с моей сестрой, но я придерживаюсь иного мнения. Ты привез ее домой среди ночи, больную и мокрую с ног до головы.

Джеймс скрестил руки на груди. Глаза его превратились в золотые щелочки.

– Вообще-то, это не я, а Мэтью привез ее сюда. Я приехал только что.

Алистер движением плеч сбросил тяжелый плащ и гневным жестом швырнул его на кресло.

– Я думал, у тебя больше мозгов, Эрондейл, что ты не станешь компрометировать мою сестру.

– Он привез мне Кортану, – вмешалась Корделия.

– Твоя мать позволила мне войти, – произнес Джеймс ледяным тоном. – В этом доме хозяйка она, а не ты.

– Моя мать не понимает… – Алистер оборвал сам себя и принялся трясущимися руками сдергивать перчатки. Корделия в ужасе поняла, что он рассержен гораздо сильнее, чем ей показалось сначала. – Я знаю, что ты ненавидишь меня за то, что было в Академии, и, возможно, ты прав, – продолжал Алистер, сверля Джеймса злобным взглядом. – Но как бы плохо ты ни относился ко мне, мстить мне, оскорбляя мою сестру – это подло.

Корделия заметила удивленное выражение, промелькнувшее в глазах Джеймса.

– Алистер, из-за тебя моя жизнь в Академии превратилась в ад на Земле. Но я бы никогда не стал вымещать на Корделии неприязнь к тебе. Не нужно судить других по себе.

– Я вижу тебя насквозь. В школе я был сильнее, а ты был ничтожным слабаком, и вот теперь ты нашел мое слабое место. Что за игру ты затеял? Что тебе нужно от моей сестры?

– Твоя сестра, – произнес Джеймс медленно, отчетливо, по-прежнему холодным тоном. – Присутствие твоей сестры – это единственное, что мешает мне сейчас ударить тебя кулаком в лицо. Твоя сестра тебя любит, одному Ангелу известно, за что, а ты даже не задумываешься об этом и не испытываешь ни капли благодарности.

Алистер заговорил хриплым, чужим голосом.

– Ты понятия не имеешь о том, что я сделал для своей сестры. Ты ничего не знаешь о нашей семье. Ты даже отдаленно не представляешь себе…

Он смолк и уставился на Джеймса так, словно взглядом хотел прожечь его насквозь.

Корделии стало жарко, потом холодно. Она всегда считала свою семью обычной, такой же, как все остальные, за исключением разве что постоянных переездов. Но на что сейчас намекал Алистер?

– Джеймс, – заговорила она. Воздух, казалось ей, был насыщен электричеством, она понимала: еще минута – и Джеймс с Алистером набросятся друг на друга. – Тебе лучше уйти.

Джеймс обернулся к ней.

– Ты уверена? – негромко спросил он. – Я не брошу тебя, Корделия, если ты не желаешь оставаться с ним наедине.

– Все будет в порядке, – прошептала она. – Собака лает, ветер носит. Ничего страшного со мной не случится, уверяю тебя.

Он поднял руку, словно хотел погладить ее по щеке или заправить за ухо прядь волос. Она чувствовала напряжение между ними, даже сейчас, когда брат, обезумевший от ярости, стоял в трех шагах от них. Это было похоже на искры, летящие в воздух над огромным костром.

Джеймс опустил руку, бросил на Алистера последний тяжелый взгляд и быстро вышел из комнаты. Корделия тут же вскочила с кресла, подбежала к двери, плотно закрыла ее и заперла на замок. Затем обернулась к брату.

– Что ты имел в виду? – спросила она. – Когда сказал: «Ты понятия не имеешь о том, что я сделал для своей сестры»?

– Ничего, – ответил Алистер и взял перчатки. – Я сказал это просто так, без всякой задней мысли.

– Ты мне лжешь, – воскликнула она. – Я вижу, когда ты скрываешь что-то от меня, что-то, имеющее отношение к нашему отцу. Все это время ты вел себя так, словно все мои попытки улучшить его положение, наше положение, были бессмысленной детской возней. Ты вообще не интересовался тем, что с ним происходит. О чем ты не рассказываешь мне?

Алистер закрыл глаза и некоторое время стоял так.

– Прошу тебя, прекрати эти расспросы.

– Не прекращу, – упрямо сказала Корделия. – Ты считаешь, что отец совершил какой-то неблаговидный поступок. Я права?

Алистер уронил перчатки.

– Совершенно неважно, что я считаю, Корделия…

– Нет, важно! – возразила она. – Важно, потому что ты скрываешь что-то от меня, вы скрываете, ты и Mâmân. Я недавно получила письмо от Консула. Она говорит, что невозможно допросить отца с помощью Меча Смерти, потому что он ничего не помнит об экспедиции. Как такое могло случиться? Почему он…

– Он был пьян, – перебил ее Алистер. – В ту ночь, перед вылазкой, он напился настолько сильно, что совершенно ничего не соображал и отправил этих несчастных прямо в логово вампиров. Он так напился, что потом все забыл. Он, черт побери, постоянно пьян, Корделия. Единственный член нашей семьи, кто ничего не знает об этом – ты.

Корделия безвольно опустилась на кушетку. Ноги были как ватные.

– Почему ты не сказал мне этого раньше? – прошептала она.

– Потому, что я не хотел, чтобы ты об этом знала! – заорал Алистер. – Я хотел, чтобы у тебя было нормальное детство, а не такое, как у меня. Я хотел, чтобы ты могла любить и уважать своего отца, в отличие от меня. Как ты думаешь, кто прикрывал его, когда он в очередной раз уходил в запой? Кто рассказывал тебе, что отец болен, устал и спит, когда он валялся пьяный? Кто среди ночи бегал по городу и искал отца по трактирам и пивным, находил его под столом в беспамятстве, а потом волок на себе домой через черный ход? Кто в десять лет доливал воду в бутылки бренди, чтобы мать не заметила, сколько он успел выпить за вечер?..

Он смолк, тяжело переводя дыхание.

– Алистер, – прошептала Корделия.

Она знала, что все это правда. Она вспомнила, как отец день за днем лежал в постели в комнате с задернутыми шторами, и мать говорила, что он «болен». Вспомнила, что у Элиаса заметно дрожали руки. К столу перестали подавать вино. У отца почти никогда не было аппетита. Время от времени Корделия натыкалась на бутылки бренди в самых неожиданных местах: в шкафу с верхней одеждой в холле, в сундуке с постельным бельем. Алистер делал вид, будто ничего особенного не происходит, смеялся, шутил, отвлекал ее внимание. Чтобы она не задумывалась об этих вещах. Чтобы ей не приходилось об этом задумываться.

– Его наверняка осудят, – заговорил Алистер. Его била дрожь. – Меч Смерти бесполезен, но отец выдаст себя, его выдаст лицо, речь. Члены Конклава сразу поймут, что он алкоголик. Вот почему матушка так стремится поскорее выдать тебя замуж. Чтобы ты очутилась в безопасности, когда наше имя будет навеки опозорено.

– А что же будет с тобой? – спросила Корделия. – Этот позор не должен коснуться тебя – слабости отца не имеют к тебе никакого отношения.

Огонь в очаге почти догорел, но глаза Алистера словно светились в темноте.

– У меня есть свои слабости, и тебе об этом прекрасно известно.

– Любовь – это не слабость, Алистер dâdâsh[44]44
  Братик.


[Закрыть], – сказала она и заметила, что на лице Алистера появилось странное выражение, когда он услышал от нее это персидское слово.

Затем он сурово сжал губы. Под глазами залегли тени, похожие на синяки. Корделия вдруг подумала: откуда он вернулся так поздно?

– Разве? – усмехнулся он, отворачиваясь от сестры и направляясь к двери. – Не отдавай своего сердца Джеймсу Эрондейлу, Корделия. Он влюблен в Грейс Блэкторн и всегда будет ее любить.