Текст книги "Золотая цепь"

Автор книги: Кассандра Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)

12. Конец

 
Я знаю, что ее любовь ко мне сильна,
Она согласна следовать за мной,
Но для любви она не создана,
И вечно суждено ей быть одной.
 

Эдна Сент-Винсент Миллей, «Ведьма-жена».

Карета проехала под аркой ворот Института, и Джеймс увидел во дворе родителей. Отец был в утренней визитке; в галстуке сверкала сапфировая булавка, подарок Тессы на двадцатилетнюю годовщину свадьбы. Сама Тесса тоже была одета в платье для визитов. Судя по всему, они собирались к кому-то в гости.

– И где же вы разъезжали, скажите на милость? – строго спросил Уилл, когда Джеймс выбрался из кареты. Следом за ним появились остальные; поскольку девушки были в броне и одежде для сражений, они не нуждались в помощи. – Из-за вас нам едва не пришлось идти пешком.

Джеймсу очень хотелось рассказать отцу правду, но это означало бы нарушить обещание, данное Рагнору. Вместо этого он дерзко ответил:

– У вас же имеется другой экипаж, еще лучше.

– А помните, как папа похитил карету дяди Габриэля? У нас такая семейная традиция, – оживленно прощебетала Люси, подходя вслед за братом к крыльцу Института.

– Воспитывая своих детей, я вовсе не думал, что из них выйдут конокрады и бездельники, – отрезал Уилл. – И еще, я очень хорошо помню, что сказал вам…

– Я очень благодарна вам, сэр, за то, что вы позволили им одолжить экипаж и привезти меня, – вмешалась Корделия. Она сделала невинное лицо и смотрела на Уилла и Тессу, широко распахнув глаза. Джеймс прикусил губу, чтобы скрыть улыбку: как интересно, подумал он, а она умеет искусно лгать. Но его родители хотя бы не удивились, увидев их всех в броне. Когда утром Люси и Джеймс выходили из дома, Уилл сказал, что даже после нескольких лет ночного патрулирования они не должны расслабляться ни на минуту. Следовало постоянно носить с собой оружие, не только ночью, но и днем. Кроме того, отец посоветовал Джеймсу взять с собой Мэтью. Джеймс обрадовался, поскольку с самого начала так и собирался поступить.

– Мне так хотелось прийти в Институт и предложить свою помощь, – продолжала Корделия.

Уилл сразу же смягчился.

– Конечно же. Здесь вам всегда рады, Корделия. Хотя, к моему огромному сожалению, нам нужно уходить – Чарльз, как заместитель Консула, велел нам прибыть на Гровнор-сквер, чтобы обсудить вчерашнее нападение. Насколько я понимаю, там будут только высокопоставленные члены Анклава.

Мэтью состроил презрительную гримасу.

– Звучит угрожающе, клянусь Ангелом. Надеюсь, вы позволите мне сегодня переночевать у вас.

Тесса улыбнулась.

– Мы уже велели приготовить для тебя свободную комнату.

– Поскольку я знаком с Чарльзом чуть ли не со дня его рождения, мне трудно воспринимать этого юношу как представителя власти, – задумчиво пробормотал Уилл. – Как вам кажется, если он скажет что-то такое, что мне не понравится, я могу потребовать, чтобы его отшлепали?

– О да, прошу вас, – воскликнул Мэтью. – Ему это будет очень полезно.

– Уилл, – с упреком в голосе произнесла Тесса, и в этот момент на пороге появилась Бриджет. Она несла огромное средневековое копье со старым, вытертым древком и ржавым железным наконечником. Забравшись на место кучера, служанка бросила мрачный взгляд на Уилла и Тессу.

– Надеюсь, вы собираетесь заколдовать этот экипаж, – заметил Джеймс. – Люди подумают, что римляне в очередной раз собираются завоевать Британские острова.

Тесса и Уилл сели в карету. Когда Бриджет взялась за вожжи, Тесса выглянула в окно.

– Дядя Джем сейчас в лазарете с несколькими другими Безмолвными Братьями, он присматривает за больными, – сказала она. – Пожалуйста, постарайтесь им не мешать и позаботьтесь о том, чтобы у них было все необходимое для работы.

Джеймс кивнул, и карета выехала из двора на улицу. Он знал, что Институт окружен вооруженной охраной: еще когда они подъезжали, он заметил на крыше нескольких бойцов в черной броне. Уилл и Тесса в свое время прошли через многое и понимали, что в минуту опасности нельзя оставлять Институт без охраны.

Он посмотрел на сестру, размышляя про себя: интересно, о чем она думает, может быть, о том же, о чем и он? Она стояла неподвижно, глядя на верхние этажи Института – скорее всего, на окна лазарета. Он привык к тому, что Люси постоянно находится в движении, и ему было странно видеть сестру бледной, усталой, ушедшей в себя, в какие-то невеселые мысли.

– Идем же, Люси, – позвал Джеймс. – Пойдем в дом.

Она окинула его хмурым взглядом.

– Нечего говорить со мной таким озабоченным тоном. Я в полном порядке, Джеймс.

Он обнял ее за плечи.

– Не каждый день увидишь мага, размазанного по полу собственной спальни, – возразил он. – Думаю, тебе надо немного передохнуть. Клянусь Разиэлем, нам всем нужно передохнуть после того, что здесь произошло за последние несколько дней.

Когда они поднимались по ступеням крыльца Института, Джеймсу вдруг пришло в голову, что он с самого утра ни разу не вспомнил о Грейс. Мать всегда говорила, что лучшим лекарством от тревог и душевных ран является активная деятельность, и он с головой окунулся в дела; с другой стороны, он понимал, что должен каким-то образом внести ясность в отношения с Грейс. Он только вчера окончательно осознал, что Татьяна никогда, ни за что не позволит им пожениться. Но он сказал себе, что Грейс, вне всяких сомнений, обратится к нему за помощью, и тогда он спрячет ее в безопасном месте.

Джеймс был уверен в том, что это случится совсем скоро.

– Итак, Джессамина, – заговорила Люси. – Могут ли призраки лгать?

Они находились в комнате Люси. Мэтью и Джеймс усадили хозяйку на кушетку и завернули в одеяла, несмотря на ее возмущенные возгласы и заявления о том, что с ней все в порядке, и что она не нуждается в няньках. Но Джеймс твердо возразил, что ему не нравится ее вид. Она действительно была очень бледна, когда они выходили из дома Гаста.

Корделия сидела рядом с Люси на диване, а Мэтью с Джеймсом расположились в креслах, как это делают все молодые люди: развалились, вытянув ноги, перед этим небрежно швырнув верхнюю одежду на кровать, а грязные сапоги – на ковер. Оба пристально уставились на то место, откуда доносился голос Джессамины, хотя видеть ее мог только Джеймс.

– Конечно же, нет! – Однако при этом вид у Джессамины был какой-то неестественный. – Призраки – существа кристально честные. Я уже не раз тебе повторяла, что это вовсе не я, а мышь опрокинула твое серебряное зеркало, которое потом завалилось за письменный стол и разбилось.

– Я уже понял: если призраки и лгут, то делают это крайне неумело, – усмехнулся Джеймс.

Мэтью вздохнул.

– Очень странно наблюдать, как вы разговариваете с пустотой.

Джессамина фыркнула, ее силуэт слегка задрожал и приобрел более четкие очертания, после чего она «спланировала» на пол. Сумеречные охотники, обладающие Зрением, могли в большинстве своем видеть призраков, которые желали быть увиденными, но Люси знала, что Джессамине необходимо сделать над собой усилие, чтобы стать видимой для них всех.

– О! – воскликнула Корделия. – Очень приятно с тобой познакомиться, Джессамина. Люси часто о тебе говорит.

Джессамина просияла.

– Ты очень привлекательный призрак, – сообщил Мэтью, постукивая себя кончиками пальцев по груди. – Возможно, Джеймс и Люси упоминали об этом в разговорах со мной.

– Не упоминали, – буркнула Джессамина.

– Очень нехорошо с их стороны, – сказал Мэтью, сверкнув глазами.

– Ты совсем не похож на Генри, – задумчиво протянула Джессамина, разглядывая Мэтью. – Во-первых, он постоянно что-то поджигает, а потом, от него никогда не услышишь комплимента.

– Джессамина, – воскликнула Люси. – Не отвлекайся, это очень важно! Скажи же нам правду, могут ли призраки лгать? Разумеется, я не имею в виду тебя, моя дорогая.

– Призраки могут лгать, – наконец, признала Джессамина. – Но существуют некоторые формы некромантии, с помощью которых живые могут вынудить привидения говорить правду и даже контролировать их. – Она содрогнулась. – Вот почему некромантия – такое ужасное занятие, и именно поэтому она запрещена.

– Ты считаешь, что именно поэтому? – В голосе Корделии прозвучало сомнение. Повернувшись к Люси, она произнесла: – Значит, ты боишься, что призрак Гаста тебе солгал?

Люси молчала. В глубине души она надеялась на то, что он солгал, когда заявил, будто демон был вызван исключительно с целью истребления Сумеречных охотников. Эта мысль приводила ее в ужас.

– Я просто не хочу, чтобы мы напрасно тратили время и силы. Гаст настаивал на том, что его нанял для вызова демонов некто, обладающий неслыханным могуществом. Нам необходимо выяснить, кто это такой.

– Нам также нужно узнать, что это за демоны, – добавила Корделия. – Нет смысла обращаться в Конклав с новостью о том, что Гаст вызвал кучку ядовитых демонов: насчет яда всем и без того известно. Ведь мы пока не знаем, почему отравление неизлечимо, не знаем, каким образом Гаст устроил так, чтобы адские твари не боялись солнечного света.

– Все это так скучно, – капризно пропищала Джессамина. – Если я вам больше не нужна, я, пожалуй, пойду. – И она исчезла со вздохом облегчения – без сомнения, обрадовалась тому, что ей больше не нужно стараться быть видимой.

Люси потянулась к письменному столу и взяла один из своих многочисленных блокнотов. Она решила, что пора начать записывать важные мысли и выводы.

– Я обратила внимание еще на одну странность. Мы знаем, что Гаст вызвал не одного, а нескольких демонов, однако он все время говорил об этом существе в единственном числе. Я точно помню, он сказал, что вызвал «его», а не «их».

– Возможно, демон породил отпрысков, – предположил Джеймс. – У некоторых демонов бывает целая куча потомства, как у пауков…

С улицы донесся стук колес и лошадиное ржание, а через какое-то время во дворе раздались громкие возгласы. Джеймс и Люси бросились к окну.

У крыльца Института остановилась карета без кучера. Люси сразу узнала герб: четыре буквы Консула. Это был экипаж Чарльза Фэйрчайлда.

Дверь распахнулась, и на мостовую неловко выбралась Грейс. Волосы ее рассыпались по плечам, платье было забрызгано кровью. Она рыдала.

Люси почувствовала, что Джеймс окаменел от охватившего его ужаса.

Во двор выбежал Брат Енох. Он заглянул в карету, скрылся и спустя пару секунд появился с телом женщины в старом платье цвета фуксии. Женщина содрогалась в конвульсиях, рука ее была перевязана окровавленной тряпкой.

Татьяна Блэкторн.

Корделия и Мэтью подошли к окну, и Корделия ахнула от ужаса.

– Клянусь Ангелом, – произнес Мэтью. – Они снова напали.

Люси обернулась к брату, собираясь сказать ему, чтобы он поспешил на помощь Грейс, но в этом не было необходимости. Он уже бежал по коридору.

Ворвавшись в лазарет, Джеймс увидел кошмарную картину. У западной стены, между койками с больными, которые сейчас спали, были установлены ширмы, и Джеймс различал лишь темные силуэты, скорчившиеся под одеялами, неподвижные, словно трупы. В дальнем конце помещения на двух сдвинутых вместе койках устроили Татьяну; по полу от двери до того места, где лежала раненая, тянулась кровавая полоса. Ее укусили в плечо и руку; шляпу она, естественно, потеряла, жидкие седые волосы приклеились к черепу.

Брат Енох, склонившись над Татьяной, пытался напоить ее из стаканчика какой-то темно-синей жидкостью, но женщина захлебывалась и отчаянно хватала ртом воздух. Почему-то Джеймсу пришло в голову дикое сравнение с птенцом, которого кормит мать. Рядом стоял Джем; в руках он держал повязки, пропитанные антисептиком. Грейс опустилась на пол в ногах кровати, в отчаянии стиснув руки.

Джеймс прошел мимо кроватей, на которых лежали остальные пациенты, забывшиеся беспокойным сном. На первый взгляд казалось, что Ариадна, Веспасия и Джеральд спят, если бы не сетка темных сосудов, четко выделявшихся под кожей. Джеймсу почудилось, что эти страшные вены становятся чернее с каждым днем.

«Здравствуй, Джеймс».

В мозгу его прозвучал мягкий голос Джема. Джеймс выругал себя за то, что не может сообщить дяде ничего полезного, ничего, кроме обрывков какой-то загадочной истории, которые, к его раздражению, никак не объединялись в цельную картину. Но Джем и без того занимался выяснением имени его деда. Он не мог взваливать на Джема еще и это, не мог задавать ему новые вопросы, на которые ни у кого не было ответов.

«Она будет жить?» – мысленно произнес Джеймс, кивнув на Татьяну.

Голос Джема был каким-то странным.

«Если она и умрет, то не от ран».

Яд. «Смертоносная тварь, отравитель», – так сказал Гаст. Но кого же, во имя Ангела, чародей вызвал в этот мир?

– Джеймс. – Чья-то рука схватила его за рукав. Обернувшись, он увидел Грейс и испугался: лицо ее приобрело пепельный цвет, губы были белыми, как у мертвой. Она с силой вцепилась ему в плечо обеими руками. – Забери меня отсюда.

Он слегка отвернулся, закрыл ее собой, чтобы остальные не видели их лиц.

– Куда тебя отвести? Что я могу сделать для тебя?

Руки ее тряслись.

– Мне нужно с тобой поговорить, Джеймс. Отведи меня туда, где нам никто не помешает.

– По-моему, Джеймса уже слишком давно нет, – задумчиво пробормотала Люси, продолжая что-то быстро записывать в блокноте. За последние десять минут на лбу у нее появились морщинки. – Ты не сходишь, не поищешь его, Корделия?

Корделии не хотелось идти на поиски Джеймса. Она видела его лицо в тот момент, когда Грейс выбралась из кареты Чарльза, остановившейся во дворе. Видела выражение тоски и страдания, которое сразу же сменилось страхом за Грейс; видела быстрое бессознательное прикосновение к серебряному браслету. Она понимала, что он ненавидит Татьяну, и не без оснований. Но, несмотря на это, он готов был на все, чтобы спасти старуху и избавить Грейс от страданий.

И она мысленно спросила себя: интересно, каково же это, когда тебя вот так любят? Несмотря на охватившую ее безнадежность и печаль, Корделия, как это ни странно, восхищалась Джеймсом, который любил Грейс самоотверженно, любил вопреки всему.

И поэтому ей вовсе не хотелось нарушать уединение Джеймса и его возлюбленной. Однако Люси попросила ее, и Корделия не нашла причин для отказа. Она лишь слабо улыбнулась.

– Не уверена, что стоит оставлять тебя наедине с мужчиной, – лукаво заметила она. – Мне кажется, это неприлично.

Люси хмыкнула.

– Мэтью – не мужчина. Еще совсем недавно мы дрались разливательными ложками.

Корделия ждала, что Мэтью, в свою очередь, рассмеется, но вместо этого он отвел взгляд, внезапно заинтересовавшись пятнышком грязи на рукаве. Корделия, вздохнув про себя, погладила Люси по волосам и вышла в коридор.

Она еще не освоилась в Институте и не знала, куда идти. Она неуверенно двинулась по коридору, украшенному гербами Сумеречных охотников. Колдовские огни освещали причудливые изображения крыльев и башен. В конце концов, Корделия нашла какую-то каменную лестницу и решила спуститься вниз; преодолев несколько ступеней, она вздрогнула от неожиданности и чуть не споткнулась – Анна Лайтвуд выступила из-под мраморного фриза, изображавшего ангела и зеленый холм. В небе над холмом парил дракон, символ Уэльса.

Анна была в брюках и пиджаке французского покроя. Глаза у нее были точно такого же цвета, как у Уилла, и темнее, чем у Люси; они сочетались с цветом ее жилета и лазуритовым набалдашником трости.

– Ты не видела Джеймса? – без предисловий заговорила Корделия.

– Нет, – коротко ответила Анна. – К сожалению, я понятия не имею, где он.

Корделия нахмурилась, но не от тревоги за Джеймса, а при виде странного лица Анны.

– Анна, что случилось?

На лице молодой женщины появилось злобное выражение.

– Я пришла для того, чтобы хорошенько наподдать Чарльзу, но его, судя по всему, здесь нет.

– Чарльзу Фэйрчайлду? – ничего не понимая, повторила Корделия. – По-моему, он у себя дома – он созвал туда всех высокопоставленных членов Анклава. Ты можешь наподдать ему там, хотя со стороны это будет выглядеть немного странно.

– Высокопоставленные члены Анклава? – Анна приподняла брови. – Что ж, неудивительно, что я об этом ничего не знаю. Видимо, придется какое-то время подождать и уж потом проткнуть его чем-нибудь острым, как мерзкий нарыв.

Анна начала расхаживать взад-вперед по узкой лестничной площадке.

– Чарльз, – повторила она. – Чертов Чарльз, он на все готов ради удовлетворения собственных амбиций… – Она резко развернулась и с силой стукнула тростью по ступени. – Он совершил нечто ужасное, просто ужасное. Мне немедленно нужно в лазарет. Ее нельзя сейчас оставлять одну. Я должна ее увидеть.

– Кого увидеть? – удивилась Корделия.

– Ариадну. Корделия… ты не сходишь со мной?

Корделия взглянула на Анну с удивлением. Элегантная, всегда невозмутимая Анна совершенно изменилась – волосы ее растрепались, щеки пылали. Она выглядела сейчас моложе, чем обычно.

– Конечно, – ответила Корделия.

К счастью, Анна знала, куда идти. Поднимаясь по лестнице, обе девушки, погруженные в собственные мысли, молчали. В лазарете было гораздо тише и спокойнее, чем в последний раз, когда Корделия приходила сюда. Она не узнала почти никого из тех, кто лежал на койках, забывшись лихорадочным сном. В дальней части лазарета была установлена ширма; видимо, там лежала Татьяна Блэкторн. Корделия различила силуэты Брата Еноха и Джема, которые двигались вокруг кровати Татьяны.

Но внимание Анны было поглощено одной-единственной пациенткой. Ариадна Бриджсток застыла на белых подушках, как статуя на надгробии. Глаза ее были закрыты, смуглая некогда кожа стала пепельно-серой, и под этой туго натянутой кожей виднелись черные вены. Рядом с кроватью стоял небольшой столик с бинтами и флаконами, полными разноцветных снадобий.

Анна зашла за экран, загораживавший койку Ариадны, и Корделия последовала за ней в некотором смущении. Может быть, стоит уйти, подумала она. Но Анна подняла голову, словно для того, чтобы убедиться в том, что Корделия еще здесь, затем положила трость на пол и опустилась на колени у кровати.

Она ссутулилась и внезапно показалась Корделии хрупкой и уязвимой. Одна рука повисла вдоль тела, вторую молодая женщина медленно положила на белые льняные простыни, почти дотронувшись до руки Ариадны.

Но не взяла ее. В последний момент Анна сжала пальцы в кулак и уронила руку рядом с рукой Ариадны, так и не прикоснувшись к ней. Затем негромким, но ровным голосом она заговорила:

– Ариадна. Когда ты очнешься – а ты обязательно очнешься, – я хочу, чтобы ты запомнила одно. Чарльз Фэйрчайлд собирался жениться на тебе вовсе не из-за того, что ты, по его мнению, была этого достойна. Только потому, что он сам недостоин тебя, он решил бросить тебя именно сейчас.

– Он решил разорвать помолвку? – прошептала Корделия. Она была поражена, ошеломлена. Разрыв с невестой или женихом был серьезным шагом; обычно такое решение принимали в случае, если будущая жена или муж совершали тяжкое преступление или были уличены в связи на стороне. Чарльз поступил отвратительно и подло, отказавшись от невесты в то время, когда она лежала без сознания. Теперь в обществе решат, что ему стало известно о невесте что-то плохое. Возможно, ее репутация погибнет, думала Корделия.

Анна ничего не ответила Корделии, лишь убрала руку и посмотрела Ариадне в лицо; этот долгий взгляд походил на прикосновение.

– Не умирай, прошу тебя, – тихо сказала она и поднялась на ноги. Затем взяла свою трость и быстро вышла из лазарета, и Корделии оставалось лишь ошеломленно смотреть ей вслед.

Люси отложила блокнот. Мэтью хмурился и с ленивым видом водил в воздухе кончиком пальца, рисуя круги. Он походил на пашу, который, осматривая свой двор, нашел, что его приближенным не хватает благовоспитанности и любви к порядку.

– Как ты себя чувствуешь, Люс? – спросил он, подошел и сел рядом с девушкой на диван. – Скажи мне правду.

– А ты как себя чувствуешь, Мэтью? – холодно произнесла Люси. – Скажи мне правду.

– Не я увидел в той комнате призрак Гаста, – ответил Мэтью с ухмылкой. – Звучит как название неоконченного романа Диккенса, верно? «Призрак Гаста».

– Не я свалилась с каната, по которому должна была забраться безо всякого труда, – негромко ответила Люси.

Мэтью прищурился. У него были необыкновенные глаза, такие темные, что их цвет, зеленый, можно было различить, только подойдя вплотную. И Люси смотрела ему в глаза много раз. Они были сейчас совсем близко, достаточно близко для того, чтобы Люси могла видеть короткую золотую щетину у него на подбородке и тени под глазами.

– Кстати, я совсем забыл, – произнес он и закатал рукав рубашки. На руке у него алела длинная царапина. – Мне бы не помешала руна иратце. – И он взглянул на Люси с обворожительной улыбкой. Мэтью всегда улыбался обворожительной улыбкой. – Вот, – добавил он и протянул ей свое стило. – Возьми мое.

Она протянула руку, чтобы забрать у него предмет, и он осторожно взял ее запястье.

– Люси, – мягко произнес Мэтью, и она закрыла глаза, вспомнив, как совсем недавно, на улице, он накинул ей на плечи свое пальто; она вспомнила тепло его рук, слабый аромат, исходивший от него – смесь запаха бренди и сухих листьев.

Но в основном бренди.

Она взглянула на их сплетенные пальцы – у него на руках было больше шрамов, чем у нее. Поблескивали разноцветные камни в кольцах. Он перевернул ее кисть ладонью вверх, словно собирался ее поцеловать.

– Ты – Сумеречный охотник, Мэтью, – заговорила она. – Ты обязан уметь в любой момент забраться на стену.

Он откинулся на спинку кресла.

– Я прекрасно умею забираться по канату, – хмыкнул он. – Просто у моих новых сапог скользкие подошвы.

– Дело было не в сапогах, – возразила Люси. – Ты был пьян. И сейчас ты тоже пьян. Мэтью, ты почти все время пьян.

Он выпустил ее руку с таким видом, словно она ударила его по лицу. В глазах его промелькнуло смятение, и еще Люси поняла, что он уязвлен, что ему больно.

– Я вовсе не…

– Нет, ты пьян. Думаешь, я не в состоянии этого заметить?

Мэтью сжал губы, и рот его превратился в тонкую линию.

– Благодаря выпивке я становлюсь более занятным.

– А мне нисколько не занятно видеть, как ты причиняешь вред самому себе, – сказала она. – Ты мне как брат, Мат…

Он вздрогнул.

– Вот как? Никто, кроме тебя, не высказывает мне подобных претензий, не критикует мое желание развеяться…

– Потому что большинство твоих друзей и родственников боятся говорить с тобой об этом, – отрезала Люси. – А другие, подобно моему брату и родителям, просто не видят того, чего не желают видеть. Но я все вижу, и это тревожит меня.

Он едва заметно улыбнулся.

– Ты тревожишься из-за меня? Я польщен.

– Меня тревожит то, – сказала Люси, – что из-за тебя мой брат в любой момент может погибнуть.

Мэтью не пошевелился. Он сидел совершенно неподвижно, как будто его обратил в камень взгляд Горгоны. Горгона была демоном, так рассказывал Люси отец, хотя в те дни на свете не существовало Сумеречных охотников. Вместо них по земле ходили боги и полубоги, и чудеса дождем сыпались с небес, подобно тому, как осенью осыпаются листья с деревьев. Но сейчас чуда не произошло. Люси откуда-то знала, что ее слова причинили Мэтью невыносимые мучения – как будто она ударила его ножом в сердце.

– Ты его парабатай, – продолжала Люси, хотя голос ее при этом слегка дрожал. – Он доверяет тебе, ты должен поддерживать его в бою, быть его щитом и мечом, и если ты не в себе…

Мэтью поднялся с кресла, едва не перевернув его. Глаза у него потемнели от ярости.

– Если бы на твоем месте, Люси, был кто-то другой…

– Тогда что? – Люси тоже встала с дивана. Ростом она едва доставала Мэтью до плеча, но, тем не менее, смотрела на него сурово и гневно. В детстве, во время сражений разливательными ложками, она никогда не давала себя в обиду. – Тогда что бы ты сделал?

Не ответив, он вышел из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.

В конце концов, Джеймс привел Грейс в гостиную.

Здесь никого не было. В комнате царила полная тишина, в камине пылал огонь, и он усадил девушку в кресло у камина и наклонился, чтобы снять с нее перчатки. Ему хотелось расцеловать ее белые руки – такие хрупкие, такие знакомые после долгих часов, проведенных за разговорами в лесу, – но он отступил и оставил ее греться у огня. В тот день было тепло, но Джеймс знал, что после пережитого потрясения человек может чувствовать себя так, словно промерз до костей.

Плясавшие в камине язычки пламени отбрасывали рыжие отблески на обои с орнаментом работы Уильяма Морриса, на аксминстерские ковры, на старый паркет. Через некоторое время Грейс поднялась на ноги и начала расхаживать взад-вперед около камина. Она вытащила из волос последние несколько шпилек, и светлые пряди рассыпались по плечам. Они напомнили Джеймсу замерзший водопад.

– Грейс. – Сейчас, в этой комнате, где тишину нарушало лишь тиканье часов, Джеймс мог позволить себе помолчать минуту. В лазарете у него не было времени на колебания. – Ты можешь рассказать мне о том, что случилось? Где произошло нападение? Как тебе удалось спастись?

– На маму напали в особняке, – ровным голосом ответила Грейс. – Я не знаю, как именно это случилось. Я нашла ее без сознания на ступенях крыльца. На руке у нее остались отметины от зубов.

– Мне очень жаль.

– Тебе не обязательно говорить эти слова, – ответила Грейс. Она снова принялась ходить перед камином. – Есть вещи, которых ты не знаешь, Джеймс. И есть вещи, которые я должна сделать сейчас, пока она больна. Прежде, чем она придет в сознание.

– Я рад, что ты веришь в ее выздоровление, – сказал Джеймс, приближаясь к девушке. Она остановилась и подняла на него взгляд, но он не знал, можно ли прикоснуться к ней. Ему показалось, что такой он никогда прежде не видел Грейс. – Самое главное – это надеяться на лучшее.

– Я не просто надеюсь, я в этом абсолютно уверена. Моя мать не умрет, – заявила Грейс. – Все эти годы горечь и ненависть поддерживали ее силы, и сейчас жажда мести тоже поможет ей выжить. Эти чувства сильнее смерти. – Девушка протянула руку и кончиками пальцев прикоснулась к лицу Джеймса; это прикосновение было легким, как касание крыльев стрекозы.

– Джеймс, – прошептала она. – О, Джеймс. Открой глаза. Позволь мне взглянуть в них сейчас, пока ты еще любишь меня.

Он повиновался.

– Я любил тебя несколько лет. Я всегда буду тебя любить.

– Нет, – странным безнадежным тоном произнесла Грейс, опустив руку. На лице ее отразилась бесконечная усталость, движения ее были замедленными. – Через минуту ты возненавидишь меня.

– Этого не может произойти, никогда, – возразил Джеймс.

– Я выхожу замуж, – сказала она.

Потрясение было настолько велико, что он даже не осознавал его. «Она совершила какую-то ошибку, – подумал Джеймс. – Она не понимает, что натворила. Но я все исправлю».

– Я выхожу замуж за Чарльза, – продолжала Грейс. – За Чарльза Фэйрчайлда. Мы проводили много времени вместе после того, как я приехала в Лондон; я знаю, что ты не заметил этого.

В ушах у Джеймса зашумело, пульс участился, гулкое биение сердца заглушало тиканье старинных часов.

– Это безумие, Грейс. Еще вчера вечером ты просила меня стать твоим мужем.

– И ты отказался. Ты высказался предельно ясно. – Она слегка пожала плечами. – Чарльз согласился.

– Чарльз обручен с Ариадной Бриджсток.

– Уже нет. Сегодня утром Чарльз сообщил об этом Инквизитору Бриджстоку. Ариадна никогда не любила Чарльза; ей все равно, женится он на ней или нет.

– Правда? Ты ее спрашивала об этом? – воскликнул Джеймс, которого внезапно охватила ярость. Грейс вздрогнула. – Это безумие, бессмыслица, Грейс. Ты приехала в Лондон меньше недели назад…

Глаза ее сверкнули.

– Я могу достичь многого меньше чем за неделю.

– Вижу, что так. Например, причинить вред Ариадне Бриджсток, которая не сделала тебе ничего плохого. Чарльз – холодное существо. У него холодное сердце. Но от тебя я вовсе не ожидал такого гадкого поступка.

Грейс покраснела.

– Ты думаешь, что Ариадна будет в отчаянии, что ее жизнь рухнула? Она молода, богата и красива, а Чарльз готов объявить, что это она разорвала помолвку с ним.

– Пока лежала в лазарете без сознания?

– Естественно, он скажет, что это произошло еще до болезни, – резко произнесла Грейс.

– А если она умрет, это будет очень удобно для вас обоих, – проговорил Джеймс. Боль была невыносимой; зрение застилала ослепительная белая пелена.

– Я же сказала тебе, что ты меня возненавидишь, – хрипло прошептала Грейс, и в глазах ее промелькнуло злобное выражение. – Я тебе повторяю, Чарльз ей не нужен, а если она умрет, то да, он будет нужен ей еще меньше, чем сейчас! – Она смолкла, чтобы отдышаться. – Но ты не можешь меня понять. Я нахожусь в отчаянном положении. Ариадна – счастливица в сравнении со мной.

– Я не могу понять, потому что ты мне ничего не рассказываешь, – тихо произнес Джеймс. – Если тебе кажется, что ты находишься в отчаянном положении, позволь мне помочь тебе…

– Я уже предлагала тебе возможность помочь мне, – бросила она. – Я попросила тебя взять меня в жены, но ты не захотел. Твой благополучный мирок, твои родные и друзья – по-твоему, все это дороже меня.

– Ты ошибаешься…

Грейс горько рассмеялась.

– Если ты любишь меня, Джеймс, ты должен любить меня превыше всего остального и ради меня без сожалений отказаться от прежней жизни. Допустим, мы поженимся; после этого нам постоянно будет грозить опасность со стороны моей матери – нам, а потом и нашим детям. Неужели ты согласишься променять свою счастливую, мирную жизнь на подобное существование? Я знаю, что это невозможно. Когда вчера вечером я попросила тебя жениться на мне, это было всего лишь испытание. Я хотела узнать, любишь ли ты меня достаточно сильно. Достаточно сильно для того, чтобы защитить меня любой ценой. И я получила ответ: нет.

– А Чарльз, выходит, тебя любит? – Джеймс едва мог говорить. – Вы же познакомились несколько дней назад.

– Это не имеет значения. Чарльз обладает властью. Скоро он станет Консулом. Ему не обязательно меня любить. – Грейс смотрела на Джеймса в упор, стоя на некотором расстоянии от него на старом, выцветшем ковре. – Я должна сделать это немедленно, прежде чем мать придет в себя. Она запретит мне. Но если она очнется, а мы с Чарльзом будем уже помолвлены, она не пойдет против Конклава и Консула. Неужели ты не понимаешь? Мы с тобой не можем быть вместе, Джеймс, это невозможно.

– Невозможно только в том случае, если ты сама так решишь, – прошептал Джеймс.

Грейс плотнее закуталась в шаль, словно ей внезапно стало холодно.

– Ты любишь меня недостаточно сильно, – повторила она. – Ты скоро поймешь это, и будешь благодарен мне за то, что я отказалась от тебя. – Она протянула руку. – Пожалуйста, верни мой браслет.

Это было подобно удару кнута. Джеймс медленно дотронулся до застежки серебряного украшения. Он носил браслет так давно, что, сняв его, увидел на запястье белую полосу, подобную следу от обручального кольца.