Текст книги "История Индий"

Автор книги: Касас Лас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 50 страниц)

Глава 16

Разгромив и рассеяв индейцев, собравшихся из разных поселений в одном, наиболее подходящем для обороны, испанцы направлялись к следующему, где, как они знали, их поджидают индейцы. В числе атакованных ими поселений было и самое главное, в котором жил царь и сеньор Котубанама, или Котубано, тот самый, который, как мы рассказывали в восьмой главе, поменялся именами с Хуаном де Эскивелем, командующим, и стал его гуатьяо, братом по оружию; так вот, этот касик и сеньор считался самым храбрым во всей провинции, и я полагаю, что среди тысячи представителей любой нации не найдется человека более ладного и ловкого, чем он. Ростом он был значительно больше, чем остальные, ширина его плеч составляла, как мне кажется, не менее вары^{29}, а в талии был он столь тонок, что мог подпоясаться бечевкой длиною в две пяди или чуть больше. Руки и ноги его были огромны, но вполне пропорциональны другим частям тела, а манеры не то чтобы были изысканными, но выдавали человека гордого и очень значительного; его лук и стрелы были вдвое толще обычных, и казалось, что они предназначены для какого-нибудь гиганта. Ко всему сказанному следует добавить, что этот сеньор производил впечатление столь доброрасположенного человека, что все испанцы при виде его неизменно приходили в восхищение. Я потому решил рассказать о нем в этом месте своей книги, хотя, казалось бы, следовало сделать это в восьмой главе, что увидел его впервые не тогда, а теперь, то есть во время второй войны, о которой идет речь.

Итак, испанцы решили атаковать резиденцию этого сеньора, самого прославленного и почитаемого всеми за свой характер и за беззаветную храбрость, так как, по дошедшим до них слухам, там собралось множество индейцев, исполненных решимости остановить их наступление. Они двинулись туда все разом по берегу моря и дошли до развилки двух дорог, которые вели через лес в селение Котубано. Одна из них была расчищена, ветки деревьев и все остальное, что могло мешать движению, были срезаны и убраны; в конце этой дороги, у входа в селение, индейцы устроили засаду, чтобы ударить по испанцам с тыла, и тут им пришлось бы худо; другая дорога была труднопроходима, завалена срубленными и положенными поперек деревьями, так что даже кошка не смогла бы пробраться через эти препятствия; однако испанцы, всегда соблюдающие осторожность, заподозрили, что это подстроено намеренно и, стремясь избежать западни, отказались идти по открытой дороге и стали с большим трудом продвигаться по второй. Селение Котубано отстояло от берега моря на расстоянии одной-полутора лиг, причем первые пол-лиги дорога была очень плохой, вся завалена деревьями, и испанцы, расчищая ее, срубая и отбрасывая прочь преграждавшие путь ветки, очень устали, но в конце концов прошли этот участок, а зато остальная часть дороги была свободной, и тут испанцы окончательно убедились, что индейцы нарочно хотели направить их по другой дороге, чтобы причинить им как можно больший ущерб. И вот, очень осторожно продвигаясь вперед, испанцы подходят к селению, набрасываются с тыла на укрывшихся в засаду индейцев и разряжают в них свои арбалеты, которыми были вооружены почти все; тут остальные индейцы выбегают из хижин, собираются группами на улицах и, охваченные страхом перед мечами испанцев, по своему, обыкновению с дальнего расстояния выпускают в них бесчисленное количество стрел, но эта стрельба, напоминающая детскую игру, не приносит испанцам никакого вреда, тогда как среди индейцев многие уже пронзены стрелами и истекают кровью; испанцы приближаются, и тогда индейцы пускают в ход камни, которых здесь было очень много, но бросают их не с помощью пращей – пращей у индейцев никогда не было и они не умели с ними обращаться – а руками. При этом они издают громкие вопли, обращенные к небу, и полны решимости сражаться, чтобы изгнать со своей земли тех, кого они считают губителями их народа. При виде своих пронзенных стрелами, падающих замертво товарищей они не теряли мужества, а, наоборот, по всем признакам становились еще мужественнее, и будь у них такое же оружие, как у испанцев, результат был бы совсем иным. И тут я хочу рассказать о заслуживающем внимания и достойном восхищения подвиге, который на моих глазах совершил один индеец, если только мне удастся словами передать величие этого подвига. Высокий индеец, как и другие обнаженный с ног до головы, отделился от остальных, сражающихся камнями и стрелами, держа в руке лук и одну единственную стрелу, и стал делать знаки, как бы приглашая кого-либо из христиан приблизиться. Неподалеку находился испанец по имени Алехо Гомес, высокого роста, очень хорошо сложенный, обладавший большим опытом истребления индейцев и превосходивший всех испанцев этого острова умением орудовать мечом – он разрубал индейца пополам одним ударом. Так вот, именно он вышел вперед и велел оставить его наедине с этим индейцем, заявив, что хочет его убить. Гомес был вооружен мечом, висевшим у него на поясе, кинжалом, небольшим копьем и прикрывался массивным щитом. Увидев, что к нему приближается испанец, индеец пошел ему навстречу с таким видом, как будто сам он вооружен до зубов, а его противник – даже не человек, а какая-нибудь кошка. И вот Алехо Гомес перекладывает копье в руку, державшую щит, и начинает бросать в индейца камни, которые, как я уже говорил, имелись там в изобилии. Индеец же в ответ только целится в него из лука, делая вид, что вот-вот спустит стрелу, и в то же время с легкостью ястреба совершает прыжки из стороны в сторону, ловко увертываясь от камней. Тут все испанцы, и индейцы тоже, увидев, как сражаются эти двое, прекращают борьбу и следят за поединком; индеец несколько раз бросался в прыжке на Алехо Гомеса, как бы стремясь проткнуть его насквозь, и тогда последний в страхе прикрывался щитом. Затем Алехо Гомес вновь стал хватать камни и бросать их в индейца, а тот, совершенно голый, как мать родила, с одной единственной стрелой на тетиве лука, прыгал и целился; поединок этот продолжался довольно долго, и испанец бросил в индейца бесчисленное число камней, но, хотя они находились очень близко друг от друга, ни один камень не попал в цель. И вот настал момент, когда они, устремившись навстречу друг другу, оказались совсем рядом, и испанец продолжал наступать, а индеец внезапно бросился на него и приложил стрелу к его щиту. Алехо Гомес в испуге сжался в комок и весь укрылся за щитом; теперь, когда противник был рядом, камни уже не годились, и Гомес схватился за копье и нанес сильный удар, надеясь уложить индейца на месте; но тот совершает резкий прыжок в сторону и, посмеиваясь, спокойно удаляется, размахивая своим луком с единственной стрелой, которую он так и не выпустил, совершенно голый, но целый и невредимый. Тут все индейцы с громкими возгласами одобрения и с хохотом подбегают к нему и все вместе потешаются над Алехо Гомесом и его компанией, воздавая хвалу своему боевому другу за проявленные им ловкость, проворство и храбрость. Испанцы тоже были потрясены этим подвигом и даже Алехо Гомес был доволен, что ему не удалось убить этого индейца, и все восхищались его отвагой и проворством. И действительно, этот поединок был захватывающим и забавным зрелищем, и я думаю, что ни в нашей Испании, ни во всем мире не нашлось бы такого правителя, сколь бы высокопоставленным он ни был, которому не доставило бы подлинного удовольствия видеть этого индейца, и каждый несомненно почувствовал бы к нему симпатию. Все то, что я рассказал, – чистая правда, ибо я сам это видел. А схватка между индейцами и испанцами, которую я только что описал, продолжалась с двух часов дня, когда испанцы туда пришли, до наступления темноты – она-то их и развела.

Глава 17

На следующий день ни один индеец не появился; утолив первую жажду самозащиты и борьбы и убедившись, что испанцев им не одолеть, они, как уже было сказано выше, по своему обыкновению убежали в леса и горы, туда, где прятались их жены, дети и все остальные, неспособные сражаться. А поскольку этот сеньор Котубано, как уже говорилось, был самым сильным и самым уважаемым из всех и, несмотря на это, даже он не сумел добиться в борьбе с испанцами большего, чем остальные, то впереди не оказалось ни одного сеньора, который отважился бы вместе со своими людьми ожидать подхода испанцев, и все были поглощены лишь одним – как бы побыстрее отступить и понадежнее укрыться в самых недоступных, поросших непроходимым кустарником горах; поэтому испанцам не оставалось ничего иного, как разбиться на отряды и приступить к охоте на индейцев – отыскивать и хватать их в лесах и горах, причем главная цель преследователей заключалась в том, чтобы схватить касиков и сеньоров, прежде всего Котубанаму. И вот отряды двинулись в путь в разных направлениях и стали искать следы индейцев на узких, заросших лесных тропинках. Среди испанцев были такие искусные ищейки, которые определяли след по одному опавшему и сгнившему листочку, подобранному с земли, и шли по этому следу до того места, где укрывались тысячи людей; и хотя обнаженные и босые индейцы двигались по этим тропинкам с предельной осторожностью, так что 20–30 человек оставляли такой же след, как одна пробежавшая кошка, это их не спасало. Были и такие испанцы, которые с далекого расстояния чуяли даже самый слабый запах дыма, а так как индейцы, где бы они ни находились, обязательно разводят костер, то по этому запаху они определяли, куда им двигаться. Кроме того, бродившие по горам и лесам отряды испанцев нередко настигали какого-нибудь индейца, а затем, подвергнув его пыткам, выведывали, где находятся остальные, вели своего пленника, связанного, по направлению к лагерю, заставали индейцев врасплох, бросались на них и убивали мечами всех, кто не успевал убежать, прежде всего женщин, детей и стариков; ведь испанцы стремились совершить как можно больше зверств и жестокостей, дабы нагнать смертельный страх на всю ту землю, и это им вполне удалось. А всем захваченным живыми молодым, рослым людям они обрубали обе руки и отправляли их, как уже было сказано, в качестве «писем» остальным; и людей, которым так обрубали руки, было бесчисленное множество, а убитых еще больше.

Виселица «в честь и память Иисуса Христа и его двенадцати апостолов».

И еще у испанцев была странная черта – они получали удовольствие от совершаемых злодеяний, и каждый стремился проявить себя более жестоким, чем другие, и изобрести новые способы проливать человеческую кровь. Так, например, они сооружали большую, но невысокую виселицу, так чтобы пальцы жертв касались пола и петля не затягивалась до конца, и вешали сразу 13 человек в честь и в память Христа, нашего спасителя, и его двенадцати апостолов; и на них, повешенных, но еще живых, испанцы затем испытывали силу своих ударов и умение владеть мечом. Они разрубали им грудную клетку, так что внутренности вываливались наружу; другие совершали подобные же подвиги иными способами. Потом к жертвам, растерзанным, но еще живым, подносили огонь и сжигали их: обкладывали индейца сухой соломой, поджигали ее и заживо сжигали человека. А среди испанцев был один, который перерезал кинжалом глотку двум детям в возрасте около двух лет, а затем швырнул их, обезглавленных, о камни. Все эти и многие другие злодеяния, противные самой природе человека, видели мои глаза, но теперь я, не веря самому себе, боюсь вам о них рассказывать – иногда мне кажется, что я видел все это во сне. Но поскольку такие же преступления, и еще худшие, значительно более жестокие, действительно бесчисленное количество раз совершались повсюду в этих Индиях, то не думаю, чтобы в данном случае я мог ошибиться. А бывало и так, что какой-нибудь отряд испанцев, идя по обнаруженному им следу без проводника, сам того не желая, натыкался на массу индейцев, которые, обнаружив, что их врагов очень мало, наносили им большой ущерб камнями и стрелами, выпущенными с близкого расстояния; а однажды произошло следующее: 13 испанцев, идя по следу, наткнулись на 1000 или даже 2000 душ – женщин, детей, подростков и взрослых мужчин; у испанцев были четыре арбалета, щиты, копья и мечи, но индейцы отважно бросились на них; те стали стрелять из арбалетов, но вскоре у трех из них тетива разорвалась в клочья. Индейцы обрушили на них град камней и стрел, но они укрывались щитами; индейцы наверняка подошли бы к испанцам вплотную и размозжили бы им черепа своими дубинками-маканами, если бы один из испанцев не целился в них из своего единственного оставшегося годным к употреблению арбалета; никто из индейцев не решился приблизиться, и благодаря этому арбалету испанцам удалось остаться в живых во время этого двух– или даже трехчасового сражения, а дальше произошло настоящее чудо: группа испанцев решила перенести свой лагерь из одного района в другой, двигалась по той же дороге, что и названные 13 испанцев, и в этот момент случайно остановилась неподалеку от места, где происходило сражение. Услыхав крики, все испанцы из лагеря побежали туда, свежими силами обрушились на индейцев, те дрогнули и обратились в бегство, а испанцы устроили жестокое побоище и захватили массу пленных – женщин, детей и мужчин разного возраста. В то время все испанцы, находившиеся в этих Индиях, постоянно голодали; объяснялось это тем, что они все время вели войны против индейцев и те от них бежали, а сами они еду из Испании не привозили и не желали своим трудом выращивать хлеб на месте, а готовой еды не находили; в результате голод стал обычным явлением, и многие испанцы, всех не пересчитать, умерли с голода. Захваченных в плен индейцев военачальники передали испанцам в качества рабов, и каждый испанец принял меры, чтобы его рабы не сбежали, а те, у кого с собой были цепи, заковали своих индейцев; затем испанцы разбились на группы по три-четыре человека, каждый из которых вел с собой по 10, 12, 15 или 20 рабов, и отправились в разные стороны от лагеря, в леса, собирать корни, именуемые гуайягас, средняя гласная краткая, из которых жители этой провинции изготовляли хлеб; и вот в одной из таких групп, состоявшей из трех или четырех испанцев, последние на какое-то мгновение отвлеклись чем-то, и тогда рабы набросились на них, и несмотря на то что испанцы были вооружены мечами и имели при себе щиты, убили их всех камнями и цепями; затем те, кто не был закован, расковали остальных и в ознаменование одержанной победы решили отправиться к самому правителю Котубанама и вручить ему мечи и цепи. Когда испанцы захватывали в плен индейцев, отрубали им руки и подвергали их описанным выше пыткам, то при этом они постоянно говорили им, что то же ожидает всех индейцев, которые не прекратят сопротивления и не сдадутся. Индейцы же отвечали, что они не сдаются из страха перед царем Котубанама, который все время напоминает им через своих гонцов, чтобы они ни в коем случае не сдавались испанцам и что в противном случае они будут убиты. Так вот, по этой причине, а также потому, что Котубанама пользовался очень большим влиянием и испанцам стало ясно, что не захватив его или не добившись, чтобы он сдался в плен или запросил мира, им не удастся покорить эту землю: главной целью всех испанских военачальников было разузнать, где находится Котубанама и как его найти. В конце концов до них дошел слух, что Котубанама переправился на Саону с женой и детьми и находится там без войска, но в надежном убежище, приняв все меры предосторожности. Узнав об этом, командующий Хуан де Эскивель решил в дальнейшем переправиться на этот остров и надеялся, что там у него все пойдет удачно, так же как раньше, когда он устроил на Саоне чудовищное побоище; а пока он продолжал продвигаться к земле Котубано, которая, как я уже говорил, находилась неподалеку от этого острова, примерно в двух лигах от моря. За это время испанцы захватили несколько индейских правителей, и командующий приказал сжечь их живьем; по-моему, их было четверо, но точно я знаю о троих. Чтобы их сжечь, в землю врыли четыре или шесть подпорок, укрепили между ними прутья наподобие решетки для жарения, сверху настелили ветки и уложили на них связанных по рукам и ногам касиков, а под ними разожгли большой костер и стали их поджаривать, а те издавали такие страшные вопли, что если бы их услышали дикие звери, то и они, мне кажется, не смогли бы этого вынести. А командующий в это время находился неподалеку от места казни, и до его ушей доносились жалобные стоны и душераздирающие крики сжигаемых, и так как ему было неприятно слышать эти крики, или они мешали ему отдыхать, или он испытал сострадание и жалость к своим жертвам, но так или иначе он послал туда гонца с приказом повесить касиков; однако лагерный альгвасил, исполнявший этот гнусный приговор и игравший в данном случае роль палача, приказал засунуть им в рот палки, чтобы они не могли орать и чтобы командующий не слышал их воплей и стонов, и это было сделано, и касики бесшумно сгорели и обуглились. Все это я видел собственными глазами – обыкновенными глазами смертного.

Глава 18

Наступил момент, когда испанцы поняли, что им не удастся подчинить индейцев этой провинции до тех пор, пока они не захватят в плен царя Котубанама; а так как им стало известно, что он находится на островке Саона, то командующий Хуан де Эскивель решил переправиться туда следом за ним и приказал, чтобы каравелла, доставлявшая из города Санто Доминго в лагерь маниоковый хлеб, вино, сыр и различные вещи, привезенные из Кастилии, пришла ночью в определенное место и приняла на борт людей, которых командующий брал с собой, причем все это должно было делаться тайно, чтобы ни сам Котубанама, ни его шпионы ничего не заподозрили. А названный касик, или правитель, переправившись на этот островок, поселился с женой и детьми в большой пещере, расположенной в центре островка, и установил постоянное наблюдение за тем, что делается на другом берегу, дабы не оказаться захваченным испанцами врасплох. Увидев в этом районе каравеллу (что, впрочем, не вызвало у него удивления, ибо, как уже говорилось, она снабжала испанский лагерь), он на всякий случай расположил своих наблюдателей в тех местах, где могли высадиться испанцы, а каждое утро, на рассвете, в сопровождении двенадцати индейцев, самых ловких и храбрых из тех, кого он имел при себе, обходил те гавани и бухты, где, по его расчетам, каравелла могла высадить людей, чтобы причинить ему зло. И вот, как-то ночью Хуан де Эскивель, взяв с собой 50 человек, погрузился на каравеллу на противоположном берегу, в двух морских лигах от островка, и вскоре они подошли к Саоне и перед самым рассветом стали высаживаться на берег. Два индейца-наблюдателя замешкались и обнаружили каравеллу только тогда, когда 20 или 30 испанцев уже успели спрыгнуть на берег и подняться на высокий прибрежный утес. Шедшие впереди легко одетые испанцы схватили обоих наблюдателей и привели их к командующему Хуану де Эскивелю; на его вопрос, где находится и скрывается царь Котубанама, они ответили, что он где-то поблизости; командующий вытащил кинжал и убил одного из индейцев, а второму несчастному испанцы связали руки и взяли с собой в качестве проводника. Тут вперед пошли или, вернее, беспорядочно побежали несколько испанцев, каждый из которых хотел отличиться при пленении Котубанамы; подойдя к развилке дорог, все пошли направо и только один избрал левую дорогу, причем остальные этого не видели, так как местность на острове лесистая и даже на близком расстоянии за зарослями невозможно увидеть человека. Испанца, который пошел по дороге налево, звали Хуан Лопес. Это был земледелец очень высокого роста, сильный, имевший немалый опыт борьбы против индейцев; он принадлежал к числу старейших жителей этого острова Эспаньола и всегда охотно участвовал в истреблении индейцев. Пройдя немного по дороге, он наткнулся на 12 дюжих храбрых индейцев, по обыкновению обнаженных, вооруженных луками и стрелами; они шли гуськом, один за другим (а так ходили все, и даже если бы хотели, не могли бы идти иначе, так как дорога была узкой, а окружавшие ее горы поросли густым кустарником) и шествие замыкал Котубанама со своим огромным, рассчитанным, как я уже говорил, на гиганта луком и стрелой с тремя наконечниками из рыбьей кости, напоминающими петушиную лапу, и если бы такая стрела угодила в испанца без лат, то ему пришлось бы тотчас же распрощаться с жизнью. При виде испанца шедшие впереди индейцы, имевшие полную возможность убить его своими стрелами и спокойно скрыться, оцепенели, решив, что на них надвигается целая армия; когда же Хуан Лопес спросил, где находится их правитель Котубанама, они ответили: «Вот, смотрите, он идет сзади» и отошли в сторону, чтобы испанец мог пройти. Обнажив меч, Хуан Лопес проходит вперед; Котубанама, перед которым он предстает внезапно (до этого момента тот не видел испанца), пытается выстрелить в него из лука, но Хуан Лопес опережает его и бросается на Котубанама с поднятым мячом; последний, никогда не бравший в руки меча, решил, что это какая-то белая палка и схватил ее обеими руками; тогда Хуан Лопес с силой потянул меч к себе и разрезал ему обе руки, а затем замахнулся вновь. Тут Котубанама закричал: «Майянимахана, Хуан Дескивель дака», что означало: «Не убивай меня, я Хуан Эскивель», а мы уже рассказывали в восьмой главе, как он и испанский командующий поменялись именами. В это время все индейцы – 11 или 12 – имевшие полную возможность убить Хуана Лопеса и таким образом спастись самим и спасти своего господина, убежали прочь, бросив Котубанама в столь тяжелом положении. Хуан Лопес приставил острие своего меча к его животу, а руку положил ему на плечо, но, будучи с ним один на один, не знал, что делать дальше; Котубанама продолжал умолять испанца не убивать его, так как он Хуан Эскивель, а из его израненных рук сочилась кровь; но вдруг индеец резким движением правой руки оттолкнул меч от своего живота и в тот же миг набросился на Хуана Лопеса, который, как я уже говорил, отличался высоким ростом и большой силой, и повалил его на камни; меч выпал из его руки, которую Котубанама с силой сжал в своей, а другой рукой индеец впился ему в горло и стал его душить. Но тут хрипы и жалобные стоны Лопеса услыхала группа испанцев, шедших по другой дороге, которая проходила неподалеку от этого места; повернув обратно, к развилке дорог, они пошли туда, где в это время касик душил Хуана Лопеса; первым подбежал к ним испанец с арбалетом и стал колотить им по телу касика, лежавшего на Хуане Лопесе, так что тот едва не лишился сознания; Котубанама встал, вслед за ним поднялся и полумертвый Хуан Лопес, тут подоспели другие испанцы, связали касику руки и привели в какое-то обезлюдевшее селение, а там приняли решение отправиться на розыски жены и детей Котубано.

Когда сопровождавшие его 12 индейцев убежали, они явились к его жене и детям, скрывавшимся в пещере, и рассказали им, в каком положении оставили своего господина; решив, что он уже убит, жена и дети покинули пещеру и убежали в какой-то отдаленный уголок острова, но некоторые из захваченных испанцами индейцев выдали местонахождение семьи Котубанама, и тогда часть испанцев в сопровождении проводников-индейцев отправились в пещеру, а другие пошли за женой и детьми Котубанама и привели их в это же селение. Из пещеры принесли все найденные там вещи – гамаки, в которых спали касик и его семья, и различную домашнюю утварь, не имевшую никакой ценности, так как индейцы острова Эспаньолы отличались от остальных тем, что ничего сверх самого необходимого не имели и иметь не хотели. Принесли из пещеры и те три или четыре меча и кандалы, которые доставили Котубанама индейцы, обращенные в рабов и убившие двух или трех испанцев, о чем я рассказывал выше; теперь же эти кандалы испанцы надели на самого Котубанама и сначала вознамерились сжечь его живьем, как сжигали на костре других, но потом сочли, что лучше будет отправить его на каравелле в этот город, дабы подвергнуть его еще большим и длительным мучениям и пыткам, как будто он совершил какие-то чудовищные злодеяния, а не защищал себя, свое государство и свою землю от угнетения, которому стали их подвергать Мартин де Вильяман и его помощники, а ведь это-то и было началом тех страданий, которые, как Котубанама знал, испытывало все многочисленное население этого острова, причем значительная его часть уже погибла. И вот, наконец, поместили его, закованного в кандалы, на каравеллу и привезли в город Санто Доминго, но главный командор поступил с ним менее жестоко, чем предполагали и хотели Хуан де Эскивель и сопровождавшие его испанцы, – он приказал не пытать, а просто повесить касика. А Хуан де Эскивель стал безудержно хвастать, что совершил на этом острове три добрых дела: во-первых, добился милости королей жителям этого острова, дабы они платили им не более одной пятой добытого золота; во-вторых, устроил побоище на островке Саона во время прошлой войны, о которой мы упоминали выше, в главе 8; а третьим подвигом, которым похвалялся Хуан де Эскивель, была поимка этого правителя Котубанама…

После того, как испанцы захватили и казнили этого правителя Котубано и совершили те жестокости, которые мы описали, а они продолжались все восемь или десять месяцев, пока длилась эта война, у всех индейцев – жителей этого острова опустились руки, так как сил у них было очень мало, и потеряли они всякую надежду найти какой-то выход, и перестали даже помышлять об этом, и воцарился на этом острове мир, если только можно назвать миром это состояние постоянной войны испанцев с богом, ибо они продолжали как хотели угнетать этих людей и пользовались в этом полной свободой, без всякого ограничения или запрета, хотя бы самого малейшего, причем никто не мог оказать им никакого сопротивления; и в результате испанцы истребили индейцев (и до такой степени, что те, кто приезжает на этот остров сейчас, спрашивают, какими были индейцы – белыми или черными). Об этом прискорбном истреблении стольких людей знают все, и все это признают, и даже те, кто никогда не бывал на этих землях, не сомневаются в том, что так оно и было, ибо молва распространяется быстро, причем произошедшее на самом деле было гораздо хуже того, что разнесла молва…