Текст книги "История Индий"

Автор книги: Касас Лас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 50 страниц)

На вновь открытых землях Испании нужны были в первую очередь военные кадры. Требовались люди, способные безжалостно подавить всякую попытку местного населения к сопротивлению или бегству, быстро овладеть тем или иным районом и изъять, не останавливаясь ни перед какими формами насилия, все золото, хранящееся в жилищах или тайниках. В захваченных и «замиренных» районах такие люди могли бы без колебаний лишать свободы и принуждать к любому, самому тяжелому физическому труду всех мало-мальски к этому труду пригодных, обрушивая на порабощенных самые суровые кары, вплоть до садистских пыток и мучительных казней, за малейшее проявление непокорности и протеста. Такими «кадрами» Испания обладала в избытке, как, пожалуй, ни одна другая европейская страна в то время.

Мы не случайно несколько раз настойчиво напоминали о таких испанских внутриполитических событиях последней четверти XV века, как окончание реконкисты и восстановление государственного единства. События эти явились одной из важнейших предпосылок не только самого открытия Нового Света, но и в особенности конкисты – той серии военно-колонизационных походов, которая, начавшись по существу в декабре 1492 г. (когда Колумб соорудил на острове Гаити форт Навидад – первое поселение европейских колонизаторов по ту сторону Атлантики), привела к захвату Испанией (к середине XVI века) всего Вест-Индского архипелага, всей Центральной Америки, части Северной и доброй половины Южной. Более того, то обстоятельство, что именно в конце XV в. имело место завершение реконкисты и борьбы за государственное единство, дает ответ на вопрос, почему именно Испания выступила пионером практического освоения трансатлантических морских путей и в особенности территориальных захватов и колониального разбоя в Америке.

Реконкиста (длительный, многовековый процесс обратного завоевания тех территорий Пиренейского полуострова, которые еще в VIII веке были захвачены арабами – «маврами») породила особое сословие рыцарей – мелкопоместных и вовсе беспоместных дворян (в Испании их называли «идальго»), основным занятием которых из поколения в поколение была война и чья психология включала в себя презрение ко всякому труду и занятию, кроме воинского ремесла. Эта жизнь в обстановке постоянной военной тревоги и готовности к бою была к тому же окрашена самым яростным религиозным фанатизмом, ибо католическая церковь веками внушала испанскому идальго идею войны с арабами не во имя свободы и единства отечества, а за «святую католическую веру», проповедовала истребление «неверных».

И вот теперь настал момент, когда на территории самой Испании воевать стало не с кем. Масса полунищих и нищих (нередко все состояние рыцаря составляли конь, меч и кое-какие доспехи), малограмотных и неграмотных идальго, даже в мыслях не предназначавших себя ни к какому занятию или труду, жадных до легкой добычи, жестоких и беззастенчивых, набожных и разгульных одновременно – вся эта масса людей оказалась совершенно не у дел. Более того, эта беспокойная вольница становилась в известной мере даже нежелательным элементом в новом государстве – объединенном королевстве Кастилии и Арагона. Раньше, в эпоху борьбы с крупными сеньорами, носителями начал феодальной раздробленности, за создание централизованных государств, короли (как кастильский, так и арагонский) опирались наряду с городами и на мелкое дворянство. Теперь же, когда цель была достигнута – могущество грандов подорвано, раздробленность в значительной мере преодолена (хотя бы в государственно-правовом плане), уния Кастилии и Арагона осуществлена, Гранадский эмират ликвидирован, – складывающийся и крепнущий королевский абсолютизм мало-помалу переставал нуждаться в таких союзниках, как идальго.

А там, за океаном, как уже говорилось, для них открывалось широкое поле деятельности. Корона получала в готовом виде прекрасно подготовленную военную силу для грандиозных территориальных захватов, суливших громадные приращения королевской казне[21]21
  В каждом случае изъятия или добычи золота одна пятая его часть составляла королевскую долю.


[Закрыть]. Идальго же получали неограниченные, не стесняемые какими-либо юридическими или моральными рамками возможности быстрого обогащения, и притом обогащения чисто «рыцарским» способом – без малейшего приложения труда, одной лишь воинской «доблестью», которая в условиях колониальной действительности, когда речь могла идти о столкновении с противником неизмеримо более слабым, превращалась в избиение безоружных, в разбой и грабеж. «…Колониальная зависимость предполагает целый ряд войн, которые за войны не считались, потому что часто сводились к бойне…»[22]22
  В. И. Ленин. II Конгресс Коммунистического Интернационала. Доклад о международном положении и основных задачах Коммунистического Интернационала 19 июля 1920 г. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 216.


[Закрыть], – эти ленинские слова, сказанные о колониальных войнах эпохи империализма, с полным основанием могут быть отнесены и к колониализму XVI века. Но не только военная добыча манила мелкое рыцарство за океан: там можно было легко получить то, на что не было никаких надежд дома, – земельные владения, и притом немалые, вместе с закрепощаемыми и порабощаемыми индейцами.

К моменту окончания реконкисты особенно много «безработных» идальго пребывало в юго-западных областях Испании – Андалусии и Эстремадуре. И теперь, когда Севилья стала воротами в Новый Свет, получив вместе с Кадисом исключительное право снаряжать и отправлять корабли в «Западные Индии», туда устремились прежде всего андалусийские и эстремадурские дворяне[23]23
  Известно, например, что на ранних этапах конкисты (1493–1519 гг.) из каждых трех колонизаторов один был андалусийцем, а из каждых пяти один – севильянцем. В морских экспедициях этих лет андалусийцы составляли 70 % всего личного состава (См.: P. Boyd-Bowman. Indice geobiográfico de cuarenta mil pobladores de América en el siglo XVI, t. I. Bogotá, 1964, pp. XII, XVI).


[Закрыть], составившие основу новой специфической социальной категории, вошедшей в историю под названием конкистадоров[24]24
  Conquistador – завоеватель (исп.).


[Закрыть].

Вместе с назначаемыми короной колониальными администраторами различных рангов, вместе с представителями католической церковной иерархии (ибо церковь с самого начала принимала в конкисте самое деятельное участие) конкистадоры олицетворяли испанский колониализм, порожденный вызревавшими капиталистическими отношениями, но осуществлявшийся классом феодалов в ярко выраженных феодальных формах.

Уже летом 1493 г. первые группы будущих конкистадоров составили своего рода «экспедиционный корпус», погрузившийся в Кадисе на корабли огромной на сей раз армады Колумба, который 25 сентября начал свое второе плавание. Начальником этого корпуса или, скорее, отряда (т. е. по существу предводителем первого отряда конкистадоров) был не кто иной, как ветеран Гранадской войны и приближенный королевы Изабеллы Франсиско де Пеньялоса – родной дядя Бартоломе де Лас Касаса (I, 54). Дон Педро, отец будущего историка, также покидал родину, и притом навсегда (I, 41). Эти обстоятельства предопределили жизненный путь Бартоломе де Лас Касаса, в то время еще саламанкского студента, – отныне и до самой смерти его судьба теснейшим образом связана с заокеанскими событиями.

Как известно, вторая экспедиция Колумба положила начало захвату и колонизации острова Гаити, названного мореплавателем еще в декабре 1492 г. Эспаньолой. Здесь Педро де Лас Касас получил в числе других прибывших с адмиралом испанцев энкомьенду, т. е. земельное владение вместе с сотнями индейцев, превращенных волею захватчиков и с одобрения короны в полурабов, полукрепостных. Старый судья из предместья Севильи спустя несколько лет умер на Эспаньоле, а весной 1502 г. его сын и наследник, лиценциат прав Бартоломе де Лас Касас в свою очередь отправился в Новый Свет, дабы быть введенным во владение отцовской энкомьендой.

С этого момента и начинается повествование в тех разделах «Истории Индий», которые включены в настоящее издание. И хотя о себе автор говорит более чем скупо, все же основные вехи его жизни и деятельности (не говоря уже о событиях на острове Гаити и в других областях Нового Света, освещаемых Лас Касасом со скрупулезной точностью и множеством подробностей) на протяжении почти двадцати лет (вплоть до 1520–1521 гг.) прослеживаются с достаточной ясностью и полнотой. Это избавляет нас от необходимости подробно излагать здесь этот отрезок биографии гуманиста. Надо только постоянно иметь в виду, что «История Индий» писалась спустя многие годы и десятилетия после того, как свершились описанные в ней события. «История Индий» – не дневник и не написанный по горячим следам отчет, а исторический труд, созданный на основе многолетних личных впечатлений и наблюдений, с использованием сведений, полученных от других лиц, и различных документов; страницы этой книги освещают ранний этап конкисты ретроспективно, и события оцениваются здесь с тех позиций, к которым Лас Касас пришел к концу жизненного и творческого пути, после многих раздумий, колебаний и переоценок. События поэтому изображены не так, как они непосредственно воспринимались сравнительно молодым лиценциатом, а уже преломленными сквозь призму долгих и трудных лет, прожитых Лас Касасом в напряженной борьбе за элементарные человеческие права коренного населения Нового Света. Эти особенности «Истории Индий» весьма затрудняют воссоздание идейной и духовной эволюции Лас Касаса в наиболее ответственный период его жизни – период перехода от физической и духовной молодости к зрелости, период превращения мало чем примечательного саламанкского лиценциата в смелого обличителя своих братьев по классу, в горячего и бескомпромиссного защитника угнетенных и обездоленных.

3

На Гаити будущий историк конкисты провел десять лет (1502–1512 гг.). Уже здесь на Лас Касаса не мог не произвести впечатления резкий контраст между усвоенными в годы учения гуманистическими идеями (сочетавшимися в силу его глубокой и искренней религиозности с наивным восприятием библейских и евангельских истин и заповедей в их буквальном выражении) и мерзостями колониальной действительности. Этот контраст неизбежно должен был породить в нем – человеке исключительной прямоты, честности и моральной чистоты – чувство негодования и протеста. Лас Касас не имел, разумеется, ни малейшего представления о подлинной роли церкви как ближайшей соучастницы кровавых деяний колонизаторов. Он полагал, что, обличая с церковного амвона тиранов и угнетателей как отступников от христианских заповедей и моральных норм, он сможет заставить их изменить отношение к индейцам и тем самым спасет ту часть туземного населения, которая еще оставалась в живых. Вот почему Лас Касас становится – и до конца жизни остается – церковнослужителем.

Дальнейшие перипетии жизненного пути последовательно разбивали иллюзии Лас Касаса. Участие в походе на Кубу (1511–1514 гг.), где можно было наблюдать наиболее откровенные проявления чудовищной жестокости и вероломства конкистадоров, показали Лас Касасу бесполезность уговоров и проповедей. Длительные хлопоты при дворе по поводу наведения в колониях элементарного порядка и обуздания бесчинствующих головорезов неизменно увенчивались принятием чисто формальных, так и оставшихся на бумаге актов «в пользу» индейцев и наделением Лас Касаса «гордым, но бессильным»[25]25
  H. Handelmann. Geschichte der Insel Hayti. Kiel, 1860, S. 7.


[Закрыть] титулом «Протектора индейцев». При этом, однако, Лас Касас все еще верит в полезность «мирного» проникновения европейцев в Новый Свет и продолжает проводить различие между «дурными» и «хорошими» методами колонизации.

Бесславным был финал насквозь утопической попытки Лас Касаса создать на побережье Венесуэлы, в Кумане, земледельческую колонию, задуманную как воплощение принципов «гуманной» колонизации и основанную на стремлении осуществить мирное соседство пришельцев и аборигенов. Даже это локальное и более чем скромное по своим масштабам начинание навлекло на Лас Касаса раздражение и неудовольствие конкистадорских кругов. Спровоцированное ими восстание индейцев привело к гибели всех испанских колонистов Куманы и многих индейцев. Вместе с тем оно покончило еще с одной иллюзией Лас Касаса относительно возможности создания в колониальной Америке некоей «христианской аркадии»; главное же – горький опыт Куманы подвел его к пониманию того, сколь гибельны для коренного населения последствия всякой колонизации.

Этот крах вызывает у него длительный и тяжелый душевный кризис. На долгие годы Лас Касас, вступивший к этому времени в монашеский орден доминиканцев, удаляется в монастырь в городке Пуэрто Плата на Гаити и здесь всецело отдается литературным занятиям. Именно тогда зарождается у него замысел поведать потомству о великом подвиге – открытии Америки и о великом преступлении – истреблении и порабощении ее народов.

И снова большой отрезок жизненного пути гуманиста закрыт для нас густой пеленой незнания: о том, как протекала жизнь Лас Касаса в 1520-е годы, в источниках нет никаких данных; не может дать ответа на этот вопрос и «История Индий», обрывающаяся на изложении событий в Кумане.

Между тем конкиста продолжалась: с островов захватчики перешли на континент, под их пятой оказались Южная, Центральная Америка и часть Северной. В огне и потоках крови погибли древние цивилизации Мексики и Перу, все новые миллионы еще вчера свободных людей становились бесправными.

Лас Касас не мог оставаться только летописцем, наблюдающим издалека за развитием событий. Кипучая натура этого человека толкает его на новые попытки вмешательства в действия колонизаторов. Новый план Лас Касаса, с которым он выступает в середине 1530-х годов, был, с одной стороны, опять основан на той точке зрения, что распространение христианской религии среди индейцев является долгом Испании и испанцев, и рассчитан на использование авторитета церкви для прекращения истребительных войн и приостановки порабощения индейцев. С другой стороны, план этот учитывал горький опыт Куманы – мысль об организации «мирного соседства» индейцев и колонистов на одной территории была отброшена, а действия Лас Касаса были заранее обставлены более прочными гарантиями от вмешательства его противников.

В то время, о котором идет речь, территория, захваченная конкистадорами в Новом Свете, еще не была сплошной: между землями, на которых уже установилась безраздельная власть поработителей, вклинивались кое-где (особенно в горных районах) пространства, куда пока не ступала нога конкистадора. Лас Касас поставил своей целью уберечь хотя бы некоторые из таких местностей от ужасов испанского вторжения и в то же время приобщить их население к «благам» христианства. Однако на пути к осуществлению этих целей стояли не только алчущие все новых и новых земель, золота и рабов конкистадоры, но и достаточно влиятельные представители церковной иерархии и правящих кругов, считавшие нормальным, более того – необходимым скорейшее покорение «язычников» и насаждение среди них католического вероучения вооруженной рукой.

Лас Касасу важно было удачно осуществить хотя бы одну мирную миссионерскую акцию, чтобы затем, опираясь на этот опыт, более решительно требовать прекращения бесчинств и кровопролитий, чинимых под флагом борьбы с «язычеством». В качестве «опытного поля» он избрал район одной из центрально-американских областей – Гватемалы, добившись от короны строгих распоряжений о невмешательстве колониальной администрации в свою деятельность и о недопущении в этот район испанских войск.

С точки зрения тех целей, которые ставили перед собой энергичный клирик и сопровождавшие его миссионеры, «эксперимент в Вера Пас» (так называлась местность, куда отправился Лас Касас), удался вполне. Население было окрещено и усваивало элементы католического вероучения; при этом Лас Касас и его помощники перевели на язык киче и изложили стихами отдельные библейские и евангельские тексты, а специально обученные ими индейцы исполняли эти песнопения перед своими соплеменниками под аккомпанемент национальных музыкальных инструментов. Более того, отряды конкистадоров ряд лет не переступали установленной Лас Касасом демаркационной линии, а испанский генерал-капитан (губернатор) Гватемалы – свирепый предводитель конкистадорских банд Педро де Альварадо – посетил Вера Пас только в качестве почетного гостя и в сопровождении Лас Касаса.

Ясно, конечно, что практические шаги такого рода, как деятельность Лас Касаса в Вера Пас, никак не могли быть препятствием к установлению неограниченного колониального господства Испании на американском континенте и объективно даже облегчали господствующим классам Испании построение колониальной империи – тюрьмы народов Западного полушария. Не могут считаться «вкладом» в дело прогресса и успехи христианизации населения того или иного района, даже если эта христианизация осуществлялась теми сугубо мирными, «просветительскими», исключавшими всякое принуждение и насилие методами, к которым прибегал Лас Касас.

Но вместе с тем надо трезво оценивать и суровую реальность эпохи. Надо учитывать, что в те годы власть Испании над землями Центральной и Южной Америки утвердилась безраздельно и на долгий исторический период; наивно было бы думать, будто имелась возможность вообще отвести всякую угрозу подчинения колонизаторам той или иной области Нового Света, вошедшей уже в орбиту испанской колониальной политики, и обеспечить какому-либо народу или племени реальную возможность независимого развития. В таких условиях крайнего неравенства сил даже отсрочка вторжения конкистадоров или тем более замена непосредственного вооруженного захвата данной территории медленным, постепенным переходом ее под власть державы-победительницы была наименьшим злом. Населению такой области – тому поколению, которому выпала горькая участь жить в век конкисты, – было не так уж безразлично, кто появится на его земле в качестве носителя чужеземной власти – должностные лица колониальной администрации, ведомые Лас Касасом – трагически заблуждающимся, но искренне, дружески расположенным к индейцам, – или оголтелые, пьяные от крови бандиты, жгущие хижины, нанизывающие на копья младенцев, насилующие женщин и угоняющие юношей и мужчин в рабство. Точно так же, коль скоро такая могущественная сила той эпохи, как церковь, поставила своей целью приобщить всех «язычников» Америки к «свету святой католической веры», обращаемым было далеко не безразлично, делается ли это путем проповедей на их родном языке или с помощью виселиц, костров и решеток для поджаривания живых людей. Вместе с тем надо иметь в виду, что «эксперимент в Вера Пас» можно уподобить небольшому мазку на огромной картине конкисты, столь мала эта область по сравнению с необъятными пространствами двойного американского континента, столь ничтожно мало по численности было ее население по сравнению с миллионными жертвами испанской агрессии.

Итак, коль скоро захват и порабощение Нового Света Испанией стали свершившимся и необратимым фактом, основной целью неутомимого защитника индейцев становится отстоять право коренного населения Америки на существование. Тех, кто пал в неравной борьбе под ударами мечей и копытами коней конкистадоров, невозможно было вернуть к жизни; но вчерашние конкистадоры, захватив земли и обзаведясь даровой рабочей силой для их возделывания, превратились в энкомендеро – плантаторов. Жестокость и алчность их осталась прежней, только вместо насильственного присвоения золота они теперь насильственно присваивают труд, а место меча заняла плеть.

Против них, энкомендеро – против целого социального слоя этих родственных ему по крови и одинаковых по происхождению, но чуждых и резко враждебных по внутреннему облику и духу людей – обращает теперь Лас Касас свое гневное слово. В 1540–1542 гг. он составляет и направляет правителю королевства – принцу Филиппу – обстоятельный доклад, в котором рисует обобщенную картину конкисты и настойчиво проводит мысль о катастрофических для индейцев ее последствиях. В то же время происходит в г. Вальядолиде его знаменитый публичный диспут с Сепульведой – идеологом рабовладельцев и сторонником расистских по сути взглядов на аборигенов Нового Света как на существа низшего порядка, неполноценные в физическом и моральном отношениях. За всю последующую историю Перу, пишет основатель перуанской компартии Мариатеги, не было такого деятельного и убежденного защитника коренного населения, как Лас Касас[26]26
  Х. К. Мариатеги. Семь очерков истолкования перуанской действительности. М., 1963, стр. 76.


[Закрыть].

И снова неутомимому защитнику угнетенных на какое-то время показалось, что его усилия не пропадают даром: в 1542 г. издаются так называемые «Новые законы», в какой-то мере регулирующие отношения между туземным населением и колонизаторами. Но даже те жалкие полумеры, которые были приняты, остались на бумаге. Плантаторы-рабовладельцы приняли их в штыки, и в этом Лас Касас смог вскоре убедиться лично.

1 марта 1543 г. он назначается епископом в Чиапу – область на юго-востоке Мексики[27]27
  Ныне – территория мексиканского штата Чиапас.


[Закрыть] – и 11 июня 1544 г. прибывает в свой диоцез. Внешне все это выглядело как почесть, как некое воздаяние неутомимой деятельности борца за справедливость. Но фактически назначение на епископскую кафедру в Чиапу было не чем иным, как облеченной в благопристойные формы ссылкой. Активность престарелого священника пришлась не по нутру двору и церкви, и его постарались спровадить подальше – туда, где ему предстояло оказаться лицом к лицу с наиболее агрессивными своими противниками, крайне раздраженными ролью Лас Касаса в разработке «Новых законов».

Глухая область на границе с Гватемалой была почти совершенно отрезана от внешнего мира; чиапская епархия принадлежала к числу беднейших во всей системе римской церкви и несомненно была беднейшей среди епархий «Западных Индий». Главное же, область Чиапа была настоящим осиным гнездом энкомендеро…

В свой диоцез Лас Касас прибыл в зените славы, когда его личность стала в различных частях необъятной Испанской Америки почти легендарной для угнетенных и обездоленных, видевших в престарелом прелате своего единственного заступника; индейцы говорили: «Почему бог Лас Касаса не такой могущественный, как бог испанцев?»[28]28
  Цит. по: Е. Souvestre. Las Casas. «Revue de Paris», nouv. sér., t. XXII, 1843, p. 337.


[Закрыть], отделяя, таким образом, от ненавистных колонизаторов пламенного их обличителя[29]29
  Следует отметить, что индейское население различных стран Латинской Америки и поныне с благоговением чтит память Лас Касаса (см.: L. Griñan Peralta. Bartolomé de Las Casas como propagandista. Santiago de Cuba, [1962], p. 38).


[Закрыть]. Характерно, что в анонимном доносе, посланном из Чиапы королю кем-то из местных энкомендеро, одержимых ненавистью к Лас Касасу, последний ядовито именовался «епископом Чиапы и, как говорят, половины Новой Испании»[30]30
  Voyages, relations es mémoires originaux pour servir à l’histoire de la découverte de l’Amérique, publiés pour la première fois en français, par H. Ternaux-Comoans, t.16 Paris, 1840, p. 279.


[Закрыть], – видимо, приезд бунтаря-епископа всколыхнул индейское население далеко за пределами диоцеза. К Лас Касасу потянулись индейцы с жалобами на своих угнетателей, со всем, что накопилось в душе народной за годы, прожитые под чужеземным ярмом[31]31
  Ibidem.


[Закрыть].

Впервые «протектор индейцев» на какое-то время приобрел некоторую власть, пусть весьма локальную и ограниченную, но все же более или менее реальную. И он пытается, опираясь на свои полномочия, принудить рабовладельцев к выполнению законодательства об индейцах и к освобождению рабов, угрожая непокорным не только небесными карами, но и вполне земным наказанием – арестом[32]32
  Ibid., p. 282.


[Закрыть]. Отношения епископа с местными конкистадорами достигают высшей степени накала: дело доходит до уличных схваток между немногочисленными преданными Лас Касасу людьми, с одной стороны, и разъяренными рабовладельцами и их приспешниками из местного духовенства – с другой[33]33
  Ibidem.


[Закрыть]. «Беспорядок был такой, что даже в святую неделю нельзя было поверить, что находишься в христианской стране, – доносит анонимный соглядатай. – Епископ настолько дерзок, что осмеливается говорить, будто ни повеления вашего величества, ни повеления папы не заставят его отказаться от его решений»[34]34
  Ibid., p. 283.


[Закрыть]. Обладатели «крещеной собственности» открыто выражают сожаление, что Лас Касас «своевременно» не утонул при переправе через реку Табаско[35]35
  Ibid., pp. 279–280.


[Закрыть].

Но в этом конфликте благородный гуманист снова, как и прежде, одинок – не было и не могло быть вокруг таких общественных сил, на которые он мог бы опереться. В этом была неизбежная, исторически обусловленная трагедия всей жизни, всей деятельности смелого обличителя колониального угнетения. В сентябре 1550 г. 76-летний Лас Касас слагает с себя сан епископа и в январе 1551 г. покидает Америку навсегда.

Во второй половине 1552 г. Лас Касас снова в Севилье. Сюда, в свой родной город, явился он, состарившийся, но не одряхлевший, чтобы совершить последний доступный ему в неравной борьбе с силами колониализма шаг – предать гласности некоторые свои обличительные и разоблачительные сочинения, дабы правда о злодеяниях конкистадоров стала достоянием современников и в конечном счете дошла до потомков. И вот в конце 1552 – начале 1553 г. гуманисту удается опубликовать цикл трактатов, среди которых центральное место занимает «Краткое донесение о разорении Индий» – переработанный доклад 1542 г. принцу Филиппу. «Испания еще не знала таких гневных и яростных книг», – отмечает советский историк Я. М. Свет[36]36
  Я. М. Свет. Комментарии к дневнику первого путешествия. В кн.: Путешествия Христофора Колумба. Дневники. Письма. Документы. Изд. 4-е. М., 1961, стр. 209.


[Закрыть]. И не только Испания: в своих обобщениях Лас Касас поднимается здесь до таких высот, каких не только никто из его современников, но и в течение нескольких последующих столетий вообще никто из европейских мыслителей и публицистов достичь был не в состоянии, – до оправдания вооруженного сопротивления индейцев колонизаторам.

Последние четырнадцать лет жизни Лас Касаса протекают на севере Испании, в Вальядолиде, в монастыре Сан Грегорио. Он очень стар, но могучее, поистине железное здоровье, позволившее Лас Касасу долгие десятилетия вести беспокойную, скитальческую жизнь, восемнадцать раз пересечь в обоих направлениях Атлантику, выдержать и губительный для европейца климат Эспаньолы, и разреженный воздух высокогорного района Чиапы, и неимоверную жару и удушливые миазмы на побережье Куманы – это здоровье теперь помогает ему, сохранившему память, светлый ум и благородную боль за угнетенных, продолжать неутомимо трудиться. «Перо его не отдыхало», как пишет его немецкий биограф Отто Вальтц[37]37
  О. Waltz. Fr. Bartolomé de las Casas. Eine historische Skizze. Bonn, 1905. S. 11.


[Закрыть]. Он работает над завершением наиболее фундаментальных своих сочинений, пишет письма и мемориалы различным официальным лицам и учреждениям, отстаивая интересы и права индейского населения испанской колониальной империи, требует и обличает, грозит и проклинает. В монастырской келье дряхлый старец до конца остается тем, кем был полвека – защитником, заступником угнетенных и обездоленных, бесправных и презираемых. И саму смерть встречает он буквально на посту: на 92-м году жизни он едет в Мадрид, чтобы в высших сферах королевства добиться каких-то мер по улучшению положения индейцев, и здесь, в столице Испании, 31 июля 1566 г. сердце его перестает биться.

4

Лас Касас оставил огромное литературное наследство. В него входят произведения различного характера – историко-повествовательные, философские, политические, далеко не равновеликие по объему и не равнозначные по своему идейному содержанию, по своей познавательной ценности в качестве исторического источника, по силе своего влияния на более позднюю историографию и публицистику. У произведений этих очень неодинаковая «издательская судьба» и степень известности в научных, литературных и общественных кругах последующих поколений. Весь этот конгломерат, состоящий из столь разнородных элементов, напоминает мозаику, отдельные частицы которой за долгие столетия выпали и затерялись бесследно, другие потускнели, но основная масса с прежней яркостью доносит до нас контуры и краски далекой эпохи.

Из 80 сочинений, созданных Лас Касасом за полвека активной литературной и эпистолярной деятельности (1516–1566 гг.), сохранилось до наших дней 75 произведений, 60 из которых опубликовано.

Наиболее крупные и фундаментальные сочинения – «История Индий», «Апологетическая история» и «Сокровища Перу» – имеют исключительную ценность как важнейшие источники для изучения открытия и завоевания Америки. Вместе с тем труды эти – значительные памятники историографии XVI века, иными словами – памятники определенного этапа в развитии исторической науки.

Огромный интерес представляет также публицистика Лас Касаса – его политические трактаты «Тридцать предложений», «Трактат о рабстве индейцев», «О преобразованиях в Индиях», «Трактат о высшей власти и верховном суверенитете, которые короли Кастилии и Леона имеют над Индиями», и др. Центральное место в этой группе сочинений принадлежит, бесспорно, знаменитому трактату-памфлету «Краткое донесение о разорении Индий»[38]38
  Brevissima relacion de la destruycion de las Indias… Sevilla, 1552. Наиболее позднее издание: В. de Las Casas. Breve relación de la destrucción de las Indias Occidentales. México, 1957.


[Закрыть].

Примечательна история опубликования литературного наследства Лас Касаса. С этой точки зрения все оно распадается на две очень неравные части, которые нередко называют «малым» и «большим» кругами его сочинений.

Под «малым кругом» следует понимать совокупность тех сочинений Лас Касаса, которые впервые увидели свет в XVI веке и в тех или иных сочетаниях и комбинациях переиздавались на различных западноевропейских языках на протяжении второй половины XVI, в XVII, XVIII и в первой четверти XIX века. Сюда прежде всего входит «севильский цикл» – восемь политических трактатов, впервые опубликованных еще при жизни автора, в 1552–1553 гг., а также латинский трактат, изданный во Франкфурте через пять лет после его кончины под названием «Ученое и изящное разъяснение вопроса о том, могут ли короли и князья по какому-либо праву и с чистой совестью отчуждать граждан и подданных своей короны и подчинять власти иного владетеля».

Другая – и притом неизмеримо большая – часть литературного наследства Лас Касаса на протяжении трех столетий после его смерти находилась под спудом в испанских архивах и оставалась не только не опубликованной, но и почти (за очень редкими исключениями) неизвестной науке. Публикация этой второй части – «большого круга», куда входит и «История Индий», – начинается на исходе первой четверти XIX века. Осуществлялась она медленно и неравномерно; процесс этот продолжается до сих пор – так, книга «Сокровища Перу» была опубликована через 406 лет после выхода в свет первых сочинений Лас Касаса[39]39
  Подробнее о литературном наследстве Бартоломе де Лас Касаса см.: В. Л. Афанасьев. Литературное наследство Бартоломе де Лас Касаса и некоторые вопросы истории его опубликования. В кн.: Бартоломе де Лас Касас. К истории завоевания Америки, стр. 180–220.


[Закрыть].

Творческая история отдельных произведений хрониста, несмотря на изобилие посвященных им работ, до сих пор изучена еще очень мало. Это с особой силой ощущается тогда, когда мы пытаемся рассматривать и сопоставлять два крупнейших труда Лас Касаса – «Историю Индий» и другую книгу, известную под названием «Апологетическая история»; полное, весьма пространное ее заглавие – «Апологетическая история о том, что относится к облику, расположению, климату и почве этих земель, природным чертам, устройству общества и государства, образу жизни и обычаям народов этих Индий – Западных и Южных, где верховная власть принадлежит королям Кастилии»[40]40
  Apologética historia cuanto a las cualidades, disposition, description, cielo y suelo destas tierras y condiciones naturales, policias, repúblicas, maneras de vivir y consumbres de las gentes destas Indias Occidentales y Meridionales cuyo imperio soberano pertenece a los reyes de Castilla. В кн.: Nueva Bibliotéca de autores españoles (далее: NBAE), т. XIII. Madrid, 1909, p. 1.


[Закрыть].

Оба труда рисуют потомству картину Нового Света в двух разных плоскостях, двух ракурсах, двух измерениях: «Апологетика» – в виде панорамного снимка природы и людей, «История Индий» – в виде медленно разворачивающейся ленты, на которой запечатлено движение событий за первую четверть века конкисты. И хотя для окончательного решения вопроса о месте каждой из больших книг Лас Касаса в его творческом наследии, о генезисе замысла и творческой истории этих произведений исследователям предстоит еще очень большая работа, уже сейчас есть, нам думается, основания высказать предположение, что «История Индий» и «Апологетическая история» – не что иное как две части колоссального многопланового труда Лас Касаса о Новом Свете в целом.