Текст книги "История Индий"

Автор книги: Касас Лас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 50 страниц)

Глава 106

Пока король и двор пребывают в Барселоне, мы вновь обратимся к событиям, которые в ту пору, а шел 1518 год, происходили в Индиях; поскольку же мы поведем сначала рассказ о материке, то уместно будет вспомнить о событиях, на которых мы в главе 76 прервали наше повествование, а там мы рассказали о заслуженной смерти Васко Нуньеса, имея в виду не справедливость приговора, ибо мало кто поверил в предъявленное ему обвинение, а справедливое возмездие за многих безвинно убитых индейцев, ибо этим его злодеяниям велся точный счет на небесах: в главе 77 мы завершили это повествование, рассказав о чудовищных притеснениях индейцев со стороны живших на материке испанцев. Так вот, как только Васко Нуньес был обезглавлен, Педрариас отбыл из города Акла в Дарьен и нашел там письмо отцов-иеронимитов, в котором ему именем короля повелевалось самолично дела не решать, а предварительно испрашивать одобрения Совета города Дарьена, ибо до короля дошли вести о его жестокостях и злодеяниях и о том, что он предает разграблению эту землю. Впрочем, надо сказать, что иеронимиты мало помогли той земле, ибо члены Совета отличались не меньшей, если не большей, жестокостью, чем сам Педрариас. Кроме того, в письме Педрариасу предлагалось вернуть все то золото, которое он украл у повелителя и касика индейцев по имени Париба или Парис, о чем упоминалось ранее. Иеронимиты, должно быть, уже прослышали о том, как Бадахос обокрал упомянутого касика и о том, что Педрариас казнил Васко Нуньеса; а уведомить их об этом могли только Дьего Альбитес, о котором мы неоднократно упоминали, и Франсиско Эрнандес, бывший начальник охраны Педрариаса (позднее его тоже обезглавили), поскольку оба они побывали в этом городе Санто Доминго. Итак, Педрариас прибыл в Дарьен и нашел там письмо иеронимитов с вышеозначенными распоряжениями; и тут люди стали требовать, чтобы он немедленно назначил своим капитан-генералом лиценциата Эспиносу, главного алькальда города; а за этого Эспиносу они просили потому, что он сам умел ловко грабить и другим не препятствовал чинить беззакония; однако Педрариас не одобрял их любви к упомянутому Эспиносе, опасаясь с его стороны непослушания или какого-либо зла; к тому же он не сомневался, что члены Совета выскажутся за назначение этого лиценциата, а главное, полагал, что Совет едва ли поддержит его, Педрариаса, намерения; поэтому в день своего приезда он призвал к себе всех членов Совета и лишил их должностей и полномочий. Тем не менее испанцы продолжали настаивать, чтобы Педрариас на время своего отсутствия назначил капитан-генералом лиценциата Эспиносу, и в конце концов он был принужден согласиться, хотя и вопреки своей воле и желанию. А испанцы любили ходить под началом Эспиносы потому, что когда их вел другой военачальник и они приводили пленных индейцев, то Эспиноса, будучи сведущ в законах и являясь главным алькальдом, всегда умел найти предлог, чтобы отпустить всех захваченных индейцев на свободу: оказывалось, что либо их нельзя сделать невольниками, потому что предварительно не было подано надлежащее рекеримьенто, то есть заявление, либо потому, что те индейцы проявили к ним дружественные чувства; однако когда во главе отряда шел сам Эспиноса, его праведность как рукой снимало, и испанцы с выгодой сбывали всех тех индейцев, которых им удавалось захватить живыми; вот почему они так сильно любили Эспиносу. Видно, сам господь, перед которым лиценциат Эспиноса давно уже предстал, даровал этому лиценциату способность привораживать рабов божьих, дабы они ему повиновались и содействовали его удаче.

В это самое время первый епископ Дарьена дон Хуан Кабедо решил отправиться в Кастилию, а с какой целью и по какой причине, мне неведомо; вместе с ним или примерно в то же время отбыл и Гонсало Эрнандес де Овьедо, веедор короля, который был свидетелем всех злодеяний испанцев на материке, однако, как явствует из вышесказанного, сам не имел к этим злодеяниям ни малейшего касательства. Епископ дон Хуан Кабедо прибыл на остров Куба и оставался там несколько дней; поскольку же на этом острове уже были известны намерения досточтимого Касаса, а именно – освободить тех индейцев, то Дьего Веласкес и другие стали ругать упомянутого Касаса и жаловаться епископу, которого в ту пору еще не озарил свет истины, будто Касас их разоряет. Кроме того, епископ обещал Дьего Веласкесу и остальным, кто при этом присутствовал, добиться изгнания Касаса из резиденции двора. А еще говорят, что Дьего Веласкес поручил епископу (или тот сам подал эту мысль) добиться, чтобы король назначил его губернатором на материк, а он обязуется навести среди индейцев и христиан добрый порядок и ради этого истратит 15 000 кастельяно собственных денег. Само собой разумеется, что Дьего Веласкес хорошо заплатил за все это сеньору епископу.

Что же касается Педрариаса, то он, назначив по настоянию испанцев лиценциата Эспиносу капитан-генералом, вернулся затем в город Аклу, чтобы осуществить свое намерение – основать новое поселение на берегу Южного моря, и с этой целью приказал лиценциату Эспиносе взять с собой часть людей, которые находились в земле Покоросы, и отправиться в сторону Панамы, где расположен узенький перешеек, отделяющий одно море от другого, – его Педрариас и решил заселить. А сам Педрариас со своими людьми на нескольких кораблях поплыл в направлении острова Табога и из осторожности объявил, что отправляется на поиски сокровищ Южного моря; а цель его заключалась в том, чтобы утомить людей, которые, как он рассчитывал, убедившись в бесплодности своих поисков, согласятся осесть и поселиться даже в этой, вызывавшей у них отвращение, мрачной, покрытой лесами и болотами панамской земле. И вот в то самое время, как туда прибыл Эспиноса со своими людьми, там же оказался и Педрариас, приплывший от острова Табога, и так они оба сошлись у этой земли, и Педрариас снова завел разговор, что надо бы эту местность заселить, тем более что, по словам некоего Бартоломе, на этом берегу есть удобная, вместительная и тихая гавань, в которой при отливе вода отступает почти на пол-лиги; и действительно, вскоре они надежно укрыли свои суда в этой гавани, чему Педрариас был очень рад. Однако в тот раз ему не удалось осуществить свои намерения из-за того, что его люди норовили грабить селения и воровать там золото, а индейцев брать в плен и угонять в неволю; заставить же этих испанцев сидеть в своих поселениях было не менее трудно, чем запереться в монастырь со строгим уставом, потому что все они привыкли жить как вздумается и ездить куда захочется. И тогда Педрариас решил разогнать их по разным местам и утомить еще больше, предоставив им занятие по вкусу: он велел Эспиносе взять 150 человек, погрузить, их на один из кораблей и на несколько каноэ, которые у них там были, и отправиться на поиски оставшегося у индейцев золота, отобранного ими у Бадахоса. И они с большой охотой отправились в путь, доплыли до материка, а затем двинулись в челнах вверх по реке Париба или Парис, о которой говорилось выше, высадились в густом лесу, а когда рассвело, ворвались в селение и перебили или взяли в плен всех индейцев, которые им попались; придя в дом царя и касика по имени Кутара, они застали его мертвым, а вокруг него лежали различные золотые вещи и украшения – всего более чем на 30 000 песо золота, часть которого принадлежала самому Кутаре, а часть была отнята у Бадахоса – все это золото индейцы приготовили, чтобы закопать вместе с мертвым касиком. Так было наконец удовлетворено вожделение Педрариаса и других испанцев, задавшихся целью во что бы то ни стало завладеть отнятым индейцами у Бадахоса золотом, которое оплакивали они все, и не менее других епископ Бургосский, говоря, что по вине Бадахоса и из-за его небрежности Кастилия потерпела значительный урон, хотя на самом деле это золото испанцы украли у его истинных хозяев и владельцев с помощью постыдных злодеяний. Затем Эспиноса и его люди сели в свои челны и вернулись к устью реки, где их ожидал корабль, и оттуда Эспиноса послал нескольких индейцев из числа тех, которых они захватили в плен, приказав им привести к нему преемника умершего касика, и этот преемник, совсем еще мальчик, охваченный страхом, пришел, принес в дар золото и умолял отпустить тех индейцев, которых испанцы взяли в плен, и, говорят, Эспиноса так и сделал; правда, я не знаю, отдал ли он всех пленных. Захватив столь богатую добычу, довольные своей удачей и выпавшим на их долю счастьем, испанцы подняли паруса, зашли в землю короля Паракета, запаслись там маисом и продуктами, а затем двинулись обратно к берегам Панамы, где их ожидал Педрариас с остальными людьми, и были восторженно встречены ими как победители. Педрариас по своему обыкновению решил схитрить и приказал закопать золото, а затем стал снова убеждать испанцев, что необходимо здесь поселиться, но они, как и прежде, не соглашались. Тогда он в гневе воскликнул: «Что ж, если не хотите, выкапывайте это золото и вернем его тем, кому оно принадлежит – касику Кутаре и его подданным, ибо так мне приказали поступить отцы-иеронимиты, а сами поедем в Кастилию, я там с голоду не умру». Услышав эти слова, очень их испугавшие, испанцы, в том числе и лиценциат Эспиноса, уступили и заявили, что готовы поселиться на этом побережье, но немного южнее, где есть луга, на которых можно пасти скот, и все, что необходимо для постройки домов; Педрариас, сделав вид, что согласен с ними, сказал: «Прежде чем удобно разместиться в том месте, которое вы указали, давайте построим жилища в этой гавани, когда же будем переселяться, бросим эти дома из соломы и мало что потеряем». Все согласились на это, и тогда Педрариас приказал писцу составить бумагу о том, что он, Педрариас, основывает на этом берегу город, который, именем господа бога, и ее величества королевы Хуаны, и сына ее дона Карлоса, будет называться Панама, и клянется защищать упомянутый город от всех его врагов; и с того времени, а это произошло в 1519 году, город этот там стоит и будет стоять до тех пор, пока господь бог считает нужным наказывать всех тех, кто проезжает через него в Перу и в другие заморские края для того, чтобы грабить чужие земли, а также притеснять и обращать в рабство людей, которые мирно там жили; известно ведь, что за 25 или 28 лет в этом городе и в городе Номбре дель Дьос умерло от различных тяжелых болезней более 40 000 человек, прибывших из Испании, так как климат там страшно жаркий и влажный; и можно только поражаться слепоте членов Королевского совета и всех тех, кого туда посылали в качестве правителей, ибо они, отлично зная, насколько вредоносны эти оба места, ни разу не сделали попытки перенести куда-нибудь названные города, хотя на берегах обоих морей есть хорошие места и гавани. Но за грехи, которые они приезжают туда совершать, господь не дает им способности увидеть и понять, какой ущерб они причиняют Испании. А Педрариас распределил между поселившимися там испанцами все поселения индейцев, и так был навсегда положен конец их счастливой жизни.

Глава 108

Между тем Педрариас получил известие о том, что губернатором этого материка вместо него уже назначен Лопе де Соса, и, следовательно, ему предстоит покинуть этот пост, а он хорошо знал, что лавров за свои дела ему ждать не приходится, и скорее наоборот, если задумают судить по справедливости, то сурово с него взыщут; так вот, страшась подобного будущего и стремясь покинуть эту землю незапятнанным, он стал искать повод уехать оттуда еще до приезда Лопе де Сосы и поэтому после закладки города или поселения Панамы обратился к испанцам, которые там находились, и сказал, что считает необходимым послать в Кастилию доверенных лиц, чтобы они доложили королю про покорение этих земель и подвиги, свершенные теми испанцами во славу испанской короны; и кроме того, эти доверенные лица должны испросить у короля милостей за столь ревностную службу. Вы можете сами видеть, как злодеи, разорявшие эти Индии, обманывали и вводили в заблуждение королей Кастилии, как они прибегали к хитроумным и коварным уловкам, дабы представить своими заслугами перед королевством те чудовищные грабежи, насилия и злодейства, каких не совершил дотоле и с самого сотворения мира ни один подданный испанской короны. И вот испанцы стали обсуждать, кому следует поехать от них прокурадором, то есть доверенным лицом, в Кастилию, и в конце концов решили (и надо думать, что Педрариас приложил тут немало сил) отправить туда самого Педрариаса. Достигнув желаемого (а власть имущие, в особенности тираны, всегда изыщут способ добиться своего), Педрариас решил вернуться в Дарьен, чтобы там собраться в путь; лиценциату Эспиносе он приказал взять половину людей и двинуться далее на восток, чтобы обследовать и ограбить тамошние земли, но при этом поставил условием, чтобы все золото и ценности, которые они добудут, а также всех захваченных живых индейцев они поделили с теми, кто остается в Панаме, и еще с теми тридцатью испанцами, что будут его, Педрариаса, сопровождать. По прибытии в Дарьен он написал письмо королю с просьбой разрешить перенести резиденцию губернатора и кафедральный собор из Дарьена в Панаму, ибо Дарьен расположен в весьма нездоровой и вредной местности, где люди болеют и умирают, а дети не растут, как будто Панама стоит в лучшем месте. Затем он объявил жителям Дарьена и местным должностным лицам о своем избрании прокурадором в Кастилию и о том, что он едет от имени всех участников его похода и всего населения города Панамы, которые наказали ему представлять в Кастилии всю эту землю и доложить королю об их трудах и заслугах; и еще о том, что, надеясь принести им пользу и благо, он, Педрариас, с радостью принял это поручение. Тут должностные лица попросили дать им время обсудить это между собой, а затем они дадут ответ; и вот алькальды, рехидоры, королевские должностные лица и старейшины города совещались несколько дней, а потом явились к нему, и некто Мартин Астете, которого он назначил своим заместителем, от имени всех заявил, что он, и все присутствующие, и все жители города низко ему кланяются и благодарят за милостивое согласие принять на себя столь великий труд и опасности, которые он готов ради них вынести, отправившись в Кастилию; но, тщательно обдумав и обсудив этот его план, они нашли, что его отъезду есть множество препятствий; во-первых, от его отсутствия пострадает завоевание и покорение, или, как у них это называлось и называется поныне, умиротворение индейцев той земли; вторая и не менее важная причина заключается в том, что его отъезд наверняка вызовет усиление раздоров и распрей между ними, в особенности потому, что лиценциат Эспиноса будет продолжать вести ту большую войну у Южного моря, которую он ведет сейчас, и они заранее знают, что он непременно будет стремиться всех их послать на эту войну, и будет проявлять еще больше, чем обычно, свойственные ему властность и суровость, а они не захотят это терпеть, и начнутся ссоры, а от них всегда и повсюду проистекает много вреда, и Педрариас должен понять, что его отъезд нанесет немалый ущерб их величествам. На это Педрариас отвечал, что доводы их мудры и здравы, но он до отъезда обеспечит столь безупречный порядок, что с божьей помощью все обойдется благополучно, а потому просит их согласиться его отпустить. И еще он считает, что его поездка принесет благие результаты и для них и для всей этой земли, а поэтому ни за что не откажется от своего намерения. Они же отвечали, что умоляют его не настаивать и ставят его в известность, что поскольку они считают и даже не сомневаются в том, что с его отъездом эта земля подвергнется опасности и, стало быть, испанская корона потерпит урон, то ни при каких условиях не дадут своего согласия на это. Когда же Педрариас продолжал настаивать и утверждать, что ему необходимо ехать, то все горожане, а их было там немало, без околичностей высказали ему свое несогласие, а один рехидор выразился даже слишком непочтительно, заявив, что хотя он, рехидор, не великая тут персона, но если губернатор станет упрямиться, то он самолично наденет на него оковы, потому что король прислал Педрариаса править здешними испанцами и от имени его величества беречь и защищать эту землю. Убедившись, что почти все выступают против него, Педрариас изобразил покорность и сказал, что хотел поехать для блага их самих и всей этой земли, а раз они не соглашаются его отпустить, то пусть потом пеняют на себя, ежели от этого пострадают. Так пришлось Педрариасу пока отказаться от мысли покинуть эту землю до прибытия Лопе де Сосы. А еще до того, как Педрариас возвратился из Панамы в Дарьен, королевские должностные лица дали Дьего Альбитесу разрешение взять с собой группу испанцев и отправиться в провинцию Верагуа, чтобы основать там поселение: и нам неизвестно, имели ли эти должностные лица разрешение короля или получили его от отцов-иеронимитов, хотя Педрариасу, как было упомянуто выше, они в таком разрешении отказали; и вот, когда Педрариас по приезде об этом узнал, он пришел в неописуемую ярость и собрался было тотчас покарать Альбитеса, но, будучи человеком хитрым и многоопытным, подумал, что это может помешать столь желанному им отъезду в Кастилию, и обиду затаил, а Дьего Альбитес и его люди вышли на одном бриге и одной каравелле из Дарьенской гавани и подплыли к острову Бастиментос, где испанцы часто брали припасы; касик и правитель острова со всеми жителями тотчас же вышли их приветствовать и изображали радость, хотя, надо полагать, что даже черту они и то обрадовались бы больше, чем таким гостям.

Получив от жителей острова все припасы, какие только те могли им дать, испанцы отбыли в Верагуа и, высадившись на берег ночью, неслышно подошли и напали на поселение касика и вождя по имени Кесборе, который, не подозревая об опасности, спокойно и безмятежно спал; услышав приближение врагов, касик и те из индейцев, кто успел схватить оружие до того, как их убили или ранили испанцы, выскочили из жилищ и стали сражаться как умели, но испанцы без труда их разгромили, а касика и многих других, в том числе женщин и детей, увели в неволю. И вот, когда касик был схвачен и увидел, что самые дорогие ему люди тоже в плену, а он понимал, что испанцы пришли сюда ради золота, и притом подавай им самого лучшего, то он обратился к Дьего Альбитесу и стал просить его развязать им руки и отпустить по домам, ибо они ни в чем неповинны и готовы отдать испанцам все золото, какое у них есть; услышав столь радостную для себя и всех других весть, Дьего Альбитес принялся по обыкновению проповедовать священное писание и сказал так: «Послушай-ка, сеньор или же брат касик; пора тебе знать, что на солнце и луне пребывает всемогущий господь, который всех нас сотворил и дарует нам жизнь; и этот господь пожаловал все ваши земли и владения нашим сеньорам – королям Кастилии, которые прислали нас сюда возвестить вам, что вы являетесь вассалами и подданными испанской короны». Услышав эти звуки и ничего не поняв, ибо он не знал смысла слов «бог», «король» и «христиане», касик уразумел лишь одно: что испанец требует золота, и дал Дьего Альбитесу 3000 песо золота и 30 индейцев в услужение, так как он знал, что рабы тоже являются целью испанцев; и поскольку, получив все это, испанцы тотчас прекратили свои проповеди, касик и его люди, хотя и понесли урон, но остались довольны своей судьбой, а Дьего Альбитес снова взошел на корабль и поплыл, держась берега, вниз; вскоре он прибыл в гавань, которую Дьего де Никуэса назвал Номбре де Дьос; там его встретили люди из Дарьена, которые разыскивали его, чтобы пригласить на пост губернатора, о чем мы подробно рассказывали в книге второй, глава 66. Тут обнаружилось, что корабль дал сильную течь, а заделать пробоину возможности не было, и тогда им пришлось вернуться на упомянутый остров Бастиментос, и там вскоре тот корабль пошел ко дну, а касик означенного острова по имени Парурака, предпоследняя гласная долгая, довез их в своих челнах до суши (хотя вполне мог бы их повесить либо утопить в море) и высадил на земле касика Капира, то есть повелителя земли, называвшейся Капира (предпоследняя гласная долгая). Этот Капира уже немало вынес и настрадался от испанцев, побывавших в Панаме и на побережье Южного моря; когда же теперь другие к нему пожаловали, а от них он ожидал не меньшего зла, то он счел единственным выходом отдаться в руки и на волю. Дьего Альбитеса, ибо надеялся, что, выказав свое миролюбие и одарив их (а надо сказать, что индейцы никогда не являются с пустыми руками), он спасет свою жизнь. Между тем Дьего Альбитес, совершив из тех мест несколько набегов на соседние земли и поселения, направил свой путь обратно, в Номбре де Дьос, и, прибыв туда, решил основать новое поселение и назвал его так же, как раньше назвал эту гавань Дьего де Никуэса, а именно Номбре де Дьос; поскольку же то место лежало средь топей и лесов и было очень сырым и влажным, то там от болезней погибло (и сейчас умирает) несчетное количество испанцев, о чем мы уже упоминали. Но так как гавань эта очень удобна, то город стал разрастаться, хотя севернее, о чем также упоминалось, было много мест, столь же удобных и близких к побережью Южного моря, где испанцы, если бы их не ослепила ненасытная алчность, вполне могли бы обосноваться, затратив при этом меньше труда и понеся не столь тяжелый урон. А основали то поселение (ныне оно уже считается городом) в начале 1520 года. Теперь мы на время оставим наше повествование о материке, так как нам предстоит еще немало поведать о событиях, имевших место между 1518 и 20 годами в других частях Индий, после чего мы надеемся вновь обратиться к рассказу о материке.