Текст книги "Короли алмазов"
Автор книги: Каролин Терри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)
– Ты хорошо себя чувствуешь, Тиффани?
– Нет, – со вздохом ответила Тиффани. – Я чувствую, что я как будто простудилась.
– А у нас впереди такое долгое путешествие! Ты должна немедленно лечь в постель и как следует отдохнуть.
– Да, – согласилась Тиффани. – Я вполне могу побыть одна, няня, если ты хочешь попрощаться со своим другом.
Няня колебалась. Она не должна была оставлять Тиффани, которая выглядела очень слабой и была необычно сговорчивой, но поддалась искушению.
– Я не задержусь, – сказала она, когда Тиффани, не раздеваясь, легла в постель и укрылась одеялом. – Но ты должна раздеться.
– Может быть, папа вернется пораньше, или мне станет лучше.
Тиффани дала няне время уйти и потом выскользнула на улицу. Холодный зимний день клонился к вечеру, но солнце еще светило с безоблачного неба. Девочка перебежала через улицу к тому дому, куда в день их первой встречи вошел тот человек, и где она после видела его несколько раз через окно. Стоя на улице, она прижалась лицом к стеклу и облегченно вздохнула. Он был там! Сидел за столом в углу и что-то писал. Пока она наблюдала за ним, он взял что-то со стола и швырнул в стену, Тиффани с восторгом смотрела, как красные чернила растеклись по стене и оставили на полу большую лужу. Ей часто случалось что-нибудь бросать, но она еще ни разу не создавала такого беспорядка. Она открыла дверь и вошла.
Дани был один. Газета выходила днем, так что сегодняшний номер уже давно вышел, а для завтрашнего у него тоже было многое заготовлено. Дани швырнул ручку вслед за чернильницей и гордо посмотрел на статью, которую только что закончил. Примет ли ее редактор? Или он сочтет ее тон противоречащим традиционной позиции «Вольксстем», как рупора правительства? Он обдумывал этот вопрос, когда отворилась дверь, и вошла девочка. Дани нахмурился, ожидая увидеть за ней Джона Корта: сейчас Корт не вызывал у него симпатии. Он подозревал, что американец сыграл важную роль в освобождении членов Комитета реформ, и к тому же он ненавидел Корта, как иностранца и честного человека. Мэтью было легко ненавидеть, имея на это настоящие причины, но с Кортом все было иначе, так как он был порядочным человеком, хорошо относился к нему самому и, как теперь понял Дани, любил Алиду. Тем не менее он был иностранцем и бесцеремонно вмешался не в свои дела.
Девочка закрыла за собой дверь и стояла, глядя на Дани.
– Привет. Я Тиффани Корт.
– Я тебя помню. Где твой отец?
– Он празднует.
– Еще бы! – Дани зло прищурился и пристально посмотрел на девочку; но Тиффани не привыкла к таким взглядам и осталась невозмутимой. В ее лице было что-то знакомое, подумал Дани: эти фиалковые глаза! У Корта такие глаза? Кажется, нет.
– Я пришла, чтобы спросить вас про Алиду, – сказала Тиффани.
Дани тоже подумал тогда о странном совпадении. Только мысль об этом появилась у него лишь на мгновение, потому что все его внимание было сосредоточено на суде и осуждении обвиняемых, но тем не менее где-то в подсознании она осталась.
– Это совершенно разные люди, – резко сказал, – твоя мать и моя сестра.
– А может быть, нет, – настаивала Тиффани.
– Что ты знаешь о своей матери?
Тиффани охотно поведала ему историю, которую рассказал ей отец; Дани слушал ее с иронией. Красивая сказочка! Что же было такого в матери Тиффани или ее рождении, что Корт хотел скрыть? И почему эти фиалковые глаза кажутся ему такими знакомыми?
– У тебя есть портрет твоей матери? – спросил Дани.
– Да, но я оставила его в гостинице. Хотите я схожу и принесу его?
– Нет, нет, не уходи. Скажи мне, твой отец знает, что ты здесь?
Тиффани покачала головой.
– Я же сказала вам: он празднует, хотя что он празднует, я точно не знаю. А няня пошла на сввдание. Она, конечно, сразу хватится меня, как только вернется.
– Ты не боишься, что у тебя будут неприятности, если ты вовремя не вернешься?
– Конечно, не боюсь, – усмехнулась она.
– У меня дома есть портрет Алиды, моей сестры Алиды. Пойдем со мной, и ты сама его увидишь.
– И тогда я узнаю, были ли они разными людьми или нет. – У Тиффани загорелись глаза, потом она призадумалась. – Но может быть лучше вы посмотрите на портрет моей мамы?
– Ты не хочешь пойти со мной? Я живу на ферме совсем недалеко отсюда. Ты сможешь поехать верхом на моей лошади и увидишь других животных – овец, коров, цыплят…
– Я хочу поехать, – быстро сказала Тиффани, увлеченная его рассказом.
Дани сразу же вывел ее из редакции на улицу, посадил на лошадь, и сам сел сзади.
– Как здорово! – воскликнула Тиффани. – Как жаль, что я раньше не пришла к вам. Это самое интересное событие с тех пор, как я приехала в это ужасное место.
Дани поджал губы, услышав столь нелестную характеристику своей любимой страны. В сгущающихся сумерках он погнал лошадь вперед и, старательно избегая главных улиц, направил ее к дому.
В гостинице Корт пытался привести в чувство и успокоить бившуюся в истерике няню. Ближайшие улицы города были уже обысканы, но следы Тиффани не обнаружились. Потом дежурный гостиницы вспомнил, что видел, как Тиффани прошла через вестибюль на улицу, перешла на противоположную сторону и остановилась у редакции газеты. В этот момент дежурного отвлек посетитель, а когда он вновь посмотрел в окно, Тиффани уже не было. Редакция газеты. Там работает Дани Стейн. Вот она, зацепка! Корт вспомнил, как Тиффани заинтересовалась тем, что Дани упомянул Алиду, но он также с ужасом, вспомнил нападение на Энн и убийство Сэма. Без лишних слов он бросился к редакции «Вольксстем» и толкнул дверь. Она сразу же распахнулась, Корт вошел внутрь и стал искать лампу. Наконец он зажег ее и, подняв высоко над головой, осмотрел пустую комнату. Когда он увидел красные пятна на стене, ему стало нехорошо. С трудом приблизившись к этому месту, Корт невольно вскрикнул от радости, обнаружив на полу осколки чернильницы. Он погасил лампу и побежал назад в гостиницу.
– Дани Стейн, – спросил он дежурного, – где он живет?
– За городом, – с сомнением в голосе ответил тот. – Вы никогда не найдете это место в темноте.
– Может кто-нибудь проводить меня туда? Я хорошо заплачу. Это очень срочно!
– Идите в конюшню за углом, спросите там Яна Бота и скажите ему, что я прислал вас, Он знает дорогу к ферме Стейна. Но можете не беспокоиться, мистер Корт. Если девочка с Дани, с ней ничего не случится. Он, конечно, горячий парень, но он не причинит зла ребенку.
Корт глубоко вздохнул, стараясь не думать о ранах на теле Энн и крови Сэма на траве. Десять минут спустя он уже мчался в ночь следом за проводником.
Тиффани была очень довольна собой, хотя ей было немного холодно. Ей нравилось ездить верхом, а Дани держал ее крепко, совсем как папа, когда брал ее с собой на прогулки. Ей хотелось, чтобы сейчас было светло, и она могла бы получше рассмотреть окрестности. Выглянула луна, но она было неполной и светила слабо, лишь придавая очертаниям деревьев и холмов зловещий вид. Тиффани поежилась и не только от холода.
– Почти приехали, – сказал Дани.
– Я не думала, что это так далеко.
– Жалеешь, что поехала? Твой папа рассердится?
– Очень! Но он сам виноват, ему не надо было так часто оставлять меня одну. Мне было очень скучно.
– Какое безобразие, – язвительно сказал Дани. Он улыбнулся про себя. Джон Корт не просто рассердится – он будет вне себя от беспокойства. Дани стал от удовольствия насвистывать какое-то простенький мотив, и так всю дорогу, пока они не добрались до фермы.
Даже снаружи дом выглядел очень примитивно, и Тиффани, привыкшая к особнякам на Пятой авеню, оглядывалась вокруг, широко открыв глаза. К ним вышел чернокожий человек и принял лошадь, а Дани повел Тиффани в дом.
– Не совсем то, к чему ты привыкла, я полагаю?
– Да.
– Расскажи мне о своем доме.
Тиффани, как могла, стала описывать свой дом, упомянув слуг и экипажи и красивые драгоценные камни, которые, как сказал ей папа, в один прекрасный день будут ее.
– Значит, вот что делают иностранцы с богатством, которое они извлекают из нашей земли. – Дани обвел взглядом простую гостиную со скромной деревянной мебелью и лишенным всяких ковров полом и резко рассмеялся. – Если Джон Корт живет в таких условиях, могу себе представить какой роскошью окружен Мэтью Брайт!
– Могу я сейчас увидеть портрет? – спросила Тиффани. – Пожалуйста, – вежливо добавила она. Она могла быть очень вежливой, если хотела чего-то добиться.
Дани ушел в спальню и вернулся с миниатюрным портретом Алиды. На нем она была в расцвете красоты своих шестнадцати лет, в новом платье, с подаренным Мэтью медальоном на груди.
– Это не мама. – Тиффани охватило такое разочарование, что ее глаза неожиданно наполнились слезами. Она сердитым жестом смахнула их с ресниц. – Но она все же очень красивая. Почти такая же красивая, как моя мама. – Она чуть не расплакалась. – Я думаю, теперь мне пора домой, – тихо сказала она.
– О, нет, – Дани с сожалением покачал головой. – Боюсь, ты не можешь вернуться домой.
– Почему?
– Потому что я еще не готов отвезти тебя.
Тиффани недовольно поджала губы.
– Но я хочу вернуться домой.
Дани лишь молча смотрел на нее.
– И я всегда получаю то, что хочу! – Тиффани топнула ногой и принялась плакать, но этот невозмутимый человек не обращал на нее внимания. Наблюдая за его реакцией, Тиффани заметила, как его рука потянулась к какому-то предмету, висевшему у него на поясе.
– Что это? – спросила она.
– Охотничий нож.
Он держал его в руке – простой нож без всяких украшений на рукоятке, несущий смерть на своем лезвии. Этим ножом было убито много животных на охоте; этим ножом была ранена Энн и убит Сэм. В руке Дани он лежал как живое существо – спокойное сейчас, но готовое действовать.
Дани пристально посмотрел на девочку. Нож стал как бы магическим кристаллом, и он увидел сад у дома Мэтью и леди Энн, гуляющую с Сэмом. Вот он приблизился, занес руку для удара, вот он борется с ней, и она смотрит на него огромными испуганными фиалковыми глазами. Глазами этой девочки!
И когда Тиффани закричала, Дани улыбнулся.
Крик далеко разнесся в тишине ночи, когда Корт и его спутник ворвались во двор, топот копыт их лошадей громом прозвучал на твердой земле. В одно мгновение Корт соскочил с лошади и, перепрыгивая через две ступеньки, ворвался в комнату. Крик тут же прекратился. Он увидел улыбающегося Дани с ножом в руке и Тиффани с покрасневшим лицом, стоящую несколько в стороне от него.
Корт подбежал к дочери и поднял на руки.
– Слава Богу, ты жива! – Он повернулся к Дани. – Если посмотреть на этот нож, то я как раз успел вовремя.
У Дани был удивленный вид.
– О чем вы говорите? А, Ян, – обратился он к вошедшему проводнику, – Ян, друг мой, входи, входи. – Потом он вновь обратился к Корту. – Единственное, к чему вы действительно успели вовремя, Корт, так это помешать вашей дочери сорвать голос. У нее очень скверный характер.
– Он сделал тебе больно, дорогая? – озабоченно спросил Корт.
– Мне? Конечно, нет. Но я хотела вернуться домой, а он отказывался меня везти.
– Как я уже пытался объяснить этой милой маленькой девочке, моей лошади нужен был отдых.
– А что ты здесь делала, Тиффани? Как ты могла уйти, никому ничего не сказав?
– Он показывал мне портрет Алиды, – о, папа, это не наша Алида.
Корт медленно опустил Тиффани на пол и взглянул на портрет. Сложная гамма чувств отразилась у него на лице, когда он вспомнил Алиду и вновь посмотрел на когда-то дорогие ему черты.
– Скажи, Даниэль, ты когда-нибудь находил сборник пьес Шекспира среди вещей Алиды?
– Да. – Дани был удивлен. – Он и сейчас у меня. А что?
– Ничего. Это не имеет значения.
Корта била дрожь. Он старался взять себя в руки, но его взгляд постоянно возвращался к охотничьему ножу, который Дани опять повесил на пояс. Собирался ли Дани применить его? Он хотел расправиться с Тиффани, как с Энн и Сэмом? Или он просто хотел напугать его, Корта, чтобы свести старые счеты и избавиться от разочарования, постигшего его после освобождения Комитета реформ? Или Корт должен поверить Дани, что он хотел лишь показать Тиффани портрет?
До конца жизни Корт так и не нашел ответы на эти вопросы.
Он обнял дочь за плечи и повел ее к двери. Дани о чем-то весело заговорил с Яном, проводником, но когда Корт поравнялся с ними, он замолчал.
– В «Даймонд Филдс Эдвертайзер» я видел сообщение, что леди Энн умерла, – сказал он Корту. – Мои соболезнования, – и он посмотрел прямо в глаза Тиффани.
Корт вздрогнул и поспешил к двери.
– Я понимаю, – крикнул ему вслед Дани, – что вы с Мэтью уже не такие хорошие друзья, как были раньше, но не забудьте передать ему послание от меня. Я буду ждать его.
Глава третья
В Лондоне, в один из ясных дней июля Мэтью сидел у себя в клубе и размышлял о событиях дня. Он только что вернулся из суда, где Джеймсона приговорили к пятнадцати месяцам тюремного заключения за неудавшийся поход в Трансвааль. Мэтью не испытывал сочувствия к бывшему приятелю. Он рассматривал южноафриканские события и роль Джеймсона в них со скептицизмом и презрением. Во всяком случае его личные отношения с Джеймсоном уже несколько лет были довольно натянутыми. Мэтью не мог забыть, какую роль сыграл доктор Джеймсон в эпидемии оспы в Кимберли.
Что заинтересовало Мэтью и привело его в волнение, так это то, как повлиял на Родса поход Джеймсона. Впервые Мэтью понял, что Родс не является неуязвимой личностью, и что он, Мэтью, может занять ведущее положение в «Даймонд Компани».
Это было похоже на приоткрытую дверь, через которую во тьму проникал узкий луч света. Мэтью задумчиво смотрел вдаль сквозь облако сигарного дыма и чувствовал, как его кровь начинает быстрее бежать по жилам. Он слишком долго бездействовал. После объединения шахт Кимберли добыча алмазов стала скучной рутиной, которая наводила на него тоску. У него даже пропал интерес к жизни общества. Когда закончился период траура, Мэтью оказался самой завидной партией в Лондоне – двадцать пять лет назад это обстоятельство вскружило бы голову молодому Мэтью, но даже сейчас зрелому мужчине было приятно сознавать свои достоинства и престиж своего положения. Расставшись с Эммой Лонгден, он стал делить свое внимание между самыми очаровательными куртизанками Лондона и замужними дамами: Мэтью решительно и не всегда вежливо отвергал всякие попытки чересчур прытких мамаш навязать ему своих дочек голубых кровей. У Мэтью Брайта не было ни малейшего желания жениться вновь. Миранда оставалась центром его мироздания и единственной женщиной, которой принадлежало его сердце.
Теперь, когда лондонское общество потеряло для него интерес, Мэтью снова захотелось действовать. Его грубоватые и эксцентричные выходки стали более частыми по мере того, как он приобретал большую уверенность и прочность положения. Когда в 1889 году он только вернулся в Лондон, он был очень разборчив и осторожен в своих поступках, старался приспособиться, чтобы завоевать признание, которого у него не было до его бегства на алмазные копи. Теперь он достаточно твердо стоял на ногах, чтобы позволить неумолимой силе своей личности отражаться в его словах и действиях. Постепенно за 1895 и 1896 год он вновь стал таким, каким был в Кимберли: шагающим по жизни с колоссальной уверенностью в себе, часто граничащей с презрением к остальным; безжалостным и резким в отношениях с людьми. Мэтью снова стал самим собой.
Он погасил сигару и поднялся. Три человека стояли между ним и главенствующим положением в «Даймонд Компани», к которому он стремился: Родс, Барнато и Бейт. Взяв перчатки и трость, Мэтью нахмурился. «Маленький Альфред» был прочен как скала, но Родс и Барнато были совсем другими. Внешне они казались титанами, гигантами, которые боролись за ведущую роль на алмазных копях. Но внутренне они были хрупкими. Родс исчерпал свои силы, его подорванное здоровье только усиливало его уязвимость. Во многом он был наставником Мэтью, но Мэтью никогда не одобрял его беспечное расходование средств «Даймонд Компани» на финансирование империалистических фантазий и всегда считал, что политику и бизнес смешивать нельзя. В конечном итоге Мэтью решил, что Родс сам подготовил собственный крах, и что он постепенно сойдет со сцены без посторонней помощи. А вот Барнато требовалось подтолкнуть в нужном направлении. Барнато был тем человеком, – тут Мэтью еще больше нахмурился – который вместе с Кортом вмешивался в политику Трансвааля. И который, по последним сообщениям из Йоханнесбурга, становился все более активным и непредсказуемым.
Мэтью спустился по ступеням на Пэлл-Мэлл и направился к своему экипажу. Он был так погружен в свои мысли, что почти столкнулся с мужчиной, который неожиданно преградил ему дорогу. Мэтью сердито взглянул на это препятствие на своем пути и хотел пройти мимо, когда незнакомец заговорил.
– Добрый день, мистер Брайт!
Голос был знакомый, но Мэтью рассматривал мужчину с минуту, прежде чем узнал его.
– Коннор, – сказал он. Мужчина улыбнулся.
Тот самый Коннор, который работал у Мэтью в Кимберли и был замешан в торговле крадеными алмазами; который со своим приятелем Брауном по поручению Мэтью украл алмазы Виллема и потом скрылся в Натале.
Очевидно, за последние тринадцать лет дела шли у него не лучшим образом. Его поношенный костюм казался совершенно неуместным у дверей клуба «Сент-Джеймс», и вообще Коннор был не тем человеком, с которым Мэтью хотел, чтобы его видели. Мэтью быстро оглянулся по сторонам и сделал знак Коннору следовать за ним. Когда они сели в экипаж и поехали по направлению к Парк-Лейн, Мэтью недовольно посмотрел на своего спутника.
– Это была случайная встреча, или ты ждал меня?
– И то и другое, хозяин. – Коннор опять улыбнулся, не обращая внимания на явное недовольство Мэтью.
– Я только сегодня случайно увидел вас, но я уже давно хотел поговорить с вами.
– Вот как!
– Когда я увидел вас на суде, я понял, что пришло мое время. Ах, бедняга Джеймсон! Будет гнить в тюрьме целых пятнадцать месяцев.
– Этому дураку еще повезло, что он так легко отделался.
Коннор озадаченно заморгал глазами.
– Конечно, конечно, – поспешно согласился он, видимо не ожидая такой реакции.
– Я кажется ясно дал понять и тебе, и Брауну, что наши отношения закончились, – резко бросил Мэтью. – Я предупредил вас, чтобы вы не смели меня шантажировать. Все осталось в силе – я ни от кого не потерплю угроз.
– Хозяин, хозяин, у меня и в мыслях этого не было. – Коннор развел руками, демонстрируя оскорбленную невинность. – Дело в том, что у меня есть к вам маленькое предложение. После того, как Джеймсона осудили, я подумал… ну…
– Ты подумал, что я буду более податлив, – язвительно произнес Мэтью. – Ты решил, что я буду оплакивать заключение Джеймсона и сожалеть о провале его операции. Значит, твое предложение, очевидно, связано с Трансваалем.
– У меня есть друг, который хочет свергнуть правительство Трансвааля – если он сможет найти надежную финансовую поддержку.
Мэтью засмеялся.
– Просто как в мелодраме! Хотя, пожалуй, это такая же романтическая чепуха, как печально известная ошибка Джеймсона. Нет, Коннор, ты, без сомнения, обратился не к тому человеку. Между прочим, это не Браун тот самый твой «друг»?
– Нет, я сто лет не видел Брауна. Это немец благородного происхождения.
– Могу себе представить его благородное происхождение, – сухо сказал Мэтью. – Вероятно, он не согласен с внешней политикой своего собственного правительства. Кайзер сразу же поздравил Крюгера с провалом выступления Джеймсона.
Мысль Мэтью усиленно заработала. Он ни при каких условиях не собирался вмешиваться в политику, но была одна семья, чья склонность к подобным делам была хорошо известна. Правда, эта семья получила предупреждение о ждущих ее серьезных неприятностях, если ее члены вновь вмешаются в политику Трансвааля.
– Кто этот немец? – спросил Мэтью.
Коннор колебался.
– Как его имя, приятель? – нетерпеливо повторил Мэтью. – Я сам не буду участвовать в ваших планах, но я знаю кое-кого, кто мог бы этим заинтересоваться.
– Фон Фельтхайм, – сказал Коннор. – Барон фон Фельтхайм. Когда я смогу встретиться с этим кое-кем?
Барнато был в Йоханнесбурге, но говорили, что он вскоре возвращается в Англию. Мэтью хотел сначала сам узнать настроение Барни прежде, чем сводить его с Коннором.
– Его пока нет, – медленно произнес Мэтью. – Приходи в мой офис через три недели, но приходи поздно и тайком. Нас не должны видеть вместе.
– Слишком долго ждать. – В голосе Коннора звучало сомнение и недоверие. – Может быть, нам с фон Фельтхаймом стоит поискать кого-то другого.
Мэтью достал пачку банкнот из кармана и протянул ее Коннору.
– Возможно это поможет вам скоротать время.
Высадив Коннора у Гайд-Парка, Мэтью вернулся домой в отличном настроении. Как чудесно вновь заняться делами! Дверь, ведущая к свержению Родса, которая была чуть приоткрыта, теперь стояла распахнутой настежь.
Когда Барни Барнато вернулся в Лондон, Мэтью, не теряя времени, поспешил прощупать его настроение. Кроме недавнего провала в Трансваале, Барнато беспокоил принадлежащий ему банк «Барнато» и падение акций южноафриканских золотых приисков. Новоявленный миллионер с задворков Уайтчепел боялся потерять свои деньги, и то становился агрессивным, то впадал в отчаяние. Когда Мэтью спросил его о суде над Комитетом реформ в Претории, Барнато разразился такими резкими нападками на Крюгера и правительство Трансвааля, что Мэтью понял, что тот созрел для участия в планах фон Фельтхайма. Но с другой стороны, настроение Барнато было таким переменчивым, что на следующий день он мог высказать уже совершенно противоположное мнение. Мэтью решил рискнуть.
– Человек, который вам нужен – Барни Барнато, – сказал он Коннору. – Мне известно, что сегодня вечером он будет в курительной комнате отеля «Метрополь». Советую тебе подходить к нему осторожно, потому что настроение у него изменчивое и непредсказуемое. Но я хочу, чтобы ты понял: я называю тебе имя Барнато только потому, что ты заверил меня в политическом характере вашего плана. Я надеюсь, что твой друг фон Фельтхайм – не жестокий человек.
– Добрый, как ягненок, – заверил его Коннор.
– Позаботься, чтобы он таким и остался, – предупредил его Мэтью. – Конспирация очень важна для мирной смены режима в Трансваале, и я уверен, фон Фельтхайм найдет поддержку среди реформаторов, чьи проблемы после провала заговора так и остались нерешенными. Но вооруженное выступление не стоит планировать. – Мэтью помедлил. – Еще один совет: пусть фон Фельтхайм уговорит Барни ничего не рассказывать своим племянникам Солли и Вольфу Джоэлу о ваших планах. Я боюсь, они могут отговорить его поддержать это предприятие.
Мэтью стремился только дискредитировать Барни, сделать так, чтобы его с позором изгнали из Трансвааля, и таким образом уменьшить его влияние в «Даймонд Компани». К сожалению, он забыл, что иногда как в случае с Фредди – его планы приводили к совершенно другим результатам. Он не сознавал, что, бывало, оказывал разрушающее воздействие на людей и события.
Потрясенный вероломством правительства Трансвааля, обещавшего проявить снисходительность к заключенным, и еще более потрясенный встречей Тиффани с Дани Стейном, Корт дал себе слово никогда не возвращаться в Африку. Прежде чем покинуть Преторию, он уволил нерадивую няню, которая предпочла остаться и выйти замуж за своего поклонника. Решив не искать ей замену в Южной Африке, Корт стал на время путешествия до Саутгемптона и отцом, и гувернанткой, и няней, и даже горничной. Тиффани это понравилось, и она вела себя значительно лучше, чем обычно.
Сейчас она спала в шикарном номере лондонского отеля после напряженного дня осмотра достопримечательностей. Было уже поздно, но Корт, хотя тоже чувствовал усталость, нервно ходил по комнате. Пока он находился в Англии, ему нужно было сделать два дела, но оба они были связаны с Мэтью, и Корт не мог собраться с духом, чтобы обратиться к нему. Внезапно решение проблемы пришло к нему с поразительной простотой, и он удивился, как сразу до него не додумался. Он должен связаться с Николасом.
В гостиной апартаментов Корта оба мужчины радостно приветствовали друг друга, вспоминая счастливые дни, проведенные в Кимберли. Но образ Энн внезапно встал между ними, такой живой и близкий, что печаль затуманила их лица. Они так часто вместе проводили время в обществе Энн, что нынешняя встреча особенно остро напомнила им об их утрате. И после краткого обсуждения дел в алмазном бизнесе и в Трансваале разговор неизбежно коснулся Энн.
– Ее дети, должно, быть, служат большим утешением для всех вас, – сказал Корт.
Николас вздохнул.
– Гораздо меньшим, чем ты можешь себе представить, – признался он. – Филип лицом очень похож на Энн, но это сходство только внешнее. Он – очень замкнутый и скрытный ребенок. Однако, – тут лицо Николаса просветлело, – моя племянница Джулия была такой же в детстве, но потом поменялась, – и он улыбнулся Корту.
– А как малышка? – Корт старался говорить обычным тоном и скрыть свое острое желание узнать, насколько Миранда похожа на его любимую Тиффани.
– Трудно сказать. Ей всего два года. Честно говоря, – признался Николас, – я редко ее вижу. Мэтью ревностно охраняет ее. Но насколько я видел, Миранда похожа на Мэтью, а не на Энн.
– А сам Мэтью? Он здоров?
Николас энергично закивал.
– Он в отличной форме! – Он внимательно посмотрел на Корта. – Я все думал, виделся ли ты с ним. Или только планируешь это сделать?
– Наша встреча маловероятна.
– Почему, Джон? Так обидно. Я знаю, что между вами произошла ссора, но что бы ни было ее причиной, я надеюсь, это было не настолько серьезно, чтобы вы расстались навсегда? И я хочу сказать тебе, – Николас наклонился к Корту, – что Энн была расстроена вашим разрывом. Почему бы вам не помириться хотя бы ради нее?
О, Николас, грустно подумал Корт, если бы ты только знал! Если бы я мог тебе сказать, что именно из-за Энн я никогда не смогу больше заговорить с Мэтью.
– Я бы хотел, чтобы это можно было сделать, но боюсь, ничего не выйдет. Кстати, разговор о Мэтью напомнил мне о некоторых вещах, которые я хотел бы обсудить с тобой. Николас, мне нужна твоя помощь.
– Буду рад помочь, – обрадовался Николас такой возможности.
– Я бы очедь хотел побывать на могиле Энн.
– Конечно. Энн была бы рада, – с чувством ответил Николас. – Но это так просто. Зачем тебе понадобилась моя помощь?
– Как я понял, Энн похоронена в загородном имении Мэтью. Я не могу нарушать границы частного владения.
– Никто не станет тебе препятствовать, старина. Просто попроси садовников или кого-то из слуг, кто окажется поблизости, проводить тебя к могиле. Мэтью там нет, если ты боишься его встретить. Он сейчас у себя дома на Парк-Лейн.
– Я не хочу тайком пробираться во владения Мэтью и красться там, как вор ночью, – упрямо возразил Корт. – Может быть, ты можешь их предупредить, что я приеду?
– Конечно, могу, если ты этого хочешь. Слушай, Рейнолдс посылает в Брайтуэлл в пятницу по железной дороге какие-то припасы. Ты можешь сесть на поезд до Рединга, а потом добраться до Брайтуэлла на экипаже, который приедет за ящиками.
– Отлично! Как я сказал, есть два дела, которые я хотел бы сделать с твоей помощью, но боюсь, что второе потребует твоего личного участия.
Корт коротко рассказал о своих встречах с Дани Стейном в Претории и о предупреждении, которое Дани посылал Мэтью.
– Неужели ты воспринимаешь это серьезно? – воскликнул Николас.
– К сожалению, да, – ответил Корт. – Вспомни, ведь это он напал на Энн и убил Сэма, а его похищение Тиффани до сих пор заставляет меня покрываться холодным потом. Расскажи Мэтью обо всем, что я тебе сообщил, и передай ему, что от Дани исходит огромная опасность. Скажи ему… – Корт замолчал, когда дверь приоткрылась, и в нее просунулась темноволосая головка. – Тиффани! Немедленно иди в постель.
– Я хочу пить, – пожаловалась она.
– Я сейчас принесу тебе чего-нибудь. Быстро в постель!
Тиффани с любопытством посмотрела на толстого мужчину со светлыми волосами и красным лицом.
– Привет, – сказала она. – Я – Тиффани Корт.
– А я – Николас Графтон. – Николас торжественно пожал маленькую ручку и улыбнулся. – Милый ребенок, – пробормотал он.
– Папа, я хочу еще и мороженого.
– Ты уже съела слишком много мороженого сегодня, – возразил Корт, и тут же увидел, как дочь нахмурилась, а ее губы упрямо сжались. – Ну хорошо, – быстро согласился он, – но я ничего не закажу, пока ты не вернешься в постель.
Добившись своего, Тиффани удалилась.
– Я балую ее, – извиняющимся тоном признался Корт, – но видишь ли, у нее нет матери. Я решил, что по крайней мере во всем остальном она не будет нуждаться, но иногда мне кажется, что я чрезмерно компенсирую ее потерю.
– Это вполне естественно.
– О чем я говорил? – вернулся к разговору Корт, заказав мороженое для Тиффани и еще одну бутылку вина. – Да, скажи Мэтью, что Дани не забыл Алиду. Воспоминания о ней сплелись с ненавистью Дани ко всему английскому, поэтому Мэтью стал для него злейшим врагом, олицетворением, так сказать, «иностранного империализма», эксплуатирующего его родину. Скажи Мэтью, что я верю в реальность угрозы и советую ему ни при каких обстоятельствах не возвращаться в Южную Африку.
– Я передам, обещаю. Но было бы лучше, если бы ты сам сказал ему об этом.
– Нет ничего в мире, – медленно произнес Корт, – настолько серьезного, что заставило бы меня вновь заговорить с Мэтью Брайтом.
– Никогда в жизни не слышал такой чепухи!
– Мэтью, Джон очень серьезно отнесся к этому. Он искренне беспокоится о тебе.
– Как добрый друг? – язвительно фыркнул Мэтью. Потом немного смягчился. – Во всяком случае, я знаю, что ты беспокоишься обо мне, но я могу сказать откровенно, что даже если бы это сообщение исходило от кого-то другого, а не Корта, я все равно не придал бы ему внимания. События, о которых он говорил, произошли давным-давно, и уж если кому и нужно было затаить злобу, так это мне, а не Дани.
– Мне все-таки хотелось бы, чтобы ты принял решение не ездить в Африку.
– Сейчас я не планирую поездку ни в Кимберли, ни в Йоханнесбург. Мое присутствие там не требуется; дела идут гладко. – Слишком гладко, подумал Мэтью со вздохом. – Но, – добавил он, – если возникнет необходимость посетить Южную Африку, я не позволю какому-то буру вроде Дани Стейна встать у меня на пути.
– Какой красивый дом! – воскликнул Корт.
– Но наш лучше, – заметила Тиффани.
На самом деле великолепие особняка, огромное поместье и изысканная красота истинно английского пейзажа произвели на нее гораздо большее впечатление, чем она хотела признать. Она пристально посмотрела на дом.
– Все равно я думаю, что Америка лучше.
