Текст книги "Короли алмазов"

Автор книги: Каролин Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Каролин Терри
Короли алмазов

Посвящается

Рою

Пролог

Англия, 1866

Первый бриллиант, который привлек внимание Мэтью Харкорт-Брайта, покоился на пышной груди графини де Гравиньи; холодную красоту камня согревали мягкое тепло ее кожи и изнуряющий зной того лета, когда Мэтью исполнилось шестнадцать лет.

Получив приглашение провести школьные каникулы в Десборо-Парке у своего друга лорда Николаса Графтона, Мэтью обрадовался, когда за ними в Итон прислали экипаж, чтобы быстро доставить их по тенистым проселочным дорогам Беркшира, минуя Рединг, в западную часть графства. С одной стороны, Мэтью наслаждался поездкой, ему нравилось удобство экипажа, его элегантность, герб на дверце и тот особый прием, который они с Николасом получали по дороге, – но с другой, он испытывал тревогу и неловкость, опасаясь холодного приема со стороны герцога Десборо.

Дядя Мэтью носил титул графа Хайклира, и его земли граничили с поместьем Десборо, но отец мальчика был простым сельским священником, и Мэтью весьма болезненно воспринимал разницу между герцогским особняком и довольно скромным жилищем своих родителей. К тому времени Хайклиры уже не относились к числу самых богатых землевладельцев Англии, а по праву первородства не слишком большое состояние семьи целиком перешло старшему сыну. Отец Мэтью, преподобный Перегрин, был дворянином, но жил в бедности, и Мэтью и ему подобным попасть в высшее общество было нелегко.

Однако никто не смог бы заподозрить внутренней неуверенности Мэтью: с невозмутимым видом он сидел в углу экипажа, а его синие глаза с интересом смотрели на мелькавший за окном беркширский пейзаж. Длинные крепкие ноги и широкие плечи придавали Мэтью совсем взрослый вид; он вполне мог сойти за восемнадцатилетнего. Лорд Николас же по сравнению с ним выглядел совсем мальчиком, но никто даже не обращал внимания на Николаса, когда его друг был рядом. Мэтью обладал каким-то природным магнетизмом. Без всяких усилий со своей стороны он приковывал к себе взгляды окружающих. Каждый сразу замечал удивительную красоту его лица, выразительную линию щек, густые золотистые волосы, ясные синие глаза и твердый подбородок, говоривший о решительности характера. Только крупный рот с тонкими губами выдавал чувствительность его натуры. Сейчас, слегка закусив губу от волнения, Мэтью наблюдал, как экипаж миновал ворота усадьбы и остановился у величественного фасада особняка.

– Они, должно, быть, в саду, – сообщил Николас, выскакивая из экипажа, как только тот остановился, и бросаясь вверх по ступеням к двери.

Мэтью не спеша последовал за ним, чтобы дать своему другу время встретиться с семьей без посторонних, и он медленно прошел по прохладному коридору на террасу за домом и спустился по ступеням на лужайку. Его как волной окутал запах роз, доносившийся из сада, и разогретый воздух, в котором слышалось жужжание насекомых. Герцог и герцогиня Десборо и их дочери сидели в тени кедра за накрытым к чаю столом. Пастельные оттенки платьев, белоснежная скатерть и сияние столового серебра мгновенно бросились в глаза Мэтью, когда он вышел на яркое солнце и направился к столу.

Герцог Десборо встал из-за стола и сделал пару шагов в сторону гостя. Бледно-голубые глаза под кустистыми бровями пристально посмотрели на юношу, и лицо герцога исказило выражение пренебрежения и неудовольствия.

– Ваша светлость. – Мэтью поклонился.

Он был немного выше герцога и намеренно старался держать голову высоко. И хотя гордость заставляла Мэтью держать прямыми спину и плечи, ощущение своего более низкого положения, которое всегда появлялось у него в этом доме, вынудило его опустить глаза, когда герцог что-то пробормотал в ответ и отвернулся.

К счастью Мэтью не пришлось столкнуться с той же проблемой, приветствуя хозяйку дома; женщины реагировали на него совершенно иначе, чем мужчины.

– Мэтью, мой дорогой мальчик. – Герцогиня встала, чтобы заключить его в свои объятия. – Мы так рады тебя видеть.

– Очень любезно с вашей стороны было пригласить меня.

– Какие пустяки. У нас хватит места для всех! – ответила герцогиня, небрежно махнув рукой в сторону массивных стен и бесчисленных окон особняка. Надеюсь, твоя сестра чувствует себя лучше.

– Думаю, да. – Мэтью помедлил. – Но боюсь, что мне нельзя будет появиться дома еще несколько недель, – извиняющимся тоном произнес он.

– Несомненно! – воскликнула герцогиня. – Свинка может быть очень серьезной болезнью; ты ни в коем случае не должен подвергать себя опасности заразиться. Ты останешься у нас, мой мальчик, столько, сколько тебе захочется.

– Благодарю вас, мадам. Я и мои родители очень вам признательны. – И Мэтью вновь поклонился.

Герцогиня посмотрела на него, чувствуя, что несмотря на то, что она была матерью шестерых детей, этот юноша не оставлял ее равнодушной. Он всегда был очаровательным мальчиком, но сейчас, подумала она, в нем появилась новая сила и сдержанность, а его поразительная внешняя привлекательность превратилась в истинно мужскую красоту.

– Как ты повзрослел, – медленно произнесла она.

В этот момент Мэтью услышал восторженный вздох и с удивлением увидел, как на лице герцога появилось мечтательное выражение, строгий взгляд смягчился, а на губах появилось подобие улыбки.

Герцогиня посмотрела в ту же сторону, что и ее муж.

– А вот и графиня, – удовлетворенно сказала она. – Можно разливать чай.

Она шла к ним через лужайку; ее широкие юбки колыхались в такт шагам, зонтик скрывал ее лицо от солнца, на ней было белое шелковое платье с серебряными полосками, богато украшенное кружевами. Оно закрывало ее всю: от стройной шеи до кончиков изящных туфель. И все же это платье подчеркивало и ее соблазнительную фигуру с тонкой талией и пышной грудью, и грациозную походку.

Только когда женщина подошла, Мэтью увидел, что она была уже немолода. Но он даже не попытался определить ее возраст. У нее было овальное лицо с чуть выступающими скулами, кожа бледная и просвечивающая, как дорогой фарфор. Глубоко посаженные зеленые глаза с золотистыми крапинками излучали таинственный свет, а губы были крупными и явственными. На женщине была маленькая шляпка из белой соломки, украшенная белыми и желтыми цветами и белой атласной лентой. Шляпка была кокетливо сдвинута вперед и не скрывала роскошные каштановые волосы, высоко поднятые на затылке и сияющим каскадом падающие на плечи. Обращаясь с приветствием к герцогине, графиня повернулась к Мэтью так, что ему стал виден ее изящный профиль с чуть вздернутым носиком.

Никогда еще юноша не чувствовал себя таким робким и неуклюжим, и никогда так сильно не сожалел, что ему всего шестнадцать лет.

– Вы ведь уже встречались с дядей Мэтью, – сказала герцогиня, представив их. – С графом Хайклиром.

– Да, конечно. – Графиня прекрасно говорила по-английски с восхитительным французским акцентом; голос у нее был низким и хрипловатым. – Мне кажется, они похожи. – И прежде чем позволить герцогу проводить себя к столу, она окинула Мэтью оценивающим взглядом из-под длинных темных ресниц.

– Нет, Мэтью точная копия своего отца, – заявила герцогиня. – Перегрин всегда был привлекательнее брата. Как младшему брату, ему пришлось выбирать между армией и церковью, и он выбрал церковь. Насколько я помню, он всегда был излишне благочестивым. – И она чуть слышно вздохнула.

– А ты, Мэтью, ты тоже благочестив? – поинтересовалась графиня.

«Она смеется надо мной», – подумал он, стараясь не покраснеть от смущения.

– Не очень, – сдержано ответил он.

– Прекрасно! – И она опять искоса внимательно посмотрела на него, пока герцог любезно ухаживал за ней.

Мэтью начал передавать по кругу чашки с чаем и тарелочки с пирожными и сэндвичами, а тем временем герцогиня нахваливала его.

– Они с Николасом такие хорошие друзья, – тихо сообщила она, наклоняясь к француженке. – А его старший брат Фредерик учится в Оксфорде с Ламборном.

Герцог недовольно фыркнул: упоминание о его старшем сыне Хью, маркизе Ламборне, не вызвало у него удовольствия, как и разговор о братьях Харкорт-Брайт.

– Никчемные молодые люди, оба! – пробормотал он. – Не понимаю, почему Ламборн и Николас так неразборчивы. Их кузен Суонли гораздо больше подходит им в друзья: он ведь наследник имения и титула Хайклиров. Отношения с этой ветвью семьи были бы значительно полезнее, – и его строгий взгляд остановился на его четырех дочерях, устроившихся рядом с Николасом.

– Дорогой, он услышит тебя! – шепотом заметила герцогиня, неодобрительно взглянув на мужа, и потом громко обратилась к Мэтью. – А Фредди поедет в Каус?

Мэтью все слышал, и хотя ему удалось не показать вида, что такое нелестное мнение о старшем брате вызывает у него стыд, его рука предательски дрогнула, когда он взял чашку со стола.

– Да, мадам.

– И ты тоже хочешь туда поехать! – Герцогиня улыбнулась, когда Мэтью попытался возразить. – Конечно, хочешь. И Николас тоже! Там гораздо интереснее, чем кататься на лодке по озеру Десборо! Но вы еще слишком молоды – у вас еще будет много каусских регат впереди. К тому же вы не единственные, кому приходится пропускать праздник. – Она положила пухлую руку на тонкие пальцы графини. – Графиня с мужем приехали в Лондон на этот сезон, и намеревалась побывать в Каусе до возвращения в Париж. Сейчас граф болен и прикован к постели. Моя дорогая графиня, мы сделаем все возможное, чтобы развлечь вас, но я боюсь, что август в деревне может показаться вам скучным.

Мэтью встал, чтобы подать герцогу тарелочку с пирожными, солнце, пробившееся сквозь густую крону кедра, засверкало в его золотистых волосах. Аккуратный серый костюм был юноше немного тесноват, слишком плотно облегал его широкие плечи и подчеркивал его стройные ноги и узкие бедра.

– Мы что-нибудь придумаем, – тихо произнесла графиня.

В первые недели августа погода оставалась солнечной и жаркой. По утрам мальчики гуляли с собаками, ловили рыбу в реке или ездили верхом; днем отправлялись на озеро купаться. Они мало общались с девочками. Две средние сестры, Джейн и Элизабет, робели в присутствии своего старшего брата и его друга, но самая старшая и самая младшая – Изабель и Энн – были более храбрыми. В свои тринадцать лет Изабель уже бросала лукавые взгляды на Мэтью, приветствуя его с неосознанным природным кокетством, а семилетняя Энн всегда бежала навстречу к брату с радостной улыбкой. Как-то утром спустя примерно две недели после приезда Мэтью, они с Николасом спустились в холл, чтобы отправиться в конюшню, и застали внизу Изабель. Она уже была в костюме для верховой езды.

– Думаю, я бы покаталась с вами сегодня, – беспечно заявила она.

– В самом деле? Тогда ты будешь разочарована! – резко ответил Николас. – У нас с Мэтью есть дела поважнее, чем возиться с малышами!

– Я уже не маленькая, мне тринадцать лет.

– Беги играть с сестрами, Изабель, и оставь нас в покое.

– Мне скучно с сестрами, – недовольным тоном сказала она и обиженно надула губы. – И мне не нравятся девочки, я предпочитаю быть с мальчиками. – Уголком глаз она наблюдала за Мэтью, который стоял чуть поодаль, пока брат и сестра решали свои проблемы.

– Ты никогда раньше не ездила кататься со мной. – Николас с подозрением посмотрел на Изабель. – Обычно ты подлизывалась к Ламборну, и хотя он в Каусе…

Он вдруг замолчал, заметив, куда посматривает Изабель. – Так вот в чем дело! – и он схватил сестру за руку и потащил. – Иди в детскую, дурочка! – прошипел он. – Я не потерплю, чтобы ты вела себя так глупо в присутствии моего друга.

Но Изабель упрямо стояла на месте, не отрывая взгляда от бесстрастного лица Мэтью.

– Я суну тебе за шиворот лягушку, – пригрозил ей Николас и, сунув руку в карман, сделал вид, что достал что-то оттуда и потянулся к девочке.

С громким визгом Изабель бросилась вверх по лестнице. Николас погнался за ней и уже почти настиг ее. Вдруг сверху раздался веселый заливистый смех. Энн выглянула из-за перил и радостно захлопала с ладоши.

– Быстрее, Николас, быстрее!

Николас догнал сестру, но когда она вновь начала визжать, он разжал руку и показал, что там ничего не было.

– На этот раз я тебя провел, глупая! – поддел он ее.

Энн захихикала.

– Какой у тебя смешной вид, Изабель!

Изабель бросила на них сердитый взгляд, потом посмотрела вниз и увидела улыбку на лице Мэтью. Собрав остатки своей уязвленной гордости, она повернулась и со всем достоинством, на которое только была способна, направилась вверх по лестнице.

– Мне кажется, – холодно заметила она, не поворачивая головы, – что вы ведете себя как дети. – И проходя мимо Энн, хлестнула ее плеткой, но не попала.

Николас спустился к Мэтью и поспешно потащил его прочь из дома.

– Папа не выносит шума, – объяснил он, – до сих пор нам удавалось не попадаться ему на глаза по вечерам.

Мэтью задумчиво кивнул. Вечер! Это было то время, которое он жаждал и которого боялся. Моменты сладкой пытки.

В этот день на озере Мэтью впервые признался себе, что с ним творится что-то неладное. Общество Николаса уже не приносило ему такого удовлетворения, как это всегда было раньше. Его терзало странное ощущение беспокойства, тоски, безысходности, чего с ним никогда раньше не случалось. Сначала он приписывал эту душевную тревогу своему исключительно отрицательному отношению к жизни, привычкам и самому существованию своего старшего брата.

– Ники, – неожиданно спросил он, – ты нормально ладишь с Ламборном?

После купания они лежали обнаженными на полотенцах, скрытые от посторонних взглядов густым кустарником, окаймлявшим озеро. Солнце грело их спины, уже успевшие покрыться красивым золотистым загаром.

Николас задумался.

– Мы редко видимся; он приезжает домой, только когда это необходимо – не сходится во взглядах с его светлостью.

В это Мэтью вполне мог поверить.

– А когда ты все-таки видишься с ним, – продолжал допытываться он, – он хорошо с тобой обращается?

– Конечно, – удивленно ответил Николас. – Держится немного снисходительно, но он ведь старший. А почему ты спрашиваешь? Разве Фредди не такой?

Мэтью перевернулся на спину и посмотрел в небо, прикрыв глаза рукой от яркого солнца. Внезапно он пожалел, что заговорил об этом. Никому, даже Николасу, не смог бы он рассказать о своих отношениях с Фредди.

Маленьким мальчиком Мэтью обожал брата, всюду ходил за ним, копировал каждый его жест. Фредди отвечал на это жестокостью, запугивал и обижал Мэтью, причиняя ему моральную и физическую боль. Маленький Мэтью терпел. Подросший Мэтью стал давать сдачи. Сейчас между братьями Харкорт-Брайт существовала непримиримая вражда, которая уже не коренилась в каком-либо конкретном поступке или событии. Просто существовала ненависть, она была частью их существа, как любое из их физических качеств. Она существовала и должна была остаться навсегда.

Мэтью не мог рассказать об этом, потому что его гордость не позволяла ему искать сочувствия, но сейчас он должен был что-то ответить Николасу.

– Фредди ведет себя странно. Стоит мне проявить интерес или привязанность к чему-нибудь, как это либо исчезает, либо ломается. Он, например, ненавидит воду и парусный спорт – у нас в семье все такие, кроме меня – но дядя Джервас сказал папе, что или Фредди, или я можем поехать в Каус с его командой. И Фредди настоял на том, чтобы послали его, просто из-за того, что ему было известно, как мне хотелось туда поехать. Я не хочу сказать, – поспешно добавил Мэтью, – что мне здесь неинтересно, но Фредди сделал это назло мне.

– Он старший, – заметил Николас.

– Можно подумать, что я этого не знаю! Фредди пользуется своим старшинством на все сто. Он не устает напоминать мне, что я лишь второй сын второго сына.

– Ты воспринимаешь все слишком болезненно. Никто на это даже не обращает внимания.

– Фредди обращает. И он, наверное, прав. Мама всегда говорит, что вторые сыновья ничего не стоят, они обречены быть нищими.

– Эй, погоди-ка! – запротестовал Николас, – ведь я тоже второй сын.

– Да, но твой отец не был вторым сыном и ваша семья богаче нашей. Графы Хайклиры никогда не были слишком богатыми. Это напомнило мне кое-что. На пасхальных каникулах Фредди сказал мне совершенно неслыханную вещь. Он сказал: «Если дядя Джервас и кузен Обри умрут, а потом умрет и папа, то я унаследую титул».

– В принципе такое возможно. Но я согласен, что это мало подходящая тема для разговора.

– Хотел бы я знать, – задумчиво произнес Мэтью, – почему он меня ненавидит.

– Это очевидно. Он завидует.

– Завидует? Чему?

Николас приподнялся на локте и недоверчиво посмотрел на друга. Светлые волосы Мэтью стали еще светлее на солнце, а синие глаза выглядели как сапфиры на загорелом лице. Его стройное тело непринужденно раскинулось на белом полотенце.

– Какая скромность! – пошутил Николас. – Или ты давно не смотрелся в зеркало? Ну, я не видел Фредди несколько лет, но не думаю, чтобы он сильно изменился. Я помню, он был низенький, с волосами мышиного цвета, какими-то ужасными усами и визгливым голосом. И еще он был очень толстым.

– Ты прав, – усмехнувшись, сказал Мэтью. – Он совсем не изменился.

– В этом-то все и дело. Главное, что сейчас нужно Фредди, – изрек новоявленный философ, – это любовь красивой женщины, и тогда он перестанет переживать из-за твоего поразительного воздействия на прекрасный пол. Я хочу еще раз искупаться. Ты идешь?

Николас побежал к воде. Он тоже ощутил внезапный приступ ревности – к девушкам, которых будет привлекать Мэтью. Они представляли угрозу для их дружбы. К тому же он инстинктивно почувствовал, что ему надо отойти от Мэтью на некоторое расстояние, чтобы не поддаться желанию протянуть руку и прикоснуться к гладкой коже друга. И Николас, и Мэтью знали о существовании особых отношений между мальчиками и о том, что происходило по ночам в спальнях. Николас уже несколько раз пресекал попытки вовлечь его в подобные дела, но он знал, что хотя почти агрессивная мужественность Мэтью не позволяла открыто заигрывать с ним, многие его однокашники были разочарованны в отсутствии у него интереса к их развлечениям. Николас и сам был немного разочарован, но он находил утешение в прочных дружеских узах, которые связывали его с Мэтью. В озере он начал шумно плескаться, чтобы скрыть свои чувства.

Разомлев на солнце Мэтью не хотел больше купаться. Он перевернулся на живот и уткнулся лицом в полотенце. Скоро придется возвращаться в дом, чтобы переодеться к обеду. Даже летом в деревне обеды в семье Десборо проходили в официальной обстановке. За время пребывания здесь Мэтью в доме часто бывали гости – заезжали друзья и родственники, прервав поездку на юг к морю и на остров Уайт. Вечерние сборища были веселыми и блестящими, парадом живописных кринолинов и сказочных драгоценностей. И каждый вечер в центре всего была графиня де Гравиньи, самая красивая из женщин, чьего внимания искали все мужчины. Она держала в возбуждении всю компанию, и даже непроницаемое лицо герцога отражало тайные желания, когда он смотрел на графиню.

Как бы украшая пышный двор времен Второй империи, графиня каждый вечер спускалась к обеду в новых туалетах от М. Уорта и разных гарнитурах сверкающих украшений. Мэтью не мог решить, какой из ее ансамблей был самым ослепительным: лиловое платье из кисеи с веткой сирени, украшенной драгоценными камнями, золотистое шелковое с разбросанными по нему бриллиантовыми колосками пшеницы, или белое тюлевое с ландышами, дополненное тяжелым жемчужным ожерельем, оттенявшим ее обнаженные плечи.

Но прошлым вечером – при воспоминании о нем у Мэтью перехватило дыхание – прошлым вечером она была особенно хороша. Она рассказывала забавные истории из светской жизни при дворе Наполеона и Евгении, но Мэтью почти не слушал, наслаждаясь лишь звуками ее чудесного голоса. На графине было зеленое платье цвета луговой травы в летний день, цвета ее глаз. Прекрасный лионский шелк был расшит золотыми блестками, похожими на искорки в ее глазах, и она нанесла золотую пудру на свои сияющие волосы. Длинные серьги с изумрудами и бриллиантами сверкали у нее в ушах, но Мэтью не мог оторвать взгляда от ее груди.

Очень смелое декольте открывало белоснежное совершенство ее плеч и мраморную матовость груди. И там, покоясь в ложбинке между грудями, сверкал самый большой и ослепительный бриллиант, который Мэтью когда-либо видел. Это была подвеска грушевидной формы на простой золотой цепочке, радужный огонь которой ослеплял Мэтью. Камень притягивал его взгляд, как огонь мошку, и он не знал, что больше влечет его – украшение или то место, где оно находится.

Он смотрел на бриллиант на фоне великолепной плоти и мечтал; он мысленно видел это прекрасное тело полностью обнаженным, за исключением украшения. Даже за столом эти образы преследовали Мэтью, и его тело отвечало болезненным ощущением между ног. От смущения ему начинало казаться, что все заметили, все поняли причину его возбуждения и прочитали его мысли.

Сейчас разомлевшее на теплом солнце тело Мэтью вновь ответило на его фантазии; он громко застонал и с силой сжал в руке пригоршню песка. Эта женщина преследовала его во сне и наяву. В мечтах он упивался ее красотой и ее близостью, но впадал в отчаяние при мысли о ее недоступности. Заболевшего графа по-прежнему не было видно, но Мэтью не сомневался, что каждый мужчина, присутствовавший на обеде накануне вечером, разделял его собственные чувства. Разве мог шестнадцатилетний подросток соперничать с остроумными светскими львами? И все же… Она как-то странно поглядывала на него; ее брошенный украдкой взгляд, казалось, обещал так много. Несколько раз Мэтью замечал, как она смотрит на него, увлажняя губы острым розовым язычком. Но только надежда начинала просыпаться в нем, как она обращалась к нему: «mon petit», или называла их с Николасом детьми, и Мэтью чувствовал, что его вновь отправили в детскую.

Вдруг Мэтью послышалось, что поблизости хрустнула веточка, и он поднял голову. Несколько минут он прислушивался, но ничто не нарушало тишину. Готовый вновь вернуться к своим размышлениям, он услышал новый звук, похожий на шуршание юбки в высокой траве и заметит что-то желтое, мелькнувшее за кустами. С учащенно бьющимся сердцем он посмотрел в ту сторону. Она была в желтом сегодня. Но почему она наблюдала за ними? Мэтью поежился, представив себе, что ее зеленые с золотыми искорками глаза рассматривают его наготу. Что ей было нужно? Он был в полном замешательстве, но желание, охватившее его, требовало удовлетворения.

Графиня застала герцогиню в тени террасы и села с ней рядом, расправив юбку своего желтого платья. Как бы между прочим она завела разговор о Мэтью.

– Мальчики купаются на озере.

– Слава Боту, что погода стоит отличная, а то я не знала бы, чем их занять. – Герцогиня помедлила. – Мэтью красив, верно?

– Настоящий Адонис, – сразу же согласилась графиня.

– Все так считают. Все оборачиваются, чтобы взглянуть на него. Все, кроме его собственной семьи.

– Это естественно.

Герцогиня покачала головой.

– Нет, то, как семья игнорирует Мэтью, абсолютно неестественно. Позвольте мне кое-что рассказать вам о нем. Как вы знаете, его отец, Перегрин, младший брат нашего соседа, графа Хайклира. Он стал священником не только по необходимости, но и по истинному призванию. Он женился на Луизе, милой темноволосой девушке, но без гроша за душой. Все считали, что это был брак по любви, по крайней мере со стороны Перегрина так и было. Он был бесхарактерным идеалистом и не был способен противостоять очарованию Луизы и ее сильному характеру.

Что-то в том, как герцогиня выделила последние слова, заставило графиню понимающе улыбнуться.

– Значит, Луиза вышла замуж не по любви? Она вышла замуж за графского сына, потому что считала его богатым и занимающим высокое положение в обществе?

– Вот именно. Никто не знает точно, что она сказала, когда обнаружила свою ошибку, но ее злой язык теперь известен всему графству. Она стала сварливой, толстой и некрасивой, и постоянно жалуется на отсутствие состояния и положения в обществе. Теперь Перегрина и Луизу Харкорт-Брайт почти никуда не приглашают, но причина этой изоляции лежит в неприятном характере и недостатке воспитания у Луизы.

– Действительно несчастливая семья. Мне жаль ее мужа и детей.

– Нет нужды жалеть Перегрина. Жалобы Луизы не затрагивают его безгрешную душу; он занят делами своих прихожан и мало бывает дома. Но я думаю, и вы со мной согласитесь, что недовольство Луизы своей жизнью может дурно повлиять на ее детей.

– Почти наверняка они будут смотреть на все глазами своей матери, – согласилась графиня, озабоченно нахмурив брови.

– Луиза души не чает во Фредди и старается, чтобы он постоянно был в центре внимания. Перегрин больше тяготеет к мягкой послушной Мэри. Я вижу, как одинок Мэтью – это участь многих средних детей.

– Я все равно не понимаю, как Луиза может игнорировать своего маленького греческого бога.

– Часто случается, что между матерью и ее первенцем-сыном устанавливаются особые отношения. А Фредди к тому же похож на членов семьи Луизы, тогда как Мэтью унаследовал прекрасные внешние данные Харкорт-Брайтов.

– Однако, – вкрадчиво улыбнулась герцогиня, – не думаю, что нам стоит беспокоиться о Мэтью. С такой внешностью и уверенностью в себе он сам сумеет о себе позаботиться.

Графиня улыбнулась своей собеседнице, но наблюдательный взгляд мог бы заметить, что она улыбалась лишь губами, а глаза хранили загадочное выражение. Она обладала врожденной способностью понимать мужчин; под любой маской она без труда обнаруживала их слабости и уязвимые места. Она догадывалась, что в действительности Мэтью не хватало уверенности в себе, что он обладал чувствительной и легко ранимой натурой, но был горд и скрывал свои чувства.

Но что было гораздо важнее, графиня понимала, что Мэтью рос без любви и инстинктивно искал ее. Острая боль пронзила сердце графини, когда она представила себе красоту Мэтью и ту власть, которая заключена в ней. Боже мой! Если бы она была моложе, какой парой они могли быть! Легкий вздох сорвался с ее губ, когда она была вынуждена признать, что не может дать Мэтью той любви, которую он ищет. Однако сделать ему другой подарок было вполне в ее силах.

Когда мальчики вернулись в дом, Николас стал жаловаться на головную боль и недомогание.

Слишком долго был на солнце, сделала вывод герцогиня и отправила его в постель.

В этот день Десборо и их гости обедали у соседей, и Мэтью пришлось съесть свой обед в комнате Николаса. Он был расстроен тем, что он пропустил развлечение, но он не мог покинуть больного друга. Глядя на белокурую голову на подушке, он чувствовал побуждение защищать друга и думал о том, что он очень многим обязан Николасу. «Он мог выбрать себе в друзья кого угодно, – думал он, – но он выбрал меня, хотя я ничего не могу ему дать кроме себя самого. У меня нет денег, нет красивого дома, где я мог бы принимать его в каникулы. Он даже не боится того, что его отец не одобряет нашу дружбу». В Николасе было мужество и преданность и вместе с тем беззащитность, которая вызывала волну нежности в сердце Мэтью. Он сидел у постели друга до тех пор, пока снотворное не принесло ему облегчения, и он не заснул. Тогда Мэтью тихо поднялся и побрел по пустому коридору в свою комнату.

Было восемь часов. Солнце еще светило, опустившись к самому горизонту, и в комнате было очень душно. Мэтью постоял у окна, глядя на пустой сад и прислушиваясь к непривычной тишине в доме. Герцог со своими гостями отбыл к соседям на обед, юные леди отправились в детскую, а слуги, без сомнения, наслаждались свободой и веселой трапезой на кухне. Мэтью вдруг стало одиноко и грустно. Он сбросил одежду и улегся в постель, укрывшись лишь тонкой простыней. Сначала он взялся за книгу, но скоро почувствовал, что у него нет настроения читать. Отложив книгу, он бесцельно уставился в потолок.

Вероятно, он задремал, но легкий стук в дверь разбудил его. Приподнявшись на локте, он отчаянно старался сбросить с себя сон и окончательно проснуться. В этот момент он увидел, что в комнату вошел кто-то в белом. Это была графиня. Не веря своим глазам, Мэтью как зачарованный смотрел, как она приблизилась к нему и села на край кровати.

– Николас спит, – сказала она. – Я решила зайти, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Бедный малыш, какой скучный вечер ты провел.

Графиня была закутана в пеньюар из полупрозрачного белого шелка. Когда она наклонилась к Мэтью, складки на груди распахнулись, и там в нежной ложбинке между грудями стал виден бриллиант. Последние лучи заходящего солнца, проникшие в комнату, зажгли ослепительный огонь в глубине камня. Пораженный красотой женской груди и игрой бриллианта, Мэтью не мог отвести от них взгляда и увидел, как по шелковистой коже графини скатилась капелька пота и задержалась на поверхности камня. Мэтью показалось, что все стало каким-то нереальным – ужасная жара, странная тишина, даже птицы перестали петь, и его сердце тоже замерло. Инстинкт побуждал его прижаться губами к этим великолепным грудям и слизывать капельки пота. Эти мысли вызвали мгновенную реакцию его тела, и стало заметно возбужденное состояние его члена под простыней.

Испугавшись насмешки, Мэтью отвернулся к стене. Графиня несколько мгновений смотрела на красноречивое напряжение простыни, потом медленно сдернула простыню, обнажив тело Мэтью.

– Я вижу, что ты прекрасно себя чувствуешь, – своим низким обольстительным голосом сказала она, – и я больше не буду называть тебя малыш.

Ее рука потянулась к нему, и на одно мгновение Мэтью показалось, что она хочет обнять его разгоряченное тело. Вместо этого графиня положила прохладную руку ему на бедро, любуясь его красотой в полном расцвете юности, наслаждаясь его пышущим здоровьем и чистотой непорочного тела.

– Я думал, вы ухали вместе со всеми, – пролепетал Мэтью.

– У меня есть отговорка. Мой муж нездоров. Но сейчас он спит, и мы… – она помолчала, – мы одни.

Мэтью ничего не сказал, но лежал весь напряженный, крепко прижав руки к бокам.

– Разве ты не хочешь дотронуться до меня? – мягко спросила графиня.

– Вы же знаете, что хочу, – прошептал он, – но…

– Ты думаешь, я играю с тобой, дразню тебя, а когда ты протянешь руку, сразу же ударю. Нет, дорогой, я пришла сюда, чтобы любить тебя. У меня нет особых талантов, но я обладаю одним великим даром – я сведуща в искусстве любви. И я выбрала тебя, чтобы поделиться им с тобой.

– Почему меня?

– Потому что ты красив, и я хочу тебя. И потому, что я вижу в тебе задатки великой страсти, достойной моего искусства. – Рука графини продолжала лежать у него на бедре, но теперь она начала гладить его ногу, медленно поднимаясь все выше. – Не для тебя неуклюжие попытки получить удовольствие с неопытной и стыдливой невестой, встреча с продажной куртизанкой или торопливый акт в дешевом борделе. Иди ко мне… – и она поднесла его руку к своей груди.