Текст книги "Вентус"

Автор книги: Карл Шредер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Королева аккуратно подобрала белую сорочку и села на каменную скамейку, держа в правой руке короткий скипетр из зеленой яшмы. Вокруг царила тишина. Лавин разбил лагерь почти под стенами замка, но не сможет атаковать в течение трех дней, поскольку это запрещалось древней традицией, более строгой, чем закон. В эти дни праздновался приход осени и войны были запрещены. Ирония судьбы, подумала королева, что ей отведено именно это время, чтобы подготовиться к приходу Лавина. Она улыбалась, любуясь красотой пруда. За воротами – смерть и разруха, а здесь царит такой покой! Поразительно.

«На твоей могиле тоже вырастут цветы, – сказала она себе. – Луна улыбается всем, в том числе рабам и калекам».

Диадема была похожа на бриллиант, который держали в воздухе ухоженные руки деревьев. Отражение медленно подплывало к Гале по воде, высвечивая все изгибы стволов и ветвей и создавая ту чудесную иллюзию оживления, которая случалась только раз в году. Но вдруг на белоснежной поверхности луны появилось пятно. Королева быстро встала. Пятно превратилось в гигантского черного мотылька размером в две ладони. Такие мотыльки-многодневки обитали в горах к востоку от дворца. Он полетел, трепеща крылышками, над прудом, прямо к королеве, а потом завис в воздухе напротив нее. Гала села.

– Чего тебе надо, малыш?

Мотылек нырнул вниз, взлетел кверху и наконец, набравшись смелости, сел королеве на колени. Гала никогда не боялась насекомых. Она любовалась ночным гостем, пытаясь внушить себе, что это своего рода предзнаменование. Однако тщетно – давно прошли те времена, когда знамения могли сказать королеве что-то, чего она не знала. Скоро Лавин начнет атаку, и это неотвратимо.

Внезапно у мотылька словно выросла еще пара крыльев, потом он хлопнул ими… и развернулся.

Гала не веря глазам, уставилась на лист бумаги, лежавший у нее на коленях.

Она коснулась его трясущимися руками. Листок был квадратный, гладкий, сухой – и чуть теплый. На нем смутно темнели слова.

У Галы мурашки пошли по спине. Она никогда не видела ничего подобного и никогда о таком не слышала. Морфы умели изменять животных, да, однако не умели читать. Может, это послание от какого-то нового Ветра, с которым она еще не встречалась? Или же опресни – Ветры, которые помогли ей взойти на трон, – решили вновь вмешаться в ее судьбу?

Королева взяла письмо за уголок и повернула к лунному свету. А затем начала читать.

Дозволено ли мне смиренно молить королеву Галу, жену этого мира, дать аудиенцию страннику? Ибо я не отдыхал на зеленой земле с тех пор, как были заложены древние камни твоего дворца, и не общался с родственной душой с тех пор, как язык, на котором ты говоришь, о королева, появился на свет.

Я прибыл падающей звездой с небес и теперь снова чувствую, что значит дышать. Я хочу поговорить с подобным мне созданием, чьи глаза вбирают в себя весь этот мир, ибо я одинок и меня мучает вопрос, на который даже небеса не в силах ответить.

Mayт.

Дальше шла еще строчка. Королева прочла ее и в изумлении покачала головой. Это были четкие инструкции, как встретить существо, написавшее ей. Встретить его или ее сегодня ночью.

Гала взглянула вверх, пытаясь увидеть след падающей звезды. Потом посмотрела на письмо. «Конечно, я поговорю с тобой».

Она поборола желание вскочить со скамейки и ринуться во дворец. С кем можно поделиться?.. Сердце колотилось, голова шла кругом. Гала вдохнула слабый аромат дождя, исходивший от бумаги, все еще лежавшей у нее на коленях.

Королева приказала себе успокоиться. Ее внимание снова привлек пруд. По его краям сейчас стояли и ждали грациозные придворные, одетые в капли росы и плющ. Садовые растения культивировали таким образом, чтобы они появлялись в виде придворных лишь на несколько минут в эту ночь. Гала с детства поражалась человеческой изобретательности, сумевшей создать такой шедевр, и это зрелище в прошлом укрепляло ее решимость возделывать все земли так, как если бы они были садом.

Призрачные фигуры повернулись лицом к восходящей луне. Пруд казался зеркальной дорожкой между ними, и отражение Диадемы приближалось по ней к королеве, чтобы поприветствовать ее.

Но на сей раз волшебное зрелище навеяло на королеву грусть. Гала представила лица своих настоящих придворных на этих эфемерных фигурах, вообразив саму себя отражением луны. Вся эта игра теней скоро закончится под выстрелами и клинками наглого генерала, ждавшего за воротами. Одна тень победит другую.

Гала в страхе закрыла глаза.

«Прекрати! – сказала она себе. – Я не тень! Я сама Диадема. Все вокруг озарено моим светом. Даже генерал, который придет убить меня».

Она посмотрела вниз на письмо и беспечно рассмеялась. А потом встала и пошла в замок.

Помещение, в котором она решила дождаться гонца, представляло собой старую воздушную шахту для охлаждения Оленьего Дома, находившегося в центре дворца. Вначале в шахту вели выходы и с других этажей, но какой-то предок-параноик замуровал их. Гала обнаружила это место еще ребенком, однако после того, как опресни посадили ее на трон, оно приобрело для нее новый, символический смысл.

Приходя сюда, королева то мерила шагами квадратную трехметровую клетушку, то писала оскорбительные слова на стенах, то кричала на облака, обрамленные кирпичной кладкой далеко вверху. Здесь она разрывала на себе одежды, и рыдала, и вытворяла такое, о чем не принято говорить вслух. Сейчас она легла на спину и уставилась на звезды.

Гость, должно быть, уже подходит к крепостной стене. Инструкции просты: спусти веревку в центре южной амбразуры и будь готова втянуть ее наверх. Гала хотела сама встретить его там и еле сдерживала желание вскочить на ноги, прижимая ладони к холодному каменному полу. Но что бы ни случилось, она не имеет права вести себя как неуклюжая инженю. Если ей наносит визит Ветер, она должна встретить его как равная. Она подождет.

Но она же не одета как полагается!.. Гала со стоном встала и выбежала из шахты. Одна из фрейлин присела перед ней в реверансе. Королева махнула рукой:

– Наше черное платье. Бархатное. Живее! Девушка снова присела в поклоне и побежала прочь.

Гала вернулась в шахту и закрыла массивную дверь, которую сделали в шахте по ее приказу.

– Почему именно сейчас? – спросила она и ударила в дверь каблуком. – Я почти мертва! Еще день-другой… Сволочи! Сами посадили меня на трон – а теперь предали!

«Хотя я только и делала, что сопротивлялась Ветрам», – напомнила она себе.

Вот уже несколько недель королева жила в состоянии крайнего напряжения, как и все в замке. Ее придворные и слуги были истыми япсианами и не умели разряжать эмоции. Гала учила их на собственном примере: она смеялась, плакала, металась по замку и орала, однако когда приходила пора принимать решение, брала себя в руки и делала то, что надо.

Слишком поздно. Лавин пришел убить ее. Почему именно он? Она любила его! Они могли бы пожениться, если бы между ними не стояла целая толпа бдительных придворных и правила старинного этикета. Гала подумала, причем уже не в первый раз: а может, таким образом он хочет наконец овладеть ею? Ирония судьбы вызвала у нее горькую усмешку.

– Ну же, скорее!

В коридоре показались горничные с платьем и шкатулкой с драгоценностями.

– Входите!

Горничные замялись. Сюда никогда никто не входил, кроме королевы. Наверняка об этом месте слагались всяческие небылицы.

– Заходите! Вас тут не укусят. Три женщины обступили ее.

– Оденьте меня!

Гала вытянула руки вперед. Горничные занялись своим делом, украдкой оглядываясь по сторонам. Иногда Гала проводила здесь целые ночи и часто выходила с новыми идеями или решениями. Королева знала, что кто-то все-таки поддался любопытству и вломился сюда, об этом свидетельствовали мелкие царапинки вокруг запора на двери. Очевидно, взломщики точно так же, как эти женщины, с недоумением оглядывались кругом, поскольку здесь не было практически ничего – ни потайной лестницы, ни магических книг, ни даже кресла или свечи. Только немного грязи по углам и небо вместо потолка. Они всю жизнь удивлялись ей. Пусть подивятся еще немного.

– Комната для гостя приготовлена? – спросила Гала.

– Да, ваше величество.

– А как у нас с припасами?

– Говорят, неплохо.

– Наградите солдат, которые приведут нашего гостя к стенам замка. Дайте каждому по двойному пайку.

– Да, ваше величество. Мадам!

– В чем дело? Дайте мне зеркало.

– Кто этот человек? Шпион?

– Посланник, – коротко ответила она. Удовлетворенная своим видом, королева подобрала юбки и вышла из комнаты. Фрейлины последовали за ней, бросая последние взгляды на шахту.

На Галу вдруг что-то нашло, и она из чистого озорства решила оставить дверь открытой – в первый раз за всю жизнь. Подавляя улыбку, королева прошла в тронный зал.

В детстве она сочиняла разные истории о фигурах, нарисованных на потолке тронного зала. Позже Гала узнала, что мужчины и женщины, борющиеся друг с другом в экстравагантных позах, представляют собой аллегории исторических событий. Но было уже поздно; женщина, нарисованная прямо над троном, так и осталась для нее Сраженной танцовщицей, а не идеализированной королевой Делиной. Двое мужчин, дерущихся в облаках рядом с западным окном, были для нее Тайными любовниками, а не королем Андалусом, свергающим регента-^самозванца. Всякий раз, входя в зал, королева бросала взгляд наверх и улыбалась своему пантеону. Все вокруг считали, что королева черпает силы, глядя на историю своей семьи, – и при мысли об этом Гала улыбалась опять.

Она села на трон и приготовилась ждать. Когда в последний раз ей доводилось принимать гостя, не знакомого с историей Япсии во всех подробностях? Если чужеземец и впрямь явился с небес, сумеет ли он узнать, кто изображен на фресках?

Или же для него это будут просто картины, как для нее в детстве, когда она занималась собственным мифотворчеством?

А может, он знает все эти истории, точно так же, как знают их опресни? Королева нахмурилась и выпрямила спину.

Дворецкий вытянулся в струнку. Вид у него был недовольный и растерянный – беднягу бесцеремонно подняли с постели.

– Ваше величество! – Дворецкий, не скрывая удивления, прочел карточку, которую ему подали. – Лорд Маут и леди Меган.

Маут?

Меган остановилась.

– Что это за имя? – прошептала она, обращаясь к Армигеру.

– Мое имя, – просто ответил тот. – По крайней мере одно из них.

Он улыбнулся и вошел в просторный, ярко освещенный зал, словно к себе домой.

Гала подавила желание встать. Сейчас, видя гостя перед собой, она не могла понять, чего она, собственно, ожидала. Судя по внешнему виду, он не был ни чудовищем, ни богом.

Зрелый мужчина лет сорока, длинные волосы заплетены в косичку, лежащую на правом плече. Точеное лицо с высоким лбом, прямым носом и сильным ртом. Значительно выше ее ростом, в пыльном дорожном костюме и мягких сапожках. На поясе пустые ножны. Когда он остановился метрах в четырех от трона, Гала заметила морщинки вокруг глаз и возле рта, придававшие лицу улыбчивое и одновременно усталое выражение.

За ним, словно тень, стояла крестьянка с выражением испуга и вызова на лице. Когда Маут поклонился, женщина присела в глубоком реверансе, но потом, подняв голову, посмотрела Гале прямо в глаза. Во взгляде ее не было ни враждебности, ни почтения – только невольное любопытство. Гале она сразу понравилась.

Королева подняла сложенное письмо.

– Ты знаешь, что в нем написано? – спросила она у мужчины. Он снова поклонился.

– Знаю. – Голос у него был глубокий и проникновенный. По губам скользнула мимолетная улыбка. – «Дозволено ли мне смиренно молить королеву Галу, жену этого мира, дать аудиенцию страннику? Ибо я не отдыхал на зеленой земле с тех пор, как были заложены древние камни твоего дворца, и не общался с родственной душой с тех пор, как язык, на котором ты говоришь, о королева, появился на свет».

Гала заметила, как женщина по имени Меган вздрогнула и уставилась на Маута. Забавно…

– Кто ты? И почему называешь меня родственной душой? . Маут пожал плечами:

– Я не могу сказать, кто я, – для этого просто нет слов. Я не человек, несмотря на свою наружность…

– Чем ты можешь это доказать?

Он, похоже, рассердился, что его прервали. И лишь потом до него дошло, о чем она.

– Разве мой мотылек недостаточно убедителен?

– Есть люди, которые умеют мастерски водить других за нос, Маут. Твой мотылек был очень убедителен. Но убедить – еще не значит доказать.

Маут махнул рукой.

– Чтобы совершить это маленькое чудо, мне понадобилось много энергии. У меня ее мало, а времени на восстановление сил нет совсем.

Гала откинулась на спинку трона, невольно чувствуя, что ее предали.

– Значит, ты больше не можешь делать фокусы? – с циничной улыбкой спросила она. – Ты это хотел сказать?

– Я не фокусник!

– А я не дура!

Они обменялись гневными взглядами. Тут Гала заметила, что Меган прикрывает рот ладонью, пряча улыбку. Королева криво усмехнулась.

– Ты знаешь наше положение. Сейчас не время для трюков и лжи. Что удивительного, если я требую доказательств?

Армигер покачал головой:

– Прости меня, королева Гала. Я утратил свою прежнюю силу и потому стал бестактным и вспыльчивым.

– Но не пугливым, – промолвила она. – Ты не боишься меня.

– Он ничего не боится, – сказала спутница Маута.

Тон ее не был хвастливым – скорее чуть извиняющимся. Или смиренным.

Маут снова пожал плечами:

– Похоже, мы плохо начали. Я очень устал – слишком устал для чудес. Но я действительно тот, за кого себя выдаю.

– Ты не сказал, кто ты. Он нахмурился.

– В твоем языке есть древнее слово, которое сейчас редко кто вспоминает. Это слово «бог». Я бог – вернее, был богом. И хочу снова стать им. Поэтому я пришел к тебе. Ты единственный человек на Вентусе, имеющий представление об устройстве мира. Возможно, ты обладаешь знанием, которое мне нужно, чтобы снова стать тем, кем я был когда-то.

– Ты меня заинтриговал, – сказала Гала.

Честно говоря, это звучало невероятно, однако… ее пальцы гладили письмо, лежавшее на коленях. Факт оставался фактом.

А что до лести… королева была уверена, что никто на планете не обладает такими знаниями, как она. И ей было немного приятно, что он это признал.

– С какой стати я должна делиться с тобой знаниями, даже если они у меня есть?

Маут заложил руки за спину, казалось, еле сдерживая желание зашагать по залу взад-вперед.

– Ты смотрела на небо, – начал он. – Все люди делают это время от времени. И ты задавала вопросы. Ты хочешь исследовать небо. В своем человеческом желании понять ты хочешь исследовать саму природу – все, что устроено иначе. Ты человек, Гала, и твое безумие очень характерно для людей: ты желаешь, чтобы вся природа заговорила человеческими голосами. Если бы камни могли говорить, что бы они сказали? Такие люди, как ты, придумали и богов, и правительства, и категории, и даже различие полов как средство исследования этой инакости. Ты желаешь, чтобы мир заговорил на твоем языке! Вот твое самое заветное желание. Оно определило всю твою жизнь. Скажи «нет», если сможешь! Извини, если это покажется тебе высокомерным, но я пришел, чтобы исполнить твое желание. Я – все то, чем ты никогда не была. Я был пылающими атомами на искусственной звезде, резонансами электромагнитного пожара и холодными металлическими машинами в широкой сети, раскинутой между туманностями. Я камень и организм, живой и мертвый, цельный и разъятый на части. Мне, безголосому, дан язык, чтобы говорить. И я скажу.

Ирония заключалась в том, что на этой планете камни говорили; самый воздух шептал ему в ухо, и Армигер усмехнулся при мысли об этом. Однако люди оставались глухи к языку Ветров. Сам Армигер, хотя слышал их язык, не понимал его. Звук собственных слов быстро поглощался каменными стенами, старинными шторами, лакированными деревянными шкафчиками. И во всех этих вещах жили Ветры.

Армигер знал, что они могли его слышать; однако, похоже, им было все равно, о чем он говорит. Хозяева Вентуса продолжали заниматься своими непостижимыми делами.

Он говорил отчасти и от их имени, но они, как всегда, игнорировали его. Так что, подумал Армигер, слова растворились в камне, коврах, дереве. Никто, кроме двух женщин, стоявших рядом с ним, не слышал его похвальбы.

Но, хотя никто его в замке не слышал, голос Армигра продолжал звучать. Он проникал в комнаты и залы старинного здания и проходил сквозь песок и камни планеты, словно те были сделаны из воздуха. В облаках, с которых глазели вниз Ветры, живущие в каплях дождя, голос Армигера вспыхивал, как незнакомая молния на той частоте, которую они не воспринимали. Даже Лебеди Диадемы, кружащиеся в тысячелетнем танце в поясе Ван Аллена, могли бы услышать его, если бы захотели.

Но Лебеди не услышали, точно так же как и горные Ветры – пожиратели камней и другие бессмертные духи планеты. Лишь одинокий юноша, грустно сидевший у костра, произнес слова Армигера и выпрямился, прислушиваясь к ним.

16

Тамсин Герма первая заметила человека на дороге. Ее дядя Сунейл самозабвенно рассказывал о роскошном приеме, на котором он побывал в столице. Руки и глаза Тамсин все утро были заняты новой вышивкой, гораздо более трудной, чем та, что дядя велел ей сделать в прошлый раз. Но время от времени (Тамсин скрывала это от него) ей приходилось ненадолго прерываться, потому что руки начинали трястись. Ее больная нога лежала на подушках, колени защищало от утренних холодов одеяло, и все-таки она не чувствовала себя уютно.

Конечно, они уже не раз проезжали мимо фермеров и других простолюдинов, шагавших по дороге, которая считалась главной здесь, в богом забытом глухом уголке Мемнона. Вчера они повстречали на тракте трех коров и целое стадо овец!

– …держи нож как полагается, ясно? Не так, как ты держала его вчера за ужином, – говорил ее дядя. – Ты слушаешь меня?

– Да, дядя.

– Вот вернемся домой и снова будем ходить на такие пиры. – Он неуверенно поскреб щетину на подбородке. – Не может быть, чтобы там не осталось ничего от прежней жизни!

Тамсин посмотрела поверх округлого крупа лошади и увидела сидящую фигуру. Путник выглядел странно. Совсем не похож на фермера. Во-первых, он был одет во что-то красное – редкий цвет для простолюдинов. А во-вторых, Тамсин разглядела золотистую ткань, обмотанную вокруг шеи и свисавшую из-под камзола.

– Дядя! Впереди какой-то странный человек.

– Да? – Он сразу насторожился. – Только один? Он нам машет? Ага, вижу!

Дядя рассказывал ей о разбойниках с большой дороги и учил, как их распознавать. Но этот человек не подходил под определение.

Когда они подъехали ближе, Тамсин с трудом поднялась на ноги и посмотрела на незнакомца сверху вниз. Молодой, волосы черные, одет как щеголь, хотя одежда заляпана грязью и порвана. Через плечо перекинут большой кожаный мешок. В одной руке юноша держал нож, в другой – наполовину обструганную палку, которую продолжал строгать.

Внезапно незнакомец встал. Вид у него был встревоженный, однако он не глядел в их сторону. Он уронил нож, затем поднял его и зашагал вдоль по дороге, казалось, разговаривая сам с собой.

– По-моему, он все-таки разбойник. Или сумасшедший. Наверняка снял эту одежду со своей жертвы.

Дядя покачал головой.

– Настоящая молодая леди должна разбираться в покрое. Присмотрись, и ты увидишь, что одежда сшита именно на него. А теперь лучше сядь, не то вывалишься из фургона.

Тамсин села. Вид у незнакомца был загадочный, но, в конце концов, они же не знают, кто он такой. Разумнее всего просто проехать мимо. Она сложила руки на коленях, ожидая, что дядя подстегнет лошадей.

Дядя Сунейл поднял руку.

– Эй, путник! Приветствую тебя на дороге, ведущей в Япсию.

Два дня он только шел и шел. Джордан выдохся и начал уже подозревать, что его желание встретиться с Армигером невыполнимо. Плечи ныли от неподъемной ноши – Каландрия положила в свой мешок запасы на несколько человек. Поэтому, когда Утренние лучи растопили ночной холод, он сел на придорожный камень отдохнуть.

Можно было бы махнуть на все рукой и сдаться, если бы не видения каких-то далеких, но реальных мест, которые появлялись, как только Джордан садился передохнуть. Они-то и побуждали его двигаться вперед.

Ему необходимо было чем-то заняться, чтобы держать эти видения под контролем. Джордан начал выстругивать себе палку. Вот и сейчас он достал ее и, сжав губы, сосредоточился на работе.

Прошлой ночью, когда Джордан, погруженный в раздумья, сидел у своего костерка, Армигер сказал королеве Гале: «Ты желаешь, чтобы вся природа заговорила человеческими голосами. Если бы камни могли говорить, что бы они сказали?» Генерал словно знал, что Джордан его слышит.

Армигер не рассказал о себе. Было уже поздно, королева отложила аудиенцию на сегодня. Джордана это не разочаровало. Он несколько часов пролежал без сна, раздумывая над словами Армигера. Затем, подавив жалость к самому себе и не обращая внимания на усталость, заставил себя принять решение. Пора было сделать то, что он давно откладывал.

Несмотря на все свои напасти и одиночество, Джордан ни на минуту не забывал о том, что может слышать не только голос Армигера. В тот вечер, когда спустились Небесные Крюки, Джордан научился также слышать голоса Ветров. До сегодняшнего утра он сознательно заглушал их, поскольку боялся, что Небесные Крюки могут в любой момент обрушиться с нёба и схватить его.

Юноша соорудил из шали Каландрии Мэй что-то вроде пончо и застегнул камзол поверх него. Золотистая ткань вылезала из-под камзола, как птичий хвост, и сверкала на шее, словно круглый щегольской воротник. Но, похоже, свою задачу она выполняла. Ветры до сих пор не знали, где он.

Когда Небесные Крюки обрушились на поместье Боро, Джордан обнаружил, что может слышать голоса одушевленных и неодушевленных созданий. Каждый предмет имел свой голос. Каждая вещь объявляла о том, кто она такая, снова и снова, как птицы, которые весь день щебечут свое имя просто так, ради удовольствия. Теперь, когда Джордан знал о существовании голосов, он мог настроиться; накануне вечером и сегодня утром он тренировался, то настраиваясь на слушание речитатива, то отключаясь от него.

Если как следует постараться, он мог вычленить слова отдельных предметов.

Джордан поднял нож, которым строгал палку, и сосредоточился на нем. Через пару минут он услышал голос: «Сталь. Стальное лезвие. Углеродистая сталь, нож».

В имении Боро Джордан уже разговаривал с таким же мелким духом, и тот ему ответил. «Я камень», – сказал дверной проем. Способность разговаривать с вещами не казалась Джордану чем-то сверхъестественным, особенно в свете последних событий. По словам священника Аллегри, Ветры являлись некоторым людям и не наказывали их за это. Аллегри сказал Джордану, что он, возможно, наделен таким талантом. Тогда он ошибся; Джордану являлся Армигер – а это Ветрам определенно не нравилось.

Но общение с простым предметом, казалось, не имело к Армигеру никакого отношения. Быть может, умение общаться с вещами развилось у Джордана в результате того, что Каландрия сделала с его головой. А как к этому относились Ветры?

Ладно, в любом случае у него есть защитная шаль. Джордан был уверен, что сумеет вовремя услышать приближение Ветров и сбежать.

Так что все зависело исключительно от того, хватит ли у него смелости.

– Кто ты? – спросил он у ножа. «Я нож», – ответил тот.

Несмотря на то что Джордан ожидал услышать именно этот ответ, он так опешил, что выронил ножик из рук. Подняв нож, юноша нервно зашагал взад-вперед.

– Из чего ты сделан?

Голос в голове звучал ясно и нейтрально, ни мужской, ни женский: «Я соединение железа и углерода. Углерод – это закаливающий агент».

Джордан кивнул, думая, что бы спросить еще, и задал самый естественный вопрос:

– Как ты говоришь?

«Я передаю комбинированный дробный сигнал на видимых частотах».

Джордан ничего не понял.

– А почему другие люди не слышат тебя? «Они не способны меня услышать».

«Это не ответ, – подумал Джордан. – Как я могу что-то узнать, если не знаю, что спрашивать?»

– Кто тебя сделал?

– Эй, путник! Приветствую тебя на дороге, ведущей в Япсию. На секунду Джордану показалось, что это сказал нож. Потом он обернулся. По дороге ехал крытый фургон, запряженный двумя лошадьми. Спереди сидели люди. Возница махал ему рукой.

Внезапно насторожившись, Джордан сунул нож за пояс. Он знал, что из-под камзола торчит золотистая шаль, но прятать ее было поздно.

– Здравствуй!

Мужчина говорил с иностранным акцентом. Пожилой, с венчиком белых волос вокруг загорелого черепа. Одет во все новенькое, как горожанин.

С ним была девушка, на вид ровесница Джордана, в платье в оборках и шляпке; лицо под шляпкой было загорелым, а прядь светлых волос – выбеленной лучами солнца. Она держала в сильных, мозолистых руках пяльцы с вышивкой и хмуро глядела на Джордана.

– Куда направляешься, сынок? – спросил возница. Джордан махнул рукой.

– На юг. В Япсию.

– Да? Мы тоже. Возвращаешься домой?

– Э-э… Да.

– Но у тебя мемнонский акцент, – сказал старик.

– Вообще-то у нас дома в обеих странах, – ответил Джордан, вспомнив пример семьи Боро.

Ему безумно хотелось снова услышать голоса; он должен был понять, не насторожились ли из-за разговора с ножом Ветры. В имении Боро всполошились все окрестности, ошеломив его своим бормотанием. Сейчас этого не случилось, но Джордан хотел удостовериться.

– Меня зовут Мило Сунейл, – сказал старик. – А это…

– Извините, – процедила сквозь зубы девушка, резко встала и скрылась внутри фургона.

– …моя племянница Тамсин, – закончил Сунейл. – Она сегодня не в себе. А тебя как зовут?

– Джордан Масон.

Джордан склонился в легком поклоне, как делали члены клана Боро, хотя на ходу это было не так-то просто.

– Очень приятно.

Последовала небольшая пауза. Повозка ехала с той же скоростью, с которой шел Джордан, поэтому он шагал рядом с Сунейлом. Девушка в фургоне, похоже, рылась в вещах.

– Спокойная погода для осени, – сказал Сунейл. – Хотя ветер нагоняет облака. Это плохо, верно? Облака могут скрыть то, что творится в небесах. Тебе так не кажется?

– Что вы имеете в виду?

– Слухами земля полнится! – рассмеялся Сунейл. – Ты одет не как простолюдин, так что ты наверняка слышал о заварушке в имении Боро.

– Да, слышал, – в замешательстве выдавил Джордан.

– Мне жуть как любопытно узнать, что там стряслось на самом деле, – сказал Сунейл. – Десять человек рассказали мне десять разных версий. Когда я увидел, как ты идешь по дороге – по направлению от имения, – я подумал: а может, он спасается бегством из разрушенного замка?

Джордан, не зная, что сказать, просто пожал плечами. Сунейл немного помолчал, глядя вперед.

– Видишь ли, я и правда помираю от любопытства. Если бы я встретил человека, который знает, что случилось в имении – или, не дай Ветер, сам там побывал, – я, пожалуй, подвез бы его. Но с одним условием: он должен рассказать мне все.

– Понятно, – осторожно отозвался Джордан.

– Моя племянница растянула лодыжку, – добавил Сунейл. – А я уже не так молод. Нам нужен помощник, который мог бы собирать хворост для костра.

Джордан поразился. Люди обычно не доверяли незнакомцам на дорогах. «Я что, выгляжу настолько безобидным?» – подумал он.

– Не бойся, – сказал ему Сунейл. – Я не Небесный Крюк и не помощник Ветров. Я понял, что ты был в замке Боро, поскольку ты шел оттуда и одет ты хорошо, хотя одежда у тебя грязная, а волосы растрепаны. У тебя такой вид, словно ты откуда-то сбежал. Мы видели парочку таких же беглецов на дороге, только ни один из них не стал с нами разговаривать.

Джордан с надеждой взглянул на фургон. Он очень устал. Если он проедет несколько дней в повозке в обмен на осторожный рассказ, это никому не повредит. Не исключено, что иначе ему в Япсию не попасть.

– Хорошо. Я в вашем распоряжении.

Тамсин съежилась в задней части фургона. Дядя, должно быть, спятил! Надо же додуматься – подобрать на дороге незнакомца! Этот сумасшедший, завернутый под камзолом в золотистую ткань и говоривший сам с собой, определенно ограбит их и изнасилует ее.

Она почувствовала, как фургон просел, когда незнакомец взобрался на сиденье. А потом повозка покатила дальше. Тамсин села на тюк с бельем, бездумно крутя в руках вышивку. В конце концов она швырнула пяльцы на пол.

Порой все было нормально. И сегодня все началось хорошо. Порой она просыпалась по утрам, и облака были просто облаками, а вода – просто водой. Она ощущала запах еды, когда готовила завтрак, и чувствовала себя голодной. Иногда она выслушивала планы дядюшки, и в ней даже загоралась искра воодушевления. Она представляла себя молодой дамой в Рине или в каком-нибудь другом большом городе Япсии. В такие дни Тамсин училась делать реверансы, вышивала и читала наизусть эпические поэмы, которым учил ее дядя.

Но иногда случались дни… Тамсин трясущимися руками начала массировать больную ногу. Она не помнила, почему побежала. Помнила лишь, что все кругом было унылым и мрачным. Голые деревья, желтая трава, холодный воздух. Тамсин ничего не чувствовала и ничего не соображала. Она знала лишь одно: в то утро она бежала куда глаза глядят, не разбирая дороги. Неудивительно, что она растянула лодыжку.

Порой даже самая незначительная мелочь вызывала в ней такие вспышки ярости, что дядюшка смотрел на нее в полном недоумении. Однажды она вышла из себя только потому, что спустила петлю на вышивке. Дядя не пытался успокоить ее. Он дал ей излить всю накопившуюся злость. После таких вспышек Тамсин всегда чувствовала себя пристыженной и усталой.

«Я не взорвусь! – сказала она себе. – Пусть даже нас убьют из-за дядюшкиной беспечности».

Там, впереди, разговаривали – болтали, словно старые друзья. Дядюшка любил потрепаться с незнакомцами. Когда они останавливались на придорожных рынках или в близлежащих городках, это было естественно. Дядя обожал сплетни и в последние два дня всех расспрашивал об ужасном несчастье в поместье Боро. Однако подбирать людей на дороге… на него не похоже.

Тамсин скрипнула зубами и бросила свирепый взгляд на занавеску фургона. Конечно, помощник им сейчас не помешает. Умом Тамсин это понимала, однако в душе у нее все продолжало кипеть.

Девушка посидела немного в полутьме, скрестив руки и пытаясь не думать. Думать – это плохо. Мысли могли вызвать вещи похуже ярости.

«Скоро это кончится, – сказала она себе. – Когда мы приедем в Рин, все будет иначе. А пока нужно привести себя в порядок и испытать собственную выдержку».

Поэтому, чуть погодя, Тамсин причесалась, изобразила на лице улыбку и отодвинула занавеску в передней части фургона.

– Здравствуйте! – приветливо сказала она юноше, сидевшему на ее месте. – Меня зовут Тамсин. А вас как?

Каландрия Мэй перекинула через плечо мешок с картошкой и пошла с рынка прочь, пробираясь через толпу.