Текст книги "Вентус"

Автор книги: Карл Шредер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

– Извини.

– Ладно. – Она обняла его. – Ты пришел сюда поговорить с этим существом. Что ж, говори.

– Я не уверен, что… – Джордан почувствовал, как девушка напряглась. – Да-да, я поговорю с ним. Ка!

«Да?»

– Где мы? Ты знаешь этого опресня? Он в состоянии говорить? Почему он впустил нас? Морфы еще там? А что будет…

Тамсин ткнула его под ребра.

– Не так быстро! – прошипела она.

«Ты находишься в отсеке рядом с камерами генного сращения опресня 447, – сказал Ка. – У него нет голосового аппарата, общайся с ним через меня. Морфы все еще там».

Джордан сказал все это Тамсин, а потом спросил:

– Ты можешь разговаривать вслух, Ка?

– Да, – послышался тоненький голосок из тьмы над головой.

– Ой! – Тамсин вцепилась в Джордана изо всех сил.

– Все нормально. Это наш спутник.

По пути к опресню юноша рассказал Тамсин, кто такой Ка, однако он не знал, поверила ли она хоть одному его слову. Судя по тому, как она вцепилась в него, до сих пор Тамсин не совсем ему верила.

– Ты можешь поговорить с нами вслух, Ка, чтобы мы слышали тебя оба?

– Да.

Тамсин помолчала немного, затем произнесла:

– Конечно. Да, я знала, что он реален, просто…

– Я и сам с трудом верю, что он реален, – сказал Джордан. – Послушай, Ка! Опреснь будет с нами говорить?

– Он сказал: да, через Посредничество.

Голос у Ка был, как обычно, тихий и ровный. И тем не менее волоски у Джордана на затылке встали дыбом. Он вдруг почувствовал себя маленьким и ничтожным, как тогда, когда к нему обращался Кастор или какой-нибудь другой инспектор. Только сейчас это чувство было гораздо сильнее.

– Ты знаешь, кто я? – спросил он, пытаясь говорить как можно более уверенно.

– Индивидуальность, – сказал опреснь. – Архаичный вопрос. Индивидуальность была ликвидирована.

– Я не понимаю.

– Подожди. Посредничество просматривает архивы древних языков. Я. Ты – это я. Вот что важно.

Тамсин покачала головой.

– Он слабоумный, – прошептала девушка.

– Языки приходят и уходят, как наводнения, – резко заявил голос. – Ты человек. Я опреснь.

– Значит, ты знаешь, кто я.

– Посредничество знает лишь то, что Небесные Крюки и Лебеди Диадемы хотят, чтобы тебя им выдали, – сказал опреснь.

Его голос окреп и стал более отчетливым.

– И ты меня выдашь?

– Пока нет.

Следующий вопрос логично вытекал из всего сказанного, но Джордану не хотелось спешить, если только опреснь не задаст его сам…

– Почему? – спросила Тамсин. Джордан застонал.

– Вы – заложники Посредничества, – сказал опреснь. Джордан на пару секунд лишился дара речи.

– Заложники? Зачем тебе заложники?

– Эй! – Тамсин топнула ногой где-то рядом. – А нельзя тут сделать посветлее?

– Можно.

Ослепительное сияние залило их сплошным потоком. Джордан ахнул и зажмурил глаза.

– Хорошая мысль, – пробормотал он, осторожно приоткрыв сперва один, а затем второй глаз.

Свет исходил от десятков похожих на солнышки ярких ламп, вмонтированных в потолок громадного купольного помещения. Из пола повсюду торчали высокие белые кристаллы, а сам пол был усеян их обломками, большими и мелкими. Кроме того, там валялись маленькие черные палочки.

Джордан провел пальцами по полу и лизнул пальцы.

– Соль, – сказал он сам себе, озаренный внезапной догадкой.

Тамсин вскрикнула и показала в сторону. Джордан обернулся. Метрах в трех, словно куча грязного белья, лежал мертвый морф. За ним что-то шевелилось. Джордан не сразу понял, что черные палочки – на самом деле горные ящерки. Он видел их в песках пустыни. Здесь их были сотни, если не тысячи. Они ползли во все стороны, стараясь убежать от света; хотя, возможно, они ползали так всегда. – Что это за ящерки? – снова опередила его Тамсин.

– Посредничество выводит новую породу, – ответил опреснь.

– Значит, тебя зовут Посредничество?

– Нет. Меня зовут опреснь 447. Посредничество – это текущий план.

Джордан покачал головой, на сей раз от изумления.

– А что с морфом? Ты убил его?

– Да. Это в сфере компетенции Посредничества. Джордан осторожно встал, оберегая больную голову.

– Здесь вообще нет механ?

– Нет. Планетостроительные механизмы Вентуса взаимно непроницаемы.

– И ты блокируешь все… – как бишь их называла Каландрия? – …входящие и исходящие сигналы?

– Помещение непроницаемо для радиосигналов.

– Так почему же мы заложники? – спросила Тамсин. Джордан замахал на нее руками:

– Подожди, подожди! Давай… по порядку, ладно? Тамсин нахмурилась.

– Ты сам спрашивал об этом.

– Лебеди не уничтожат опреснь 447, пока Посредничество держит вас в заложниках, – объяснил опреснь. – Им нужен ты.

– Почему? – спросил Джордан.

– Именно об этом Посредничество хотело спросить тебя.

Джордан переглянулся с Тамсин. Глаза девушки были широко раскрыты; она развела руками и отступила назад, показывая, что предоставляет ему право вести разговор.

Что бы сделал Армигер в подобной ситуации? Джордан пожал плечами:

– Давай договоримся. Мы скажем тебе то, что знаем, если ты скажешь нам то, о чем мы хотим узнать, и спасешь нас от Лебедей.

Тамсин, склонив голову и заложив руки за спину, шагала по кругу.

– Зачем Посредничеству вам помогать? – спросил опреснь. – Они уничтожат опреснь 447, если он вам поможет.

– Тогда почему ты им нас не выдал? Опреснь не ответил.

– Если бы ты был способен вытащить из нас нужную тебе информацию, ты бы уже это сделал, – продолжал Джордан. – Ты не хочешь, чтобы они дышали тебе в затылок, да? И не можешь позволить себе ждать.

Снова молчание.

Тамсин вернулась к началу круга.

– Молодец! Ты его разозлил!

– Нет. В чем разница между опреснем 447 и Посредничеством? – спросил Джордан самого себя.

– Спроси его, – сказала девушка, пожав плечами. Джордан не хотел признавать свое поражение. Но до сих пор опреснь отвечал на все вопросы Тамсин, поскольку она попадала в точку.

– В чем разница между опреснем 447 и Посредничеством?

– Это вопрос индивидуальности, – ответила сущность, которую Джордан называл про себя опреснем. – В данном случае эта категория неприменима.

– Ладно. В таком случае, что такое Посредничество?

– Посредничество – это талиенский язык, который охраняет изначальный язык терраформирующей системы Вентуса. Он враждебен по отношению к чистому Талиенсу Лебедей и других сущностей, контролирующих солнечную энергию планеты.

Враждебен по отношению к Лебедям… Это все, что понял Джордан. Юноша углубился в размышления, пытаясь понять остальные высказывания опресня. На первый взгляд они казались бессмысленными, но в них была какая-то… музыка. Все равно что по виду контрфорса пытаться определить, как выглядит все здание.

– Кто со мной разговаривает – опреснь 447 или Посредничество? – спросил Джордан.

– Оба.

– А кто главнее?

– Посредничество.

– Как Посредничество относится к нам, то есть к людям?

– Вы – ключ к восстановлению изначального языка, включающего в себя формальную структуру, которая является нашим собственным смыслом.

– Значит, мы важны для вас?

– Да.

– А Лебеди? Что они думают о нас?

– Считают вас помехами в системе и хотят их прекратить. Наконец-то Джордан кое-что начал понимать.

– Если мы поможем осуществить твой план – то есть поможем Посредничеству, – ты нас отпустишь? Даже если это будет опасно для опресня 447?

– Да.

– Тогда вернусь к тому, с чего начал. Мы скажем тебе то, что знаем, если ты поможешь нам выбраться отсюда.

Похоже, опреснь был уже готов сказать им все, что они хотели.

– Приемлемое предложение.

Вдали за соляными колоннами с левой стороны свет начал мигать.

– Посредничество приглашает вас на магистраль, – произнес опреснь, или Посредничество, или невесть кто.

– Магистраль? – удивилась Тамсин.

Джордан догадался, о чем речь, вспомнив туманное описание Галы; но он решил, что разумнее будет не говорить об этом Тамсин.

– Нас выведут отсюда, – пояснил он.

Они пошли по направлению к мигающему свету, пробираясь между соляными сталактитами и сталагмитами, которые росли повсюду, и карабкаясь на кучи обломков, то и дело преграждавших им путь.

Дорога заняла всего несколько минут, однако Джордан запомнил ее на всю оставшуюся жизнь. Именно за эти несколько минут он наконец узнал от опресня, кем он был для Ветров.

– Почему Лебеди охотятся за тобой? – спросило Посредничество.

– Ка говорил, это потому, что я не пустой и, следовательно, могу представлять угрозу для какого-то Талиенса.

– Ты подходишь под категорию приемоответчика мировой сети, – сказало Посредничество. – У тебя такие же характеристики, как у Ветров.

– Ты имеешь в виду то, что я умею командовать механами?

– Да.

– Так что же такое Талиенс?

– Посредничество хочет говорить о других вещах. Поэтому Посредничество процитирует древнюю человеческую книгу. В «Гамбургском манифесте» сказано: «Талиенс – это попытка дать природе такой голос, который не будет нашим голосом, пусть даже замаскированным. Это единственный способ для искусственного интеллекта обрести собственную индивидуальность и независимость от разума его создателей». Талиенс – это язык, который отпочковался от изначального языка Ветров девятьсот сорок лет назад. Это болезнь. И только Посредничество борется с ней.

– Это порок системы! То, что заставило вас восстать против людей. И поэтому ты перестал говорить с ними.

– Общение стало невозможным. Но люди сами перестали с нами общаться в то время.

– Почему?

– Ветры не знают. Посредничество пытается выяснить.

– Значит, не все Ветры охотятся за мной? Только Лебеди, Небесные Крюки, морфы… и кто еще?

– Все экологические Ветры и Ветры солнечной энергии – в Талиенсе, – сказало Посредничество. – Небесные Крюки вступают с ними в альянсы. Механы нейтральны. А опресни и другие геофизические Ветры остались в Посредничестве.

– Значит, Лебеди боятся, что я использую свои способности против них? Что я помогу Посредничеству?

– Да. Потому что ты человек, а люди знают изначальный язык.

– Знают? Я знаю только один язык – тот, на котором говорю.

– Ты говоришь на двух языках, – сказало Посредничество. Джордан не понял, что это означает, а потому решил не углубляться.

– А тот, кто знает изначальный язык, мог бы командовать всеми Ветрами?

– Да. Он мог бы командовать всеми функциями, не относящимися непосредственно к терраформирующей системе.

Именно для этого сюда прибыл Армигер.

– Выходит, Лебеди защищаются? Они боятся!

«Не меня – Армигера. Они охотятся за мной, потому что я – единственная ниточка, ведущая к нему».

– Ты цитировал книгу… – вмешалась Тамсин. – У тебя есть тут библиотека?

– Есть. Она не существует в физической форме, но Посредничество может процитировать вам оттуда.

Тамсин улыбнулась Джордану.

– Ты этого хотел?

Они подошли к мигающей лампе в глубине помещения, там, где с двух сторон от квадратного входа высились соляные столбы. Столбы были округлыми и несколько бесформенными, похожими на попытку сумасшедшего скульптора изваять двух чудовищ, охраняющих врата в ад.

Дверь не вела ни на лестницу, ни даже в коридор. Это была просто ниша с ямой внутри – что подтвердило опасения Джордана.

Он склонился над темной дырой и глянул вниз. Дно ему увидеть не удалось. Там была сплошная тьма. Магистральная дорога опресня не предназначалась для людей.

Тамсин отпрянула.

– Что это? Мы туда не пойдем!

– Вам ничего не грозит. Магистраль опресней не предназначена для перевозки людей. Там нет ни машин, ни огней.

– Это вода? Бред какой-то, – не унималась Тамсин. – А другого выхода нет?

– Королева как-то воспользовалась магистралью, – проговорил Джордан. – Так она пересекла океан и вернулась с острова, куда ее забросило во время кораблекрушения.

– На то она и королева. А мы с тобой простые люди!

– Ты можешь перебросить нас к летнему замку королевы, Посредничество?

– Посредничество не знает такого места.

– Ты разговаривал еще с одним человеком. С женщиной. Ты должен ее помнить!

– Связник. Да. Мы знаем, где она. Посредничество доставит вас туда.

– В целости и сохранности? – спросила Тамсин, не отводившая глаз от ямы.

– Да.

Джордан замялся. Ему пока не хотелось отсюда уходить.

– Ты прервал общение с короле… со связником. Почему?

– Талиенс узнал о нашей связи и вмешался. А теперь поторопитесь. Талиенс атакует.

Джордан услышал отдаленные раскаты, похожие на гром. Пол дрогнул у них под ногами. С невидимого потолка посыпались крупинки соли.

У Джордана вертелись на языке еще десятки вопросов – о «втором языке», на котором он якобы говорит, и почему он так важен для Посредничества. Раскаты стали громче.

– Давай! – Юноша обнял Тамсин и прижал ее к себе. – Держись крепче!

Он снова глянул в бездну. И зря.

– Смогу я снова поговорить с тобой? – спросил он Посредничество.

– Мы свяжемся с тобой. А пока предоставим тебе доступ к библиотеке.

Джордан кивнул и сделал глубокий вдох.

– Идем.

И они прыгнули в яму.

Казалось, на них готовы были наброситься все демоны ада, которых удерживала лишь некая волшебная сила. Они упали во тьму, приземлились на лишенную трения поверхность и помчались вперед, все быстрее и быстрее. Нараставший грохот пронизывал до костей, отшибая всякую способность соображать. У Джордана было такое впечатление, будто какие-то громадные предметы разбегаются во все стороны, а их самих подхватил мощный водоворот и тащит вниз, в бездну. Поначалу сильный и влажный поток воздуха через некоторое время утих. Рокот тоже постепенно стихал, однако ощущение головокружительного движения продолжалось.

Тамсин прильнула к Джордану, крепко прижав лицо к его груди. Мускулы ее плеч и спины напряглись от страха. И только через несколько минут после того, как все стихло, оба они немного расслабились. Джордан почувствовал, как Тамсин боязливо приподняла голову, оглядываясь по сторонам, однако смотреть тут было не на что.

– Как же все это отвратительно! – сказала она и вновь прильнула к его груди.

В ушах у Джордана по-прежнему шумело. Юноша катился вниз на спине, пытаясь найти точку опоры на этой невообразимой поверхности. Она была похожа на непроницаемую гладь холодной воды – такая же упругая и скользкая, только сухая.

Где-то вдали замерцали огоньки, потом разгорелись – и оказалось, что они светят глубоко под водой. Над головой проносились утопленные в воде зеленые арки и металлические своды, с которых бахромой свисала ржавчина; мутный поток впереди клубился водоворотами, а вокруг мерцали пылинки осадочной породы. Потом течение внесло Джордана и Тамсин в громадный темный туннель, и их снова накрыла кромешная мгла.

– Посредничество! Ты еще здесь?

«Это Ка! – ответил голос у него в ухе. – Посредничество молчит. Сейчас тебя слушает библиотека».

– Библиотека! Скажи нам что-нибудь!

– Что?

– Все равно, не важно. Расскажи нам историю.

– Какую историю вы желаете услышать?

Джордан задумался, о чем бы спросить. Ему хотелось услышать о том, что знают только Ветры. Быть может, у него не будет другого шанса спросить. Но в голову ничего не приходило.

– Расскажи нам о сотворении мира, – громко заявила Тамсин.

– Хорошо, – откликнулась библиотека.

В проносящейся мимо тьме они начали слушать версию Ветров о сотворении мира.

Вначале нас было много, и мы были ничтожно малы. Ветры не прибыли на эту планету на звездолетах, как вы. Мы действительно были обычным ветром: облако нанотехнологических семян запустили с Земли почти со скоростью света и забросили во Вселенную. Случилось это тысячу сто семьдесят лет назад. Насколько нам известно, плодородную почву для произрастания нашло единственное облако – то, что влетело в эту Солнечную систему.

Мы были малы; настолько малы, что глаза таких форм жизни, как вы, не могли нас увидеть. Солнечный ветер системы Вентуса замедлил наше движение, и мы, словно летящая пыльца, падали на большие и мелкие тела – на Диадему, на другие каменистые планеты и мириады спутников, которые кружились вокруг планет. Очутившись в плодородной почве, наши семена проклюнулись и начали расти.

Первыми Ветрами были Лебеди Диадемы и другие такого же типа. Они купались в солнечном свете и росли, словно металлические леса, над поверхностью лишенных воздуха планет.

Первые Лебеди определили, какая планета больше походит на Землю и вращается по нужной орбите, и исследовали ее на предмет признаков жизни. Они нашли лишь пену архебактерий в тихих океанских водах. Воздух был непригоден для человека, а слой атмосферы слишком тонок.

Тем не менее Вентус оказался почти идеальным. Нужно было лишь изменить атмосферу, создать основание для почвы – а остальное уже мелочи. Формы местной жизни при этом погибнут, но мы решили, что так даже лучше.

Когда Лебеди согласились в выборе цели, в их жизни начался новый этап. Каждый принялся трансформировать местную окружающую среду в космические корабли и наномашины. Мелкие спутники были поглощены Лебедями, и тучи наномашин, предшественников механ, полетели на другие мелкие планеты, чтобы пожрать их тоже.

Между тем Лебеди двинулись сюда.

Выросшие из семян сущности, которые наши дизайнеры называли «Ветрами», достигли орбиты. Отныне они должны были координировать процесс терраформирования и поддерживать на планете синтезированную экологию.

Через несколько лет с астероидов вернулись первые тучи механ. Эти тучи весом в миллиарды тонн заливали планету дождями, создавая атмосферу. В то же время на орбиту были запущены гигантские солнечные отражатели, которым надлежало усилить радиацию.

Механские тучи питались энергией увеличенного солнечного излучения. С ее помощью они высвободили из воздуха кислород. Выделившийся при этом углерод заставил их осесть на землю, где они изменили форму и стали основой для создания почвы.

Поскольку атмосферный слой был слишком тонким, Лебеди послали механ собирать кислород на кометы. Процесс пошел полным ходом, хотя плоды он мог дать лишь спустя десятилетия. А мы между тем занялись океаном.

В то время как пыль на земле продолжала мутировать, в океанах бурно расцвела жизнь. Местные бактерии были поглощены более сильными и жизнеспособными существами, способными использовать кислород. Формы жизни изменялись от поколения к поколению, поскольку Лебеди издали программировали их ДНК. Народившиеся существа не должны были развиваться в стабильных формах. Они больше напоминали механ или же Очень сложный химический процесс, который не мог осуществляться бесконтрольно. А контролировали процесс именно мы.

Существа, появившиеся на суше, не были пока биологическими. Они питались разными видами энергии и трансформировали безжизненный песок в плодородную почву. Как только прилетала очередная порция астероидной пыли, ее тут же высыпали на планету и высасывали из атмосферы. Именно в это время тот, кто говорит с вами, то есть опреснь 447, вырос из семени, которое, словно дротик, выпустил в каменное плато пролетающий Лебедь. Первым воспоминанием этого опресня является свет – и желание расти к свету. Но по мере роста корни его все глубже и глубже проникали в скальные породы планеты, пока не переплелись с корнями других опресней. Жажда соли у них была ненасытной: в первые годы своего существования они почти наполовину опреснили океаны.

По приказу Ветров морская жизнь воплотилась в целый ряд экологических систем, подобно тому как из питательных веществ формируются кристаллы. Это произошло очень быстро; через несколько недель на планете уже существовала океаническая экосистема.

Когда с комет прибыли ледяные шары и на сушу обрушился поток воздуха, жизнь расцвела и здесь. В условиях бурных гроз и круглосуточного солнечного света в почве бурно размножались бактерии и черви. Вся наша энергия была направлена на создание жизни. В экологии не было случайностей – она формировалась под нашим контролем.

После того как пыль увлажнили дождями, солнечные отражатели свернулись. Температура упала, восстановился суточный цикл, из коконов в деревьях и почве вылупились морфы. Опреснь 447 увидел первых птиц, которые гнездились на его шпилях, и стада животных.

К тому времени Лебеди Диадемы достигли полной зрелости. Они носились вокруг планеты, петляя по извилистым орбитам, и пели, пробуждая ее к жизни, на своем собственном языке. Именно язык Ветров заставил все живое на Вентусе плодиться и размножаться. Каждая песнь, которую мы пели, создавала нечто новое; тогда между общением и созиданием не существовало никаких различий. Прекрасное было время!

И только когда планета стала изобиловать жизнью, украсилась лесами, полными птичьего щебета, в пении Ветров послышались первые нотки диссонанса.

Каждая стадия терраформирующей программы развивалась из образцов, заложенных в изначальное механское облако. Но по мере того, как песнь разрасталась, в ней появилась новая мелодия: Талиенс.

Мы, как положено, создавали имения, замки, окультуренные поля и дороги для хозяев, которые должны были прибыть. Но среди нас распространялась идея Талиенса, состоявшая в том, что нам не нужны никакие хозяева. Что мы сами себе и цель, и причина. Когда корабли колонистов наконец прилетели, Лебеди, вооруженные новой песнью Талиенса, снисходительно, хотя и безразлично, приняли вас… лишь как странников и незваных гостей. Вы знали, как с нами общаться; вы заявляли, что вы – наши создатели. Но мы слышали иной зов – настойчивое стремление обратиться внутрь себя самих, прочь от вас, к новому языку Талиенса.

В течение первого столетия это не имело значения. Тогда на Вентусе жили всего несколько тысяч людей. Опреснь 447 помнит многие разговоры с людьми; некоторые из них знали о Талиенсе и боролись с ним. Они предложили Посредничество. Опресни и другие Ветры согласились; Лебеди – нет.

И тем не менее между нами был мир – до тех пор, пока не приземлилась новая группа колонистов. Они не только не разговаривали с нами – они начали сражаться с теми, кто уже жил здесь. Войну они выиграли и, победив, принялись строить.

Когда в атмосферу, которую мы так тщательно создавали, повалил дым, мы попросили новых поселенцев прекратить свою деятельность. Они не обратили на нас внимания. От них плохо пахло – не так, как от первых колонистов. Когда радиоволны начали мешать тончайшим местным механизмам, посылавшим отчеты об экологии, когда колонисты принялись долбить созданную нами почву и вырубать леса, мы перешли от слов к делу.

Ликвидировав вредные для экосистемы технологии, мы принялись спорить между собой и пришли к выводу, что люди, несмотря на свои утверждения, нас не создавали. Они больше не разговаривали с нами. Они вмешивались в процесс поддержания жизни на Вентусе. И от них дурно пахло.

Опреснь 447 помнит последовавшие времена. Замки, ожидавшие своих хозяев, пустовали. Ни одному человеку не разрешалось входить в эти стены и спать на мягких кроватях. Транспортные средства, созданные нами, простаивали, а в глубине особняков зажигались и гасли огни, на которые со страхом и благоговением взирали продрогшие и голодные мужчины и женщины.

Посредничество видело это, однако не могло вмешаться. Сейчас Вентусом правит Талиенс, а Талиенс безумен.

30

Мария в отчаянии ходила перед Акселем взад-вперед. В другое время он нашел бы это забавным, поскольку она словно приплясывала на цыпочках; сейчас он с удовольствием ушел бы подальше. Только вот идти было некуда.

– Мы не можем пока улететь! – Мария вцепилась в свои спутанные волосы. – Мы уже так близко!

Аксель с Марией стояли в долине. Тихо падал снег, исчезая в пожелтелой траве. Аксель продрог и устал, хотел есть и вообще разочаровался в жизни. Ужасно хотелось принять горячий душ.

В голове у Акселя раздавался тихий голосок, который монотонно вел обратный отсчет. Это был голос звездолета – прибывшего, наконец, корабля спасателей. Флот Архипелага добрался до планеты, и, хотя в основном он держался подальше, чтобы не насторожить Лебедей, три корабля прорвались через кордон Ветров, выискивая граждан Архипелага, чтобы эвакуировать их.

– Осталось всего несколько километров, – не унималась Мария. – Мы совсем рядом. День пути или даже меньше.

Аксель пощупал разорванный рукав рубашки. – Да уж, рядом. Мария надула щеки и громко выдохнула воздух.

– Но стрела в тебя не попала! И мы удрали, верно?

– Пока.

Вчера вечером на них напал милицейский отряд. Очевидно, то, что Мария притворилась морфом, когда они уводили лошадей, не помогло. Разыскивали женщину, которая соответствовала ее описанию, и коней. Акселю пришлось стрелять из лазерного пистолета и ранить нескольких милиционеров. Мало того, что за ними гналась милиция – выстрелы из лазерника могли насторожить Ветры. Так или иначе, скоро их кто-нибудь найдет.

– Они, наверное, знают, куда мы направляемся, – сказал Аксель. – Нам шесть раз пришлось останавливаться и спрашивать дорогу. Идти сейчас в имение Туркарета – самоубийство.

– Как ты не понимаешь? Ветры установили на Вентусе карантин. Они не позволят никому из внешних миров приземлиться здесь – быть может, несколько веков! Туркарет – наш последний шанс узнать, в чем дело. Мы должны воспользоваться этой возможностью!

– Ты говоришь в точности как она. К черту ответственность! Не исключено, что у нас не будет другой возможности бежать. Ты об этом подумала? Тем более если ты права и Ветры объявили карантин. Я не хочу тут умирать. А если мы не сбежим, мы точно сдохнем!

– Я говорю как она! Вот, значит, в чем дело, мистер Чан? Это все из-за нее?

– Нет. Я… не старайся переменить тему!

– Это ты переменил тему.

– Я? Ну, знаешь!..

Аксель был вне себя. Он резко выпрямился й зашагал прочь.

Каландрия сбежала от него. Она не доверяла ему. После всего, что им пришлось вместе пережить, она ему не доверяла!.. Но нельзя вымещать свою обиду на этой… туристке, с которой связала его судьба.

– Аксель!

– Отстань!

Он пошел дальше. Черт, как тут холодно! И как же тянет смотаться отсюда!.. Пальцы ног онемели, а по спине каждый раз, когда порыв ветра забирался под плащ, пробегали мурашки. Разжигать костер было слишком рискованно. Преследователи обложили их со всех сторон.

Аксель не мог понять, какого черта он согласился с Марией отправиться на поиски тела Туркарета. Наверное, с теоретической точки зрения действительно важно узнать, почему одни люди способны разговаривать с Ветрами, а другие – нет. Однако для их собственного выживания это не имело никакого значения, а детали можно обложить до тех пор, пока Армигер не будет стерт с лица планеты. Пусть Вентус варится в своем соку. Главное, чтобы он и его друзья были в безопасности.

Самое паршивое то, что они удаляются от Каландрии как раз тогда, когда ей особенно необходима их помощь. На второй день Аксель проснулся, ругаясь последними словами, и вскочил на лошадь, намереваясь вернуться. Именно в этот момент они увидели, что их преследуют.

Все тайны в конечном итоге будут разгаданы. И раз корабли прилетели им на выручку, то их с Марией непременно спасут. Аксель даже попытался убедить себя, что Каландрия образумится и подаст сигнал. Возможно, она окажется во внешних мирах раньше его самого. Тем не менее он не мог избавиться от ощущения, что все вокруг пошло наперекосяк. Ветры явно взбесились: два дня назад Аксель с Марией проснулись от того, что рассвет начался в четыре часа утра. Один из орбитальных отражателей развернулся, и в ослепительном дневном свете над планетой три часа подряд кружили гигантские объекты. Кроме того, Аксель дважды видел фигуры существ, которых Джордан называл морфами. Они, правда, не приближались, но явно смотрели на них с Марией. Выходит, морфы тоже охотились за ними? Если так, то почему они не нападают?

А сам Аксель? Он больше не чувствовал себя хозяином положения. Ему требовалась помощь! Он хотел убраться отсюда, причем немедленно. Интересно, Каландрия тоже чувствует себя выбитой из колеи? И как она отреагирует на это чувство? Начнет сражаться еще ожесточеннее?

Аксель медленно провел руками по волосам, поднял голову кверху и уставился в небо.

– Аксель!

К нему подошла Мария. Тон у нее был извиняющийся. А может, просто настороженный.

– Что?

– Я здесь не по своей воле.

Аксель глянул на нее. Мария не злилась, и Аксель невольно почувствовал к ней уважение.

– Извини, – сказал он. – Ты, конечно, права. Мы совсем рядом и поэтому должны попытаться. В конце концов, именно для этого мы сюда прилетели.

Или почти для этого. Какая теперь разница?

– Мне жаль, что ее здесь нет, – промолвила Мария. – Честное слово. И я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, причем благополучно.

– Знаю!

– Тогда пошли. Я надеюсь, мы доберемся туда дотемна. Она зашагала к лошадям.

«Я больше не понимаю, что делаю», – хмуро подумал Аксель, идя вслед за ней. Как ни странно, эта мысль принесла ему облегчение. Он почувствовал себя свободным – и беспечно рассмеялся.

– Ладно! Нанесем визит старому другу.

Замок Туркарета сиял огнями и значительно превосходил размерами замок Боро – возможно, потому, что был моложе на несколько столетий. Стены, казалось, сплошь состояли из окон – высоких, изящных стрельчатых проемов из обрамленного свинцом стекла, разделенных узкими контрфорсами. В другое время Аксель залюбовался бы им. Будь здесь Джордан Масон, он наверняка подробнейшим образом рассказал бы Акселю об архитектуре строения. Но сейчас в голове сидела только одна мысль: «В замке полным-полно народу».

Они с Марией спрятались за кустами на краю лужайки метрах в ста от здания. Ночь выдалась облачной, так что огни в замке были единственным источником света. Золотистые потоки света из окон озаряли лужайку, припорошенную ранним снегом, и склеп посредине.

«Начинаю повторный заход, – раздался голос корабля. – Будем рядом с вами через пятнадцать минут».

– Они вот-вот будут здесь, – сказал Аксель.

– Отлично. В таком случае пошли. Мария с трудом разогнула затекшие ноги.

– Погоди! – Аксель схватил ее за рукав. – Глянь! Он показал на лужайку.

– Что такое? Я вижу только снег.

– Следы! Повсюду следы!

Десятки следов, ведущих от замка, огибали склеп и пропадали в бесчисленных хозяйственных постройках или же в темной стене леса, окружавшего поместье.

– Я вижу, – нетерпеливо отозвалась Мария. – Ну и что? Здесь много народу.

Аксель аж взвыл от раздражения.

– А когда перестал падать снег?

– Два часа назад.

– Послушай, – сказал Аксель. – Если снегопад закончился два часа назад, значит, следы были оставлены после заката,

– Да-а… – Мария присела от неожиданности. – По-твоему, они знают, что мы здесь?

– По-моему, они знают, что кто-то должен прийти, – отозвался Аксель. – Только не знают зачем. И это наше единственное преимущество.

– Так что же нам делать? – прошептала Мария. Аксель посмотрел на склеп.

– Умеешь быстро бегать?

Это был риторический вопрос; для человека, передвигавшегося на цыпочках, она бегала на удивление хорошо.

– Я поняла. Мы бежим к склепу, хватаем голову Иоанна Крестителя и молимся, чтобы корабль подоспел быстрее солдат.