Текст книги "Вентус"

Автор книги: Карл Шредер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

– Да.

– Подойди к нему, открой и посмотри внутрь. Что ты видишь?

Он попытался вообразить, что исполняет ее приказ.

– Там… нож, книга и стеклянная бутылка со спиртным.

– Бутылка полная?

Джордан представил, что берет ее в руки. Похоже, она была полной на четверть.

– На четверть.

Конечно, это была лишь догадка. Он в жизни не видел, что у Акселя в узелке.

– Развяжи узелок, Аксель, – попросила Каландрия. – Там есть бутылка?

– Да.

– Полная?

– На четверть. Послушай, но он это просто запомнил! Я же пил из нее раньше, вы оба видели!

– Джордан! Ты помнишь, как Аксель пил из бутылки? Ты видел это?

– Я… я не знаю. Может быть.

– Может быть. Но ты не уверен. Однако ты видишь бутылку, ты знаешь, где она и что она полна на четверть. Странно, правда?

Джордана охватило сильное возбуждение. Он видел! То, что он видел в своем воображении, было реальностью. – Обыкновенный фокус, – пробурчал Аксель.

– Помолчи! – отрезала Каландрия. – Теперь попробуй сделать так… – продолжала она, обращаясь к Джордану. – Сядь в этом теле туда, где сидит твое настоящее тело. Закрой свои воображаемые глаза.

Джордан повиновался.

– Представь себе кромешную тьму. А теперь… – Она тронула его за плечо. Джордан усилием воли оставил глаза закрытыми. – Сделай упражнение на глубокое дыхание. Погружайся во тьму все глубже и глубже.

Джордан сосредоточил свое сознание на собственном теле, особенно на животе, который производил глубокие вдохи и выдохи.

Голос Каландрии приобрел гипнотическое звучание.

– Ты снова откроешь свои внутренние глаза, но на сей раз рука, которую ты увидишь перед собой, будет принадлежать не тебе, а Армигеру. Понимаешь?

Он кивнул.

– Открой те глаза. Джордан открыл.

Потолок был низкий, и в отблесках очага между балками виднелась соломенная крыша.

Армигер сел. На сей раз это не потребовало таких адских усилий. Он огляделся, машинально сжимая в пальцах мягкое покрывало, которым было накрыто его обнаженное тело.

Женщина сидела у огня. Меган – так она себя назвала. На коленях у нее был тряпичный мешок, и она только что поставила рядом с собой второе ведро. Очевидно, его пробудило лязганье ведер.

Скудные пожитки однокомнатной хибары. Три стула, несколько горшков, разная утварь для очага, два топорика у двери и прялка. По углам стояли шкафчики, а со стропил свисали засушенные травы и ветки. Все вещи были простые, грубые, кроме трех предметов: кровати, на которой сидел сейчас Армигер, изящного дубового стола и деревянного шкафа с узором из листьев, стоявшего за спиной у Меган. Вчера Армигер чувствовал себя Таким измотанным, что пролежал не шевелясь несколько часов, рассматривая этот узор.

Меган было за тридцать. Обветренное лицо прорезали морщины, в волосах блестели серебряные пряди. Однако она была сильной, а ее стройную фигуру не в силах было скрыть даже красное крестьянское платье. Она сунула одну руку в ведро, достала из него пригоршню пестрых бело-коричневых перьев и начала перебирать их второй рукой.

– Что ты делаешь? – спросил Армигер. Голос его немного окреп.

Меган быстро вскинула голову и улыбнулась.

– Как ты?

– Получше. – Армигер покрутил головой, с изумлением услышав, как трещат шейные позвонки. Раньше он никогда так не делал. Потом провел пальцами под подбородком. Шрам почти исчез. – Попробую встать и походить.

– Давай лучше завтра. Сейчас уже поздно.

Меган начала совать перья в мешок, и до Армигера дошло, что она делает подушку.

– Я занял твою кровать. Я… – Он замялся, не совсем понимая, что хотел сказать. Поблагодарить ее? Это было бы вполне по-человечески, хотя Армигер не сомневался, что его солдаты вряд ли стали бы выражать благодарность. – Где ты спала?

– Первую ночь вместе с тобой, – ответила женщина, не отрываясь от работы. Лицо ее скрывали пряди волос. – Ты был такой холодный! Я боялась, что ты не доживешь до утра. А потом я спала на столе – положив на него пару стеганых одеял, так что все нормально. Матрас на кровати все равно соломенный.

Армигер представил, как она лежит на столе, словно труп, и тут же отогнал непрошеный образ.

– Прости, что я причинил тебе столько хлопот. Меган нахмурилась.

– Какие хлопоты? Как видишь, я жива и здорова. А потом… Что еще я могла сделать, как по-твоему?

– Я умирал, – проговорил Армигер, сам удивляясь этой мысли. – А ты спасла меня.

– Ты не первый, кого я пытаюсь выходить, – отозвалась Меган. – Только тогда мне не повезло. Я и сейчас не надеялась, что ты оживешь. Так что я рада, что сумела кого-то спасти. – Она помрачнела. – По крайней мере на сей раз…

– Ты потеряла кого-то из близких? – Армигер вновь обвел комнату взглядом, отметив про себя изящный деревянный стол и каркас кровати. – Мужа, да?

Меган кивнула и нагнулась за очередной пригоршней перьев.

– Я знаю, что такое терять. И что такое пытаться спасти. – Она бросила на Армигера почти свирепый взгляд. – В конце концов ты всегда теряешь то, что хочешь сохранить. И чем больше стараешься, тем хуже. Так что теперь я знаю, как себя вести.

– И как же?

– Все сохранить невозможно. Но можно спасти какую-то часть. – Она грустно глянула на деревянный шкаф. – К примеру, предмет обстановки. И научиться довольствоваться малым. – Меган встала, подошла к шкафу и провела рукой по резному дереву. – Я сидела и смотрела, как он его мастерит. Он долго им занимался!.. Мы любили друг друга. Когда теряешь мужа, тебе кажется, что ты потеряла все на свете. Все просто лишается смысла. Забавно, но я очень нескоро поняла, что шкаф и другие вещи по-прежнему здесь. Это все, что у меня от него осталось. – Она пожала плечами и повернулась к Армигеру: – А что потерял ты?

Армигера невольно охватила ярость. Как будто она могла понять, что он потерял!.. Хотя, возможно, потеря мужа для нее равноценна его собственному несчастью.

– Я потерял свою армию.

– И чуть было не потерял свою жизнь! – рассмеялась Меган. – Но настоящего солдата это не волнует, верно?

Армигер рассеянно почесал руку.

– Солдат ничего не волнует, моя добрая леди.

Она подошла и села на краешек кровати. Армигер почувствовал запах куриных перьев.

– Я готова поверить тебе, – сказала она серьезно. – Потому что ты что-то потерял, а не просто сбился с пути.

Армигер уставился на нее. Он не мог об этом говорить – часть его «я», с которой он общался ранее, была выше слов и пяти человеческих чувств. Она, эта часть, изобрела другие средства для выражения своей сущности.

Армигеру хотелось поговорить на языке грома, развороченной земли и сотрясенного воздуха. И он бы сделал это, если бы хватило сил.

Вспомнив, что своими силами, которые имелись сейчас в его распоряжении, он обязан этой женщине, Армигер потупился.

– Мне кажется… я действительно умер. Я умер… когда она умерла.

Местоимение «она» совершенно не годилось для обозначения высшего «я»; однако сородичи Меган считали, что их души – женского рода. Армигер, обхватив себя руками и глядя мимо Меган, пытался подобрать слова.

– Больше, чем жена. Больше, чем королева. Мой бог умер. Без него не только моя жизнь не имеет смысла… Он одухотворял все вокруг: воздух, камни… абсолютно все!

– Я так и поняла – по твоему виду и по бреду, который ты нес во сне,– вздохнула Меган. – Я вижу, ты потерял не меньше, чем я.

– Нет! Больше!

Он сердито выпрямился, ощущая колющую боль в боку. Меган терпеливо и без испуга наблюдала за ним.

– Она не была человеком. Она была… Ветром. Женщина изумленно вздернула брови, но лоб ее тут же разгладился.

– Это многое объясняет, – сказала она. Теперь пришел его черед изумляться.

Меган осторожно протянула руку и коснулась шрама у него на шее.

– Я знаю посмертные обряды. Мне самой приходилось их исполнять.

Армигер откинулся на подушку. Его ярость улетучилась. Странно, он чувствовал внутреннюю неловкость, как будто обманул ее – хотя на самом деле лишь сказал то, что женщина могла понять.

Все кругом утонуло в серых сумерках.

– Спи, мой морф, – промолвила Меган.

Армигер лег. И услышал, как она пробормотала, возможно, больше для себя:

– И какую часть вот этого ты сможешь сохранить?

9

– Похоже, сегодня последняя теплая ночь в этом году, – сказала Меган днем позже. – Я рада, что ты наслаждаешься ею.

Армигер улыбнулся ей. Он стоял на просеке рядом с избушкой. На небе всходила Диадема. Спутник Вентуса назвали так за россыпь блестящих белых кратеров, которые, казалось, усыпали ее овальную поверхность алмазными искорками. Бывали ночи, когда Армигер благословлял эти светящиеся точки, а бывало, что он проклинал их, в зависимости от того, что было выгоднее его армии: светлая ночь или кромешная тьма. Сегодня он впервые любовался ими просто так.

Ему было хорошо. И он даже понимал почему. Пока он выздоравливал, Армигер чувствовал себя свободным от всякой ответственности.

– Странно…

Меган посмотрела вверх на луну, потом снова на него.

– Что странно?

– Я должен был умереть, – пробормотал он. Она тронула его за плечо.

– Раны у тебя были ужасные, но они быстро заживают. Разве это не естественно для морфа?

– Я не совсем морф, – сухо отозвался Армигер. – Я просто похож… Хотя в общем ты права.

Он соврал ей легко, не задумываясь. А потом подумал: возможно ли вообще объяснить это смертной? Раньше он даже и пытаться не стал бы.

Армигер оторвался от созерцания ночного неба и посмотрел на Меган. Он совершенно не понимал ее. Женщины редко входили в его планы. Однако сейчас она стояла рядом с ним, во тьме, оглашаемой стрекотом цикад, и не играла в борьбу за власть, как это делали мужчины. Она взяла на себя ответственность за судьбу незнакомого раненого воина так, словно это подразумевалось само собой.

– Моя связь с высшим «я»… – Армигер осекся. Потом начал заново: – Это больше, чем любовь. Мы были одним целым. Когда… она умерла, я тоже должен был умереть. Потому что я – это она. Во всяком случае, так я думал.

Меган кивнула:

– Мы всегда так думаем, когда любим. И тем не менее надо жить дальше.

Сначала Армигер. решил, что она его просто не поняла. А потом вдруг подумал: возможно, Меган сознает, что они воспринимают мир по-разному, и пытается перевести его страдания на доступный ей язык.

Мысль о том, что она не жалеет усилий на такую никчемную работу, поразила Армигера. Ибо понять кого-то – и впрямь труд, причем нелегкий. Сам Армигер занимался этим только для того, чтобы предугадать действия противника.

Если бы Меган держала свои выводы при себе, он решил бы, что она поступает точно так же. Но она делилась с ним.

– Ее убили на войне? – спросила Меган.

Армигер хотел было ответить «нет», поскольку локальная заварушка, в которой он участвовал, не имела ничего общего с межзвездным конфликтом, приведшим к гибели его высшего «я». Однако он мог сыграть с Меган в ее же игру. Что будет понятно ей на эмоциональном уровне? -Да.

– Ты больше не будешь солдатом?

Армигер почти не слышал ее. Почему он до сих пор жив? Когда его «я» умерло, ему надлежало погибнуть тоже или по крайней мере, снова превратиться в безмозглую машину.

– Я думал, что знаю, кто я, – проговорил он.

Армигер притворялся человеком с тех пор, как прибыл на Вентус. До того он помнил яркий свет и глубокий вакуум, исполняемую по радио песню, вертевшуюся в голове, и другие мысли. В той жизни его разум составлял единое целое с разумом его соратников, других слуг 3340. А божья воля была их собственной волей. Когда он думал, это думал 3340, а когда он действовал, это действовал бог. Так было всегда.

Нет, не всегда.

Внезапно присутствие женщины рядом показалось ему угрожающим. Что-то – какое-то давнее воспоминание – заставило его отвернуться от нее.

– Мне надо побыть одному, – сказал он, удивившись резкости собственного тона.

– Но… – начала было она, однако тут же, видно, передумала, повернулась и быстро зашагала прочь.

Армигер проводил ее взглядом. Люди – биологические существа, смертные животные. И тем не менее на секунду ему померещилось, что внутри у него всколыхнулось какое-то давно забытое чувство. Меган маячила во тьме, такая же реальная, как сам 3340. На мгновение Армигер… вспомнил? Да, вспомнил, как он стоял с кем-то – с человеческим существом, подобным ему во всем. Оно было таким же, как он сам.

Женщина.

Воспоминание раскрылось, словно лепестки долго спавшего цветка: он шел и смеялся, молодой человек рука об руку с молодой женщиной, на планете с двумя лунами. Такой же ночью.

С тех пор прошла тысяча лет.

Неужели он был когда-то человеком? Тогда понятно, почему 3340 выбрал его для этой работы. С другой стороны, бог мог создать его личность из остатков плененных человеческих мозгов. В конце концов, память – не более чем синаптическая голограмма. Армигер был уверен, что 3340 мог смастерить любые воспоминания для своих агентов.

Он пошел по мокрой траве, рассеянно выдирая из земли высокие стебли и напрочь забыв про луну и теплую ночь. Дошел до леса – и, нахмурясь, повернул обратно.

Если воспоминание искусственное, почему оно так долго таилось в глубине? По идее, бог должен был снабдить его только полезными воспоминаниями, причем ясными и отчетливыми.

Это воспоминание… ее рука в его руке… было чуждым. Оно не укладывалось ни в личность, которую дал Армигеру 3340, ни в его задание.

Армигер вдруг заметил, что ожесточенно рвет по пути траву вместе с корнями. Он остановился и посмотрел на избушку. Силуэт Меган по-прежнему виднелся в дверном проеме.

Так, хорошо. Очевидно, ему присущи какие-то фрагменты человеческой ментальности, иначе 3340 не послал бы его на эту планету. Это объясняло, почему он до сих пор жив. По каким-то причинам 3340 наделил его таким же инстинктом самосохранения, каким обладали биологические создания.

«Не торопись с выводами!» – одернул себя Армигер. Во-первых, нужно собраться с мыслями. До сих пор ошеломляющее чувство потери мешало ему разобраться в том, что же у него осталось. Возможно, пора это сделать.

Он подошел к хибарке. Меган все еще стояла в дверях.

– Не могу сказать, что со мной такого не бывало, – сказала она, нахмурясь. – Прости, если я напомнила тебе о том, о чем ты не хочешь думать.

Армигер ужасно устал, физически и морально.

– Вообще-то я должен поблагодарить тебя. Ты окружила меня таким теплом, такой заботой, что я наконец могу посмотреть правде в лицо.

Меган просияла. Похоже, ей хотелось что-то сказать, но она никак не могла решиться.

– Значит, – робко проговорила она, – то, что ты растоптал мои грядки – хороший признак?

– Грядки? – Армигер оглянулся на темное поле.

– Ты прошел по одной из них минуту назад.

– Вот как? Утром я приведу все в порядок.

– Успокойся! – рассмеялась женщина. – Я могу представить тебя кем угодно, только не садоводом!

Армигер неловко улыбнулся в ответ. Меган пробежала пальцами по волосам и прислонилась плечом к дверному косяку.

– Хочешь, разогрею тебе тушенку, – предложила она.

– Спасибо. Я посижу здесь немного и займусь медитацией.

– Ладно.

Меган нырнула внутрь, оставив дверь открытой. Армигер сел на доски крылечка. Ему как раз хватило места рядом с креслом-качалкой Меган, чтобы устроиться в позе лотоса. Он посмотрел на колеблемую ветром траву. Под деревьями в свете Диадемы, словно фигуры, склонявшиеся в учтивом поклоне, двигались тени. Армигер закрыл глаза.

Он решил, что не будет пока устраивать себе полное нейрофизиологическое обследование. У него просто не было сил, чтобы объективно оценить, сколько интеллекта, памяти и воли он потерял вместе с 3340. Однако бесстрастно изучить свое тело было ему под силу.

Ресурсы его были, увы, сильно ограничены. Тончайшая нанотехника, из которой состояло тело, сдвинулась со своего обычного места в позвоночнике и распределилась по человеческой плоти до кончиков пальцев. Почти вся энергия Армигера уходила на то, чтобы починить поврежденную иммунную систему. Он создал нано, которые вернули к жизни мертвые клетки его собственного трупа; сейчас он был теплым и дышал лишь благодаря тому, что нано заменили нормальный клеточный обмен своим собственным ускоренным метаболизмом. Теперь нано освобождались из оживленных клеток и абсорбировались. Силы Армигера крепли, только очень медленно. При таких темпах ему понадобится несколько месяцев, чтобы выздороветь окончательно.

Он пожалел, что так беспечно тратил силы, когда прибыл сюда. Подумать только! Он имел глупость имплантировать собственные нано в людей, чтобы использовать их как дистанционные органы чувств!

Армигер открыл глаза. Он совершенно забыл о своих передатчиках, работавших на непеленгуемых сверхсветовых частотах. Он специально настроил их таким образом, чтобы Ветры его не выследили. В принципе проследить сигнал, идущий от датчиков, возможно, но это требовало знания человеческой физиологии и психики, а Ветры такими знаниями не обладали. Сверхсветовая связь всегда была двухсторонней: то, что влияло на передающее устройство, откликалось в принимающем. Армигер не знал ни одного Ветра, способного переделать одного из его живых «передатчиков» в «приемник», поэтому он не боялся за свою безопасность.

Закрыв глаза, Армигер вызвал передатчики. Система работала не очень четко из-за повреждений в организме Армигера и долгого бездействия, однако через несколько секунд передатчики начали отвечать.

Раньше их было двенадцать. Когда система заработала наконец на полную мощь, Армигер смог видеть только шестью парами глаз.

Но даже этого ему хватило с лихвой. После случившегося с ним несчастья он утратил способность одновременно воспринимать сигналы из разных источников. На него обрушилось хаотическое нагромождение образов: синяя тряпка, колышущаяся у очага, вода, стекающая по крупу лошади, ощущение камней под голой спиной, теплая рука на животе… бешеное сердцебиение и затрудненное дыхание в груди…

Армигер скорчился от боли. Нет, это слишком! Открыв глаза и отдышавшись немного, он снова вызвал передатчики, на сей раз по одному.

Рука в последний раз погладила гнедой лошадиный круп. Армигер очутился в маленькой конюшне, типичной для деревенских постоялых дворов Равенона. Он видел глазами инженера, который ездил по стране, ремонтируя гелиографы на королевских сигнальных башнях. Инженер колесил по всему Равенону, так что Армигер неоднократно прибегал к его глазам для сбора информации.

Сегодня инженер отдыхал и медленно шел из стойла в дом, крытый соломой. Из двери дома струился теплый свет. Армигер пробыл с инженером еще немного. Тот скользнул за занавеску в отдельную спальню и сел на койку, рядом с которой догорала свеча.

Армигер переключился на другой сигнал. Этот носитель датчиков был уже в постели, но не один. На деревянных стульях рядом с кроватью в спаленке с оштукатуренными стенами сидели несколько человек. Передатчик Армигера говорил им:

– …набросились на меня словно ниоткуда! За что? Что я такого сделал?

Он показал на свою ногу, лежащую поверх одеяла и туго замотанную окровавленными бинтами.

– Сколько их было, говоришь? – спросил человек в алой рясе священника.

– Пятеро или шестеро. Не знаю! Все произошло так быстро…

– Ты, должно быть, чем-то их обидел?

– Совсем необязательно, – сказал другой человек. – Может, их обидел кто-то другой, а Матфей просто мимо проходил. Вот они и выбрали его козлом отпущения.

– Ничего не понимаю! – простонал раненый. – Как я теперь буду работать?

– Не волнуйся, мы тебе поможем.

Армигер переключился на другой передатчик.

Она все еще лежала на спине, холодные камни и галька впивались в ягодицы. Сверху к ней ритмично прижимался крупный мужской торс. За плечом мужчины Армигеру были видны яркие звезды.

Он снова переключился.

И, споткнувшись в темноте, упал. Его собственное хриплое дыхание отдавалось в ушах. Он встал и, прихрамывая, побежал вперед.

Он продирался сквозь листву и пляшущие перед глазами ветки – вниз по косогору, не глядя под ноги, скользя по камням. Сучья деревьев простирались к небесам, словно руки молящихся. Пробежав по аллее между деревьями, он позволил себе замедлить ход, потом остановился и посмотрел назад.

Никто не гнался за ним во мгле.

Ночь была темной – хоть глаз выколи. Но над вершиной холма, с которого он только что спустился, над облаками, сияли огоньки, словно там ехала кавалькада с фонарями в руках. Огни медленно приближались.

Он вскрикнул – вернее сказать, издал хриплый стон – и снова пустился бежать. За деревьями возник дом – приземистый, каменный, с пристроенным овечьим загоном, с уютным и теплым огнем в окошках. Задыхаясь, он припустил к дому что было сил.

Армигер почувствовал, как доски крыльца шелохнулись под ним. Меган, выйдя на улицу, что-то сказала ему. Он поднял руку, повелевая ей молчать.

Беглец добрался до дома.

– Лена! – крикнул он и с разгона грудью бросился на изгородь овечьего загона. Его била дрожь.

– Перс?

В дверях дома появилась девушка – таким же смутным силуэтом, как Меган чуть раньше.

– Что случилось, Перс?

– Они идут! В точности как предрекал старик!

– Нет, не может быть. Он же сумасшедший, мы все это знаем!

– Смотри! Она вскрикнула.

– Что тут творится? – За девушкой показались старик и старуха.

– Перс! – Девушка подбежала к нему и обхватила его руками за шею. – Что теперь будет?

– Старик говорил, они хотят забрать меня с собой. – Перс истерически рассмеялся. – Мы не верили, когда он говорил о них, помнишь? Все эти годы… Он говорил: они заберут меня и я никогда больше тебя не увижу.

Девушка зарылась в его шею лицом, содрогаясь от рыданий. Ее родители стояли рядом и в замешательстве смотрели на небо.

– Я пришел попрощаться.

– Нет, – всхлипнула она. – Спрячься здесь. Мы тебя не выдадим. А они в конце концов уйдут.

– Я пытался прятаться. Меня нашли. Они начали громить конюшню! Я побежал к реке, нырнул и отдался на волю течения. Так мне удалось от них оторваться. Но если я останусь, они убьют тебя. Я просто не мог не попрощаться…

Девушка покачала головой.

– Я так много хотел тебе сказать, – пробормотал он. – Я хотел сказать что-то такое… чтобы ты поняла, как много ты значишь для меня.

Он оторвался от девушки, которая простирала к нему руки над изгородью.

– Я все время вспоминаю тот день… нам было по двенадцать… Мы играли в прятки в саду. Ты помнишь тот день? Я постоянно вижу его во сне. – Повернувшись лицом во тьму, он добавил: – Вот и все. Я помню этот день. Прощай, Лена.

Девушка что-то кричала ему вслед, но он рванул с удвоенной скоростью. Армигер решил, что он хочет убежать подальше от дома, прежде чем то, что гналось за ним, настигнет свою добычу.

Перс обогнул овечий загон и свернул на дорожку между фруктовыми деревьями. Он пробежал с полкилометра, шатаясь от усталости. И тут над головой раздался странный звук – словно трепетание флага на ветру или же свист рассекаемого саблей воздуха. Звук все нарастал и нарастал, пока не достиг оглушительного крещендо. Вокруг заклубилась пыль, Перс закашлялся и беспомощно остановился.

Гигантские когти вонзились в него. Он закричал, харкая кровью. Когти потащили жертву в небо.

Перс увидел свои руки, тянущиеся к дорожке, которая уменьшалась на глазах, потом дом Лены, сиявший внизу огоньками, словно шкатулка с драгоценностями… Капли крови стекли по кончикам пальцев и упали в сторону дома.

Тьма накрыла его плащом.

* * *

Армигер выругался и открыл глаза. Над ним стояла Меган. Что-то прервало его связь с передатчиком.

– Что происходит? – спросил он сам себя. Меган тихонько рассмеялась.

– Я тоже хотела спросить тебя об этом.

Он покачал головой, мрачно вглядываясь в ночь. Тени, которые Диадема отбрасывала на просеку, внезапно показались ему не такими уж благодушными.

«Мне надо уходить отсюда», – подумал Армигер. Но, подняв глаза на Меган, понял, что не хочет ей это говорить. В каком-то смысле это нежелание обеспокоило его не меньше давешнего видения.

Он потер лоб основанием ладони – излюбленный жест одного из помощников.

– У тебя в голове сплошной сумбур, – сочувственно сказала Меган.

Армигер, сощурившись, поглядел на нее.

– Похоже, моя добрая леди, вы правы.

Возвращаясь после обследования близлежащего городка, Аксель обнаружил, что дорога к имению Боро блокирована фургонами. Возницы безмолвно сидели на припеке, ожидая, когда рассосется пробка.

Кобыла Акселя фыркнула и повернула голову, кося на него глазом. Аксель потянулся и усмехнулся.

– Что, не любишь ждать? – спросил он ее. Лошадка норовисто мотнула головой и отвернулась.

Он поехал в городок, чтобы купить пару приличных лошадей для Каландрии и Джордана, но нашел только одну подходящую кобылку. Что ж, для начала и это неплохо.

Аксель галопом подъехал к фургонам.

– Вы здесь что – лагерь разбили? – спросил он возницу фургона, стоявшего посреди дороги.

Тот устало посмотрел на него.

– Шутить изволите… сэр? – проговорил возница, заметив, как Аксель одет.

– Серьезно, что тут за столпотворение?

Громадный фургон напрочь перегородил въезд в железные ворота. Возница показал на дорогу рукой: – Там впереди какая-то авария. Аксель рассмеялся.

– Есть вещи, которые не меняются… Ты не мог бы отъехать метра на два и пропустить меня?

– Да, сэр.

Возница стегнул лошадей и проехал немного вперед. Кобыла Акселя встала перед узким проходом между каменным столбом у ворот и боком фургона. Аксель спешился и повел ее в ворота.

На дороге за воротами стояли еще шесть или семь фургонов. Аксель прошел мимо них, ведя лошадь в поводу.

Странно, но фургоны показались ему ужасно знакомыми. Он посмотрел вперед и понял почему.

Чуть впереди на дороге стояла паровая машина Туркарета, окутанная клубами дыма. Сам ревизор стоял рядом, беседуя с дородным мужчиной в засаленном бархатном балахоне. Аксель прошел мимо переднего фургона и вышел на середину дороги поздороваться с Туркаретом.

Заметив Акселя, Туркарет обернулся и непринужденно махнул ему рукой. Ревизор, казалось, постоянно позировал для собственного портрета. На нем были красная дорожная куртка из бархата и черные башмаки без единого пятнышка. Он стоял, словно кол проглотив, а подбородок задрал так высоко, что на Акселя смотрел вдоль своего длинного острого носа.

– Агент Равенона, который вечно в пути?.. Вижу, вы воспользовались моим советом навестить Боро. Как поживает леди Мэй?

– Как нельзя лучше, сэр. – Аксель взглянул на пар, окутавший машину. – Технические проблемы?

– Ничего страшного, сейчас все исправим. Я уже послал человека сообщить Юрию о нашем прибытии. Надеюсь, вас удобно устроили у Боро?

– Безусловно.

Интересно, что здесь понадобилось Туркарету? Он неоднократно на скучных ужинах еще до их приезда к Кастору описывал свой предстоящий маршрут. Каландрия решила воспользоваться гостеприимством семейства Боро именно потому, что Туркарет сюда заглядывать не собирался. Чем меньше людей будут обмениваться впечатлениями о них с Акселем, тем лучше.

– Что привело вас сюда? Я думал, вы от Кастора прямиком направитесь в столицу.

– Да, так я планировал. – Туркарет надменно улыбнулся; удивительно – его улыбка обычно вызывала у собеседников острую неприязнь. – Однако потом я получил кое-какую информацию и подумал, что Юрию надо об этом знать. Поэтому направился прямо к нему.

Аксель почувствовал, как его собственная улыбка застыла на губах.

– Информацию? Какую информацию?

– Это будет настоящий фурор! – заявил Туркарет.

– Что ж, надеюсь, мы увидимся за ужином. Аксель сел на лошадь.

– Непременно увидимся, мистер Чан. Не сомневайтесь. «Не к добру это!» – подумал Аксель, натянув поводья и перейдя на рысь.

Он прекрасно проводил время в имении Боро. Увы, теперь в яблоко заполз червяк. Что, если Туркарет поделится с Юрием впечатлениями? Может, ничего особенного…

Но он все равно начнет собирать вещи, решил Аксель, как только сообщит Каландрии последнюю новость.

10

В ночь, когда приехал Туркарет, Джордан проснулся около трех часов. На мгновение ему показалось, что он снова в теле Армигера, поскольку пробудило его лязганье металла о металл – сабельный звон.

Он сел и оглянулся – знакомая комната в башне с ее странной треугольной кладкой. Звук доносился от окна. А за окном был двор со статуями.

Звук был слабый, прерывистый. Джордан уже решил, что ему померещилось, но тут снова услышал звон сабель.

И опять тишина. Джордан представил, как две фигуры ходят кругами друг возле друга, стараясь не шуметь. Или один уже погиб?

Он встал и тихонько подошел к окну. До него донесся запах дождя, лившего весь вечер, как из ведра. Каландрия, как обычно, спала как убитая: руки и ноги раскинуты в стороны, тело завернуто в простыню. Джордан встал на цыпочки и вгляделся в черный колодец двора.

Волосы у него на затылке встали дыбом. Он никогда еще не видел двор после того, как гасили свет. Из высоких окон замка не проникало вниз ни единого лучика. Статуи леди Боро застыли в разных позах, словно танцоры на подземном балу – их па длились столетиями, а музыкой служил скрип оседающего фундамента.

Одна из скульптур прыгнула и скрылась за другой; донесся стук металла о камень. Из тени возле другой стены вынырнула другая фигура. Джордан затаил дыхание и вытянулся изо всех сил, стараясь разглядеть, что творится внизу.

Похоже, их было двое. Если на этой дуэли присутствовали секунданты, они, очевидно, скрывались в темных дверных проемах. Вряд ли дуэлянты взяли с собой врача – в бесшумных и стремительных движениях угадывалась жажда кровной мести.

Джордан устал цепляться за край окна. Оно было чуть шире бойницы и представляло собой прекрасный наблюдательный пункт, откуда удобно обстреливать врага – если только придвинуть к нему стул. Стулья в замке Боро огромные, тяжелые и старые; если бы Джордан решил подтащить одно из них к окну, ему пришлось бы разбудить Каландрию.

Если Каландрия проснется, она прикажет ему сидеть здесь, а сама пойдет на разведку. Ну уж нет!

Возможно, все это не его дело, но сегодня в усадьбу с пыхтением вкатилась машина Туркарета. А где появлялся Туркарет – жди беды! Джордан знал, что Аксель с Каландрией обманули Туркарета; их обоих обеспокоил его приезд. «Не исключено, – подумал Джордан, направляясь к двери, – что один из дуэлянтов – Аксель Чан».

Юноша побежал вниз по ступенькам, перейдя на первом этаже на медленный шаг, и высунул голову за край арочного проема. Прямо перед ним находилась дверь, ведущая во двор; по обе стороны вдаль уходили длинные коридоры со смутно белевшими на стенах пятнами окон, похожими по форме на гробы. Эти коридоры соединяли башню с замком на уровне первого этажа.

В одном из освещенных пятен появилась черная фигура – и скрылась в тени. Джордан ждал почти целую минуту, пока фигура наконец не возникла снова в ромбе лунного света дальше по коридору.

Ночной сторож был теперь метрах в тридцати и смотрел в другую сторону; Джордан бесшумно прокрался на цыпочках к двери, открыл ее и вдохнул холодный ночной воздух.