Текст книги "Невольничий караван"
Автор книги: Карл Фридрих Май
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
– Продадим.
– Это очень непросто!
– Ты ошибаешься. Ничего сложного в этом нет для того, кто умеет как следует взяться за дело. Мы обменяем их на слоновую кость.
– Аллах! Как эта мысль пришла тебе в голову?
– Разве она тебе не нравится?
– Она превосходна, но как ты собираешься ее осуществить? У нас совсем нет времени, мы ведь не собираемся просидеть здесь всю оставшуюся жизнь!
Фельдфебель сунул в рот свою трубку, глубоко затянулся, потом выпустил дым, погладил свою бороду и, снисходительно улыбаясь, сказал:
– Сейчас вы все снова убедитесь, какого мудрого предводителя послал вам Аллах. Если вы помните, вчера я отлучился из лагеря и вернулся только сегодня под вечер. Как вы думаете, где я был?
– Но ты же нам все объяснил, – удивленно проговорил солдат.
– Нет.
– Разве ты не ездил в Омбулу, чтобы разведать, как там обстоят дела?
– Даже и не думал.
– Но ты же совсем недавно рассказывал нам, как ты дошел почти до Омбулы и что ты там видел!
– Я нарочно разыграл вас, чтобы посмотреть, как вы поразитесь завтра утром, когда увидите, что за сюрприз я вам приготовил. Скажи, ты случайно не знаешь, кто является в этих местах самыми известными торговцами слоновой костью?
– Конечно же, негры-доры.
– А как далеко отсюда до их селений?
– На лошади – почти целый день пути.
– Ну, так я был у них.
– Что ты говоришь?! Ты узнавал у них насчет слоновой кости?
– Да.
– Это хорошо, это очень хорошо!
Среди солдат, которые внимательно прислушивались к разговору, прокатился одобрительный ропот. Их всех очень обрадовала возможность освободиться от животных и получить взамен дорогую слоновую кость, которую впоследствии можно было продать с большой выгодой.
– Я видел их ямы, – продолжал фельдфебель, – огромные ямы в земле, доверху наполненные слоновой костью. Доры годами собирают эту кость и хранят ее в ямах до тех пор, пока им не представится возможность обменять свои сокровища на коров. Опасаясь воров, они держат в тайне местонахождение своих тайников, но, когда я сказал им, зачем пришел, они открыли несколько ям и показали мне их содержимое. Говорю вам, я так и застыл на месте с открытым от изумления ртом. А цена, которую они потребовали за свой товар, была просто смехотворной. С этой костью мы можем провернуть такое прибыльное дело, какое самому Абуль-моуту не снилось!
– Так ты, выходит, уже с ними сторговался?
– Я сказал им, сколько животных мы можем им дать. Они хотят прийти сюда завтра и заключить сделку. Кость они принесут с собой.
– Значит, завтра. В какое время?
– Я попросил их поторопиться. Они обещали выйти из своей деревни еще сегодня и идти всю ночь напролет, чтобы на рассвете быть уже здесь.
– Это…
Договорить солдат не успел, так как в этот момент со стороны равнины явственно послышался приближавшийся стук лошадиных копыт. Потом возле крайнего, самого южного, сторожевого костра раздались громкие голоса, прозвучал крик, похожий на возглас изумления, и неизвестный всадник въехал в лагерь.
Люди повскакали со своих мест и стали напряженно вглядываться в темноту, стараясь угадать, что за непрошеный гость к ним явился. Судя по всему, он приехал с юга, оттуда, где лежала Омбула. Может быть, это был посланец Абдулмоута?
Так и оказалось. Когда всадник вступил в круг света и фельдфебель увидел его лицо, он воскликнул с явным облегчением в голосе:
– Ах, это ты, Бабар! Я рад тебя видеть. Слезай с лошади и иди к нам, погрейся у костра!
Вновь прибывший соскочил с седла, подошел ближе и, изумленно глядя на своих товарищей, вскричал:
– Клянусь Аллахом, я не могу поверить своим глазам! Может быть, я стал хуже видеть? Почему вы здесь, а не в селении, которое вы должны были охранять? И что делает среди вас фельдфебель? Ты же был арестован! – сказал он, обращаясь к старику.
– Как видишь, я уже свободен, – отвечал тот.
– Но кто же освободил тебя? Абуль-моут? Он что, уже вернулся?
– Об этом я скажу позже. Сначала ответь мне, куда ты дел свое ружье?
– Оно там, висит на седле, – машинально ответил Бабар, все еще не понимая, что происходит.
– А где твой нож?
– Вот он, висит на ремне.
– Ну-ка покажи!
Недолго думая, фельдфебель выхватил у него из-за пояса нож и поинтересовался:
– А еще у тебя есть при себе оружие?
– Нет. Но почему ты спрашиваешь и зачем тебе понадобился мой нож?
Джауш подошел к лошади Бабара, снял с седла ружье, передал его вместе с ножом одному из своих людей, который молча отнес и то и другое к тюкам с поклажей, а потом добродушным тоном ответил:
– Видишь ли, Бабар, ты один из лучших и самых храбрых людей в нашем селении, и я искренне желаю тебе всяческого добра и счастья. Но сейчас я с огорчением должен тебе сообщить, что ты одной ногой стоишь на краю могилы.
– Как это понимать? – ошеломленно переспросил Бабар.
– Ты прекрасно слышал мои слова и можешь мне поверить, дело обстоит именно так, как я сказал. Скоро я все тебе объясню, но прежде мне хотелось бы знать, успешно ли прошел поход?
– Очень! Мы взяли более тысячи рабов.
– А теперь вы возвращаетесь назад?
– Нет. Удача вскружила голову Абдулмоуту, и он решил напасть еще на одну деревню, где он надеется захватить такую же богатую добычу.
– Значит, он уже покинул Омбулу?
– Да. Это место стало для нас опасным. Беланда из соседних деревень могут собраться вместе и попытаться отбить у нас своих соплеменников, а в окрестностях Омбулы теперь трудно обороняться, потому что там все сожжено дотла. Поэтому Абдулмоут поделил всех на два отряда. С тремя сотнями солдат он двинулся за новыми рабами, а остальные должны были отойти назад и дожидаться Абдулмоута в месте, где беланда будет гораздо труднее их атаковать.
– Что же это за место?
– Оно расположено в половине дня пути отсюда, как раз посередине между этим заливом и Омбулой. Там протекает наполовину пересохшая река, а позади нее находится еще один залив. Между двумя водоемами растет небольшой лес, в котором мы и разбили наш лагерь. По дороге в Омбулу мы тоже останавливались в этом лесу и поймали там двух белых, которые собирались предупредить беланда о нашем приходе.
– А сейчас ты куда направляешься?
– В селение, к Абуль-моуту.
– О, Аллах! Разве он уже вернулся?
– Послушай, но ведь ты должен знать это лучше меня! Абдулмоут думает, что он прибудет домой в один из ближайших дней. Мне поручено передать ему, чтобы он как можно быстрее выходил нам навстречу вместе со всеми нуэрами. Они помогут нам доставить в селение рабов и защитят нас в случае нападения беланда.
– Черт возьми, – выругался фельдфебель. – Кто бы мог подумать, что Абуль-моут явится так скоро! Может быть, он уже гонится за нами!
– С какой стати он будет вас преследовать? Как это понимать? Не хочешь ли ты сказать, что вы ушли из селения без его ведома?
– Да, так и было.
– А кто же там остался?
– Никого.
– Как это понимать? Значит, селение никто не охраняет, все токулы стоят брошенные?
– Нет, они не стоят брошенные, и вообще их уже просто нет.
– Ты сошел с ума? Куда же они делись?
– Сгорели.
– Что?..
Слова замерли у Бабара на губах. Фельдфебель с какой-то двусмысленной улыбкой кивнул ему и подтвердил:
– Ты не ослышался. Все селение сожжено дотла.
– Аллах, сохрани мои уши! – вскричал Бабар. – Теперь я не верю и им! Но выражение твоего лица не похоже на выражение лица человека, у которого только что сгорел дом. Ты даже смеешься! А вон там, в стороне, я вижу большие корзины и мешки. Что все это значит?
– Сейчас поймешь. Садись поближе к костру, и я поведаю тебе обо всем, что произошло.
– Да, да, расскажи скорее, а то я не знаю, что и думать. Но как же мое ружье и мой нож? Почему ты забрал их у меня и не отдаешь обратно?
– Ты и это узнаешь. В ваше отсутствие произошли вещи, которые могут круто изменить жизнь каждого из вас. Если ты достаточно умен, то сумеешь воспользоваться обстоятельствами. Запомни: твое счастье всецело в твоих руках.
Он усадил Бабара около себя и начал свой рассказ.
С этого места разговор у костра перестал интересовать Шварца. Он решил, что теперь знает достаточно, и тихо вернулся к ожидавшим его солдатам. Пфотенхауер встретил друга словами:
– Ну, мы уж вас совсем заждались, прогулка-то ваша на добрый час затянулась! Слышали что-нибудь полезное для нас?
– Да, уж более чем достаточно.
– Но я надеюсь, это были добрые вести?
– Совсем наоборот. Мой брат схвачен.
– Тысяча чертей! Это точно?
– Да. В половине дня пути отсюда он вместе с Охотником на слонов попал в руки Абдулмоута.
– И где он сейчас?
– Об этом ловцы рабов не говорили, а я не мог долее мешкать и поспешил сюда. Но скоро мы обязательно узнаем, где мой брат!
– Нам нужно немедленно отправляться к ним на выручку, пока с ними не стряслось ничего ужасного.
– Разумеется, но эту ночь нам все же придется провести здесь. Йозефу и Охотнику на слонов не удалось предупредить беланда. Нападение на их деревню все же произошло. Омбулы больше нет. Абдулмоут захватил более тысячи рабов, но этого ему показалось недостаточно, и теперь он задумал совершить еще один набег – на соседнюю деревню.
– Боже правый, экие страсти вы рассказываете! Но ничего, мы постараемся спутать его расчеты и постараемся так сделать, чтобы он за свои черные делишки жизнью поплатился! А сейчас растолкуйте-ка мне как следует, что говорили эти негодяи там, у костра. Если ваш брат, а мой закадычный дружок Зепп попал в беду, так я должен не хуже вашего знать, как Абдулмоут, дьявол его побери, все это устроил. Не зря говорят, ум хорошо, а два лучше – уж вдвоем-то мы сумеем придумать, как их снова освободить!
Шварц слово в слово пересказал Серому все, что он слышал, после чего Пфотенхауер пришел в необычайное волнение. А когда Шварц закончил, гневно воскликнул:
– Так значит, вот оно как дело-то обстоит! Они отняли у меня моего Зеппа, и одному Богу известно, что с ним теперь будет! Раз уж они знают, что он хотел им дорогу перебежать, то небось не будут с ним как с желанным гостем обращаться. Но они еще не имели дела со мной, Наци-Птицей, а я уже иду, и горе им, если хоть один волос упадет с головы моего друга! Ну, а теперь – быстрее туда, к костру, коли мы не хотим, чтоб этот болван-фельдфебель ускользнул у нас из-под носа!
– Вы правы, – согласился Шварц, – нам следует поторопиться. Фельдфебель, конечно, никуда от нас не денется, но как раз сейчас он может отдать своим людям кое-какие распоряжения, которые могут нам помешать.
– Что еще за распоряжения?
– Ему только что сообщили о возвращении Абуль-моута. Старик сразу испугался, что Отец Смерти уже отправился в погоню за ним, и рано или поздно он наверняка догадается выставить на пути преследователей дополнительные сторожевые посты.
– Ну, это-то нам не очень навредит, потому что с постами мы живо управимся. Но что мы тут с вами стоим и лясы точим? Не могу я больше ждать, мне уж невтерпеж показать этим молодчикам, где раки зимуют.
– Да, пора двигаться, уже время.
– Ну наконец-то! Как будет происходить все нападение?
– Мы должны их окружить, что восьмидесяти человекам сделать совсем несложно. Для этого мы разделимся на два отряда. Я возьму тридцать солдат и отведу их на то самое место, откуда только что наблюдал за мятежниками. Остальные пятьдесят – я оставлю их под вашим началом – пройдут мимо стад и полукругом оцепят лагерь со стороны равнины. Концы этого полукруга должны будут соединиться с крайними точками ведущей вдоль залива прямой линии, которую образуют мои люди. Если все будет сделано в точности так, как я сказал, то ни один человек не сможет прорваться сквозь наше оцепление. Потом мы кинемся на мятежников и прикладами начнем сбивать их на землю. Без крайней необходимости убивать никого не надо, стрелять мы начнем только в том случае, если они первыми поднимут пальбу. Впрочем, я думаю, что сегодня обойдется без этого: слишком неожиданным для них будет наше нападение. Быстрота и внезапность должны стать главными нашими козырями.
– Ружья у них при себе? – деловито спросил Пфотенхауер.
– Нет, они свалены в кучу возле тюков с поклажей, но ножи и пистолеты торчат у всех разбойников за ремнями. Мы должны не дать им опомниться. Что касается меня, то я буду оглушать своих жертв точным ударом приклада и быстро связывать их по рукам и ногам.
– Ну что ж, это самое умное, что можно предпринять. Особенно это подходит для вас. Нас восемьдесят против сорока? Если мы будем их щадить, то кто-нибудь, чего доброго, и сбежать от нас может. Я скажу моим молодцам, чтобы они вели себя тихо, не разговаривали. Чего проще: молча подойти, да и тюкнуть прикладом по башке. Верно я говорю?
– Да. Я не сомневаюсь, что у нас все получится.
– Но как мы дадим друг другу знать, когда будем готовы к нападению?
– Мы должны выбрать условный сигнал.
– Какой?
– Все равно, какой хотите.
– Голос птицы – это будет самый лучший сигнал! Но только подражать ему надо как следует, чтоб ловцы рабов ни о чем не догадались. Вы, возможно, знаете такой вид аиста – абдим?
– Да.
– Ну-ка, как он зовется по-латыни?
– Sphenorhynchus abdimii.
– Точно! А по-арабски?
– Симбил или симбила.
– А местное название? – не унимался Пфотенхауер.
– Шумбриа.
– Очень хорошо! – похвалил Серый, который даже сейчас не мог упустить возможности поговорить на свою любимую тему. – Этот аист, когда надумает отправляться на боковую, издает этакое резкое щелканье, если ему кто-нибудь мешает, то есть сердится. Слышали такие звуки когда-нибудь?
– Да.
– Но подражать ему, наверное, не умеете?
– Отчего же, умею. Это совсем не трудно.
– Вот и славно! Это и будет нашим знаком. Кто первый управится, кликнет по-аистиному, а уж другой, как будет готов, ему ответит. Ну что, идем?
– Да, только дам указания солдатам.
Шварц объяснил солдатам, как им следует действовать, а затем разбил их на две группы. Тем, кто отправился с ним, выпало более трудное задание: надо было подобраться совсем близко к врагам, причем абсолютно бесшумно, чтобы те до последней секунды ничего не заметили. Как ни старались солдаты двигаться осторожно, то и дело кто-нибудь из них наступал на сухую ветку, и по лесу разносился оглушительный, как казалось Шварцу, треск. К счастью, люди у костра были слишком поглощены своим разговором и не обращали внимания на то, что происходит вокруг них.
Шварц показал каждому из солдат его место, что заняло довольно много времени, а сам устроился прямо позади фельдфебеля, которого он наметил своей первой жертвой. Однако главной фигурой был для него сейчас Бабар, разведчик Абдулмоута. Только от этого доверенного человека Абдулмоута немец мог узнать то, что интересовало его больше всего на свете, и поэтому он ни на миг не выпускал Бабара из поля зрения.
Только что Шварц закончил все приготовления к бою, как со стороны равнины послышалось клекотание аиста. Как раз в это время фельдфебель говорил Бабару:
– Ну вот, я все тебе рассказал. Будь же благоразумен и выбирай, с кем ты хочешь остаться: со мной или Абуль-моутом.
– Конечно, с тобой, – не раздумывая, ответил Бабар. – У тебя нас ждет совсем другая жизнь, чем была раньше, я уверен, что большинство людей из отряда, когда обо всем узнают, тоже встанут на твою сторону. Конечно, в этом есть довольно большой риск: ведь если Абуль-моут нас выследит, мы пропали!
– Он нам ничего не успеет сделать. Я не боюсь!
– Подумай, ведь нас всего пятьдесят, а он приведет с собой несколько сотен!
– Скоро нас будет гораздо больше, чем пятьдесят. Обстоятельства складываются иначе, чем мы предполагали, и я должен изменить свой план. Мы не можем оставаться здесь дольше и ждать, пока Абуль-моут разыщет нас и уничтожит. Завтра на рассвете доры принесут сюда слоновую кость. Я постараюсь произвести обмен как можно быстрее, а потом мы выступим в Омбулу. Там я разверну знамя бунта, и все люди из селения перейдут ко мне. Тогда нам не страшен будет Абуль-моут. Пусть он приходит, и моя пуля положит конец его господству.
– И начало – твоему! – вставил Бабар.
Однако его пророчеству не суждено было сбыться: в этот самый момент Шварц в ответ на крик аиста подал Серому такой же ответный сигнал, прыгнул вперед и с такой силой хватил фельдфебеля кулаком по виску, что старик замертво рухнул на землю и остался там лежать, не подавая никаких признаков жизни. Следующий удар немца обрушился на Бабара.
Ловцы рабов продолжали неподвижно сидеть у огня, оцепенев от неожиданности и ужаса. Никто из них не попытался сопротивляться даже тогда, когда со всех сторон на них посыпались люди и, ни слова не говоря, стали сбивать их с ног и крепко опутывать веревками. Только под конец схватки те немногие, кто еще не был повержен на землю, принялись вяло отбиваться, но, разумеется, безуспешно.
Подобного боя испокон веков не видывал Судан, жители которого никакой, даже самой пустяковой, работы не могут выполнить, не подбадривая себя громкими криками. Однако на этот раз тишина ночи нарушалась только глухими ударами прикладов и стуком падающих тел. В точности следуя указаниям Шварца, солдаты не издали ни единого звука за все время схватки, которая, правда, продлилась всего несколько минут. Уже через четверть часа после того, как Шварц ответил на условленный сигнал Серого, вся команда фельдфебеля, связанная, лежала возле костра. Большинство мятежников были без сознания, те, кому удалось защитить голову от удара, молили о пощаде.
Вскоре чауш очнулся от своего обморока. Он застонал и хотел дотронуться до того места, куда поразил его железный кулак Шварца, но с удивлением обнаружил, что не может пошевелить рукой. Открыв глаза, он увидел лежавших рядом с ним сообщников, над которыми, опираясь на свои ружья, стояли солдаты Шварца. Затем взгляд его упал на Шварца и Пфотенхауера, а потом…
– Боже всемогущий! – вскричал он, вздрогнув всем телом. – Господи, спаси меня от козней дьявола и всех его чертей! Разве души мертвецов бродят по земле?
Онбаши – это, конечно же, он так испугал фельдфебеля, – ответил:
– Да, бывает, что и бродят. Они превращаются в духов мести, которые преследуют тех, кто не держит свое слово. Ты уговорил меня изменить моему хозяину, пообещав, что я буду повелевать всеми наравне с тобой. Ты обманул меня и хотел сделать своим подчиненным. Теперь наказание настигло тебя.
Старик молчал, неподвижно уставившись на капрала. Тот продолжал:
– Я нарочно прыгнул в воду и поплыл прочь, чтобы убежать от вас и вернуться к Абуль-моуту. Аллах распорядился иначе: не ему суждено расправиться с вами. Теперь ваша жизнь в руках этих двух эфенди, и я вам не завидую.
– Он жив! Он не умер! – воскликнул фельдфебель, вновь обретая дар речи. – Он не утонул, а… Предатель! Пусть Аллах испепелит его своим священным огнем!.. Но кто эти люди, что осмелились напасть на нас, хотя мы не причиняли им никакого зла? Немедленно развяжите нас!
Последние слова относились уже к Шварцу.
– Терпение! – отвечал тот. – Ты не всегда будешь носить эти путы, если примешь мои условия.
– Я не желаю их носить ни часу, ни минуты, ни одного мгновения! Освободи меня сейчас же, иначе ты погиб! Может быть, ты думаешь, что все мои люди находятся здесь? В таком случае ты ошибаешься: у меня еще много воинов, они остановились там, на равнине.
– Ты имеешь в виду тех десять сторожей, что должны охранять твой лагерь? Они уже почти два часа лежат возле своих костров, точно так же крепко связанные, как и ты. А Бабара пропустил сюда один из моих людей.
– Ты знаешь мое имя? – воскликнул изумленный Бабар.
– Да.
– Откуда?
– Неважно. Я знаю его, и этого достаточно. А теперь слушайте меня внимательно.
Шварц уселся на землю перед фельдфебелем и Бабаром и неторопливо заговорил:
– Вы взбунтовались против Абуль-моута, но схвачены вы не по этой причине. Как раз наоборот: я взял вас в плен, чтобы вы не могли помешать мне уничтожить Абуль-моута и Абдулмоута, моих заклятых врагов. Что будет с вами дальше – зависит только от вас.
– Эфенди, кто ты? – тихо спросил фельдфебель.
– Этого тебе пока незачем знать. Я хочу сообщить тебе, что Абуль-моут вернулся. Он приплыл на двух кораблях вместе с тремя сотнями нуэров. Я напал на него и победил, но ему удалось бежать в Омбулу. Я настигну его и там, и тогда…
– Освободи нас! Мы поможем тебе! – взмолился фельдфебель.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи. Вы восстали против своего господина, нарушив данное ему слово, такие люди мне не нужны. Ваше ремесло – преступление, и Абуль-моут – закоренелый грешник. Тем не менее, вы – клятвопреступники по отношению к нему, и я не хочу иметь с вами никаких дел. Вы все заслуживаете смерти, но буду ли я сам судить вас или предоставлю вас на суд вашей совести, решит вот этот человек.
С этими словами Шварц показал на Бабара.
– Я, эфенди? – пораженно спросил тот.
– Да, ты.
– Похоже, что ты прекрасно знаешь меня и всех нас.
– Да, я знаю вас и знаю все ваши отношения, может быть, лучше, чем вы сами.
– Но кто ты? Я ничего не понимаю. Ты для нас загадка!
– Разгадка будет вам дана, но не сейчас и не здесь.
– Я вижу тебя в первый раз в жизни и никогда раньше не слышал о тебе. Я ничего не понимаю, кроме того, что мы все – твои пленники и что при определенных условиях ты согласен нас помиловать.
– Совершенно верно. И, как я уже сказал, ваша дальнейшая судьба будет зависеть только от тебя.
– Что я должен сделать?
– Откровенно ответить на мои вопросы.
– Спрашивай! Я расскажу тебе все, что смогу.
– Сможешь, если захочешь. Итак, отвечай: правда ли, что в половине дня пути отсюда вы взяли в плен двух незнакомых вам белых?
– Да.
– Прежде всего скажи, живы ли они до сих пор?
– Да, пока живы.
– Они не ранены?
– Нет. Они целы и невредимы, но Абдулмоут собирается их убить.
– Когда?
– Сразу, как вернется в селение.
– Слава Богу! Значит, мы не опоздали! Ты знаешь, кто эти люди?
– Один – незнакомый эфенди, гяур, и лицо его, кстати, так похоже на твое, что, мне кажется, вы братья.
– А второй?
– Другой – эмир, араб.
– Тебе известно его имя?
– Абдулмоут назвал его по имени только один раз, когда впервые увидел его возле залива. Кажется, он сказал, «Барак аль-Кади, эмир Кенадема».
Внезапно с губ Сына Тайны, который до сих пор безучастно наблюдал за происходящим, сорвалось громкое восклицание. Мальчик подскочил к Бабару и закричал в сильнейшем волнении:
– Повтори, что ты сказал? Как ты назвал этого человека?
– Эмир Кенадема.
– Ке-на-дем! – медленно, по слогам произнес Сын Тайны, а затем еще несколько раз повторил это слово. Скулы его покрылись ярким румянцем, а дыхание прерывалось, когда он снова бессвязно заговорил: – Кенадем! Кенадем! О, моя голова, о, моя память! Аллах, Аллах! Кенадем, Кенадем! Что за чудесное слово! Я знал его когда-то, но оно было погребено во мне… нет, не погребено, оно просто спало, его только нужно было разбудить! Но я не встретил ни одного человека, который сказал бы мне это слово – Кенадем, так называлась моя родина, так называлось место, где жили мои родители! Кенадем, о, Кенадем! Где это? Кто знает, где он находится?
Юноша окинул присутствующих таким пронзительным, ожидающим взглядом, как будто от ответа на этот вопрос зависела вся его жизнь.
– В Дар-Рунге, – ответил Шварц. – Южнее озера Рахат-Герази.
– Ты знаешь это место, эфенди? Ты бывал там?
– Нет, но название «Кенадем» попадалось мне в книгах и на картах.
– В книгах и на картах! Аллах, о, Аллах! Если бы я мог увидеть такую книгу или такую карту! Я так долго не мог найти мою родину, я был так далеко от нее! Я часто представлял себе пальмы, заслоняющие мое окно, но увидеть их воочию я не мог. Каким счастьем было бы для меня просто подержать в руках книгу или карту и найти там любимое имя! Кенадем, о, Кенадем!
Тогда Шварц полез в карман и достал небольшую тетрадку в красной обложке. Это были несколько карт, переплетенных вместе.
– Я иду с севера, и у меня осталась одна карта Северного Судана, – сказал он. – На ней есть Кенадем.
– Покажи мне скорее карту, эфенди. Где это название? – вскричал юноша, вырывая тетрадку у немца из рук.
– Подожди! Ты сам не найдешь его, давай я тебе покажу!
– О нет! Я, конечно, найду его, легко найду! Я сразу увижу это название среди тысяч других!
– Нет, потому что оно написано на языке, которого ты не знаешь.
Сын Тайны опустился на землю. Шварц развернул карту на коленях и, водя по ней пальцем, стал объяснять:
– Зеленым раскрашена страна Дар-Рунга, вот это маленькое продолговатое пятно – озеро Рахат-Герази. А теперь видишь это крошечное колечко? Это и есть Кенадем. Его название написано латинскими буквами.
– Убери свой палец! – потребовал Сын Тайны. – Я сам хочу дотронуться до Кенадема. Так вот он какой! Там колышутся на ветру олеандровые рощи, которые я так часто видел в своих снах… Там, там! О, Кенадем!.. Эфенди, твоя доброта так велика, ты не откажешь выполнить мою просьбу?
– Какую?
– Подари мне Кенадем!
– Но это не в моей власти, ведь он не принадлежит мне.
– Как? Разве эта карта не твоя собственность?
– Карта? Да, она моя.
– И ты не хочешь дать мне мой Кенадем? Эфенди, я ведь не прошу у тебя всю карту, я умоляю тебя только об одном: разреши мне вырезать ножом маленький кусочек, на котором нарисована моя родина!
Юноша находился в состоянии крайнего возбуждения. Он то и дело подносил карту к своим губам и целовал маленький зеленый островок, на котором сосредоточился теперь для него весь мир.
– Ах, вот ты о чем! – улыбнулся Шварц. – Тогда мы можем обойтись без ножа и не будем резать карту. Я с удовольствием подарю тебе всю ее целиком.
– Это правда? Это действительно возможно? О, господин, о, эфенди, если бы ты знал, как ты осчастливил меня!
И тут этот всегда сдержанный и гордый юноша снова вскочил с места и порывисто поцеловал немцу руку, чего в других обстоятельствах он не согласился бы сделать ни за какую награду. Затем, все еще сжимая в руках красную тетрадку, он снова обратился к Бабару:
– А как, ты сказал, звали эмира?
– Барак аль-Кади, – ответил тот.
– Ба-рак… аль-Ка-ди, – повторил Сын Тайны, прикладывая руку ко лбу, как будто хотел поймать ускользающее воспоминание. Потом он вздрогнул и воскликнул: – Да, так и есть, я знаю это имя! Барак аль-Кади – так звали моего отца! Когда по его приказу пороли провинившегося подчиненного или раба, он с мрачным лицом стоял рядом и приговаривал: «Вы называете меня Барак аль-Кади [154]154
Барак – судья (араб.).
[Закрыть], что ж, хорошо, я им и буду». Поэтому я ненавидел это имя, и моя мать бледнела, когда слышала его. Значит, тот человек, которого поймал Абдулмоут, и есть Барак аль-Кади, эмир Кенадема?
– Да.
– Отец, мой отец! Скорее, скорее к нему! Эфенди, разреши нам выступить сейчас же! Мне немедленно нужно к отцу, я должен освободить его из рук этих негодяев.
– Опомнись, Сын Тайны, возьми себя в руки! – строго приказал немец. – Потерпи до утра, и спозаранку мы тронемся в путь.
– Ждать до утра! Но это же целая вечность! Впрочем, ты прав, эфенди. Мое сердце рвется прочь отсюда, но голова советует мне остаться. Но как ты назвал меня только что? Сын Тайны? Так я звался в течение пятнадцати лет, но теперь я отбрасываю от себя это имя, потому что оно лжет. Тайна раскрыта, теперь я знаю, кто я на самом деле. Меня зовут Мазид, значит, мое полное имя – Мазид бен Барак аль-Кади Кенадеми! Я вспомнил свое имя, я вспомнил свою родину! О, эфенди, не удерживай меня здесь! Мне тесно, я хочу уйти и поведать ночи свою тайну! Я обернусь лицом к северу и крикну: «Кенадем!», а потом обернусь на юг, туда, где находится сейчас мой отец, и громко позову его: «Барак аль-Кади Кенадеми!» Я пойду, я помчусь, иначе сердце выпрыгнет у меня из груди!
Юноша побежал прочь, продираясь сквозь густой кустарник. Шварц хотел было остановить его, но передумал. Он хорошо знал рассудительность Сына Тайны и был уверен, что тот вернется назад, когда немного успокоится.
Пфотенхауер отвернулся, чтобы скрыть выступившие у него на глазах слезы, и проворчал:
– Ах он, шельмец проклятый! Другого такого парнишки днем с огнем не сыщешь! И эти наши горе-ученые еще толкуют, дескать, полудикие народы не имеют ни души, ни сердца! Небось не так бы они заговорили, кабы сами сюда наведались да собственными глазами на здешних людей поглядели! Что вы думаете, прав я или нет?
– Конечно, правы, – отвечал Шварц, к которому был обращен этот вопрос. – Честно говоря, эта сцена и меня растрогала. Но сейчас у нас нет лишнего времени на проявление эмоций. Мы узнали еще не все, что нам нужно.
– Да, конечно, о вашем брате и моем друге! Давайте, спрашивайте дальше!
Шварц снова повернулся к Бабару и задал следующий вопрос:
– Из твоих слов я понял, что Абдулмоут был знаком с этим эмиром, а тот тоже узнал его?
– Да, он даже назвал его по имени.
– Ты не запомнил, как оно звучало?
– Абдуризза бен Лафиз.
– Где находятся сейчас оба белых? С теми двумястами, что стоят возле залива, или с Абдулмоутом и остальными?
– Эфенди, ты ясновидящий? – спросил Бабар. – Ведь я один знал о том, что наш отряд разделился.
– Как видишь, я действительно знаю много, хотя и не все. Поэтому можешь не сомневаться: я обязательно замечу, если ты скажешь мне неправду. Я должен освободить обоих пленников. Если ты поможешь мне в этом, я подарю всем вам жизнь и свободу.
– Ты обещаешь?
– Да.
– Тогда я все тебе расскажу. Я отведу тебя к пересохшему руслу реки и заливу, между которыми находится наш лагерь.
– Я также хочу, чтобы в мои руки попался Абдулмоут.
– Я и в этом тебе помогу. Только сдержи слово!
– Я сдержу его. Но сегодня вы все еще останетесь связанными. Веревки снимут с вас завтра.
Шварц замолчал, и наступившую тишину прорезал донесшийся откуда-то издалека крик:
– Кенадем! – а затем еще: – Барак аль-Кади!
Видимо, оставшись один, Сын Тайны дал волю обуревавшему его восторгу.
– Не стоило нам его отпускать, – покачал головой Серый. – Если его кто услышит, нам всем очень не поздоровится!
– Кто его может услышать? – возразил Шварц. – Кроме нас, вокруг нет ни души. Впрочем, давайте позовем его! Может быть, он уже хочет вернуться.
Шварц не забыл послать к сторожевым кострам своего человека с сообщением о том, что лагерь захвачен. Солдаты стали приводить связанных часовых. Если до сих пор эти люди надеялись, что фельдфебель освободит их, то, увидев своих товарищей беспомощно лежащими на земле, они приуныли. Шварц приказал им сесть рядом с другими пленниками. Они послушались и стали искать глазами онбаши, который предусмотрительно затерялся в толпе солдат.
Солдаты Шварца тоже уселись на землю неподалеку от пленников. Некоторые произвели осмотр сложенной под деревьями поклажи и с радостными возгласами извлекли на свет божий кувшины с мериза и большие запасы табака. Рабыни снова принялись растирать сухую дурру в муку и печь из нее лепешки.
Между тем Шварц и Пфотенхауер заставили Бабара подробно рассказать обо всем, что произошло во время похода на Омбулу. Он много находился вблизи обоих пленников и слышал, о чем говорил с ними Абдулмоут. Он очень точно описал немцам лагерь и его окрестности, а также место, где держали Йозефа Шварца и Охотника на слонов. Кроме того, он ответил на множество самых разнообразных вопросов Шварца, смысл которых не всегда понимал. Многие из этих вопросов даже Серому казались совершенно бесполезными и странными, и он то и дело бросал на своего друга изумленные взгляды.