Текст книги "Невольничий караван"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Глава 12
НОВЫЕ СОЮЗНИКИ

«Комендантский лейтенант» переступил порог каюты и отвесил низкий поклон. Узнав о том, что завернувший в Магунду корабль – дахабия хедива, он тотчас же поспешил на борт засвидетельствовать свое почтение высоким гостям.

Конечно, приход лейтенанта имел и другую цель, о которой он по вполне понятным причинам предпочитал не распространяться. Мидуру Фашоды было прекрасно известно, что жители Магунды занимаются торговлей рабами; значит, об этом должен был знать и только что прибывший эфенди. Что привело его сюда? Уполномочен ли он наказать ловцов рабов за незаконный промысел или собирается провозгласить какие-то новые законы и порядки? Пожелает ли он осмотреть деревню, в которой, к счастью, не было сейчас ни одного пленного негра? Все эти вопросы чрезвычайно беспокоили лейтенанта, и он надеялся во время своего «визита вежливости» окольными путями выведать истинные намерения чужеземца.

Однако не так-то просто было провести Шварца, который сразу почувствовал хитроумные замыслы своего посетителя. Он велел слугам принести еще одну чашку кофе и трубку, пригласил старика сесть и обратился к нему с несколькими вежливыми вопросами, избегая при этом темы торговли рабами. Он также сообщил лейтенанту, что останется в Магунде до завтра и эту ночь вместе с Пфотенхауером проведет на корабле.

Когда примерно через полчаса лейтенант распрощался с немцами и вернулся наверх, расположение духа у него было самое что ни на есть скверное. Он увидел дурной знак в том, что Шварц вел себя так уклончиво, и решил немедленно послать верхового в Яу, к хозяину. Тот, правда, в любом случае собирался вернуться не позднее завтрашнего полудня, но в сложившихся обстоятельствах лейтенант посчитал, что хозяину лучше поторопиться.

– Он меня испугался, – сказал Шварц после того, как за стариком захлопнулась дверь. – Может быть, мне удастся извлечь из этого выгоду.

– Из его-то страха перед вами? – спросил Серый. – Это еще каким способом?

– Очень просто. Он явно считает меня членом правительства и послом вице-короля. Мои солдаты, которым я разрешил выйти на берег, наверняка рассказывают сейчас в поселке о нашем намерении поймать Абуль-моута. Это еще больше усилит тревогу лейтенанта, так как он вполне может подумать, что те же планы у нас и в отношении него.

– Ежели вы так думаете, то, по-моему, зря! Я точно знаю, что здешние жители ненавидят Абуль-моута. Он даже не осмеливается показаться вблизи Магунды!

– Ах, так? Что ж, это мне на руку. Может быть, удастся уговорить их присоединиться к моему отряду. Честно говоря, я никак не предполагал, что Абуль-моут завербует столько нуэров. Трехсот негров я могу не опасаться, но ведь в сумме с населением его поселка войско Абуль-моута составит восемьсот человек, с которыми моим ста пятидесяти солдатам, конечно, не справиться. Я очень рассчитываю на свою хитрость, даже больше, чем на наши ружья, но все же пополнение мне бы совсем не помешало.

– Но, по моему мнению, вам теперь вовсе не обязательно связываться с Абуль-моутом, – сказал Серый, который, проявляя чудеса выдержки, все еще тянул со своим сообщением.

– Почему? – удивился Шварц.

– Потому, что вы приняли это решение, чтобы выручить своего брата, да меня заодно. Но теперь-то это уж не нужно!

– Ну уж нет! Даже если бы угрожающая вам опасность действительно миновала, я был бы обязан сдержать слово, которое дал мидуру Фашоды. И кроме всего прочего, я пока не вижу брата. Вы ведь так и не сказали мне, где он находится и почему не пришел меня встречать. Но как бы там ни было, Абуль-моута я в покое не оставлю: он должен быть наказан хотя бы за то, что осмелился напасть на меня. Ручаться за успех моего предприятия я, конечно, не могу и поэтому не требую от вас, чтобы вы присоединились ко мне. Вы спокойно можете остаться здесь и дождаться моего возвращения.

– Вот так так! Выходит, я должен отсиживаться в этой дыре и ждать, открутят вам голову или нет. За хорошего же парня вы меня держите! Нет уж, дудки! Я пойду вместе с вами и буду драться так, что из этих чертей только искры посыплются. К тому же, если на то пошло, я лично так понимаю, что все это дело гораздо легче, чем вы думаете. Поймать старика! Абу ничего не стоит, потому как его селение стоит сейчас пустое, а команда, которая там осталась, сожгла весь этот райский уголок и смылась оттуда.

Шварц во все глаза смотрел на Пфотенхауера, не в силах вымолвить ни слова.

– Ну и видок у вас! – рассмеялся Серый. – Вы раскрыли рот совсем как я, когда должен был смекнуть, откуда у птиц перья взялись!

– Я не могу поверить вашим словам, вы наверняка ошибаетесь!

– Нисколечко! Я это точно знаю, потому я был там вчера вечером и видел вместо хижин кучу дымящегося пепла.

– Вы были там?

– Ну, ясное дело, был вместе с вашим братцем.

– Что? Вы оба были прямо в логове льва, который задумал вас проглотить?

– Ну, льва-то дома не было! Его я повстречал только нынче утром, по дороге сюда.

– Так вы и его самого видели?

– Ну да, а глаза-то у меня на что? Понятно, видел, его и оба его корабля. Он стоял вместе с главарем нуэров на сандале у руля.

– Тогда скажите скорее, когда и как далеко отсюда это было?

– Давайте прикинем. Около часу нам понадобилось, чтоб добраться с того места до Магунды. Стало быть, при вашей скорости вы бы могли быть там часа через четыре!

– Значит, мы преследуем его по пятам. Если он этой ночью встанет на стоянку, как и мы, то я смогу догнать его еще до завтрашнего вечера!

– Это можно, отчего же и нет. У него как раз все съестное кончилось, и он по пути должен рыбачить, да и охотиться, если не хочет своих нуэров заморить голодом. А это ему тоже скорости не прибавляет.

– Вы знаете даже то, сколько у него припасов?

– Ну да. Мне Охотник на слонов сказал.

– Охотник на слонов? Это еще кто такой?

– Это… Ну, я вижу, что пора бы обо всем вам рассказать. До сих пор-то я помалкивал, хотел к вам получше присмотреться, проверял, на самом ли деле вы такой человек, как мне ваш брат рассказывал, но теперь… Одним словом, слушайте, как было дело.

Когда Шварц узнал, что произошло за последние двое суток, ему изменило его обычное хладнокровие. Он вскочил и принялся взволнованно шагать по каюте, бормоча:

– Ну и дела тут у вас творятся! Кто бы мог представить себе что-либо подобное. Селение сгорело, ловцы рабов взбунтовались, и мой брат в Омбуле! Как он мог пойти на такой риск? Это же безумие!

– Значит, по-вашему, мы должны были спокойно смотреть, как перебьют несчастных беланда или угонят в рабство?

– Нет, конечно, нет. Вы правы, на вашем месте я поступил бы точно так же. Скажите, где сейчас находятся оба эти негра-беланда, Лобо и Толо?

– Они отдыхают в лодке. Я их в поселок не отправил, потому что хотел вначале посмотреть, как мне самому там понравится. За ними приглядывает Сын Тайны. Когда мы разговаривали в лодке с Отцом Одиннадцати Волосинок, Толо спал – ну, да он вообще спит не переставая, – а Лобо сидел с ним тихо рядышком.

– Нечего им там оставаться. Я распоряжусь, чтобы их привели на дахабию.

Шварц вышел, чтобы отдать своим людям это распоряжение, и увидел на палубе Сына Верности, беседовавшего с каким-то юношей. Это был Сын Тайны, который, как только узнал, что корабль уже стоит в мишрахе, сразу прибежал из поселка встречать своего закадычного друга. Шварц пригласил обоих юношей в каюту, чтобы всем вместе обсудить, как действовать в сложившихся обстоятельствах. Больше дверь каюты не открывалась, и до глубокой ночи из-за нее слышались приглушенные голоса. Только после полуночи все четверо отправились спать.

На восходе солнца Шварц и Пфотенхауер были разбужены громкой утренней молитвой солдат. Немцы поднялись и решили, не откладывая, пойти в поселок и попросить коменданта дать им небольшой отряд своих людей.

Они еще не успели закончить свой утренний туалет, как в дверь просунулась рябая физиономия верного Отца Листьев, который безумно ревновал своего господина к чернокожим слугам и задолго до рассвета подкрался к двери каюты, чтобы ждать первых распоряжений. К тому времени, когда до его ушей донесся тихий шорох, показывавший, что обитатели каюты проснулись, у него уже было готово сообщение для хозяина.

– Там посещение снова и опять из сериба, здешнего, – доложил он по-немецки, старательно не замечая присутствия Серого. – Хотелось поговорить с господином доктором, уважаемо-достопочтенным.

– Кто там пришел? – спросил Шварц.

– Хасаб Мурад, Магунды хозяин. Уже пришел, когда еще была ночь, темная.

– И он ждет до сих пор?

– Да. Не хочет он уходить, не поговорив с эфенди.

– Пригласи его войти и позаботься о кофе и трубках!

Хасаб Мурад оказался дородным человеком с добродушным лицом, похожим скорее на честного купца, чем на работорговца. Согласно здешним нормам приличия, он не стал заговаривать первым, а лишь поклонился до земли и стал ждать, пока к нему обратятся. Шварц знаком предложил гостю сесть и продолжал хранить степенное молчание во время традиционной «кофейной церемонии». Только когда чашки были опустошены и слуги принесли зажженные трубки, он заговорил:

– Мне сказали, что ты хозяин Магунды и желаешь со мной говорить, Я слушаю тебя.

Хасаб Мурад, который примчался из Яу, встревоженный сообщением посланного к нему гонца, несколько секунд обдумывал, как отвечать на это холодное приветствие, а затем сказал:

– Этой ночью я вернулся из путешествия и узнал о том, что к нам прибыли высокие гости. Я тут же поспешил на борт дахабии, горя желанием выразить тебе свое почтение.

– У меня нет права на такую честь: ведь я намного моложе тебя!

– Посланник правительства заслуживает большей чести, чем древнейший старец, – возразил Хасаб Мурад.

– Ты ошибаешься. Я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь.

Глазки египтянина беспокойно забегали по сторонам, а по лицу его скользнула смиренно-лукавая улыбка, говорившая: «Я не собираюсь с тобой спорить, но тебе меня не провести, я точно знаю, что должен делать». Вслух же он сказал:

– Только Аллах может заставить человека раскрыть рот против воли, я же уважаю твою скрытность. Ты надолго остановился здесь, в нашем мишрахе?

– До тех пор, пока не закончится наш разговор. Скажи, ты ведь промышляешь торговлей рабами?

– Что ты, эфенди, – испуганно возразил Хасаб Мурад, – с недавнего времени это занятие запрещено законом, а я никогда не иду против властей!

– Ты можешь это доказать?

– Скажи, какие доказательства тебе нужны, и, если это в моих силах, я представлю их тебе.

– Тогда ответь откровенно на мой вопрос: Абдулмоут тоже перестал предпринимать гасуа?

– Нет-нет, он продолжает этим заниматься, он все еще ловит рабов! Пусть Аллах накажет его за это!

– Я знаю, что ты говоришь правду, но я задал этот вопрос нарочно, чтобы проверить тебя. Как раз сейчас он собирается отправиться в новую гасуа, и я приехал, чтобы помешать ему. Что ты на это скажешь?

Лицо Хасаба Мурада засветилось от радости. Если бы у Абуль-моута, его личного врага и главного конкурента, отняли его ремесло, Магунда стала бы процветать еще больше. Ни секунды не раздумывая, египтянин ответил:

– Он заслужил все, что должно теперь с ним случиться. Я молю Аллаха о том, чтобы он обрушил ему на голову все его грехи.

– Я вижу, ты уже понял, каким страшным грехом является торговля людьми, и научился ненавидеть ее. Поэтому я надеюсь, что могу рассчитывать на твою помощь. Мы хотим освободить окрестности твоей деревни от этого разбойника, но я не знаю, удастся ли нам это. Я слишком поздно узнал, что Абуль-моут завербовал новых солдат. В моем отряде, пожалуй, слишком мало людей, чтобы с ним справиться.

Услышав эти слова, Хасаб Мурад почувствовал себя наверху блаженства и тотчас же ответил так, как и ожидал от него Шварц:

– Долг каждого честного человека, эфенди, – участвовать в исполнении справедливого приговора. Могу я предложить тебе свою помощь?

– Да. Я рад, что не ошибся в тебе. Но что ты потребуешь за эту услугу?

– Ничего, совсем ничего. Я готов отрубить себе руку, если она осмелится взять у тебя хотя бы один пиастр. Я прошу тебя только об одном: разреши и мне принять участие в вашем походе! Мои люди привыкли, чтобы я сам ими командовал, я же буду находиться под твоим началом и точно следовать всем твоим указаниям.

– Это само собой разумеется. Ты пойдешь с нами и будешь одним из подчиненных мне командиров. Сколько солдат ты можешь мне дать?

– Я не могу оставить селение совсем без охраны, но я отберу триста лучших воинов и снабжу их хорошим оружием и провиантом.

– Целых триста! С ними я, конечно, был бы уверен в своей победе, но, к сожалению, мне приходится отказаться от такого большого отряда: мой корабль не сможет вместить их всех.

– А ты не хочешь идти сушей?

– Нет, по крайней мере, не отсюда. По берегу до поселка Абуль-моута не меньше трех дней пути, а мне уже давно пора быть там. Или, может быть, здесь можно достать корабли?

– Что ж, это возможно, эфенди.

– Правда?! Где? У кого?

Этот вопрос привел египтянина в некоторое замешательство, он смущенно повертел головой, а потом сказал:

– Я не могу сказать, эфенди, я дал слово. В этих краях, если ты не хочешь привлекать к себе ненужный интерес, лучше, чтобы поменьше людей знало, что у тебя есть корабль. Владельцы кораблей, если они не постоянно используют свои суда, прячут их в соединенных с рекой заводях, вход в которые загорожен густыми зарослями камыша.

– Понятно. Тогда скажи мне, в твоем распоряжении находится один или несколько кораблей?

– Я могу получить два нуквера, этого вполне достаточно, чтобы разместить триста воинов.

– Когда они будут здесь?

– Если я поспешу, мы успеем погрузиться и отплыть еще до полудня.

– Так поспеши! До этого времени я еще могу подождать, но ровно в полдень нам необходимо отправиться.

Хасаб Мурад раскланялся и ушел, крайне довольный результатами переговоров. Шварц радовался не меньше его: он никак не рассчитывал иметь в своем распоряжении еще триста хорошо подготовленных солдат и два корабля в придачу.

Проводив посетителя, Шварц отправился в каюту капитана, чтобы посвятить его в свои дальнейшие планы. Затем он вместе с Пфотенхауером и обоими юными друзьями – Бен Вафой и Сыном Тайны – сошел на берег и поднялся в селение. Над воротами Магунды уже висело знамя Пророка – знак начала военных действий, и возле всех хижин копошились люди, занятые подготовкой к походу. В центре же селения собралась огромная толпа, привлекавшая к себе всеобщие взгляды, В этой толпе среди лохмотьев жителей Магунды выделялись мундиры суданской армии: большинство солдат с дахабии еще вечером ушли в селение и завели там новые знакомства, которые тут же были скреплены. В центре толпы из двух пороховых бочонков было сооружено некое подобие подмостков, на которых возвышались монументальные фигуры Отца Одиннадцати Волосинок и его друга и оппонента Хаджи Али. Желая возбудить в своих слушателях ярость против Абуль-моута, малыш в мундире красочно описывал им сцену ужасного нападения на караван возле Бир-Аслана. По ходу рассказа он, разумеется, не забыл упомянуть, подробности славного сражения со львами и тонко дать понять присутствующим, чьи именно героические действия определили его успешный исход. Доказательством правдивости его слов должна была служить половина львиной шкуры, которую этот новый Цицерон [127]127
  Цицерон, Марк Туллий (106 – 43 до н. э.) – выдающийся римский политический деятель, оратор и писатель.


[Закрыть]предусмотрительно захватил с корабля, заменив ею свой дивный тюрбан. Шкура была наброшена на спину поверх красного мундира, а голову увенчивал устрашающий львиный череп. В таком виде бравый малыш очень напоминал Шварцу и его товарищу древнего гота [128]128
  Готы – союз германских племен, сыгравший весьма значительную роль на европейской исторической арене в III–IV веках.


[Закрыть]с картинки в учебнике истории.

Отец Смеха тоже был облачен в свою половину шкуры. Она эффектно обвивала его щуплые плечи, а кончик хвоста волочился по подмосткам.

– О, вы, люди войны и дети храбрости, послушайте о нашем подвиге, о том, как мы убили Джеззар-Бея, – кричал маленький храбрец в тот момент, когда немцы подошли поближе. – Мы победили его и его жену, а потом взяли в плен их кровожадного сына. Может быть, вы мне не верите? Скажи, Хаджи Али, так ли это было? Подтверди этим людям, что я говорю правду!

Отец Смеха с достоинством кивнул и сказал:

– Да, мой друг не лжет.

Чтобы подчеркнуть торжественность момента, он постарался придать своему лицу как можно более серьезное и значительное выражение, но, как всегда в подобных случаях, скорчил такую уморительную гримасу, что слушатели разразились громким хохотом.

– Над чем вы смеетесь, несчастные?! – спросил Отец Листьев. – Если над Отцом Смеха, то можете смеяться сколько вам будет угодно, но я лично не выношу насмешек! Лучше прикройте свои рты и слушайте дальше! Итак, мы сидели у костра и чувствовали себя в полной безопасности, когда вдруг откуда-то издали послышалось страшное рычанье льва. Ответь, Хаджи Али, правда ли это?

– Да, все было точно так, как ты говоришь, – веско подтвердил тот, всем своим видом показывая, что вот-вот умрет от смеха.

– Вы слышите, что я вас не обманываю. «Господин с толстой головой» быстро, как ураган, приближался к нам. Все хомры и наши товарищи-джелаби, дрожа от ужаса, притаились за тюками с поклажей, и только я и вот этот мой друг, которого вы видите рядом со мной, не ведали страха. Мы храбро взялись за наши ружья и подошли к Отцу Четырех Глаз, который тоже не испугался и решил помочь нам спасти всех от свирепого хищника. Этот эфенди, Отец Четырех Глаз, стоит сейчас за вашими спинами. Вы можете сами взглянуть на него, и он сможет подтвердить истинность моих слов.

Все взгляды на миг обратились к Шварцу, затем маленький словак снова потребовал к себе внимания и рассказал о том, как лев был убит и как по его следам прибежала львица.

– Мы думали, что дело сделано, и готовились праздновать победу, когда вдруг услышали еще более грозный рев. Это была жена Отца Убийства: она услышала голоса наших ружей и поспешила к нам, чтобы помочь своему мужу или отомстить за его смерть. Мы все оказались в ужасной опасности, не так ли, Хаджи Али?

– Да, это было действительно ужасно, – согласился Хаджи Али, ухмыляясь во весь рот.

Наконец Отец Листьев закончил повествование о кровопролитной схватке и перешел к описанию дележа шкуры.

– Мне, как самому храброму, естественно, досталась передняя часть, – небрежно сообщил он, – а затем…

Тут Отец Смеха насторожился.

– Молчи! – перебил он своего друга. – Самым храбрым был не ты, а эфенди, ты же вел себя ничуть не лучше меня. Твоя половина досталась тебе по жребию, и с тех пор кроме своей большой морды ты стал обладать еще и львиной – за это все без исключения люди прозвали тебя Абуль-буз, Отец Морды.

– Сам молчи! – гневно закричал маленький словак. – Мое лицо ничуть не больше твоей морды! И, уж во всяком случае, почетнее носить на себе голову льва, чем его хвост. Или, может быть, ты считаешь за большую честь зваться Абульзанаб, Отец Хвоста, как величает тебя каждый встречный и поперечный? Ты только посмотри на себя и сам поймешь, как ты смешно выглядишь в этой своей задней половине шкуры!

– Ты сам смешной! – рассердился Хаджи Али. – Если ты будешь меня так оскорблять, я испепелю тебя своим гневом и уничтожу яростью!

Он грозно нахмурился, и его лицо приобрело такое выражение, будто он прилагает все усилия, чтобы не рассмеяться собственной удачной шутке.

– Я не боюсь твоего гнева, – заявил ему на это Отец Одиннадцати Волосинок. – Что ты значишь для меня, великого ученого, знающего латынь, о которой ты и понятия не имеешь!

– Ну и что! Мне зато известны все народы и деревни мира, и все страны и всех жителей земного шара я могу перечислить по именам! Попробуй, сделай это, если ты такой умный!

– Хорошо! Только сначала покажи мне, как это делается!

– Пожалуйста! Сейчас я так опозорю тебя перед этими людьми, что весь остаток своей жизни будешь ходить с опущенными от стыда глазами! Попроси же меня назвать любую деревню или народ.

– С удовольствием! Скажи, как называются острова, что лежат в море западнее большой пустыни Сахары?

– Билад-уль-Аджами [129]129
  Персия (араб.).


[Закрыть].

– Неправильно! А как называется страна, которая образует верхушку Африки?

– Билад-уль-Муску [130]130
  Московия (араб.).


[Закрыть].

– Нет! Какая страна расположена на самом севере Европы?

– Сайлан [131]131
  Цейлон (араб.).


[Закрыть].

– Еще лучше! Назови хотя бы государство, которое считается самым большим на земле и лежит на востоке Азии!

– Джебел-ул-Тарики [132]132
  Гибралтар (араб.).


[Закрыть].

Тут словак картинно заломил руки и с громким смехом воскликнул:

– Понимаешь ли ты, Отец Хвоста, что только что сам себя поднял на смех? Острова с той стороны пустыни называются эль-Джезаиру-ль-Халидату [133]133
  Канарские острова (араб.).


[Закрыть], на острие Африки находится Билад-уль-Рас [134]134
  Капская колония (араб.),часть тогдашних британских владений в Южной Африке.


[Закрыть], самая северная страна Европы – Билад-уль-Лап [135]135
  Лапландия (араб.).


[Закрыть], а на востоке Азии расположено большое государство Билад-уль-Сини [136]136
  Китай (араб.).


[Закрыть]. Короче говоря, ты не смог ответить мне ни на один вопрос!

– Я отвечал правильно! – упорствовал Отец Смеха.

– Нет, ты все перепутал.

– Докажи, докажи это! – закричал «географ», гневно топая ногами по подмосткам, причем львиный хвост у его ног подпрыгивал в такт.

– Человек, который понимает латынь, всегда прав, ему не нужно ничего доказывать! – парировал Отец Листьев. – Итак, с названиями стран у тебя полный провал. Посмотрим теперь, как обстоит дело с народами и деревнями.

– Я знаю их все.

– Это мы сейчас проверим. Отвечай, какой народ живет в самой середине Европы?

– Это суахили [137]137
  Суахили – (самоназвание «васхвахили», или «береговые люди») – народ группы банту, живущий в Восточной Африке, главным образом, на побережье Индийского океана и прилегающих к нему островах. В бассейне Конго проживает около 100 тыс. суахили.


[Закрыть].

– Неверно! А как называется народ, который живет севернее Индии?

– Фаламанку [138]138
  Голландцы (араб.).


[Закрыть].

– Опять неправильно. Какой народ населяет самый юг эль-Дунья-эль-джадида? [139]139
  Новый Свет; Америка (араб.).


[Закрыть]

– Талиан [140]140
  Итальянцы (араб.).


[Закрыть].

– Ничего подобного! Но скажи, по крайней мере, где находится Надь-Михай?

– Такого места вообще нет на свете!

– Еще как есть, потому что я там родился. А где Букстехуде находится, знаешь?

– В Булунда [141]141
  Польша (араб.).


[Закрыть].

– Ха-ха-ха! А Блазевиц?

– Такой деревни тоже не существует.

– Что ты говоришь! А где, по-твоему, Шиллер [142]142
  Шиллер, Фридрих (1759–1805) – великий немецкий поэт и драматург; был женат на Шарлотте (Лотте) Ленгефельд; их венчание состоялось 22 февраля 1790 г. в маленькой кирхе в Венигейнене.


[Закрыть]женился на своей Густель [143]143
  Густель – уменьшительное от имени Августа.


[Закрыть]? Хотя об этом Шиллере ты наверняка и не слыхивал. К какой стране принадлежит Итцехо?

– Дженова [144]144
  Генуя (араб.).


[Закрыть].

– И это неверно. Если бы ты прочитал книгу по географии, которую написал как раз этот знаменитый Шиллер, ты бы знал, что это Итцехо находится в Дуар-Салак-аль-Хаджар [145]145
  Лагере Валленштейна (пер. К. Мая).
  Валленштейн, Альбрехт (1583–1634) – выдающийся германский полководец времен Тридцатилетней войны; императорские войска под его командованием одержали ряд блестящих побед. Фридрих Шиллер написал о нем драматическую трилогию. Здесь речь идет о первой части эпопеи – одноактной пьесе «Лагерь Валленштейна» (1797), действие которой происходит в окрестностях чешского города Пльзень.


[Закрыть]. Но ты ничего не знаешь. Ты так глуп, что мне плакать хочется!

– Докажи это! Докажи! – потребовал Отец Смеха, вне себя от ярости, что друг высмеивает его при посторонних людях. – Ты можешь сказать все, что угодно, но кто подтвердит мне, что все так и есть?

– Кто может подтвердить? Да хотя бы эти два эфенди, что стоят здесь и слушают чепуху, которую ты несешь. Спроси у них, и они скажут тебе, кто из нас прав, а кто нет.

Шварц и Пфотенхауер действительно все еще находились внизу в толпе и любовались главным образом колоритной фигурой Отца Одиннадцати Волосинок в львиной шкуре, накинутой поверх красного мундира, который он раздобыл еще в Фашоде у одного торговца. Спор двух великих умов чрезвычайно забавлял немцев, но принимать в нем участие они ни в коем случае не собирались. Когда словак предложил своему противнику апеллировать к ним, они хотели незаметно скрыться, чтобы им не пришлось обидеть Отца Смеха, но тот сам избавил их от этой необходимости, сказав:

– Я имею дело только с тобой, Отец Листьев, и другие люди здесь ни при чем. Я намереваюсь поразить своими знаниями тебя, а не этих двух эфенди, каждый из которых в десять тысяч раз умнее нас с тобой, вместе взятых. Но покажи нам теперь, сколько хорошо ты знаешь латынь и все остальные науки. Докажи, что ты знаешь народы и деревни земли лучше, чем я!

– Нет ничего проще! Скажи только, как я должен это доказать!

– Я буду задавать тебе вопросы точно так же, как ты спрашивал меня.

– Что ж давай начинай! Сейчас все увидят, как ты будешь поражаться мудрости моих ответов.

– Посмотрим! Для начала скажи мне, где находится знаменитый край под названием аль-хутама?

«Ал-хутама» означает «сокрушилище» – так в сто четвертой суре Корана именуется преисподняя. Хитрый Отец Смеха рассчитывал на то, что в знании текстов этой книги христианин-словак не сможет с ним тягаться.

– Этого я, пожалуй, не знаю, – немного помолчав, признался Отец Одиннадцати Волосинок, – мне до сих пор почему-то никогда не приходилось слышать об этом городе.

Ответом на эти слова был дружный смех всех присутствующих: им-то это слово было хорошо известно.

– Так-так. Твоя образованность покидает тебя на произвол судьбы при первом же моем вопросе! – возликовал Хаджи и скорчил гримасу удовлетворения, которая заставила слушателей рассмеяться еще громче. Нимало не смущенный этим, Отец Смеха продолжал: – Теперь ответь, в какой стране течет знаменитый тасним?

Тасним – это райский источник. Он упоминается в восемьдесят третьей суре.

– Это имя мне тоже незнакомо, – сказал малыш.

По толпе прокатился ропот, и он с досадой понял, что все, кроме него, знают, о чем идет речь, и удивляются его невежеству.

– Очень хорошо! Можешь ли ты, по крайней мере, сказать, где находится сиджжин?

Это слово встречается в упомянутой выше суре и обозначает то место в подземном мире, где хранится список проступков всех злых людей и духов. Сам этот список тоже называется Сиджжин.

– А сам-то ты знаешь, что означает это слово? – решил перейти в наступление Красный Мундир.

– Конечно, знаю! Мы все это знаем, а вот ты – нет!

– Спрашивай дальше! – потребовал словак, не давая прямого ответа на предыдущий вопрос.

– Ну, скажи хотя бы, что такое аль-Ахкаф!

«Ах-Ахкаф» переводится с арабского как «куча песка». Так называется песчаная долина в провинции Хадрамаут, где жили адиты – народ, о котором неоднократно упоминается в Коране. Об этой долине говорится в двадцать первом стихе сорок шестой суры, и поэтому вся эта сура называется «Пески».

– И этого я тоже не знаю, – еле слышно прошептал малыш, опустив голову.

– Итак, ты уже в третий раз не можешь мне ответить. Я мог бы задать тебе еще сто или даже больше подобных вопросов, и ты бы сто раз промолчал. Так кто же из нас двоих умнее?

– Никто! Ты не смог ответить мне, а я тебе, стало быть, мы оба одинаковы мудры. Ты знаешь свои народы и деревни, а я – мои науки и латынь. Каждый из нас силен в своей науке, и больше мы никогда не должны это оспаривать. Согласен?

– От всего сердца, – растроганно отвечал Отец Смеха, не преминув, разумеется, зверски ухмыльнуться.

– Тогда дай мне твою руку и поцелуй меня! Помиримся, ведь мы с тобой братья! Теперь твой враг – это снова мой враг, и твоя радость – все равно, что моя!

– Да будет так, отныне и во веки веков! Аллах-иль-Аллах! – подхватил Хаджи. Оба человека крепко обнялись и поцеловались, а потом спрыгнули со своего подиума и рука об руку зашагали прочь сквозь расступившуюся толпу.

– Что за чудные ребята! – со смехом воскликнул Серый. – Такого я, пожалуй, еще не встречал! Сперва они готовы сожрать друг друга с потрохами, а не успеешь оглянуться – они уже целуются и, довольные, убегают. И часто это с ними бывает?

– По нескольку раз в день, – ответил Шварц. – И самое интересное, что они действительно искренне любят друг друга. Да что там, они просто жить друг без друга не могут, но при этом им необходимо постоянно ругаться. Впрочем, как они говорят, ссоры лишь укрепляют дружбу.

– Вот уж спасибо! И вы считаете, что эти дурни и вправду дельные парни?

– Очень! Они так преданы мне, что готовы отдать за меня жизнь. Вы и сами в этом убедитесь, когда узнаете их поближе, господин доктор.

– Что-что? Как это вы меня обозвали? – вскинулся Пфотенхауер. – Никак, доктором? Прошу, больше ко мне так не обращайтесь! Я из-за этого и с вашим братом вечно бранился!

– Но это ведь ваше почетное звание!

– Ах, вон оно что! Звание! Плевал я на него! Мое имя – Игнациус Пфотенхауер. Именно поэтому и еще за то, что я весь мир облазил, ловя всяких птиц, меня на родине прозывают Наци-Птица. Если желаете доставить мне приятное – зовите меня тоже Наци!

– Хорошо, если вы так хотите.

– Да уж, еще как хочу. Людям вроде нас, тем, что день и ночь проводят вместе, незачем обрушивать друг другу на головы все эти, черт бы их побрал, титулы и комплименты. Может, какой чужак, которого я знать не знаю и которому до меня дела нет, и должен со мной миндальничать, от него я, может, и потребую почета и уважения и захочу, чтоб он величал меня Господин Доктор Наци-Птица-Пфотенхауер. Ежели он на это не согласится, пусть катится ко всем чертям! Но вы-то уж можете избавить себя от всех этих проклятых речей… Стоп! Что там такое? Разве уже наступил эль Дегри, что они там собрались молиться?

Шварц повернул голову в том направлении, куда смотрел Серый, и увидел на минарете колдуна. Он несколько раз ударил в гонг, а затем крикнул громким, разнесшимся на всю деревню, голосом:

– Эй, правоверные, собирайтесь: пришло время вопросить Аллаха о священном часе. Спешите к месту собраний, чтобы узнать, будет ли вам позволено выступить в полдень!

Вслед за этими словами раздался бой дарбуки, созывавший всех солдат на сбор.

– Никак, барабан, – сказал Серый.

– Совершенно верно. Кстати, знаете, как «барабан» будет по-арабски?

– Да. Дакк… эттал.

– Верно. Это слово подражает барабанному бою: «дакк… эттал – дакк… эттал» – совсем так же, как мы, немцы, говорим «румдибум, румдибум». Собственно, слово дарабукка – тоже не что иное, как подражание этому звуку. Но посмотрите, как они все побежали к минарету! Хотите тоже пойти посмотреть?

– А то! Все ж интересно, как они будут спрашивать судьбу, счастливый час будет нынче в этот полдень или нет. Мы-то, христиане, понятно, верим, что все дни и часы в руках Божьих.

Когда Шварц и Серый подошли к центру поселка, все его жители были уже там. Их лица были обращены к жилищу колдуна – большому токулу с полумесяцем на крыше.

Навстречу немцам вышел из своей хижины хозяин поселения Хасаб Мурад. Он поприветствовал их глубоким поклоном.

– Как вы думаете, колдун даст удовлетворительный ответ? – спросил у него Шварц.

– Да, эфенди, можете не сомневаться, – ответил египтянин.

– Откуда вы это знаете?

– Могу показать источник моей уверенности.

Лукаво блеснув глазами, Хасаб Мурад полез в карман своего бурнуса, достал оттуда два талера Марии-Терезии и незаметно показал немцам, а затем тотчас спрятал их обратно.

– Обычно такой жертвы бывает достаточно, чтобы назначенный для отправления час оказался счастливым, – прибавил он. – Аллах любит, когда его слугам делают подарки.

– Тогда поспеши принести свою жертву и прибавь к ней еще вот это! – сказал Шварц. Он достал из своего кошелька три талера и протянул их египтянину.

– О, эфенди, твое сердце полно доброты и мудрости! – воскликнул тот. – Теперь Аллах не покинет нас во все время нашего путешествия!

Он повернулся и исчез в токуле колдуна. Через некоторое время оба снова вышли наружу, и колдун торжественно возвестил: