Текст книги "Невольничий караван"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Через час оба отряда выстроились у ворот поселка. Впереди всех стоял знаменосец со священным знаменем в руке. Как ни бесчеловечна цель разбойного набега, все же он никогда не начинается без того, чтобы его участники не попросили Бога о защите и благословении, совсем так же, как в былые времена в церквях некоторых рыбацких поселков молились о «благословенном побережье». Колдун, который, как уже упоминалось, выполнял здесь роль священника и одновременно счетовода, встал перед солдатами рядом со знаменосцем, воздел к небу руки и громким голосом воскликнул:

– Помоги нам, о Господи, одари нас твоею милостью!

Эти слова все присутствующие должны были повторить хором. Затем факир продолжал:

– Благослови нас, о благословенный, о бессмертный!

Этот призыв тоже был подхвачен всеми в один голос. Он был обращен к Пророку, а первый – к Богу. Далее последовали обязательно предшествующие строфам каждой суры слова:

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

После этого была прочитана первая сура Корана, а за ней – тридцать шестая сура, названная Мухаммедом Сердцем Корана, и с тех пор ее именует так каждый мусульманин. Эту суру люди читают, находясь перед лицом опасности, ее же словами провожают умирающих в последний путь. Она довольно длинная и заканчивается так:

«Разве не видит человек, что Мы создали его из капли? А вот – враждебен, определенно! И приводит он нам притчи и забыл про свое творение. Он говорит: «Кто оживит части, которые истлели?» Скажи «Оживит их тот, кто создал их в первый раз, и Он сведущ во всяком творении. Он – тот, который сделал вам из зеленого дерева огонь, и вот – вы от него зажигаете». Разве тот, кто создал небеса и землю, не в состоянии создать подобных им? Да, Он – Творец, мудрый! Его приказ, когда Он желает что-нибудь, – только сказать ему: «Будь!» – и оно бывает. Хвала же тому, в руке которого власть надо всем, и к Нему вы будете возвращены!» [103]103
  Пер. И. Ю. Крачковского.


[Закрыть]

Прошло довольно много времени, прежде чем колдун, а за ним солдаты проговорили эту суру. Когда звучали ее последние слова, небо на востоке посветлело, и показались первые лучи солнца. Теперь снова нельзя было отравляться в путь, пока не будет произнесена приуроченная ко времени восхода солнца утренняя молитва. Наконец, участники похода поднялись с колен и направились к воротам.

Стремясь наверстать потерянное время, всадники Абдулмоута вскочили на лошадей и, как будто подхваченные вихрем, унеслись по направлению к югу. Сам комендант скакал впереди, а рядом бежал его пес, которого он привязал к седлу на длинном поводке.

Второй отряд, возглавляемый знаменосцем с завернутым теперь в чехол знаменем, двигался медленнее.

На прощанье солдаты дали несколько залпов, на которые ответила из своего оружия остававшаяся в поселке команда. При прощальных и приветственных салютах здесь принято расходовать боевые патроны, несмотря на то, что они являются крайне ходовым товаром, который не так просто раздобыть.

Солдаты из дежурного отряда смотрели вслед уходящим, пока те не скрылись из виду. Настроение у всех было самое что ни на есть скверное: ведь никто не знал, сколько времени теперь придется ждать до следующей гасуа. Кроме того, они даже не могли утешать себя мыслью, что, оставаясь в селении, избавляются от трудностей и лишений, предстоявших их товарищам в пути: и того, и другого дома имелось более чем достаточно. Работу, с которой в обычное время едва управлялись пятьсот человек, теперь предстояло выполнять пятидесяти солдатам. Вдобавок в любую минуту можно было ожидать опасности, так как поселки, гарнизон которых находится в походе, то и дело подвергаются нападениям соседских племен.

Наконец солдаты неохотно разбрелись в разные стороны и занялись своими делами, то и дело разражаясь проклятиями по поводу несправедливо выпавшего на их долю жребия и слишком большой строгости коменданта. Как уже говорилось ранее, Абдулмоут был только заместителем главного начальника, Абуль-моута, и во время отлучек последнего он, упиваясь своей властью и всеми силами стремясь продемонстрировать ее подчиненным, превращал их жизнь в настоящий ад. Поэтому его не только боялись, но и ненавидели все без исключения обитатели селения. Гораздо больше солдаты любили фельдфебеля, которого постигло сейчас столь суровое и незаслуженное наказание. Старый вояка слишком хорошо еще помнил то время, когда он занимал самую низшую ступеньку в несложной иерархии поселка, и гораздо лучше, чем Абдулмоут, умел обращаться со своими подчиненными. Он был с ними строг, но не жесток держался со спокойным достоинством, в котором не было ни тени высокомерия. Поэтому многие любили его и даже едва не взбунтовались против Абдулмоута, когда тот отдал приказ заключить старого вояку в тюрьму.

Оставшийся за начальника унтер-офицер замечал настроение своих людей и слышал весьма нелестные эпитеты, которыми те награждали Абдулмоута, однако не делал попыток их унять, поскольку и сам был чрезвычайно оскорблен. Несмотря на то, что со стороны фельдфебеля он всегда видел только хорошее отношение и сам чувствовал к нему расположение, он промолчал, когда того арестовывали, так как надеялся занять его место. Неудивительно, что, после того, как его ожидания не оправдались, он рассердился на коменданта не меньше, чем все остальные, и ярость его только усугублялась оттого, что он не мог себе позволить обнаружить ее перед солдатами. Теперь в нем снова проснулось сочувствие к фельдфебелю, и он решил на зло Абдулмоуту обращаться с заключенным как можно мягче и всячески стараться облегчить его положение. Приняв это решение, он несколько успокоился и немедленно начал осуществлять свой замысел. Первым делом он распорядился, чтобы солдаты испекли лепешки и, наловив в реке рыбы, зажарили ее на обед. Когда еда была приготовлена и каждый получил свою порцию, унтер-офицер взял столько лепешек и рыбы, сколько мог унести, и отправился к служившему тюрьмой токулу.

Само собой разумеется, что о тюрьме с толстыми каменными стенами, преграждающими преступникам путь к бегству, здесь не могло быть и речи. Сооружение, к которому подошел сейчас унтер-офицер, даже нельзя было назвать токулом в полном смысле этого слова: это была обыкновенная яма в два человеческих роста глубиной, на дне которой стояли заключенные. Яму прикрывал тростниковый навес, защищавший преступников и их стражей от палящего солнца. В довершение всего яму никогда не чистили, так что пребывание в ней было мучительным даже для самого грубого и неприхотливого из здешних солдат.

В настоящее время в «тюрьме» находился один фельдфебель. Увидев приближавшегося белюка, стоявший на страже часовой деликатно отошел в сторону.

– Я тут принес тебе немного еды, – крикнул унтер-офицер, заглядывая в яму, – лепешки и жареную рыбу; такие лакомства, наверное, и не снились ни одному арестованному. Попозже я велю приготовить маризу, и его ты тоже получишь целый горшок.

– Аллах вознаградит тебя за твою доброту, – ответил фельдфебель, стоявший по колено в полусгнивших нечистотах, – но у меня что-то в этом вонючем месте пропал аппетит.

– Тогда сохрани пока эту еду, а потом съешь, когда проголодаешься!

– Что ты, разве здесь место хранить еду? Мне совсем некуда ее деть.

– Ты прав – для этой цели яма и вправду не очень подходит. Если хочешь, я заверну тебе еду в покрывало.

– Спасибо Аллах дал тебе доброе и благородное сердце. Ведь я никогда не обращался с тобой сурово?

– Нет, ты относился ко мне справедливо.

– И ты не можешь упрекнуть меня в том, что я когда-нибудь оскорбил тебя или обделил добычей?

– И этого не было, – подтвердил унтер-офицер, не понимая, куда клонит его собеседник.

– Тогда, может быть, ты согласишься оказать мне услугу и тем заслужить благосклонность Пророка?

– Что я должен сделать? – насторожился белюк.

– Разреши мне подняться наверх и пообедать вместе с тобой. А потом снова посадишь меня в яму.

– Не обижайся, но этого я не могу сделать.

– Кто тебе это может запретить? Ты же сейчас хозяин поселка. Разве ты не волен делать все, что тебе вздумается?

Самолюбие белюка было задето, и он гордо ответил:

– Я – комендант. Все, что я пожелаю, будет исполнено.

– Значит, ты просто не хочешь облегчить мои страдания. Не думал, что ты откажешь мне в такой малости!

– Но это слишком опасно: ведь тебе ничего не будет стоить сбежать из тюрьмы.

– Убежать? К сожалению, это совершенно невозможно. У меня нет оружия, так что не успею я сделать и шагу, как получу от тебя пулю в спину. И даже если ты не станешь стрелять, то твоих пятидесяти молодцов вполне хватит, чтобы поймать меня и прикончить.

– Что правда, то правда, – задумчиво протянул белюк.

– Зато, если ты все же выполнишь мою просьбу, я сумею как следует тебя отблагодарить. Я ведь не собираюсь торчать тут вечно. Абуль-моут умеет ценить мою службу, и как только вернется, он тут же снова сделает меня баш-чаушем.

– Честно говоря, я тоже так думаю, – признался унтер-офицер.

– Так что же, ты согласен ненадолго выпустить меня из этой дыры?

– Хорошо, я сделаю это. Но я прикажу охраннику держать ружье наготове и стрелять, как только ты отойдешь от края ямы больше, чем на два шага. Не обижайся, ведь я выполняю свой долг!

– Я вполне понимаю тебя. Это действительно твой долг, и ты очень хорошо делаешь, что не забываешь о нем!

Когда белюк повернулся к часовому, чтобы отдать ему упомянутое распоряжение, баш-чауш погладил свою бороду и удовлетворенно про себя пробормотал:

– Ну что же, начало положено. Будем надеяться, что он и дальше пойдет у меня на поводу. Я никогда не вернусь в эту яму, и Абуль-моут, разрази его Аллах, не посмеет больше разжаловать ни одного чауша.

Белюк вместе с часовым приблизились к краю ямы и бросили старику веревку, по которой тот взобрался наверх. Оказавшись на свободе, он сел на землю и немедленно принялся за еду. Охранник снова отошел на почтительное расстояние и остановился, не спуская глаз с фельдфебеля, готовый стрелять в него при попытке к бегству. Унтер-офицер уселся рядом со своим пленником и, с удовольствием глядя, как тот уплетает рыбу, сказал:

– Пока я здесь командую, ты будешь есть так же сытно и вкусно, как сейчас. Надеюсь, что ты не забудешь моей доброты!

– Можешь не сомневаться. Я смогу воздать тебе по заслугам, потому что скоро я сам буду хозяином большого селения и совершу много прибыльных походов за рабами.

– Ты? – изумился белюк.

– Да, я, – с достоинством подтвердил фельдфебель.

– Но где ты возьмешь для этого деньги?

– Деньги? А разве для этого нужны деньги?

– Много, очень много денег, целое состояние, такое же, как у Абуль-моута.

– Гм. И ты думаешь, он всегда владел этим состоянием?

– Этого я не знаю.

– Зато я знаю. Я служу ему намного дольше, чем ты, и мне прекрасно известно его прошлое.

– Значит, ты единственный, кто хранит эту тайну. Никто в поселке понятия не имеет, откуда он родом и чем занимался прежде.

– Он хомр и раньше был очень беден. Он служил рядовым солдатом у одного работорговца и, так же, как я, дослужился до баш-чауша.

Разумеется, все, что говорил старый вояка, было чистейшей выдумкой, но он надеялся, что простоватый белюк поверит ей. Так и вышло.

– Он был беден? – переспросил тот. – И тоже сначала был белюком и чаушем, как ты?

– Ну да, что же в этом особенного?

– Но как же он получил это огромное селение?

– Весьма простым способом. Однажды его хозяин жестоко оскорбил его, и Абуль-моут поклялся отомстить. Удобный случай вскоре представился: хозяин отправился в набег и поручил Абуль-моуту охранять селение.

– Надо же! Совсем такая же история, как сейчас произошла со мной!

– Совершенно верно. Но у тебя не хватит ума, чтобы воспользоваться своим положением так, как это сумели сделать Абуль-моут со своим белюком.

– При нем был белюк?

– Да, и ты его прекрасно знаешь.

– Я? Откуда же мне знать?

– Ах, да, я совсем забыл, что тебе неизвестна эта история. Этот белюк до сих пор служит под его началом, только теперь он занимает второй по значению пост в нашем селении.

– Ты хочешь сказать, что это Абдулмоут?

– Да. Эти двое сыграли тогда со своим начальником веселую, но злую шутку, которая сделала их богатыми.

– Что же это была за шутка?

– Да так, ничего особенного. Такая мысль может прийти в голову любому унтер-офицеру, которого не берут с собой в поход и заставляют отказаться от добычи. Они подождали, пока хозяин и его люди отойдут подальше, а потом подожгли селение и, прихватив с собой скот и столько вещей, сколько смогли унести, отправились на юг. Там, а вернее здесь, на этом самом месте, они основали новый поселок и начали собственное дело.

– О, Аллах! Мне кажется, я схожу с ума! – вскричал белюк, вытаращив глаза до такой степени, что они стали почти одинаковой величины с его раскрытым от удивления ртом.

– Это очень прискорбно, – заметил фельдфебель, – потому что если ты лишишься своего, ты никогда не разбогатеешь.

– Чтобы я стал богатым! Кому это может прийти в голову?

– Разве ты никогда не мечтал об этом?

– Конечно, нет. Зачем мечтать о несбыточном?

– Аллах всемогущ, для него нет ничего невозможного, и тот, кого он захочет осчастливить своей благосклонностью, должен только руки протянуть. Впрочем, у тебя их, кажется, нет.

– У меня нет рук? Как же, вот они, и даже целых две!

– Но ты ими не пользуешься.

– По-твоему, мне нужно что-то схватить?

– Именно.

– Когда? Сейчас?

– Ну, конечно, сейчас. Вряд ли тебе еще раз представится возможность быстро разбогатеть.

В ответ на эти слова не отличавшийся особой сообразительностью белюк только еще шире распахнул глаза и на некоторое время замолчал, словно онемев.

– Аллах акбар! – выдохнул он наконец. – Ты хочешь сказать, что я должен поступить, как двое наших начальников?

– Да, но не один, а вместе со мной.

– Но это же немыслимо!

– Я бы на твоем месте подумал и постарался понять. Взвесь все хорошенько, но только смотри не упусти момент: ведь Абдулмоут может вернуться в любую минуту. Тогда будет поздно, и счастливый случай больше никогда не повторится.

– Ты что, в самом деле говоришь серьезно?

– Перед лицом Аллах и Пророка клянусь тебе, что не шучу.

– И ты действительно думаешь, что такая затея может удастся?

– Да, потому что она удалась Абуль-моуту и его белюку. Вспомни о том, сколько всякого добра здесь находится, вспомни о ружьях и боеприпасах, о платье и утвари, о торговых товарах и разной снеди; разве мы с тобой можем купить что-нибудь из этого на наше нищенское жалованье! Подумай также о быках и коровах, которые пасутся там, снаружи, и представь себе, сколько все это стоит. Ты знаешь, сколько слоновой кости мы можем получить у негров в обмен на одну-единственную корову?

– О да, это я знаю. В Хартуме мы выменяли бы на эту кость тридцать или даже больше коров.

– Совершенно верно. А у нас здесь стадо в триста с лишним голов. Если бы мы поступили так же, как Абуль-моут с Абдулмоутом, мы бы в мгновение ока стали богатейшими людьми!

– Что правда, то правда, – взволнованно проговорил белюк, – но ведь это был бы страшный грех!

– Вовсе нет, это было бы только справедливое наказание обоим: вспомни, как они нажили все это богатство, и как Абдулмоут поступил с нами. Решайся же и начинай действовать! В подобных случаях нельзя терять времени!

Белюк изо всех сил стиснул руками голову, потом дернул себя за нос, ударил себя в грудь, чтобы убедиться, что все происходящее с ним – действительно явь, а затем возопил:

– О, Аллах, смилуйся и одари меня просветлением! Мне кажется, что я сплю!

– Так проснись же, проснись, пока еще не поздно! – увещевал его фельдфебель, буквально горя от нетерпения.

– Не торопи меня! – взмолился белюк. – Моя душа пришла в смятение от твоих чудовищных речей. Я должен ее немного успокоить.

– Как же ты собираешься это сделать?

– Я хочу достать табаку и выкурить трубку.

– Это неплохая мысль. У меня тоже есть чубук – вот он, висит на шее, но табак как раз кончился.

– Я принесу и для тебя.

Белюк встал и поспешил прочь, но, отойдя уже довольно далеко, вдруг вспомнил о своем служебном долге. Тогда он остановился, обернулся и крикнул пленнику:

– Но ты ведь не убежишь? Ты мне обещал?

– Я не сдвинусь с места, – заверил фельдфебель.

– Помни, что иначе тебя настигнет пуля охранника!

– Не беспокойся, я умею держать свое слово! Но не говори никому о том, что ты от меня услышал!

– Не буду; да мне бы все равно никто не поверил.

С этими словами белюк двинулся дальше. Фельдфебель продолжал сидеть в прежней позе. Он уже расправился с лепешкой и рыбой и теперь вполголоса о чем-то говорил сам с собой, обеими руками поглаживая седую бороду.

Вскоре белюк вернулся, бережно неся на вытянутой руке свой тощий кисет. Табак является в поселке дорогим товаром и очень ценится его обитателями. Несмотря на это, набив свою трубку, белюк радушно протянул кисет фельдфебелю. Тот пропустил сквозь пальцы горсть размолотого в муку и смешанного с листьями ароматных растений табака и, доставая свою трубку, спросил с лукавым видом:

– Кому принадлежит этот табак?

– Разумеется, мне, – удивленно ответил белюк.

– Где ты его взял?

– Купил здесь, в поселке.

– Да, видно, ты был прав, когда говорил, что твой рассудок помутился.

– Почему? – спросил белюк, железным бруском высекая огонь.

– У тебя что же, нет табака получше?

– Откуда же ему быть!

– О, Аллах! Разве Абдулмоут не передал тебе в подчинение все селение?

– Ну да, передал, и что же из этого?

– Включая и токулы со всеми запасами?

– Да. Я должен их как следует охранять, хотя они и так крепко заперты.

Как уже упоминалось выше, жилые токулы в поселке не только никогда не запираются, но даже не имеют дверей в полном смысле этого слова. Единственное исключение составляют хижины, где хранятся продукты и разные припасы: они снабжены деревянными дверьми с висячими замками.

– Но у тебя ведь есть ключи? – продолжал свои расспросы фельдфебель.

– Да, перед тем, как отправиться в поход, Абдулмоут вручил их мне.

– Так что же мешает тебе войти внутрь и отсыпать себе из больших бочек дорогого табаку, который курят только Абуль-моут и Абдулмоут, вместо того, чтобы довольствоваться этой отвратительной трухой?

Белюк снова открыл рот и уставился на собеседника, а затем нерешительно произнес:

– Ты думаешь…

– Да, именно это я и думаю! – прервал его фельдфебель.

– Аллахи, валлахи, таллахи! И как я раньше не догадался! Было бы действительно очень хорошо, если бы я мог наполнить мой кисет самым лучшим табаком и притом бесплатно!

– Да разве речь идет только о табаке? Пойми же наконец, ты можешь взять все, что хранится в здешних складах, и это не будет стоить тебе ни единого талера! Ты сотрешь с лица земли поселок Умм-эт-Тимса и заложишь новый.

– Где?

– К югу отсюда, где имеются в достатке дорогие товары и дешевые рабы.

– То есть рядом с ниам-ниам?

– Да. В той местности мы можем обделывать выгодные дела.

Белюк беспокойно ерзал на месте и поминутно крутил головой, стараясь осознать все, что ему говорили. От речей фельдфебеля ему делалось жутко и одновременно он чувствовал, как в его душе разливается невыразимое блаженство. Конечно, нарисованная фельдфебелем перспектива была очень заманчивой, но… Наконец, после долго раздумья он простодушно сказал:

– Пожалуй, если бы я последовал твоему совету, я и вправду мог бы основать поселок, но мне кажется, я недостаточно умен для этого.

– Но для этого у тебя есть я! – возразил фельдфебель. – Я ведь тоже собираюсь участвовать в твоем предприятии!

– Ах, да! Об этом я как-то не подумал!

– Впрочем, таким делаем не нужно долго учиться, они обычно получаются как-то сами собой.

– Правда? – удивился белюк.

– Можешь не сомневаться! К тому же, на тебе и сейчас довольно высокая ответственность: под твоим началом состоит целое селение.

Эти слова возымели неожиданно сильное действие: белюк ударил себя кулаком в грудь и вскричал:

– Да, я комендант поселка! Клянусь Аллахом, это я! И я велю выпороть всякого, кто осмелится это отрицать!

– Я думаю, если Абдулмоут сделал тебя комендантом, значит, он уверен, что ты самый подходящий для этой должности человек. Может быть, он знает тебя даже лучше, чем ты сам!

– Да, да, он знает меня очень-очень хорошо, он знает, на что я способен! Он знает, что я подходящий человек для того, чтобы быть комендантом. Так ты думаешь, что…

– Да, я убежден, что мы оба в самое короткое время станем самыми богатыми и знаменитыми во всей стране ловцами рабов.

– Знаменитым я бы хотел стать, – кивнул белюк, с видимым удовольствием прислушиваясь к словам старика.

– Тогда слушайся меня! Я показал тебе путь к богатству и славе. И если ты еще не до конца понял, какие выгоды тебе сулит мое предложение, то я готов объяснить тебе это. Идем со мной!

– Куда ты? – ошарашенно спросил белюк, увидев, что фельдфебель с достоинством поднимается со своего места.

– Туда, где лежат все припасы и разные товары. Я хочу показать их тебе и вместе с тобой подсчитать их стоимость.

– Хорошо, пойдем! – с готовностью согласился унтер-офицер. – Мне не терпится узнать, насколько богатыми мы станем. Вот здесь, в сумке, у меня есть ключ.

Он схватил фельдфебеля за руку и потянул его за собой. Часовой, естественно, и не подумал стрелять в беглеца, видя, что комендант сам уводит своего пленника.

По дороге навстречу обоим попались несколько солдат из числа тех, кто был занят работой внутри селения. Они с немалым изумлением провожали взглядом фельдфебеля, который, как они знали, должен был находиться в тюрьме, но ни один из них ничего не сказал. В сущности, им было только на руку, что временный начальник оказался не таким суровым, как те, кого он замещал. Однако сам белюк, уже отперев дверь первого токула с запасами, внезапно вспомнил о своих обязанностях и рассердился.

– О, Аллах! – гневно воскликнул он. – Я прикажу выпороть этого пса!

– Кого это? – поинтересовался фельдфебель.

– Тюремного стражника.

– За что?

– За то, что он ослушался моего приказа и не застрелил тебя, когда ты отошел от ямы.

– Но ты же сам увел меня прочь, и он видел это. Конечно же, он подумал, что ты разрешил мне покинуть тюрьму и что, если он теперь выстрелит, это как раз и будет означать неповиновение и даже бунт против коменданта.

– Ты прав. Как комендант, я никому не советую бунтовать против меня! Клянусь шайтаном, я запорол бы мерзавца до смерти, если бы он посмел выстрелить в тебя! Ну, а теперь давай войдем внутрь склада, и ты покажешь мне все эти вещи, чьи цены ты знаешь лучше меня.

Они довольно долго пробыли в первом токуле, наполненном товарами, затем обошли также и другие. Выходя из каждого следующего магазина, белюк улыбался все шире, а глаза его светились все большим блаженством. Заперев последнюю дверь, он положил Руку фельдфебелю на плечо и сказал:

– Поклянись мне твоей бородой, что ты совершенно уверен в успехе своего плана!

Фельдфебель понял, что вид богатых товаров окончательно разрешил колебания белюка.

– Клянусь! – торжественно ответил он, подняв руку.

– И ты действительно советуешь мне забрать все эти сокровища?

– Да, я советую тебе это, и скоро, когда ты станешь владельцем миллиона талеров, ты не будешь знать, как отблагодарить меня за мой совет.

– Но ведь мы одни не сумеем все это сделать?

– Мы вдвоем? Конечно, нет. Для этого у нас есть наши солдаты.

– Ты думаешь, они согласятся?

– Об этом можешь не беспокоиться. Я сам с ними поговорю.

– Но даже если они пойдут за нами, они наверняка захотят разделить с нами поровну добычу.

– Это им не удастся. Если мы поделим весь товар, у нас не хватит средств, чтобы основать поселок. Я пообещаю каждому солдату вдвое большее жалованье, чем они получали здесь, и, кроме того, отдам им всю добычу, которую принесет Абдулмоут. В этом случае нам двоим достанутся все запасы, что находятся в Умм-эт-Тимсе.

– Ты сказал, что отдашь всю добычу, которую принесет Абдулмоут? Но как ты можешь обещать то, чего у тебя нет?

– Она будет у меня, как только я отниму ее у Абдулмоута.

– Боже милостивый! Не допусти, чтобы этот человек помешался!

– Я и не думая сходить с ума. Ты еще не знаешь до конца моих намерений. Я собираюсь выступить навстречу Абдулмоуту и напасть на него, когда он будет возвращаться.

– Напасть на собственного начальника?

– Помолчи! Он отнял у меня мой чин и велел посадить меня в тюрьму, и он поплатится за это!

– Но с ним пятьсот солдат!

– Им я тоже пообещаю двойное жалованье и разрешу поделить с нашими людьми захваченную в Омбуле богатую добычу. Они наверняка останутся довольны и перейдут ко мне. А те, кто этого не сделает, пусть отправляются на все четыре стороны, если им дорога жизнь!

– Ты и вправду повредился в уме! А вдруг они не захотят предать Абдулмоута? Тогда мы пропали: ведь они в десять раз превосходят наш отряд числом.

– Это им не поможет. Я знаю способ, как заполучить их без всякой опасности для нас. Сейчас главное – не мешкать. Абуль-моут собирался завербовать и привести с собой много нуэров. Если мы не успеем убраться отсюда до их прихода, с нашим планом ничего не выйдет!

– А с ним и так ничего не выйдет! – неожиданно заявил белюк.

– Почему? – опешил фельдфебель.

– Потому что он слишком опасен. Ты хочешь зайти дальше, чем я думал.

– Так значит, ты идешь на попятный?

– Да. Я очень хотел бы стать богатым, но жить мне еще не надоело. Я не буду участвовать.

– И все же мой замысел будет исполнен!

– Кем же?

– Мной!

– Тобой? Но это совершенно невозможно, потому что ты мой пленник!

– Да, это так. Но я поговорю с твоими людьми, и они сразу поверят мне. И тогда уже ты будешь моим пленником, если захочешь помешать нам.

– Аллах, Аллах! – испуганно воскликнул белюк. – Ты же обещал мне не убегать!

– И я сдержу свое слово. У меня нет ни малейшего желания бежать. Я хочу выйти отсюда победителем, владельцем всего имущества, всех стад и всех рабов, которые здесь находятся. Все это мы возьмем с собой.

– Ты очень решительный человек!

– Да, я решительный, и тебе бы тоже не помешало стать таким. У тебя еще есть немного времени на раздумья. Скажи «да», и ты мой компаньон. Если же ты скажешь «нет», то самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это пойти с нами в качестве рядового солдата, да и то лишь в знак моего особого расположения. Я не хотел бы поступать с тобой сурово, так что лучше тебе не вынуждать меня к этому. Итак, решайся скорее! Хочешь ли ты стать рядовым или вообще быть изгнанным от нас или ты согласен смело последовать за мной, сделаться моим помощником и разбогатеть?

В течение нескольких минут белюк молча смотрел в землю, а потом ответил:

– Ну хорошо, будь по-твоему. Я вижу, что с тобой я могу много достичь, а у Абуль-моута я навсегда останусь тем, что я есть сейчас: жалким белюком. Мы будем брать рабов, тысячи рабов, и когда мы достаточно разбогатеем, то отправился в Каир, накупим там ковров и станем жить, как правоверные в раю!

– Вот и прекрасно, а теперь дай мне ключи!

– Это обязательно?

– Да, потому что теперь я – хозяин Умм-эт-Тимсы.

От волнения сердце готово было выскочить у белюка из груди. Он передал фельдфебелю ключи от магазинов и поспешил вслед за ним к центру поселка, туда, где висел на столбе огромный барабан. Барабанный бой, который служит для всех жителей сигналом к сбору, слышен даже тем, кто пасет стада далеко за пределами селения.

Фельдфебель ударил в барабан, и через несколько минут все оставшиеся в поселке солдаты были на месте. Они были очень удивлены, когда увидели, что арестованный и разжалованный баш-чауш преспокойно стоит рядом с белюком. Но первоначальное изумление стало уступать место совсем другим чувствам после того, как бывший пленник заговорил.

Он стоял перед ними безоружный, ничего не боясь и не опасаясь, что его храброе предприятие постигнет неудача. Он недаром говорил, что знает своих людей. Как и он сам, они принадлежали к отбросам общества, не ведали ни нормальных человеческих чувств, ни совести, ни религии, так как то, что они считали служением богу, было лишь слепым исполнением обрядов, значение которых они едва ли понимали. Они с малолетства вели полную опасностей и приключений жизнь, легко переносили любые превратности судьбы, не отступали ни перед какой опасностью, рискуя жизнью, ради любой добычи. Одним словом, это были как раз те люди, какие нужны были старому фельдфебелю для выполнения его замысла.

Призвав на помощь все свое красноречие, старый вояка описал им их теперешнюю, унылую и нищую жизнь, затем, насколько считал нужным, посвятил их в свой замысел и посулил выгоды, которые этот план должен был им принести. Как он и предполагал, солдаты с восторгом согласились перейти на его сторону. Ни один из них не отказался, ни один не испытал ни малейших сомнений или угрызений совести. Они только потребовали маризы, чтобы напиться пьяными и таким образом отпраздновать этот счастливый день.

Ничего не ответив на просьбу о маризе, фельдфебель заставил их принять новую присягу. Так как колдуна или другого священнослужителя среди присутствующих не было, он сам направился к токулу Абуль-моута, и принес оттуда специально предназначенный для таких целей Коран и заставил каждого положить на него правую руку, такая клятва для всякого мусульманина священнее, чем клятва перед имамом, которую взяли с солдат их прежние хозяева. Только после того, как люди присягнули ему в верности, фельдфебель отказался выдать им дурманящий напиток. Он убедил их, что они должны немедленно приступить к делу, так как в любую минуту может появиться Абуль-моут вместе со своими нуэрами, и обещал устроить и большой праздник в несколько дней, как только они отойдут на достаточно безопасное расстояние от Умм-эт-Тимсы. Солдатам пришлось признать правоту своего нового командующего и покориться неизбежному. Чтобы наградить их за самоотверженность, фельдфебель разделил между ними огромное количество табака, так что они оказались снабжены им на много недель вперед.

Первым делом фельдфебель распорядился пригнать к ограде селения коров и нагрузить на них все имущество, какое можно было унести. Эту утомительную работу удалось закончить только к полудню. Потом всех рабов и рабынь, которых в поселке оставалось около тридцати, связали одной длинной веревкой, и караван был готов к отправлению.

Перед тем, как тронуться в путь, бунтовщики подожгли токулы и нуквер, который Абуль-моут собирался использовать для водных гасуа, дерево и тростник, высушенные палящим солнцем, занялись в мгновение ока, и уже через несколько минут даже колючая изгородь была охвачена пламенем. Невыносимый жар погнал людей и животных вперед, вскоре они исчезли в том же направлении, куда несколькими часами раньше ускакал вместе со своими всадниками Абдулмоут. Позади них быстро превращалось в груду горячего пепла покинутое всеми селение.