Текст книги "Разлуки и радости Роуз"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Потом я немного расслабилась и стала рисовать в воображении картины своих похорон. Это будет печальное, но достойное мероприятие. Гроб будет украшен большим букетом белых лилий – нет, не лилий, конечно же, роз, это же очевидно, ведь меня зовут Роуз, – красных роз, под цвет волос. Сильнее всего будут убиваться двойняшки: уверена, роль плакальщиц им подойдет идеально. Опять остановившись на светофоре, я представила, как они возьмутся за руки, в черных платьях, со струящимися по очаровательным щечкам слезами. У алтаря будет мой огромный портрет, и соберется человек сто, не меньше. Может, и больше, если читатели тоже надумают прийти. Тогда народу будет намного больше. Вероятно, человек триста-четыреста или даже пятьсот. Я слышала, как они поминают меня приглушенным, уважительным шепотом под звуки органа.
– Невероятно! Какая трагедия!
– Она была такой красивой и доброй.
– Великолепная фигура.
– Она могла носить все, что захочется.
– Даже брюки в обтяжку.
– Да, и она помогла советом стольким людям.
Я увидела Эда, который опоздал. Он обезумел от горя. Мари-Клер пыталась не позволить ему прийти, но он отшвырнул ее в сторону.
– Нет! – закричал он. – Меня ничто не остановит! И кстати, Мари-Клер, ты мне больше не нужна!
Поскольку церковь была набита битком, Эду пришлось стоять в задних рядах. Между прочим, мне понравилась черная ленточка на ошейнике Тревора, милый нюанс. И вот Эд уже не в силах себя контролировать, он вне себя от горя. Он рыдает так громко, что все оборачиваются. Мои друзья (и читатели) разрываются между презрением к нему за то, что он так плохо обошелся со мной при жизни, и жалостью, потому что моя смерть привела его в ужас.
– Это я во всем виноват! – завывал он. Церковный хор запел «Не покидай меня». – Если бы я ее не предал, этого никогда бы не произошло! Бремя вины будет со мной вечно!
Довольная его признанием, я представила, как все собрались у моей могилы. Эд все еще плакал, как ребенок, бросая последний комок земли на мой гроб.
– Боже, посмотрите на него – он убит горем!
– Он никогда не оправится от потери.
– Он не заслуживал эту женщину.
– Он не ценил ее.
– Пойдем, Эд, пора домой.
И вот все ушли, а на кладбище Южного Лондона опустилась тьма и безлюдие. В эту минуту я поняла, что единственная причина, по которой я лежу в могиле, всего лишь в том, что я пустила этого отморозка Тео Шина в свой дом. К тому моменту я уже похолодела от ужаса и осознала, что взяла на себя огромный риск, и ради чего? Пары лишних фунтов? Это очень глупо! И тут зазвонил мобильник.
– Роуз? – услышала я, нацепив наушник.
– Да?
– Это Тео. – Мамочка! – Я хотел спросить, вы сегодня вернетесь домой?
– Зачем тебе это знать?
– Не знаю, что делать с входной дверью.
– В смысле?
– Закрыть ее на цепочку? – О. – Я знаю, что в Кэмбервелле дома частенько взламывают. И просто хотел спросить, закрываться ли на цепочку, прежде чем лечь спать.
– Не надо. – Я вздохнула с облегчением. – Не волнуйся. Я вернусь к двенадцати.
– Тогда ладно. – Он повеселел. – Еще раз приятного вечера. Пока.
Повесив трубку, я глубоко вздохнула с облегчением, но тут Мнительность вновь показала свою уродливую макушку. Может, он пошел обходным путем и пытается выяснить, есть ли у меня парень? Да… его вопрос о дверной цепочке всего лишь прикрытие, чтобы заморочить мне голову. Может, он все-таки маньяк-убийца…
БИИИП! БИИИП!! БИП!!!
– Слышу, слышу! – крикнула я в зеркало заднего вида и поехала на зеленый. Виляя по задымленным выхлопными газами улицам, я собралась с силами и запретила себе думать о Тео. Миновав Брикстон, я поехала в направлении Клэпхема, мимо своей старой квартиры на Метеор-стрит. При виде знака поворота на Патни мой пульс участился. Часы показывали без десяти семь. До встречи с Генри оставалось больше часа, и у меня была еще куча времени. Я включила радио, чтобы успокоить нервы, и попала на программу по звонкам слушателей на Эл-би-си. Я узнала голос ведущей – это была Лана Маккорд, новая ведущая колонки экстренной помощи журнала «Я сама».
– Тема сегодняшней программы – расставания и разводы, – объявила Лана. – На пятой линии Бетси. Как я понимаю, Бетси, вы разведены.
– Да, но лучше бы я овдовела! – выпалила она. – Смерть лучше, чем предательство. – Как я ее понимаю. – Мне зла не хватает, – продолжала она, срываясь на всхлипывания. Видно, она была слегка пьяна. – Я подарила ему лучшие годы своей жизни.
– Бетси, – мягко проговорила Лана. – Сколько вам лет?
– Сорок один.
– В таком случае лучшие годы у вас только впереди. Так зачем тратить их на горечь разочарования? – продолжала Лана. Вот именно! – Вам нравятся негативные мысли? – Вообще-то, да. – Они делают вас счастливой? – Пожалуй, нет. – Они позволяют вам продвинуться вперед? – Верно подмечено!
– Я не могу пережить этот удар по самолюбию, – прохрипела Бетси.
– И какие позитивные шаги вы предприняли? – спросила Лана Маккорд.
– Ну, сразу после развода я ходила на свидания, но это не помогло. – Ничего удивительного! – Встречалась с парой бывших приятелей. – Она безнадежна! Ну и идиотка! – Но я любила мужа и никак не могу выбросить его из головы. Но хуже всего, когда я представлю, что он с ней, – продолжала она, захлебываясь пьяными рыданиями. – Как подумаю, что они занимаются – хлюп, хлюп, – ну, вы знаете чем, мне сразу становится невмоготу.
– Так зачем вы мучаете себя этими неприятными мыслями? – В яблочко попала!
– Я не могу заставить себя прекратить думать об этом. Я делаю ужасные вещи, – призналась она, шмыгнув носом.
Я свернула на Патни-Хай-стрит.
– Какие такие вещи? – спросила Лана.
– Звоню ему и вешаю трубку. – Дура! – И езжу мимо его дома.
– О боже, – вздохнула Лана.
Я с бешено бьющимся сердцем повернула на Челвертон-роуд.
– Я так часто проезжала мимо его дома, что там уже в асфальте вмятина. Но ничего не могу с собой поделать, – завыла она.
Какая же ты жалкая тряпка, Бетси, подумала я, выезжая на Бленхейм-роуд. 17,25,31 – только бы он меня не увидел-ага, вот он. Дом номер 37. Темносиний «бимер» Эда – собственность фирмы – был припаркован у ворот. В груди у меня разлилась чернота. Я припарковалась напротив, чуть справа, подальше от мандаринового отблеска фонаря. Выключила фары, подняла воротник и опустилась пониже на сиденье. Шторы на первом этаже были задернуты, но сверху пробивался лучик света. Эд был дома. Мой муж. По другую сторону этой стены. Интересно, а она там, подумала я, и при этой мысли внизу живота заныло. Может, она стоит у плиты и готовит ужин. Я представила, как подкрадываюсь к ней сзади и ударяю бейсбольной битой ей по голове, а потом режу ее на маленькие кусочки, перемешиваю с сухим вискасом для котят и скармливаю соседской кошке. Но мои приятные мечты оборвались: в комнате Эда зажегся свет.
– Вы ведете себя деструктивно, – сказала Лана. Да, это точно, подумала я. – Вы не только не пытаетесь излечиться от ран, но намеренно льете на них кислоту. – Правда. – Почему вы мучаете себя? Почему?
– Почему? – прошептала я, и в окне вдруг появилось лицо Эда.
– Да. Объясните мне. Почему?
– Я не знаю, – заплакала я. Он раскинул руки и задернул шторы. – Господи, господи, я не знаю!
Вообще-то, я знаю. Понимаете, то, что делала я, и то, как вела себя та бестолковая мямля из радиопрограммы, – разные вещи. Она была одержима мыслями о муже – тряпка несчастная, – в то время как я активно пыталась избавиться от подобных мыслей, похоронить призрак прошлого. Я думала, что, если смогу просто сидеть в машине у его дома и не испытывать абсолютно ничего, это поможет мне двигаться вперед. Так я и сделала. О'кей, о'кей, сначала я заплакала, но потом вытерла глаза и сидела еще – ну, не знаю, не так уж долго, может, полчасика или около того – и тихо наблюдала за домом, словно охотник с силком за экзотической редкой птицей.
Я выдержу, внушала я себе. Да, Эд там, и он все еще мой муж, и да, я чуть с ума не сошла, когда он меня бросил, но теперь я все контролирую. Вспомнив некоторые советы из брошюры «Как избавиться от стресса», я закрыла глаза и вдохнула через нос. На выдохе медленно сосчитала до десяти, ощущая, как замедляется сердцебиение. Мои глаза все еще были закрыты, когда я услышала шум и пыхтение подъезжающего такси. Я-то думала, что такси проедет мимо, но вместо этого раздался визг тормозов. Я открыла глаза. Такси остановилось напротив дома Эда, и дверца машины распахнулась со щелчком, словно крылышко блестящего черного жука. Из такси вышла Мари-Клер Грей. Она заплатила водителю и засеменила к входной двери, пронзая гравий дорожки каблучками-стилетами, словно снайперским огнем. С холодком в желудке я ожидала, что она поднимет руку и нажмет на кнопку звонка, но вместо этого она открыла сумочку, достала связку ключей и отперла дверь как ни в чем не бывало. Сука! Она входила в дом Эда – мое супружеское гнездо – с таким видом, будто здесь живет! И, судя по всему, так оно и было.
– Она к нему переехала, – возмущенно прошептала я, когда дверь за ней захлопнулась. – Знает его всего три месяца – и уже к нему переехала.
Я проигнорировала слабый голос в моей голове, который твердил, что я переехала к Эду спустя всего месяц после знакомства, завела машину и сорвалась с места. Руки у меня дрожали, как листья на зимнем ветру. Я была в таком расстройстве, что чуть не въехала в впереди стоящий автомобиль, но тут же подала назад. Грудь сжимало стальное кольцо. Ощущая разом головокружение, панику, тошноту и отчаяние, я на полной скорости помчалась на свидание с Генри в ресторан «Гиллис» на Нью-Кингс-роуд.
– Роуз! – воскликнул он, когда меня проводили к его столику в глубине зала. Я все еще еле держалась на ногах и чувствовала тошноту, поэтому позволила ему сжать меня в крепких объятиях до хруста костей. – Как я рад тебя видеть! – произнес он, смачно чмокнув меня в щеку. – Похоже, ты процветаешь на поприще современной прессы!
Мне сразу стало лучше.
– А ты процветаешь, и точка.
– Пора бы уже, черт возьми! – расхохотался он. – Но я всегда запаздывал в развитии, – добавил он с добродушной улыбкой.
После бокала шампанского столбик на шкале моего потрясения резко скакнул вниз с высоты Гималайских гор и теперь медленно опускался к безмятежному палаточному городку у подножья. Мари-Клер живет с Эдом? Подумаешь! Мне-то какая разница. Вообще, мне так будет даже легче забыть о нем, зная, как быстро он забыл обо мне. Эд меня не волнует, внушала я себе. С Эдом покончено. Наш брак подошел к концу, как кино, и вот уже исчезли финальные титры. И оказалось, это даже не широкоэкранный художественный фильм, как я думала, а всего лишь короткометражка.
Генри болтал без умолку, а я смотрела на его красивое лицо. Волосы песочного цвета начали слегка редеть, но в целом он почти не изменился. Веки, прикрывавшие незабудково-голубые глаза, покрылись мелкими морщинками, и на лбу появились две параллельные линии. С тех пор как я в последний раз его видела, он слегка раздался, и под квадратной челюстью намечался второй подбородок. Но в целом у него был очень привлекательный и мужественный вид, особенно в этом спортивном пиджаке, модных вельветовых брюках и до блеска начищенных ботинках.
Мы с Генри познакомились на барбекю в Фулхэме пять лет назад. Какое-то время у нас был роман, но он так ничем и не закончился – Генри все время был в отъезде. Как ни странно, с моим предьщущим бойфрендом, Томом, у меня была такая же проблема. Том был пилотом Британских авиалиний на австралийском направлении. Мы славно полетали по льготным бесплатным билетам, но в остальном отношения как-то не заладились. Так вот, Генри на год перевели на Кипр, потом в Белиз, потом на Гибралтар, и вскоре наш роман выдохся сам собой. Но мы поддерживали связь, и сейчас я вдруг почувствовала, что вот-вот растаю. Последний раз я видела его два года назад, и за ужином мы вспоминали старые добрые времена.
– Помнишь, как мы разыгрывали знаменитые битвы истории с твоими старыми роботами-трансформерами? – нежно спросила я.
– И ты издавала такие звуки, как будто взрывы!
– Играли в войнушку в постели.
– Ты всегда выигрывала.
– И собирали танки из «Лего».
– О да.
– В сотый раз пересматривали «Колдиц» [8]8
Имеется в виду американский художественный фильм «История замка Колдиц» (1954) о событиях Второй мировой войны.
[Закрыть].
– И запускали «Стратегию» на компьютере.
– Нам было так весело.
– Да уж.
Генри рассказал о маневрах НАТО, в которых принимал участие, о сражениях на Балканах – «потрясная была драчка!» О своей работе с миротворческими силами ООН в Боснии – «это было безумие!» – и последней миссии в Персидском заливе. Потом я поведала ему о своих супружеских битвах, о Мари-Клер Грей. Он сжал мою руку.
– Они живут вместе, – проговорила я, и меня опять с головой накрыло волной отчаяния. – Я только что узнала. Не могу поверить, Генри. Они знакомы всего-то три месяца.
– Тяжело тебе пришлось.
– Но, думаю, после этого происшествия я смогу давать читателям самые лучшие советы, – мрачно добавила я. – Сам понимаешь, теперь я тертый калач, прошла сквозь огонь и воду. А у тебя как с личной жизнью? – спросила я.
Официант принес камбалу в лимонном соусе.
– Ну, – Генри взял нож и вилку, – я тоже теперь один. Бывшая девушка меня бросила.
Я навострила уши. Теперь понятно, почему он захотел со мной увидеться.
– Как жаль, – соврала я.
– Винишия просто супер, но ничего у нас не вышло.
– Она не умела имитировать звуки взрывов?
– Нет, – засмеялся он. – Проблема была в другом. Дело в том… – Он вздохнул и принялся гонять по тарелке кусок стейка.
– Можешь не рассказывать, если не хочешь, – тихо произнесла я.
– Нет, Роуз, я хочу, правда. Я хочу с тобой поделиться, – печально повторил он.
Я глотнула минеральной воды.
– Так что же произошло?
– Дело в том, – смущенно проговорил он, – что была… – он с болью выдохнул, потом набрал воздуха сквозь зубы и выпалил: —… другая женщина.
Ничего себе. Это ничуть не похоже на Генри – он никогда не был бабником.
– И Винишия обо всем узнала?
– Да. Хотя все немного запутано. – Щеки у него пылали. – Вообще-то, Роуз… ты не возражаешь, если я буду говорить честно? Понимаешь, у меня есть одна маленькая… ну… не знаю… проблема, что ли.
Мое сердце упало, как суфле на сквозняке. Так вот почему он решил со мной увидеться – хотел спросить совета.
– Только не подумай, что я выманил тебя на свидание под ложным предлогом, – произнес он с виноватой улыбкой. – Просто я знаю, что тебе можно довериться. И знаю, что ты меня не осудишь. В тот вечер я был в такой депрессии, не мог уснуть и включил радио и, к моему изумлению, услышал, что это ты. И ты так здорово советовала всем этим людям, как поступить, что я решил: может, мне тоже к тебе обратиться?
При взгляде на его открытое, полное надежды лицо мое возмущение растаяло, как роса.
– Не переживай, Генри, – пробормотала я. – Конечно, я тебе помогу. Выкладывай, в чем дело.
– Понимаешь, – он сделал еще одну попытку, тяжело вздохнув, – эта другая женщина… Понимаешь, эта другая женщина, по существу… – Он прокашлялся. – Эта другая женщина…
– Да?
Он с тревогой покосился направо и налево, чтобы проверить, не подслушивают ли нас.
– Так вот, – прошептал он, нервно пробегая пальцем по воротнику, – другая женщина – это на самом деле… я.
– Что?
Генри стал пунцовым – его лицо излучало такой жар, что сыр бы расплавился. Он немного ослабил голубой шелковый галстук в крапинку и расстегнул пуговку на полосатой рубашке. Потом отодвинул край рубашки и продемонстрировал кусочек филигранного черного кружева. Я тупо вытаращилась на него. Генри? Да никогда в жизни. Генри? Быть такого не может! Генри? Бред собачий. С другой стороны, я вдруг вспомнила, что многие военные любят переодеваться в женское белье. Мне всегда это казалось странным. Только представьте этих здоровых мускулистых мачо, разряженных в платьица и туфли на высоких каблуках.
– Когда это… началось? – поинтересовалась я с профессиональным любопытством, пытаясь скрыть полученный шок.
– Примерно год назад, – ответил он. – Мне всегда безумно нравилась женская одежда, – шепотом признался он. – Когда я был мальчиком, часто «играл» в мамины нижние юбки. Тогда я, конечно, подавлял это в себе, но, когда вырос, эта игра превратилась в… необходимость. Я понял, что не могу одеться, прежде чем не натяну кружевные трусики. Но однажды Винишия поймала меня, когда я рылся в ее ящике с бельем, и взбесилась: утверждала, что я голубой, но это не так.
– Какой же ты голубой, – отмахнулась я. – Девяносто пять процентов мужчин, которые носят женское белье, гетеросексуальны; большинство из них женаты и имеют детей.
– Я знаю, что меня определенно привлекают женщины, – продолжал Генри. – Так было всегда, но иногда мне самому хочется стать женщиной. Не могу объяснить почему. Меня охватывает странный порыв, и я понимаю, что мне просто необходимо пойти и надеть платье. Но Винишию это напугало, и она от меня ушла.
– Что ж, некоторые женщины относятся к этому с большим пониманием, – произнесла я. – Это распространенное… – я чуть было не сказала «отклонение» —… явление. Ты и не представляешь, как много подобных писем я получаю, – беззаботно добавила я.
– Я так и думал, что ты уже с этим сталкивалась. Только никому не говори, – прошептал он.
– Ни за что на свете.
– Понимаешь, мне даже не с кем больше посоветоваться.
Я взглянула на честное лицо Генри, потом опустила глаза на его крупную руку, похожую на медвежью лапу, и попыталась представить на ногтях лак оттенка «Руж нуар». И нитку жемчуга на толстой мускулистой шее. Потом открыла сумочку, достала листок бумаги и начала писать.
– Тебе нужно сходить на занятия общества «Бомон» – это группа поддержки для трансвеститов. – Так часто приходится давать этот телефон, что я его уже наизусть выучила. – Позвони им, и тебе пришлют информационные буклеты. Настоящее имя называть необязательно. Еще есть «Трансформация» – специальные курсы в Юстоне, где учат набивать лифчик, ходить на высоких каблуках, делать круглую попу и всякое такое.
– Значит, мне придется покупать женские вещи, – простонал он. – И где же я возьму босоножки на шпильке одиннадцатого размера? Как же косметика? Я понятия не имею, как этим пользоваться. Конечно, можно спросить маму или сестру, но они с ума сойдут.
– Ну, если хочешь, я пойду с тобой. Можем пойти в супермаркет и притвориться, будто все покупаем мне. Я такого же роста, так что никто ничего не заподозрит.
– Ты на самом деле согласна мне помочь?
Я улыбнулась Генри.
– Да. Конечно, согласна.
Огромные голубые глаза Генри поблескивали от слез безмолвной благодарности.
– Спасибо, Роуз, – прошептал он. – Ты прелесть!
Глава 5
Ну и письма мне приходят! Вы только послушайте!
Дорогая Роуз, я условно освобождена по обвинению в поджоге, но у меня новый инспектор для условно освобожденных, и опять чешутся руки. Мне так хочется что-нибудь поджечь, что я все время покупаю горючее и спички, – умоляю, помогите!
Господи! Я не очень-то люблю подставлять читателей, конфиденциальность – это святое, но иногда необходимо что-то предпринять. Так что я позвонила инспектору этой женщины, и она немедленно пришлет к ней кого-нибудь.
Вот еще одно, не лучше, – зелеными чернилами, естественно:
Дорогая Роуз, марсиане посылают мне сообщения через батарею в спальне. Но это еще ничего. Самое худшее – что они делают это на полной громкости, и по ночам я не могу уснуть. Я просила их не шуметь так сильно, но они и слышать не хотят. Что же сделать, чтобы они не мешали мне спать?
Дорогая Филис, – ответила я. – Спасибо за письмо. Нет ничего более раздражающего, чем назойливые марсиане и шум в батарее. Но, знаете, современная медицина достигла потрясающих результатов, поэтому мой совет – немедленно отправляйтесь к врачу. Желаю вам всего хорошего, Роуз.
Следующее письмо было на шестьдесят страниц, на гербовой бумаге и с подписью «Король Георг». Еще три – о проблемах с соседями по комнате. Все как обычно. Всю ночь торчит перед телевизором… никогда не моет посуду… всегда запаздывает с квартплатой… постоянно водит к себе мужиков…
Сочиняя ответы, я подумала о своем соседе Тео. Несмотря на мои первоначальные – и полностью оправданные – тревоги, я его почти не вижу. Тео в точности как тот знаменитый корабль, который проходит порт ночью. Иногда по ночам я слышу, как он шагает у меня над головой, – с тех пор как мы с Эдом расстались, я страдаю бессонницей. Иногда вечером он куда-то уходит, но, как ни странно, только когда сухо и нет дождя. Все это довольно жутковато, особенно после этого его странного замечания про фонари. Вроде он не похож на Джека-Потрошителя, но кто знает, в тихом омуте…
Я разрешила проблему назойливых соседей, приложив к письмам буклет «Учимся жить вместе», и распечатала одно из столь редких писем благодарности. Письмо было от Колина Твиска по прозвищу Одинокий Молодой Человек.
Дорогая Роуз, – писал он. – Большое спасибо за очень, очень доброе письмо. Я все время ношу его с собой. И каждый раз, когда мне становится грустно, достаю его и перечитываю. Мысль о том, что такая популярная – и очень красивая – девушка, как вы, считает меня симпатичным, внушает мне уверенность в себе. Я делаю все, что вы мне посоветовали, и – представьте себе – по-моему, я уже нашел ту самую Особенную Девушку! С любовью, Колин Твиск. Целую.
Боже мой, как трогательно, подумала я. Вот за что я люблю свою работу. Приятно осознавать, что помогаешь кому-то справиться с переживаниями и болью! Я положила письмо Колина в папочку «Благодарности» – бальзам моему самолюбию, когда внезапно раздался крик. Очевидно, только что вернулся Рики, которого не было два дня.
– Какой хрен придумал этот хреновый заголовок? – орал он на Джейсона Брауна, главного помощника редактора. Рики ткнул пальцем в газету с пресловутым заголовком, и мое сердце упало. Сейчас Джейсон, как говорится на нашем журналистском жаргоне, «получит люлей». – «ЭКСПЕРТЫ ГОВОРЯТ, ЧТО ПРИЧИНОЙ АВИАКАТАСТРОФЫ СТАЛИ НЕПОЛАДКИ»? – вопил Рики. – Что за дерьмо собачье! А это что? «ПРОСТИТУТКИ ОБРАТИЛИСЬ К РИМСКОМУ ПАПЕ»! Полное дерьмо! «УКРАДЕННАЯ КАРТИНА НАЙДЕНА ПОД ДЕРЕВОМ»? Вонючее дерьмо!! – На этот раз он был прав.
Теперь Рики набросился на Линду, нашего редактора. Мы с Сереной нервно переглянулись.
– И вот эти статьи тоже полное дерьмо, – крикнул он. – «Приобщите детей к выпечке!» – кто придумал эту чушь? «Необычное применение привычных в быту вещей: старыми колготками можно полировать мебель, а остатки взбитых сливок использовать как кондиционер для волос!» Дерьмо собачье, – бешено повторил он. – Куча дерьма! Безобразное, вонючее дерьмо-дерьмище. Неудивительно, что тираж падает к чертям – этой газетенке нужен фактор Р.
– Фактор Р? – проговорила несчастная Линда.
Мы переглянулись.
– Фактор Р, – медленно процедил Рики. – Фактор Риска, тупицы. Понятно?
– Понятно, – хором произнесли мы.
– Нам нужен триумф над трагедией, мужество матерей-одиночек, отважные дети. И животные! – оживленно добавил он. – Мне нужно больше животных. Читатели обожают зверей, и я тоже. Достань мне испанских осликов, Линда, осиротевших коал, детенышей тюленей…
– Сейчас не сезон.
– Плевать я хотел! – ругнулся Рики. – Хочу детенышей тюленей. И, раз уж вы этим займетесь, найдите мне щенков со стимуляторами сердца и котят со слуховыми аппаратами. Если в течение недели в этой газете не появятся душераздирающие истории о зверях, Линда, я из тебя отбивную сделаю.
– Кто-то сегодня утром явно встал не с той ноги! – весело подмигнула мне Серена, когда Рики с топотом вернулся в свой кабинет. – Что ж, у всех у нас проблемы. Каждому приходится нести свой крест, – добавила она с напряженной улыбкой и включила машину для уничтожения бумаг.
Я покосилась в ее сторону.
– Ничего серьезного не случилось?
– Ничего такого, что было бы нам не по силам, – смиренно ответила она. – Роб вчера попал в аварию.
– О господи. Он не пострадал?
– Нет, почти нет. Только шишка большая на голове. Но дверь в гараже придется отвезти на свалку – места живого не осталось.
– О нет!
– Господь посылает нам испытания, – бодро проговорила она.
Я рассеянно улыбнулась и кивнула головой. Серена уничтожала старые письма – они хранятся шесть месяцев, – а я смотрела на Линду, лицо которой стало пепельно-серым. И тут меня осенило. Тревор и Беверли. Вот она, прекрасная, добрая история о животных. Линда была очень рада.
– Это же потрясающе, – благодарно ответила она, когда я ей рассказала. – Можем сделать статью на большой разворот, и побольше фотографий. Позвонишь ей прямо сейчас?
Беверли оказалась дома – впрочем, как обычно, бедняжка, – и, похоже, очень заинтересовалась.
– Ты уверена, что вы с Тревором не против? – спросила я ее. – Ведь скорее всего, тебе придется рассказать о несчастном случае, поэтому я не хочу, чтобы ты говорила «да», если тебе это неприятно.
– Нет, мы с удовольствием дадим интервью, – ответила она. – И какая замечательная реклама для «Лапы помощи»!
Я дала Линде номер Бев и принялась разгребать огромную гору почты. Несколько недель перед Рождеством – самое суетливое время для психологов. Я получила столько писем, что с работы ушла только в восемь. Когда я вернулась домой, то была измучена, но все же решила устроить на кухне генеральную уборку. Я протерла все дверцы шкафчиков и столы и, разумеется, не забыла вытряхнуть поддон для крошек из тостера. Потом пошла в прихожую и начистила до блеска телефонный столик. Закончив со столиком, я заметила, что столбики на перилах выглядят отвратительно. Они были белые, и каждая пылинка бросалась в глаза. Я как раз натирала их «Мистером Мускулом», когда услышала, что дверь в комнату Тео приоткрылась. Он говорил по мобильнику.
– Хочешь взлететь к звездам? – раздался его голос. Он спустился вниз. – Тогда договорились. Буду через пятнадцать минут. Без меня не начинай! – со смехом добавил он. – О, привет. Роуз, – дружелюбно проговорил он, положив телефон в карман. – Давно не виделись. – Внезапно он прищурился. – Что это вы делаете?
Что это я делаю?
– На что это, по-твоему, похоже?
– Ну… вы чистите столбики на перилах.
– Ты попал в точку.
– О, – ответил он. Почему-то вид у него был ошарашенный. – Я как раз собирался уйти. Ну… ладно… приятного вечера, – с сомнением добавил он. – Увидимся.
– Увидимся, – ответила я.
Он ушел, осторожно заперев за собой входную дверь, и я вспомнила его слова. «Хочешь взлететь к звездам?» Ну-ну… это может означать только одно. У него кто-то есть. И что такого, великодушно подумала я, мне-то какая разница, лишь бы он занимался романтическими делишками подальше от моего дома. Под моей крышей не будет никаких садомазохистских оргий, твердо решила я, отправилась на кухню и нашла упаковку «Быстросупа». «Суп-пюре по-деревенски с луком-пореем и спаржей» – значилось на упаковке. Отвратительно, но придется смириться. Ненавижу готовить – и никогда этого не умела. Но я просто не заморачиваюсь с едой и покупаю то, что готовится быстро. К примеру, лапшу быстрого приготовления – знаю, знаю, это вредно, – пирожки и все такое прочее.
– В эфире Радио-четыре! – прокричал Руди. Я насыпала в кастрюлю зеленоватый порошок. – Порошок «Сцилли» для автоматических стиральных машин. Пять или шесть. Растет. Временная облачность. – Только не это. Я оставила включенным Радио-4 на весь день, и теперь скворец обрывочно повторял то, что выучил. – Викинги вырываются вперед. Умеренная влажность. Посол Германии. Осадки. Курс доллара падает. Хорошо. – Но, в отличие от радио, Руди не выключишь. – Добро пожаловать на программу «Радость садовода»! – душевно проговорил он.
– Только попробуй пропеть песенку из сериала «Арчеры», и ты покойник, – пообещала я. Я поискала виноград в холодильнике, чтобы утихомирить Руди. Обычно у меня в холодильнике пусто – головка сыра, пара бутылок вина, полбуханки хлеба и фрукты для Руди. Но сегодня он ломился от еды. В отделении для овощей была целая куча крошечных виноградных помидоров, три пузатых кабачка и сияющий баклажан, на верхней полке упаковка французского сливочного масла и кусок жирного сыра бри. Два кусочка куриного филе без кожицы, тигровые креветки, несколько ломтиков розовой ветчины. Тео явно оказался гурманом.
Помешивая свой глютамат натрия, я ломала голову: с кем же у него свидание? «Хочешь взлететь к звездам?» Какая она? А может быть… да. Может, это и не она вовсе, а он. Тео же сказал, что не будет приводить женщин: «Такой проблемы не возникнет. Это уж точно». И засмеялся, и скорчил рожу, как будто это предположение показалось ему нелепым и даже оскорбительным. Может, он голубой. И я задумалась, почему мне это раньше не пришло в голову. Он же жил со своим «другом» Марком, а как насчет идиотского замечания по поводу моих волос? Он явно совершенно не умеет вести себя с женщинами – даже не понял, что меня рассердило. Хорошо одевается, подтянутый, и у него подозрительно утонченный вкус на французские деликатесы. Сами посудите, гетеросексуал – особенно уроженец Йоркшира – предпочтет проснуться мертвым, чем купить миниатюрные виноградные помидорчики. Или, раз уж на то пошло, куриную грудку без кожицы. Да, скорее всего, он голубой. Как жаль, рассеянно подумала я. Хотя…
Суп закипел, и я внезапно поняла, что мне ничего не известно о Тео. До сих пор мы избегали общения друг с другом и осторожно ходили на цыпочках, словно животные, вынужденные делить клетку.
Я подумала об Эде, и тут же у меня внутри повисла жутковатая тяжесть. Внезапно я вспомнила: обувная коробка… Черт. Она все еще стоит под кроватью у Тео в комнате. С бешено бьющимся сердцем я рванула наверх, толкнула дверь и упала на корточки. Коробка была там, и ее никто не трогал. У-у-ф. Шансы, что Тео ее найдет, невелики, но рисковать я не собиралась. Я выудила коробку из-под кровати, выпрямилась, обернулась и замерла на месте. У окна на блестящем штативе стоял старинный медный телескоп. Ничего себе. Так вот что было в таинственном черном футляре. Я минутку послушала у двери, удостоверилась, что он не вернулся, потом подошла к телескопу, сняла защитную крышку и заглянула в трубу. Хотя прибор явно выглядел как антикварный, увеличение было огромным. К моему изумлению, телескоп был наведен прямо на задние дворики домов напротив. Я увидела женщину, лежащую на кровати, ее голые ноги и даже розовый лак на пальчиках ног. Повернув телескоп влево, я поймала в объектив маленького мальчика, который смотрел телевизор. В соседнем доме чья-то фигура передвигалась за запотевшим стеклом душевой кабины. Так вот почему Тео сказал, что ему нравится вид из окна – он маньяк-вуайерист! В его объявлении обязательным условием были «тихие соседи» – ага, тихие соседи, за которыми можно подглядывать!
