Текст книги "Разлуки и радости Роуз"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Может, поделишься со мной? – тихо спросила я, изучая его профиль.
– Нет, – ответил он.
– Опять Джон? – спросила я. Он кивнул. – В чем проблема?
– Вся семья против меня… восстала. Они ужасно давят на меня. Как будто я недостаточно помог ему в прошлом.
– Он просит еще денег?
– Что? Угу. Ладно, давай сменим тему, – сказал он, обняв меня одной рукой. – О чем поговорим?
– Не знаю.
– Зато я знаю, – он с улыбкой повернулся ко мне. – Давай решим, как назвать ребенка.
Ну и неделька, – прочитала я в колонке Тревора в понедельник. – Страсти по поводу «Почетной Собачьей Награды» наконец улеглись, но я устал как собака, потому что 1) мы сменили ковровое покрытие в холле на довольно вкусный паркет, вследствие чего мне пришлось устроить генеральную уборку, и 2) наша Бев приболела. Свалилась с гриппом в мае, представьте себе! Бедняжка совсем расклеилась. Так что ваш верный слуга носился в запарке: в аптеку, из аптеки, за рецептами – не было даже времени повидаться с друзьями. Бегал вниз-вверх по лестнице за парацетамолом, салфетками, микстурой от кашля и прочее, и прочее. И приносил письма – осторожно, чтобы не заляпать слюной, – телефон и газету, которую она все равно не смогла прочитать. К счастью, ненадолго приехала ее мама, и у меня появилась возможность сделать кое-что по дому, постирать, поработать в саду. Бев мечтает поскорее выздороветь, ведь на этой неделе у нашего друга Тео презентация книги. Он написал потрясающий астрономический путеводитель «Небесные тела» с подробными иллюстрациями, и цена разумная – всего десять фунтов. А потом – слава богу! – позвонил возлюбленный Бев и сказал, что возвращается в Лондон на целый месяц, так что моя девочка приободрилась. Как я уже говорил, она немного переживала из-за этого парня, не знала, насколько серьезны его намерения. К тому же он постоянно в разъездах. Но он пару раз приходил к нам на ужин, и, должен признать, он кажется мне довольно славным: отлично выдрессирован, живые глаза, блестящая шерсть… и она от него без ума, так что скрестим лапы…
– Очень мило с твоей стороны прорекламировать книгу Тео, Тревор, – поблагодарила я его, когда мы с Беверли ехали по Пиккадилли три дня спустя, направляясь на презентацию книги. На работе был полный завал – Беверли первый день вышла после болезни, – так что у нас не было времени поболтать. Но сейчас, сидя на заднем сиденье такси, которое мчалось по Сент-Джеймс-стрит на полной скорости, мы могли расслабиться.
– Тревор души в Тео не чает, – заметила Беверли. – Он все, что угодно, сделает, чтобы ему помочь. О-о-о, собачья шерсть, Роуз. У тебя на рукаве, извини.
– Где? Подумаешь, ничего страшного. – Взглянув на Тревора, я вдруг поняла почему, несмотря на то что раньше я никогда не любила собак, этот пес мне так нравился. У нас было много общего.
– Страшно представить, что Тревора выкинули на обочине шоссе, – сказала я. – Бедный пес.
– Да, – вздохнула Беверли. – Он был еще щеночком. Ему повезло, что он остался в живых.
– Хмм.
– Мне кажется, этот случай оказал на него сильное психологическое воздействие, – продолжала Бев. – Уверена, именно поэтому он выбрал такое занятие: заботу о людях. Ему необходимо чувствовать себя нужным.
– Правда?
– Разве ты не согласна?
– Не знаю. Могу только сказать, что Эду такая собака бы не помешала, – заметила я, погладив Тревора за ухом.
– Как дела у Эда? Я все хотела спросить тебя, но сегодня у нас не было времени поговорить. Рука заживает?
– Вроде да, спасибо. В понедельник он выходит на работу – его не было две недели. Нам пришлось нелегко, – вздохнула я.
– Тео сказал, что ты много времени там проводишь. – Я пожала плечами и кивнула. – Значит, у вас все налаживается?
– Нет, я бы не сказала. Он собирается переезжать. Мне так жаль, – расстроенно добавила я.
Беверли как-то странно на меня посмотрела.
– Да нет, Роуз, я не Тео имела в виду. Я говорила об Эде.
– А. А… конечно.
– У вас все налаживается? – повторила она, а я выглянула в окно.
– Наверное. В каком-то смысле, да.
– Надеюсь, я не потеряю такую милую соседку, – тихо проговорила она.
– Не знаю, Бев. Возможно…
– Ты хочешь к нему переехать?
– Ну… нет. По крайней мере, не сейчас, я… – Мы свернули на Пиккадилли, и я вдруг увидела женщину с коляской. У нее был сияющий, безраздельно счастливый вид. – Но с другой стороны, – ответила я, – наверное, да. Не исключено, что я вернусь к Эду, я просто пытаюсь… во всем разобраться. Честно говоря, Бев, я совсем запуталась, – выпалила я через несколько секунд. – Помнишь, я спрашивала тебя насчет Мари-Клер Грей, почему она ушла от Эда? – Она кивнула. – Так вот, я решила, что мне ни к чему об этом знать.
– Ладно, – ответила она. – Я догадалась, что ты не хочешь знать, раз больше не спрашиваешь о ней.
– Пусть лучше все это останется в прошлом.
Бев взглянула на меня и кивнула.
– Конечно.
– В любом случае я уверена, что она нелестно о нем отзывалась, а мне не хочется этого слышать.
– Разумеется. К тому же, – Бев теребила поводок Тревора. – я… уже забыла, в чем причина. Значит, скоро все изменится? – бодро произнесла она. Это был не столько вопрос, сколько утверждение. Я представила комнату Тео, которая вскоре опустеет.
– Да. Скоро все изменится, – отозвалась я.
Такси остановилось у входа в Королевскую академию, таксист спустил пандус, и я толкнула коляску Беверли по мощенному камнем дворику Берлингтон-хаус. Здание Королевской академии было прямо перед нами, и слева мы увидели табличку с выгравированными на ней резными позолоченными буквами: «Королевское астрономическое общество».
– Это большая честь, – заметила Беверли.
Я толкнула коляску вверх по пандусу, и, пройдя сквозь стеклянные двери, мы оказались в фарфорово-голубом холле с пилястрами и черно-белым мраморным полом. Следуя за приглашенными, мы прошли направо, в зал Королевского общества. Он был отделан дубовыми панелями, на стенах висели портреты знаменитых астрономов, от которых словно исходило сияние. Зал был уже полон. Справа возвышалась стеклянная витрина со старинными телескопами, а слева стоял столик с экземплярами книги Тео. Я впервые видела его книгу: ее опубликовали так быстро. Мы с Беверли купили по одной и стали пробираться сквозь плотную стену гостей преимущественно мужского пола.
– … у моего нового «Такахаши» отличная адаптивная оптика.
– … я предпочитаю рефлекторы Ньютона.
– … захватывающая лекция по гелиосейсмологии.
– … на прошлой неделе я заметил в созвездии Большой Медведицы огромный болид.
– … вы видели покрытие Сатурна?
– … слишком облачно, но взаимное расположение Земли и Марса особенно выгодно.
– Астрономы такие занудные! – со смехом прошептала Беверли. Тревор шагал перед нами, разгоняя толпу, словно колли, пасущая овец.
– Эй! – воскликнул Тео, увидев нас. – Две мои любимые женщины!
– Поздравляем! – хором проговорили мы.
Он увидел, что у нас в руках его книга.
– Надеюсь, вам дали их бесплатно.
– Разумеется нет, – ответила Бев. – Чудесная обложка, – добавила она.
– Да. Но нам повезло, что книги доставили вовремя к презентации – из типографии их привезли только сегодня днем.
– Мы хотим автограф. Но, пожалуйста, пиши поразборчивей, у тебя отвратительный почерк! – захихикала Бев. – Подпиши для меня и Трева.
– Какие красивые фотографии, – пробормотала я, пролистывая книгу.
Там были снимки, сделанные с помощью телескопа Хаббл: звездные скопления и туманность Стингрей, похожая на длинную розово-зеленую рыбину; Солнце на стадии угасания, выбрасывающее мощные заряды красно-фиолетового газа; осевая галактика – результат столкновения двух галактик, – кувыркающаяся в черном пространстве. Там была фотография Нептуна цвета морской волны с прожилками белых облаков. Комета Шумахера-Леви, врезающаяся в Юпитер, и закат на Марсе. Снимки казались такими прекрасными, что у меня закололо в груди. Я вздохнула и раскрыла книгу на первой странице для автографа. Тео посвятил книгу своему дедушке по линии матери, Хью Адамсу, «первому человеку, который вдохновил меня стремиться к звездам». На соседней странице был список благодарностей: каково же было мое изумление, когда я увидела там свое имя.
– Спасибо, Тео, – сказала Беверли, прочитав подпись, – я очень рада.
– Тео, – произнесла я, – не стоило меня упоминать, я же ничего не сделала.
– Неправда. Ты позволила мне поселиться у тебя, жизнь моя стала намного радостнее, и я мог спокойно работать.
Я улыбнулась. Рука Тео задержалась над страницей на мгновение, а потом он начал писать. Он писал, а я смотрела на него и думала о том, что скоро он от меня уедет, и не представляла себе жизни без него. Астрономические разговоры стихли, наступило полное молчание, и я погрузилась в воспоминания о последних шести месяцах.
Мне кажется, вы будете прекрасны в образе «Венеры» Боттичелли…
Мужчинам моего возраста нравятся такие женщины…
Хочешь взлететь к звездам?..
Галактика – это звездный город…
Мысль о том, что твоя мать, возможно, жива и где-то рядом…
В жизни есть много всего интересного, Роуз…
Если хочешь, я тебя научу…
Теперь добавь имбирь и лемонграсс…
Найди ее – еще не поздно.
– Вот, – сказал он, протянув мне книгу. Я прочитала подпись. Роуз, моей звезде, которая притянула меня на свою прекрасную орбиту. С любовью и благодарностью, Тео.
– О, это так… чудесно, – бессильно проговорила я. Глаза защипало от слез. – Это замечательно, Тео. У меня нет слов. – Мы стояли и смущенно улыбались, привлеченные друг к другу силой гравитации или, может, всего лишь давлением толпы.
– Когда ты уезжаешь? – спросила я.
– Сегодня оформили сделку, квартира свободна. Думаю, через день или два.
– Не думала, что это произойдет так быстро, – ответила я. – Это так неожиданно для меня.
– Для меня тоже. Я думал, что на поиски квартиры уйдут месяцы, но все уладилось за две недели. Я буду скучать по тебе, Роуз, – внезапно добавил он.
Мое сердце ушло в пятки.
– Я тоже буду скучать, – прошептала я.
– Правда? – Я кивнула. – Значит, мы оба будем скучать.
– Похоже на то.
– Да. – Он улыбнулся своей странной улыбкой. – Похоже на то.
– Было здорово жить вместе.
– Ты серьезно?
Я кивнула.
– Ты… ты изменил мою жизнь.
– Правда, Роуз?
Я опять кивнула, потому что вдруг не смогла произнести ни слова. Тео от меня уезжает.
– Роуз, – произнес он.
– Да? – Глаза щипало, в горле набух комок.
– Роуз, я…
– Тео! – К нему подошла красивая нарядная блондинка и положила руку ему на плечо. Она была из издательства, у нее был жизнерадостный и деловой вид.
– О, привет, Камилла, – сказал он.
– Тео, можно украсть тебя на минутку и познакомить с тем парнем с четвертого канала, помнишь, я тебе говорила? Он был на твоей лекции и считает, что ты станешь вторым Патриком Муром [57]57
Английский астроном (р. 1928), автор популярных книг по астрономии.
[Закрыть]. И еще Фелисити из «Мейл» хочет взять интервью. Говорит, что ты – Джейми Оливер [58]58
Шеф-повар, автор кулинарных книг и ведущий телешоу: входит в число самых известных людей в Великобритании.
[Закрыть]в астрономии! – Тео расхохотался. – И еще здесь Клэр с канала «Дискавери»: у нее появилась пара идей, которые она хочет с тобой обсудить.
– Извини, Роуз, – сказал Тео и пожал плечами. – Мне нужно идти.
– Конечно, – я улыбнулась. – Иди.
Он растворился в толпе, которая засосала его, словно черная дыра, и я его больше не видела. Гости говорили только о нем.
– … Талантливый парень.
– … У него будет свой сериал на телевидении, я уверен.
– … Кстати, он очень телегеничен.
– … О да.
– … И какой у него приятный йоркширский акцент.
– … Это популярная литература, но, очевидно, он разбирается в науке.
Похоже, в жизни Тео в ближайшее время произойдут значительные перемены, подумала я. Его книга – отправной пункт, после нее все будет по-другому. Он выйдет на новую орбиту, встретится с новыми людьми. Все изменится. Он уедет с Хоуп-стрит в новую квартиру и, возможно, какое-то время еще будет поддерживать со мной связь. Но потом телефонные звонки постепенно прекратятся. И в один прекрасный день я открою светскую хронику «Пост» и прочитаю, что он обручился. Меня пронзит резкий укол сожаления, и несколько дней я буду сама не своя, а мои друзья станут волноваться и спрашивать, что у меня стряслось. Но потом я решу быть разумной и вспоминать о нем лишь как о милом парне, который какое-то время жил со мной и вдохновил меня стремиться к звездам… Тео сейчас на перепутье. После выхода книги его жизнь резко изменится. И моя тоже, подумалось мне. Ведь я тоже стояла на перепутье. И без сомнений, лучше всего мне сейчас повернуть назад. Назад, к Эду.
Глава 21
Следующие три дня я почти не видела Тео. Он был очень занят: записывал интервью о книге, встречался с адвокатами и агентами по недвижимости. Я по-прежнему ухаживала за Эдом. Но в понедельник Эд вышел на работу. Я сама отвезла его, ведь в метро его могли неудачно толкнуть или прижать. На работу ему нужно было к девяти, поэтому я явилась в редакцию раньше, чем обычно. И чтобы сократить заботы Беверли, распечатала почту.
– Интересно, что у нас сегодня? – вслух проговорила я, разрывая первый конверт.
Дорогая Роуз, – прочитала я, – моя проблема в том, что я слишком рано выстреливаю, и моя подружка грозится меня бросить. Помогите, пожалуйста!
Вы, конечно, понимаете, что его проблема не связана с огнестрельным оружием, поэтому, вздохнув, я накатала быстрый ответ, приложив буклет «Преждевременная эякуляция», проставила на письме дату и перешла к следующему.
Дорогая Роуз, я в растерянности. Мне плохо, потому что уже два года у меня роман с женатым мужчиной, но недавно он уехал за границу.
О боже.
Дорогая Роуз, недавно я вышла замуж за мужчину с довольно необычной фамилией. Теперь, когда я знакомлюсь, люди хихикают надо мной и отпускают глупые шуточки. Я хотела бы вернуть девичью фамилию, но знаю, что муж обидится. Что мне делать? Миссис Памперс.
А о чем она раньше думала? Чтобы не обижать чувства ее мужа, я предложила ей взять двойную фамилию, в континентальном стиле – разумеется, если ее девичья фамилия не «Мокри».
Следующее письмо было от одной парочки по поводу свадебного торжества – оба давали брачные обеты не в первый раз:
Я женюсь в третий раз, моя невеста выходит замуж в четвертый, и мы очень беспокоимся по поводу церемонии. В частности, потому, что бывший муж моей невесты когда-то встречался с новой подружкой моего отца, и они очень некрасиво расстались. К тому же моя бывшая падчерица грозится бойкотировать свадьбу, если придет новый бойфренд ее отца, – но я не могу не пригласить его, потому что моя бывшая жена – мой бухгалтер и у нее есть на меня компромат для налоговой полиции. Роуз, у меня началась бессонница, и я уже представляю, как в главный день нашей жизни все передерутся. Что мне делать?
Не жениться, хотелось написать мне. С таким послужным списком – зачем вам это? Но вместо этого я посоветовала им никого не приглашать на церемонию, а после свадьбы устроить вечеринку, арендовав очень большое помещение, чтобы враждующие стороны держались подальше друг от друга.
Я посмотрела на часы – без десяти десять. Скоро придет Беверли. Отложу для нее пару писем от трансвеститов – у нее хорошо получается на них отвечать. Следующее письмо было написано на голубом почтовом бланке Базилдона. Почерк, хотя письмо было написано слегка дрожащей рукой, показался мне знакомым, но откуда – непонятно. В эту минуту у меня пропищал мобильник – пришло сообщение. На экранчике высветились буквы и какие-то значки. Я озадаченно заглянула в словарик Серены: «Мой ангел». Я улыбнулась, представив, какие мучительные усилия Эд приложил, чтобы набрать сообщение левой рукой. Телефон пропищал снова, и я прочитала: «Ску4аю!» Я засмеялась, вспомнив рекламу смс-сообщений: «Прояви заботу». Я и на самом деле чувствовала, что Эд обо мне заботится. Настроение у меня поднялось, и, повеселев, я вернулась к письму.
Дорогая Роуз, у меня есть проблема, и я очень надеюсь, что вы сможете мне помочь. – Сделаю все возможное, подумала я. – Чуть больше года назад мне поставили диагноз «лейкемия». Можете представить мое состояние. Я был в шоке, ведь я понятия не имел, что со мной что-то не так: подумаешь, изредка шла кровь носом, или подхватил пару инфекций. Мне было 35 лет, как говорится, «мужчина в самом расцвете сил», жена только что родила нашего первого ребенка. Основной метод лечения острой миелоидной лейкемии – химиотерапия. Я прошел три курса, и результаты были хорошие, но, к сожалению, у меня очень короткий период ремиссии.
– Доброе утро, Роуз! – бодро прощебетала Бев. – Роуз? Что с тобой? – спросила она.
Я подняла голову.
– О, извини, привет, Бев. Привет, Трев.
– У тебя такой серьезный вид. Плохое письмо?
– Да, – ответила я, продолжая читать. – Грустное.
Врачи говорят, что болезнь перешла из хронической стадии в ускоренную и моя единственная надежда – донорский костный мозг. Но у меня редкая группа крови, и до сих пор не нашелся ни один донор ни среди членов моей семьи, ни в национальном банке данных. – Бедняга, подумала я. – У всех членов моей семьи взяли анализы – у матери, дяди, тетушек, двоюродных и родных братьев и сестер. У всех, кроме одного. Это мой брат. Он отказывается сдать анализы, потому что шесть лет назад мы поссорились из-за денег, и с тех пор он со мной не разговаривает. – Волосы у меня зашевелились. Я слышала собственное тяжелое дыхание. – Роуз, настало время все объяснить. Мать сказала, что ты снова встречаешься с Эдом, и, хотя мы с тобой никогда не виделись, мне кажется, ты имеешь на него какое-то влияние. По словам врачей, без донорского костного мозга мне осталось жить от четырех до шести месяцев. Поэтому я обращаюсь к тебе в полном отчаянии и прошу, чтобы ты вступилась за меня перед ним.
Меня как будто скинули в пропасть. Письмо затряслось у меня в руках.
– Роуз, что с тобой? – раздался голос Беверли как бы издалека.
– Что?
– На тебе лица нет.
– Да.
– Значит, очень грустное письмо? – спросила она, включая компьютер.
– Да, – пробормотала я, – очень.
Эд проигнорировал три письма, которые я ему послал. Моя мать, сестра Рут и два брата пытались убедить его, но безрезультатно. У Эда такая же группа крови, и шансы на успех очень велики. Роуз, я люблю свою жену и дочь и не хочу оставлять их. Хочу увидеть, как Эми делает первые шаги. Хочу качать ее на качелях в парке. И провожать в школу. Я хочу, чтобы у меня был шанс прожить свою жизнь, но время не ждет. Если ты можешь сделать хоть что-то, чтобы Эд задумался, мы будем тебе очень благодарны. Джон Райт.
Слова расплывались перед глазами. Я перевернула конверт и перечитала обратный адрес. Королевский лазарет, Халл.
– Роуз, что стряслось? – повторила Беверли. Я смотрела в окно на серое небо, потом перевела взгляд на реку. – Все в порядке? – тихо произнесла она.
– Нет, Бев. Не в порядке.
– В чем дело?
Я не ответила. Я не могла ответить. У меня не было слов. Теперь я вспомнила телефонные звонки матери Эда и его сестры и как он жестко отказал им в помощи. Вспомнила письмо, которое он выкинул, даже не прочитав, и фрагмент другого письма, который я нашла в мусорной корзине. Что там говорилось? Я знаю, у нас были разногласия, но ты – мой последний шанс…Я-то думала, что Джон просит денег. Но дело не в деньгах – на карту поставлена его жизнь.
Как мог Эд отказать ему? Как можно быть таким эгоистичным, таким скупым, таким… подлым? Этим маленьким словом невозможно описать нечеловеческое убожество души, его ужасающее бессердечие.
– Можно я взгляну? – спросила Беверли. Я протянула ей письмо, глядя, как выражение ее лица меняется от сочувствия до полного непонимания и даже шока, когда она подошла к концу. – Его родной брат? – пораженно спросила она. Ее глаза расширились от негодования. – О Роуз. – Мы смотрели друг на друга, онемев от потрясения. Она покачала головой.
– Кошмар.
– Я знала, что он подлец, – проговорила она, поджав губы. – Но это… выше моего понимания!
– Как ты могла знать? – спросила я. – Вы же не знакомы.
– Та история с Мари-Клер. Моя подруга Джилл рассказала, что Мари-Клер бросила Эда именно по этой причине – он повел себя низко. Когда она жила с ним, он заставил ее платить арендную плату, хотя сам же просил ее переехать к нему. В ресторанах они всегда платили поровну, и он никогда не оставлял чаевых и никогда не угощал ее. Мари-Клер сказала, что Эд – самый привлекательный мужчина, которого она знала в жизни, но его жадность все портит.
– Она права, – ответила я. Так вот что Эд имел в виду, когда говорил, что Мари-Клер все время «ныла» и «жаловалась». Неудивительно, что он не захотел рассказать, почему она от него ушла.
– Но разве ты сама никогда этого не замечала, Роуз? – тихо проговорила Беверли. – Ты же была за ним замужем. Неужели ты не замечала?
Я задумалась над ее вопросом, глядя в окно.
– Наверное, замечала. Естественно, я это видела, но на первых порах он так вскружил мне голову, что я не обращала внимания. Потом у меня появилась моя колонка, работы было по горло, и мне стало не до этого. Конечно, я замечала какие-то мелочи, но прощала их ему, потому что понимала, что у него было непростое детство, которое оставило тяжелый отпечаток.
– Его детство здесь ни при чем, – горячо возразила Беверли. – Я знаю людей, у который было кошмарное детство, и они невероятно щедры. Хэмиш, например! Он вырос в многоквартирном доме в Глазго и долгие годы был на грани выживания, когда учился музыке, но он всегда за меня платил. Детство Эда не имеет никакого значения, – возмущенно заявила она. – Он один из тех людей, кто просто не умеет отдавать.
И я подумала: ведь она права. Совершенно права. Как всегда, Бев попала в яблочко. Эд не способен отдавать. Не умеет отдавать. Точнее, просто не хочет. И он никогда не был на это способен.
Теперь я вспомнила, что он никогда не жертвовал на благотворительность, не подавал бездомным, торговался с продавцами в магазинах. Он говорил, что давать чаевые таксистам «унизительно», поэтому никогда так не делал. Когда нас приглашали в гости и я хотела взять с собой шампанское, он запрещал мне и говорил, что «хозяева обидятся». И как он жаловался, что я посылаю чеки читателям, – со временем я просто перестала вообще об этом упоминать. В конце концов, это же мои деньги, и я могу распоряжаться ими, как в голову взбредет. Но он говорил, что я безнадежно «наивна» и «легковерна». Я взяла сумку.
– Куда ты, Роуз?
– Прогуляться. К обеду вернусь.
Я ехала через мост Блэкфрайарз по направлению к Сити, и в голове всплывали разные неприятные мелочи, которые я раньше не замечала, потому что была влюблена. Например, как он не хотел покупать мне обручальное кольцо, говоря, что в этом «нет смысла», ведь мы были обручены всего шесть недель. Или наш дешевый медовый месяц на Менорке, в мертвый сезон, в крошечной квартирке его матери. Не желаете приобрести лотерейный билетик, сэр? Нет, спасибо. По этим словам я и узнала его на балу. И вспомнила, что его главное возражение против детей было в том, что «это сплошные траты». И как он сказал о ребенке: «Если такова цена, которую придется заплатить, чтобы ты была со мной, я согласен». В жизни Эда все имело свою цену.
Я припарковалась на платной стоянке за углом Ливерпуль-стрит, взбежала по ступенькам и, пройдя через сверкающие стеклянные двери, оказалась в офисе страховой компании «Парамьючиал». Лифт поднял меня на десятый этаж.
«Эд Райт, директор, работа с персоналом» – гласила табличка на двери. Работа с персоналом? Мне хотелось расхохотаться.
– Ваш муж знает, что вы здесь, миссис Райт? – поинтересовалась его секретарша Джейн.
– Нет, – любезно ответила я. – Хочу сделать ему сюрприз. – Я постучала один раз и сразу вошла, не дожидаясь ответа.
– Роуз! – Похоже, он был изумлен. В офисе пахло кожей и средством для полировки мебели. На столе лежали толстые папки. – Как мило, – засмеялся он, поднимаясь с кресла и помогая себе здоровой рукой. – Какой приятный сюрприз. Но что ты здесь делаешь?
– Дело в том, – ответила я, закрыв за собой дверь, – что я хочу с тобой посоветоваться по поводу одного письма, которое получила сегодня утром.
– Письма от читателя?
– Да.
– И ты думаешь, что я помогу решить его проблему? – озадаченно проговорил он.
– Да.
– Что ж, мне это очень льстит, и я сделаю все возможное. Наверное, дело срочное, – добавил он, когда я уселась в кресло по другую сторону стола.
– О да, не то слово. Дело жизни и смерти, – объяснила я. Достала письмо Джона из сумки и швырнула его через стол. – Прочитай, пожалуйста.
Он взял письмо левой рукой, сел, и черты его лица ожесточились, когда он узнал почерк. Он поднял голову.
– Слушай, Роуз, я…
– Читай! – крикнула я.
– Но…
– Читай! Прочитай письмо. С начала до конца.
– Ну… хорошо. – Он вздохнул. Поспешно пробежал строки глазами, сжал губы и сложил письмо пополам.
– Почему ты не помог ему, Эд? Какого черта ты медлишь?
Он тяжело вздохнул.
– Ты ничего не понимаешь, Роуз.
Я стиснула зубы.
– Что тут непонятного? Твой брат смертельно болен. Понимать нечего.
– Но мы с Джоном в ссоре. Да, очень печально, что он болен, но мы больше не общаемся. Мы не разговаривали шесть лет.
– Ну и что?
– У меня уже нет к нему… братских чувств. Мне нет до этого дела, потому что… – он пожал плечами, – … потому что мне все равно. Мы не поддерживаем контакт.
– Но какая разница, Эд, тем более что это неправда! Джон прислал нам на свадьбу такую красивую лампу, помнишь? Хоть ты его и не пригласил. Он держал для тебя дверь открытой, и у него на этот счет явно другое мнение.
– Но…
– Не может быть никаких «но». Твой брат умирает, ему нужна твоя помощь, и ты ему поможешь. Разговор окончен.
Эд вздохнул и покачал головой, будто это было не дело жизни и смерти, а мелкая неприятность.
– Я не могу, Роуз. Я просто… не могу. Я бы не сделал этого для чужого человека, а Джон стал мне чужим, поэтому мне не хочется ему помогать. Извини, но уже слишком поздно.
– Нет, не поздно. По крайней мере, пока. Но очень скоро будет поздно, если ты немедленно не поедешь в Халл.
– Можно же сделать еще химиотерапию. Возможно, он еще поправится.
– Он говорит, что химиотерапия – лишь временная мера.
– Врачи могут вырастить клетки из его собственной крови. Это новая технология. Я где-то читал.
– Если бы у него был шанс, думаешь, врачи бы ему не сказали об этом?
– К тому же я ненавижу больницы, – поежившись, пробормотал он. – Не выношу врачей. Ты же знаешь. У меня настоящая фобия. Я только что вышел из больницы и не собираюсь туда возвращаться. У меня до сих пор все болит, между прочим, – произнес он, прикоснувшись к гипсу.
– Знаешь что, Эд? Мне плевать. К тому же ты сам виноват – ты такой скупой, что даже пожадничал заплатить кровельщику, сам полез на крышу и упал!
– Это неправда, – запротестовал он, хотя горло у него побагровело.
– Нет, правда!
– Что ты хочешь, они дерут по девяносто фунтов в час!
– И это того стоит, Эд. Посмотри, во что обошлась твоя скупость – и тебе, и мне.
– Надеюсь, ты не жалеешь о том, что помогала мне, – сварливо пробурчал он.
Я посмотрела на него невидящим взглядом:
– Знаешь, Эд, вообще-то, жалею. Теперь, когда я узнала, что ты отказываешься помочь Джону, я очень жалею. Мне кажется, это… – я искала слово, способное выразить столь чудовищный эгоизм, – … непостижимо, как можно было так долго игнорировать его мольбы. У тебя есть сердце, Эд? Где оно? Или ты инвалид от рождения?
– Но донорская процедура очень неприятна, Роуз. Тебе делают несколько уколов в таз. Это очень дискомфортно.
– Что значат несколько уколов по сравнению со смертью? Джон умрет, если ты ему не поможешь. У тебя нет выбора.
– Есть. У меня есть выбор, и мой выбор – не помогать ему. Как я уже пытался объяснить – но ты отказываешься понять, – я чувствую, что меня это недостаточно… касается.
– Ты прав, – ответила я, опускаясь в кресло, – я отказываюсь понять. Я совсем ничего не понимаю. Я-то думала, кровные узы сильнее всего. Но очевидно, тебя это не трогает.
– Нет, – медленно произнес он, – не трогает. Для меня кровные узы ничего не значат. И для тебя тоже, Роуз, ведь если кровные узы были бы так сильны, как ты говоришь, твоя настоящая мать не сдала бы тебя в приют, как думаешь? – Я содрогнулась, будто мне влепили пощечину. – Роуз, иногда семейные связи рвутся, и ничего уже не исправить. Ты, как никто другой, должна понимать это.
– Я тут ни при чем. Моя мать меня… бросила, – осторожно вымолвила я, – когда я была младенцем, поэтому какие здесь могут быть отношения? Но Джон был твоим братом тридцать шесть лет. Твой отказ помочь ему – презренный поступок, – тихо произнесла я. – Мне стыдно, что я знаю такого человека, как ты.
– Мне очень жаль, что ты так думаешь, Роуз, – невозмутимо ответил он. – Но ты зря теряешь время, оскорбляя меня, тем более что, возможно, я даже не гожусь на роль донора.
– Может быть, и не годишься, в этом ты прав. Но у вас одинаковая группа крови, поэтому ты должен попробовать. Если Джон умрет, потому что не нашлось подходящего донора, это одно; но если он умрет, потому что родной брат отказался ему помочь, это совсем другое. Помоги ему, Эд.
– Нет. Не помогу. Я… просто не смогу.
– Сделай это сегодня же. Позвони в больницу. Позвони прямо сейчас. Вот номер. – Я протянула ему листок бумаги с координатами. – Спроси, что нужно делать. Знаешь, добавила я, – ты понятия не имеешь, как тебе повезло.
– Повезло? О чем ты?
– Именно. Тебе повезло, – повторила я.
– Почему?
– Потому что тебе предоставляется возможность сделать что-то важное для другого человека, что-то… – я поискала нужное слово, потом подумала о Тео и внезапно нашла, – … что-то вселенского уровня. Немногим людям дается такой шанс – возможность сделать что-то большое, значительное в жизни, а не поступать низко и эгоистично. Ты должен ухватиться за эту возможность, Эд, потому что это твой шанс стать лучше.
– Я… не могу. – Он качал головой.
Я вскочила на ноги.
– Нет, можешь, и ты это сделаешь! Или тебя опять душит жадность?
– Я не жадный!
– Будь ты проклят. Эд, ты самый жадный человек, которого я знала. Раньше это выражалось в мелочах, но я не понимала этого до сегодняшнего дня. Понятно, почему Мари-Клер тебя бросила.
Он побагровел.
– Она действовала мне на нервы. Все время ныла. Ожидала, что я буду ее содержать, – признался он, и его рот перекосило от отвращения. – Как будто у меня самого расходов нет. Очень дорого содержать такой дом.
– Не сомневаюсь. Но ты же сам захотел купить такой огромный дом, хотя детей заводить не собирался. Одному платить за дом нелегко, и оттого у тебя проблемы. Поэтому у тебя никогда нет лишних денег.
– Ты права, лишних денег не бывает, поэтому непонятно, с какой стати Мари-Клер должна была жить у меня бесплатно.
– Знаешь, Эд, вот уж не думала, что когда-нибудь буду симпатизировать Мари-Клер, но сейчас я на ее стороне. Теперь я понимаю, почему все твои предыдущие подружки тебя бросали. Потому что ты скупой, Эд. Ты неспособен проявить щедрость – ни деньгами, ни сердцем. Между кошельком и эмоциями есть взаимосвязь, и теперь я знаю, что ты просто скуп. Я не обращала на это внимания, потому что была без ума от тебя, но теперь это в прошлом. Осознав это, я ни за что на свете не останусь с тобой. Все кончено. Пути назад нет.
