Текст книги "Разлуки и радости Роуз"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
– Но я думал, что ты хочешь завести ребенка, – бесстрастно заявил он.
– Нет. Не хочу. Не с тобой. Теперь уже нет.
– Прошу тебя, не бросай меня, Роуз, – вдруг выдавил он. У него был расстроенный вид. – Умоляю. Не уходи. У нас еще есть шанс начать все сначала. Мы могли бы быть счастливы вместе, как в первые дни нашего знакомства.
– Нет. Ты не прав. Я помогла тебе, Эд, и теперь возвращаюсь на Хоуп-стрит. Там мой настоящий дом, мой маленький домик на Хоуп-стрит, а не твой ослепительный дворец в Патни. Ведь ты из-за этого хотел, чтобы я вернулась? Думал, что я продам свой дом и внесу свою долю и тогда твои расходы уменьшатся? Поэтому ты проводил свои маленькие расчеты. Только вот меня это не интересует, Эд. Я не хочу жить с тобой. И никогда не захочу. Но ты должен позвонить в больницу – немедленно. – Он сверлил меня взглядом. – Звони, – тихо приказала я. – Пока я здесь. Звони.
Эд посмотрел в окно, на небоскребы Сити, потом повернулся ко мне.
– Думаешь, ты такая великодушная, Роуз? – спокойно произнес он. – Добросердечная Роуз, знаменитый психолог, всегда помогает людям замечательными советами. Решает чужие проблемы.
– Нет, я так не думаю. Я понимаю, что у меня куча недостатков, но, по крайней мере, я никогда не была подлой и скупой. Подлость и скупость – твои определяющие характеристики, Эд. Ты не умеешь отдавать, только забираешь все себе.
– А ты умеешь?
Я в шоке взглянула на него.
– Да, я умею. И отдаю. Я делюсь со своими читателями. Хочу им помочь. Это называется щедрость.
– Да что ты говоришь, Роуз, не льсти себе! Ты делишься с ними, чтобы тебя любили и тобой восхищались. Отдаешь им свою доброту, потому что хочешь, чтобы все тебя оценили и подумали, какой ты золотой человек. Ты делаешь это не бескорыстно. Взамен ты требуешь признания и благодарности. Ведь я прав? Боже мой, у тебя даже есть отдельная папка с благодарственными письмами! – Я в ужасе уставилась на него. – Это так? – Мое лицо горело. – Я сам видел. Когда ты переезжала.
– Но это же просто… ирония. Шутки ради.
– Бред собачий. Ты хочешь, чтобы люди благодарили тебя, чтобы они в тебе нуждались, – потому что у тебя всю жизнь был комплекс неполноценности из-за того, что твоей собственной матери не было до тебя дела. Ты никогда мне о ней не рассказывала, но неужели ты думаешь, что я сам не догадался?
– Прекрати переводить разговор на меня, – огрызнулась я. – Мы сейчас говорим о тебе. И я не «советую» тебе, Эд, я приказываю тебе помочь Джону. Звони немедленно.
– Ты не можешь меня заставить, – спокойно ответил он.
– Нет. Наверное, не могу. Но если ты этого не сделаешь, я напишу твоему боссу.
– Испугала. И что же ты напишешь?
– Что тебе нужен отпуск на несколько дней, чтобы лечь в больницу и спасти жизнь своего брата. После этого ты уже не сможешь отказаться.
– Но я только что вышел на работу.
– Мне плевать. Я напишу ему – нет, лучше позвоню, – если узнаю, что к шести часам сегодняшнего дня ты так и не позвонил в больницу, где лежит Джон. – Я взяла сумку и открыла ее. – Я все сказала. Возьми ключи от твоего дома. – Я положила ключи на стол. – Я ухожу.
– Ну и катись отсюда, – огрызнулся он. – Катись в свой Кэмбервелл, к своему малолетнему астроному с его длинной трубой.
– Как ты жалок, Эд.
– Это же дураку понятно: ты в него влюблена. А может, у тебя просто «звездная болезнь»? Но я уверен, что он устроит тебе большой взрыв!
Я смерила его взглядом.
– Я попрошу адвоката поторопиться с разводом, – тихо процедила я. – Со своим переломом сам как-нибудь справишься. До свидания.
– Вот и все, – мысленно произнесла я, спускаясь на лифте к выходу. – Все кончено. Наконец-то. Путь назад отрезан. Конец. – Колени дрожали, и казалось, из глаз хлынут слезы как естественная реакция на шок, но от отвращения я не могла даже плакать. – Его родной брат, – все еще не веря, повторила я. – Его родной брат. Какая убогая душа.
Раздвинулись автоматические двери, я шагнула на улицу, и внезапно меня охватило чувство безраздельной свободы. Мне хотелось откинуть назад голову и закричать. Меня как будто выпустили из клетки. Ни к чему больше биться в агонии, взвешивать варианты, носиться туда-сюда. Я приняла решение. Я свободна. И в этот момент я осознала, что в глубине души понимала, что никогда не вернусь к Эду, и понимала почему. Я предвидела, что он будет меня оскорблять, и он на самом деле понес весь этот бред по поводу моей работы. Я стала вести свою рубрику, потому что искренне хотела помочь людям, и у меня это хорошо получается. Мои размышления прервал звонок мобильника. Это был Тео.
– Привет! – воскликнула я, отпирая дверцу машины. Сердце мое запело. Я была рада его услышать.
– Роуз, нам нужно поговорить. – У него был серьезный голос. Я замерла, но тут же успокоилась – скорее всего, его сделка провалилась! Потребовали дополнительную плату. И у него нет денег. Он не уедет.
– Да. В чем дело? – спросила я.
– Я дома, только что принесли вечернюю почту. На твое объявление ответили.
Глава 22
Я села в машину и помчалась домой. Гнала на полной скорости и на ходу набирала номер Беверли: попросить, чтобы она меня прикрыла.
– Хорошо, но только не задерживайся. Что мне ответить, если кто-нибудь спросит, почему тебя нет?
– Скажи, что я на конференции.
– На какой конференции?
– Дай подумать… так… по позитивному подходу к воспитанию детей.
– А где ты на самом деле?
– В Сити, только что виделась с Эдом. Но произошло кое-что важное, и мне срочно надо домой.
Тео сказал, что не вскрывал конверт. Я размышляла, что может оказаться внутри.
Дорогой абонент 2152, я прочитала объявление в «Чэтхем ньюс» и хочу признаться, что это я оставила вас на автомобильной стоянке супермаркета сорок лет назад. Мне ужасно жаль, и я знаю, что вы, наверное, плохо обо мне думаете, но… —Но что? Какое у нее оправдание? – Но мне было 13 лет, и я не знала, что беременна/я была замужем, и у меня был роман/мне было 40, и у меня уже было шестеро детей, поэтому еще одного было не прокормить.
Я столько раз представляла себе, какая она, моя мать, и вот сейчас я узнаю. Все тело горело как в лихорадке: кружилась голова, перехватывало дыхание, в горле стояла тошнота. Каждый раз, останавливаясь на светофоре, я ударяла о руль ладонью. Если впереди идущая машина задерживалась хотя бы на долю секунды, я орала. Я билась в агонии предвкушения – и сильного, глубокого страха. Ведь всю свою взрослую жизнь я пряталась от прошлого, и вот теперь мое прошлое позвало меня.
Я часто воображала себе параллельную жизнь – ту, которую я бы вела с моей мамой, если бы она меня не бросила. Я представляла, как бы я жила тогда. Возможностей было бесконечное количество, и моя мать могла бы быть кем угодно. Она могла бы оказаться бедной или богатой, англичанкой или иностранкой, толстой или худенькой, умной или глупой. И вот на смену многолетним фантазиям приходит истина. Но возможно, истина окажется мне не по зубам. Более того, правда может быть жестокой. Что, если она была проституткой, например? А может, я родилась в результате изнасилования. Моя мать запросто могла оказаться алкоголичкой или наркоманкой. С другой стороны, возможно, она прелесть. А он? Мой отец? Мне предстоит узнать, кто он. Я представляла его привлекательным негодяем лет на десять ее старше, хотя, может, они были ровесники. Может, они влюбились еще подростками, как Ромео и Джульетта, а их родители враждовали. Его родители думали, что она недостаточно хороша для него – мерзавцы! – и вынудили его ее бросить. Поэтому она лишилась рассудка, и в один солнечный день она оставила меня в тележке из супермаркета.
Возможно, мне предстоит узнать настоящую дату своего рождения. Может, я родилась вовсе не первого июня, а восьмого или двенадцатого, а может, даже в мае. У меня не было истории, не было индивидуальности, кроме той, которую мне дали насильно, и вот теперь я наконец узнаю, кто я такая.
Вдруг окажется, что у меня есть брат или сестра? С одной стороны, я надеялась, что есть, но с другой – надеялась, что нет. Если я узнаю, что у нее были еще дети и их она оставила с собой, а меня бросила, это меня убьет. Где жила моя мать, после того как бросила меня, что она делала после этого? Может, она осталась жить в том же районе, и мы иногда даже проходили друг мимо друга на улице, а может, переехала в другой город. Возможно, движимая чувством вины, она стала трудоголиком и превратилась в успешную бизнес-леди, ученого или судью. Когда я свернула на Хоуп-стрит, в моей голове теснились голоса, высказывающие предположения одно противоречивее другого, они спорили и дрались между собой, пытаясь перекричать друг друга.
«Твоя мать поступила в художественную школу и стала художницей».
«Нет, она училась в Королевской академии драматического искусства и стала звездой».
«Нет, она стала учительницей начальной школы».
«Она была пианисткой!»
«Очнись, Роуз, твоя мать – шлюха и алкоголичка!»
«Нет, нет, нет, она стала акушером-гинекологом».
«Чушь собачья! Она работала на Би-би-си!»
Я припарковалась и вбежала в дом. В прихожей стояли коробки Тео, наглухо заклеенные липкой лентой, готовые к завтрашнему переезду. Мое сердце сжалось.
– Тео! – задыхаясь, крикнула я. Перешагнула через большой чемодан и побежала на кухню. Я взглянула на него – он улыбался.
– Привет, Роуз, – мягко произнес он. – Готова?
Я кивнула. Он протянул мне письмо. Задержав дыхание, будто я собиралась нырнуть в реку, я разорвала большой коричневый конверт со штампом «Конфиденциально» и вынула маленький конвертик кремового цвета. Номер абонентского ящика был выведен аккуратными буквами шариковой ручкой, но, взяв конверт в руки, я почувствовала, что сердце упало. Я думала, конверт будет толстым, ведь внутри, по моим предположениям, должны были быть целые страницы объяснений, извинений и подробное семейное древо. Но, к моему разочарованию, письмо было тоненьким. Как письмо, где вам сообщают, что вы не приняты на работу. Я вернула конверт Тео.
– Открой ты, – прошептала я.
– Нет, оно твое. Ты сама должна открыть.
– Я хочу, чтобы ты это сделал. Пожалуйста, Тео. В конце концов, ты заварил эту кашу.
Он поджал губы.
– Ну… хорошо.
Он поддел ярлычок пальцем и вынул одинокий листок белой пергаментной бумаги, исписанный лишь с одной стороны. Пробежал глазами, медленно кивнул, поднял бровь и протянул письмо мне. Я взглянула на обратный адрес: Кросс-стрит, 12, Чэтхем, Кент.
Дорогой абонент, меня заинтересовало ваше объявление в «Чэтхем ньюс». Но прежде чем связаться с вами лично, мне бы хотелось выяснить две вещи. Имя девочки, о которой идет речь в объявлении, случайно не Роуз? И есть ли у нее особые приметы?
Письмо было подписано Марджори Уилсон (миссис).Телефона не было, только адрес.
– Думаешь, это моя мать? – спросила я Тео.
Он еще раз взглянул на письмо.
– Нет. Если бы это была она, ей ни к чему было бы спрашивать твое имя. Твоя мать знает, как тебя зовут, где она тебя оставила, в какой день, в каком году. Почерк неровный, думаю, это довольно пожилая женщина. Скорее всего, она просто знает твою мать или знала ее в прошлом. – Мое сердце подпрыгнуло, как во время прыжка на тарзанке. Она знала мою мать. Мне пришло письмо от женщины, которая знала мою мать! – Думаю, нужно ответить немедленно.
– Может, предложить встретиться?
– Еще рано. Просто напиши, что тебя зовут Роуз. Посмотрим, что еще она сможет сообщить.
Я кивнула и подошла к столу.
Дорогая миссис Уилсон, – написала я. От волнения пальцы тряслись. – Большое спасибо за письмо. Да, девочку зовут Роуз, эта девочка – я, и у меня есть особые приметы – родимое пятно в форме Индии на левом бедре. Если вы располагаете какой-либо информацией о моей настоящей матери, которую я пытаюсь найти, пожалуйста, позвоните мне как можно скорее по любому из указанных телефонов, и я сразу же вам перезвоню. Большое спасибо за ответ.
Я подписалась как «Роуз Райт», чтобы сохранить инкогнито: вдруг миссис Уилсон читает «Пост». К тому же я пока еще Роуз Райт, подумала я, наклеивая марку. Но, к счастью, ненадолго. Как мне только пришло в голову вернуться к Эду? Нас разделяли тысячи световых лет.
Я побежала к почтовому ящику на углу и опустила письмо, потом взглянула на часы. Половина третьего. Я знала, что нужно возвращаться на работу, но мне это было не по силам. Последние несколько часов меня совершенно вымотали.
– Ну и утро, – пробормотала я, толкнув дверь. И тут все стрессы сегодняшнего дня навалились на меня разом. Письмо Джона, мысль о том, что он лежит в больнице и умирает; воспоминание о ссоре и окончательном разрыве с Эдом; осознание того, что миссис Уилсон может привести меня к моей матери – моей матери, моей МАТЕРИ! – и переезд Тео. Волна эмоций нахлынула как цунами. Я упала на кухонный стул.
– Роуз! – воскликнул Тео. Он доставал с полки кулинарные книги. – Роуз, что стряслось?
– Все, – ответила я. При взгляде на полупустую полку из глаз брызнули слезы. – Слишком много… потрясений за один день. – В горле набух комок, слова давались мне с трудом.
– Ты слишком переволновалась, – нежно произнес Тео. Он подошел, сел рядом со мной и накрыл мою левую руку своей ладонью. – Ты понимаешь, что твоя мать уже близко, – пробормотал он. Я кивнула. – И, думаю, тебя это путает. – Я опять кивнула. Он был прав. Ведь долгие годы мысль о моей матери оставалась всего лишь предположением, а теперь она вот-вот станет реальностью. – Ты правильно делаешь, что ищешь ее, – ласково произнес Тео. – Ты правильно делаешь, Роуз, – не плачь.
– Я плачу не из-за нее, – сорвалась я. – А из-за всего остального.
– Из-за чего?
Я покачала головой.
– Ух, ух, ух – не могу сказать. Сегодня у меня был самый… – я подняла глаза к потолку, – … самый невероятный день. – Мне было слишком стыдно за Эда, и я не могла рассказать Тео о письме Джона. – Плюс ко всему ты уезжаешь, – прорыдала я. Посмотрела на коробки, скопившиеся в коридоре, и рот передернуло от горя. – Ты бросаешь меня, Тео. Меня все бросают. Прощай, любовь моя, – и она тоже так поступила. – Он обнял меня за плечи, а по правой щеке у меня бежала слеза. – О боже, ну и утро выдалось, – простонала я. Я так рыдала, что чувствовала, как в ямке внизу горла скапливаются слезы. – Извини, – промямлила я. Тео протянул мне рулон бумажных полотенец. – Ты, наверное, думаешь, что я истеричка.
– Нет.
Полотенце пропиталось смесью туши и слез.
– Я, наверное, на чучело похожа.
– Да. – Он протянул руку и вытер слезы у меня под правым глазом, потом под левым. – Но ты симпатичное чучело, Роуз.
Я попыталась улыбнуться. Я внимательно посмотрела на его лицо и поняла, как мне будет его не хватать. Заглянула в его голубые глаза, скрытые за очками в стальной оправе. Лоб перерезала едва заметная морщинка. У него была резко очерченная линия скул, подбородок покрыт легкой щетиной, красивый изгиб рта. У Эда были тонкие губы, а у Тео полные и чувственные. Инстинктивно я наклонилась чуть ближе, всего на миллиметр, и наши взгляды встретились. И тут я еще ближе придвинула голову. Это получилось само собой. Как будто меня тянуло к нему силой гравитации. Внезапно я ощутила на губах мягкое прикосновение его рта.
– Извини, – произнесла я, отстранившись. Я сама не верила тому, что натворила. – Я тебя поцеловала.
– Да, – ответил он. – Я тоже это заметил.
– Я сегодня не в себе, – промямлила я.
– Значит, ты вовсе не хотела меня поцеловать? – Я опять посмотрела ему в глаза и заметила в их голубизне зеленые искорки. – Не хотела? – тихо повторил он. – Не хотела, Роуз?
– Нет, – прошептала я. – Хотела.
– Значит, волноваться не о чем, – пробормотал он. – Потому что я тоже хочу тебя поцеловать.
Когда Тео взял мое лицо в ладони, меня пронзил электрический заряд. Он прижался к моим губам своими, легкая щетина слегка царапала кожу. Он снова поцеловал меня, сначала нежно, потом сильнее, раздвигая губы языком. Мы сидели так несколько минут и просто целовались.
– О Роуз, – пробормотал он. Заставил меня подняться на ноги, и мы опять начали целоваться. – О Роуз.
Его руки скользнули мне под рубашку, он опустил бретельки лифчика. Я опустила ладони на ремень его брюк и принялась расстегивать джинсы. Он снял с меня рубашку, не прекращая целовать меня, и мы поднялись наверх. Мы вместе поднимались по лестнице, и я слышала, как скрипят ступеньки под нашими ногами. Распахнув дверь, я втолкнула его в спальню, мы упали на кровать, и наши ноги и руки переплелись. Он стянул мою юбку и стащил джинсы, потом быстро снял рубашку. Я увидела его широкие плечи, грудь, плоский, мускулистый живот.
– О Роуз, – вздохнул он, целуя мою грудь, сначала одну, потом другую. Потом он приподнялся. И когда наконец он вошел в меня, обуреваемый желанием, меня вдруг осенило. Я поняла. Наконец-то. До меня наконец дошло, что означает анаграмма его имени.
Тео Шин – моя судьба [59]59
Teo Sheen – He's the one (англ.).
[Закрыть].
– Ты моя судьба, – прошептала я, двигаясь в такт его телу. – Ты моя судьба, – повторила я, когда он вздрогнул в конце от наслаждения. – Тео Шин – ты моя судьба. – Он упал на подушку, крепко прижавшись щекой к моей щеке; его спина взмокла от пота. Так мы лежали несколько минут. Потом он отвернулся, и я обвила его грудь руками, сцепив их замком. Наши колени согнулись, тела плотно соприкасались, как ложка к ложке. Его спину покрывала россыпь веснушек, словно скопления звезд. Я провела по ним кончиком пальца и представила созвездия, на которые они похожи. Веснушки на правом плече напоминали созвездие Ориона, а бледная россыпь на левом плече – Большую Медведицу. Пятнышки на шее в форме буквы W походили на Кассиопею, а четыре веснушки чуть ниже – на Южный Крест.
– Я так давно об этом мечтал, – тихо проговорил он.
– Ты серьезно?
– Да. Но ты не замечала, правда?
– Нет. Я думала, ты просто… добр ко мне, – пробормотала я. – Что ты мне сочувствуешь.
– Но ты не смогла прочитать между строк.
– Ты прав, – ответила я. – Не смогла. И когда ты… в первый раз?.. – отважилась спросить я.
– О, не знаю, несколько месяцев назад.
– Серьезно?
– Угу. – Я была поражена. – Когда я в первый раз пришел посмотреть дом, я смутно почувствовал, что меня влечет к тебе, – признался он. – Ты казалась немного взбалмошной, но меня это не остановило. – Он повернулся и пристально посмотрел на меня. – Но все решилось в новогодний вечер, когда мы пошли смотреть на звезды. Тогда меня словно ударило. Твоя реакция была такой страстной. Я почувствовал, что твоя душа прекрасна…
– Спасибо.
– … и что мне удалось тронуть тебя.
– Это правда.
– Но ты казалась мне немного сумасшедшей. – Я засмеялась. – Ты была такой колючей, Роуз.
– Роза с шипами.
– Угу.
– Все так говорят.
– Ты была как комок нервов.
– Наверное.
– Было видно, что ты очень переживаешь из-за своей матери и из-за неудачного брака, поэтому, естественно, я тебя остерегался. В то время мне хватало своих переживаний из-за Фионы, и я не хотел рисковать. К тому же я снимал у тебя комнату: ситуация была неловкая. Потом на горизонте опять появился Эд, и я не знал, что ты к нему испытываешь и что собираешься делать. Мне нужен был знак, что я нравлюсь тебе, Роуз. Какой-нибудь сигнал. Но ты не подавала сигналов. До сегодняшнего дня. – Минуту или две мы просто смотрели друг другу в глаза. – Ты для меня загадка, Роуз, – тихо добавил он. – Ты как… головоломка.
– Я всю жизнь головоломки разгадываю.
– Я знаю. Поэтому ты и любишь составлять анаграммы. Ты сама как анаграмма.
И я поняла, что он прав. Я сама для себя головоломка, у меня в голове путаница, я запуталась, заблудилась, потерялась, и все в моей жизни перевернулось вверх дном. Буквы моей судьбы перепутались, но Тео помог мне поставить их в нужном порядке.
– Эрос, – нежно произнес Тео. – Вот твоя настоящая анаграмма. И ты на самом деле похожа на Венеру Боттичелли. – Он провел пальцами по моим выступающим ключицам. – У тебя прекрасная шея.
– Ты мне льстишь.
– И великолепные ноги.
– Правда?
– О да.
– И не забудь про волосы «мелким бесом».
– Да, волосы у тебя совершенно обезумевшие, – произнес он, накручивая прядь на палец. Ты прелесть, Роуз. Я всегда так думал. Ты немного ненормальная, но ты прелесть.
Я посмотрела на него. Ну и денек.
– Ну и денек, – выдохнула я. – Никогда, никогда в жизни этот день не забуду. Сегодня со мной приключились четыре важных и совершенно неожиданных события, а ведь еще даже не стемнело! – Я покачала головой.
– Какие же важные события?
– Например… вот это, – нежно ответила я. – И пришел ответ на объявление. – Мое сердце перевернулось, и воображаемые очертания лица моей матери встали у меня перед глазами.
– Что еще произошло сегодня?
Я вздохнула и рассказала ему о письме Джона. Тео был потрясен и поверить не мог.
– Господи, какой кошмар. И что ты сделала?
– Поехала к Эду в офис и сказала, что он должен помочь брату. А потом ушла от него. Навсегда. И это еще одно важное событие, которое произошло сегодня. С Эдом покончено.
– Ты порвала с ним?
– Да.
Он притянул меня к себе еще ближе.
– Хорошо. И не вернешься?
– Нет, – горячо ответила я. – Не вернусь. Все кончено.
– Из-за того, что ты узнала о его брате?
Я кивнула:
– Меня чуть не вырвало. Как я могу остаться с ним, Тео, зная об этом? К тому же он повел себя со мной как ублюдок.
– Что он сделал?
– Оскорбил меня. Он сделал это лишь потому, что я загнала его в угол, но это было низко.
– Что он сказал?
Я поежилась при одной мысли о его словах.
– Кое-что ужасное.
– Что?
– Он обвинил меня в том, что я занимаюсь своей работой по эгоистическим причинам. Потому что это нужно лично мне. Чтобы саму себя утешить.
– Он так и сказал?
– Да, – взбешенно ответила я. – Так и сказал. Возмутительно. – Я опять завелась.
– А разве это не так? – тихо спросил Тео.
Я уставилась в потолок.
– Нет, – твердо отрезала я. – Совсем не так.
– А почему же ты это делаешь?
– Потому что у меня хорошо получается.
– Понятно.
– Но это не единственная причина, Тео.
– Тебе, должно быть, нравится твоя работа.
– Безусловно. Я этого и не отрицаю – ведь отвечая читателям, я будто разжигаю костер для замерзающего, и немного тепла перепадает и мне. Это очень приятное чувство. Но Эд сказал, что я делаю это, чтобы люди чувствовали себя благодарными и нуждались во мне, любили и восхищались мной, потому что у меня… комплекс неполноценности.
– Что, прямо так и сказал?
Я выпятила губы.
– Да.
– Ну, это было не очень красиво с его стороны.
– Да уж.
– Но, возможно, в его словах есть доля правды.
– Что?
– Может, в его словах есть доля правды, – повторил Тео.
– О. Ну, спасибо большое. Как обычно, ты проявил истинную тактичность, Тео. Значит, ты считаешь, что моя карьера – всего лишь способ потешить мой эгоизм?
– Нет. Не совсем, – ответил он. – Но дело в том, что ты двадцать лет тащила на себе огромную психологическую ношу, которая полегчала лишь недавно…
– Ты прав. У меня была… проблема, – смирилась я и представила себя одним из тех муравьев, которые тащат груз в четыре раза больше собственного веса.
– Интересно, захотела бы ты помогать другим людям, если бы твоя жизнь была абсолютно безмятежной?
Я уставилась на него. Захотела бы я?
– Да. Да, конечно.
– Ты уверена, Роуз? – тихо спросил он. Хитрец!
– Послушай, надеюсь, ты не на стороне Эда, – возмущенно воскликнула я и села на кровати. – Потому что то, что он сказал, было злобно и подло.
– Не говори ерунду, Роуз. Дело не в этом. Я только говорю, что, насколько я тебя знаю – а я считаю тебя замечательным человеком, – мне кажется, ты делаешь это как из эгоистических, так и из альтруистических побуждений. Так что не исключено, что в словах Эда есть доля здравого смысла.
– Ну спасибо! – воскликнула я, потянувшись за рубашкой. – Очень рада, что ты разделяешь его мнение обо мне.
– Я о тебе высокого мнения.
– Да что ты говоришь!
– Да. Но, Роуз, почему ты не хочешь быть честной с самой собой и признать, что твои мотивы, как бы это лучше сказать, двойственные?
– Потому что я не собираюсь признавать себя каким-то эмоциональным уродом, которому для радости жизни нужно поглумиться над проблемами чужих людей. – Как я могу с этим согласиться? Ведь тогда – боже мой! – ведь тогда получится, что я не лучше Ситронеллы Прэтт! – Я выбрала эту профессию, – сказала я, поднимаясь с кровати, – потому что хочу помогать людям, и это единственная причина.
– Роуз, я в этом не сомневаюсь, но остается вопрос: почему?
– Почему? – Я вытаращилась на него.
– Да. Почему ты хочешь помогать людям?
– Потому что… у меня это хорошо получается. И потому что я знаю, что реально могу изменить их жизни. Я спасла сотни браков, – произнесла я. Мне вспомнился случай с поджигательницей. – И возможно, жизней. Я сумела спасти моих читателей от неприятностей. Они зависят от меня.
– Извини, Роуз, но я думаю, это неправда. Мне кажется, это ты зависишь от них – причем не на шутку.
– Ну спасибо, Тео, – как мило с твоей стороны!
– Послушай, в этом нет ничего плохого. У всех у нас есть скрытые, глубинные мотивы, побуждающие к действиям. Я только говорю, что не надо стыдиться. Признай это.
– Понятно. Значит, ты предлагаешь рассказать всему свету о том, что истинная причина, по которой я веду колонку скорой помощи, в том, что я жалкий урод с комплексом неполноценности?
– Нет, я этого не говорил.
– Я делаю это из альтруизма.
– Неужели?
– Естественно! Да какому идиоту придет в голову целый день разгребать отвратительные, занудные, постыдные и жалкие проблемы других людей по своей собственной воле?
– Именно об этом я и говорю. Какой идиот согласится на это? Разве только этот человек не получает удовольствия от сознания собственной нужности. И я думаю, у тебя как раз такой случай.
– Ничего подобного!
– Да, Роуз. Приятно чувствовать, что в тебе нуждаются. В этом нет ничего плохого. В конце концов, ты страдала оттого, что не нужна своей матери…
– Ты прав, – с горечью произнесла я. – Я была ейне нужна. Совсем не нужна. Я была ей не нужна, и она меня выбросила!
– Так, может, при мысли о том, что ты нужна своим читателям, тебе становится легче? Это же естественно.
– Ну, спасибо большое. Слушай, прекрати меня изводить! – огрызнулась я, рванув молнию на юбке. – Мне и так сегодня хватило.
– Я тебя не извожу, Роуз, – произнес он и поднялся на ноги. – Я думаю, что ты – потрясающая женщина. Я просто хочу сказать, что ты должна разобраться в себе. Сама посуди, тебе почти сорок. А ты до сих пор ничего о себе не знаешь.
– Я очень хорошо себя знаю! Я всегда анализирую свои поступки.
– Я в этом не уверен. Ты многое упускаешь из виду. Роуз. Ты не замечаешь очевидных вещей. Очень важных вещей.
– Так-так, – сказала я. Пульс бешено колотился. – Значит, я не только решаю чужие проблемы из эгоистических соображений, а еще и делаю это из рук вон плохо? Судя по твоим словам, я не умею анализировать поступки!
– Почему же. Я этого не говорил. Но ты не прирожденный психолог, как Бев, например.
– Бев? – Мне будто врезали пощечину.
– Да. Она очень проницательна. Видит людей насквозь. Может, ее недуг сделал ее таким внимательным наблюдателем. Она – психолог от Бога.
– Ну спасибо, – фыркнула я, надевая рубашку. – Мне очень приятно. Значит, я не просто дерьмовый психолог, который занимается своей работой из самодовольства и наживается на чужих проблемах, чтобы не чувствовать себя такой ущербной из-за того, что моя мать бросила меня сорок лет назад, так я еще и не иду ни в какое сравнение с Бев, не так ли?
– Я не это имел в виду.
– Раз Бев такая замечательная, почему бы тебе не переспать с ней? – процедила я сквозь зубы, застегивая рубашку. – Мне всегда казалось, что ты к ней неравнодушен. Я многие месяцы была убеждена, что она тебе нравится. Ты называл ее «дружочек»! – выпалила я.
– Да, мне нравилась Беверли. И до сих пор нравится. Но не в том смысле.
– И ты ей явно нравишься – раз она зовет тебя «мой сладкий»! Знаешь что – после того, что ты мне сегодня наговорил, флаг ей в руки!
– Роуз, уверяю тебя, у Беверли нет ко мне никакого романтического интереса, и никогда не было.
– Послушай, – сказала я, надевая туфли. – Давай забудем об этом. Ты занимаешься со мной любовью, а потом набрасываешься на меня, поливаешь меня грязью и лезешь из кожи вон, чтобы мне стало совсем хреново. Я знаю, что йоркширцы любят резать правду в глаза, но всему же есть предел.
– Я не поливал тебя грязью, Роуз. Я думаю, что ты чудесный человек.
– Тогда почему ты так отвратительно себя ведешь?
– Вовсе не отвратительно.
– Нет, отвратительно! Ты грубиян и подлец, ты обидел меня, и я не собираюсь больше терпеть! С меня хватит за один день! Мало того, что Эд обошелся со мной как ублюдок, я еще должна выслушивать оскорбления от тебя! Пошел ты… В ЗАДНИЦУ! – Он вздрогнул. Похоже, я его шокировала. – Пошел в задницу! – еще раз выкрикнула я.
– Не нервничай, – ледяным тоном произнес он. – Так я и сделаю. Ты права, Роуз. Это была ошибка.
Мы сверлили друг друга глазами, и сердце мое билось так громко, что я боялась, что он услышит. В напряженной тишине заиграла тихая мелодия: «Хочешь покачаться на звезде, принести лунный лучик домой в рукаве?» Тео нащупал мобильник в кармане рубашки.
– Алло? Да, это я. О, привет. Серьезно? О. Замечательно. Я думал, завтра. Отлично, меня это устраивает как нельзя лучше. Да, я уже в пути.
– Куда ты идешь? – требовательно спросила я.
– В агентство недвижимости. Звонил мой адвокат, только что решились все вопросы с квартирой – на день раньше, чем я ожидал. Я еду забрать ключи.
– Ты потом вернешься?
Он надел джинсы и натянул рубашку.
– Нет. Сразу поеду в квартиру. Я собирался уехать завтра, но все мои вещи упакованы, так что можно покончить с этим сегодня. Тем более что теперь я понял, что ты невыносима. Давай забудем, что случилось, Роуз, – сказал он, положив телефон в карман. – Надо держаться от тебя подальше. Ты чудовище.
– Да! – закричала я, когда он вышел из комнаты. – Давай! Давай сделаем вид, будто ничего не было, а ты можешь… проваливать! Притворяешься, будто я тебе небезразлична, – добавила я, а он открыл дверь в свою комнату, – но делаешь все, чтобы меня обидеть.
– Я тебя не обижал, – сказал он, появившись на пороге с одеялом в руках. – Я просто хотел заставить тебя быть честной с самой себой.
– Но это тебя не касается!
– Нет, – согласился он. – Не касается. Ты права, Роуз. Это не мое дело. Ладно, мне пора. У меня еще куча дел.
– Да уж, лучше иди! – заорала я, когда он спустился вниз. – И не забудь сказать: «Прощай, любовь моя!» Ты любил меня и бросил!
– До свидания, Роуз.
– До свидания? Выматывайся, грязный ублюдок! Проваливай отсюда! Выметайся вон и НИКОГДА не возвращайся!
Я слышала, как он выносит коробки и складывает их на заднее сиденье машины. Потом он с треском захлопнул дверь, послышался скрип калитки, и я подумала, не побежать ли за ним вслед, но тут зазвонил мой мобильник. Это была Бев.
