Текст книги "Разлуки и радости Роуз"

Автор книги: Изабель Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой и понимала, что благодарить нужно Тео. Последние три года – с того дня, когда умерли мои родители, – я мучилась от мысли, что придется искать мою мать. Я разрывалась на части – ведь в глубине души я очень хотела найти ее, но слишком презирала, чтобы начать поиски. Теперь, когда Тео подтолкнул меня к действию, я словно обрела свободу. Я была свободна. Повесив трубку, я представила, что скажу, когда наконец увижу ее. «Привет, мам! Давно не виделись». Или лучше называть ее «мамочкой»? Или на «Вы»? Или по имени? И о чем с ней говорить после такого перерыва в общении? Может, показать ей школьные оценки? Или вручить подарки на день рождения и Рождество за сорок лет разом? Как много времени нам потребуется, чтобы рассказать друг другу о наших жизнях? Несколько дней. Нет, недель. Или, пожалуй, даже месяцев.

– Вы – самое слабое звено! – прокричал Руди.

Да, с горечью подумала я. Моя мать была слабым звеном, хотя должна была быть самым сильным. Но теперь есть шанс все исправить.

– Тео, спасибо за то, что поддерживаешь меня во всей этой истории, – сказала я, вернувшись на кухню. – Я очень благодарна, потому что без тебя я в жизни бы не решилась начать поиски.

Его напускное равнодушие внезапно улетучилось, и он улыбнулся своей странной, слегка кривоватой улыбкой.

– Не за что, Роуз. Извини, что мучил тебя вопросами, но я понимал, что ты хочешь найти ее. Я читал между строк. – Я улыбнулась. Тео сумел прочитать мои чувства между строк, хотя самой мне это оказалось не под силу. – Но, возможно, тебя ждет разочарование. Ты должна быть к этому готова.

– Знаю. Но даже если мне никогда ее не отыскать, оттого, что я хочу ее найти, мне уже лучше. Я рада, что перестала ее ненавидеть.

– А мне кажется, ты ее никогда и не ненавидела, – тихо проговорил он. – Просто злилась на нее, вот и все.

– Да, – согласилась я. – Злилась. Я была вне себя от злобы, – призналась я. – Думаю, поэтому я всегда была такой зажатой. Но теперь у меня в сознании будто рухнула стена. Ведь появилась вероятность, что мы наконец познакомимся или хотя бы поговорим друг с другом по телефону. Если я услышу ее голос, это будет как воскрешение… будто она умерла и вернулась из мертвых.

– Но, возможно, пройдут месяцы, прежде чем ты что-то узнаешь, если вообще узнаешь. Не нужно строить слишком большие планы. И ты должна думать о будущем, Роуз, отвлечься, пока ждешь ответа.

– Ты прав на все сто. – Я взглянула на магнитную доску: на ней висело приглашение на церемонию вручения «Почетной Собачьей Награды» от Беверли, с пометкой «Тео и Роуз». «Тео и Роуз», написала она. Тео и Роуз. Мне нравилось, как наши имена звучат вместе.

– Жду не дождусь этого вечера, – сказала я, снимая приглашение. – Ты пойдешь?

Тео даже обиделся, что я спрашиваю.

– Разумеется! Как я могу пропустить такое важное для Тревора событие!

Церемония проходила во вторник в Кенсингтонском парке. Тео, Беверли, Тревор и я добрались на такси. Бев и Трев были как на иголках.

– Главное не победа, Трев, – повторила она, пока мы тряслись на ухабах. – Главное – участие. – Он скептически поднял бровь. Бев достала из кармашка его комбинезона щетку и пригладила ему шерсть.

– Он выглядит изумительно, – сказала я, когда она его причесывала. – Если будет награда самому обаятельному псу, считай, он уже ее получил. Кто президент жюри?

– Тревор Макдональд.

– Настоящий Тревор Макдональд?

– Ты имеешь в виду – другой Тревор Макдональд, – поправила Бев.

– Так, – объявил Тео, когда мы свернули с Хайстрит-Кенсингтон на Дерри-стрит, – приехали.

Мы вышли из такси и в сгущающихся сумерках принялись разглядывать других участников соревнования. Здесь были сеттеры, спаниели, колли и ретриверы, мопсы и королевские пудели. Лифт отвез нас на верхний этаж: прием с шампанским был в самом разгаре. Зал украшала непомерных размеров коробка «Догочокс», спонсора конкурса. Повсюду сновали фотографы.

– Папарацци не дают им проходу, – заметила я. Тео толкал коляску Бев, пробираясь через толпу. – Здесь даже съемочная группа. Ой, смотри, это же Эмили Буф, та актриса!

– Да. И Сью Баркер тоже здесь.

– Сколько всего финалистов? – спросила я Бев.

– Двенадцать. Вот. – Она протянула мне прессрелиз. – Наши противники. Я просмотрела имена участников, представленных в других номинациях. Джордж, бульмастиф, который предупредил прохожих, что в его доме разгорелся пожар, и спас жизни двоих своих друзей – кота и хомяка. В дом ворвались пожарные и спасли Джорджа, но он продолжал лаять, пока кот и хомяк не оказались в безопасности. Хомяка пришлось откачивать кислородом. Любимым занятием Виски, слепого Лабрадора, был альпинизм: он покорил вершины Бен Невис, Скафелл и Сноудон. Его проводником является безупречный нюх. В ближайшем будущем он надеется покорить Монблан.

– Ничего себе! – ахнула я и продолжила читать. Руперт, участник программы «Животные-лекари», посещает больницы и детские дома. После общения с ним мальчик, которого считали немым, заговорил. Ретривер по имени Попейе из общества «Заботливый друг» спас хозяина от сердечного приступа, вовремя позвонив в 911. Шторм, таможенный пес, унюхал наркотиков на 4 миллиона фунтов, а Мисти помог собрать миллион фунтов на благотворительность, пройдя от Лэндс-Энд до Джон О'Гроутс.Здесь были собаки-поводыри, собаки, которые спасали людей от бушующих рек и находили детей, потерявшихся в горах Уэльса. Неудивительно, что анаграмма слова «пес» – «Бог» [54]54
  Dog – God (англ.).


[Закрыть], подумала я, прочитав последнюю цитату. Тревор, золотистый Лабрадор из общества «Лапа помощи», стал неразлучен со своей хозяйкой Беверли после того, как с ней произошел трагический несчастный случай три года назад. «Я не представляю свою жизнь без Тревора, – говорит Беверли. – Когда он у меня появился, у меня было такое чувство, что одновременно наступило Рождество и мой день рождения!» Тревор не только помогает Бев по дому, но и работает в саду и ходит за покупками. Кроме того, он ведет еженедельную колонку в «Дейли пост», причем тиражи газет, согласно официальным данным Эй-би-си, благодаря ему поднялись на десять процентов. Он также известен как энергичный и успешный организатор благотворительных акций в пользу «Лапы помощи» – несомненно, талантливый пес!

Мы пили шампанское, а Тревора тем временем окружили журналисты: всем хотелось взять интервью у Беверли о том, какую роль он играет в ее жизни.

– Сколько команд он знает?.. Триста?.. Есть ли что-то, что он не умеет делать?.. Смогли бы вы справляться без него, Беверли?.. У него бывают выходные?

– Он может показать нам какой-нибудь трюк? – спросил один из репортеров.

– Нет, – отрезала Бев. – Не может. Тревор – профессиональная собака-помощник, а не цирковой пес.

– Молодец, Бев, – вполголоса похвалил Тео.

Раздался звук гонга, и нас позвали к столу. Атмосфера становилась все более напряженной.

– … Не волнуйся, Трикси, другой такой замечательной собачки просто не найти.

– … Пэтч, не грызи когти!

– … Хватит, Фидо! Прекрати! Сейчас же!

– … О боже, его вырвало!

– … Он просто перенервничал.

В зале собралось около ста пятидесяти человек. Собаки растянулись под столами, хватая лакомые кусочки с рук хозяев, которые слишком нервничали, чтобы наслаждаться угощением. Вино лилось рекой, и атмосфера соперничества нарастала.

– … Снупи вышел в финал конкурса «Золотая кость».

– … Шеп тоже.

– … В прошлом году Фриски занял второе место в своей категории на соревновании «Мир собак».

– … Хвостик умеет считать и писать. Даже сложные слова.

– … А Труди отлично печатает – очень быстро.

Бев взглянула на меня и закатила глаза. Я попыталась завязать разговор с соседом по столу, но он хвастался своей собакой перед соседом справа.

– … Вуфи получил высшие баллы на пяти экзаменах.

– … А Бобби сдал восемь на отлично.

– … Спорим, он еще не получил лицензию на вождение самолетом?

– … Нет, но он учится водить машину.

Тео пытался сдержать смех, а у Беверли был слегка ошеломленный вид. Кто-то постучал по винному бокалу, призывая к вниманию, и другой Тревор Макдональд поднялся на ноги. Он поприветствовал нас и зачитал номинации. Я огляделась: у владельцев собак побелели костяшки.

– Мы собрались сегодня вечером, чтобы поприветствовать всех номинированных на «Почетную Собачью Награду», – начал Тревор. Я вцепилась в салфетку. – Их вклад в жизни владельцев и других членов общества неоценим. Их чувство долга, личного и общественного, не имеет себе равных. Выбрать пса-победителя среди столь достойных претендентов – задача почти невозможная. Но, к счастью, она была возложена не на мои плечи. Жюри вынесло вердикт. Дамы и господа, – продолжил он, распечатывая блестящий золотой конверт. – Я знаю, вы в нетерпении, поэтому буду краток. С радостью объявляю, что «Почетная Собачья Награда» – «Догочокс» – в этом году присуждается… – Он вынул карточку, и перешептывания стихли. Он засмеялся. – … моему тезке Тревору Макдональду!

Я ахнула от восторга. Тео обнял Беверли, на лице которой застыло изумление, потом поднялся и повез ее на коляске через толпу к сцене. Рядом бежал Трев, зал аплодировал. Но за вежливыми аплодисментами я услышала ядовитые замечания.

– Все понятно! – прошипел кто-то за моей спиной. – Все потому, что он его однофамилец.

– Все решают контакты в прессе, – ответил другой голос. – Ведь у него своя колонка.

– … Ты что, на самом деле думаешь, что это он пишет?

– … Нет, думаю, это она.

– … Не переживай, дорогая, попробуем в следующем году.

– … Еще осталось что выпить?

Беверли поднялась на подиум, и Тревор, дружелюбно махая хвостом, принял награду. Техник прицепил к лацкану Бев маленький навесной микрофончик, шум стих, и она заговорила.

– Дамы и господа, – смущенно сказала Беверли. – Прежде всего я бы хотела поблагодарить компанию «Догочокс», благодаря которой мы собрались здесь сегодня. Спасибо членам жюри, которые выбрали Тревора победителем этого года. Ни он, ни я не в силах выразить свою гордость и благодарность за ту честь, которую нам оказали. Трев попросил меня произнести маленькую речь от своего имени, суть которой в том… – она задержала дыхание, – … что он отказывается принять приз.

Весь зал пораженно ахнул.

– … Что??

– … Что происходит?

– … О чем она говорит?

– Тревору кажется, что он не может принять приз, каким бы престижным он ни был, по той простой причине, что это… несправедливо. Несправедливо ставить одного блестящего и храброго пса выше другого, – продолжала Бев, и ее голос заметно дрожал. – Поэтому Тревор намерен поделиться своей наградой со всеми номинантами: мы будем передавать кубок друг другу каждый месяц. Что касается чека на тысячу фунтов, предлагаю пожертвовать деньги в любую благотворительную организацию по защите животных. Большое спасибо всем, и… – Бев улыбнулась и повела плечами, – … пожалуй, это все.

– Вот это да! – ахнул кто-то за моей спиной.

Беверли окружили фотографы и журналисты.

Все ошеломленно качали головами.

– … Поразительно!

– … Хотя это противоречивое решение.

– … Какой милый пес!

– … Какая чудесная женщина!

Изумленные возгласы поутихли, и Беверли и Тревора поприветствовали бурными аплодисментами. Потом Бев позвала на сцену других собак. Сверкали вспышки, журналисты лихорадочно печатали что-то на ноутбуках. У Беверли зазвонил мобильный. Достав его, она вся засияла.

– Привет! – произнесла она на весь зал – на ней все еще был микрофон. – Он выиграл! Выиграл! – прокричала она. – Извини, слышно очень плохо. Выиграл, но отказался от приза. Да, точно. – Очевидно, она рассказывала Хэмишу о том, что произошло: лицо ее расцвело от счастья и облегчения. – Ему показалось, что это несправедливо, – добавила она. – Нет, я согласна с ним на сто процентов. Как у тебя дела? – спросила она. – У вас жарко? О, везет же тебе.

На следующее утро, открыв «Таймс» на второй странице, я обнаружила фото Беверли и Тревора в статье под заголовком: «Шерсть летит клочьями на вручении собачьей награды». В «Дейли ньюс» событие шутливо обозвали «Разделом сахарной косточки». В «Дейли пост» поместили большой снимок двоих Макдональдов под заголовком: «Кто бы мог подумать, Тревор!»

Репортер «Дейли пост» золотистый Лабрадор Тревор Макдональд произвел сенсацию, отказавшись принять «Почетную Собачью Награду» на вчерашней церемонии, – прочитала я, усаживаясь за стол. – Диктор новостей сэр Тревор Макдональдс (родственник нашего Тревора), ведущий церемонии награждения, был ошеломлен решением тезки не принимать награду. «Я был в шоке, – признался нам сэр Тревор после церемонии. – Но, похоже, Тревор серьезно обдумал свой поступок».

Я взглянула на Беверли – она распечатывала сегодняшнюю почту.

– Бев, теперь вы с Тревом знаменитости.

Она безразлично пожала плечами.

– Пятнадцать минут славы, только и всего. Страсти скоро поутихнут, – спокойно произнесла она, – и жизнь снова станет скучной и прекрасной.

– Только и разговоров, что о Треворе, – воскликнула Беа. Она позвонила мне позднее утром. – Он становится популярным. Не успеешь оглянуться, как его будут приглашать на открытие супермаркетов и в программу «Какие новости». Может, уговорить Бев опять поработать в магазине? – размечталась она. – Трев привлечет море клиентов.

– Извини, Беа, но он мне самой нужен. Как бизнес?

– Процветает. Только на этой неделе у нас целых три новых заказа. Единственное, что все портит, – у Беллы хронический недостаток концентрации внимания, – раздраженно добавила Беа. – Голова у нее забита чем угодно, но не работой. Это потому, что она проводит так много времени в раздумьях об этом недоразвитом, и я точно знаю, что вот-вот случится что-то плохое.

– Беа, – сказала я. – Если ты не оставишь их в покое, действительно случится что-то плохое. Не порти ей удовольствие. Она сама может решить, с кем встречаться. Может, это ее шанс.

– Я ничего ей не порчу, – разгорячилась Беа. – Я ее защищаю, и однажды она скажет мне спасибо. Я точно знаю, что Эндрю поступит с ней как отъявленный негодяй.

– Пусть она сама это поймет, Беа. Согласна, он мерзавец, но, как бы то ни было, ты должна позволить Белле учиться на ее собственных ошибках.

– Хмм. То же самое можно сказать про тебя и Эда. Ты же не собираешься опять переехать к нему, Роуз?

Я нервно теребила телефонный шнур.

– Нет конечно. Не говори чепухи.

– Я хочу, чтобы ты ко мне переехала, – сообщил Эд на следующий же вечер, когда мы потягивали совиньон в «Берторелли». Он взял мою ладонь и поднес ее к губам. – Мне тебя не хватает, Роуз. Без тебя так одиноко.

– Эд, – тихо ответила я. – Не так быстро. К чему торопиться? Я очень рада, что мы так хорошо ладим.

Он погладил мои пальцы и вздохнул.

– Но прошел уже месяц с тех пор, как мы снова начали встречаться. Месяц – немалый срок.

– Неправда, Эд, месяц – это очень мало.

– Но мы ведь женаты, Роуз.

– Это тут ни при чем.

– Почему ты сомневаешься? – нежно спросил он, снова поцеловав мою руку. – Неужели мы не можем похоронить прошлое? – Почему-то перед глазами у меня вдруг возник Тео: он стоял в парке Холланд-Гарденз, положив руку мне на плечо, и показывал на звезды, а я чувствовала его теплое дыхание у себя на щеке. – Почему ты сомневаешься? – тихо повторил Эд.

Я крутила бокал за ножку.

– Я не знаю.

– Ты должна знать.

– Думаю, из-за того, что в прошлый раз мы так поторопились. Я хочу быть уверена, что на этот раз мы не наделаем глупостей.

– Ну, – ответил он, – у меня есть идея. Впереди Пасха, почему бы нам не уехать на каникулы?

– О… – Мое лицо стало пунцовым.

– Всего лишь на уикенд.

– Понятно.

– Было бы здорово, как ты думаешь?

– Угу.

– Представь: только я и ты, где-нибудь в теплом краю, на пасхальные выходные…

До сегодняшнего дня наши свидания с Эдом носили исключительно платонический характер. Если мы уедем на выходные, все будет по-другому. Несмотря на то что он был моим мужем и я до сих пор считаю его безумно привлекательным, что-то меня останавливало.

– Поехали в Париж, – размечтался он. – Я знаю уютный маленький отельчик.

– «Крильон»? – рассмеялась я.

– Хмм, нет. Если хочешь, поедем во Флоренцию или в Рим.

– Но… кто позаботится о Руди?

– Тео.

– Но вдруг он сам захочет уехать? Иногда он уезжает наблюдать за звездами или на семинар.

Он уже известен в астрономических кругах. Он очень талантливый лектор.

– Подумай о моем предложении, Роуз, и дай мне знать. Хочешь еще вина?

Я покачала головой. В последнее время я сократила количество спиртного.

– Эд, – вдруг вырвалось у меня. – Мне очень нравится вот так встречаться с тобой, ходить по ресторанам, но…

– Но что?

– Скажи, почему ты хочешь, чтобы я вернулась?

– Почему я хочу, чтобы ты вернулась?

– Да. Мне необходимо понять. Если это потому, что ты уже знаешь все мои недостатки и не хочешь начинать заново с новым человеком, то этого мало.

– Нет, – ответил он с кривой усмешкой. – Ты все неправильно поняла. – Он набрал воздуху в легкие. – Правда в том, Роуз, что я люблю тебя. Когда ты ушла, моя жизнь была разрушена, хотя я это и заслужил. И теперь мне хочется все исправить. Жизнь слишком коротка и слишком драгоценна, чтобы жить с огромным чувством сожаления, и мне кажется, у нас есть реальная возможность снова обрести счастье. Подумай насчет Пасхи, добавил он, когда принесли счет. – У меня накопилась сотня бесплатных миль: можем поехать куда угодно.

В последующие несколько дней я задумалась над его предложением – оно было заманчивым во всех смыслах. Мы могли бы поехать в Прагу или в Барселону, мечтала я. Представляла, как мы путешествуем по горной дороге, идущей вдоль Средиземного моря из Ниццы в Геную, и останавливаемся пообедать в Антибах. Рисовала в воображении, как мы бродим по галерее Прадо или прогуливаемся по площади Святого Марка. Вот мы взбираемся по холмам Тоскании, и под нашими ногами – море диких цветов. Когда мы были вместе, мы никогда никуда не ездили – разве что в медовый месяц, потому что у меня вечно не хватало времени. Теперь казалось немыслимым, что я могла быть настолько одержима работой. Эдит Смагг не отвечала на все письма лично, она лишь давала самые необходимые советы. И если бы один из моих читателей обращался с Эдом так, как я, я бы ответила, что это несправедливо.

Тео был прав. Теперь мне все было ясно, как дважды два. Обуреваемая каким-то извращенным желанием быть отвергнутой, я игнорировала потребности Эда. Он заслужил еще один шанс. Никто не изменяет просто так, подумала я. Интрижки не случаются без всякой причины, ни с того ни с сего. Эд не любил Мари-Клер, это был всего лишь крик о помощи. Теперь я смогу стать хорошей женой, решила я, потому что наконец нашла ответы на самые серьезные вопросы. Как будто Тео направил фонарик в тьму моего сознания, осветив спутанный клубок моих чувств.

На следующий день я решила сказать Эду, что согласна поехать с ним. Мы бы провели приятный уикенд, к тому же мне необходима передышка – я больше года не ездила в отпуск. Но если я уеду с ним, то придется потом к нему переехать: это всего лишь очередной шаг на пути к неизбежному. Я сидела на работе, писала черновики ответов и мысленно паковала чемоданы для поездки на мыс Ферра, или в Вену, или в Рим, или еще куда-нибудь, как вдруг раздался звонок.

– «Дейли пост», колонка скорой психологической помощи, – любезно прогорорила Беверли. – Нет, нет. Нет, но она здесь. Кто ее спрашивает? О. – Ее тон внезапно переменился. – Понимаю. – Я подняла голову. Она нахмурила брови. – Передаю трубку.

– Кто это? – прошептала я.

– Из больницы в Челси.

О, наверное, хотят, чтобы я вступила в очередной благотворительный комитет. Спасения от них нет.

– Миссис Райт? – произнес деловитый женский голос.

– Хмм, да, – ответила я, удивленная тем, что ко мне обращались по фамилии мужа.

– Говорит старшая медсестра Хауэллз.

– О.

– Боюсь, с вашим мужем произошел несчастный случай. Думаю, вам лучше приехать.

Глава 19

Через полчаса я примчалась в больницу. Я знала только, что у Эда какой-то опасный перелом руки, повреждены два ребра и сильное сотрясение мозга. Он поскользнулся на садовой лестнице и упал с высоты пятнадцати футов. Если бы он приземлился на асфальт, а не на траву, то мог бы разбиться насмерть, сказала медсестра. Мне стало не по себе. Такси остановилось у главного входа в больницу, и я полушагом-полубегом понеслась по длинным коридорам к приемной палате на четвертом этаже. Эд лежал в дальнем отсеке у окна. Я раздвинула розовато-лиловую занавеску: он лежал с закрытыми глазами, на лбу огромный синяк, как маленькое грозовое облачко, лицо серое, перекошенное от боли. Я нежно коснулась его левой руки. Его веки задрожали, и он медленно открыл глаза.

– Роуз, – прошептал он. – Ты пришла. Я… – Внезапно его пронзила судорога боли. Он сжал зубы, вены на шее напряглись, словно натянутые канаты, лоб покрылся каплями пота. – О-о-о-о-о-о-о-о, – простонал он. – Оооооооо! Как больно.

– Эд, тебе повезло, что ты выжил.

– Знаю.

– Какого черта ты забрался на лестницу?

– Вычищал листья из водосточного желоба, – жалобно проныл он. Губы у него пересохли. Я поднесла к его рту стакан с водой. – У меня был выходной, – объяснил он, – я хотел починить кое-что по дому.

– Почему ты не позвал кровельщика?

Он закатил глаза.

– Не знаю. Только не надо меня ругать, – пробурчал он. – Я и так умираю от боли. – При этих словах уголки его губ слегка изогнулись вверх. – И мне не помешало бы присутствие работника экстренной помощи.

Я посмотрела на его руку в гипсе из стекловолокна на идеально белой повязке. Он сломал правую руку. Черт.

– Сестра сказала, что у тебя сломана плечевая кость.

– Поэтому я и не лезу к тебе обниматься, – простонал он.

– Повреждены два ребра, опасное растяжение запястья. – Из-под гипсовой повязки торчали красные опухшие пальцы. – Это серьезно, Эд.

– Я знаю. Когда я говорил, что нам нужно устроить каникулы на Пасху, я не это имел в виду. В момент, когда моя рука треснула, даже ты должна была услышать шум. Я чуть не оглох. Ооооооооооооо, – снова застонал он.

– Как ты вызвал «скорую»? – спросила я, помогая ему отпить еще воды.

– В кармане у меня был мобильник, и я кое-как набрал номер левой рукой. И отключился. Когда они приехали, я был без сознания.

– Медсестра сказала, тебе еще повезло, что обошлось без хирургического вмешательства. Перелом закрытый, поэтому рука срастется сама по себе.

– Слава богу. – Эд вздрогнул. – Я бы не вынес, если бы пришлось делать операцию. Не вынес бы, – горестно произнес он. – Уколы. Ненавижу больницы. – Его голос сорвался. – Забери меня отсюда, Роуз. Ненавижу больницы больше всего на свете!

– Я знаю.

С тех пор как Эду в детстве вырезали аппендицит, у него развилась больничная фобия. В местной больнице сделали что-то неправильно, начался перитонит, и он чуть не умер.

– Но это же хорошая больница, – успокоила его я.

– Нет, не хорошая. Это ужасная больница. Они все ужасные, Роуз, умоляю, вытащи меня отсюда.

– Ладно, ладно, только не нервничай.

– Миссис Райт? – Занавеска отодвинулась, и появилась сестра Хауэллз. – Можно вас на пару слов? С вашим мужем все будет в порядке, – прошептала она, когда мы вышли из отсека. – Мы оставим его на ночь для обследования, потому что он очень сильно ударился головой. Но мы волнуемся, как он доберется домой в одиночку. Как я понимаю, вы не живете вместе, но отношения у вас дружеские. – Я кивнула. – Ему понадобится помощь в течение по меньшей мере десяти дней.

– Понятно.

– Постепенно ребра сами заживут, но перелом руки очень серьезный. Нервы не повреждены, но какое-то время он будет нетрудоспособен. Вы можете ему помочь?

– Ммм, да. Да, разумеется, я ему помогу, – пообещала я.

– Его выпишут завтра после утреннего обхода. Вы не могли бы заехать за ним в двенадцать?

Я посмотрела на Эда. Он снова закрыл глаза. От болеутоляющего его клонило в сон.

– Эд, – сказала я, наклонившись над кроватью. – Я побуду у тебя дома пару дней, чтобы помочь.

– О. – Он вяло улыбнулся. – Это было бы здорово. Ты думаешь, что я сделал это нарочно, чтобы ты вернулась, но это не так.

– Я вовсе так не думаю. – Я улыбнулась. – Принести тебе что-нибудь? Газету? Мятных конфет? Апельсинового сока?

Он покачал головой:

– Я хочу спать.

– Хорошо. – Я погладила его по лбу. – Сейчас мне пора возвращаться на работу, но завтра я приеду и заберу тебя. Не волнуйся, Эд. – Я поцеловала его в щеку. – Тебе очень, очень повезло, и все обойдется.

На обратном пути в офис я решила, что мне делать. Два дня проведу у Эда дома, потом вернусь к себе на одну ночь, потом опять побуду пару дней у Эда и так далее, чтобы он подолгу не оставался в одиночестве.

– Можешь взять ноутбук и работать дома, а я буду держать оборону в офисе, – предложила Беверли, когда я вернулась на работу. – В любом случае сейчас Пасха, так что работы не так много. И я уверена, Тео присмотрит за домом.

Когда я пришла домой, Тео был на кухне и готовил ужин. На нем была футболка с надписью «Астрономы, к звездам!» и изображением вихревой галактики МЗЗ. Он увидел меня и улыбнулся.

– Тео, – сказала я, – я какое-то время поживу у Эда. Понимаешь…

– У вас опять любовь-морковь? – презрительно выпалил он.

– Нет. Все не так. Он сломал руку. – Я рассказала Тео о том, что с Эдом произошел несчастный случай, и он вздохнул как-то с облегчением.

– Понятно. Что ж… не повезло.

– Так что два дня я буду проводить с ним, потом возвращаться домой на одну ночь и снова в Патни. Буду очень благодарна, если ты присмотришь за Руди.

– Конечно.

– До сих пор никто не ответил на объявление? – робко спросила я.

– Нет. Как только будет ответ, я сразу тебе скажу. Но осталось две недели, надежда еще есть.

– Да, – ответила я. – Есть.

На следующий день, в Страстную пятницу, ровно в двенадцать часов я заехала за Эдом на такси, и мы отправились на Бленхейм-роуд. Я попросила водителя ехать как можно осторожнее, но как только мы натыкались на ухаб или машина резко набирала скорость, Эда пронзала острая боль. Мы притормозили у дома номер 37, я расплатилась с водителем, достала из сумки ключи Эда и отперла дверь. Было странно снова очутиться в доме, который я в такой ярости покинула семь месяцев назад. Вставляя ключ в замок, я вспомнила, как уходила в сентябре, нагруженная сумками и коробками и извергая проклятия, словно поток лавы. Распахнув дверь, я мысленно перенеслась в тот ноябрьский день, когда сидела в машине и наблюдала за этим домом со слезами на глазах. И вот теперь я снова здесь: я поняла все прошлые ошибки и простила.

Эд остановился в прихожей, боязливо прижав правую руку к груди, а я заново знакомилась с домом. Большой квадратный холл, кухня с выходом на задний двор, слева – гостиная, широкая лестница, справа – столовая со стенами насыщенного красного цвета. Усадив Эда на диван с чашкой чая, я почувствовала себя Джейн Эйр рядом с покалеченным мистером Рочестером.

– Жаль, что я не умею одинаково владеть обеими руками, – сказал он и неуклюже поднес чашку к губам. Тут до меня дошло, что ему понадобится помощь во всем – чтобы одеться, постирать, помыться, побриться, написать письмо, сходить в магазин. Боже мой. Ему нужна собака-помощник, подумала я, вспоминая, не было ли у Тревора братьев или сестер.

– Теперь не болит?

– Болит, – промычал он. – Особенно ребра. Больно дышать.

– Выпей еще болеутоляющее. Вот.

– Дай мне две таблетки.

– Две нельзя, они очень сильные. Тебе нужно кому-нибудь позвонить?

– Да, маме.

Я принесла трубку и набрала номер. Пока он разговаривал, ушла на кухню, чтобы приготовить обед. Выглянув в просторный сад, обнесенный стеной, где пышно цвела пурпурная глициния, я опять вспомнила свой сон. Во сне я швырялась в Эда посудой, потому что очень хотела сделать ему больно. Но вот я ухаживаю за ним, как самый что ни на есть добрый ангел-хранитель, и былые страсти испарились без следа. Я вспомнила картину из сна: трава, усыпанная перьями из растерзанного одеяла, осколки сервиза «Веджвуд» на дорожке. Представила, как у этого самого окна стояла Мари-Клер и выглядывала на улицу. Но теперь она уехала, будто ее никогда и не существовало, и Эд хочет, чтобы я вернулась.

На траве лежала лестница. Я вышла на улицу, сложила ее и убрала в сарай, а когда вернулась в дом, Эд все еще говорил по телефону. Я открыла холодильник: там лежала упаковка яиц и копченый лосось. Отлично, как раз хватит, чтобы пообедать. Закрыв дверцу, я замерла: что-то в голосе Эда заставило меня прислушаться.

– Мам, только не надо меня ругать, – говорил он, повышая голос. Ты что, не понимаешь, что я только что сломал руку? Слушай, мы тысячу раз это обсуждали, и ты знаешь, что мои чувства… Извини, но так уж получилось… Нет, я не могу согласиться… Потому что не могу. Придется ему попросить кого-нибудь еще. – Очевидно, они говорили о Джоне. Наверное, он хочет одолжить еще денег. Шесть лет назад он взял у Эда взаймы крупную сумму и до сих пор не выплатил долг до конца. Думаю, поэтому они и поссорились, хотя я никогда его об этом не спрашивала. Но по тону разговора я поняла, что его мать пытается помирить братьев. – Да, Роуз здесь, – добавил он. Да. Может быть, мам. Не знаю. – Он отключил трубку, я вошла в гостиную и забрала у него телефон.

– Как мама? – спросила я. – Наверное, рада, что все обошлось.

– Она… в порядке, – ответил Эд. Но он явно не собирался делиться со мной подробностями разговора, а мне не хотелось допытываться. Положив трубку, я отправилась готовить обед.

– Омлет с копченым лососем – как ты на это смотришь? – спросила я.

– Звучит замечательно. Но ты нарежешь мой омлет на кусочки?

– Обязательно. Если хочешь, принесу тебе в гостиную на подносе.

– Нет, не надо. Я приду на кухню.

Я помогла ему подняться с дивана, мы прошли на кухню и сели за кухонным столом. Мы молча ели и смотрели за окно.

– Прямо как в старые добрые времена, да, Роуз?

– Ну, не совсем.

– Да. Не совсем. Конечно, в Венеции было бы лучше… – Он улыбнулся. – Но ничего, – добавил он. – Поедем, когда я поправлюсь.

– Угу.

– Где ты будешь спать? – спросил он.

Я резала копченый лосось у него на тарелке.

– В желтой комнате.

Он горько улыбнулся.

– Не со мной?

– Нет.

– Какая жалость, – ответил он.

– Это разумно. У тебя сломаны три кости, не говоря уж об остальных повреждениях.

– Вы очень суровы, медсестра Костелло, – разочарованно произнес он. – Ты надолго? – Я объяснила, что пробуду с ним по меньшей мере неделю.

– Ведь через неделю ты уже сможешь выйти на работу, да, Эд?

– Да. – Он вздохнул. – Наверное. Спасибо, что помогаешь мне, Роуз. – Он накрыл мою ладонь здоровой рукой и поднес ее к губам. – Стоит потерпеть боль, раз ты теперь будешь здесь, со мной. Надеюсь, ты останешься навечно.

Мое сердце перевернулось от этих нежных слов, и я подумала: да, возможно, я и останусь…