Текст книги "Ярмо Господне (СИ)"

Автор книги: Иван Катавасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 46 страниц)

«Поди разбери, сколько лет этому типу по жизни. То ли 25, то ли 250…»

Поначалу, впервые увидев Филиппа, рассудительный сквайр резонно принял его за неискушенного неловкого неофита. Зато нынче, прорицая актуальное прошлое, убежден: и раньше он имел дело с хорошо маскирующим свой теургический потенциал матерым рыцарем-зелотом. Может, и адептом, способным в ментальном контакте из любого закоренелого труса вмиг сотворить отчаянного храбреца.

«Господи, помилуй!..»

Сквайр Константин всегда смертельно боялся, подчас ненавидел арматора Веронику. В это же время рыцарь-инквизитор Филипп никогда не вызывает у него неприязни и безрассудного страха.

Пусть умом сквайр, видавший кое-какие виды, несомненно понимает, почему все должно быть диаметрально противоположным образом. Арматор-то продляет ему жизнь экстравитаминами, спецпрепаратами, а инквизитор, между прочим, чуть что готов ее, жизнь-то безвременно укоротить.

Впрочем, приземленному здравому смыслу сквайр Константин куда как не доверяет. Больше полагается на собственное ограниченное владение теургическими дарованиями, если со временем ему стало дозволено пережить ведьму-тещу, дурака-тестя, ненавистную жену, двух неблагодарных сыновей…

«Подай мне, Боже, долгие годы без печали и нужды!..»

– 3 -

Невзадолге красный «ситроен» неофита Марии рыцарь Филипп увидел там, где ему положено быть – на платной стоянке у верхней набережной. «Только так и никак иначе, в нужном месте в должный час».

После того, как Манькин асилум выкинул ее на три часа раньше, чем она в него зашла, кавалерственная дама-неофит Мария вошла в третий круг орденского посвящения и напрочь перестала куда-либо опаздывать.

Некоего двойника в линейном прошлом, ставшем для нее будущим, она, знамо дело, не встретила. Но ей пришлось сызнова, вторично, в повторном действии ассистировать при хирургической операции по переформатированию телесной красоты у все той же доселе малоприглядной пациентки и пренеприятной особы, страдающей ожирением и метеоризмом…

– …Ощущеньице, Фил, такое, словно меня во второй раз запустили купаться в чан с жирным дерьмом. Ныряй, плавай, говорят, и по новой наслаждайся жизнью.

– Это чувство, Мань, и мне знакомо. Я его называю: сахар с солью. Положи в рот чайную ложку соли и добавь столько же сахару. Вкус непередаваемый…

Таково наше воздаяние, неофит Мария. Однако чаще всего никому из нас не ведомо, яко искупление восстает. За непотребством и нечестием плоти тварной оно усугубляется…

Сегодня рыцарь Филипп не собирается надолго задерживать неофита Марию. Ведь ей следует прибыть по графику сугубо без опоздания на секулярную службу в отделение косметологической хирургии «Трикона-В», где она трудится операционной медсестрой на полставки.

«Лучше появиться к концу времен человеческих, нежели опоздать к их началу. Золотые слова Пал Семеныча помнить надобно».

Скучать в дамском одиночестве, коротать время за глиняной кружкой пива и блюдом рыбного ассорти Марии Казимирской не довелось. Не успела она удобно устроиться за столиком спецобслуживания, как минута в минуту в пивное заведение на верхней набережной прибыл Филипп Ирнеев. Бизнес-ланч на двоих состоялся вовремя и прошел результативно, едва для особых клиентов были поданы исходившие вкуснейшим паром крупные тихоокеанские креветки.

– …Фил, мы с тобой вдвоем, помнится, с прошлой осени за пивом не собирались. Запамятовала я, каково это апокрифическими евангелиями обмениваться с разумной душой ближнего своего. По-особому…

– Поставь-ка, Мань, полную аудиовизуальную защиту. Разговор у нас предстоит хоть и недолгий, но серьезный.

Бриллиантовый крестик, белое золото на кавалерственном перстне у Марии мгновенно заискрились острыми лучами, а колье розового жемчуга на шее озарилось лиловым сиянием. Промелькнули две-три секунды, и оба дивинативных артефакта погасли, повинуясь большому рубину в платиновом распятии инквизитора, каким обернулась булавка на галстуке Филиппа.

– Молодец, Мань, с блеском работаешь на всех дивинациях. Но сегодняшнее угощение есть моя забота во всех отношениях.

– Тогда я твой метаболизм дистанционно нормализую после выпитого и съеденного до полного трезвомыслия и кристальной орфической чистоты помыслов. Если, конечно, вы не против, рыцарь-зелот.

– Извольте, дама-неофит. В эпигнозисе правым подобает похвала и поощрение в овладении новыми силами и дивинациями.

– Я видоизменила орфическое очищение в сторону минимальной коэрцетивности. Держать воздействие долго не надо. Единственного краткого импульса моего сигнума достаточно, ретрибутивность близка к нулю.

Можешь за меня не беспокоиться, Фил. Я точно знаю, о чем ты хочешь со мной переговорить. Ясновидение у меня работает по максимуму для неофита третьего круга посвящения. Спроси хоть у Ники.

Я ведь не ошибаюсь, речь у нас пойдет о нашей дражайшей Веронике Афанасьевне, не правда ли?

Итак-игитур, Фил, предваряя твои инквизиторские подходы, сразу хочу определенно заявить. Обязанности прецептора, призванного наставлять двух арматорских подмастерьев, кавалерственная дама-зелот Вероника Триконич исполняет из рук вон плохо. По-другому не умеет и вряд ли это поймет, как бы ни пытались ты и Пал Семеныч.

Как была вздорной девчонкой, такой и осталась, несмотря на зрелый возраст, несомненные знания и теургический опыт. Эпигностически ее не сравнить ни с тобой, тем паче, с Пал Семенычем.

Мой с Настей командный тандем развалился из-за ее дрожавших от ужаса птичьих мозгов. Я как могла дергалась, корячилась, чтобы подправить Никины грубые ошибки в ритуале.

Ни вагинально, ни ректально не вошло, не вышло, извините за выражение. Через четыре недели, вы помните, я перестала быть для Насти ведущей, и мой асилум ее отторг. Он даже перегруппировал свои входы-выходы. Сейчас ни Настя, тем более, Ника не в состоянии локализовать его в сверхрациональной топологии.

Ты и Пал Семеныч базовый вход в мое убежище ощущаете, у них же нуль подсечки. Скажу больше, прямой доступ в асилум теперь для меня открыт на квартире у Пал Семеныча, а через транзитную зону моего неформального прецептора я могу перейти к твоим транспорталам Дома масонов.

Твой вход у тебя в спальне между окном и шкафом, как бы ты его ни прятал, я вижу и чувствую на вкус и на цвет так же ясно, как и это светлое пиво. Скажем спасибо Пал Семенычу, образумил пивоваров на славу, отвратное здесь подавали пойло пару лет тому назад.

Угощайся, кстати, сигареткой, «Лаки страйк» на уровне.

– Спасибо, Мань.

– Я страшно сожалею, Фил, что тебе не положено по инквизиторской должности быть моим официальным наставником-прецептором, а Пал Семенычу это запрещено орденскими законоуложениями. Я вот сейчас чувствую, как благотворно на меня действует ментальный контакт с тобой.

Мне почему-то не верится: когда-то мы за одной школьной партой сидели, в одной песочнице малышами возились… Исповедовал ты меня не так уж давно по-братски в моем безобразии и распутстве.

Теперь ты меня намного старше и умнее, почти как Пал Семеныч, твой глубокоуважаемый прецептор и мой любимый мужчина, всенепременный муж мой.

Лишь благодаря вам я стала кавалерственной дамой, у меня древний малайский крис Саравак, покруче, чем Никин стилет Матарон, сильные дарования целительства и прорицания. Во имя Отца, Сына и Святой Души безгрешной вы избавили меня от земнородной магической скверны, на путь эпигнозиса наставили…

Ладно, не обо мне речь. Возвращаемся, Фил, в тему, к нашей взбалмошной барышне Веронике Триконич, потому что она – основная причина, по какой у Насти в голове свистит ветер, гуляют бардак и пожар с потопом.

Каким образом избавиться от этой возмутительной причины или хотя бы ослабить ее разлагающее влияние, решать тебе, Фил. Только тебе и никому другому.

– Уже порешил, Мань. Коль скоро – так сразу! Когда Насте станет доступна орденская транспортная сеть, вы обе без промедления отправляетесь в Филадельфию. Нынь же осенью будете учиться на первом курсе тамошнего медицинского колледжа.

– Пресвятая Дева-заступница!!! Ну ты и ошарашил, реактивно по самые придатки, в шейку матки залил девушке с турбонаддувом, извините за выражение. Захер-Мазох, крипторхизм! Занос пузырный меня разрази…

Переждав, пока Мария истощит поток специфического медицинского сквернословия, Филипп продолжил:

– На третий круг посвящения я Настю выведу не позднее второй седмицы Великого поста. Готовься, Мань, к секулярной перемене места жительства и учебы.

– А как же Пал Семеныч? – озабоченно и озадаченно спросила Мария.

– В гости друг к другу будете ходить, а вместе по гостям шастать, милости просим, на рождественских каникулах, – отрезал Филипп. – Летом посещение родных ларов и пенатов тоже не возбраняется.

– Наверное, ты прав, братец Фил, достали подкожно и внутривенно меня секуляры. Нечеловечески. И мамочка и ейный супружник очередной, обновленный…

И в медакадемии ректально обе ягодицы на занятиях отсиживать, геморрой наживать на твердых деревяшках, мозоли в промежности… Сплошь патанатомия… Вместо человеческой терапии жирные и тощие сиськи богатым дурам резать, подшивать – то еще удовольствие, хоть и на подхвате.

Вот и от любимой Вероники нашей Афанасьевны окажусь подальше… За океаном, в Новом Свете, минус семь часов и пять часовых поясов.

– Уже посчитала?

– Не одному же вам, рыцарь-зелот Филипп, дано просчитывать вперед и учитывать тайные желания ваших ближних и близких. Приказывайте, я повинуюсь беспрекословно.

Но имейте в виду, Настю надо спасать, рыцарь. Не чувствует она колоссальной тяжести Коромысла Дьявола. По-настоящему не верит и в Ярмо Господне. Нет в ней подлинного страха пред Судом Всевышним.

Она лишь тебя, Фил, конкретно боится потерять и абстрактного будущего побаивается. И то не всякий день.

Насчет согласия Пал Семеныча ты, Фил, не волнуйся. Эту заботу я беру на себя, в успехе не сомневаюсь.

Во-первых, у красивых женщин имеются в обращении соматические резонные способы убеждать умных мужчин. Во-вторых, предзнание мне несомненно кое-чего преподносит. Уверена, твой достопочтенный прецептор исповедимо склоняется к североамериканскому варианту моего высшего терапевтического образования и степени доктора медицины…

В третьем часу пополудни приехала Настя, когда Филипп с Ваней работали над испанскими временными формами в языковых упражнениях. Два часа преподавания близились к концу. Чтобы не мешать ученику и учителю, – поздороваться можно и потом, – она на цыпочках прошла на кухню.

«Бутербродик себе сделаю, гвоздички в воду поставлю».

Отправив Ваню под соответствующим эскортом домой, преподаватель Филипп взял в оборот другой объект воспитания и образования.

– …Понимать нужно, Настена. Магическое естество присуще каждому человеку, у кого больше, у кого меньше, от первородного греха.

Мы – тоже люди, и ничто натурально человеческое нам не чуждо. В том числе земнородная порча и скверна не лучшим образом воздействуют на наши дарования духовные.

У меня, среди прочего, от рождения имеется несомненное уродство, родимое пятно, так называемое «око темной бури». Перестану себя контролировать, отдамся естеству – могу такой полтергейст закатить в окрестностях, мадре миа и тодос сантос…

Но Дары Святого Духа, по абсолютной шкале эзотерики суть противоположные колдовскому естеству, тождественны с магией, колдовством, волшбой в области приложения ко всему материальному и вещественному. Наше обладание дарованиями равно требует постоянного контроля, укрощения, кротости, смирения.

Конечно же, теургия, наши дивинации, наше чудотворчество сопровождаются эйфорией, чувством неземного блаженства. Но нельзя ж постоянно упиваться тем, что даровано свыше!

На то есть нам воздаяние и искупление в различных непредсказуемых формах ретрибутивности.

Тем более ретрибутивности и подавно не миновать тем харизматикам, кто злоупотребляет Дарами Святого Духа. Наказание воспоследует неизбежно и неотвратимо. И лучше бы оно настало раньше, чем позже. Не так будет больно и страшно.

Нельзя играть с несчастливой судьбой в орлянку. Потому что в конечном итоге она окажется в выигрыше. Судьбе ведь без разницы выигрывает она или проигрывает. В любом случае она берет свое. В плюсе или в минусе, по модулю.

Да, в абсолютной величине нам преподаны запредельные силы и знания, благодаря эпигнозису, подлинной эзотерике апофатического вероисповедания. Как говорили древние, в тайной мудрости небес невероятное и удивительное могущество Благодати Господней обретается.

Признаюсь, я сам себе порой удивляюсь, поражаюсь тому, чему твой Фил научился, изумляюсь моим знаниям и умениям. За что неустанно прошу помиловать меня, грешного, не забывая незлобиво возносить хвалу Вседержителю, производящему в абсолютной мудрости Его все во всех духовных и телесных проявлениях, ликах, ипостасях.

Велико милосердие Господне, но терпение Его не безгранично по отношению к греховной натуре тварной и неразумной. Ибо Ему надлежит в абсолюте отмщение и воздание. Так воздаст – никому мало не покажется. И никакого предзнания или ясновидения не хватит всегда и всюду что-либо достоверно предполагать, если Бог располагает всем и вся. Среди прочего испытывая нас, вводя в искушение харизматическими силами и знаниями, которые совершенно недоступны и предельно непостижимы заурядным секулярам.

Повторяю, Настя, будь всегда осторожна. Не то, как воздастся, и ты враз с откоса в кювет колеса сверху, не понять, где голова и руки, из рака ноги… Покойся тогда с миром, вверх тормашками…

На тебя, конечно, можно было бы наложить узы неофита. Стреножить, приструнить глупую девчонку, чтоб не рыпалась и пикнуть не смела. Ритуал веками отработан и прост как грабли.

Но без содействия асилума, которого у тебя пока нет, этот вариант чреват отвратительными чреватостями. В переводном ритуале ты можешь вообще лишиться развития и расширения благодатных дарований, навсегда останешься субалтерном с ограниченными возможностями…

– 4-

В среду утром Филипп Ирнеев встал задолго до рассвета, всегда темного и затяжного по зимнему времени. Как ни переводи стрелки часов в межгосударственных границах часовых поясов, зимой просыпаться приходится в ночной темноте.

Ранний подъем Филипп давно уж воспринимает безропотно и даже не без удовольствия, поскольку ему каждодневно надлежит вершить утренний ритуал молитвенной рыцарской настройки на предстоящие сутки. «В благостном и благодатном таинстве, судари мои».

Просыпается он сразу, ничуть не блаженствуя в пограничье между явью и сном. «И первое и второе суть состояния естественные и физиологические. Ложные вещие сны только идиотам-секулярам мерещатся, когда они принимают неполное сознание за откровения, ниспосланные неизвестно откуда».

Прочитав «Отче наш» и «Да воскреснет Бог», рыцарь Филипп для окончательной бодрости духа припомнил пару молитв Святого Ефрема Сирина и несколько подходящих строк из посланий Святого апостола Павла. Засим завершающим обязательным аккордом последовала орденская лития о даровании победы над земнородными супостатами.

«Ритуал свершен. Так было, и так будет».

По окончании духовных упражнений рыцарь Филипп принялся укреплять телесную физическую форму. Отворил настежь балконные двери, поежился от холода, взялся за растяжку мышц. Затем выдвинул из шкафа силовой многофункциональный тренажер.

Еще затемно Филипп выехал из гаража, чтобы поспеть к поздней обедне в монастырскую церковь иконы «Утоли моя печали». До мужского Петропавловского монастыря путь не близок, но превышать скорость или как-нибудь иначе пренебрегать правилами дорожного движения он себе не позволяет.

«Пускай тебе тачка по-арматорски упакована, а в бардачке едет инкунабула Продиптиха, превращая машину в стальную крепость на шипованной резине. Мне без надобности лишнее воздаяние за создание аварийно-опасной ситуации на дороге. Ибо сие чревато, кое-кому эвентуально и фатально…»

Церковного порядка ради исповедавшись в мирских грехах отцу Клементию, после литургии Филипп Ирнеев подошел к причастию. Эзотерическая религиозность нисколько не мешает ему искренне «в экклезии и соборне» молиться, истово соблюдать православную обрядность и по мере сил способствовать храмовой тавматургии.

«Буде таковая отыщется в опус оператум средь сонмища секуляров. Богу – богово, миру – мирское».

Припозднившийся Павел Семенович Булавин отстоял обедню побок с Филиппом. Он не причащался святых Христовых таинств, ибо намеревается это сделать на всенощной в обществе Пети Гаротника и Кати Делендюк в Кафедральном соборе.

К прецептору Павлу рыцарь Филипп, неспешно в очередь причастившись, присоединился в монастырской трапезной. Прислуживавший им монашек удалился, не смея мешать беседе достопочтенных гостей отца игумена.

– Прошу отведать, Пал Семеныч, постных монастырских яств. Очень и очень рекомендую. Сам отец келарь Евлампий для нас расстарался с трапезой.

– Ох, Фил Олегыч, чревоугодничаем мы без меры.

– Так ведь святки идут, Пал Семеныч. Грех отказываться от радушного угощения. Не дай Бог подумают: приехали на праздник, не едят, не пьют, стало быть, в них бесы вселились.

– Ваша правда, друг мой. Опричь того, в иноческой благости не грех откушать той пищи, кою Бог посылает затворникам и молельщикам нашим.

Праведное здесь место, и служба церковная в достойном благочестии обретается. К моему огорчению, ехать сюда далековато.

– Может, транспортал орденский тут поставить, Пал Семеныч? – пошутил Филипп. – Овес-то нонче дорог.

Прецептор Павел шутку не поддержал и серьезно ответил:

– Не вижу в том ситуативной необходимости, коллега. Однако ж это вам решать, ежели в вашем распоряжении еще четыре свободных канала в Доме масонов.

– Честно говоря, оставшиеся на данный момент транспорталы я ритуально позиционировал для неофита Анастасии. Надеюсь, мои синтагмы как-либо сработают.

– Возможно, коллега, вполне возможно. Пусть ничего нельзя сказать наверняка о наших непредсказуемых убежищах. Несмотря на то будем надеяться на лучшее.

– И готовиться к вероятному. Кстати, Пал Семеныч, кому понадобилось меня посылать в Египет?

– Таково руководящее мнение малого синедриона, Филипп Олегович. В Александрии чудесно смогли бы обойтись без вас, но почтеннейшим клеротам конгрегации благоугодно бахвалиться выдающимися комбатантами, коих они самоотверженно взращивают на восточно-европейских нивах и пажитях.

– Я так и понял, сановная политика дигнитариев в свете планируемой экспансии нашей конгрегации в Левант и Малую Азию.

– Вы правы, коллега, – прецептор Павел подтвердил предположение рыцаря Филиппа. – В таком случае прошу выслушать мои соображения. Детальные инструкции вы получите от арматора Вероники на ферме-полигоне, куда вам надлежит отправиться после нашей встречи…

В течение полутора часов рыцарь Филипп получил необходимые вводные. Они также успели обсудить с прецептором Павлом состояние дел в округе и в их орденском звене, воздать честь монастырскому завтраку, хмельному квасу, ягодным наливкам.

Кроме того, Павел Семенович объяснил Филиппу Олеговичу, почему он предложил им встретиться в Петропавловском монастыре:

– Видите ли, мой Фил Алегыч, у меня возникло неодолимое желание взглянуть заранее на то место, инде вам предстоит обвенчаться с несравненной Настасьей Ярославной. Тогда как мне должно сыграть почтенную роль посаженого отца.

Весьма отрадно, что вскоре мы с ней близко породнимся, хм, в какой-то степени. Барышня-блондинка ослепительной красоты, надо сказать. Сколь припомню, когда-то она предполагала существование между вами и мной некоей отдаленной родственной связи.

– О, Пал Семеныч, количество сверхдальних свойственников у вас, несомненно, увеличивается. Потому что моя двоюродная тетя Анита из Мадрида горит желанием составить вам компанию, став посаженой матерью на нашей с Настей свадьбе. Бодас де ньеве эс магнифико, дисе!

– Согласен. Свадьба снежной зимой – штука великолепная.

По свежевыпавшему снежку в среду вечером Настя Заварзина возвращалась домой. Рулила, рассекала в приподнятом настроении, окрыленная и воодушевленная. Она чувствовала себя истинно счастливой и желанной. Потому как два часа назад ей удалось подвигнуть Филиппа на самую нежную близость, какая очень нечасто ей перепадала после несчастья, случившегося с его родителями и сестрой.

Настя понимала душевное состояние Филиппа, сострадала ему, но ей все же по-человечески немножко обидно. Он ведь для нее любимый и единственный, и любит ее, как никого раньше не любил в этой жизни. Поэтому должен безоговорочно уступать ее заветным желаниям и своим собственным чувствам.

«Мужчинам женская любовь жизненно необходима. Физиологически».

Среди прочего, влюбленная Настя не очень-то задумывается, насколько она изменилась со дня обретения харизматических дарований, и почему ведет машину в очень агрессивной манере. Тем более, когда сбоку никто не сидит и не одергивает, можно смело подрезать, обгонять слева-справа, заставлять уступать себе дорогу недотепистых секуляров, отводить глаза зорким автоинспекторам.

«От Фила ментальному захвату научилась, а он, дурачок, и не знает, чего я умею».

Вон вчера вечером она одного блатного придурка круто сделала, обставила и подставила. Он ее «шкоду» метров пятьсот не мог обогнать на серебристом «мерсе-купе». Зато она лихо рассчитала, рванув на оживленном перекрестке через долю секунды, чуть загорелся «красный». А тот полудурок на «мерине», ничего не видя, пер за ней напролом.

Настя без проблем проскочила, успела взять в ментальный захват двух гаишников, сидевших в «опеле», припаркованном на обочине. Только ее там и видели! Вернее, ее никто не увидел, когда сзади раздались визг тормозов, грохот, лязг и скрежет рвущегося, как бумага, металла.

Настя немного ошиблась. Проказницу конечно некому было заметить, кроме ведьмака справа на сером «линкольне», основательно помятом при большом столкновении на перекрестке. Настина шалость с дивинацией и на него подействовала – затормозить, вывернуть он не смог, но портрет наглой ведьмы за рулем и задний номерной знак на белой «шкоде-фелиция» фотографически удержал в памяти.

Само собой ведьмак знать ничего, ни Боже мой, не ведал об ордене или о боевой теургии. Но сверхрациональность нутром чуял. С меньшего обладал небольшим колдовским ясновидением, удачно играл на бирже и на бегах. Особо не высовывался, тем не менее, белобрысой ведьме решил не откладывая отомстить.

Так как кроме него никто больше белую «шкоду» не узрел, и меньше всех разинувшие варежку менты. Его же они и обвинили в аварии из-за басен о неуловимой блондинке, игнорирующей сигналы светофоров.

Примерно так по горячим следам прорицал, реконструировал хулиганскую дорожную историю и последующие события сквайр Константин на допросе у рыцаря-инквизитора Филиппа.

– Кое-кто в классике кинематографа предпочитает холодные блюда, но некоторые любят погорячее, – невозмутимо согласился с изложенной реконструкцией инквизитор к огромному облегчению сквайра.

По версии сквайра Константина, вычислить, кто такая гражданка Заварзина А. Я., мстительному ведьмаку удалось уже в первой половине дня в среду. И ввечеру он ждал ведьму-блондинку, припарковавшись у ее дома на черной «волге» с тонированными стеклами.

Вышедшей из машины Насте он сумел нанести два удара в лицо опасной бритвой, прежде чем был убит наповал тремя выстрелами сквайром Константином и секуляром-охранником, приставленным следить за субалтерном Анастасией.

– Секуляр-топтун лопухнулся, когда тот козел выскочил из «волги», перекрыл мне сектор обстрела. Я их обоих положил, рыцарь.

– Применение оружия и теургии ситуативно оправданы. Вы свободны, сквайр.

– Благодарю вас, рыцарь.

Два мертвых тела сквайр Константин незамедлительно телепортировал в багажник неприметной серо-зеленой мышастой «мазды». Субалтерна Анастасию, прикрывавшую лицо шарфом, усадив на заднее сиденье, он как можно быстрее доставил в арматорскую лабораторию.

Настя почти сразу же остановила хлещущую кровь и руками соединила края двух «глубоких резаных ран на правой щеке и на виске». В машине глянула на себя в зеркало заднего вида, «завизжала как резаная, завыла и всю дорогу орала благим матом», по словам сквайра Константина.

Предупрежденная по срочному коду орденской тревоги арматор Вероника встретила пострадавшую весьма неласково:

– Доигралась, фефела? Рожа от слез опухла, будто тесто в квашне? Ништяк, тетя доктор и не с такими порезиками справлялась. До свадьбы заживет…

От последних слов Настя пуще того разревелась и опять взвыла в голос. Успокоилась она, лишь получив в ягодицу заряд нарколептического спецсредства из револьверного инъектора доброго доктора.

Ника тотчас приступила к окончательному заживлению ранений, начатому самой Настей, прежде чем удариться в рев и плач.

– Рубцы и спайки не успели образоваться, – объяснила озабоченная доктор-арматор примчавшемуся без вызова Филиппу. – Дар самоисцеления у нее вот-таки хватило ума запустить. Рана-то у нее на щеке прободная, не хрен собачий.

Часом ей удается не только влагалищем думать, но и мозгами. В целом процесс регенерации пошел успешно, но сетчатый эпидермис она себе таки слезами маленько повредила.

Хотя это ерунда. К утру я ей кожный покров полностью восстановлю. Денек-другой попостится, тем часом внутренние ткани щеки чистенько регенерируются.

Ишь, как ты это ее раскормил! Семь потов сошло, когда на кушетку телеса волокла.

Чё столбом встал? Давай, раздевай девку, – скомандовала Вероника непререкаемым докторским тоном. – Тебе не привыкать, синьор кобелино. Покуда дрыхнет, я ее досконально обследую.

– Как скажете, тетенька арматор.

– Догола я сказала! И вон ту пластмассовую штуку ей промеж ног вставляй. Глубже! Стимуляция ее п… мне тоже понадобится.

Отзынь и поди, там на столе, бренди плесни, братец Фил. Датчики я одна налеплю.

На лицо Насти рыцарь Филипп смотрел по-инквизиторски: отстраненно и бесстрастно. «Потом лучше вспомнится, чтоб в эйдетике транслировать. На собственных своих ошибках учатся отнюдь не дураки и дуры».

По пути в лабораторию инквизитор уже допросил сквайра. «Эвентуально и не слишком фатально, судари мои». Филипп также не забыл набрать номер тети Агнессы, передав трубку Веронике Афанасьевне.

– Агнесса Дмитриевна, Настя утром прилетит из Киева. Я ее срочно отправила за тканями для трансплантации. Извините, кроме нее больше не оказалось под рукой надежного человека…

Через час арматор Вероника приступила ко второму сеансу терапии под пристальным наблюдением рыцаря-инквизитора Филиппа. «В порядке последующего обучения дамы-неофита Анастасии».

К тому времени закончилась первичная обработка полной параметрии, и арматор неторопливо уселась за монитор, следя, как постепенно заполняются ячейки и столбцы большой сводной таблицы с данными о состоянии организма неофита Анастасии. С прищуром глянула на Филиппа, замершего на кресле рядом, ничего не понимающего в медицинско-арматорской цифири.

«Господи, помилуй меня, грешного. Предвосхищаю: вскоре медицинскими премудростями придется овладевать».

Вероника еще раз посмотрела на Филиппа, потом опять на дисплей и ликующе возопила:

– Филька!!! Есть контакт и третий круг посвящения! Самоконтроль без малого идеальный!

Дай поцелую. Ах ты мой сладенький! Какую девку славную из большой беды ты выволок! Если до свадьбы доживет…

Опрокинув рюмку коньяку во здравие неофитки Настены, арматор Вероника деловито поинтересовалась:

– Епитимью на нее будете накладывать, отец инквизитор?

– Теперь обязательно. В монастырь ее, на хлеб и воду, дурынду.

– Во! А я о чем тебе толковала? Давай я ей, прошмандовке, девственную плеву регенерирую, чтоб взаправдашней монашкой была.

– Не надо.

– Ну тебе виднее, братец Фил…

Глянь, а грудь-то у нашей спящей красотки не хуже, чем мои дойки в юности. Сравнил? У кого лучше, у Афродиты или у нее?

– У Насти, конечно.

– Невежа и грубиян ты, братец Фил.

– Какой есть, Ирнеев Ф. О. и протчая.

На рассвете, придя в полное сознание, Настя прежде всего встретила яростный, неумолимый, гневный в фиолетовом мерцании взгляд рыцаря-инквизитора Филиппа. Сию же секунду вскочила с арматорской кушетки, опустилась на правое колено и покорно склонила голову.

– Субалтерн Анастасия готова принять наказание, рыцарь. Наложенную вами епитимью я приму с благодарностью во всей глубине и полноте разумной души моей.

Массированный ментальный удар, поглотившую ее бездну нечеловеческой безграничной боли она выдержала достойно, не шелохнувшись. Лишь Настины светлые волосы потемнели от пота, а бедра судорожно сжались…

Когда кара свершилась, Вероника помогла ей подняться с колен и в своем неподражаемом арматорском стиле похвалила:

– Молодца, девка. Не ссыкуха, лужу под себя не напустила. Подтирать за тобой не надо…

Вали, голозадая, в душ и одевайся в чистое, найдешь там в шкафчике. И поторапливайся, неофит. Тебя другие дырки от бублика ждут.

В душевой Настя мигом ринулась к зеркалу. Осторожно дотронулась кончиками пальцев до щеки. Убедившись, что все в порядке, весело подмигнула собственному отражению:

– Будем жить, Анастасия в Зазеркалье!!! Стопудово! Филька, я тебя люблю! Бери меня замуж!

Субалтерн Анастасия отыскала по-прежнему сумрачного и молчаливого рыцаря Филиппа в обществе арматора Вероники в приватных апартаментах, предназначенных для отдыха госпожи исполнительного директора «Трикона-В». Она же и продолжила замечательное становление и воспитание неофита, когда Настя почтительно приблизилась к столу:

– Водку будешь, Заварзина? Знаю, что нет, потому и предлагаю, нам больше достанется.

Ни пить, ни есть тебе покудова запрещается. До вечера. Там поглядим, вернее, сама сообразишь.

Вижу по хитрой твоей морде, что до тебя также дошло: ты – в третьем круге.

Но не шибко радуйся, лиса Алиса. Потому что в понедельник ты отправляешься со мной в деловую поездку на пять-шесть дней на Ближний Восток.

Это параша – для ушей нашего секулярного окружения. Сама же ты в молитве, в покаянии, постом пребудешь долгое время в мужском монастыре на Афонской горе. В Грецию за раскаявшейся грешницей я заеду, как выйдет срок.

Это еще не все. Покуль тебе не откроется асилум, либо до свадьбы и венчания, никакого секса. Ибо запрещено. Трали-вали, сверху-снизу не устали.

Вам все ясно, неофит Анастасия?

– Да, кавалерственная дама-зелот Вероника.

О Настиных бедах и злоключениях прецептор Павел узнал пополудни, общаясь с рыцарем Филиппом в орденском онлайне. Действия коллег по купированию секулярной ситуации и сокрытию видимых следов произошедшего он одобрил, философски заметив:

– Диалектика, мой друг, диалектика, отрицание отрицания и переход дурного количества в хорошее качество. Неисповедимо благорасположение Господне, ежели человек в чет-нечет стохастически играет.