Текст книги "Ярмо Господне (СИ)"

Автор книги: Иван Катавасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 46 страниц)

Извлечет и умиротворит мантическое бесовство кавалерственная дама-неофит Анастасия.

Вас обеих поддерживает кавалерственная дама-зелот Прасковья.

Кавалерственную даму-неофита Анфису я освобождаю от участия в непосредственном оперативном вмешательстве. Ее место в резерве.

Менее официальным тоном рыцарь Филипп пояснил:

– Анфису просил поберечь Патрик. Не мне тебе говорить, ей от Прасковьи неслабо перепало по чайнику. И магическую порчу фетуса не стоит исключать, каким бы агностиком ни была госпожа Есилевич.

Прасковье же следует получше адаптироваться к окрестным нашим условиям. Засиделась она в таежной глуши, середь дикарей чертопханных.

– Правильно мыслишь, братец Фил. Я ей, кобыле п. стой, лихой оздоровляющий прошмандец закачу с акклиматизацией и клизмами, куда там Патрику!

– Ой, не скажи, Ника! Я этаких страстей насмотрелся у деда Патрикея, что тебе и в кошмарном сне не привидится.

– Братец Фил, умоляю, коли не секрет и мне позволено, расскажи и покажи. Ей-ей, Богом прошу!

Анфиска, говнючка толстожопая, обо всем молчит будто заклятая, что с ней ни делай. Дескать, велемудрый рыцарь Патрик самолично решает, кого подпускать к закрытым сведениям, а кому хрен собачий ни в анус, ни к вагине.

– От чего ж не рассказать и кое-что тебе показать, если у меня с доком Патриком многое согласовано? Но после, Ника, потом. Хотя бы завтра с утреца я к тебе заеду.

Сей же час мне отрока Ваньку на урок привезут. Пропишу-ка я ему, обормоту, ижицу, мыслете и глаголы во языце чужедальнем… Прочие ближние гости ожидаются после того, как отбомбимся. Не хочется, но надо… Ох мне коромысло диавольско…

Вот еще что, Ника… Наружку с рекрута Ристальской, это ты сними. Она сквайра Ефросинью засекла у германского консульства.

– Сам через колечки ведешь?

– На всякий случай. К утреннему инциденту в метро не подключался, не до того было, но на улице иногда посматриваю ее глазами.

– Дебилку Фросю, ей-ей, Костик седня же оттрахает во все дыры. Заодно и всех остальных бабищ-субалтернов. Не в лобок, так по лбу.

Разжирели коровы, жопы по кубометру отрастили, дойки по брюху распустили, службу похерили, профуры! Придатки чувырлам повырываю! Видите ли, обычные секуляры их вычисляют!

– Не заводись, тетенька арматор. Виктория Ристальская – без малого субалтерн. Я ее через сложносоставной сопряженный ритуал пропустил в прошлый понедельник. Как через мясорубку прокрутил, когда мы совместно порчу уже сняли. Причем Настиным динамисом головы.

– От Апедемака перенял?

– Не совсем, хотя похоже.

– Хочу на нашу львицу-девицу живьем глянуть по-арматорски.

– Нет проблем. К семи подкатывай к сэнсэю Кану…

Вика Ристальская восприняла как должное динамичный и дорогостоящий образ жизни Фильки Ирнеева. Нисколько не удивило ее и то, что в престижном спортивном клубе с ним запросто расцеловалась миллионерша Вероника Триконич, хозяйка того самого «Трикона-В».

«Повезло чувачку. Среди серьезного народа паренек крутится. Деньги к деньгам. У кого их много, тому добавляется.

Вон его московский дядя Гена пристроил в семью нефтяного босса Рульникова. Тот платит по заслугам за воспитание сына-вундеркинда.

Наверное, и деловая теща из Астаны бабок подкидывает зятю. Дядя Авенир знает его тещу Стефу, вместе учились в политехе…»

Ваня Рульников, в последнее время всюду и везде то и дело изучавший разновозрастных, в признаках женственности от мала до велика, представительниц противоположного пола, оказался более наблюдательным, нежели Вика Ристальская. Он, к своему удивлению, обнаружил несомненное сходство Насти Ирнеевой и Вероники Афанасьевны.

«Может, Настя – ее дальняя родственница?

Фил Олегыч тоже немножко походит на свою Настю. Но они – муж и жена, родственные души. Такое бывает, я читал… Оба такие сильные и красивые, друг другу под стать…

У Насти под кимоно ее женские сиськи побольше, чем у Мэрилин Монро. А вон у этой блондинки Вики они меньше, чем у куклы Барби, на которую она лицом похожа…»

– 3-

До поры до времени с утра в понедельник Антон Босотин, настаивающий, чтобы его называли Антуаном, прилежно наблюдал за пятью картинками в картинке на большом мониторе охранника. Все у него всегда в штатном порядке, а скрытые веб-камеры дают прекрасный обзор всего происходящего на его глазах у подъезда и на лестничной клетке.

Своей высокооплачиваемой работой у доктора Есилевич он дорожит и лучшего препровождения рабочего времени не желает. Дверь в подъезде открывает мгновенно, лишь только ожидаемый по графику пациент прикоснется к номеру квартиры на панели домофона. Засим Антуан услужливо распахивал ему или ей дверь в приемную, не дожидаясь звонка или стука. Парами пациенты тоже иногда приходят, но не больше трех в один прием.

По нраву ему и то, как по окончании приемных часов немногочисленных посетителей, больных на секс, в его распоряжении до утра, точнее, до прихода сменщика оказываются диван-кровать, взятые с собой постельные принадлежности и очередная подружка. Сексуально здоровый мужской образ жизни с одного дня на третий ему рекомендовала персонально Маргарита Григорьевна.

В переоборудованной под частный медицинский кабинет двухкомнатной квартире на четвертом этаже жилого дома за перегородкой также имеются кухня, ванная и туалет. Дверь же сразу открывается в приемную напротив стола медсестры Аллочки Гузаиновой.

С фигуристой и любвеобильной брюнеткой Аллочкой левитатор Антуан познакомился за несколько лет перед тем на горе Игрище. Летает девочка не слишком, в корме тяжеловата, зато трахается сильно и вдохновенно.

Она и пригласила его непыльно и очень даже посильно поработать на свою хозяйку через два дня на третий суточного дежурства. Оставшееся же время можно свободно посвящать силовым и полетным тренировкам.

Среди членов «Свободного ковена белоросских левитаторов» Антуан Босотин не зря слывет сильным мастером высоты и воздушной эквилибристики. По чести и слава ему достается. Бывает: весомо, осязательно и ощутимо…

Знакомую дорогую тачку записанного на прием пациента обязательный Антуан заприметил немедля, с готовностью приподнялся из-за стола в углу у окна. Для порядка спросил у Аллочки, вносившей поправки и добавления в утренний макияж:

– Руслан Остапович Караморин записался?

– Старичку еще в четверг на той неделе назначено, Антуанчик, под ручку с пассией. Вставить ей тверденького под руководством нашей Марго, – не отрываясь от малярных косметических работ, ответила медсестра.

Бдительный охранник отворил дверь в подъезде, уважительно пригласил пожилого господина в приемную, ввел его в кабинет к Маргарите Григорьевне. Сопровождающую его девушку, как было велено, попросил подождать на диванчике, пока не позовут. Сам собрался сесть.

Страшнейшего внезапного удара ногой в пах от рыхлой невысокой блондинки тренированный ведьмак-боевик Антон уж никак не мог ожидать, как и ее второго резкого тычка двумя пальцами по сонной артерии. Еще меньше он мог что-либо предвидеть и как-либо повлиять на дальнейшее развитие событий.

У него помутилось в глазах… Едва придя в сознание, обнаружил, что валяется на полу связанный по рукам и ногам лейкопластырем, с заклеенным ртом мычит и корчится от нестерпимой боли внизу живота…

Чуть боль отпустила, изогнулся, дотянулся двумя руками до пострадавшей промежности… И ничего там не нашел, кроме гладкого места?!! Он тут же поплыл, вновь упал в обморок, ужаснувшись. Только чуть сообразил, чего он промеж ног лишился.

Менее собранная магичка-летунья Алла, точно так же понятия не имеющая об интуитивном ясновидении и специализированной прогностике, вообще не могла вообразить, по какой причине внезапно лишилась чувств.

Обнаружила она себя стоящей на цыпочках посреди приемной в расстегнутом халате со спущенными ниже колен брюками и трусиками. Между голых бедер рефлекторно, как левитатор, удерживает какой-то привычно округлый и продолговатый, но почему-то островатый предмет.

Рот заклеен. Руки чем-то связаны за спиной.

– Не шевелись, лахудра. Не то плохо будет, – предупредили ее низким мужским голосом из-под глухого белого остроконечного колпака с прорезями для глаз, горящих ненавистью и презрением.

Сказал, как злобно сплюнул, – ужаснулась Алла.

Другой тип в таком же белом балахоне до пят с нашитым черным крестом снизошел до грубых презрительных объяснений:

– У тебя, шалава летучая, промежду ног зажат взрыватель от гранаты. А колечко-то предохранительное вот оно, у меня.

Он злорадно показал ей алюминиевое кольцо с чекой и ребристую рубашку осколочной гранаты Ф-1.

– И сама гранатка у меня найдется.

Взрывателя от гранаты медсестра Алла никогда в жизни не видела, но страшный черный предмет на ладони у жуткого крестоносца, похолодев, узнала – в кино и по телевизору видела. Уяснила: мужики в белых балахонах не шутят, это – не маскарад.

– Ворохнешься – и вместо двух малых дыр промеж ног будет у тебя в жесть одна большая. Стой спокойно, летунья-пердунья, бзди помаленьку и слушай сюда.

– Тебя, бычара, сие тоже касаемо, – первый крестоносец в белом балахоне слегка пнул черным сапогом Антона. – Бей ногами лежачего, кабы уразумел, почем фунт лиха и кило говна.

– Вас, погань летучую, наши братья из «Смерка» не раз предупреждали не бесчинствовать в первомайскую ночь. Крестные костры возжигали, – приступил к увещеванию второй.

– Знамение свыше вам, нечисти, было днями явлено. От креста животворящего столп огненный. И мы тут как тут, слуги Божьи, приходим наставлять и наказывать неразумных.

Тебе, летунья перетраханная, вечный просачный страх в наказание. Отселе, коль тебе вздумается на метлу срамным женским местом сесть, всегда помни, что она – запал от гранаты. Враз порвет тебе всю п… стопудово, девка… блудлива.

Тебя, бычара, краткой мукой и долгим помутнением в мозгах караем. Как полетишь на бамбуковом шесте, так и поплывешь. В жесть загремишь с высоты в бессознательном виде.

За причиндалы твои мужицкие не боись. Просто брат Прокопий тебе паховую грыжу по-свойски вправил для пущего вразумления.

Хороший хирург тебе естество-мужество внове из брюха наружу выпустит. Может, оно тебе на что-нибудь сгодится, мягонькое, не только малую нужду справить. Нет, так полечишь срам свой бессильный у твоей хозяйки-докторши Марго. У «Смерка» к ней другой счет, вас, поганцы, некасаемый.

Когда мы уйдем, ты уж, бычара, изловчись как-нибудь чеку с колечком во взрыватель у нее вон промеж волосни обоссаной вставить.

Ишь какую лужу напустила, мочалка чернявая! Портки намочила, халда… Меньше пить надо…

Не шевелись, ссыкуха! Не то подорвешь себе все женское здоровье.

Слушай сюда, бывшие левитаторы! Кипеж на люди, тревогу поднимать не советуем. Сделаете, как ваша мадама Марго скажет.

Больше ни Алла, ни Антон ни словечка не услыхали. Белый балахон с гранатой ушел в медицинский кабинет. Второй вынул из сапога армейский штык-нож, сел на диван и принялся молчаливо, зловеще вырезать прямо по журнальному столику почти славянским уставом: «Смерк? есть смерть колдунам?».

Спустя час оба зловещих типа в белых остроконечных колпаках, в балахонах до пола с нашитыми черными крестами ушли без слов. На прощание самый разговорчивый из них молча бросил Антону кольцо с предохранительной чекой от взрывателя гранаты Ф-1.

Преодолевая тупую тянущую боль внизу живота, освободился Антон довольно быстро – раскромсал о раскладной нож, хранившийся в столе, пластырь на запястьях. Потом он, конечно, вставил, с трудом преодолев брезгливость, чеку на место, еле выдернув намертво зажатый взрыватель.

Едва ощутив и осознав отсутствие постороннего предмета промеж остолбеневших бедер, медсестра Алла Гузаинова в ту же секунду повалилась на пол. В собственной луже мочи она забилась в неудержимой истерике, захлебываясь в рыданиях.

В еще более плачевном состоянии охранник Антон Босотин обнаружил доктора Маргариту Есилевич. Так ему, болезному, увиделось…

Для бывшего ведьмака-летуна, подвергнутого физическому и психотропному воздействиям орденского чистильщика дамы-зелота Прасковьи, время пролетело в одно мгновенье. Магичке-летунье, тоже утратившей прежние способности, оно привиделось бесконечными часами окаменелости и остолбенения в страхе пошевелиться.

В то время как рыцарь-инквизитор Филипп на всю операцию «Летальная мантика мадам Марго» отвел ровно 80 минут. И согласился на 24 часа заклятия продленных мук для зловредительной гадалки, приносившей обрядовые человеческие жертвы с целью обеспечить результативность предсказаний.

В самом начале операции рыцарь Филипп под плащ-накидкой «сумеречный ангел» незримо и неслышно прошел в медицинский кабинет вслед за дамой Вероникой, целесообразно применившей камуфляж наведенной апперцепции. Согласно плану-диспозиции, дама Анастасия должна присоединиться к ним спустя 15–20 минут.

Нарколептический заряд в грудь вредоносная мантичка Марго получила мгновенно, точно в цель, не успев и глянуть на посетителя. Очнулась она повально обнаженной, лежа на полу лицом вниз с вытянутыми распростертыми руками и широко распяленными ногами.

Лодыжки и запястья прочно зафиксированы. В живот больно врезаются несколько толстых медицинских томов, положенных один на один.

Ничего не видя из-за рассыпавшихся волос, Марго забилась на полу. Но путы держали крепко, и тогда наступил страх, усиливавшийся с каждой секундой осознания неизбежности происходящего.

Объяснил ей наступивший ужас, усугубляя страшное ожидание расплаты, мелодичный женский голос с ласковыми увещевательными интонациями:

– Зачем же ты, милашка, всем голеньким тельцем колотишься по паркету? Не ровен час повредишь чего-нибудь свое женское, красивое.

Коли заслужила, так принимай воздаяние. За что и почему, сама-одна ведаешь, чай, не маленькая девочка. Вона какую большущую сись-пись отрастила! Ей, благословясь, мы вскорости и займемся увещательно да искупительно.

Тебя ведь, моя милая, старшие жрецы-авгуры эдак благожелательно остерегали. Тако аль инако за гадателями и гадалками общества людские бдят и надзирают. Злодеев, злодеек, зловредительные чары наводящих, карают нещадно, ежели найдется кому свершить благое дело.

За благодетелями и доброхотами оно не станет, чародейка. Вот и по твою грешную плоть пришел «Смерк».

Ах какое тельце у нас белое, крупитчатое! Женской мякотью изобильное, нежными пышностями богатое…

Научилась бы ты гадать на собственный волосатый срам, то знала: быть ли тебе по живу и здорову. Общество у нас суровенькое, «Смерть колдунам» прозывается. Знай и бойся его, коли раньше о нем ведать не ведала.

В нашем разумении и в силах по воле Божьей разрешать тебе, поганка, живота аль смерти…

И сказал нам Господь: «Мой дух не будет вечно терпеть дела человека, потому что он плоть…»

Ай-ай-ай! А кто это у нас по-маленькому под себя сходил, лужицу напустил, волосики курчавенькие на своей пипи замарал?..

В искупительные действия чистильщика, готовящего объект к экзорцизму и к экстракции магии, рыцарь-инквизитор не вмешивался. До того он даже позволил кавалерственной даме-зелоту прибегнуть к стародавнему жестокому ритуалу беспощадных воителей и воительниц ордена Благодати Господней, «из глубины веков ратоборствующих супротив злонамеренного колдования и волшбы зловредительной.

De profundis clamavit… Господи, помилуй нас, грешных…»

Тем временем кавалерственная дама Вероника неспешно приблизилась к женскому телу, распластанному ничком. Склонилась над ним и неуловимым движением выдернула из-под него обе пышные груди с безвольно поникшими крупными сосками. Затем она молниеносно пронзила каждую грудь длинными и тонкими ритуальными стилетами, глубоко пригвоздив распяленный бюст к полу.

– Цветочки у нас кончились, моя милашка, пришла пора созревать ягодкам. Советую не трепыхаться, иначе от твоих женственных пышностей останутся только две мокрые рваные тряпочки…

Учти зассыха, грамотно зафиксированный пациент в анестезии не нуждается…

Чрезмерное членовредительство согласованным и утвержденным планом-диспозицией не предусматривалось, и потому два голубых луча, ударивших в рукояти стилетов немилосердно заморозили до ледяной твердости обе груди и шейные мышцы чародейке, подвергаемой суровому искуплению. Аметистовые серьги-апотропей Романский Алгон в мочках ушей дамы Вероники не только испускали лучи «ледяного огня», но также усиливали чувствительность и восприимчивость к боли замерзшей плоти в жестоком ритуале «живой лед».

Вживе сверхъестественная леденящая мука бесчисленными острейшими иглами тотчас пронзила все тело чародейки Марго от корней волос до кончиков пальцев под ногтями. После чего на нее градом посыпались колющие и дробящие удары…

Позвоночник трещал и ломался, живот, ягодицы, бедра, икры кошмарно содрогались, но бюст и откинутая голова пребывают в заледеневшей неподвижности…

В замедленном течении множества часов жуткий аметистовый Романский Алгон терзал ее тело острейшими ледяными иглами. Поэтому багровое пламя Солнцеворота Мниха Феодора в первые мгновения показалось чародейке внезапным избавлением от беспредельной боли. Но ее обостренные страдания всего лишь сменяются на адское мучительное пекло, тяжко и неумолимо медленно сжигающее живую плоть на ягодицах и между бедер до мертвой обугленной костяной твердости…

Невыразимое облегчение и счастливое избавление от бесконечной пытки она почувствовала, лишь когда ее лба в точке третьего глаза коснулся светозарный алмазный солнцеворот на кавалерственном сигнуме дамы Анастасии. Он был ни горячим, ни холодным, вбирая в себя магическую скверну и колдовскую порчу. Все до донышка, дочиста, до конца, без сухого остатка.

«Толика безвредного на будущее оставлена, а полезное к ней добавлено», – отрешенно подвел итог оперативного воздействия инквизитор.

Заключительное слово над бывшей зловредительной гадалкой произнес все тот же мелодичный женский голос:

– Полежи себе вся в говнех, размысли, Марго, о содеянном. Старательно, быть может, с раскаянием.

И не рыпайся, нехристь! Мокрой щелкой не ерзай, дойками не рвись. Придет время, тебя, срань языческая, освободят, займешься самолечением.

Засим всяческое непотребное шумство и подпольные злоумышления против «Смерка» поднимать, вынашивать не советую…

Земля слухом полнится, посему нам известно, как расправляется с отступниками, приносящими человеческие жертвы, капитул жреческой коллегии Юпитера и Юноны. В потаенных римских катакомбах ты, мерзкая ламия, будешь умирать оченно долго, страховидно… И навряд ли выживешь…

Живи, засранка поганая…

И не забывай о воздаянии Господнем. Он милосерд, но плоть тварную говенную покуда не жалует в чаянии века будущего…

Охранник Антон Босотин нашел доктора Маргариту Есилевич в довольно непристойном виде: голой, обмочившейся, обгадившейся злой старой бабой с горелой волосней в промежности и грудями, прибитыми к паркету двумя огромными кровельными гвоздями. Гвозди он вытащил и пожаловался на собственное несчастье.

Доктор Марго матерно велела ему заткнуться и прежде хладнокровно подсчитала и терпеливо обработала свои колотые и ожоговые раны. Заклеив себе дырки, она приказала спускать штаны Антуану…

Осмотрела, прощупала, как пинцетом ловко подцепила двумя пальцами и одним сильным рывком извлекла на свободу из брюшины побитые, помятые, склеившиеся гениталии пациента.

– Не ори, козел! Яйца у тебя покуда не всмятку. Трахаться когда-нибудь сможешь…

Непрекращающиеся стоны и конвульсии медсестры Аллы доктор Марго профессионально заткнула болезненной инъекцией ей в ягодицу, кстати обнаженную.

Затем под угрозой необратимой мужской и женской кастрации мадам Марго взяла с обоих страдальцев страшную клятву молчать обо всем, что они видели и слышали. Себя она потерпевшей или пострадавшей никоим подобием не считала, если ей чудовищно посчастливилось остаться в живых после встречи с инквизиторами-доминиканцами.

О тайном сообществе «Псов Господних» Марго слыхала, хотя о своей полной утрате способностей к эффективной мантике она покамест не догадывалась. Времена горестного прозрения и неотвратимого возмездия для нее настанут несколько позднее по расчетам рыцаря Филиппа.

Об аноптическом ордене Благодати Господней ей знать не полагалось. Таким образом она и предположить не могла, как две-три синтагмы ритуала, приложенного к ней дамой-неофитом Анастасией и разработанного рыцарем-зелотом Филиппом, имеют пролонгированное воздействие. Сверхрационально и рационально.

«Почему бы нам в отложенном действии не провести опыт на малоценном организме, милостивые государи и государыни?

М-да… И дева моя Параскева работает с блеском, по трафарету не пишет. Бьет, патер ностер, аккуратно, но стильно. Ежели хорошо выспится или переспит… Проведет с кем-нибудь бессонную ночь до восхода солнца, предварительно и состоятельно, Иезавель, дщерь Евина, девичьей красой обильная, сверху и снизу…»

– 4-

Накануне ближе к вечеру во время воскресного обеда, состоявшегося по англосаксонскому расписанию, Филипп Ирнеев представил библейскому обществу гуся с яблоками и очень дальнюю родственницу с другого края евразийской земли. Прасковья Олсуфьева загостилась у него проездом из Дальнего Востока в Западную Европу.

Филипповы гости в один присест душевно отобедали гусем в товариществе с яблоками и единодушно в православии окрестили нового компанейца библейского общества Параскевой Пятницей.

«Это тебе для мирской тутошней акклиматизации, дщерь моя духовная…»

Небольшого росточка, вся такая уютная, кругленькая, пухленькая девушка всей библейской компании пришлась по душе и по сердцу. Она и застолье помогла Фильке Ирнееву обустроить, существенно дополнив обеденное меню славной кулебякой с красной рыбой и пирожками с капустой.

И молчала Прасковья очень вам уютно, доброжелательно. Улыбалась, поигрывая кончиком темно-русой косы, предоставив другим право вести и поддерживать застольную беседу. Когда же ее спрашивали о чем-нибудь интеллектуальном и гуманитарном, отмахивалась рукавом:

– Куда мне? Мое дело – девичье, техницкое, служивое: подай-принеси-погрузи, усади пассажиров на борту с комфортом. Вот как-нибудь выучусь в Германии на пилота «Аэробуса», тогда и стану рассуждать на темы умные-разумные, назови меня Парашей…

Парашей ее в компании, разумеется, не обзывали – словцо-то уж больно нехорошее, жаргонное и блатное. Тем более Филипп отрекомендовал родственницу в пушкинском стиле, сказав, дескать, Полиной она принципиально зваться не желает.

– …Чтобы ни писали Пушкин с Достоевским, деву нашу Параскеву, судари мои, дозволяется окликнуть по-германски байм намен неннен фройляйн Праски. В аэроклубе во Владике у нее такая же кликуха. То ж и по-аглицки – мисс Праски на воздушной службе.

Представить добродушную Прасковью надменной, затянутой в летный мундир шеф-стюардессой на международных авиалиниях, кандидатом в мастера спорта по высшему пилотажу, без пяти минут инженером-геофизиком – было трудно. Поэтому Филиппу верили.

Почему же доброму человеку всегда следует отвечать стереотипным представлениям о той или иной профессии?

Массовые стереотипы и распространенные предвзятости – вещи навязчивые и бессмысленные, иногда просто безумные в заразном подражании. Что соответствует действительности, а что ей противоречит, вовсе не решается большинством мнений и голосов людских.

– Природа и Бог представительной демократии не признают, – кафедрально заявил по поводу и ассоциации апостол Петр, политолог по избранной специальности в президентской Академии управления.

Петру Гаротнику никто всуе и вотще не возразил. Кто ж спорит, если Бог располагает всем и вся? Между тем человеку свойственно то и дело заблуждаться в его предположениях о том, что есть, а чего и совсем не бывало.

Не оппонировал апостолу Петру и отставной полковник Павел Семенович Булавин, за десертом разразившийся длинным апостольским монологом-посланием-мессиджем:

– Бесспорно, друзья мои, демократическая политика, где все и вся якобы решается тайным голосованием, в открытом виде есть бесформенная масса заблуждений, смутных предубеждений, неосознанных предрассудков и привычных тривиальных суеверий. Так оно было и, должно быть, останется во веки вечные в гуманитарной сфере.

Тем вяще, когда искаженный и подложный исторический опыт человечества от Фукидида и Геродота по наши с вами дни отнюдь не становится критерием истины. Увы нам, увы! ибо в осмыслении и в усвоении человеческими сообществами состоявшейся исторической практики как нигде более распространяются пошлые предрассудки и обыденные предубеждения, предвзятые идеологические мифы и политизированные небылицы.

Я не хочу сказать, словно бы история есть лженаука, но большая часть опусов тех, кто облыжно усвояет, либо кому молва приписывает звание историков, к науке имеет весьма и весьма отдаленное отношение. В лучшем случае оные малограмотные измышления, гротескные вымыслы, прекраснодушные домыслы, риторические спекуляции, – представляют собой образчики разношерстной, талантливой или бездарной беллетристики. В худшем, предстают нарочитой политической ложью, пропагандистскими инсинуациями, злонамеренными тенденциозными мистификациями, своекорыстной умышленной фальсификацией исторических явлений и процессов.

На мой взгляд, оные безобразия и бесчинства пышным цветом расцвели в период так называемого западноевропейского культурного возрождения-ренессанса на протяжении XIV–XVI веков, частично перешедшего в XVII век от Рождества Христова.

Гораздо уместнее поименовать его псевдо-Возрождением. И более гнусных, лукавых, поистине еретических времен в христианской и дохристианской истории рода людского я не знаю…

Пал Семеныч взял паузу для раскуривания сигары. Вероника повыше подернула мини-юбку, плотоядно ухмыльнулась, предвкушая разгромную дискуссию. Анфиса неприязненно нахмурилась. Прасковья всего лишь благодушно перебросила толстую косу с одной пышной груди на другую.

Филипп в свою очередь иронически вознес длани горе. Мол, благословляю почтеннейшую публику. Дерзайте, возражайте и критикуйте, люди добрые; в нашей честной компании все равны, без скидок на преклонный возраст и пенсионный стаж.

В тот вечер он отнюдь не перекормил дорогих гостей. Большого жирного гуся, какой едва-едва поместился у Филиппа в духовке, вкупе с Прасковьиными пирогам растворили должным количеством и качеством сухого вина. И после того свежезаваренный чай трех-четырех элитных сортов, включая зеленый, добавил всем умственной бодрости.

Потому-то огульное, априорное, гипотетическое и дискуссионное суждение Павла Семеновича о трех или даже четырех интереснейших веках человеческой истории прямо-таки напрашивалось на дебаты, словопрения, опровержения, возражения и критические особые мнения.

Прежде всех при всем уважении к дорогому Пал Семенычу ему взялась противоречить Верочка Сосонок, невеста апостола Андрея Жмудского. Ей стало ужасно обидно за свой красный диплом историка, даром что она твердо стоит на стезе торгового бизнеса, подвизаясь на мелкооптовых поставках эксклюзивной парикмахерской косметики. Ее активно и боевито поддержала сестренка Наденька, подружка евангелиста Матвея Кургузкина.

«Не напрасно она учится на четвертом курсе истфака, ей сам Бог велел показывать эрудицию, из рака ноги…»

Не без ехидства Филипп слушал, как сестры Сосонок дружно, эрудировано настаивали на несомненных светлых и радостных культурных свершениях эпохи Возрождения, враз-де наставших после темных веков мрачного средневековья. Они наперегонки бойко сыпали именами художников, скульпторов, архитекторов. Хотя, как положено истым гуманитариям-лирикам, об историках, политиках, королях, военачальниках, естествоиспытателях и философах обе интеллигентно умолчали.

Самоочевидно, не пожелали или попросту не смогли сразу вспомнить о таких видных деятелях-гуманистах эпохи Возрождения как семейство Борджа, Франжипани, о короле Испании и Португалии Филиппе II, а также о русском царе Иване IV Грозном.

Верочка, правда, с подходом не забыла о путешественниках-коммивояжерах и торговцах-колонизаторах, совершавших во времена оны великие географические открытия новых сырьевых рынков драгоценных металлов, пряностей и рабов. Видимо, так практически и прагматически сказалась ее собственная коммерческая деятельность.

Вера и Надежда очень обрадовались, зааплодировали, когда Филипп, приглушив свет в гостиной, стал гостеприимно поначалу в разбивку выводить на экран 64-дюймового монитора великолепные изображения ренессансных шедевров зодчества, ваяния и живописи, которые они заочно и доселе голословно превозносили.

Эту дидактическую наглядную подборку Филипп Ирнеев специально сделал для Вани Рульникова в субботу, готовясь к уроку. Послужила она ему отличным пособием в критическом вводном монологе, впоследствии в коммуникативном диалоге с целью обсудить увиденное при изучении учебной темы «Искусство периода псевдо-Возрождения» на английском языке.

Также не поленился он виртуально придать большую реалистичность некоторым особо характеристическим наглядностям. Само по себе, не касаясь оригиналов, но добавив трехмерности, кое-где фактурности музейным, церковным, монастырским интерьерам, где помещаются сюжетные тематические изображения. В ряде случаев он усилил освещение скульптур и архитектурных сооружений той эпохи, подчеркнул тени. «Оцифруем помаленьку, и все будет в ярком солнечном свете. Без прикрас…»

Филипп показал Ване в субботу далеко не всю богатую художественную коллекцию, целевым образом им скопированную, набранную по интернетовским сусекам. Кое-что оставил на будущее для религиозного воспитания и эзотерической катехизации ученика. Нынче же все у него могло открыто пойти в ход и в пользование.

Сначала на экране появились энциклопедически упомянутые Верой и Надей храмовые здания, возведенные в период XV–XVII веков. За сопутствующий компетентный комментарий по праву взялась Анфиса – как-никак у нее за плечами искусствоведческий факультет питерской Репинки и два года работы в Эрмитаже.

Тут могли бы начаться извечные споры о вкусах, но тяжеловесные громады ватиканских католических соборов, базилик, помпезные капеллы, несмотря на всю их соразмерность, композиционную уравновешенность, пропорциональную симметричность, неожиданно произвели гнетущее впечатление. Грандиозные архитектурные идеи Брунеллески, Браманте, Буонарроти, Паладио возымели вполне определенный эффект.

С одной стороны, этому способствовало сухое, сквозь зубы и брезгливо поджатые губы, академичное изложение инквизитором-дознавателем Анфисой особенностей архитектуры представленных к ее рассмотрению культовых сооружений. Душевную инквизиторскую неприязнь к той эпохе и к римско-католическим понтификам, клирикам того времени она и не подумала как-то замаскировать.