Текст книги "Первые ласточки"
Автор книги: Иван Истомин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Глава 9
Поторопился
1
Куш-Юр тогда не застал Парассю в Аксарке – она с сыновьями поехала на песок-салму, не верила в гибель Мишки. Дом остался запертый. Подождал Куш-Юр два дня и уехал.
Вернулся Куш-Юр в Мужи и пошел к Сеньке Германцу рассказать о несчастье Парасси – может, примет ее, если та захочет вернуться? А у Сеньки тоже закрыто. Он, сообщили соседи, неделю назад женился и уехал с женой на покос и рыбалку. С собой захватили девчонок. Жену зовут Верка, она девка-сиротка, такая ленивая и непутевая, как сам Сенька, прозванная сельчанами сразу же Ичмонь – Молодуха.
– Вот нечистая сила! – заскреб Куш-Юр голову. – Поторопился…
Но ждать Сеньку не стал, поехал вслед за Ма-Муувемом в Овгорт, верст за сто. Два дня добирался туда, только Ма-Муувема с сородичами не застал. Местные остяки сказали, что старшина уехал обратно два-три дня назад.
«Удрал, – сокрушался в душе Куш-Юр. – Удрал, конечно, за Большую Обь. Там и сдадут рыбу рыбтресту. А выгода Ма-Муувему – никто не видел, как он эксплуатирует сородичей. Вот нечистая сила!»
Пожил Куш-Юр на Сыне неделю, ездил по разным селениям-юртам. Посмотрел, как живет народ, как промышляет. И вернулся в Мужи.
Тут он встретил рыбаков, приехавших снизу, где нерест идет, – с вонзевого лова. И с ними Парассю из Аксарки.
– Ну вот, так и думал – приедет она, а Сенька женат, – качал головой Куш-Юр. – И будет у Сеньки две жены. Первый, поди, среди зырян двоеженец. Свой Ма-Муувем.
2
Возвращаясь из сельсовета, Куш-Юр навестил Парассю. Сенькина избенка маленькая, одна комнатушка с кухней, с двумя окошками, низенькая, кособокая, у входа две слеги подпирали стену. Пустой хлев с амбарчиком низенькие и ветхие.
– Здравствуйте, – поздоровался председатель, задевая головой за притолоку.
Парасся лежала на старой деревянной кровати у входа лицом к стене и, видно, дремала, а трое парнишек играли на полу. На его голос Парасся повернула лицо, вытянутое зобом, – отчего и кличка Гаддя-Парасся – Зобастая Парасковья, поморгала и узнала председателя.
– Ой… – она спустила босые ноги с кровати, тяжело села. – Вуся… как тебя… Роман Иванович… Пройди, – и попыталась встать.
– Сиди, сиди, – председатель увидел, что Парасся действительно «грузная». – Я пройду… – Он, остерегаясь, чтоб не стукнуться головой, обтер сапоги об тряпку и шагнул три раза – вся тебе изба.
Ребятишки перестали играть и подались к матери. Старший, лет пяти, по всему видать – Сенькин, а двое меньших, двухлетних, одинаковых – рыжие, в Мишку. Все трое сразу же забрались на кровать.
– Испугал ребятишек. – Председатель занял чуть не половину избушки. – Зашел проведать вас в горе, как узнал, а в Аксарке не застал.
– Да, да. Ездили мы на салму к Озыр-Митьке, да не доехали, – закивала головой Парасся. – Встретили в Пуйко мужевских рыбаков, Варов-Гриш был там. Они и подтвердили, что Миши нет в живых. Я и не поехала дальше… Ой, несчастье негаданное!.. – Она повалилась на подушку, стала рыдать-причитать. Сыновья прикусили губы, чтобы не заплакать.
Куш-Юр снял наконец кепку и опустился на скамейку возле стола. Тоже загоревал, вздохнул, барабаня пальцем по столу. Когда Парасся успокоилась, он поднялся.
– Да-а, теперь уж все. Хорошо, что приехала. Гриш, наверное, помог тебе перебраться из Аксарки.
– Он. – Парасся вытирала слезы уголком подушки. – Спасибо ему, а то не знала, как и быть – были ведь две лошади и телка. Продали, здесь можно купить животное. Было бы на что…
– Правильно… Вот нечистая сила – поторопился… – Куш-Юр, не докончив, вопросительно взглянул на Парассю.
– Знаю, – фыркнула та. – Сенька да Верка – два сапога пара. По одной колодке сшиты – ленивые!.. Ичмонь!.. Тьфу! Знала – не ехала бы лучше! Как будем жить-то?..
– Ничего, – успокаивал Куш-Юр, но сам не знал – действительно, как будут жить? Парасся считает эту избенку своей – живут в ней три дочери. Да Сенька-то хозяин избушки – не захочет выйти, мыкаться квартирантом. К тому же виновата во всем Парасся – она заварила кашу. Сенька и так два года терпел, а сейчас нашел Верку, девку намного моложе Парасси.
Куш-Юр переменил разговор, стал расспрашивать об Озыр-Митьке да Квайтчуня-Эське – Мишка-то заработал, наверное, за пол-лета.
– Конечно. Но они еще на салме, – голос Парасси опять вздрогнул.
– Получишь, когда приедут. – Куш-Юр ходил по избе из угла в угол. Удивлялся, как будут жить в такой тесноте – поставить можно только одну кровать, а семья вся будет самое меньшее десять душ. На печке, на полати, на полу придется спать. – Да-а, тесновато. Что-то надо придумать… Ну, я пошел!
Но тут зашел Сенька в рыбацкой одежде. Увидев Куш-Юра и свою Парассю, беременную, в окружении сыновей, вытаращил глаза, заморгал ресницами.
– Э… э… это что такое?!. – насилу выговорил Сенька, держась за скобу двери. – Избушка-то была на замке?
– Открыли, – отступая назад, сказал Куш-Юр. – Проходи. – И сел на лавку около стола.
Сенька неотрывно смотрел на Парассю, которая плакала навзрыд.
– Ничего не понимаю… – Сенька отпустил скобу двери. – Ты-то, собака, зачем здесь? – закричал он на бывшую жену. – Дождалась? Проваливай! Не нуждаюсь в тебе – есть Верення, Ичмонь.
Председатель шагнул к Сеньке и оттащил в сторону.
– Тихо, тихо… – призывал Куш-Юр. – Несчастье случилось у Парасси.
Сенька вначале не слушал, порывался проучить Парассю, вокруг которой на кровати голосили ребятишки. Но потом разинув рот слушал Куш-Юра, искоса поглядывая на рыдающую женщину. Мало-помалу начал понимать ее горе.
– Все равно пускай уходит! Не надо мне ее! – твердил Сенька, но сидел спокойно.
– Уйдет, уйдет она. Я сегодня же найду ей место. – Куш-Юр мял в руках кепку. – Ничего, она проживет. Есть у нее деньги. Продала две лошади и телку. Получит еще заработанные Мишкой.
Сенька вдруг сообразил – Парасся, оказывается, денежная, а у него вечно нехватка. Но ответил сдержанно, чтобы не спугнуть:
– Подумаешь, есть деньги да еще получит… – И встал с места. – Опять беременная, еще один рыжий будет… – Он бросил злой взгляд на Зиновея и Миновея, а своему сыну Галу улыбнулся.
Зашли дочь Анка, старшая, и Ичмонь-Верка в полушалке поверх баба-юра, одетая в старенькую кофту с подпоясанным сарафаном, белобрысая, сероглазая, с вечно выставленными вперед зубами.
– Мама приехала! – воскликнула Анка и кинулась к ней, а Верка отступила назад, широко раскрыв рот.
– Вуся, – Куш-Юр улыбнулся, глядя на Ичмонь-Верку.
Та густо покраснела и кивнула головой, ничего не понимая.
– Тут такое дело – она приехала, – Сенька ткнул рукой в сторону Парасси, обращаясь к Ичмонь. – Стряслась беда – Мишка сдох… А кого вы оставили караулить рыбу?
– Нюрку да Нюську, – ответила Ичмонь. – А как же теперь мы будем… жить?
Глава 10
Не будет венчания!
1
Гриш не нарадовался – будет в Мужах югыд-би, а к тому времени докончит избу и справит новоселье. Он временно перешел из ветхого дома на квартиру брата Пранэ, пока тот промышляет с Микулкой да Петруком, Перенес рамы из старого дома в новую избу – семь пар, со стеклами. А потом складывал печь, строил сени, крыльцо, засыпал глиной и опилом потолок. Все это заняло больше двух недель.
– Ну, завтра мать приедет с покоса на воскресенье и – новоселье! – ликовал Гриш, хвастаясь перед ребятишками.
– Ура-а-а!.. – кричали они, шумно носясь по пустому дому.
Вечером приехала Елення с покоса, обрадовалась – можно перебираться.
Назавтра, в ветреный день, Гриш, Елення, Февра и бабушка Анн взялись ошпаривать кипятком каждую деревянную вещь. Многоведерный самовар достался Гришу при дележке отцова наследства. Раньше ставили его для большой семьи. Гриш им почти не пользовался, но сегодня пригодился – кипятят самовар прямо на улице и ошпаривают, чтоб не занести ненароком в новую избу клопов и тараканов. Вытрясли постели и одежду. Перебрались. Кровать родителей поставили в горницу, там же и кроватку двухместную сыновей, а для Февры в прихожей Гриш устроил что-то вроде дивана.
Под вечер пришел Куш-Юр.
– С новосельем надо вас поздравить. – Он особенно старательно вытирал сапоги.
– Милости просим, заходите! – Гриш приколачивал вешалку.
– Полено-то где? – спросила Елення.
– Какое полено? – удивился Куш-Юр.
– Э-э, точно – неси-ка полешко али щепки, – и Гриш пояснил, что в новую избу, в первый раз нельзя входить в пустыми руками. – Бери побольше, чтоб на неделю хватило Еленне топить печку.
– Ладно. В следующий раз. Сапоги вытер уж. – Куш-Юр вошел осматривать обе комнаты. – Так, так, так… А у меня к вам обоим просьба.
– Какая? – усмехнулся Гриш. – Не думаешь ли занять с Сандрой горницу распригожую? А?
– Не-ет, мне и на старом месте будет хорошо. – Куш-Юр сел на скамейку возле печи, как раз посредине избы. – Понимаете, Гаддю-Парассю надо устроить где-то жить, нечистая сила. Тесно у Сеньки Германца, да и неудобно – получается две жены…
– Гаддю-Парассю? – Гриш посмотрел через плечо. – Интересно…
Елення выскочила из кухни, вытирая руки передником.
– Ой беда-беда! Гаддю-Парассю-то зачем к нам?
– Никто не хочет взять ее на квартиру, – пожал плечами Куш-Юр. – Ни в какую. Детей своих полно.
– И мне близко не надо, – Елення заметно расстроилась. – Что же это такое? Ждала-ждала новоселья, а тут…
– Ненадолго, – сказал Куш-Юр. – Как найду квартиру, так и…
– Не надо мне, Роман Иванович, никакой Парасси! Не надо! – плакала Елення. – Не успела зайти – и вот… Только этого и ожидала! Не зря, видать, увеличивали половину избы, пригодилась. А у других-то небось пустуют хоромы, а их не трогают. Идут к Гришу – он примет всех. А жить-то ведь мне. Его вечно нет дома. Ой, господи! Это же наказание! Мне и так нелегко… Нелегко ведь!.. – закончила она. Рыдая, ушла на кухню.
Илька сидел у стола между двумя окнами и что-то рисовал. Он вдруг понял – из-за него нелегко матери. Он прикусил губу, чтобы не заплакать. А Федюнька сорвался с кровати, настороженно поглядывая на Куш-Юра, побежал к матери.
– Ну-у, нечистая сила! Расстроилась… – председатель поморщился. – Я ведь заикнулся только, что Парассю негде устроить. А тут… Да живите! Не буду трогать! У вас и верно больной, – он посмотрел на Ильку, сидящего к нему спиной.
– М-да, – Гриш слушал, как всхлипывает Елення, уткнув лицо в передник. – Не плачь, не будут трогать, слышь?.. А хоромы-то, верно, есть ведь у Озыр-Митьки да Квайтчуня-Эськи. Митька даже строит двухэтажный дом, а жить некому, кроме Эгруньки и Яшки… Ты бы, Роман, взялся за них, а?
– Вообще-то правильно, надо взяться за них, хватит им шиковать. Да боязно – квартирантов-то, не успеешь обернуться, закабалят или выгонят с треском…
– Есть сельсовет, – Елення уже не плакала.
– Точно, – Гриш, подойдя к стоящей у стены деревянной вешалке, опять взялся стучать.
– Сельсовет-то сам ютится в уголочке. – Кухня еще не была отгорожена, и Куш-Юр посмотрел на Еленню. Она возилась как ни в чем не бывало у жаркой печи. – Вот так-то, друзья. А тут надо устроить Парассю – у ней есть немного денег – Мишкой сбережены. Если Парасся попадет к Митьке или Эське – плакали денежки. Они ведь такие, нечистая сила…
2
– Мамэ, – прошептала Февра, глядя через кухонное окно. – Германец и Ичмонь зашли в сени. С «подарками»…
Открылась дверь, вошли Верка и Сенька. Оба не с пустыми руками – Ичмонь с ворохом щепок, а Германец нес два полена.
– С новосельем!.. Вуся!.. – сказали оба и вывалили «подарки» возле таза, а потом стали обтирать ноги.
– Вуся! – воскликнул Куш-Юр. – С поленьями и шелками? А я не догадался сперва.
– «Не догадался»… – засмеялся Гриш. – Милости просим!
– Принесли долг хозяйке, а вас нет и в помине. В сталом доме – окна выставлены, гуляет ветел, – лепетал Сенька необычно многословно, все еще обтирая ноги. – Посмотлели, а окна в этой избе и дым валит. Вот и плишли… Долг, говолят, платежом класен. Блали пли женитьбе на сулею, а сегодня можем платить – стали богатыми, – и Сенька засмеялся.
– Ага! – Верка хохотала, выставив зубы. Не закрывая рот, торопливо порылась в кармане старой кофты и протянула Еленне долг. – Спасибо, выручила. А то Семэ и я просто не знали, где и взять на сулею.
– Пожалуйста, пожалуйста, хоть со стройкой и туго. – Елення взяла долг и пододвинула скамейку, улыбаясь. – Садись, Ичмонь! Ты ведь теперь Ичмонь, не так ли?
– Так, так, – Верка, довольная, села.
– Ты, Семен, поди, рыбу сдал рыбтресту и стал богатым, а? – спросил Куш-Юр, подмигнув Гришу.
– Нет, тут длугое… – Сенька кончил обтирать бахилы и пошел смотреть горницу. – Ах, как класиво! – воскликнул он, хотя стены были голые, из пазов свисал мох. Только в углах горницы висели образа.
Илька повернулся к нему.
– Иди сюда, дядя Сем. Посмотри, как я рисую. Цветочки в горшочках! У нас однажды в горшке были цветы. Большие! Зимние! Но зимой все равно замерзли. А эти – на бумаге! Повесим – фию-у!..
– Точно, сынок, – похвалил Гриш. – Все сделаем-смастерим помаленьку-потихоньку. Сюда, начальство большое и малое!
Сенька и Куш-Юр зашли в комнату, подошли к Ильке.
– Ну-ка, покажи, как ты рисуешь, – председатель вгляделся в рисунок. – О, так ты художник?!.
– А что такое… художник? – изумился Илька.
– Ну, художник – это кто рисует хорошо, делает красиво. – Куш-Юр взял листок. – Смотри-ка! Цветочки в горшочках!
– Только бумажки маленькие. И не намалеваны – плостой каландаш, – заметил Сенька.
– Да-а, раскрасить – было бы хорошо. И покрупнее.
– У меня нечем. И бумажки маленькие, – вздохнув, пожаловался Илька.
– Найдем. У меня есть карандаши – красный и синий. И бумага большая. Принесу. – Куш-Юр все еще любовался рисунками.
– Красный и синий?! И бумага есть?! – воскликнул Илька. – Айэ, дядя Роман хочет подарить мне красный и синий карандаши и бумагу большую-большую!.. – Он, слезая со стула, бухнулся на пол.
– Хорошо, прекрасно, – промычал Гриш, прибивая к стене гвоздь над кроватью, на которой стояла тальянка. Он держал гвозди во рту. – А спасибо?..
– Спасибо, дядя Роман Иванович! – сказал Илька через плечо и двинулся на кухню, чтобы обрадовать мать.
– Потом будешь благодарить. – Куш-Юр продолжал рассматривать рисунки, еле различимые в вечернем сумраке.
– Аххх!.. – затряс рукою Гриш, угадав по пальцу молотком.
– Кончай, Глиш, отдохни. – Сенька сел на стул, не снимая шапки, будто хотел казаться выше. Вытащил трубку. – Покулим…
– Правильно. – Куш-Юр сел возле окошка. – Здесь, наверное, еще не курили.
Гриш затряс кудрями:
– Не-не-не! Нельзя в новом доме дымить!..
– Вот нечистая сила! – хмыкнул Куш-Юр.
– Тогда тлубку плидется сосать.
– И сосать тоже нельзя! – рявкнул Гриш, а потом повернулся лицом к ним и захохотал: – Ага, испугались? Курите! Но лучше пойдемте во двор, на вольный воздух. Сумрачно стало в избе.
– Можно и во двор. – Куш-Юр первый двинулся к выходу.
– Бели галмошку, – предложил Сенька, – будет веселей…
3
Было еще светло. Расположились на крыльце. Гриш положил гармошку рядом, стал вертеть цигарку.
– Посидим на воле. Мне как раз надо с тобой, Семен, поговорить. – Куш-Юр, садясь, надел кепку.
– Валяй, Сенька сел рядом, ухмыляясь.
– Значит – ты стал богатым? Это хорошо, – начал председатель. – Но такое дело – Парассю никто не хочет пустить на квартиру.
– И не надо, – решительно ответил Сенька с тем же выражением на лице.
– Как не надо? Она вот-вот родит, а у тебя и так тесно. Она теперь не твоя, нечистая сила. Твоя-то вон, – Куш-Юр кивнул на кухонное окошко.
– Мы договорились, – Сенька опять улыбался.
– Ты что все ухмыляешься, Семен? – сказал Гриш. – У попа, что ли, обедал?
И Сенька выложил – Парасся не уйдет никуда, а за это она дает деньги на покупку коровы и лошади. Сенька и Верка будут ухаживать за скотиной, а Парасся делать домашнее дело, следить за всеми детьми. Против совместного житья Верки с Сенькой она не может иметь ничего – сама виновата. Она дала деньги за сулею, выпитую при женитьбе Сеньки. А спят молодожены пока в амбарчике.
– Вот так надо жить! – Сенька подмигнул Куш-Юру.
Председатель и Гриш переглянулись.
– Вот нечистая сила! – Куш-Юр встал. – Зря я, выходит, старался. Еленню до слез довел – сюда хотел Парассю на время. А вы… Тьфу!.. Надо было мне зайти сперва к Парассе.
– Надо было, – качнул головой Гриш. – А Сенька оказался хитрец – будет с конем и коровой. И жеребец наготове. Полное хозяйство – елки-моталки!
Сенька расцвел:
– А ты думал?.. Ты думал, я совсем глупый? Тепель вот только заготовить сено. Но ничего. Деньги мало-мало есть. Можно купить сено…
– Гм, – хмыкнул Куш-Юр. – Можно купить… Ты бы хоть за своей избушкой-то следил – вся перекосилась. И надо расширить хотя бы немного.
– Во, во. Сразу же квартиранта найдет сельсовет, – Гриш взглянул на Куш-Юра, пряча улыбку в темных усах.
– Ну, это ты брось, – ответил председатель – Мало ли – бывают ошибки. Семену нужно расширить квартиру.
– Вот дал бы Глиш мне сталый дом. Может, соблал бы тли стены, чтобы добавить, – пролепетал Сенька.
– Мать родная! – воскликнул Гриш и встал. – Верно ведь! Из этого дома… – он пошел вперед и стал заглядывать внутрь через пустой проем, – вполне можно собрать хотя бы три стены. Вот вернусь с осеннего лова и помогу тебе, Семэ, разобрать и поставить горницу. Пойдет?
– Пойдет! – невозмутимо ответил Сенька, попыхивая трубкой.
– Когда едешь? – настороженно спросил Куш-Юр.
– Послезавтра.
– Фи-ю-у… – свистнул Куш-Юр. – Вот нечистая сила! А я хотел свадьбу справить. Теперь вроде ждать нечего. Надоело уже.
– Давай, давай… – возбужденно вскочил Сенька.
– Чудесно-расчудесно! – потирал руки Гриш, придвигая гармошку. – Завтра, а то некогда… И мне бы тоже надо справить небольшое новоселье.
– А что? – обрадовался Куш-Юр. – У меня тоже свадьба-то небольшая. Соберемся здесь и – дело с концом. Сулея-то, наверно, у тебя есть?
– Есть! Брал на пароходе. – Гриш взял в руки тальянку.
– И у меня есть, даже не одна…
Сенька понял, что праздновать придется единожды, и заскучал, зевнул даже.
– Елення, идите сюда! Быстро-быстренько! – позвал Гриш и начал легонько наигрывать.
Сразу появился Илька, а за ним Елення и Ичмонь.
– Завтра новоселье и свадьба Романа с Сандрой за одним столом! Каково?!
– Ой, беда-беда! – хлопнула Елення себя по бокам. – Новоселье и свадьба? А венчались?
– Нет, не будет венчания! Сандра согласна! – отрубил Куш-Юр, улыбаясь.
– Вот это да-а!.. – засмеялась Елення. – Совсем по-новому!..
– Мы тоже по-новому, – похвасталась Ичмонь-Верка. – Ведь по-новому, Семэ?
– Пойду скажу, чтоб готовилась Сандра к свадьбе. У нас есть чем угостить.
– И нам не надо готовиться – с вонзевого лова привез осетрины, балыка и прочего разного. Только испечь разве шаньги. – Гриш заиграл громче, а у ног его сидел Илька и затаенно слушал, глядя на отца.
Куш-Юр, попрощавшись, пошел из ограды. За ним, только в другую сторону, потянулись Германец и Ичмонь, взявшись за руки. Гриш крикнул им вслед:
– Погодите немного, в решете сур вынесу! – и засмеялся. Засмеялись и другие.
Елення засуетилась. А Гриш уселся на ступеньку крыльца и заиграл вовсю, с прибаутками, веселя ребят.
Назавтра состоялось новоселье со свадьбой.
4
Гриш вернулся с осеннего лова и, управясь мало-мальски с домашними делами, собрался было разобрать старый дом, чтобы пристроить три стены к Сенькиной избенке. Но Сенька раздумал.
– Нет, это елунда, – лепетал он, сидя на крыльце Гриша. – Заводить так заводить новый дом, как у тебя. Куплю лошадь и буду возить себе лес. Избенка еще телпит год. Сколо зима, подделжат слеги. Есть деньги. Вот только найти коня холошего. Гажа-Эль, помнишь, сказал на свадьбе Куш-Юла и Сандлы: «Я отказался от этой тлухлятины, а ты залишься на нее. Купи коня, пока дает деньги Паласся. Вози лес, а желебца продай. И будет новый дом…»
– Что-то я не слышал на новоселье-свадьбе такие слова. – Гриш стоял перед старым, ушедшим в землю домом.
– Конечно, не слышал, – хмыкнул Сенька. – Ты только кличал: «Голько! Голько!», а мы лазговаливали да дули вино…
– Ну смотри, тебе жить. Верно, трухлятина…
А перегораживать Обь и ловить рыбу до загара Сенька согласился. Возили на Карьке жерди и ждали, когда встанет Обь.
В один из дней, ранним солнечным утром, лежа в кровати, Сандра прошептала мужу, что она, кажется, беременная. Вот тут шевелится, мол. Куш-Юр пощупал – верно. Оба обрадовались – значит, Сандра не хабторка, как при Мишке-Караванщике, нашла себе настоящего, любящего друга, Романа. Дочку или сына родит – все равно. Сандра будет матерью. Вот вам и наказание от Бога за житье с неверующим человеком.
Узнала об этом хозяйка квартиры Марпа. И Елення. Пошел по селу слух, что Сандра беременная. А Куш-Юр ходил, счастливо улыбаясь.
