Текст книги "Первые ласточки"
Автор книги: Иван Истомин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Глава 7
Илька
Илька подрастал, и мир раздвигал перед ним свои горизонты. Сверстники играли с ним, но здоровые и резвые ноги уносили их далеко, и Илька оставался один на тихой улице.
Он завидовал ребятишкам, но уже научился не обижаться на них, что-то подсказывало ему, что так будет всегда, что одиночество временами будет плотно обступать его. И если горевать и обижаться – не хватит сердца.
Вот и сейчас… Только что веселая ватага во главе с Петруком катала его во дворе на лужайке в ящике из-под рыбы. Можно было и в нарточке, но в ящике намного интереснее. Катали-катали и убежали все на Обь – купаться.
Илька сидит, пригретый ярким добрым солнцем, мечтает. Найдет он однажды волшебную встань-траву и станет здоровым и сильным. Далеко-далеко пойдет по земле на упругих ногах, чтобы увидеть те края, откуда приходят пароходы.
Он не загадывал, кем будет, когда вырастет. Он всегда воображал себя только здоровым, сильным, несущим волшебную встань-траву всем несчастным…
И еще мечтал Илька вот так же легко и весело, как и бабушка Анн, складывать песни и сказки, чтобы все заслушались – и дети, и взрослые. И еще он хотел, чтобы ожили смешные зверята и птицы, которых он лепил из глины в часы задумчивого одиночества…
– А Илька опять один… – подошла двоюродная сестренка Лиза.
– А ты не пошла купаться?
– Да тебе скучно одному. Бабушка что говорила?
– Я, может, тоже пойду… погляжу хоть с горки…
– Что ты, Илька?
– Как-нибудь доползу.
– Сам?
– А что? – Илька двинулся с места.
Лиза побежала вперед по тротуару до соседней бани:
– Не пройти тебе здесь: грязно.
– Грязь теперь теплая. Как-нибудь! Отсохнет потом, отвалится.
– Стой, стой!.. – крикнула Лиза. – Я придумала!
Она приволокла доску и положила ее перед Илькой.
– Перебирайся!
Илька вполз на доску.
– Теперь бы еще одну. Я перелезу на нее, а эту передвинешь ты вперед.
– И правда! – обрадовалась Лиза.
Они вымазались, как чертенята, но все-таки добрались до взвоза.
В безветрии река слепила глаза, как зеркало, в которое заглянуло солнце. Возле берега плескалась ребятня. Сколько шуму, гаму, визгу! Как кулики – уже семь раз искупались, наверно.
Лиза в нерешительности потопталась возле Ильки и полувопросительно сказала:
– Ну, я пойду…
– Валяй, – вздохнул Илька.
И она поспешила вниз, на берег.
Словно нехотя чайки скользили над рекой, и отражение их лениво проплывало в голубой воде. «Вот здорово было бы, если бы рыбы отражались в небе!» – подумал Илька.
– А-а, ты тоже пришла… – Петрук заметил Лизу.
– Я не одна…
– Илька?! Кто его сюда притащил?
– Мы сами дошли. Передвигали доски и дошли.
– Мать честная!.. Сюда приволочь парнишку?!
Лиза встрепенулась:
– Февра идет…
– Ну, теперь вам обоим попадет.
– Ты как сюда попал? – изумилась Февра.
– Мы сперва играли у дома, а потом пришли сюда, – ответил Илька.
– Кто это – мы?.. Петрук еще, что ль?
– Нет… Мы… я пришел… один…
– Один? По такой грязи? – не поверила Февра. – Теперь попадет от мамы, что не уберегла тебя…
– Что, влетело? – подходя, добродушно усмехнулся Петрук.
– Тебе бы тоже надо… – сердито откликнулась Февра. – Оставили одного. Смотри, как извозился – лица не видно. Опять мама будет ругать.
Если бы Февра успела распалиться, представляя себе, какую нахлобучку получит от матери, то Ильке, возможно, достался бы и шлепок, но тут кто-то закричал:
– Пароход идет! Биа-пыж! Биа-пыж!.. Пароход!
Детей как ветром сдуло с яра. Все бросились к реке. А Илька остался. У него защемило в горле и навернулись слезы. Хорошо им, здоровым. Куда хотят – туда и бегут. А тут до взвоза добрался – и то ругаются…
Пароходы ходили редко и нерегулярно, и прибытие каждого из них было событием для всего села. Ильке повезло, что он оказался у реки. Он любил смотреть на пароходы. Ветер доносил от них запахи неведомых краев. Сердитые матросы вытаскивали на берег мешки с мукой и чудесным сладким сахаром, похожим на чуть желтоватый и крупный прибрежный песок. Обидно, очень обидно, что ему не видать, как подходит долгожданный пароход.
Февра бродила в воде возле берега. Вдруг она посмотрела вверх на Ильку и быстро поднялась по взвозу:
– Тебе, наверно, не видно?
– Не видно, – вздрагивающим голосом ответил Илька.
Февра подхватила брата под мышки и потащила на самый берег.
– О, пришел Илька! – загалдели ребята. – Смотри, вон где пароход! С баржами идет!
Илька смотрел во все глаза.
Пароход только что вышел из-за поворота, но можно было различить, что он ведет на буксире две спаренные баржи. Пароход и баржи медленно меняли очертания. Они то удлинялись, то укорачивались, а временами казалось, что они удаляются и скоро скроются за поворотом.
На воде все выглядит иначе. Вон лодка, что плывет сюда, – кажется, что встала на дыбы. Вроде столбик какой-то торчит из воды. С яра другой берег хорошо видать, а отсюда – только вершины тальника. А если наклониться пониже, то и вовсе покажется, что нет никакого берега и даже воды, а будто есть на свете одно сплошное небо, летать хочется!
– Петрук, кинь камешек в небо!
– Куда? – не понял Петрук.
– В небо! – засмеялся Илька. – В воду кинь!
Петрук поднял гальку и швырнул ее над самой водой. «Чик-чик-чик»… – зарикошетила она, едва прикасаясь к воде.
Пароход между тем приближался.
– «Красная звезда»! «Красная звезда»!.. – узнали ребята.
Живя у реки, они все пароходы знали наперечет и могли по одному гудку угадать, который из них подошел.
На берегу стали собираться взрослые.
Биа-пыж загудел так громко и пронзительно, что и дети, и взрослые зажали уши.
Он подходил к берегу. А Ильке казалось, что он сам плывет навстречу неведомым городам и людям…
Глава 8
Ма-Муувем
1
Дождь перестал хлестать по мокрым окнам, ставням и стенам, но по-прежнему дул ветер. Небо только-только прояснилось над западными игольчатыми увалами. Был полдень, и на влажных тротуарах и мостовых все чаще раздавались шаги прохожих – не работали: Ильин день. Во двор Варов-Гриша зашли мужчина и женщина, оба, видать, хмельные. Плотный мужик в красной суконной парке и броднях, а женщина, намного моложе, в суконной зеленой ягушке. На голову женщины накинут цветастый платок с длинной бахромой из льняных ниток, а на ногах нюки-ваи – сшитая из замши обувь. Они сильно спешили, не вытерли ноги и зашли в избу Варов-Гриша, долго шаря входную дверь.
– Батюшки! Ма-Муувем и Туня!.. – Елення, не трогая самовар, убирала со стола после еды. – Смотри, Сандра, кто да кто пришел. Вуся!
Но Ма-Муувем, ничего не соображая и брызгая слюной, сразу же пошел вперед.
– Где хозяин? Мой лодка потерялся! Везде искал, не нашел. Вы взяли!
– Что такое?! – удивилась Елення. – Мы не трогаем чужое! И хозяина нету – промышляет на Нижних песках.
– Не в обычае это – лодки терять, – добавила Сандра. Она пришла поздравить именинника Ильку.
– Твое дело нету! – махнул рукой бывший остяцкий старшина и тупо уставился на хозяйку. – Елення? Вот лешак – Кришу попал. Тьфу! Но все равно лодку найти надо! Обратно-то как поеду, а?.. Винка тама. Гы-ы… – Он, словно маленький, заплакал, упал на табуретку возле стола. А Туня опустилась на пол недалеко от входа, размазывая с нюки-ваев грязь.
– Наследили – ужас! – Елення, забирая кринку с молоком и деревянную ложку-черпалку, хотела было унести, чтоб гости не задумали чаевать, но что-то вспомнила и кивнула Сандре. Та накинула еще влажную от дождя кофту, полушалок и быстро вышла из избы. А Елення сделалась гостеприимной и вежливой, поставила на стол кринку и спросила: – Чаевать будете?
– А?! – словно испугавшись, поднял голову Ма-Муувем и вытер рукавом пьяные слезы. – А-а… Ладно. Шаньги скорей тащи! Праздновать будем. Сегодня праздник. – И, опустив капюшон, окликнул Туню по-хантыйски: – Сяем ензя! Чай пей.
– Праздник, а ты не додумался рыбки захватить с собой. – Елення поставила на стол шаньги и чашки. – Илькины именины, а ты пустой. Ай-я-яй!
Но гости, казалось, не слышали ничего. Туня, чернобровая и румяная, шатаясь, подошла к столу, оставляя на полу грязные следы. Ма-Муувем, качая подстриженной под горшок головой, сокрушался:
– Вот педа! Вот педа!..
А беда случилась утром – потерялась лодка-калданка с веслом и гребью, а главное, с бутылкой спирта, запрятанной на корме. Потерялась лодка – была опрокинута на берегу против амбара Озыр-Митьки, и теперь нет ее. Весь берег обыскали – нету. Вымокли оба. Потом сказала одна женщина – увели лодку против ветра двое мужчин к Югану. Ма-Муувем и Туня давай бегать по берегу, обогнули село, к Югану вышли, каждую калданку осмотрели – нет! Плюнули и пошли на гору, в село.
– Каждый избушка заходил. Даже сюда попал. Лодка нигде нету!.. – Ма-Муувем заплакал опять.
– Антом, антом! Нету, нету! – пропитым голосом повторяла Туня, проливая на стол почти остывший чай.
Вдруг выглянуло солнце, озарило ярким светом избу.
– Ура-а! – ребятишки кинулись к окошку.
А солнце, немного уйдя на запад, снова скрылось.
– Все!.. – горестно вздохнули ребята.
– Все, – шмыгнул носом Ма-Муувем. – Педа!..
2
– Здравствуйте! – Куш-Юр торопливо вытирал сапоги у порога. – Вуся!
– Вуся, вуся! Будешь гостем! – Елення подмигнула ему, показывая на гостей.
Ма-Муувем и Туня, слыша мужской голос, оглянулись.
– А-а, так у тебя гости! – будто не зная, заулыбался Куш-Юр. – Вот мне как раз тебя и надо, Ма-Муувем!
Бывший старшина испуганно вскинул темные брови и некоторое время сидел, разинув усатый рот. Потом, заикаясь, выговорил:
– А… а… а ты как быстро… приехал?..
– Как быстро? Я уже после того побывал в Обдорске. Месяц целый по рекам петлял, а тебя нет нигде. – Куш-Юр бегло поздоровался с ними, снял кепку и положил на верстак в углу. – Где ты был?
– Тама… – Ма-Муувем кивнул на юг, приподнялся, собираясь уйти.
– Сиди, сиди. Я тоже сяду. Надо поговорить. – Председатель сел на лавку так, что закрыл Ма-Муувему дорогу. Он расстегнул пиджак и вынул из кармана кулек. – Елення, позови Илю!
А Илька уже тут как тут – сидит на полу и улыбается. Приполз ближе.
– Ну, с днем рождения тебя! Сколько стукнуло лет?
– Восемь.
– О, да ты большой! Вот тебе нынешние орехи. Щелкай и поправляйся.
– Спасибо, – Илька, осторожно прижимая рукой к груди заветный кулек, быстро отполз в угол.
Председатель увидел, что Ма-Муувем дымит трубкой, печально задумавшись, и самому захотелось курить. Закуривая цигарку, обратился к бывшему старшине:
– Так где, говоришь, ты был, когда мы искали тебя кругом?
– Тама… – Ма-Муувем, заметно отрезвев, опять кивнул на юг.
– Где «тама»? Ты точно говори. – Председатель готов был рассердиться. – Будто канули в воду. Думали – уехали на север или в Березовский край. А ты здесь…
Ма-Муувем зашевелился, встал.
– Я маленько пьяный. Не терпит говорить. – И сказал по-хантыйски жене, что пора выйти отсюда.
– Нет, нет! Ишь ты! Я теперь понимаю по-вашему. Да и не надо тебе, Ма-Муувем, притворяться – сам знаешь по-русски, да и по-зырянски. И я знаю. Не мудри, а то… будет плохо. Откуда приехали?
Ма-Муувем рассердился, даже почернел.
– Где были, там нету! – крикнул он по-зырянски, изо всей силы застучал трубкой по подоконнику.
– Вот нечистая сила! – заругался Куш-Юр и спросил Туню по-хантыйски, думая, что она знает только свой язык: – Хода усан?
Но Туня ответила по-русски:
– Я не знаю, откуда. Совсем незнакомое место.
– Да мы что сегодня? – рассердился Куш-Юр – Три человека одинаково знают по три языка и не могут объясниться – откуда приехали двое? Смешно! – Куш-Юр спросил более спокойно: – Давно в Мужах?
– В Мужах недавно, та вот пета случился. – Ма-Муувем, посасывая костяную трубку, мало-мальски остыл, заговорил по-русски. – Лотка потерялся. Всюту искали – нету…
– Не может быть…
– Правта, правта, – подтвердила Туня. – Как теперь поетем в Овгорт… – и вдруг спохватилась: выболтала.
– В Овгорт?! Так вы приехали из Овгорта? – обрадовался, председатель и даже привстал: – Та-ак!
– Кы-ыш!.. – встал Ма-Муувем и, глядя на жену, выругался.
Туня, покраснев, испуганно вскочила и кинулась к порогу, а Куш-Юр торжествовал:
– Вот откуда приехали! А говорила: «Не знаю, незнакомое место». А тут под боком, на реке Сыне. И как я забыл заглянуть туда из Азова? Думал, там нет никого. А ты – в Овгорте.
– Вот так-то, – Ма-Муувем перешагнул через лавку, вовсю дымя. – Земля большой…
– Ничего. Обязательно побываю у вас. Посмотрю, как вы промышляете, как живете… – Куш-Юр, чтобы проветрить комнатку от табачного дыма, раскрыл окно и легко вздохнул: – Уфф! Погода-то поправилась – нет дождя и светит солнце! Красота!
– Приезжай не приезжай – нам все равно, – махнул рукой Ма-Муувем и повернулся к председателю. – Лодка-то как быть? Маленько помоги. Вор надо найти!
– Нет тут воров, – ответил Куш-Юр, не отходя от окошка. – Может, прятали так, что сам бес не найдет. А потом пьянствовали и забыли. Почему пьянствуете? Где берете «винку»?
Но Ма-Муувем и Туня молча смотрели друг на дружку, что-то вспоминая.
Куш-Юр бросил взгляд во двор и увидел Эгрунь, выходящую из дома Петул-Вася. На руках она несла закутанного двухлетнего ребенка. В раскрытом окне увидела председателя, улыбнулась, кивнула, здороваясь. Куш-Юр вспомнил: у них, у Озыр-Митьки, всегда останавливается Ма-Муувем.
– Эгрунь! Иди-ка сюда! – поманил председатель. Та подошла, и Куш-Юр показал на Ма-Муувем и Туню: – У вас останавливались?
Эгрунь, подойдя ближе, взглянула.
– Конечно, – сказала она. – А вчера где-то запропастились. Лешак носит их.
– А-а, ты? – узнав по голосу Эгрунь, повернулся Ма-Муувем.
– Понимаешь, Эгрунь, потерялась лодка, нигде не могут найти.
– Вот дураки-то! – громко засмеялась Эгрунь. – Лодка лежит, а они ищут.
– Кте лежит? – Ма-Муувем кинулся к окошку.
– На берегу, под нашим амбаром. Сами спрятали, чтоб надежней…
– Тьфу ты!.. – Ма-Муувем, ругаясь, ринулся за дверь, и Туня за ним, забыв попрощаться.
Куш-Юр и Эгрунь весело хохотали. Подошла Елення, поздоровалась, полюбопытствовала – не у фельдшера ли была, что с ребенком. Оказалось, прорезывается зубик, ничего страшного. Дочка Оленька – вылитая мать: небесные глаза и льняные курчавые волосы.
Вдруг Федюнька с криком побежал на улицу:
– Ма-Муувем – жадина! Вылакает целую сулею![13]13
Сулея – винная бутылка, фляга.
[Закрыть] Нам не оставит… – Наверное, от матери такое услышал.
– У Ма-Муувема есть вино? – удивился председатель, но тут вошла в ограду Сандра. Она на миг остановилась изумленно, узнала по нарядной одежде Эгрунь, решительно пошла вперед и, замедлив шаг возле Эгруни, пропела ехидно:
– Секретничаете?
Эгрунь круто повернулась, а Куш-Юр, улыбаясь, ответил:
– Ма-Муувема разбираем, нечистая сила! Ушли только что…
Эгрунь, переложив дочурку на другую руку, вздохнула:
– Да-а, повезло вам с Караванщиком. Теперь уже все – поженитесь, если еще не женаты, – и хихикнула.
– Нет уж! – твердо сказала Сандра.
– Мы поженимся, когда народ вернется с промысла. – Куш-Юр, улыбаясь, смотрел на Сандру.
– Везет, – вздохнула Эгрунь. – Но ничего… – Попрощавшись, она пошла по высохшему, залитому солнцем тротуару, настукивая каблуками модных ботинок.
3
Тихое, солнечное утро. Петул-Вась только что открыл дверь мир-лавки. Не успел зайти в дверь, как увидел Ма-Муувема, что торопился в магазин с небольшим пустым мешком. Он был без суконной парки, без шапки, в броднях. Рубаха ярко-желтого цвета, длинная, чуть не до колен, а жилет темный, в жирных пятнах. Лицо больное, испитое. И сейчас, видать, пьян.
– Ты все еще здесь околачиваешься? – спросил Вась, здороваясь. – Вижу, почти неделю болтаешься, а в мир-лавку не заходишь. Богат!
– Э-э… – махнул рукой старшина. – Какой погат? Погат теперь нету. Вот куляем, и все. Скоро поедем. Шена в лодке сидит, караулит. Тут, внизу. А я в мир-лавку побежал. Надо маленько купить. У тебя хоть что-нибудь есть? С весны в мир-лавке не был.
– Что-нибудь, может быть, и есть, – Вась ухмыльнулся в светлые усы и решительно шагнул через порог в лавку.
Мир-лавка помещалась в доме на горе у Оби, напротив церкви. Дом имел два крыльца – парадное, с улицы, и обычное, в другом конце дома, со двора. Петул-Вась, в отличие от Гриша и Пранэ, светловолос и синеглаз, с редкими вьющимися кудрями, с пышными усами. Говорили, он похож на покойного отца, такой же нос с горбинкой, только выше ростом. Петул-Вась любит порядок, чистоту и аккуратность. Вот и сейчас, в темном сатиновом халате поверх пиджака и брюк, заправленных в сапоги, он придирчиво проверял, как чисто вытерла пыль уборщица. Он зашел за прилавок, оглядел зорко полки во всю стену – окна изнутри закрыты ставнями, а на полках чего только нет: и разные материалы для шитья, и сукна, и ленты, и бусы, и нитки в юрках,[14]14
Юрок – здесь: связка, моток.
[Закрыть] и иголки, и наперстки, и сети, и ружья с припасами, и медные чайники, и котлы, и чашки. С деревянных штырей свисали сушки, калачи, нанизанные на шпагат. Заглянул под прилавок – там в мешках хранились мука, крупы, соль. Были здесь и сахар, и масло, и плиточный чай. Все-все было, что душе угодно.
– Ой-ой-ой! – у Ма-Муувема разбежались глаза. – Неужели мир-лавка такой погатой стала?
– Как видишь, – улыбнулся Вась. – А ты избегал.
– Я тумал – еще не привез пароход, а тут вон что… – Ма-Муувем вынул из кармана трубку и хотел было закурить, но Вась сурово одернул – богатства можно спалить. – Ну-у, найдем тебе другое – табак за губу класть, – и полез за табакеркой и вотленом – древесной ваткой, чтоб прикрыть табак за губой.
Забежал в лавку чернокудрый босоногий Энька.
– Удочку мне! – крикнул Энька издали. – Тороплюсь! Щучки уже во какие!
– Давай… – Вась выставил перед мальчишкой три небольших коробки. – Выбирай.
Энька, приподнявшись на цыпочки, стал быстро водить глазами с одной коробки на другую и растерялся, не зная, какую выбрать.
– Эту, наверно, – Энька показал пальцем.
– Нет, пожалуй, эту. Сейчас щучки еще мелкие. – Вась закрыл остальные коробки. – Сколько тебе удочек?
Энька готов забрать целиком всю коробку.
– Пять.
– Пять так пять. – Вась завернул удочки в бумагу и вручил Эньке. Тот радостно схватил и было рванулся, но Вась остановил его: – Постой-ка! А тити-мити?..
Мальчик вдруг спохватился, покраснел, медленно вернулся назад и, протягивая издали завернутые в бумажку удочки, виновато прошептал:
– Я забыл, денег нет у нас…
Вась вспомнил: Сера-Марья, жена Гажа-Эля и мать Эньки, недавно брала муку и еще кое-что в долг – ведь строятся.
– А-а… Ну, тогда бери. Прибавлю грошей Гажа-Элю, он мне должен, – сказал продавец. – Бери, бери!
Энька посмотрел с благодарностью на продавца, улыбнулся и пошел к выходу, несколько раз поворачиваясь, не раздумает ли.
– Спасибо! До свидания! – крикнул он и, вылетев в распахнутую настежь дверь, пустился бежать.
Ма-Муувем, досыта наглядевшись на богатства мир-лавки и жалкуя, что это все не его, крикнул:
– Эх, погатство тут! Так бы все и забрал, та лодка мала – калданка…
– Калданка мала? Ишь ты! Хватит твоей семье и останется. – Вась записал в тетрадь пять удочек Элю. – Ну как? Выбрал?
– Денька мало. Рыбы еще не сдавал, – горевал Ма-Муувем. – Придется в долг брать…
– Как – в долг? – не понял Вась.
– Ну, в долг. Потом платить буду, как… Кажа-Эль, как этот парнишка, как другие. Ты же записал? У тебя целая книжка есть.
– О, нет. Не выйдет это дело. Ма-Муувем, хантыйский старшина, и Гажа-Эль, голодранец, – не одно и то же. Подумай-ка!
– Зачем тумать? – Ма-Муувем начал волноваться. – Один закон – ханты ли, зырянин ли, русский ли. Теперь все равны. Нужта есть – пери в долг. Как у меня нужта – деньги нет, рыба не сдал. Как быть? Выручай – пиши в долг.
Петул-Вась стоял на своем.
– Не могу. Нет прав.
– Гм, – недовольно дернулся Ма-Муувем. – Значит, новый закон – зырянский закон? А хантыйский закон нету?
– Есть. Один закон. Гажа-Эль ли, зырянин, или Ермилка – остяк, – одно дело. Ермилке поможем всегда, дадим в долг, что хочет. И другим тоже дадим. А тебе нет – ты был богатый. И теперь богач. Вон неделю гуляешь, а не заходишь. Богач! И Озыр-Митька да Квайтчуня-Эська, зыряне, – тоже богачи. И вам не дадим. Платите денежки или рыбу сдайте, а может, и пушнину. Понятно? – Вась погладил пышные усы.
Ма-Муувем вспылил.
– Нет, не понятно! Тут можно ой-ой сколько купить, а ты не даешь. Тьфу!.. – И взяв заскорузлым пальцем табак из-за губы, бросил тут же у прилавка, Петул-Вась нахмурился и сердито покачал головой.
– Ну, что хочешь-то? – спросил он и кивнул на окошко: – Вон идут покупатели, некогда мне. Сказывай скорее.
– Они подождут. Местные. – Ма-Муувем посмотрел, кто заходит. Может, знакомый кто? Но таких не оказалось. – Меня первым делом обслужить надо. Я приезжий…
– Ты приезжий, только давно уже, неделю. Пьянствовал, а не зашел, – проворчал Вась и обратился к подошедшей старухе: – Что надо, мамаша?
Старуха поздоровалась и сказала, что нужен чай, полплитки, а также полфунта коровьего масла.
– Коровы-то нет теперь – съел медведь, – вздохнула она.
Вась собрался было отпускать ей, но тут опять привязался Ма-Муувем – разогнал всех от прилавка, размахивая пустым мешком. Стал требовать, чтоб вначале обслужили его.
– Меня надо перед! – орал он и вдруг увидел Куш-Юра, вошедшего в мир-лавку.
– Неделю пьянствовал, а теперь требует отпустить в долг, – обратился Петул-Вась к Куш-Юру.
– Ну, нечистая сила! – Куш-Юр ненадолго снял с головы кепку, снова надел. – На что ты пьешь? Почему не рыбачишь в такую погоду? Забрать надо тебя и посадить!
Ма-Муувем испугался.
– Ой, не надо! Посадить не надо! Я все скажу… – Он выложил председателю, что приехал в Мужи к приходу парохода, сумел достать «винки», истратил все деньги. Вот и пьянствовал маленько. А когда отгулял – денег нет, и «винки» нет, и не куплено ничего. Вот и пришлось ему просить в долг. – Помоги, а? Расплачусь.
– Нет! – отрубил председатель и кивнул на продавца: – Правильно он говорит – нельзя тебе сравняться с бедняками…
– Гажа-Эль – какой педняк? Пьяница! – Ма-Муувем сунул в рот табак и древесную ватку.
Но Вась строго предупредил:
– Опять бросишь под ноги к прилавку? Смотри у меня.
– Вот видишь? Безобразие это, – сказал Куш-Юр стоящему у прилавка в стороне Ма-Муувему. – А еще просишь помочь. Гажа-Эль, конечно, пьяница да не такой, как ты. Он старается, и ему надо помочь.
– Э-э!.. – тяжело вздохнул Ма-Муувем и, ворча что-то под нос, повернулся и вышел из магазина
