Текст книги "Первые ласточки"
Автор книги: Иван Истомин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Ёрхо
Хантыйская сказка
Рассказал П. Неткин
В тайге, в дремучем лесу, жил батрак-ханты со своей женой. Всю жизнь работали они на чужих людей, всю жизнь бедствовали. Было у них трое детей – двое юношей и младенец в люльке. Младенцу исполнилось всего три месяца и звали его Ёрхо.
От тяжелой работы отец и мать рано потеряли здоровье. Как-то раз они оба заболели и вскоре умерли. Перед смертью отец и мать сказали старшим детям:
– Ну, вот мы и умираем. Остаетесь вы, дети, одни. Живите дружно, в согласии. Берегите своего маленького братишку Ёрхо, любите его и ухаживайте за ним, как и мы.
Потом батрак с женой еще добавили:
– Отца своего похороните в золотом гробу, в таком тяжелом, чтобы тридцать лошадей еле тащили. Мать свою похороните в серебряном гробу, в тяжелом, чтобы пятнадцать лошадей тащили еле.
Так сказали они и скончались.
Заплакали дети навзрыд. От горя заплакали, что остались сиротами. Да и где им, нищим, достать такие гробы и столько лошадей? Сидят юноши возле мертвых родителей и ревут во весь голос, а младенец Ёрхо молчит в люльке, только носом сопит.
День ревели так, два ревели. Вдруг на улице загремел гром. Испугались старшие братья, подумали: «Что такое? Разве зимой бывает гром? Об этом даже ни в сказках, ни в песнях не говорится».
Только подумали так – вошел в юрту маленький старичок, весь белый, как зимняя куропатка. Поздоровался он с оробевшими, спросил:
– Скажите, молодые люди, что наказали вам родители ваши перед смертью?
– Отец и мать велели беречь и любить нашего маленького братишку Ёрхо, – ответили юноши. – Еще родители завещали похоронить отца в золотом гробу, в таком тяжелом, чтобы тридцать лошадей еле тащили, а мать похоронить в серебряном гробу, тяжелом, чтобы пятнадцать лошадей тащили еле.
Маленький белый старичок кашлянул в кулак. В тот же миг на улице послышался страшный гром. Когда грохот стих, старичок пригласил братьев на улицу. И тут они увидели вокруг юрты триста молодцов, похожих друг на друга, и много-много лошадей.
– Это мои сыновья-богатыри, – сказал старичок. – Они помогут вам, сироты-юноши, похоронить ваших родителей с честью.
После этого богатыри взялись за дело. Одни из них принялись мастерить золотой гроб, другие – серебряный. В золотой гроб положили батрака-ханты, в серебряный – его жену. Золотой гроб повезли на тридцати лошадях, серебряный – на пятнадцати. Кони еле-еле тащили покойников. Похоронили по-хантыйски: могил копать не стали, гробы поставили рядышком на возвышенном месте среди других гробов.
Сироты-юноши долго плакали над трупами родителей, а когда плакать перестали и оглянулись – ни богатырей, ни лошадей нет, один старичок стоит. Он проводил братьев до их юрты и сказал им на прощанье:
– Ну, сироты-юноши, живите теперь самостоятельно. Любите и берегите крепко своего маленького братишку Ёрхо.
Тут опять загремел гром. Страшно загремел. Юноши испугались, закрыли глаза. А когда гром стих, они увидели, что маленького белого старичка уже нет.
Стали сироты жить одни в тайге. Совсем тяжелая жизнь началась. По-настоящему промышлять они еще не умели, да и сил не хватало ходить далеко. А тут еще трехмесячный, беспомощный Ёрхо. После похорон родителей он стал беспрестанно реветь. На охоту приходилось ходить поочередно. Особенно сильно он ревел ночами и не давал своим братьям спать.
Наконец самый старший брат не выдержал, сказал:
– Зачем нам этот ревущий ребенок нужен? Какая от него польза? Лучше выбросить его.
Средний брат испугался от таких слов, говорит:
– Что ты? Как тебе не совестно? Разве ты забыл наказ родителей беречь его?
Но старший брат и слышать не хотел об этом. Однажды он схватил люльку с ревущим ребенком и выбросил за дверь на мороз. Средний брат чуть не заплакал от злости. Ругаясь, он сразу же занес люльку обратно в юрту.
Так продолжалось несколько дней. Старший брат все чаще и чаще стал выбрасывать люльку с маленьким Ёрхо за дверь, а средний брат каждый раз заносил братишку обратно и качал да плакал от злости на безжалостного старшего брата.
Как-то проснулись юноши утром и видят – люлька пустая. Изумились братья и стали искать младенца. Долго искали, но даже и следа нет, точно ребенок вспорхнул и улетел, как птица.
Средний брат сел у очага и стал плакать. Запечалился и старший брат. Он тоже свесил голову у огня. Так сидели они долго, пораженные странным исчезновением трехмесячного Ёрхо.
Вдруг на улице послышался какой-то шорох. Потом кто-то начал вытряхать со снятых лыж снег, да так сильно, что даже юрта вся задрожала, вот-вот развалится.
Немного погодя открылась дверь, и в юрту вошел красавец ханты, молодой и статный да такой нарядный, что и слов не найдешь, чтоб передать. Поздоровался он с юношами. Те глядят – глазам своим не верят: это же их братишка Ёрхо!
Кинулся средний брат навстречу младшему, стали они обниматься да целоваться. Подошел и старший брат, тоже хотел обнять младшего, но тот отстранил его рукой, сказал:
– Тебе же не нужен был ревущий ребенок. Ты говорил, какая от меня польза. Сколько раз за дверь выбрасывал вместе с люлькой.
Совестно стало старшему брату. Отошел он в сторону, запечалился. Стал думать: «Плохо я поступил с малышом. Заветы своих родителей о нем не соблюдал».
Трехмесячный Ёрхо, ставший красавцем молодцем, видя, как совестно стало старшему брату, сказал ему:
– Ладно, не горюй. Не время нам ссориться. Ревел-то ведь я в люльке из-за чего? Хоть вы и бываете на промысле, уходите из дому, а ничего не знаете. На свете же война идет, великая. Я стал чувствовать это с того дня, как похоронили родителей. Чувствовал и слышал, а сказать вам не умел и из люльки встать не мог.
– А как же ты сегодня ночью ухитрился исчезнуть из люльки? – поинтересовались братья.
Красавец Ёрхо уже сидел у очага. Он объяснил:
– Маленький, беленький, как зимняя куропатка, старичок высвободил меня. Я тут же почувствовал силу необыкновенную. Он поднял меня высоко-высоко, и я увидел сверху ту великую битву. Когда старичок поднимал меня, был сильный гром. Вы разве не слышали?
– Мы ничего не слыхали. Видно, очень крепко спали, – сказали братья, потом спросили: – А что это за война? Кто с кем воюет?
– Большая беда, братцы, стряслась, – начал рассказывать Ёрхо: – Страшные чудовища появились в нашей тайге. На всех они нападают, грабят селения, убивают людей. Весь народ тайги поднялся на них боем, но ничего не могут сделать. Даже половина сыновей-богатырей маленького белого старичка погибла уже в этой битве. Так можем ли мы, братья, остаться в стороне от этой борьбы? Подумайте и скажите мне.
Посмотрели старшие братья друг на друга, стали думать. Потом в один голос заявили:
– Нет, мы не можем быть в стороне от борьбы с чудовищами. Родная тайга разве нам не дорога? Веди нас, трехмесячный богатырь Ёрхо. Покажи дорогу, ведущую к этим чудовищам.
Поели братья, что нашлось, и отправились воевать с чудовищами. Старшие братья взяли с собой свои луки и стрелы, а трехмесячный Ёрхо, ставший красавцем молодцем, засунул за пояс старый отцовский топор. Своего лука и стрел у него еще не было, а отцовский лук и стрелы, что для него, богатыря?
Вот идут они на лыжах день, идут два, идут три. Впереди шагает Ёрхо. Широко шагает. Братья едва успевают за ним. Быстро идут – в ушах шумит ветер, из-под лыж снежный буран поднимается.
Еще три дня шли, потом один день. На опушку леса вышли. Остановились. Старшие братья от усталости тяжело дышат, руками пот с лица вытирают. А трехмесячный Ёрхо стоит, улыбается, даже нисколько не устал. Стали смотреть они с горки. Видят: внизу, на льду Оби, страшный бой идет. Кругом, куда ни посмотришь, целые горы убитых людей валяются. Весь снег красный от крови. Видно, в живых остались только несколько сыновей-богатырей маленького старичка. Эти богатыри, размахивая огромными саблями, наседают на трехглавого чудовища. Оно спокойно хватает их сабли и ломает, как сухие прутья, своими длинными, мохнатыми пальцами. Людям, попавшим в его лапы, откусывает головы и выплевывает, словно неспелую морошку.
Сильное, страшное, видать, чудовище. А немного поодаль преспокойно спят два его старших брата-чудовища – пятиголовое и семиголовое. До них, наверно, очередь даже не дошла.
Испугались было братья Ёрхо, повернули было лыжи свои обратно. Заметил это младший брат, стал стыдить их за трусость и малодушие. Потом сказал им строго:
– Встаньте вот за эти деревья. Внимательно следите за моей борьбой с чудовищами. На первого чудовища стрелы не тратьте, без вашей помощи, пожалуй, справлюсь. А когда буду биться со старшими чудовищами – смотрите и слушайте. Когда я кашляну, один из вас пусть выстрелит в ногу чудовищу. Стрелять надо метко. Помните да не вздумайте испугаться и сбежать.
Сказал так Ёрхо, громко напевая песню, начал спускаться к чудовищу. Подходя к нему, крикнул громко и дерзко.
– Эй, ты, мохнатое чучело! Хватит нам канителиться с тобой! Тоже нашел, чем хвастаться – сабли ломать да головы откусывать. А не хочешь ли по-честному силой померяться со мной?
Услышав такое, трехголовое чудовище сперва изумилось, потом, насмешливо глядя на красавца молодца Ёрхо, страшным голосом прошипело:
– Ах ты, трехмесячный молокосос, сын батрака-ханты! Чего ты выдумал! Со мной по-честному силой померяться? Ха-ха-ха!
– Ну, ты, мохнатое чучело, меньше зазнавайся! Если согласен бороться по-честному, давай, а то ждать мне некогда, – смело крикнул Ёрхо.
Трехголовое чудовище опять громко засмеялось:
– Ха-ха-ха! Что он говорит! А ты сделай сперва площадку для борьбы, да медную, и чтобы толще обского льда была. Тогда попытаем силу.
Трехмесячный Ёрхо ответил:
– Мне для такого дела никакой площадки не нужно. Если ты боишься провалиться под лед, сделай сам медную площадку.
Чудовище подумало, потом сняло с руки медное кольцо. Это кольцо чудовище разжевало во рту и выплюнуло на лед. Тут же образовалась большая медная площадка.
Вот трехголовое чудовище и трехмесячный Ёрхо поднялись на эту медную площадку. Стали бороться. Долго боролись, очень долго. Наконец чудовище попросило:
– Может, передохнем немного. У меня одна голова закружилась.
– Мне отдыхать некогда, – ответил Ёрхо. – Раз взялись бороться, то до конца, пока кто-нибудь из нас не победит.
Стали дальше бороться. Солнце уже два раза спать ухолило, а они все еще барахтаются на медной площадке. У трехголового чудовища уже ноги начали подкашиваться. Через некоторое время оно опять попросило, еле дыша:
– Давай все же отдохнем. Вторая голова кружиться стала.
– Ну, и пусть кружатся, – сказал Ёрхо. – У тебя еще одна голова имеется. У меня вот всего единственная, да терплю.
Чудовище только тяжело вздохнуло, не знает, как вырваться из крепких рук трехмесячного ребенка. Солнце снова два раза спать уходило, а они все борются. Чудовище, видно, совсем из сил выбиваться стало. То и дело на колени припадает. Наконец еле слышно простонало:
– Ой, третья голова закружилась, не могу больше. Однако, свалюсь.
И тут трехголовое чудовище бессильно растянулось на медной площадке. Тогда трехмесячный Ёрхо схватил его за ноги, поднял высоко да как трахнет об медную площадку, все три головы чудовища только с брызгами отлетели в сторону.
– Вот так тебе и надо, людоеду-грабителю, – промолвил Ёрхо. – Не будешь больше тревожить нашу тайгу да губить людей.
Потом он размахнулся и швырнул огромное тело чудовища с такой силой, что оно грохнулось где-то далеко за краем неба. Братья Ёрхо, глядя с высокого берега из-за деревьев, от восхищения только рты разинули.
Расправившись с трехголовым чудовищем, трехмесячный Ёрхо посмотрел под ноги, а медной площадки как не бывало, лишь медное кольцо на льду реки Оби краснеет. Поднял он кольцо, надел себе на палец, промолвил:
– Подберем, может, кому-нибудь пригодится.
Не успел он передохнуть, видит: пятиголовое чудовище проснулось. Одной рукой оно трет себе лоб, в другой руке держит мохнатую голову своего убитого брата и рычит страшным голосом:
– Кто это осмелился погубить моего маленького братишку и кинуть его бедную головушку прямо мне в лицо?
– Я раздавил, как комара, твоего хвастуна братишку, – гордо ответил Ёрхо. – Хватит нам канителиться с вами, мохнатыми чучелами.
Подразнили они друг друга обидными словами, а потом пятиголовое чудовище сняло с руки серебряное кольцо. Чудовище разжевало его во рту и выплюнуло на лед. Тут же образовалась большая серебряная площадка толще обского льда.
Вот пятиголовое чудовище и трехмесячный Ёрхо поднялись на эту площадку, стали бороться. Долго боролись. Солнце уже два раза уходило спать, а они все возятся на серебряной площадке. Но пятиголовое чудовище на ногах держится крепче своего трехголового брата.
Еще два раза солнце уходило спать. Только тогда у чудовища ноги стали подкашиваться, и оно уже второй раз попросило сделать передышку. Да трехмесячный Ёрхо, сын батрака-ханты, разве согласится? Он и слышать не хотел.
Пятиголовое чудовище не знает, как быть, только пыхтит.
– Ой, уже четвертая голова моя закружилась. Теперь у обоих у нас по одной голове. Может, все же отдохнем?
– Отдыхать я не собираюсь, – упорствовал Ёрхо. – Сил у нас обоих еще много.
Чудовище подумало: «Пятая-то голова моя скоро не должна закружиться. Она ведь у меня самая старшая. Пожалуй, напрасно об отдыхе беспокоюсь».
А Ёрхо в уме своем сказал: «У этого последняя голова, видать, не скоро закружится. Не лучше ли хитростью осилить его?»
Ёрхо громко кашлянул. Один из его братьев в тот же миг выстрелил из лука. Стрела пронзила левую ногу чудовища насквозь.
– Ой, в ногу мою заноза зашла. Надо вытащить ее, – крикнуло чудовище и наклонилось.
Ёрхо выхватил из-за пояса старый отцовский топор и одним взмахом отрубил все пять голов чудовища.
– Вот так-то тебе, людоеду-грабителю. Не будешь больше тревожить нашу тайгу да губить людей.
Расправившись с пятиголовым чудовищем, посмотрел Ёрхо под ноги, а серебряной площадки как не бывало. Лишь кольцо серебряное на льду Оби блестит. Поднял он кольцо, надел себе на палец, промолвил:
– Подберем, может, кому-нибудь пригодится.
Не успел он передохнуть, видит – семиголовое чудовище проснулось. И опять между Ёрхо и чудовищем разгорелся спор, а затем чудовище сняло с руки золотое кольцо, разжевало его и выплюнуло на лед. Тут же образовалась большая золотая площадка.
Стали бороться. Ёрхо подумал: «С этим, пожалуй, еще дольше придется возиться. Хитростью скорее осилю его».
Услышав сигнал, один из братьев выстрелил из лука. Когда семиголовое чудовище наклонилось, чтобы посмотреть свою ногу, Ёрхо незаметно выхватил из-за пояса старый отцовский топор. Крепко ударил – все семь голов далеко в разные стороны отлетели.
Расправившись с семиголовым чудовищем, Ёрхо увидел – вместо золотой площадки на льду Оби сияет золотое кольцо. Поднял он его, надел себе на палец, промолвил:
– Подберем, может, кому-нибудь пригодится.
Не успел он вытереть со лба пот, к нему со всех сторон с радостными возгласами побежал оставшийся в живых таежный народ. И братья Ёрхо тоже ликующе поспешили к нему. Все громко восклицают:
– Спасибо тебе, таежный богатырь! Ты спас свои край, свой народ от страшных чудовищ!
Тут вдруг раздался сильный гром, и, откуда ни возьмись, перед Ёрхо появился маленький седой старичок. Он стал хвалить и благодарить Ёрхо, говоря:
– Большое, хорошее дело сделал ты, трехмесячный сын батрака-ханты! Мои триста сыновей-богатырей не смогли справиться с проклятыми чудовищами, погибли, милые, в жестокой битве, а ты осилил врагов. Силой и умом своим осилил. И братья твои тоже молодцы. Не струсили, не сбежали, помогли тебе, метко стреляли.
Потом маленький старичок еще так сказал:
– Теперь эти кольца, которые на твоих пальцах, разделите три брата между собой. Золотое кольцо возьми ты, трехмесячный богатырь. Серебряное кольцо пусть возьмет твой средний брат, оберегавший тебя в люльке. Медное кольцо отдай старшему брату, выбрасывавшему тебя когда-то с люлькой за дверь. Так будет справедливо. Сделайте это и идите домой, отдыхайте. Перед сном свои кольца оставьте на улице, положьте на снег в разных местах вокруг вашей старой юрты. Что получится – утром увидите. Живите дружно, в согласии, как завещали вам ваши покойные родители. Ну, прощайте все!
Тут опять загремел гром, и маленького старичка, белого, как зимняя куропатка, мигом не стало.
Разошелся довольный таежный народ по домам. Вернулись и братья-сироты в свою юрту. Исполнили все, как велел старичок. Поужинали, легли спать. Крепко уснули, не спавши много дней. Долго спали. Когда проснулись – вышли на улицу. На улицу вышли – воскликнули от радости: вокруг их ветхой юрты стоят три новых красивых дома. Один дом медный, второй дом серебряный, третий дом золотой. Каждый из братьев вошел в свой дом. Старший брат в своем медном доме увидел черноволосую, черноглазую красавицу. Средний брат в своем серебряном доме увидел русоволосую, кареглазую красавицу. Трехмесячный Ёрхо увидел в своем золотом доме белокурую, голубоглазую трехмесячную красавицу.
Совсем обрадовались братья. В тот же день все быстро подросли, стали совершеннолетними и поженились. Разобрали братья свою ветхую деревянную юрту, чтобы от плохой, тяжелой жизни и следа не осталось. Стали жить счастливо да радостно, в дружбе да согласии, как покойные родители завещали. Часто вспоминали отца-батрака, лежащего в золотом гробу, мать-батрачку, лежащую в серебряном гробу. Добрым словом вспоминали и маленького старичка, беленького, как зимняя куропатка.
А мы в нашей сказке славим богатыря Ёрхо. Да и есть за что славить. Тайге родной, народу своему помог избавиться от страшных врагов.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ
Случай с рукавицей
Рассказ
Как-то в детстве поехали мы с братом на рыбалку. Только оттолкнули лодку от берега, видим – бежит мать и кричит:
– Погодите! Рукавицы-то забыли!
Пришлось вернуться. Мать подала нам рукавицы и напутствовала:
– Разве можно без рукавиц-то? Намозолите руки, и комары искусают. Берите, да не теряйте, еще не раз пойдете.
Мы попеременно сидели на веслах и, конечно, могли натереть ладони, а рукавицы сшиты из двойной замши – мягкие, удобные.
Была середина приполярного лета – стоили жаркие дни. Чуть веял ветерок, и вода на Оби лишь кое-как морщилась. Все небо с белыми, как снег, редкими облаками отражалось в широкой реке. Когда мы переезжали ее, мне даже стало немного страшно. Казалось, что плывем по воздуху: вверху небо и внизу небо.
Промышляли мы на заливном лугу – в сору. Вода здесь неглубокая, и везде проглядывают островки ярко-зеленой травы. Сети ставил брат Федюшка, а я сидел в носовой части лодки и придерживал ее веслом. Сразу же вокруг нас появились комары и стали больно кусать. Я одной рукой крепко держался за весло, а другой отмахивался от комаров. Но как ни старался, комары не унимались, и я решил гнать их рукавицей. Снял рукавицу с руки и давай воевать с комарами. А Федюшка предупреждает:
– Не хлещи себя сильно по лицу, опухнет. Со мной так однажды было.
Но как не хлестать, когда их целый рой вокруг головы кружит? Я сильнее махнул рукавицей и выронил ее в воду.
– Ну вот, – засмеялся брат. – Я же говорил: не маши сильно.
– А я ее сейчас достану веслом, – спокойно ответил я.
– Ладно, погоди, – говорит Федюшка. – Все равно не достанешь, а утопить можешь. Никуда она не уплывет, течения-то здесь нет. Вот поставим сеть и достанем.
Я промолчал и снова стал придерживать лодку, изредка поглядывая на плавающую рукавицу. Но тут у Федюшки что-то стряслось с сетями, и я засмотрелся на него. Лицо и руки у брата, как и у меня, казались просмоленными, были коричневыми. Это оттого, что мы, как окончили учебу, все время на ветру, а руки – каждый день в воде. Оба мы были в тонких суконных парках, похожих на длинную рубаху, но с капюшоном и короткими рукавами, чтобы не мочить их в воде.
Я нарвал в воде пучок длинной сочной травы и стал им отгонять комаров. Пока следил за братом, совсем забыл про рукавицу и вспомнил про нее, когда кончили ставить сети. Теперь мы были далеко от того места, где я выронил рукавицу. Когда мы вернулись туда, ее уже не оказалось.
– Куда же она делась? – удивился Федюшка. – Течения-то ведь нет и тихо, даже вода не шелохнется.
– Ну, значит, утонула, – уверенно сказал я.
– Неужели утонула, такая легкая? – И Федюшка стал всматриваться в воду. Я тоже припал к борту лодки и гляжу вглубь. Дно недалеко, а северная летняя ночь светлая – все видно. Вон трава светлеет по дну, а вот жучок прополз. Что-то блеснуло вроде рыбки.
– Нет в воде рукавицы, – заключил брат, а сам зачем-то начал щупать дно веслом и даже помешал им.
Я тоже заработал веслом, и мы вмиг замутили воду.
– Ой, что мы делаем! – спохватился Федюшка. – Зачем мутим, сети-то рядом!
– А может, зыбью от лодки вон туда, к траве, рукавицу отнесло, – сказал я.
Поехали, внимательно осмотрели островок травы – нет рукавицы. Доехали до берега, потом вернулись назад, опять все кругом осмотрели – безуспешно.
– Ты, наверное, не рукавицу выкинул, что-нибудь другое, – сказал брат.
– Что ты, Федюшка. Я хорошо помню, как снял рукавицу с руки и махал ею.
– А все-таки посмотри хорошенько около себя, – посоветовал недоверчивый брат.
Я перетряс все, что было возле меня, и, конечно, ничего не нашел.
– Ну вот и потеряли рукавицу, – заговорил я. – Это из-за тебя. Надо было сразу достать.
– Уже и захныкал! Найдем, куда денется.
Федюшка воткнул весло в ил и привязал к нему лодку. Пристать к берегу нельзя было из-за комаров. Мы долго молчали, каждый по-своему размышлял о случившемся. Сети стояли недалеко, и я заметил, как в одном месте туго натянутая тетива вдруг прогнулась и ушла в воду.
– Федька, рыба попалась. Гляди! – воскликнул я обрадованно.
Брат обернулся и стал смотреть.
– Однако, щука. Пойдем скорее, а то порвет сеть и уйдет, – сказал он.
Мы с трудом высвободили рыбу из сети, и в лодке громко зашлепала хвостом большая щука.
– А живот-то какой огромный! – удивился я.
– Видно, икряная. Хорошая будет уха.
Мы отъехали от сетей и вновь привязали лодку к веслу. Потом поели простокваши с зырянскими шаньгами и перед тем, как лечь спать, еще раз объехали вокруг – искали рукавицу. Но так и не нашли. Мы запечалились – что скажем маме? Рукавица была почти новая, и вот потеряли. Мать не успевает шить и чинить нашу одежду.
Когда мы проснулись, от утреннего свежего ветерка лодку покачивало на небольших частых волнах. Солнце стояло выше тальников, а дружный вороний грай и неспокойные голоса чаек предвещали ветреный день. Мы поспешили снять сети. Рыбы оказалось совсем немного – маленький сырок да два пыжьяна. Зато щука какая! Раскрыв зубастую пасть, она все еще шевелила жабрами.
– Рукавицу-то так и не нашли, – вздохнул я, принимаясь грести.
– Да, чудно получилось. Словно улетела, – ответил Федюшка. – Рассказать – не поверят.
И правда – мать не поверила нам.
– Не могли так потерять рукавицу, – сказала она твердо. – Наверно, где-нибудь оставили.
– Да нет же, мама, мы и к берегу-то не приставали, – убеждал ее Федюшка.
– Ну, тогда ищите ее в своих вещах, в лодке. Рыбы-то хоть добыли? Батюшки, совсем мало! А щука большая и какая пузатая! Чай, икряная. Сейчас уху сварим.
Мать сложила рыбу в мешок и пошла домой, захватив с собой весла. Во дворе мы принялись развешивать сети для просушки. Этого нельзя было откладывать. Вдруг на крыльцо выбегает мать с засученными рукавами, в переднике и с радостно-изумленным лицом.
– Дети, рукавицу-то ведь я нашла! – весело воскликнула она.
Мы с братом молча переглянулись и продолжали работать. Тогда мать окликнула нас громче:
– Слышите, ребята? Вот потерянная-то рукавица! Смотрите!
Мы оглянулись, и верно – мать показывает рукавицу.
– Откуда она взялась? – произнес я с изумлением.
– Да у щуки в животе нашла, – объяснила мать сквозь смех.
– Как у щуки? – закричали мы и побежали в дом.
Оказывается, мать распорола щуке живот и вместо икры увидела туго набитый чем-то темный желудок. А когда разрезала его, от удивления ахнула – рукавица!
– Ишь, воровка, – ткнул пальцем в щуку Федюшка. – И как она съела рукавицу?
Старый дед объяснил:
– Видно, плыла близко, увидела на воде рукавицу, приняла за утенка и – хвать. Прожорливы они, щуки-то. Помню, мы однажды в желудке у щуки подпилок обнаружили.
– Какой подпилок? – удивился я.
– Обыкновенный, с деревянным черенком. Наверное, кто-то выронил, он и поплыл торчком, а щука увидела и схватила.
Я долго рассматривал рукавицу, не повредила ли ее щука зубами, но рукавица была целая, только мокрая.
