Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Судя по всему, мы подзадержались на Эдере гораздо дольше положенного времени и сумерки застали нас еще в дороге.

– Марта, давай, прибавь темпа, иначе мы будем ночевать на этой дороге!

Темп прибавлялся плохо, зад то и дело стукался об седло и я про себя проклинала Рихтера с его желанием помыться, из-за которого мы так задержались. К воротам замка мы подлетели почти в темноте и только ругань Михеля позволила опознать нас гораздо быстрее, чем все вежливые просьбы впустить.

– Герр Рихтер, наконец-то вы вернулись! – во двор выскочил Юнг, сам придерживая лошадь. – Мы уж думали, что случилось с вами!

– Все в порядке, герр Юнг, подзадержались у герра Крамера, только и всего, – Михель спрыгнул с лошади и потянул меня за руку. – Марта, ты жива? Давай, слезай…

От усталости я уже лежала на лошадиной шее и поэтому свалилась прямо в подставленные руки.

– Идти сама можешь? Или отнести до комнаты?

Что это с ним? Запоздалое проявление вежливости? Раскаяние, что по его милости я едва жива? Или раскаяние от того, что так легко согласился на все предложения его светлости?

– Герр Рихтер, – Юнг подошел поближе, – сегодня в Корце разбойники были, двое селян ранены, один убит. Ехать туда завтра надо и пораньше.

– Хорошо, Айбер, ждите меня в трапезной, я скоро приду. Ч-черт, как это все не во-время…

Поднимаясь со мной на руках по ступеням лестницы, Михель молчал до самой последней ступеньки.

– Марта, ты совсем ничего не весишь…я почти не чувствую тебя на руках. Уже поздно, а Юнг и остальные ждут меня внизу, чтобы обсудить все на завтра. Нам надо выехать затемно, чтобы успеть добраться до Корца, а если я не посплю хоть три часа, то боец из меня завтра никакой. У меня к тебе есть разговор…тяжелый, но он должен быть обязательно. Я вернусь и мы поговорим, ладно? И…прости меня. Если сможешь.

Он поставил меня на ноги у самой двери, зажег свечи и осветил комнату.

– Я должен идти.

– Да, конечно, – согласилась я. – Тебя ждут внизу.

Два дня весь Штальзее жил, как на иголках. С Рихтером и Юнгом ушли десять человек. Поутру в трапезной было непривычно тихо, не хватало хихиканья служанок, добродушного ворчания Клотильды и всех тех, кто ушел из замка – Карла, Тромса, Гунтера, Ульфа – всех, к кому я уже успела привыкнуть за время, проведенное здесь. Оставшиеся стражники продолжали исправно нести свою службу – охраняли ворота, дежурили на стенах, правили клинки и, как ни странно, убирали ежедневно тот самый двор, который стал камнем преткновения в моем споре с герцогом. Причем вылизывали его с какой-то особенной тщательностью, как будто в насмешку надо всем, что происходило на нем.

– Герр Зайдель, – я подсела к управляющему в надежде выпытать у него вчерашние подробности, – что известно о тех разбойниках, что на Корц напали?

– Фрау Марта, – Зайдель с удовольствием повернулся ко мне, начиная пересказывать то, что вчера сообщил Конрад. Судя по заученности повествования, делал он это уже не в первый раз. – Как вчера герр Конрад приехал в Корц, так с ним поехали Михель и Освальд…

– Михель? – перебила я управляющего и только потом поняла, что речь шла о другом солдате. – Простите, продолжайте!

– Ну так вот, я и говорю, что поехали с герром Конрадом Михель и Освальд. Приехали они в Корц и сразу к старосте, а тот возьми и уедь куда-то. Посидели они, но не ехать же в такую даль еще раз, вот и решили прихватить из Корца парнишку да выехать вслед за старостой. Парень тот сказал, что он недалеко будет, где у них новые покосы и мужики из деревни тоже там. Поехали они, стало быть, по дороге, да парнишка с ними, показывает, чтоб не заблудились, да только нигде никого они не нашли. Парень клянется, что все должны быть там, куда он их привел, а герр Конрад уже и уши навострил, потому как ему все это шибко не понравилось. Лошадей они оставили подальше, а сами потихоньку пешком стали пробираться да следы просматривать. Там и нашли убитого, хоть его эти разбойники ветками закидали, да только герр Конрад как почуял что, в сторону кинулся и давай ветки раскидывать, а там – мертвяк, свеженький совсем! Тут они совсем тихо пошли, а как добрались до того сарая, где обычно мужики ночевали, так еще двоих раненых подобрали по дороге. Один-то ничего, выкарабкается, ногу ему повредили, а второй, поди, и не жилец вовсе – в живот его ранили, супостаты. Первый и поведал, что разбойников было восемь человек, злые, голодные и больше всего сокрушались, что еды мало нашли в сарае. А откуда там еда, если туда самое большое на три дня приходили? Староста, как увидел это, так затрясся весь и сам пообещал, что принесет им все, что надо, лишь бы не убивали. Те и не поверили, старосту с собой забрали и пропали в лесу и герр Конрад послал сюда за подмогой Михеля, а сам с Освальдом пошел по их следам. Парнишка тот уже следопытов поднял из деревни, чтобы они путь их прознали да помогли до них добраться. Только вот думается мне, что они далеко не уйдут, а постараются до Корца дойти, да едой там разжиться. Он ведь на отшибе стоит, дорога до него долгая, вот и пограбить там легче всего. Так что надо ждать известий, фрау Марта. Как придавят разбойников, так и вернутся.

– А я слышал, что его светлость повелел больше разбойников не вешать, а на каменоломни отправлять! – Лукас, подошедший недавно, прослушал Зайделя наверняка не один раз, но все равно простоял рядом, даже не шелохнувшись во время рассказа. – Ладно бы взяли жратву, да пошли восвояси, а зачем мужиков-то мечами тыкать? И за воровство его светлость сильно серчает, а уж за убийство и подавно!

– Столько стражников ушло…а как же они пешком туда дойдут? Или все же верхом поехали?

– Фрау Марта, – укоризненно заметил Зайдель, кто же пешком пойдет в такую даль да еще в погоню отправится? Этак разбойники успеют до Больца добраться, пока мы тут дотопаем! Конечно, верхами поехали. Михель-то двух лошадей с собой забрал, так всем хватило.

– А как там герр Конрад и Освальд без лошадей? – несмотря на не очень приятные воспоминания о начале знакомства с ними, я уважала обоих и сейчас беспокоилась за них от чистого сердца. – Они не потеряются в лесах?

Кто первым заржал сзади, я не поняла, но обижаться не стала. Пусть смеются, так напряжение быстрее сходит.

– Кому расскажу, что фрау Марта за герра Конрада волнуется, что он в лесу заблудится, не поверят! – съязвил кто-то из солдат за спиной. – А больше вы ни за кого не печетесь, фрау Марта?

– Я за всех волнуюсь, Пауль, – вспомнила я имя солдата, – и очень хочу, чтобы все живые вернулись, понимаешь? Все!

– Цыть, Пауль, чего вяжешься к фрау? – кто-то еще решил вступиться. – У нее муж тоже солдатом был, как и мы, да на стенах погиб. А вы не слушайте его, фрау Марта, он у нас языком лучше работает, чем даже ложкой!

Окружающие опять засмеялись, а я поняла, что в Штальзее вокруг меня есть нормальные люди, с которыми рядом можно стоять плечом к плечу, не ожидая удара в спину.

Основательно тревожил меня последний разговор с Рихтером. Прокручивая его так и этак я то впадала в панику, то вновь поднимала голову надежда. Понятно, что обсуждать приказ герцога тяжело и выхода я не видела тут никакого. Просил прощения…за то, что практически согласился с приказом и при этом поимеет кучу благ, а в дальнейшем землю и титул? Тогда он и сбежать мне не даст, иначе самому не сносить головы. Только я-то чем виновата? Жить с каким-то стариком, чтобы ловить крохи радости от встреч с Теодором? Признаю, что его светлость мужчина интересный и незаурядный, но все его просьбы высказываются исключительно в тоне безапелляционного приказа и это его выражение, что я ему не ровня…можно подумать, что его жена – лауреат Нобелевской премии! Но у нее есть титул и ей можно, а у меня нет ничего, кроме мозгов с кучей информации, и это все равно здесь не является определяющим, у-у-у, обидно-то как!

Надежда поднимала голову, когда я начинала вспоминать, как Михель снял меня с лошади и нес до комнаты. Вроде бы и не было ничего такого, а вот поди ж ты, врезалось в память намертво! Но постепенно мечты и фантазии уходили на второй план и с тяжелым вздохом на первый выезжала суровая реальность. Приближался назначенный герцогом срок для моего отъезда в Эрсен и надо было подготовить себе пути отхода.

Самым простым в этом мире оказалось приобретение оружия. Никто не удивился, застав меня в оружейном амбаре и роющейся на полках. Даже наоборот, еще и помогали найти мешок с болтами, который добрая душа примостила к наконечникам для стрел, а уж в поисках ножа и вовсе приняли участие все, кому не лень. Тем временем я вытащила свой арбалет и проверила его на заднем дворе – все было в порядке, можно было складывать вещи. Болты я перепрятала поближе к входу, чтобы заскочить, забрать и убежать, арбалет тоже переехал в более удобное место, а два ножа я засунула в голенища сапог и принесла в комнату. Там я уже приготовила мешок, чтобы складывать пожитки. Самым трудным было найти деньги, но это я отложила на потом – в поясе у меня осталась одна золотая марка и пять серебряных, а медных монеток я еще успею наменять по дороге. Еще стоял вопрос – чем добывать огонь по пути? Кресало было в кухне, там же можно было утащить котелок, а вот как стащить хоть какие-то припасы из кладовой…

Народу в Штальзее осталось мало и можно было пройти по всему коридору и не встретить никого. Рано утром, точнее, поздно ночью, я пошла в сторону кухни, вполне обоснованно рассчитывая, что Клотильда должна когда-то спать. Света там не горело, но я уже нормально ориентировалась в темноте и поэтому без страха толкнулась в дверь трапезной, а оттуда – в кухню. В полосе лунного света была видна здоровенная плита, котлы и сковороды над ней и даже еще в топке теплились красные угли. Издалека я примечала, куда можно было бы положить кресало, но ночью найти его было практически невозможно. Вспотев от страха, я шарилась по полкам, но под руки не попадалось ничего похожего на эти камешки. Плюнув на подлое кресало и чистоплотную Клотильду, я стала ощупывать котелки, прикидывая, какой из них мне больше подойдет. Внезапно в ночной тишине раздался звук, от которого у меня по спине побежали мурашки и я мигом присела и поползла на четвереньках за огромную плиту – в трапезной скрипнула дверь и раздался еле слышный шорох одежды. Кто-то решил посягнуть на кухонное хозяйство? Кто может ходить тут ночью? Шорох не повторялся, но я уже кожей чувствовала, что кто-то стоит за дверью и сидела тихо, не выдавая себя. Небо за окном уже стало окрашиваться в светло-розовый цвет, когда неизвестному надоело караулить в трапезной и дверь опять еле слышно скрипнула. Я облегченно вздохнула, подняла голову и тут же наткнулась взглядом на небольшой котелок, прихватив его с собой без зазрения совести. Камешки кресала так и не обнаружились, но испытывать судьбу больше не следовало и я поспешила покинуть кухню. В коридоре было темно, вдалеке слышались голоса и, повернув к лестнице, я вдруг ощутила, что в темноте кто-то стоит. Донеслось еле различимое движение воздуха с легким запахом пота…я не выдержала и опрометью помчалась наверх, прижимая к груди драгоценную посудину. Останавливаться и выяснять, кто там караулил, смелости уже не хватило.

За два дня я собрала в комнате все, что могло пригодиться в дальней дороге. Одеяло удалось стащить из одной из комнат первого этажа, где проживал кто-то из стражников. На конюшне я совершенно спокойно забрала моток веревки – кто знает, откуда придется спускаться самой или спускать те же вещи. Сложила запасные штаны и рубашку, унесла с собой иголку и нитки, сложив все в мешок. За ужином все обсуждали, что могло случиться около Корца, но известий об отряде Рихтера и Юнга пока не поступало.

– Да чего ты сырость тут разводишь, – вполголоса выговаривала фрау Эльза одной из служанок за столом в трапезной, можно подумать, впервой они уехали! Сама подумай, что там какие-то полуголодные оборванцы против нашей стражи! Один герр Конрад с Освальдом пятерых стоят, они не вчера мечи в руки взяли, да и остальных учили на совесть…сейчас же перестань пускать слезы, а то на всю ночь засажу за штопку простыней! Небось вчера полдня ничего не делала, только сопли утирала подолом…на месте твоего ненаглядного я бы первым делом спросила, когда вернется, а чем ты занималась, пока меня не было? Учти, бездельников никто не любит!

Девица промолчала, не осмеливаясь огрызаться, и весь вечер возила ложкой в миске с нетронутым ужином, низко опустив голову.

Отряд вернулся к середине следующего дня и Штальзее забурлил, как перегретый котел. Сначала раздался крик дежурного со стены, потом ему ответили от ворот, а уж дальше эстафету подхватили свободные от несения службы солдаты и завизжавшие служанки, мигом ухватившие новость о возвращении. В широко распахнутые ворота въезжали грязные и запыленные стражники, приветствуя высыпавших им навстречу. Выйдя вместе со всеми во двор, я напряженно рассматривала прибывших, боясь не увидеть знакомую фигуру, но облегченно вздохнула уже на втором всаднике. Процессия медленно втягивалась во двор, мужчины спрыгивали с лошадей в образовавшемся кругу и вдруг одна из девушек бросилась на шею мужчине с перевязанной рукой:

– Карл! Карл… – она уткнулась ему в грудь и заревела во весь голос.

– Да ты чего, – он неловко отвел в сторону перевязанную руку, чтобы не испачкать девушку, – да ерунда это, чуть прихватили только…

Остальные ухмылялись, поглядывая то на парочку посреди двора, то по сторонам, а вокруг них уже начиналась веселая суматоха, которая всегда сопровождает подобные встречи.

– Витек, чертов сын, ты где? – голос Конрада покрыл головы, – я тебя прикажу кнутом выдрать, бездельник!

– Да здесь я, герр Конрад, – завопил, подпрыгивая на месте, тощий конюх, – я уж тут давно стою, только до вас не добраться! Подождите, сейчас лошадей заберу, ваша милость!

– Витек, я тебя в следующий раз с собой возьму, чтобы ты поменьше на сеновале с девицами валялся! – Рихтер сделал самую зверскую рожу, оглядываясь вокруг, – обрадовался, что все уехали? Выпорю собственноручно! – но пройдоха уже подхватил двух лошадей под уздцы и уводил их подальше от начальственного гнева.

Вместе с въезжающими солдатами во двор ввели троих мужчин со скрученными веревкой руками. Каждый был привязан на длинной веревке к лошади и вид у них был, прямо скажем, удручающий. Лохматые, грязные, с прорехами на штанах, двое с кровоподтеками на запыленных лицах, у одного разбитый до крови рот и через драную рубашку просвечивают здоровенные ссадины на плечах и спине. Стражники отвязали их и согнали к стене, под которую они повалились, как подкошенные. На этом же самом месте когда-то сидела и наша семерка…

– Герр Юнг, герр Рихтер, – Зайдель вышел из жидкой толпы встречающих, – рад, что вы целы и невредимы! А эти что, вниз их?

– Пусть пока в подвале посидят, ворье, – Юнг снял с головы шлем и брезгливо посмотрел на пленных. – Троих только привели, остальные там остались лежать.

– Его светлость изволил, чтобы камень начали подвозить с Версена, – Михель тоже стащил шлем и тряхнул головой, – вот эти туда и отправятся в самое ближайшее время. Против нас у них кишка тонка оказалась, троих сразу зарубили, а за оставшимися пришлось побегать…ну да им все равно деваться некуда было.

– Сколько же их всего было, герр Рихтер? – Зайдель бросил взгляд на лежащих, – Михель сказал, что семеро…

– Девять их было, Зайдель, – Конрад хлопнул управляющего по плечу. – Все, отбегались. Это они у селян здоровы были мечами махать, а с нами такие штуки не пройдут. Да и дохлые они, украденное впрок не пошло.

Он отошел к бочке с водой, скинул кожаную куртку и зазвенел кольчугой, поддетой под нее. Подбежавшие к нему солдаты помогли стащить ее, потом настала очередь нижней рубашки, полетевшей в сторону.

– Полей-ка мне на спину, – приказал Конрад, не оглядываясь, и ближайший солдат послушно окатил его водой. – Эх…хорошо! – Через лопатку наискось шла багровая полоса, но это как будто его и не волновало, – давай-ка, принеси мне что-нибудь вытереться!

– Да, герр Миллер, – солдат побежал выполнять приказ, а Конрад сунул голову в бочку.

– Зайдель, горячая вода есть? – Рихтер повел плечами под кольчугой. – Пусть тащат в мыльную, да побыстрее! Ульрика, принеси мне чистые вещи!

– Я не Ульрика, – пискнула служанка, к которой он обратился, – я Альма!

– Ну значит Альма, давай неси мне чистое, что лежит в комнате! – весело крикнул Михель и дал служанке шлепок по заду. – Да побыстрее беги, а то я еще и голодный!

Суматоха постепенно успокаивалась. Пленных уже заталкивали на лестницу в сторону подвала, солдаты скидывали куртки и кольчуги, унося их в оружейную, а к бочке с водой выстроилась целая очередь желающих помыться после дороги. Раненых было немного – в основном здоровенные синяки, перевязанные руки и только у Хогана была перевязана нога и он заметно хромал. Круговерть расспросов пресек Юнг, важно объявивший, что все будет рассказано в подробностях всем желающим, но не сейчас, а за ужином, который, он надеется, состоится как можно скорее, потому что они второй день уже ничего нормально не ели.

– Пусть Клотильда делает что угодно, хоть пустую кашу, лишь бы побыстрее, – приказал он Зайделю, яростно расчесывая голову. – Вчера только молока с хлебом попили и все, а сегодня с утра уже в дороге! Мы быстрее бы дошли, да эти трое мерзавцев задержали, чтоб им пусто было!

Проходя по коридору, я натолкнулась на Амалию, которая спешила в сторону мыльной с чистой одеждой в руках.

– Можно, герр Рихтер? – услышала я за спиной, – я чистую одежду принесла…

Вернуться и зайти? На секунду приостановившись, я представила себе, что я могу там увидеть и решительно двинулась дальше. Самое главное – он жив и неплохо себя чувствует, а остальное… потом увидим.

– Фрау Марта, – Альма нерешительно топталась на верхней ступеньке, заглядывая вниз, – давайте я вам помогу к ужину одеться! Я и прическу вам сделаю, как тогда, помните? Его светлости понравилось, поверьте! Все-таки они все вернулись, значит у нас тоже праздник будет.

– Праздник?

– Ну конечно праздник! – засмеялась она. – Раз все живые, обязательно должен быть праздник!

– Плясать будем? – деловито спросила я, – или еще чего?

– Плясать? – девушка вдруг покраснела. – Наверно будем, костер во дворе разложим и вокруг него попляшем. А вы будете плясать с нами, фрау Марта?

– Буду! – решительное заявление вылетело само. – Раз все вернулись живые, значит, это и мой праздник! Пошли одеваться!

– Какое платье будете одевать? – она взвесила на руках широкое зеленое и покачала головой. – Нет, уж лучше то, что мы вам с Труди подогнали, оно вам куда как лучше, а я зашнурую сзади, как положено.

– Альма, а как вы пляшете?

Девушка уже с полчаса прилаживала на рукаве надорванные кружевные оторочки и не сразу откликнулась на вопрос.

– Костер посреди двора разжигаем, – подняла она голову над шитьем, – и вокруг него все вместе ходим, взявшись за руки. Базиль нам на своей дудке играет…знаете, как у него здорово получается! – с каким-то детским восторгом убеждала меня служанка. – Он что хочешь может насвистеть, не поверите! Как-то к нам один господин приехал, так ему захотелось песню послушать, он и напел ее Базилю, а тот раз! – и тут же подыграл ему, уж так здорово получилось, что тот и серебряной марки не пожалел! Базиль и сам не поверил, что ему за одну песню целую марку дали…а потом он на эту марку новую дудку себе купил, костяную, вот на этой он только по большим праздникам всем играет. Заслушаться можно, как выводит…

– Получается, что вы вокруг костра хороводы водите? – зачесалась голова и я долго пыталась нащупать то место, где свербело, чтобы не расковырять уложенную прическу.

– Ой, фрау Марта, так вы все развалите, что я сделала! – запричитала Альма, перекладывая пряди волос.

– Не надо такую сложную прическу делать, тогда и проблем не будет, – палец пришлось убрать, но зуд остался. – Может, вообще обойдемся без причесок?

– Нет, – твердо заявила Альма, – без прически нельзя! Сегодня все девушки друг другу волосы укладывают ради праздника. Это сначала мы вокруг костра пляшем все вместе, а потом парами начинаем плясать, бывает, так закружатся, что и ноги не держат, – она смутилась и замолчала.

– Па-арами? И как это? – мне стало интересно, как они тут развлекаются на своих праздниках. – Кто кого приглашает на танец, как долго пляшете, о чем говорите…ну вспомни, когда в Штальзее такй праздник был последний раз, что там было? Ты как там танцевала?

– Не танцевала я… – вдруг всхлипнула Альма у меня над головой. – Меня не звали, а я…я никого не звала…тоже.

– Не нравится, что ли, тебе никто здесь? – вопрос я задала только из вежливости, не желая слушать чужие душещипательные рассказы.

Альма помолчала, а потом так тяжело вздохнула, что мне стало ее искренне жаль – вроде и не уродина, это на первый взгляд она мне показалась встрепанной деревенщиной, а если приглядеться, то девушка была вполне симпатичной – вздернутый носик, сужающееся книзу скуластое личико и серо-голубые глаза выглядели миловидно, если только она не глядела исподлобья, как в нашу первую встречу, а уж когда она оживлялась и улыбалась, то становилась очень хорошенькой и веснушки были ей чрезвычайно к лицу.

– Альма, а сколько тебе лет? – в голове опять зачесалось и я осторожно запустила туда палец.

– Двадцать уже скоро будет… – она тихонько вытерла передником глаза.

– Молодая, красивая, чего ты слезы-то льешь? – скосила я на нее глаза, – или он на тебя не смотрит? Кто он, кстати, из солдат кто-то?

– Нет… – едва слышно выдохнула она. – Не из солдат он…

Я с остервенением почесала голову. Уж не в Рихтера ли она втюрилась? Амалия к нему неровно дышит, еще и эта по нему сохнет…этак, мне и вовсе лучше всего гордо задрать голову и развернуться. Что он там говорил – не откажусь, если само в руки идет?

– И он, конечно, даже не догадывается, что нравится тебе, – с каким-то внутренним садизмом продолжала выспрашивать я, – и тебя совершенно не замечает, так?

Альма мотнула головой, закусив губу, и глаза ее вновь налились слезами.

– Труди смеется надо мной, – слезы покатились по щекам девушки и она стала вытирать их уголком передника, едва сдерживая рыдания, – говорит, что я круглая дура и вокруг есть молодые парни, а я…я…я люблю его, фрау Марта!

Что делать с ревущей в голос служанкой, я не представляла. Утешать словами не умею, наорать и выгнать из комнаты после того, как сама полезла с расспросами и вовсе как-то некрасиво, а выспрашивать дальше совершенно расхотелось.

– А что он, действительно такой старый, что Труди смеется над тобой, – поморщилась я от очередного взрыва всхлипываний, – может и правда, лучше на молодых посмотреть? Или у него уже есть женщина, поэтому он и равнодушен к тебе? – последнее я произнесла с некоторой опаской, а ну как девица сейчас мне выложит то, что ну очень не понравится?

– Нету у него никого, – опять завсхлипывала Альма, – он только Клотильду иногда поддевает, когда ужинать приходит…а так…

– Альма, – сцена в трапезной встала перед моими глазами и я даже подивилась, как четко я все помню, – уж не в герра Конрада ли ты влюбилась? – и получила в ответ еще целую кучу соплей и вздохов. – У-у, как у нас все запущено…

Давать умные советы мы все можем очень хорошо, особенно, когда дело касается не нас самих. Точно также дело обстоит, когда надо что-то сделать для других, например, когда идет речь о том, чтобы раскрыть глаза тому, кто не видит очевидного…ну хоть Конраду, который ничего вокруг себя не замечает и весь занят исключительно Великими Делами. Что мне стоит, как стороннему наблюдателю, вмешаться и чуточку подкорректировать то, чему я поневоле оказалась невольным свидетелем?

– И тебя не смущает то, что он намного старше тебя? – уже с истинно женским любопытством поинтересовалась я. – По большому счету, мужчина он очччень даже ничего, только вот хмурый вечно…ну да это ерунда, может, он и радоваться-то давно разучился? Альма, а чего ты всегда ходишь такая насупленная, ты же хорошенькая, когда улыбаешься, а уж как засмеешься, то и вовсе красавица!

– Вы так вправду думаете, и Марта? – девушка с надеждой подняла голову, – вы действительно думаете, что я вовсе не такая уродина и могу приглянуться герру Конраду?

– Да я не думаю, я знаю! – мной овладело желание устроить эту козу и оставить хоть кому-то о себе добрую память напоследок. – Если ты будешь ходить с кислым видом, но ни один мужчина на тебя не обратит внимание, а уж Конрад и подавно, ему своих проблем хватает. Знаешь что, давай-ка ты не будешь сегодня сидеть, погруженной в тоску, а все-таки попытаешься почаще улыбаться. Посмотри на себя в зеркало, какая ты становишься, когда смеешься, когда улыбаешься, а когда – злишься и выбери для себя самую лучшую улыбку, ладно? А потом… – я задумалась. – Потом будет все хорошо и герр Миллер обязательно заметит тебя, потому что ты красивая и тебя нельзя не заметить. Он хороший человек, только очень занят делами и тебе придется делить его не с другими женщинами, а с его обязанностями. Это трудно, но ты выдержишь и он будет платить тебе самой искренней любовью…когда поймет, что за сокровище приобрел. Все, Альма, не реви больше, иначе глаза будут красные и опухшие, а мужчины этого не любят.

– Вы действительно так думаете, фрау Марта? – девушка подняла на меня глаза и неловко улыбнулась. – Вы точно думаете, что герр Конрад заметит меня? Он всегда такой хмурый и озабоченный… а я знаю, что он на самом деле не такой, честное слово! Я зашила ему рубашку, а он сказал мне «спасибо»… – она потеребила уголок передника и преданно заглянула мне в глаза. – Фрау Марта, я ведь люблю его не потому, что он красивый или богатый, он такой…надежный, понимаете? Я для него на все готова, лишь бы он… заметил меня.

– Заметит, заметит, – в этом деле самое главное – убежденность, ну и чуточку правильно приложенных слов. – Куда от от нас денется! Только не сиди букой в углу. Чего там с платьем-то, одевать можно?

– Да, сейчас дошью оторванное, – заторопилась Альма, схватившись за брошенную иголку. – Совсем неможко осталось!

Пока она доводила платье до ума, я расселась на свободном кресле, думая о том, что несмотря на свое истинно пролетарское происхождение, очень быстро привыкла к возможности схалтурить за чужой счет и отдавать приказания слугам. Дома мне и в голову бы не пришло такое – сама бы пришила эти разнесчастные кружева, а вот здесь я моментально озадачила Альму, а сама откровенно бездельничаю. Но вопли рабочее-крестьянской совести были заглушены голосом здравого смысла, который ткнул ее носом в мою работу служанкой на прошедших этапах жизни и полную неизвестность в будущем.

– Пусть девочка отдохнет и повеселится, – заявил он, поглаживая меня по спине.

– Нечего ей бездельничать! – сопротивлялась совесть голосом фрау Эльзы. – Привыкла тут, понимаешь, из себя госпожу изображать! Чем выше взлетит, тем больнее падать, забыл?

Мы со смыслом пытались ее переубедить, но она согласилась лишь замолчать…немного, шипя и фыркая на нас.

Послушать рассказ вернувшихся из горячей точки собрались все, кто только был в Штальзее. Народу в трапезной набилось столько, что я с удивлением прикидывала, как это они умудрились все одновременно разместиться и не сидеть друг у друга на голове. Столы опять поставили буквой П, но теперь атмосфера была совершенно другая – все жадно ловили каждое слово говоривших, переспрашивая у соседа или пихая локтем того же соседа в бок для лучшего выражения восторга и гордости за своих. Рихтер, Конрад и Юнг сидели во главе стола, по обе стороны от них гордые донельзя расположились остальные солдаты, кто участвовал в марш-броске, а рядом с Карлом, красная от смущения, но ужасно счастливая, сидела Хелен, которая встречала его со слезами на дворе.

…Михеля я отослал за подмогой в Штальзее, а мы с Освальдом пошли по следам разбойников, – Конрад был немногословен, чем вызывал настоящую ярость слушателей, желающих получить цветистое и подробное описание событий. – В лесу уже темнело, мы дошли только до небольшого болотца, а там и услышали их голоса. Ругались сильно, особенно один, который орал, что надо было добить раненых селян, чтобы те не донесли ни на кого. По разговорам поняли, что там всего четверо, а остальные с тех полян ушли в деревню, чтобы раздобыть еды. Лагеря у них своего тут не было, вышли они за день до того, шли из Айзенштадта. Двое человек были раньше в чьем-то отряде, которому не повезло и его разгромили солдаты. Мы с Освальдом долго слушали их ругань, уж очень хотелось понять, сколько всего народу пожаловало в Эрсен. Освальд услышал, что шли они через Тиргенау, значит, пробирались через горы, а не уходили по дороге.

– Они говорили, что боялись проверок на дорогах, – вставил слово Освальд, – потому и пошли горами. Поминали Тайлера и Викке, которые ушли от них по дороге, что Викке хорошо знал здешние места и обещал провести их вдоль границ до Эдера.

– Я оставил Освальда следить за этими, а сам пошел в сторону Корца, – продолжал Конрад, хмурясь по обыкновению, – раз эти сказали, что их дружки в деревню пошли, то они могли и там селян положить ни за что. Натолкнулся я на тех пятерых почти у самого края леса. Смотрю – огонь горит, мясом пахнет. Подкрался, прислушался – точно, те самые, расположились у костра, рядом мешки лежат полные, ну и сами сидят, как в гостях, мясо жрут. Я издалека уже их услышал, а ближе подползать не стал, один против пятерых не выстою, а вот уйти им дать нельзя. До утра прокараулил, хотел хоть часового у них снять, но не получилось, лука не было, а нож так далеко не метнуть. Когда уже солнце встало, они тоже глаза продрали и к лесу пошли, а я к деревне поспешил, чтобы подмогу встретить. Подхожу – так и там они наследили, старосту ранили да бабу одну. Девок требовали, но те попрятались, как цыплята, только их и видели. Зато еды набрали – на месяц хватит, полные мешки унесли. Телку одну забили, курей, хлеба…в общем, в деревне мне все уши провыли, до печенок достали. В Корце я и дождался герра Юнга с герром Рихтером, а там мы уж по следам пошли. Следопыты из деревни хорошо нам помогли, особенно один усердствовал, у которого ту телку и забрали…злой был, чуть не сам под мечи полез.

– Дурак был, потому и полез, – бросил Рихтер. – Его дело сообщить нам, куда идти, а он вместо этого с дубиной в руке на них поперся. Хорошо, ему этой дубиной поддали, чтоб в сторону улетел, зато живой остался.

– И сильно ему досталось? – рассмеялся сбоку кто-то из молодых парней.