Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Привычка такая еще у отца моего была, а у него от деда. Дед никогда сразу не уходил от кабинета, где подчиненные сидели, обязательно встанет и постоит, чтоб выцепить что-нибудь интересное. Вот и я как тогда вышел, дай, думаю, постою по привычке, послушаю на всякий случай…как услыхал, сразу в камеру кинулся, чуть Конрада с ног не сшиб. Иду и одна мысль в голове – кто, ну кто же из этих семерых? На тот момент я был бы рад даже если это Вольф оказался, но когда они от вас отодвинулись, вздохнул с облегчением. А потом гляжу – это ж сопляки, из них кто-то ругался! Еще Гунтер полез, но у того бас – не перепутаешь, значит, ты или белобрысый. Но белобрысый уже схлопотал свое только что, когда полез мне под руку, вот тогда только и дошло, что он лез под кулак мне не зря… Такого оборота я и предположить не мог, но проверить было надо и как можно быстрее, вот я и приказал Конраду отвести тебя ко мне. Думал, только отговорюсь от Теодора и бегом наверх, только бы это не было ошибкой, как тогда в Берсхофе. Влетел в комнату, запнулся и получил по голове, а уж потом сообразил, что надо было окликнуть сперва…Кстати, а чего ты убежала-то?

– Тебя испугалась, ты же в камере проводил показательный сеанс мордобоя…да еще в комнате у тебя на плетку наткнулась, она вся в крови была и Конрад по дороге припугнул какими-то твоими методами, вот и решила, что ты из тех садистов, которые в любое время живут. Ну и стражники твои хороши, пропустили, разве что сами не помогли колесо тащить!

– Этим я уже всыпал по возвращении, неделю зады терли, чтоб мозги включали, – пожал плечами Рихтер. – Расслабились, мерзавцы. А плетка, кстати, не в крови была, это кожа так красится. Ну вот, получил я от тебя по голове, пролежал на полу и давай в дверь колотить, а там никто не слышит. Засов прочный снаружи, по жилому коридору днем мало кто шатается, Конрад был уверен, что я с тобой заперся, хоть и поразился, зачем я такую грязнуху к себе привел, уж больно ты выглядела…потерто, да еще шмотье твое грязное такое… Короче говоря, дверь мне открыли уже к ночи, так что погоню я снарядил с утра. Вылетели, а куда ты пошла – неизвестно. Поносились по дорогам, а потом мне как дернуло – шапка же твоя в камере осталась, значит, собак можно пустить по следу. Я – в замок, шапку отобрал у твоих мальчишек, двух собак взяли и ходу за тобой. Но ты уж больно шустрая оказалась, я даже подумал, что перепутал и ты на самом деле мальчишка, потому что женщины тут так не ходят и вообще они здесь другие совершенно. Я ведь тебя и в лицо толком не разглядел, волосы грязные, рожа чумазая, губы все потрескались, одни глаза остались, вот глаза и запомнил только. Не мальчишечьи, тут не ошибусь ни за что! А уж когда ты ушла по тропе, да по ручью, и вовсе запаниковал, что не может женщина с моей родины так хорошо знать все лесные тропинки, опять решил, что ошибся. Но уж коли шел по следу, то надо до конца дойти, чтобы потом локти не кусать, что упустил шанс. Вот и гнались за тобой до самого озера, уж думал, что все, сейчас и выясню прямо на берегу, кто ты на самом деле, а ты уже в воде плывешь и шмотки свои на голове тащишь. Правильно рассудила – здешние плавать не умеют, я бы один мог рвануть за тобой, а дальше что? А если мне все только послышалось и ты на самом деле местная уроженка? В этом случае осталось бы только связать тебя и ждать, пока эти олухи лодку найдут. Сколько ждать, день, два, пять? Словом, проследил, пока ты отлеживалась да мылась моим мылом, а уж когда локоть показала… стражники хихикают, а я улыбаюсь, как дурак, и думаю, что вот теперь найду тебя обязательно, просто обязан найти! Вернулись мы в Штальзее, Конрад молчит, а сам довольный, сволочь, что я так опростоволосился да еще два раза. Ухмыляется за моей спиной… Я Ульфа и Хогана отрядил в вольные города, пообещав им за твою поимку десять золотых, чтоб носом землю рыли, а нашли. Ульф единственный был, кто тебя в лицо видел и слышал. Ну, услал их и стал ждать известий, а сам начал трясти Вольфа и твоих парней. Что Вольф и его уголовники действительно ограбили полковую кассу, я выяснил быстро, а вот про кольцо герцогов Норсетских все молчали, как воды в рот набрали. Да, было, да, видели, но ни у кого его нет, а вся четверка показывает, что его забрала ты еще на башне, когда вы там сидели. Правда, парни этого не видели, но тут и не обязательно все видеть, зато выгораживали они тебя так, что я заподозрил в вас натуральную групповуху. Влюбились они в тебя оба, что ли? Белобрысый вроде поменьше, а уж второй вообще как петух на меня наскакивал, пока я не приложил его за непочтительность. И то еще огрызался, хоть морда вся в крови была. Вот дурак-то молодой…Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он.

– Двадцать семь, а что?

– А Гунтеру девятнадцать, ну вполне подходит…да не сверкай глазами, мне все положено знать, даже то, что ты сама не знаешь! Еще и не такое бывает…Так, на чем это я остановился…а, на кольце! Конрад был уверен, что я ищу тебя из-за кольца, да еще от обиды на кочергу. Что до кольца, так по большому счету мне на него плевать, кто его спер и куда дел, но если найдется, то Теодор будет рад и дипломатические отношения пойдут на повышение, а это всегда лучше, чем война. Мальчишки твои столько о тебе порассказали, но все это относилось к тому периоду, когда вы шастали по лесам, а меня интересовало, как ты жила в Варбурге. Фон Дитц прислал мне подробное письмо, от которого у меня просто волосы дыбом встали. Судя по всему, его человек слушал твою падчерицу, которая наговорила столько, что и половины хватило бы, чтоб вздернуть тебя. Но это бабы, а я им не привык доверять, поэтому в Варбург поехал еще один мой человек, который принес мне совершенно другие сведения о тебе. Это уже наводило на определенные размышления. Конрад прочитал и то и другое письмо и пожелал побыстрее увидеть тебя воочию, чтобы разобраться и с тобой и с той четверкой. К сожалению, в тот день, когда Ульф с Хоганом привезли тебя, я подзадержался и вернулся только к ночи. На воротах мне уже вывалили все новости – и то, что тебя притащили, и как ты Конраду чуть нос не утерла, да Теодор не дал, и что тебя уже допрашивают внизу. Я когда вошел, то и не узнал тебя сразу, надо было как-то отогнать всех, чтобы добиться от тебя ответа, кто же ты на самом деле, а ты еще и глаза закрыла, едва языком шевелишь в ответ… Вот уж когда ты мне по-русски ответила, так я чуть до потолка не подпрыгнул от радости, не ошибся, думаю, хоть тут не послышалось! Вина тебе дал, да к себе унес, пусть все думают, что хотят! Ночью рядом лежал и все думал, кто ты, откуда, что произошло, почему ты попала сюда? Порывался поговорить, да ты спала, как убитая, а утром, когда вернулся, тоже еще поверить не мог в такое совпадение. Так что теперь будем вдвоем думать, как нам выбираться из этой ловушки.

– Будем думать, – эхом откликнулась я, переваривая услышанное от Михеля. Ну и судьбинушка у него сложилась…правда, мне поначалу тоже не шибко сладко пришлось. Он-то хоть язык знал, а я еще пока более менее стала понимать, что мне говорят, и объясняться, месяца два прошло. Спасибо Ансельму и Берте.

– Михель, а если бы я оказалась на самом деле местной уроженкой и все, что тебе сообщил фон Дитц, оказалось бы правдой, что бы ты тогда делал?

– Отправил бы в Айзенштадт, пусть там власти разбираются со своими проблемами сами, – ни задумываясь ни секунды выдал он. – Воров и убийц здесь своих хватает, чтоб еще чужих укрывать.

Меня передернуло от брезгливо-холодного тона.

– И…не жалко было бы? Женщина все-таки…

– Марта, запомни, когда в тебя втыкают нож, неважно в чьей руке он находится, ты будешь защищаться. Женщина, мужчина…какая разница? – он пожал плечами, – кто убил или ограбил твоих людей должен понести наказание и это будет наглядным примером для других. Если бы ты действительно убила своего мужа, чтобы ограбить его и сбежать с молодым любовником, тебя бы судили в любом государстве и приговор был бы одинаков везде.

– Я не убивала Фрица, клянусь! – я вспомнила прощание с мужем в полутемном сарае и сразу подступили слезы. Встав с кресла, я отвернулась и старательно проморгалась.

– Я знаю, успокойся, – мужская рука, обнявшая меня, сжала плечо в знак сочувствия. – Иначе бы не разговаривал с тобой тут. Он был убит стрелой в грудь, а ты не владеешь луком. Пошли на ужин, потом с тебя рассказ, не забыла?

Народ в трапезной уже вовсю стучал ложками, раскладывая по мискам то, что стояло в котлах на столе. Вспоминая, как и что мы ели, пока скитались по лесам, так это и вовсе царская еда. Не обращая особо внимания на жующих и чавкающих, я наложила себе кашу с какими-то приправами и кусочками непонятного мяса. Дома я эту кашу и в рот не брала, а вот тут это первая еда, которая подается практически везде и ничего, сытно.

Рихтер сел рядом, игнорируя любопытные взгляды окружающих. Поразило то, что здесь сидели одни мужчины, ах нет, на другом столе, в конце, пристроились четыре женщины, три помоложе, одна постарше. К тем, что помоложе то и дело обращались с соседнего стола, девицы хихикали, отворачивались, а та, что постарше, степенно ела, не обращая внимания на их жеманничанье. Судя по всему, там полным ходом шло заигрыванье и один из мужчин уже переместился к девицам, положив руку своей соседке на оттопыренный зад. При этом оттуда донесся взрыв мужского хохота и дробное хихиканье девиц потонуло в нем.

– Не теряют времени даром, – проследив за моим взглядом, сказал Михель, работая ложкой. – фрау Эльза – жена Зайделя, они тут уже давно живут, а девицы здесь служанки и прачки, но в любовных услугах не отказывают. Все в порядке вещей, солдаты тоже мужчины и должны расслабляться после службы, а девушки с этим очень хорошо справляются. Не вижу ничего плохого, что время от времени они уединяются по углам и койкам. Нравы тут простые, без лишних политесов и уговоров.

– У всех или только у солдат? – поддела я его, добирая кашу со дна. – Клотильда замечательная женщина, а уж кухарка и тем более. Готовить на такую ораву – это еще уметь надо.

– У всех, – Рихтер поднялся из-за стола. – Пошли давай наверх, еще успеешь насмотреться на здешние порядки. Это тебе не обед у его светлости, где все чинно сидят за своими тарелками, отпуская комплименты дамам. Разговаривают при этом о погоде, стихах, картинах, каких-то странных романах, прочитать в котором я не могу больше одной главы. При этом в зубах начинает вязнуть все, что ты ешь за столом, до чего вокруг становятся сладкими и липкими взгляды. Приходится ощупывать себя, чтобы удостовериться, что ты не муха и еще не влип в паутину. Поначалу я воспринимал это все за чистую монету, рассматривая издали титулованных особ. Но это все было красиво только издалека, – мы шли по коридору и я едва успевала за его шагами. – Очень быстро мне это набило оскомину и любой обед, который здесь начинается, как наш ужин, я воспринимал, как наказанье. Сидишь за столом и слушаешь бесконечное щебетанье, перемежаемое ахами и вздохами, и ловишь себя на мысли, что забываешь, зачем пришел. Не вижу никакой романтики в ужине при свечах, которым бредили девчонки из нашей тусовки. Посидели бы они здесь, когда копоть оседает везде, даже на волосы и в тарелки, от свечей идет специфический запах, а сами тарелки никогда не бывают вымыты до конца.

Он распахнул дверь своей комнаты, приглашая заходить. Я вошла почти в абсолютную темноту, остановившись через пару шагов и протягивая руку вперед, чтобы не влететь во что-нибудь.

– Подожди, сейчас свечи зажгу, а то не видно ничего, – Михель уверенно прошел мимо меня в темноту, чтобы вернуться с большим подсвечником в коридор и зажечь свечу от факела невдалеке от двери, воткнутого в держатель. – Ну вот, так хоть какой-то свет будет, – он по одной зажег все пять свечей и поставил подсвечник на стол. – Не служанку же звать, чтобы она нам свечи зажигала! – вдруг рассмеялся он, усаживаясь в кресло, а у меня что-то екнуло внутри от знакомой присказки. – Все видели, что я с тобой ушел, так что у тебя теперь вполне сложившаяся репутация в Штальзее. Да, где-то у меня было тут вино припасено, так сказать, за встречу… посиди, пойду поищу. Где же я его поставил…на камине нет, внизу, что ли…

После продолжительных поисков и чертыханья он водрузил на стол пузатую бутылку и два мутных стакана с толстенным дном.

– Ого, – повертела я в руках это прозведение стеклодувов, – раритет! Чего это дно у них такое, чтоб не опрокинулись, что ли?

– Нет, когда выдувают стекло, то вся масса сползается книзу, вот и получается такое утолщение. Вино, кстати, хорошее – легкое совсем, его тут вместо сока пьют или чая. Это молодое, градус низкий, мясо хорошо им запивать.

– Помнится из истории, что супы варила только беднота, – напрягла я память, – а богатые их не ели и страдали несварением желудков. Мясо они тоже только жарили, оно было сухое и жесткое, но все упорно его ели. Надеюсь, тут дичь типа кабанов или медведей к столу не подают?

– Ты ее не уважаешь?

– Нет, дряни в ней много слишком, а чем тут болеют, даже подумать страшно. Я предпочитала есть одну кашу или хлеб, если больше не было альтернативы.

– Слышал я о таком, но когда ты в горах умираешь от голода, то сожрешь и ежа, лишь бы не сдохнуть, – резко бросил Рихтер. – Франц в горах подстрелил лису, она была совсем тощая и шерсть у нее сползала клочьями, но мы съели ее, даже не дождавшись, пока она до конца прожарится. Хорошо еще, что нам попадался хоть кто-то по пути. Заяц вообще оказался таким вкусным, что я до сих пор помню его запах от костра. Здесь я потерял ту брезгливость, с которой ковырялся в тарелке дома, выбирая куски получше. Едой в горах может быть все, лишь бы желудок выдержал. Хорошо, что не ели друг друга, хотя на рудниках в голодное время бывало и такое. Там по большей части работали каторжники, которых дешевле было спустить в шахту и заставлять работать там до самой смерти, чем платить рудокопам. Этих мы охраняли, чтобы они не сбежали. Не делай большие глаза, безвинно осужденных там было мало, а те, кого эта участь настигла, были похуже Вольфа и Хайнца. Отребье, а не люди. Никто не принуждал их убивать за медные гроши, они заслужили свою участь.

– Я не осуждаю тебя, как не могу сказать, что эта эпоха лучше или хуже других. – Я постаралась сгладить острые углы, неожиданно возникшие в разговоре. – Здесь тоже живут, рождаются и умирают люди, другой жизни они не знают и не узнают никогда. Это мы пришли из другого мира и нам есть с чем сравнивать здешнюю жизнь. Мы знаем, что где-то есть стоматологи, зубная паста и электричество, а они даже не понимают, что это такое. Но они живут, испытывая те же радости и страдания, что любые люди в наше время. Пройдет еще тысяча лет и наши потомки будут удивляться, как это мы могли прожить с таким букетом болезней, как микроинфекции и лечить зубы бормашиной…

– Марта, ты умеешь утешить! – Михель налил вина и отпил из тяжелого стакана, растягивая удовольствие. – Выпей, букет неплох, лето было жаркое и вино почти пахнет солнцем. Мне бы до нашего родного дантиста добраться, а то так и привыкну с дыркой во рту ходить, где зуб выбили!

– Доберемся, когда-нибудь доберемся обязательно, – я отпила вина и согласилась, что такое можно пить без опаски больной головы наутро. – Надо только сильно захотеть и направить все мысли на это, тогда нам должно повезти.

– С тобой удивительно легко разговаривать, – Рихтер поудобнее устроился в кресле и снял нагар со свечи. – Второй раз за эти годы я разговариваю с женщиной, которая не только слушает меня, но и отвечает нормальным языком, не кокетничает, не жеманится и вообще ведет себя абсолютно естественно. Здешние бабы поначалу доводили меня до белого каления. Начинаешь с ней говорить, а она закатывает глаза, вываливает свой бюст на стол и при этом кокетничает так, что это уже начинается клоунское кривлянье, от которого не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать. Для мужиков местных это вполне нормально, они даже отвечают им почти так же…а меня с души воротит. За столом каждая мнит из себя королеву красоты, подпуская шпильки друг другу в разговорах, не дай бог какую скабрезность скажешь, так глаза закатываются – ах, как вы грубы, как вы дурно воспитаны, зато в дверях норовит притереться бюстом или бедром, намекая на продолжение. Только согласись… Теодор пригласил меня на ужин в Эрсене, когда там был разыгран такой спектакль, что наша Фрейндлих отдыхает! Хрен ее знает, чья она там жена была, а чья любовница, но взгляды кидала на меня такие, что не догадаться об их смысле мог только слепой. В конце концов я тоже мужчина, да еще подвыпил… словом, когда все стали расходиться, пошел ее провожать, подхватив под руку. Но это было признано грубостью, хотя притерла она меня изрядно. Дальше было еще круче, только мы дошли до какой-то двери, она впихнула меня туда, прижала к стенке и стала налегать так, что чуть не размазала. Ладно, думаю, чего отказываться, когда так себя предлагают? Пощупал, все на месте, даже более того – всего очень много, что обрадовало донельзя, в комнате приятный полумрак, я начал ее раздевать, подтащив к окну, а она начала жеманиться и пищать, что это хоть и грубо, но ей нравится. Возился я с ее платьем прилично, пока разобрался в завязках, только стащил его, а там еще куча всяких одежек и что самое ужасное, так то, что от нее жутко пахло потом! И несло еще чем-то от волос, сладковатым и липким, сыпалась оттуда какая-то мука прямо в нос, словом, весь кайф мне как рукой сняло. Иная прачка бывает чище и меньше пахнет, чем такая вот дама, облитая духами и обсыпанная мукой.

– Так ты что, тут вообще без женщин обходишься? – вот уж поистине, 21 век – век циников, мы можем не стесняясь говорить обо всем, что раньше называлось запрещенными темами. – Это сколько ты здесь живешь, ты говорил, три с половиной года? И за все время – ни-ни?

– Ты за кого меня принимаешь? – обиделся Михель. – Я что, импотент, по-твоему? Бывает, естественно, когда дают, только я во-первых брезгливый, потому что когда так предлагают, то прикидываю, сколько до меня тут пробежало и что я могу подцепить в конце этой очереди. Лечения таких напастей тут нет, а я еще здоровый сам себе нужен, да и вернуться хочу не развалиной с проказой или подобной дрянью. Кстати, это у нас тоже еще не лечится, так что учти, прежде чем будешь на кого-то засматриваться. Мужики тут не промах, только мигни, сразу среагируют.

– А… женщины?

– Тоже. Мне тут одна красотка такого навернула, уши в трубочку завернулись, был бы я здешний – уже окрутила бы. То все глазки строила, скромная такая была, даже приблизиться не разрешала, стой на расстоянии локтя и не меньше. Ну постоял я, а она мне пошла рассказывать о каких-то дурацких снах, о пророчествах, которые в ее семье известны и для всех детей якобы при рождении делаются не пойми кем. И конечно же про свое мне все уши прожужжала, что ей суждено встретить самого умного и красивого мужчину, спустившегося то ли с небес, то ли с башни, и он должен быть выше всех и быть ее судьбой и назначением. Ну, или какая-то подобная ерунда с судьбой, которая обязательно должна закончиться венчанием в церкви. Я послушал ее и сказал, что я далеко не самый высокий и не самый красивый, а уж про ум и говорить нечего, дурак дураком, потому что слушаю, а ничего не понимаю. Ох и обиделась она, аж ножкой топнула, мол, все понимают, а я – нет! Судьбу она, видите ли, нашла в моем лице… такой бред она пусть другому несет, а я еще при голове нахожусь. Потом Теодору рассказал, а тот даже не смеялся, говорит, что подобные пророчества у них часто изрекают, когда дети рождаются и это не ерунда, а сама Судьба говорит устами приглашенной ведуньи и с ними шутить нельзя. Переубеждать его я не стал, пусть при своих остается, только с тех пор редко сажусь за стол с дамами. Припрет, есть девчонки в замке, не откажут, зато без идиотских разговоров о судьбе и предназначении. Слушай, лиса, я все о себе да о себе, а ты что молчишь? Давай, выкладывай свою часть, как попала, куда, почему… я ж тоже любопытный, послушаю твою историю.

Собираясь с мыслями, я уже твердо решила, что ни за что не скажу о настоящей причине, по которой попала сюда. Это можно внутри себя переваривать и передумывать до бесконечности, а со стороны все будет выглядеть, как у той красотки, которая фигурировала в последнем рассказе Михеля, и какое у него после этого будет ко мне отношение? Да точно такое же, как ко всем, кто пытается окрутить мужчину против его воли – сразу встанет на дыбы и отстранится от меня подальше…а этого мне совсем не хочется, какова бы ни была настоящая причина. Что Рихтер не белый и не пушистый, видно и так, а еще он привык в своих тусовках обращаться ко всем одинаково, по-дружески, разве что свою Ольгу обхаживал по причине ее неземной красоты. Значит и мне нельзя вести себя как те кокетничающие дамы, старающиеся зацепить его мужскую натуру на древний, как мир, крючок. Остается только общение на равных…коллеги, блин! Конечно, я бы предпочла несколько другое отношение с его стороны, прояви он хоть малейший интерес ко мне как мужчина, но этим здесь и не пахло. Стоило признать с сожалением, что строить глазки и завлекать мужиков я так и не научилась, как та же Катька, а они чаще всего обходили меня стороной, не особо вглядываясь. Вот и здесь все точно так же, как дома – разговоры по душам, общие проблемы на определенном этапе, которые со временем решатся, а наши дороги разойдутся в разные стороны. Может, нечего было гневить судьбу и фыркать на Фрица?

– Дома у меня было все скучно и буднично, не то что у тебя, – начала я, подняв стакан. Михель терпеливо ожидал моего сольного выступления, не перебивая и не подгоняя, только на его лице играли отблески огня, делая мужчину напротив еще более привлекательным. Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, я постепенно раскручивала воспоминания, стараясь не заостряться на щекотливых моментах. Останавливалась, вспоминая события, потом собиралась с духом и продолжала говорить, слушая себя как будто со стороны…

– В первую очередь меня интересует то, что было твоей причиной попадания сюда, – Рихтер подчеркнул слово «твоей». – Слушал я тебя внимательно, но вот что там на вашей встрече произошло, так и не понял. Давай-ка еще раз, о чем говорили, что делали, без этого ничего не понятно. Как будто там тебя стерли и выкинули сюда без всякого смысла…такого не бывает. Что-то должно было произойти, может, ты не помнишь или не заметила?

– Да ничего такого не было, – почти натурально удалось изобразить полнейшие непонятки. – Сидели, Катька говорила о своем бойфренде, рассказала, как с ним познакомилась, все захотели на него посмотреть, выпили, посетовали каждая на свое. Лерка беспокоилась, как там ее красавец один остался с дочкой, Ленка боялась, что не успеет на электричку и Юра приедет раньше нее, Катька поддала от счастья, что мы собрались все вместе и что у нее такой замечательный парень, я тоже выпила и порадовалась за нее…ну и все, а потом я вырубилась и очнулась уже в лесу.

– Просто так вырубилась и все? – подозрительно посмотрел Михель. – Пила-пила, молчала и все? А думала в тот момент о чем? Может, бойфренд уже пришел в тот момент, только ты не видела?

– Нет, никто не приходил, зуб даю! О чем думала? Да уж не помню…

– Марта, а здесь пока жила, ты пила? На праздниках например, вдвоем с мужем, с подругами?

– Да ты чего, какие тут выпивки? – поразилась я. – И подруг у меня здесь не было, менталитет не тот, а уж с мужем и тем более…

– Хм… – протянул Михель и было совершенно непонятно, что он себе там думает. – Значит, жила бы ты себе тут спокойно, если бы не эти мародеры… случайностей в этом мире не бывает. Про Раделя ты раньше не рассказывала, это как понимать?

– Да как хочешь, – я подперла щеку рукой, внутренне успокаиваясь. – Зачем было раньше времени о нем говорить? Влипли мы с этим Куртом, хорошо что ноги унесли оттуда. Понимаю, что там ловушка была и нам просто крепко повезло, не то, что остальным. Вещи все там остались, только деньги при себе были. Потом я в Бернштайне купила ребятам клинки, что хоть какая-то защита с ними в ближнем бою. Все-таки они меня не бросили по дороге, а вполне могли уйти вдвоем.

– Не особо вам это помогло, как я посмотрю, Вольфа-то испугались и все равно держались с ним рядом все время, – интонации в голосе Михеля поменялись на насмешливые, а от вина мне начало легонько кружить голову. – Что ты про кольцо помнишь, можешь рассказать?

– Могу, – эту проблему я была готова мусолить сколько угодно, поскольку она лично меня не затрагивала и оснований для волнений не приносила. – Начнем с того, что Фриц встретился в лесу с Куртом и они вспомнили давнюю историю, когда они уходили от монастырских солдат и был в их отряде Ульф Кривое Плечо…

Рассказ получился приличным – на память я не жаловалась, некие забытые подробности постепенно всплывали в разговоре по ходу дела, вино я хлебать перестала и язык не заплетался.

– Ну что ж, теперь я еще раз убедился, что случайностей не бывает, – Михель потянулся в кресле, хрустнув суставами, – раз ты мне такую историю выложила. Да еще с отступлениями в прошлое, чтоб уж не ошибиться. Что твой муж с Куртом тоже не продажей репы свой капиталец сколотили, объяснять, надеюсь, не нужно? А что за драгоценности у вас были, в краже которых тебя обвиняла его дочурка?

– Честно говоря, не знаю, я их ни разу не видела вблизи. Фриц прятал шкатулку, а Клодия постоянно аж тряслась от жадности, стремясь выудить у него что-нибудь оттуда, – скорее всего мой незаинтересованный тон и убедил Рихтера, что все было именно так. – Он подарил мне только это кольцо, когда мы венчались, а саму коробочку перекладывал с места на место. Я наткнулась на нее в шкафу, когда убиралась в доме, потом я видела ее в спальне, а перед побегом успела унести только половину денег, но они были в другой шкатулке, над ней Фриц так не трясся и она хранилась в одном и том же месте.

– Почему только половину унесла, много монет там было?

– Вторую половину я отдала кузнецу Йохану, чтобы он заплатил за похороны мужа и отпевание его в церкви. Я не должна была бросать его, но когда речь идет о собственной жизни… я уверена, что деньги дошли по назначению и Фрица похоронили со всеми положенными ему почестями.

– Да, его похоронили рядом с вашей родственницей, как и положено, – равнодушно сказал Рихтер. Ничего личного, простая констатация факта, доложенная ему. – Деньги заплатил кузнец, хотя все были изрядно удивлены тем, что ты пропала и не присутствовала в церкви и на кладбище. Ты любила его?

Обсуждать эту тему не хотелось совершенно, потому что надо было вспоминать, с чего началась моя жизнь в Варбурге и почему это замужество вообще произошло. Вместо ответа я налила полный стакан вина и выпила его, цедя мелкими глотками.

– У меня не было другого выбора на тот момент два года назад. Он был не самым плохим мужем, но если бы у меня был выбор, уйти из Варбурга или пойти с ним под венец, я бы ушла. Но ты снял камень с моей души и совести.

Михель удивленно поднял на меня взгляд и стал рассматривать так, как будто впервые увидел.

– Чем же твоя совесть была так озабочена?

– Фриц был не самым плохим человеком и я переживала, что не могла отдать ему последний долг как жена. Я должна была сама сопроводить его до могилы, бросив туда горсть земли. Он был солдатом и погиб, как солдат, а я… хорошо, что теперь я знаю, что его похоронили по всем правилам. – Опять подступили слезы, но я дождалась, когда они высохнут и продолжила, – я ведь даже не могла уйти со стены, чтобы закрыть ему глаза, потому что в тот момент ожидали атаки латников. Арбалеты были нашей единственной надеждой…

– Тебе было страшно там, на стене? – с непонятной интонацией спросил он.

– Сперва очень, потом я уже устала бояться и воспринимала все как работу. Страшную такую работу. Все, хватит разговоров на сегодня, я пойду спать.

Покачнувшись, я поднялась и пошла к выходу из его комнаты, придерживаясь за стену и косяк. Настроение под конец разговора упало и намеренно выпитое вино клонило в сон.

– Пошли, доведу тебя до места, – Рихтер поднялся сзади и подхватил подсвечник, отчего по всем стенам заплясали неровные тени. – Еще завалишься в коридоре, а мне отвечать…

– Не завалюсь, до дверей дойду, – упрямо толкнулась я в косяк, но он обхватил меня за талию и повел в сторону моих апартаментов.

С утра на заднем дворе меня встретил сам Юнг, хмурый и преисполненный собственной значимости.

– Значит, вы у нас умеете с арбалетом управляться, фрау Марта, – процедил он сквозь зубы, задрав вверх подбородок. – Ну, посмотрим, на что вы способны. «Козья нога» или рейка?

– Мой с рейкой был, герр Юнг.

Обращение ему понравилось и комендант немного подобрел.

– Тромс, тащи-ка сюда тот арбалет, что дальний лежит слева! И болты захвати, они внизу в кожаных мешках!

Стоявшие поодаль стражники усердно делали вид, что заняты чем угодно, хоть битьем блох, лишь бы посмотреть, как любовница герра Рихтера будет доказывать свое право на место за этими стенами. «Это ты в постели с ним уже все доказала, а здесь будет по-другому, – говорили их взгляды, в которых гуляла откровенная издевка. – Ты нам докажи, что можешь не только подолом крутить и тебя есть за что уважать, а мы подумаем, достойна ли ты этого!»

– Марта? – Гунтер вышел из двери, нагруженный палками…пардон, копьями, и недоверчиво разглядывал меня, как будто не верил своим глазам. – Я слышал, что ты…вернулась, это правда?

– Да, правда. Вот герр Юнг решил проверить мои умения в стрельбе, жду, когда мой арбалет найдут.

– Гунтер, что встал? Неси, куда приказано! – крикнул кто-то сзади и парень пошел вперед, придерживая древки рукой.

За два месяца он не изменился, но появилась уверенность в движениях, выпрямилась спина и весь он стал более подтянутый и собранный. Живой-здоровый и на том спасибо Рихтеру, что не дал парням пропасть!

– Фрау Марта, ваш арбалет, – солдат протягивал мне старого друга одной рукой так, будто это была легкая игрушка. – И болты, десяток. Мишень вон там, – он показал рукой направление и отошел в сторону, не скрывая своего интереса к происходящему.

Юнг что-то вдалбливал двоим подчиненным в стороне, еще трое вылезли из ближайшего сарая, ухмыляясь и подталкивая друг друга локтями, двое делали вид, что чистят свои клинки, из-за угла выглянула еще одна любопытная рожа, оглядела присутствующих и пропала. Цирк им тут приехал, понимаешь ли…