Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Пауль развел руками, показывая, как он был озадачен поведением горожан и вопросительно посмотрел на Якоба.

– Спасибо, что вспомнили и рассказали мне о Варбурге. Я действительно хотела узнать кое-какие новости оттуда, но теперь понимаю, что это была глупая мысль, а возвращаться туда – и того хуже. Удачи вам!

– Благодарствуем, фройен, вам тоже пусть сопутствует удача, – попрощались оба актера, вежливо поклонившись.

День еще был в самом разгаре и я бродила, рассматривая циркачей и гимнастов, выступающих в кругу зрителей. Народ бурно веселился, радуясь и удачно выполненным трюкам и неловким промахам совершенно одинаково. Постных лиц, о которых так негодующе говорил Пауль, тут и в помине не было.

– Фройен Марта, – окликнули меня, – вот уж не ожидал встретить вас здесь!

– Почему? – удивилась я. – Сюда сбежался почти весь город, а чем я хуже других?

Окликнувший меня мужчина стал захаживать в трактир хромого Ганса пару недель назад. На вид ему было лет тридцать, но он уже начал полнеть, как любой человек, сидящий постоянно в помещении, а не ведущий активный образ жизни. Светловолосый и голубоглазый, он немного напоминал Фрица, только повадки у него были совершенно другие. Хозяин, завидев его за столиком, пояснил, что это Готлиб Мейер, законник, который ведет дела на бумагах с уважаемыми людьми, составляет завещания, оформляет продажи и покупки. В трактире он встречался с клиентами, иногда они о чем-то договаривались, спорили и в этот момент к ним никто не подходил и близко. Я заметила его только потому, что к нему никогда никто не подсаживался за столик, как бы не было много народу в зале. Хромой Ганс пояснил, что Готлиб привык сидеть один и, поскольку он ведет дела многих из присутствующих здесь людей, то его хорошо знают.

– Конечно, для народа посещение этих балаганов – настоящий праздник, когда можно посмотреть на тех, кто бродит по дорогам, не имея своего угла и лишнего пфеннига за душой. Они собирают все новости, сплетни и с радостью делятся по дороге ими с каждым, кто только их захочет слушать. Вся жизнь на колесах и в дороге – разве это нормально? Человек должен иметь свой дом, свое место, свое дело и не должен болтаться по стране, как бесприютная собака. Вместе с ними ездят женщины, у них рождаются дети, которые даже не представляют себе, что такое вести нормальную жизнь, как это делает большинство населения. Крестьяне заняты на полях и фермах, им некогда бродить и трещать языком, иначе погибнет урожай и останутся голодными их семьи, а когда приедут за осенним оброком, то нечего будет отдавать и нечего оставлять на будущий год для посева. Их охраняют воины, которые должны доблестно нести свою службу по велению правителей земель и им тоже нет никакого резона срываться вот так и бродить по дорогам. Во всем должен быть порядок, фройен Марта, установленный для нас Господом нашим на небесах и поддерживаемый его проповедниками на земле. Если будет порядок, то будет достаток в домах и крепкие семьи, в которых растут здоровые дети. Вы не согласны со мной?

– Нет…ну почему же… – вроде Готлиб и говорил правильные вещи, но мне стало обидно за актеров. – Не всем по душе актерская жизнь, как не все могут играть на подмостках, а дар перевоплощения присущ единицам. Это как художники – пробуют рисовать многие, а талантливых – раз-два и обчелся.

– Вот и я говорю то же самое, – обрадовался Мейер. – И мне очень не нравится, когда молодые смотрят с тоской на их развеселую жизнь и стремятся уйти за ними, полагая, что такая жизнь у них будет всегда. А сколько их замерзает зимой, когда повозки не спасают от холода, сколько их погибает, когда их грабят по дорогам? Мы видим с вами только оборотную сторону этой красивой медали, как ни жалко это сознавать. Праздник, который устроен здесь, короток, а потом у них идут суровые будни, не видные никому. Пойдемте, пройдемся, фройен Марта, я вижу, что вы умеете слушать собеседника и понимать, о чем он с вами говорит. Вы не против того, чтобы прогуляться со мной?

Вежливый разговор и обходительные манеры мужчины сделали свое дело – я положила руку на подставленный локоть и мы неспешно пошли вдоль пестрых шатров, разговаривая друг с другом. Было приятно, что собеседник не видел во мне трактирную служанку, не грубил и уж тем более не распускал руки. За разговором постепенно уходила настороженность и подозрительность, которая въелась за последние недели в плоть и кровь. Идти просто так, слушая разговор малознакомого мужчины, не опасаясь подвоха с его стороны – последний раз это было давно, еще до того, как я попала в этот неприветливый мир.

…– Вы же тоже бродили по дорогам, фройен Марта, разве это нормально для женщины?

– Нет, герр Мейер, это ненормально, но у меня не было другого выбора и мне пришлось уйти из тех мест, где я жила раньше.

– Согласен, – мужчина чуть посильнее прижал мой локоть и тут же отпустил его, как будто испугавшись сделанного, – бывают обстоятельства непреодолимой силы, как например война или горный обвал. Но потом здоровая природа берет свое и если у человека нет изначально дурных задатков, то он возвращается на свою родину и начинает там все сначала. Сколько раз войны прокатывались по здешним землям, сколько раз сжигались деревни и разрушались города, но оставшиеся в живых находили в себе силы и мужество не отказываться от этой земли, от могил своих предков и руин своих домов. Они возвращались и продолжали свой род, заново строя дома и рожая детей. И не одного, заметьте, а столько, сколько пошлет им Господь! Детям можно передать все, что ты накопил в этом бренном мире, поскольку они пойдут по нашему пути дальше, чем мы. Каждый отец и каждая мать должны вложить в своих детей то лучшее, что есть в них самих, только тогда мы будем уверены, что из них вырастут люди, а не сорные травы. Ну вот мы и пришли, фройен Марта, – он поклонился на прощанье. – Благодарю вас за приятную беседу, был очень рад познакомиться с вами поближе. Если вы не возражаете, я бы хотел иногда просить вас прогуляться со мной по вечерам…я много работаю дома и был бы рад поводу пройтись по улицам не в одиночестве, а в вашем обществе. Вы не откажете мне в этом?

– Простите, герр Мейер, – улыбнулась я кавалеру, – пока что я служанка у хромого Ганса и он не так часто дает мне выходные для прогулок.

– Хорошо, фройен Марта, – опять вежливый поклон в мою сторону, – я сам поговорю с вашим хозяином, чтобы он мог отпускать вас со мной. До встречи.

– До встречи, герр Мейер.

Прошла еще одна неделя, за которую Готлиб приходил за мной два раза, причем делал это не вечером, как я ожидала, а днем, пока в трактире не было посетителей. Хозяин, завидя его уже издали, подзывал меня и, усмехаясь, давал полдня выходных, с тем условием, чтобы я была в трактире к где-то часам к четырем, когда начинали собираться первые посетители. Готлиб ждал меня за столиком у входа, подавал руку и торжественно вел на улицу, открывая передо мной дверь. Прогулка по городу была не столь длинна, как можно было предположить – мы степенно шли по центральной улице до ратушной площади, ходили там два-три круга, потом сворачивали на одну их боковых улочек, узких, но чистых и опрятных и возвращались большим кругом вдоль стен Гедерсбурга к трактиру, где Готлиб прощался со мной. По большому счету он был несколько зануден, но я искренне полагала, что это на него наложила отпечаток его профессия – без скрупулезности и въедливости невозможно вести юридические дела кого бы то ни было. То, что в Гедерсбурге герра Мейера хорошо знали, уже не было для меня секретом. Во время прогулок с ним здоровались, желали здоровья, спрашивали о делах и не один раз порывались начать их обсуждение чуть ли не прямо посреди улицы, но он твердо отметал подобные предложения, ссылаясь на то, что он не один. Горожане отходили в сторону и начинались пересуды, отголоски которых я еще долго слышала сзади.

…– Видите, фройен Марта, они уже начинают интересоваться, кто вы такая и почему они видят меня с вами на улице, – Готлиб сдержанно улыбался, глядя на реакцию очередных кумушек, шушукающихся между собой о нас. Их быстрые цепкие взгляды уже не раз обошли нас, а особенно меня снизу доверху, и теперь они трещали между собой, как две сороки, то и дело посматривая по сторонам. – Но вы же не боитесь их пересудов, фройен?

– Нет, не боюсь. Мне вообще нечего бояться здесь, герр Мейер, потому что я не совершила ничего, за что мне следовало бы отмаливаться и каяться в церкви.

– Я давно хотел спросить вас, фройен Марта, почему вы ушли оттуда, где вы жили раньше? Кстати, а где вы жили раньше? Вы мне об этом не рассказывали, а я бы хотел это знать.

– Раньше… – я задумалась, говорить или не говорить правду? И если говорить, то какую? Лучше, если не всю…мало ли что бывает в этом мире… – Да, герр Мейер, я пришла сюда из Айзенштадта. Там была небольшая война и у меня не осталось ничего, чтобы я могла начать там сначала свою жизнь.

– Там погибла ваша семья?

– Да, герр Мейер, и мне было легче уйти оттуда, чем продолжать там жить. Остальное, я думаю, вам неинтересно.

– Ошибаетесь, фройен Марта, как раз мне очень интересно было бы послушать обо всем, что касается вас, – стал уговаривать Готлиб, поглаживая мне руку.

Но я уперлась, как осел, и ни под какими предлогами не желала удовлетворять его любопытство, как бы он меня не уговаривал. Мужчина обиделся и некоторое время шел молча, только посматривая искоса на меня. Я лично никакой вины за собой не чувствовала, объясняться по этому поводу не желала и решила, что с него пока хватит и того, что он знает, откуда я пришла. Рано еще откровенничать, мы знакомы всего две недели, а расспросы о прошлом наводят на нехорошие размышления, поэтому распрощалась с ним у дверей трактира, гордо подняв голову и мило улыбнувшись напоследок. Готлиб холодно поклонился и ушел.

Обижался он с неделю, не меньше, потому что ни разу не пришел за мной, чтобы позвать на прогулку, хотя приходил в трактир через день и обсуждал какие-то дела за своим столом. Бегая с тарелками и кружками, я ловила его взгляды, но делала вид, что не вижу его. Вообще я для себя никак не могла решить, надо ли мне продолжать с ним отношения? По сравнению со всеми, он был гораздо умнее и выдержаннее остальных, имел свое дело, приносящее неплохой доход и, судя по всему, считался в городе завидным женихом. Что еще надо бедной девушке, чтобы осесть и обрести свой дом и покой? Но так могла бы рассуждать та, которая была частью этого мира, а я еще помнила свою родину и не оставляла надежды вернуться домой, где все было до боли родным и желанным. Но пока что вокруг не было ни единой подсказки, как это сделать, ну не считать же Готлиба Мейера своим суженым? Если б это было так, то при первой же встрече хоть что-то дало бы об этом знать, что-то шевельнулось бы внутри и заставило присмотреться к нему. Неужели он хочет получше узнать меня и потом предложить мне руку и сердце? И стану я фрау Мейер…ох ты Господи… В этой ситуации я приняла самое разумное решение, которое формулировалось принципом «если не знаешь, что делать, не делай ничего». Течет и течет себе, а там будем посмотреть, что делать дальше.

Подходил к концу второй месяц моей работы у хромого Ганса. Я уже не уставала к концу рабочего дня, как поначалу, хозяин был мною доволен, конфликтов от посетителей почти не было и я ждала через несколько дней свои кровно заработанные десять серебряных марок, прикидывая, на что я их смогу потратить. В насущных мечтах висело новое платье, на которое я уже присмотрела ткань, и поход к сапожнику, чтобы заказать себе башмачки вместо сапог. Из прежних денег у меня осталась одна золотая марка, шесть серебряных и два кольца, которые я пока не одевала на руки – не положено служанкам носить кольца. Я держала их в потайном кармане пояса вместе с деньгами и редко вытаскивала наружу, зато пояс практически не снимала днем, прихватывая им юбку под жакетиком.

– Эй, хозяин, поесть нам и пива!

Двое за столиком в углу рассматривали зал, как будто попали сюда впервые. Этих я примечала сразу, они хоть и строят из себя крутых, а любопытство заставляет невольно осматриваться вокруг. Завсегдатаи трактира войдут, окинут взглядом зал в поисках знакомых, кивнут хозяину и уйдут за стол переговариваться. Чаще всего они даже не кричат с порога, а ловят меня за юбку по пути, сообщая, что им надо принести. Эти же двое заорали чуть ли не от порога да так, что у сидящих рядом уши, наверное, заложило. Ну и глотки…

Хромой Ганс выглянул на вопль, посмотрел на пришлых и мигнул в сторону окна – там всегда сидела одна и та же компания, которая в случае чего работала вышибалами. Сейчас же он только предупредил их, что пришли чужие и надо держать ухо востро. Но чужаки были трезвые и голодные, вели себя пристойно и на скандалы не нарывались, только тихо переговаривались между собой.

– Марта, – поймал меня за юбку один из бугаев у окна, положив свою лапищу на талию и с удовольствием ее пощупав, – что там за пришлые сидят? Посмотри при случае, послушай. Не по душу ли Ника приперлись?

Я скинула лапищу вниз и пожала плечами. Ник был мелким воришкой, промышлявшим везде, где что плохо лежало, бит за это бывал не раз, но отлеживался и все начиналось сначала. Одно время он ошивался у нас, но спер кошелек у того, кого трогать не следовало, а за это полагалось проучить хорошенько, если только не оставить без рук вообще. Если эти ребята пришли за ним, то им сейчас объяснят, что Ник здесь не тусуется уже как несколько дней и никто его не видел. Конфликты подобного рода то и дело возникали везде, но улаживались тем или иным способом.

Пробежавшись мимо пришлых, спиной ощутила тяжелый взгляд, но не обратила на него внимания. Раз пришлые, значит думают, что тут можно тискать кого угодно, а этот вопрос и тем более будет быстро улажен. Распустят руки – получат или от меня или их одернут те, кто сидит за соседними столами и посоветуют не заходить сюда, если не поймут. Пиво я им поставила, еду принесла, пусть пока сидят.

Хлопнувшая дверь пропустила конопатого Ганса с дружком, оба постояли и пошлепали к столику рядом с чужаками.

– Пива неси! – Ганс недолюбливал меня с того раза, когда получил кружкой в лоб, но открыто на конфликт не лез, только больнее других поддавал мне сзади.

Пока я убирала пустые кружки, Ганс уже допил свое пиво и переключился на чужаков. Как ни странно, они быстро нашли общий язык, все уселись за один стол и потребовали еще по кружке, причем пришлые попросили еще еды уже совсем без первоначальных воплей. К концу вечера они уже пьяно обнимались с конопатым, хлопали друг друга по спине и были друзья навек. Бугаи у окна удостоверились, что чужаки ведут себя смирно, ущерба трактиру не предвидится и перестали за ними следить, как и я. Мало ли в город приходит новых людей? Ганс упился вусмерть и его новые друзья понесли его на улицу, а дружок показывал им дорогу, то и дело заваливаясь набок. Я проводила их взглядом – пили вроде вместе, а вот поди ж ты, двое лежат, а этим хоть бы хны. Но это не мое дело, мне пора убирать и мыть посуду.

Когда в трактире на следующий вечер опять появились чужаки, занявшие тот же столик, что и накануне, я совершенно не удивилась. Многие так приходили сюда потолковать о делах, находили тут нужных людей и для них трактир служил своеобразным клубом. Они попросили еды и пива, и сидели, лениво рассматривая зал. Ввалился Ганс и подсел к ним, как к старым знакомым и они потребовали большую кружку пива для него. Так и есть, конопатый им что-то устроил, как и мне когда-то Мартин, вот они с ним и расплачиваются! Кружку я принесла, а один из чужаков уставился на меня, нагло рассматривая в упор. Но за просмотр денег не берут, я ушла, неся на спине отпечаток его интереса. Мужики как мужики, только уж какие-то одинаковые, то ли взгляды у них похожие, то ли повадки… Ну да это тоже не мое дело, на то хозяин есть и бугаи у окна. Сегодня в трактир решил придти и Готлиб Мейер, по-видимому, уставший обижаться на строптивую служанку. Он посидел за столом с одним из посетителей, подошел к хромому Гансу и поговорил с ним, а потом вышел из трактира.

– Марта, – окликнул меня хозяин спустя некоторое время после ухода Готлиба. – Сходи-ка на задний двор, там с тобой герр Мейер хочет поговорить.

«Задним двором» в заведении хромого Ганса назывался небольшой садик, примыкающий к трактиру. Днем там любила сидеть фрау Линда, делавшая какую-нибудь рукодельную работу, а вечером там встречались парочки, не желающие, чтобы об их встречах знали другие. Интересно, чего это Готлиб такой таинственный стал? Раньше так не стеснялся днем со мной по Гедерсбургу ходить, а тут в этот садик позвал. Лично мне бояться нечего, а Мейер не из тех, кто полезет задирать в темноте юбку и выкручивать руки. Кивнув хромому Гансу, я собрала кружки со столов, принесла полные и выскочила за двери.

Дойти до калитки, ведущей в садик, было недолго – подобрав подол юбки, я смело шагнула в полутьму, окликая мужской силуэт впереди.

– Герр Мейер?

– Фройен Марта, – откликнулся он, – я попросил вашего хозяина отпустить вас для разговора со мной. Прежде всего я бы хотел принести вам свои извинения за то, что так настойчиво разговаривал с вами в последний раз…вы имели полное право не отвечать мне о своем прошлом… Вы пришли сюда издалека и у вас могут быть свои причины для того, чтобы не рассказывать всем о себе. Я долго думал над тем, как мы расстались и решил, что будет нелишним все же поговорить с вами.

– Прямо сейчас? – удивилась я. – А почему не днем, когда для этого есть больше времени?

– Да, – заторопился он, – конечно, днем тоже можно поговорить, но я сегодня пришел сюда, увидел вас и решил, что не надо откладывать на завтра то, что я решил сделать сегодня. Вы понимаете меня, фройен Марта?

– Что не надо откладывать дела на завтра, понимаю, а почему нельзя было переговорить днем – нет. Вы уж поясните мне это, герр Мейер…

Внезапно сзади раздался шорох и скрип песка под чьими-то ногами. Нас подслушивают? Но кто это может быть?

– Фройен Марта, – он подошел ближе, и в лунном свете я хорошо видела его лицо. – Послушайте…

– Т-с-с, – прошептала я. – По-моему нас подслушивают…

В этот момент сзади меня обхватили одной рукой, а второй зажали рот с такой силой, что невозможно было даже шевельнуться.

– Тихо, а то придушу ненароком, – приказал шепот в ухо. – Поняла? Вот и умница…

Готлиб вытаращил глаза, глядя на происходящее, но из-за нашей спины выступил второй мужской силуэт и щелкнул ножом у пояса, вытащив его наполовину из ножен.

– Молчать. Тихо. Одно слово и ты… – он еще раз продемонстрировал нож и Мейер застыл, как вкопанный, тяжело дыша. – Кто эта женщина, ты знаешь ее?

– Д-да… М-марта… она с-служанка у хромого Г-ганса… – запинаясь, выдавил Готлиб.

– Это мы уже знаем и без тебя, – произнес голос у меня над ухом. – Ты больше не знаешь ее, понял?

– Что? – Мейер дернулся вперед, но перед глазами у него мелькнуло лезвие ножа и он отшатнулся, побледнев и осунувшись от страха. – Да-да, я не знаю ее…не знаю…

– Повернись и иди в тот угол, – приказал ему второй. – Стой там, дернешься – убью. Нож я метаю на звук. Пошел!

Готлиб на деревянных ногах ушел в темноту и затих там, а второй обратился к первому.

– Ну? Ты уверен?

– Уверен, это она.

Я попыталась дернуться, но луна полетела вниз и стало совершенно темно…

Я купалась в море и оно качало меня на волнах, только болела голова и почему-то в воде все скрипело. Равномерно так поскрипывало, скр-шш, скр-шш, скр-шш… Что это такое с головой, я же пиво у хромого Ганса не пью! Пощупать голову не удалось по причине того, что никак было не поднять руки. Повозившись, я разлепила глаза – прямо перед носом было что-то деревянное, под щекой кололось, а руки…ох ты ж мать твою! Руки были связаны сзади! Черт побери, что произошло? И где это я?

Перевернувшись на спину, над головой увидела полукруглый потолок, колеблющийся при тряске. Везут…кто и куда? Так, стоп, вчера я работала у хромого Ганса, потом пришел Мейер и позвал меня поговорить в садик, там… вспомнила! Двое подкрались, один держал меня, второй прогнал Готлиба. Ну, законник, ну, мужик недоделанный, испугался один на один выйти, а теперь я еду неизвестно куда! Может, руки попробовать развязать? Крутилась я и так и этак, но ничего не получилось. В кино еще показывали, как надо протаскивать ноги через них, чтобы узлы очутились спереди, но это, наверное, был особый цирковой трюк, потому что пятая точка у меня туда не пролезала ни за что. Проклятье, что же делать и кто это вообще такие?

– Эй, вы! – я запрокинула голову, пытаясь рассмотреть тех, кто правил лошадью. – Эй вы, кто вы такие?

Приоткрылся полог и заглянувшая харя оглядела все внутри.

– Очнулась, – прокомментировала она. – Чего орешь?

– Вы кто такие? – завопила я, вне себя от злости. – Вы куда меня везете? Чего вам от меня надо?

– Ульф, чего она там надрывается? – спросил с улицы второй голос.

– Да вот очнулась и глотку дерет, – пояснил Ульф.

– А-а, ну пусть поорет, быстрее выдохнется, – бросил его напарник.

– Слушайте, я пить хочу, – заныла я, попытавшись подавить на жалость. – Ну что вам, глотка воды жалко? Голова и так болит, плохо мне-е…

Телега остановилась, полог откинули и ко мне влез один из тех чужаков, что два дня сидели в трактире Ганса.

– Ах ты ж мать твою… – русский мат так и посыпался, приправленный злостью от собственного бессилия, когда я увидела знакомые рожи. – С-суки!

– Слышь, Ульф, а это точно она, зря я сомневался. Как услышал сейчас, так и поверил окончательно тебе. Ну, пить будешь? – Говоривший достал мех с водой и вопросительно посмотрел на меня.

– Давай! – злость злостью, но умирать от жажды я была не намерена.

Мужчина приподнял меня и приложил ко рту мех. Вода потекла по подбородку, но кое-что я успела проглотить.

– Слушайте, кто вы такие? И куда вы меня везете? Может, вам денег надо? – со слабой надеждой спросила я.

– Надо, – согласился Ульф и тронул поводья. Телега мерно заскрипела и двинулась по дороге. – Только у тебя таких денег нет, да и не возьмем мы у тебя ничего. Это вы привыкли все продавать за звонкую монету, да спящих резать, а мы до такого еще не докатились. Свои деньги при себе можешь оставить, нам они без надобности. Мы и так свое получим, когда тебя привезем.

– К-куда. п-привезете? – страх медленно заползал за воротник.

– Как куда? – удивился мужчина. – В Эрсен, конечно. В замок Штальзее.

Бум! Если бы я стояла, то осыпалась бы вниз, а так только оставалось скрипеть зубами и грызть телегу от злости. В Штальзее… Вспомнились тамошние порядки, мрачный Конрад и жуткий Рихтер с плеткой на камине. Этот еще припомнит мне и удар кочергой и побег…

– Много получите-то?

– Много, не сомневайся. Десять золотых марок сам герр Рихтер обещал, если тебя найдем и привезем. Чем ты так ему приглянулась, что он за тебя такие деньжищи готов заплатить? Ладно бы красотка была, я понимаю, а тут…

Последнее замечание совсем подкосило. Ну понятно, что я не Клаудиа Шиффер, но чтоб вот так…

– Откуда я знаю, чего ему надо. Может, он вообще меня с кем-то перепутал?

– Ага, перепутал! – оба весело заржали, а лошадь припустила быстрее. – Как ты удрала из Штальзее, так он сам и кинулся следом, да нас взял с собой. Уж сколько шли, столько он ругался не переставая. И как это ты через лес ушла, если никогда в этих местах не бывала? Значит, не впервой тут ходишь. Мы за тобой только ходу, только собаки след возьмут, а потом крутятся и теряют его, тоже, скажешь, ни о чем не ведаешь? Чтобы их со следа сбить, постараться надо. По ручью подзадержались, а то еще в лесу бы тебя поймали! А уж когда ты через озеро уплыла, герр Рихтер и вовсе сильно обозлился. И ведь не побоялась в такую холодную воду лезть!

– Мы с Ульфом тебя второй месяц ищем в кантоне, – второй тоже решил похвастаться своими достижениями в поимке. – Сперва мы в Хольц двинулись, там целый месяц крутились, но никого подходящего не нашли. Оттуда уже в Гедерсбург поехали, пошатались по городу, мальчишек порасспрашивали да денег им заслали. Они-то и подсказали, что видели женщину в мужской одежде, которая теперь в трактире служанкой. Ну, и кавалер твой во-время нарисовался, как по заказу. Хиловат, правда, оказался, ну да ничего, новую себе найдет.

– И как это вы со мной вышли за стены? – мрачно спросила я, – ночью-то стража никого не выпускает из города.

– Это других не выпускает, а мы договоримся всегда. Скоро Эдер будет, там уже граница Эрсена. Лошадь сменим и к вечеру будем в Штальзее. Н-но! – он стегнул вожжами и лошадь прибавила ходу, а я совсем пригорюнилась. Нет, ну надо же такому случиться, что все легло против меня! Они что, думают, что я киллерша какая-то или Мата Хари, чего там говорили про спящих, которых зарезали? Да я и стилет свой так ни разу и не вытащила, как подумаю, что его в живого человека втыкать, рука трясется, а они меня куда записали-и…

Никаких пограничных постов, на которые я надеялась, тут не было. Граница у них, видите ли, по реке проходит, а вот такие и везут всякую контрабанду! Настроение было и так паршивое, а с каждой минутой становилось все хуже и гаже. Что я только не напридумывала, чтобы удрать от Ульфа и его напарника, но это все были пустые фантазии и реализовать их в действительности было невозможно. Начнем с того, что мне было никак не развязать руки…

Телега остановилась и полог откинули в сторону. Заглянул Ульф и я начала проситься «до кустов».

– Ну чего тебе, жалко, что ли? Вот обделаюсь здесь и буду вонять всю дорогу!

– Ну хорошо, – сдался он. – Руки я тебе развяжу, присядешь, а потом опять свяжу. Еще не хватало, чтобы ты сбежала.

– Ну куда я сбегу-у… – хлюпнула я носом. – Ну давай, развязывай, а то обмочусь скоро!

Растерев запястья, я под конвоем Ульфа дошла до ближайшего угла, где и было предложено облегчаться. Никакие уговоры, что я не могу и мне стыдно, не действовали, и служака упорно стоял надо мной, не спуская бдительного взора.

– Все? Пошли к телеге, – он уже приготовил веревку и держал меня за юбку сзади. – Руки давай сюда!

Руки давать ему не хотелось, я резко повернулась, намереваясь ударить его сапогом в колено и ветхая юбка неизвестной Хильды порвалась, оставшись в руках Ульфа.

– Ах ты дрянь! – зарычал он, – я с тобой, как с человеком, а ты…!

Бросив драную юбку, он одним прыжком догнал меня и скрутил руки сзади, не особенно заботясь о последствиях.

– Больно же…идиот…уй… – закрутилась я, но он уже закрутил веревку и, закинув меня на плечо, понес к телеге.

– Хоган, ты где? – пронесся крик на весь постоялый двор. – Хозяин, где свежая лошадь? Если сей момент ты не запряжешь нам телегу, то я тебя самого в Штальзее прихвачу вместе с этой…будете рядом сидеть в подвале, понял?

– Бегу, уже бегу! – испуганный хозяин вывел лошадь и стал сам запрягать ее трясущимися от страха руками.

Из дверей выскочил Хоган, что-то жуя на ходу и поудобней перехватывая мешок.

– Чего кричишь, будто убивают? – спросил он Ульфа.

– Это я сейчас вас всех поубиваю! – рявкнул тот, – ты там сидишь и жрешь, а я за этой должен бегать! Еще немного и она опять бы сбежала!

– Как это сбежала? – Хоган посмотрел в мою сторону и перевел взгляд на Ульфа. – Она же связана вроде…сам вязал!

– Была, да развязалась! – обозлился мужчина. – Сам посмотри, я ей только что руки опять скрутил!

– Врет! – убежденно заявила я из телеги. – Все он врет! Он меня в кусты водил, вот и развязал сам!

Хоган подошел ко мне, перевернул набок и присвистнул.

– Поехали-ка быстрее, а то неровен час и денег своих лишимся, – сказал он, не обращая на мои слова никакого внимания и я поняла, что доказывать свою правоту здесь бесполезно.

Лошадь пустили чуть ли не в галоп, в проклятой телеге меня болтало во все стороны и она подскакивала на дороге так, что чуть не лязгали зубы. Единственное, что я смогла сделать за оставшееся время, так чуть ослабить веревки, потому что страшно боялась, что через два часа начнется отмирание тканей, как говорили когда-то медсестры на учениях по ГОиЧС. Эти два гада время от времени заглядывали за полог, но, убедившись, что я не улетела и не провалилась в щель на дорогу, довольно переглядывались и мчались дальше. Наверняка прикидывали, как они потратят свои денежки, полученные за мою поимку. Как-то слишком быстро мы преодолели этот путь, пешком, я помню, шла куда как дольше!

Телега пошла медленно, копыта цокали со странным звуком и я поняла, что это мы уже едем по подвесному мосту, прозвучало гулкое эхо – телега въехала в ворота Штальзее.

– Здорово, Ульф, здорово, Хоган, – приветствовали снаружи. – Долго вас не было! Как все прошло?

– Успешно! – довольство в голосе Ульфа брызгало во все стороны даже через толстый полог. – Пусть герр Рихтер денежки готовит, привезли мы ему подарочек!

– Да ну! – удивились снаружи. – Покажи-ка хоть, за чем гонялись столько времени! Густав тоже порадуется, что вы ее притащили, а то неделю на задницу сесть не мог!

– Сам виноват, – послышался еще один голос, – нечего было командовать не по чину. Захотелось показать, что он самый умный, вот и получил кнутом, впредь думать будет! Ну, чего стоите-то, вытаскивайте ее оттуда!

Полог откинули и чьи-то руки вытащили меня из-под тента и поставили на землю. Вокруг воцарилось гробовое молчание. Я осторожно огляделась – вокруг стояли пятеро здоровых мужиков, трое стражников в кольчугах и кожаных куртках и двое моих похитителей. Все они были не сколько высокими, сколько широкими в плечах и по сравнению с ними я смотрелась тощим цыпленком. Кто-то фыркнул, кто-то присвистнул, а я опустилась на землю и захныкала, тряся связанными руками:

– Ну развяжи…больно же… – подавила слезу и зашмыгала носом, наклонив голову, – уй…руки боля-а-ат…ну развяжи-и-и…

– Слушай, Ульф, – осторожно спросил один, – а ты не ошибся? Это действительно она? Та, вроде, поздоровее была да повыше…

– Чего-то я не пойму, Ульф, – сказал второй, – это чего ты привез-то? То говорили, что та ножом махала, да из арбалета била без промаха, а эта и арбалет не подымет, не то что на себе его таскать будет… может, перепутал чего?

– Чего я перепутал? – зарычал Ульф, доведенный до крайности реакцией стражников. – Да мы с Хоганом в том трактире, где она служанкой пристроилась, с одним разговорились, так знаете, что он про нее рассказал? Что она в первый же день драку учинила и двоих избила ногами, и ему лично кружкой в лоб засветила!

– Двоих? – недоверчиво протянул кто-то над моей головой. – Ногами? В трактире?

– Да точно, так все и рассказал, – подтвердил Хоган, – и дружок его тоже про это слышал.