Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

На арбалет мне вылили какую-то дрянь и она облепила почти половину деревянного ложа. Что это такое может быть, я не представляла, но ложе надо было отчищать и я потащилась на кухню, искать управляющего.

– Герр Зайдель, мне нужен нож, чтобы отскрести от арбалета то, что на него вылили сегодня, – настойчивая просьба уже во второй раз не доходила до чрезвычайно занятых ушей. – Что это может быть, не знаю, но отскрести надо. Ножа у меня нет.

– Там есть куски кожи, в оружейной, ими можно потереть. – управляющий попытался отвернуться и слинять.

– Не оттирается кожей, она только размажет все, – я упрямо стояла у него на пути к спокойной жизни. – Вам что, нож трудно мне дать?

Последовала длинная неразборчивая тирада, из которой я уяснила, что он занят архиважными почтичтогосударственными делами, а я тут путаюсь под ногами с каким-то ножом.

– На кухне, у Клотильды, – изрядно подумав, наконец изрек он. – Может, подойдет что-нибудь.

Нет, ну почему так трудно поднять зад и решить малюсенькую проблему, когда тебе в этом замке все известно досконально – что где лежит, стоит или прячется? Такая категория менеджеров средней руки меня просто убивала на работе, а оказалось, что и в другом мире они тоже проживают, причем в той же самой ячейке общества! Клотильда не даст ни одного предмета со своей обожаемой кухни, это аксиома, у нее легче выпросить котел еды для единоличного пользования, чем что-то из кухонного инвентаря!

– Герр Зайдель! – я повысила голос, чуть ли не завопив от возмущения, – Мне! Надо! Нож! Вы же знаете, что Клотильда…

– Что вы так кричите, фрау Марта, – поморщился управляющий. – Нашли, из-за чего раздражаться. Какое вам лезвие нужно?

Решение было найдено буквально в три секунды, вдобавок мне был вручен кусок кожи, чтобы я обтирала об него лезвие и напутствие в виде бормотанья, что лучше было бы зашивать рубашки мужу и стирать штаны, а не тревожить устоявшийся покой замка. На второй возмущенный вопль «какому мужу?» управляющий отреагировал, как и большинство тех самых мужей – то есть бесследно испарился. Клотильда вновь выглянула из кухни и пояснила:

– Не в духе сегодня герр Зайдель. Его светлость задержаться у нас изволил, а на сколько – не сказал. Вот и осерчал он, сама понимаешь. Мне-то все равно, что готовить, только давайте птицу там да муку, а он уже подумывает, чтоб людей послать в село за мясом. Не будет же его светлость кашу с нами есть!

Я согласилась, что приезд начальства всегда морока для подчиненных и с пребольшим удовольствием увижу спину этого самого начальства, облегченно вздохнув напоследок и смахнув прощальную слезу. По ходу дела я вспомнила посещения начальства в офисе и добавила те эмоции и слова, которые рождались при этом.

– Вы так стремитесь выпроводить меня из Штальзее, фрау Марта, что я начинаю подумывать вообще отсюда не уезжать и начать выяснение такой настойчивости с вашей стороны.

Бумс! Его светлость появился сзади в самый неподходящий момент и я застыла с ножом в одной руке и куском кожи в другой. Клотильда испарилась точно также, как и Зайдель полчаса назад.

– Простите, ваша светлость… я не имела в виду…точнее, я говорила совсем про другое…я не хотела…

Все, выдохлась! Герцог улыбался, наблюдая, как я пыталась объяснить ему суть потемкинских деревень, но только стала запинаться и в конце концов замолчала.

– Пойдемте, фрау Марта, пройдемся по верху крепостной стены, вы успокоитесь и объясните мне внятно и толково, что вы имели в виду, когда говорили, что будете рады увидеть мою спину, смахивая при этом прощальную слезу. Поскольку я все-таки в первую очередь правитель здешних земель, мне интересно знать, что думают мои подданные и насколько они расположены ко мне, как к законной власти. Зачем вам нож, фрау Марта?

– Я хотела зачистить ложе арбалета, ваша светлость, а это можно сделать только ножом.

– Разве нельзя отдать ваш арбалет кому-нибудь из солдат, чтобы они занялись этим? – спросил он через плечо, идя на полшага впереди. – Это занятие не для женских рук.

– Это мой арбалет и я сама должна следить за ним, ваша светлость. У меня нет в подчинении солдат и я нахожусь в Штальзее на тех же основаниях, что и прочие…или почти на тех же самых. Оружие должно знать только руки своего хозяина, тогда оно будет настоящим другом и помощником. А руки…ну что ж, женские руки могут выдержать и большее, чем чистка ложа.

– Тогда отложите на время это занятие. – Герцог Эрсенский шел впереди уверенной походкой хозяина, знающего дома каждую ступеньку и выбоину. – Вы идете, фрау Марта?

– Да, ваша светлость.

Подниматься по крутой лестнице было не так удобно, как по пролетам в жилой части, но скорее всего размеры ступеней связаны с тем, чтобы доставлять как можно больше неудобства противнику, нападающем снизу на тех, кто еще стоит на стене – высота ступеней чуть выше, ширина – уже, даже у меня не встает полностью подошва сапога и теряется упор. Толкнешь посильнее того, кто ниже тебя и он полетит назад…хитро придумано.

– Как вы находите вид со стены Штальзее?

Вид, разумеется, был хорош. Что ни говори, а горы все же красивы, хотя многие из них коварны и подлы. Гигантские зеленые холмы, поросшие темным лесом, смотрелись издалека декорациями к сказкам братьев Гримм и только попав в эти места становится понятным, почему у них были такие мрачноватые сказки.

– Вид со стены может быть прекрасен и ужасен одновременно. Все зависит от того, с какой точки зрения его рассматривать. С точки зрения обороны замок господствует над местностью и держит под контролем обе дороги, проходящие под его стенами. В то же время дороги могут быть перекрыты и выход из замка невозможен – это плохо, если надо будет сделать вылазку, чтобы пробить себе путь к отступлению в центральную часть Эрсена. Но муж говорил мне, что осады долго не длятся – самое большое неделя и осаждающие либо уходят восвояси либо крепость сдается. Наверное, с вашей точки зрения мои рассуждения звучат достаточно глупо…

– Глупым выглядит всегда то рассуждение, когда изрекающий понятия не имеет о сути обсуждаемого предмета, – глубокомысленное изречение относилось, ясно дело, ко мне.

– Вряд ли вы хотели услышать мои восхищения местными красотами, для вас это лишь повод посмотреть чужими глазами на давно уже известное вам место. Возможно, я ошибаюсь во многом, но есть хорошая поговорка: «Не ошибается только тот, кто ничего не делает». Надеюсь, она может служить мне некоторым оправданием.

– А больше вы ни в чем не хотите оправдаться в моих глазах, фрау Марта?

– Для чего надо оправдываться, ваша светлость? Если мнение составлено изначально, то надо приложить слишком много усилий, чтобы изменить его и не всегда эти усилия оправданы. Предположим, я начну убеждать вас, что я белая и пушистая, приводя при этом весьма убедительные доводы, но вы не захотите принимать их во внимание…и тогда любые убеждения бесполезны. Но возможно и другое, например, что вы изначально расположены ко мне, тогда до поры до времени вы будете закрывать глаза на те мои прегрешения, которые в первом случае вели бы к суровому осуждению с вашей стороны. Оправдания – удел слабых и виноватых, кажется так говорят сильные и правые.

– В вас говорит гордыня, фрау Марта, а это один из грехов, перечисленных в заповедях Божьих. Когда идет суд, то попытка оправдаться воспринимается как должное, чтобы избежать несправедливого приговора.

– Да, ваша светлость, если только суд настроен на выявление истины, а не получил указания осудить любыми способами того, кто сидит на позорной скамье. Прошу извинить меня за дерзость, ваша светлость, я всего лишь женщина и не всегда говорю то, что нравится моим собеседникам, – поздновато я вспомнила, что рядом со мной человек, облеченный властью, а такие не всегда с удовольствием выслушивают то, что им против шерсти.

– Я бы сказал как раз обратное, потому что женщины чаще всего говорят только то, что нравится собеседнику…правда, поступают они чаще всего наоборот. Лесть разъедает изнутри, как ржавчина железо и отвыкать от нее труднее, чем кажется. Но я могу отложить спор о лести и на потом, а вот сейчас мне интересно, почему вы так настойчиво выпроваживаете меня из Штальзее и с чем это связано?

Тон вопроса был достаточно серьезен – опять мой длинный язык доставил кучу неприятностей, от которых еще неизвестно, как избавляться, лестью или голимой правдой.

– Ваша светлость, сегодня я видела, как по вашему приказу с заднего двора убирали здоровые деревянные колоды, потому что они не понравились вам своим видом. Но задний двор используется солдатами для учебных боев и тренировок, это не парадный плац, где все вычищено и убрано для посещения высоких гостей. Эти колоды используют копейщики…вы уедете, а они потом опять притащат их на место, не понимая, зачем их таскать туда-сюда ради сиюминутной прихоти. Если бы это был обыкновенный мусор – обломки щитов, камни, или сломанные дубины, то все было бы понятно – беспорядок надо убирать, а так это выглядело…

– А вы не боитесь высказывать мне подобные мысли, фрау Марта?

– Боюсь, ваша светлость, но врать и льстить боюсь еще больше. То и другое вы раскусите быстро, а мне надо будет опять оправдываться перед вами… нет уж, лучше я сейчас скажу правду.

– Сейчас? Значит, в другой раз вы можете и не сказать правды?

– Могу, ваша светлость.

– Сегодня я увидел, что на заднем дворе стоят не просто колоды, которые используют копейщики, но и еще их количество превышает всякое допустимое. Три из них были наполовину раскрошены, а на таком небольшом пространстве, как этот двор, вполне хватило бы и двух, а уж никак не шести, – занудно-поучительным тоном, рассматривая сверху двор, начал герцог. – Теперь посмотрите сверху, фрау Марта, что вы видите?

Двор как двор, видала я и более захламленные. Щит на подставке, одна колода в углу, вдоль стен лежат то ли палки, то ли дубины. Из одного угла исчезли камни, к которым был привален какой-то хлам, от стены пропала небольшая кучка сухого мусора и все это я добросовестно перечислила его светлости.

– Если дул сильный ветер, то вам никогда не попадал песок в глаза? – оборачиваться он не изволил, а я переминалась рядом, как солдат-первогодок, старающийся побыстрее слинять от надоедливого начальства.

– Бывало, попадал, – уже понимая, к чему он клонит, тоскливо согласилась я.

– Наверняка и мусор тоже мешал, но вы упорно обходили его стороной. Чистота и порядок должны быть везде, фрау Марта, а не только на парадном входе. Я не так далек от грешной земли, чтобы не знать, чем пользуются копейщики, а чем – вы. Обломки старого щита лежали уже не один день и никто не подумал их убрать. Копейщиков во дворе не может быть более двух, иначе они будут мешать друг другу, поэтому остальные колоды я рассматриваю как ненужную помеху. Вы согласны со мной или у вас есть возражения с точки зрения удобства учебных боев? Подумайте, прежде чем возражать исключительно из женского упрямства.

Герцог отвернулся и стал рассматривать горы за стеной, заложив руки за спину.

– Вы правы, ваша светлость, я также как и все уже привыкла к виду того, что находилось во дворе и не обращала на это внимания. Прошу извинить меня за мои необдуманные слова, сказанные под влиянием чувств, а не разума.

– Вы признаете, что я был прав, фрау Марта? – герцог подошел совсем близко и в его тоне не было ничего, кроме желания узнать правду.

– Признаю, ваша светлость. – А чего не признать, раз уж это действительно так? Спорить ради спора…только не с ним.

– И ваше горячее желание выпроводить меня из Штальзее имело под собой лишь нежелание посмотреть на привычную вам обстановку со стороны… – его губы тронула легкая улыбка. – А что вы можете мне сказать о герре Рихтере, фрау Марта?

– В каком смысле? – растерявшись, я не поняла, что он имел в виду. – Что вас интересует, ваша светлость? Я не настолько хорошо знаю герра Рихтера, чтобы давать ему оценку…

– Но вы же ездили с ним и другими солдатами в Кронберг на поиск кольца, как он вел себя там?

– Так, как ведет себя человек, который поставил перед собой цель и всеми способами старается ее решить, – я пожала плечами, прикидывая, с чего это вдруг у меня начинают выспрашивать подобные вещи.

– Расскажите-ка мне поподробней о вашей поездке, фрау Марта. Вы были непосредственным участником событий еще тогда, три месяца назад, когда за вами гнался фон Дитц, вы участвовали в поисках кольца сейчас… Память у вас хорошая и я хочу послушать и вас тоже.

– Как скажете, ваша светлость.

Создавалось впечатление, что герцог хотел услышать со стороны рассказ о том, что Михель разве что не землю рыл, чтобы добиться подтверждения своей правоты. То, что даже ночью он еще ходил вокруг башни, споря с Гунтером и Конрадом, его весьма удивило.

– Значит, когда вы ложились спать, все уже лежали, кроме часовых, герра Конрада и герра Рихтера? А что делал герр Конрад, тоже ходил вокруг башни?

– Нет, ваша светлость. Мы поговорили с ним немного, он принес мне одеяло и потом ушел, сославшись на то, что ему еще надо будет проверять охрану.

– О чем вы говорили с ним?

– Я вспомнила, как мы бежали туда из Айзенштадта, как мой покойный муж и Курт говорили об Ульфе Кривое Плечо и этом кольце, как его отрубил вместе с пальцем тот солдат, что предупредил нас о прелате…еще герр Конрад сказал, что стражникам, выпустившим меня по глупости, всыпали плетей и они долго точили на меня зуб, но теперь такой номер больше не пройдет. Это все, ваша светлость. Разговор был не очень длинный…

– А где был в это время герр Рихтер? Вы видели, как он ложился спать?

– Нет, ваша светлость. Я слышала только его голос в темноте, он обсуждал с кем-то из солдат то, что происходило в башне и куда могли спрятать кольцо.

– Почему он не расспрашивал вас об этом или тех двух парней, которые были с вами?

– Он расспрашивал и их и меня, но, видимо, этого ему показалось недостаточным.

– Но там, на башне, вы могли бы еще раз показать и рассказать все сначала, фрау Марта, чтобы облегчить поиски, – легкое недоумение проскользнуло в голосе его светлости.

– Мы и рассказали, когда прибыли на место, а потом…потом уже все только работали до самых сумерек, снимая землю и просеивая ее. Герр Рихтер расставил всех по местам и мы искали это кольцо, прощупывая каждую щель и осматривая каждый камень.

– И вы тоже?

– А чем я отличалась от других, ваша светлость? Мне, Гунтеру и Лукасу оказали доверие и надо было его оправдать всеми способами.

– Я понял вас, фрау Марта и послушал вас с большим интересом, – герцог ободряюще улыбнулся, поднял небольшой камешек и запустил его вниз во двор. Камешек ударился о стенку и запрыгал по убитой земле, а из-под стены показалась голова фон Дайница. – Попал, хоть и не совсем в тот камень, в который метил! Пойдемте вниз, фрау Марта, а то наш разговор затянулся и фон Дайниц обеспокоен.

Спускаясь по неудобным ступеням, я держалась ближе к внешним стенам, где ступеньки были пошире и не сразу среагировала на внезапную остановку его светлости, который вдобавок еще и повернулся ко мне.

– Право, вы очень неловки, фрау Марта, – бархатный голос не оставлял никаких сомнений в том, что его обладатель сделал это специально, разве что держал меня не так сильно, как тогда во дворе. – Еще немного и вы могли бы упасть…а мне бы этого не хотелось.

– Благодарю вас, ваша светлость, – руки разжались далеко не сразу, но светлые глаза успели за это время пообещать многое. – Впредь я буду значительно осторожнее.

– Осторожнее? – герцог рассмеялся так весело, что стоявшие внизу притихли, вслушиваясь в его слова. – Осторожнее… – и он опять рассмеялся, уже не оборачиваясь до самой нижней площадки. – Фрау Марта, вы свободны…до ужина. Идемте, фон Дайниц, я намеревался осмотреть стены Штальзее снаружи.

Круглой дурой я никогда не была и потому интерес к своей персоне со стороны его светлости усекла достаточно быстро. Чем он там в действительности изначально вызван, уже было не столь важно – все могло измениться не раз. Решит герцог, что я белая и пушистая, значит так тому и быть, решит, что мне нет прощения за…да хоть за побег из Варбурга и отсутствие на похоронах Фрица, и ничего уже не поможет. Иметь дело с сильными мира сего – занятие крайне гнусное и неблагодарное, капризов у них немеряно, попадет шлея под мантию и чего делать? Несмотря на все умные разговоры, его светлость оставался единоличным правителем и мужчиной, спорить с которым можно лишь до определенного предела. Как бы это так себя поставить, чтобы не дать ему переступить этот предел?

Платье Альма и Труди все-таки успели доделать и теперь затягивали сзади шнуровку и подшивали последние кружева. Большого зеркала я так и не нашла, хотя обе девушки наперебой объясняли, где оно находится, тараторя и перебивая друг друга.

– Да внизу оно, как входите в большую залу, там сразу у входа!

– Нет, Труди, его переносили, я сама видела, теперь его завесили и оно стоит не в той зале, а подальше по коридору налево, где за трапезной!

– Альма, ты все на свете путаешь, вот пойдем и я ткну тебя носом, что там ничего нет!

– Труди, ты только и знаешь, что пялиться на своего Карла, а больше ничего не замечаешь! Его и завесили, потому что все девушки больше всего рассматривали в нем себя, а не убирались!

– Ти-хо! Альма, Труди, сейчас я могу туда пройти?

– Да! – завопили обе одновременно. – Пойдемте, фрау Марта, мы проводим вас к нему!

– Ну и прекрасно. – Попытавшись в очередной раз заглянуть себе за спину, я едва не свернула шею и долго крутила ею во все стороны. – Все, пошли, показывайте ваше зеркало!

В большой зале, где зеркало видела Труди, его не оказалось. Девушка покраснела, засопела и была вынуждена признать, что оказалась неправа к вящей радости Альмы. Та сразу вздернула кверху нос, выпятила грудь вперед и поплыла впереди меня как боевой фрегат, шелестя юбками. Мы с Труди двинулись за ней через полутемный коридор, стараясь производить как можно меньше шума.

– Фрау Марта, проходите, ваше место свободно, – распахнулась дверь в трапезную и фон Дайниц аккуратно, но настойчиво втянул меня вовнутрь. Альма и Труди замерли, как две мышки, но Дайниц скользнул по ним профессиональным взглядом и оставил дверь полуприкрытой. – Прошу вас, – повторил он, – его светлость уже спрашивал о вас.

– Вас извиняет только то, что в этом платье вы еще лучше выглядите, чем во вчерашнем, фрау Марта, – негромко отпустил мне комплимент герцог. – Чтобы вы не говорили, но этот цвет вам чрезвычайно идет, можете мне поверить. Больше не буду ничего вам говорить, хотя видит Бог, что мои слова совершенно искренни. Ваше здоровье, фрау Марта.

Мы подняли бокалы, сделали вид, что пьем и отставили их так синхронно, что его светлость даже не подумал засмеяться.

– Почему вы не отпили из вашего бокала, фрау Марта?

– Я еще не успела ничего съесть, ваша светлость, а пить вино на голодный желудок чревато неприятными последствиями.

– Фрау Марта, – Зайдель подсунул мне под локоть тарелку с весьма разнообразным содержимым и уже знакомую двузубую вилку. – Прошу вас, отужинайте.

– Спасибо, герр Зайдель. Я еще вчера оценила качество готовки, думаю, что сегодня все будет не хуже.

– Фрау Марта, вы всегда так разговариваете со слугами? – его светлость изволил проявить некую заинтересованность в вопросе взаимоотношений классов.

– Ваша светлость, так и я сама не имею титулов, поэтому не вижу ничего предосудительного в таком обращении к слугам. Напротив, обращаясь с ними плохо, я рискую получить от них удар в спину в самое неподходящее время. Если помните, то я вам рассказывала, как Курт пограбил селян, чтобы накормить нас и бросил им серебряную марку. Он тоже говорил, что нельзя просить и покупать, надо только требовать и отнимать, но мне это показалось неправильным.

– Слуги, фрау Марта, не связаны воспитанием и устоями, присущими аристократам. Они служат вам до тех пор, пока вы сильны и богаты, а потом оставят вас, если найдут хозяина получше. Вы можете разориться, заболеть, податься в бега и они тут же переметнутся в другое место. Они не опора и рассчитывать на них – верх неосмотрительности. Простолюдинам не свойственно благородство намерений и было бы наивно ждать от них уважения и готовности жертвовать собой ради хозяина. Вы еще слишком молоды и вряд ли сталкивались с подобным.

– Ваша светлость, можно я все-таки возражу вам? – Получив заинтересованный взгляд и одобрительный кивок, я продолжила, – когда я ушла из Варбурга, со мной было двое молодых парней, которые поддерживали меня всю дорогу вплоть до последней минуты пребывания в Штальзее. Они простолюдины, но тем не менее весь путь они помогали мне, как могли. Я не обещала им ничего, но они не бросили меня и подставлялись под чужой удар ради моей защиты. Курт, который был…да какая разница, кем он был, мир праху его, пришел за мной, потому что он не мог позволить, чтобы жену его покойного друга прибили болтами на воротах. Они не расшаркивались передо мной, не говорили комплиментов и не дарили подарков, они просто помогали мне в меру своих сил. Называйте это как хотите, ваша светлость, а я назову это по-своему.

– Вы всегда так защищаете своих… знакомых, фрау Марта?

– Да, ваша светлость. Если они рисковали своей жизнью ради меня, то я постараюсь отплатить им той же монетой при первом же случае и не предам их, если они не предадут меня. Надеюсь, что я не оскорбила вас своим высказыванием.

– Меня вы можете оскорбить пока что только одним, – герцог выдержал положенную паузу, поднял бокал и легонько коснулся им моего, призывая поднять его и выпить, – если вы будете оценивать меня ниже, чем ваших друзей. Надеюсь, что я услышу когда-нибудь, что вы и за меня будете вступаться так же горячо, как и за них. За нашу дружбу, фрау Марта!

Ковыряя мясо толстой вилкой, которая вполне могла бы служить орудием убийства неугодных, я обдумывала намеки его светлости. Последний его тост услышала не только я, но и фон Дайниц, и Конрад и Юнг, только вот сделали вид, что все так и надо. Сам же герцог перешел к обсуждению с Дайницем каких-то проблем, давая возможность отдохнуть от постоянного напряжения в разговорах с ним. Тщательно взвешивая каждое слово, я старательно ставила стену между им и мной, но он умудрялся с легкостью разбивать ее, давая понять, что в этих играх он куда опытнее и изворотливее. Намеки на то, что я ему не ровня, он запросто проигнорировал, а ведь аристократы постоянно пекутся, чтобы не оскорбить себя отношениями с теми, кто стоит ниже их по происхождению. Или это я глупости говорю, а им плевать, кого в койку тащить?

…– Эта картина не произвела на меня никакого впечатления, – фон Дайниц что-то словил на большом блюде и с хрустом сжевал, запивая вином. – Уже третья картина Гольбейна, а все портреты у него имеют весьма большое сходство. Можно было бы сказать, что это члены одной семьи, причем близкие родственники, а не совершенно чужие друг другу люди. Портрет баронессы Розалии фон Краузе похож, а два других – увы, не вижу ничего примечательного. Да и такие женщины не в моем вкусе, ваша светлость.

– В Эрсене все уже успели это заметить, мой дорогой фон Дайниц, – усмехнулся в ответ герцог. – Твой идеал – графиня Стефания и ей подобные…но за личные вкусы еще никто никого не порицал и я не собираюсь ставить это тебе на вид. Порицать тебя может только ее муж, но он уже слишком стар, чтобы делать это с клинком в руке, а на остальных ты можешь не обращать внимания, это не их дело и они даже пальцем не шевельнут в твою сторону.

– Не люблю я рыжих, ваша светлость, – Дайниц навострил уши на что-то, но с места не встал. – Баронесса Розалия хороша, когда видишь ее живьем, а на портрете это застывшая маска, которой можно ненароком испугаться. Помните тот портрет, который мы видели как-то на улице, его нес подмастерье, наполовину прикрыв полотном? Вы еще изволили остановить коня, потому что обратили внимание на один глаз, виднеющийся из-под полотна.

– Да, я хорошо помню тот необыкновенный портрет, – его светлость оживился, ударившись в воспоминания. – Когда я приказал показать мне его, подмастерье страшно испугался, но не посмел ослушаться. Я был поражен искусством художника, создавшего его…

– Женщина на портрете была не очень молода и не очень красива, – подхватил рассказ фон Дайниц, – но в ее лице было что-то, заставляющее всматриваться в него снова и снова. Мы потребовали проводить нас к той, что была изображена на портрете, уж очень хотелось посмотреть, как она выглядит на самом деле! Нам открыла дверь служанка, побежавшая опрометью за своей хозяйкой, а рядом стоял трясущийся от страха подмастерье с портретом. Женщина, фрау Элиза, была совершенно не похожа на портрет, разве что иногда казалось, что в них есть какое-то сходство. Она рассказала, что писал портрет ее муж, маэстро Гресс и ни за что не соглашался его продавать, пока их не прижало с деньгами. Мы, естественно, захотели поговорить с маэстро – уж больно нам понравился портрет, в отличие от его жены, но он даже не вышел к нам, запершись в своей мастерской. Фрау Элиза долго извинялась перед нами за странное поведение своего мужа, объясняя это тем, что он не умеет писать портреты по заказу, но показала нам три законченных полотна. Портрет нищенки, которая постоянно сидит на паперти – фрау Элиза пожаловалась, что муж отдал ей за позирование все деньги, еще он написал портрет босоногого мальчишки на фоне величественного замка, и последним был портрет богатого купца, лежащего на своих сокровищах. Картины он писал в разные годы жизни и какие при этом гуляли мысли у него в голове, не знал никто в семье.

– Портрет мальчишки на фоне замка я у него купил и велел повесить в одном из простенков, за толстой шторой, чтобы никто, кроме меня его не видел, – его светлость поднял голову вверх, рассматривая что-то на потолке, видимое только ему. – Мальчишка маленький, лет семи-восьми, грязный и оборванный, за его спиной – величественная громада замка, из которого выезжает богатый кортеж с флагами, но самое главное место на картине – глаза этого мальчишки. В них светится что-то такое…что можно глядеть на них бесконечно.

– Глаза будущего хозяина этого замка…ой, – я закрыла рот ладошкой и испуганно откинулась на спинку стула.

– Вы видели этот портрет, фрау Марта? – обернулся ко мне герцог.

– Нет, ваша светлость, мне так показалось…по вашему рассказу. Но возможно, у него была совершенно другая мысль, а я только зря встреваю в разговор…

– Нет, ваша мысль абсолютно правильна и поэтому я приобрел этот портрет…и спрятал его у себя в покоях

– Понимаю, ваша светлость. Такие картины… еще не пришло время показывать их всем подряд.

– А что вы могли бы сказать по поводу того купца, который со счастливым выражением лица лежит на своих сокровищах, окуная руки в сундучок с драгоценными камнями? – с долей сарказма спросил фон Дайниц. – Лицо у него выглядело таким умиротворенным и довольным жизнью…

– Да-а? А какие у него были глаза? – не с меньшим сарказмом переспросила я, уже понимая стиль и, надеюсь, замыслы неизвестного мне мастера. – Может быть, он хотел сказать, что в гробу карманов нет?

– Фрау Марта, вы пытаетесь найти глубокий смысл там, где его может и не быть, – фон Дайниц пожал плечами, – человек богат и счастлив, что ему еще надо? Да, а что тогда хотел выразить этот маэстро Гресс портретом свой жены? Написал бы портрет молодой девушки, получил за него хорошие деньги, а тут – немолодая женщина, да еще жена…

– Да он просто любит ее и видит в ней все только хорошее, что она делала для него за все годы их совместной жизни, это его благодарность ей за понимание. Тут-то как раз все понятно, потому она и не похожа внешне на свой портрет, он-то видит ее изнутри, герр Дайниц. У художников совершенно другое видение мира, нежели у нас и бывает, что они видят людей совершенно по-другому, чем видим их мы. Для одного все люди на свете одинаковы, потому что у них у всех одна голова, две руки и две ноги, а для другого каждый интересен и прекрасен, будь он хоть последним уродом. Приятно быть красивым, но что делать, если Бог не одарил тебя прекрасной внешностью, зато дал ум и благородство намерений?

– В этом случае придется дольше доказывать свое превосходство над остальными, только и всего, – герцог прислушался к непонятным звукам в коридоре и кивнул фон Дайницу, который моментально отправил приказ дальше по нисходящей, а сам опустил руку под стол. Один из охранников дошел до двери и выглянул из нее, а потом отшатнулся с дороги.

– Ваша светлость, – Рихтер вошел в трапезную, склонившись перед герцогом Эрсенским в почтительном поклоне, – прошу простить меня за столь длительное отсутствие в Штальзее. Я приехал в Эрсен, чтобы вручить лично вам найденное кольцо, о котором шла речь в разговоре с фон Дитцем три месяца назад у Кронберга и в послании, полученном из Айзенштадта от его светлости герцога Вильгельма. Это кольцо все-таки было найдено в развалинах башни Кронберга и при моем непосредственном участии… – с этими словами он замолчал, перебегая глазами по сидящим за столом. – Марта? – неуверенно спросил он, – Марта, это…ты?

– Ну что же вы остановились, герр Рихтер, – его светлость надменно улыбнулся, откинувшись назад. – Вы слишком долго отсутствовали и я счел возможным для себя пригласить фрау Марту к моему столу. Надеюсь, что вы не будете против, герр Рихтер? Ее общество скрасило мне пребывание здесь и я нашел его чрезвычайно интересным для себя. Если кольцо все еще при вас, то можете передать мне его прямо сейчас.

– Да, конечно, как изволите, ваша светлость, – Михель взял себя в руки и, печатая шаг, уже протягивал кольцо герцогу, бросая при этом взгляды в мою сторону.

– Фрау Марта, поглядите, какой камень, – кольцо разве что не светилось на раскрытой ладони, бросая по сторонам небольшие лучики преломленного света. – Не хотите примерить его?

– Благодарю за оказанную честь, ваша светлость, – я схватилась обеими руками за высокую ножку бокала, – но на нем слишком много крови. Пусть его носят те, кому оно принадлежит по праву сильного.

Мужчина сжал кольцо в кулаке и убрал его со стола.

– Вы только что с дороги, герр Рихтер, присаживайтесь за стол. Рядом с герром Конрадом есть свободное место. Да, и расскажите, как прошла ваша поездка, все ли спокойно на дорогах.

– Ваша светлость, – Михель уже покидал кое-что в рот, запил вином и начал рассказывать, пытаясь стянуть с близлежащего блюда то один то другой кусок мяса. – Получилось так, что мы все-таки нашли это кольцо и я не стал больше задерживаться в Штальзее, взял для охраны троих человек и поехал по самой короткой дороге в Эрсен, чтобы представить вам свою находку как можно быстрее. Доехали мы достаточно быстро, но в Эрсене нас огорошили известием о вашем отъезде, предлагая остаться и дождаться вашего возвращения. Граф фон Шейнбах настоятельно уговаривал нас почти весь вечер, но барон Тюбинген рассказал, что вы решили сделать небольшой крюк и наверняка будете проездом в Кемптене и Штальзее. На следующее утро мы выехали обратно, намереваясь перехватить вас в Шонгау, но вы уже уехали оттуда и мы поспешили сюда. Слава Богу, мы все-таки нагнали вас…