Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Марта, врать эрсенцам мы не будем, а то потом не поздоровится, скажем все, как есть. И что из Варбурга бежали, потому что нас бы там к воротам пришпилили, и что с Раделем пошли, потому что Курт за нас все решил, и что этих не поняли, решили с ними вместе уходить из Айзенштадта, потому что дороги не знали…а здесь, ну здесь так получилось – одни догоняют, другие спасаются.

– Лукас, я бы про Раделя и говорить не стала, чтоб кривотолков не было. Ушли из Варбурга, плутали по горам, да и двинулись в сторону Эрсена. Меньше будем говорить, нам же лучше, понимаешь?

– Ага, – парень зевнул и начал валиться набок. – Да, так и скажем… Гунтеру надо сказать…

Гунтер, которого я опять разбудила, через пятое на десятое покивал головой, подтвердил, что все запомнил и тоже рухнул спать дальше. Самой не забыть бы все…

Издалека замок казался не очень большим, но по мере приближения вырастал в размерах, давя на окружающий ландшафт своим мрачным великолепием. Дорога поднялась вверх, сделала поворот и закончилась у подвесного моста, перекинутого через маленькую пропасть, служившую ему оборонительным рвом. Теперь было видно, что стены были надстроены на естественной скале и неприступность крепости создана искусными зодчими, слившими воедино природные возможности и человеческий труд. Высоченные квадратные башни, стена между ними с узкими бойницами наверху, выступающие над стеной ввысь еще две узкие башни и черепичная крыша между ними, но это уже внутризамковые постройки. Жутковатое зрелище, доложу я вам, просто так с этой стены не спуститься по веревке да и осадные лестницы сюда не попрешь. Впечатление от мощи и неприступности, а также щелчка ловушки, в которую мы все же попались, возникло не только у меня, потому что впереди по кому-то прогулялась плеть и четверо верховых перестроились вдоль нас по левую руку. Конечно, можно было попробовать сбежать… но этот путь вел прямиком на тот свет, а мне очень хотелось еще увидеть родное питерское небо, желательно в целом виде.

– Здорово, герр Юнг, привет, Конрад, салют! – приветствовали стражники на воротах. – Никак с пленными, герр Юнг? Добыча стоящая?

– Разбираться будем, – важность Юнга превышала его вес, но, говоря объективно, операцию он провел блестяще – соседей вытолкал взашей, а что ценное – прихватил с собой, не потеряв ни одного человека. Нашей погоне повезло значительно меньше. – Зайдель! – заорал он и к нам подкатился мужчина лет сорока с небольшим брюшком в потертой кожаной куртке. – Этих посадить вниз, где те двое сидят, что третьего дня пойманы!

– Всех? – Зайдель оглядел всех семерых и мотнул головой. – Места там мало…Лучше в следующую, где засов только что сделали. Там все поместятся… с удовольствием! – хихикнул он.

– В следующую? – мучительно соображал Юнг, не очень понимая, о чем идет речь. – Конрад! – крикнул он, но его помощник исчез, а остальные стражники спешились и стояли невдалеке в ожидании указаний. – А остальные у нас какие?

– Да одиночные, герр Юнг. В одной сидит тот пропойца, что украл у Герта кошелек, во второй и третьей дожидаются суда пришлый с границы и его дружок, что убили селян, в четвертой…

– Тогда суй их в ту, с новым засовом, – важно распорядился лейтенант. – Все равно их скоро начнут выворачивать наизнанку…

Зайдель кивнул и куда-то ушел, Юнг потоптался на месте, но тот не возвращался и он приказал двоим солдатам посадить нас под стену и охранять до водворения в камеру. Вольф развалился прямо на земле, к нему подсели Хайнц с Петером и начали тихо обсуждать сложившееся положение. Вилли прилег рядом, Лукас и Гунтер сели спиной к стене, а я обняла колени руками и положила на них голову.

Мимо нас то и дело проходили стражники, с интересом оглядывая такую живописную группу под стеной, хихикая и взвизгивая проскакала веселая разбитная девица в светло-зеленом платье и большой корзинкой в руках. На нее тут же заоблизывался Хайнц и она, мгновенно уловив заинтересованность в его взгляде, посмотрела на него вполоборота и усиленно закрутила задом, обернувшись еще раз для контролирования эффекта. Хайнц послал ей воздушный поцелуй и получил в ответ шкодливую гримаску.

– Куда засмотрелся, черт рыжий? – зашипел на него Вольф. – Тебя вешать будут, а ты все по бабам будешь лазать!

– Ну и буду! – нисколько не обиделся Хайнц, – без баб не жизнь, а мука одна… чего ж отказываться, когда они завсегда согласные?

– Тьфу, дурак! – сплюнул Вольф. – Влипли и так, хуже некуда…

Бесхозяйственность и раздолбайство были далеко не российским изобретением, потому что просидели мы под стеной почти до самых сумерек. Среди людского мельтешенья материализовался сперва Конрад, который вылупился на нас как на явление Христа народу и аж затрясся от злости. И так не красавец, рожа насупленная – с такими типажами у нас в кино ментов играют или средней руки «быков», а уж сейчас и вовсе озверел, только что глаза из орбит не вылезли.

– Па-ачему эти еще тут сидят? – свистящим шепотом спросил он одного охранника. – Им что, места не нашли?

– Не знаю, герр Миллер, – вытянулся в струнку тот. – Зайдель ушел, герр Юнг тоже, а нам приказал охранять их.

– С-с-вчн… – нечленораздельно промычал тот и ринулся быстрым шагом в сторону.

Вольф и Хайнц проводили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Хайнц едва заметно кивнул и начал подниматься на ноги, но сильный удар тупым концом копья сбил его с ног.

– Лежать! – охранник прижал его к земле и свистнул. Из сумерек подошли двое, рассматривая происходящее.

– Веревка есть? – один из подошедших кивнул и отошел в сторону, скоро вернувшись с приличным куском веревки в руках. – Свяжи-ка этого… – стражник еще раз ткнул в спину лежащего Хайнца. – И того, с бородой, тоже. Не нравится мне, как они пересматриваются.

Когда Конрад вернулся с Зайделем, он застал прямо-таки идиллическую картину – все сидели у стены с заложенными за затылок руками, а Вольф и Хайнц сидели, подпирая друг друга спинами со скрученными сзади руками, не делая больше никаких попыток освободиться.

– Это вы их хорошо построили, – ухмыльнулся Миллер. – Надо было еще и по зубам дать, чтоб не баловали!

– Так и дали, герр Миллер! – радостно сообщил один их стражников. – Заодно и по шее приложили!

– Ну, вставайте, да живо марш в камеру! – рявкнул Конрад. – Руки не опускать! А вам что, поддать еще надо? – крикнул он Хайнцу и Вольфу. – Приложите-ка им, ребята, чтобы шевелились побыстрее!

Приложили, причем приложили так, что оба влетели в распахнутые двери вперед всех и с размаху влепились в противоположную стену. Затем загнали нас и захлопнули дверь, припечатав ее тяжеленным засовом. Ну вот мы и в Хопре…

Опустив руки, я размышляла о том, что оказывается подобный прием передвижения арестованных с руками за головой уже знали пятьсот лет назад, а мы-то думали, что он был изобретен только в 20 веке. Камера была невелика, от силы квадратов двадцать с жидкими кучками соломы по углам и без всяких признаков освещения. Под потолком – два крошечных зарешеченных оконца, выходящих во двор замка, в которые и кошка не пролезет. Остается только лежать и ждать своей участи.

– Кретин! – первым очухался Хайнц, затряс головой и перекатился набок, затем подтянул ноги и кое-как уселся у стены, упираясь ногами в пол. – Раньше надо было дергать, когда еще шли сюда! А ты все твердил – мешки, мешки! Вот и притащились за ними… головой в петлю!

– Ты идиот, Хайнц, – Вольф тяжело заворочался на полу, пытаясь встать. – Петер, развяжи мне руки! Куда ты побежишь, не имея за душой ни пфеннига? Да тебя через час солдаты поймают и отделают так, что забудешь, куда бежал… – он закашлялся, выплевывая солому. – Ради них мы уже сорвались один раз, так стоило ли бросать то, что было в руках?

– Если бы деньги были у меня в руках, я бы на тебя и не оглядывался, бежал бы сразу, как представилась возможность, – фыркнул Хайнц.

– Возможность? – захохотал Вольф, икая и дергаясь всем телом, пока сзади возился Петер. – Да кто тебе дал бы ее, ты, пустоголовый болван! За три дня дороги тебя уже накололи бы не раз на пику, вздумай ты только сделать шаг в сторону. Не считай других глупее себя!

– Вот мы и сидим теперь тут, такие умные, как мыши в сундуке, где забили все дыры! Стоило бежать так далеко, чтобы принести все на блюдечке эрсенцам, и себя и наши деньги! Послушался тебя… – рыжий запрокинул голову и с тоской поглядел на чуть светлеющий прямоугольник окна.

– Надо было быстрее соображать, а не топтаться тогда, у выхода из башни! – рявкнул Вольф. – Троих пацаны уложили, а ты все копался, как грабитель в сундуке у ростовщика, вот и приложили нас сразу.

– Сам ты копался как старая баба! – разозлился Хайнц. – Если бы не эрсенцы, мы вполне могли бы отбиться от Дитца! Откуда они только взялись на наши головы, прах их возьми! И ведь не просто так явились, будто караулили нас!

– Меня тоже занимает вопрос, откуда они узнали, что мы в Эрсене? – подал голос Петер, скручивающий веревку, снятую с Вольфа. – Место глухое, хоть бы один огонек был виден поблизости, а ведь поди ж ты, вышли прямо к нам!

– Горцы и доложили, – Вилли посмотрел в окно, но ничего не увидел и лег на охапку соломы. – Гонца послали.

– Э-эх! – Стукнул кулаком по стене в бессильной злобе Петер и зашипел, облизывая разбитые в кровь костяшки. – Все отобрали… я бы им всадил нож в горло и рука бы не дрогнула!

– В живот. – Спокойный тон Вилли даже напугал нас, – и провернуть, чтобы мучились подольше перед смертью. Я так все время делаю, когда мне не нравится тот, кто выступает против.

Инстинктивно захотелось уползти как можно дальше от этой компании головорезов и я потихоньку поглаживала спину, где под рубашкой был спрятан стилет. Его не нашли при обыске – на моем поясе не было ножен и снимать его не стали, а догадаться, что кинжал был заткнут сзади, не додумались. Если что, это моя последняя надежда и отдавать ее вольфовцам было бы крайне неразумно. Пока они переругивались между собой, сводя счеты и обвиняя друг друга в совершенных ошибках и просчетах, Гунтер подсел ко мне.

– Марта, ты устала? – голос парня был тих и непривычно заботлив. – Давай, ложись с нами, втроем все же теплее будет. Если ты не против, я бы… словом, я бы лег с тобой, чтобы согреть тебя.

– Спасибо, Гунтер. Но только чтобы согреть, здесь каменный пол и соломы так мало. – Ноги от долгой ходьбы уже не болели, они привыкли и теперь удивлялись, почему это им предоставили такой длинный отдых в целый вечер и еще ночь? Я сняла сапоги, скрутила с ног длинные полосы тряпок, заменяющих носки, и растирала мышцы. В темноте можно было стащить и надоевшую до чертиков войлочную шапку, от души почесав голову и проветрить волосы. Облысею я совсем скоро от такой жизни…

– Если бы тогда они не вышли на нас, то мы уже давно ушли бы в Эрсен по той дороге, – завозился рядом Лукас, укладываясь поудобней. – Не повезло нам, что нарвались на них.

– Надо было сразу решаться, а мы тянули, думали, что вместе легче будет пробираться до границы, – раздраженно заметил Гунтер. – Сколько раз себе говорил – принял решение, не тяни, действуй, и вот что получилось!

– Ребята, от того, что вы тут будете препираться и поминать прошедшее, лучше не будет. Не надо горевать по разбитому стакану, так говорят у меня на родине. Надо как-то выкручиваться из этого положения, – пристроившись поудобней, я почувствовала, как рука Гунтера осторожно обняла меня за плечи. Стало тепло и уютно, немного погрызла совесть и я дала ей зарок, что больше такого не повторится, это только сегодня… иначе уж очень холодно спать на полу…чесслово! Совесть не поверила, но немного успокоилась.

– Можно было бы и в Эрсене остаться, если б все хорошо сложилось, – мечтательно сказал Лукас шепотом. – Они только были бы рады арбалетчикам, вон как разглядывали наши игрушки! А еще я по дороге слышал, что они укрепляют свои границы и люди им всегда нужны.

– Вот и осталось только, что мечтать! Так бы уже полгерцогства бы прошли, не понравилось – пошли бы в свободные кантоны, я слышал, что там вообще епископов нет, а службу в церквях несут патеры, которые при случае могут и дубину в руки взять, благословясь перед святым образом.

– Чтобы патеры да сами по себе, без епископов? – удивился Лукас. – Быть того не может!

– Говаривали, что они собираются все вместе и выбирают среди себя старшего, который и представляет каждый город, а главный у них называется кардиналом.

– Да какая разница, как они там друг друга называют, вот взбредет этому кардиналу в голову, что нельзя людей лечить, они тоже все хором кинутся лекарей изводить, а мы страдай от этого!

– Нет, они там по-другому эти вопросы решают, совет общий собирают и кардинал ихний не может сам один все решать, пока все не посоветуются. Так что зря ты ругаешься, Лукас, не везде такие правят, как в Кобурге! А коли ты мне не веришь, то скажи, много в Айзенштадте людей, пришедших с того же Эрсена или вольных кантонов? Я лично о таких не слыхивал даже, а что от нас бежали – слышал и не раз. Потому и поверил сразу, когда Марта о том солдате сказала, что предупредил ее, это ты за юбку Гретхен цеплялся…

– Кто цеплялся за юбку, я? – повысил голос Лукас.

– А кто же, как не ты, уходить не хотел, а потом с голым задом по крышам скакал? – съязвил Гунтер. – Коли не Курт, то так и сидел бы в кустах…

– Ах ты… – Лукас задохнулся от злости и в темноте раздался звук увесистого шлепка.

– Ну, докажи, что было не так! – рыкнул Гунтер, скидывая с меня руку, и в темноте слышалось лишь тяжелое сопенье и возня.

– Эй вы, цыть там! – рявкнул из темноты Вольф. – Чего потасовку устроили, бабу что ли не поделили? Так я сейчас наведу порядок…

Парни перестали сопеть и возиться, ища в темноте нагретые места, шипя и огрызаясь друг на друга.

Утро можно было определить только по тому, что в оконцах под потолком стало немного светлее и оттуда слышалось больше шума и топота, обильно сдобренного пылью. Петер, которого Хайнц поднял на плечах, спрыгнул оттуда, кашляя и обтирая и без того грязное лицо, а рыжий затряс головой, стряхивая с нее песок.

– Воды могли бы и принести, – посетовал Вольф, отжурчав свое в углу и поддергивая штаны.

– На что тебе вода? Вони меньше, коли не пьешь и не ешь, – рассудительно заметил Петер. – Между прочим, тут крышкой дыра прикрыта, а ты сверху все уделал!

– Еще чего, я и крышку должен сдвигать? – возмутился бывший командир. – Плевал я на все это, пущай воняет! Кому надо, тот пусть тут и прибирается, а я мараться об их крышки не намерен! Сами они козлы вонючие, – все больше распалялся он, ругаясь и плюясь во все стороны, – нет, чтоб воды притащить, так еще и крышкой накрыли, чтоб отхожему месту каждый кланялся! Не выйдет, поняли! – состроил он кукиш дверям.

– Раз крышкой прикрыли отхожее место, значит, чистоту блюдут и запаха меньше, – заметил Гунтер, отодвинувшийся подальше от вонючего угла.

– Тебя спросить забыли, сопляк! – Вольф, покачиваясь, прошелся по камере, пиная остатки соломы. – Пасть заткни, пока я тебе все зубы не вбил в глотку!

– Сам заткнись! – парень взъерошился и не собирался уступать ни на слово. – Если б не вы, то мы уже давно ушли бы через границу! Когда надо было стрелять, я стрелял и не мазал, а за что теперь тут с тобой сижу…

– А-а-а-ы-ы! – взбешенно заревел Вольф, кидаясь на Гунтера. – Ну все, ты сейчас у меня вон там вниз головой висеть будешь, пока я тебя по самую задницу в него не вобью!

Парень подскочил на месте, встречая налетевшего на него Вольфа и, сцепившись, они покатились по полу, рыча и волтузя друг друга. Одному надо было сбросить накопившееся бешенство от неожиданного поворота событий, второй не захотел уклоняться от драки, полагая, что это унизит его перед остальными, которые оживились и начали подбадривать дерущихся криками и стуком по стенкам. Гунтер был моложе и ловчее, Вольф – тяжелее и опытнее, но оба уже нормально не ели несколько дней и сил для драки подкопить не успели. Первый порыв злости прошел, когда они с яростью молотили кулаками, а тяжелое сопенье и редкие пинки были уже не в счет. Зато завелись Хайнц с Петером и требовали боя до победного конца. Лукас полез было к ним, но Хайнц отшвырнул его в угол, как пушинку, а я и так не вылезала оттуда, боясь получить сапогом или кулаком.

– Ты живой? – я отодвинула парня, который только стонал, держась за плечо.

– Об стену ударился… ничего, пройдет. Он же здоровый, как медведь, – с детской обидой Лукас посмотрел на Хайнца, которому тоже захотелось помахать кулаками.

– Ты чего это на меня так смотришь? – рыжий упер руки в бока и вызывающе посмотрел на Лукаса, а потом и на меня. – Да я тебя, сопляк этакий, сейчас уделаю так, что сам себя не узнаешь…

Засучивая рукава, Хайнц приготовился месить парня, когда я попыталась встать перед ним.

– Что он тебе сделал, что ты бесишься? Все в одном положении, чего ты лезешь к нему, злость девать некуда?

– Да ты мне еще будешь тут указывать? – одним махом Хайнц послал меня в сторону и я шлепнулась прямо на сцепившихся Гунтера и Вольфа.

– Не мешай им! – Вилли дернул меня за ногу и подтащил к себе. – А ну-ка, я тебя пощупаю! – хохотнул он, подняв меня одним рывком и обхватив сзади. – Хайнц, тут гораздо интереснее, чем мальчишку месить, присоединяйся!

Гунтер уже почти вывернулся из медвежьих объятий Вольфа и, услышав Вилли, рванулся к нам, но упал и на него сверху навалился Петер, выкручивая руки. Из своего угла метнулся Лукас, налетел на Хайнца и повис на нем, отчего тот покачался и повалился на пол, потому что запнулся за лежащего Вольфа. Началась настоящая куча мала, перемежаемая криками, воплями и шипеньем. Я пыталась выдраться из рук Вилли, пиная его ногами и никак не могла дотянуться до стилета сзади, а он только гнусно хихикал, продолжая тискать меня и постепенно подбираясь к поясу штанов.

В пылу всеобщей драки мы не обратили внимание, что открылась дверь и в камеру влетели двое стражников, колотя по головам и плечам дерущихся тяжелыми ножнами и добавляя сапогами под ребра лежавшим на полу.

– Стоять! Прекратить драку! Сильнее пинайте их, озверели совсем, мать вашу! – третий со всего маху заехал в ухо Хайнцу, повернулся ко мне и влепил кулаком в рожу Вилли. Тот разжал руки и свалился, как куль, на пол, охая и скрипя зубами. Я тоже плюхнулась на зад и быстро отползла к стене, чтобы не попасть под очередную раздачу.

Стражники утихомирили всех дерущихся, которые с оханьем и стонами сидели на полу, потирая ушибленные места. Конрад, который влетел третьим, добавил сапогом под ребра Хайнцу, и тот перестал ругаться, а Лукас сел и затряс головой, утирая кровавые сопли под носом.

– Всем встать! – Конрад усилил команду, поддав от души под зад Вольфу, – выстроиться вдоль стены! Поднимайся, кому говорю! – рявкнул он, вздергивая Лукаса за воротник и швыряя на стену. – На ноги встать, чертово племя!

Постепенно все поднялись и встали, прислонившись к стене, красные, потные, побитые друг другом и стражей. Пошатываясь, рядом со мной встал Гунтер, поблескивая подбитым глазом, дальше пинком подогнали Вилли, на которого нехорошо косился Конрад после увиденного им в камере. Хайнц и Вольф буквально подползли последними, оба с разбитыми губами и ссадинами на рожах. Покачнулся Петер, но один из стражников дал ему кулаком в плечо и живо поставил на место подпирать стену. Я громко шмыгнула носом и тоже прижалась к стенке.

В открытую дверь вошли двое мужчин и встали посреди камеры, осматривая всех по очереди. Сзади них встал Конрад, что-то тихо докладывая, а двое стражников разошлись по разные стороны и замерли в ожидании указаний. Потершись затылком о стену, чтобы на глаза поглубже надвинулась войлочная шапка, я осторожно стала рассматривать вошедших. Один, среднего роста, с русыми вьющимися волосами до плеч и гладко выбритым лицом, был определенно властью в здешней иерархии. Простая, но дорогая одежда, богатый пояс и рукоять меча, узкие длинные пальцы, украшенные большими камнями, аристократическое удлиненное лицо с правильными чертами – лицо человека, который привык повелевать. Уж не сам ли герцог Эрсенский, мелькнула запоздалая мысль, на меньшее он просто не тянул. Второй, выше на голову всех, кто был в камере, был темноволосый, скуластый и в той стадии небритости, когда еще чуть-чуть и уже скоро будет борода. Подняв глаза чуть выше, я мысленно поблагодарила Бога, что этот человек рассматривал сейчас вольфовцев, а не меня…

Бывает, встречаешь на пути людей, которые мнят себя так высоко, что не обращают внимания на окружающих, совершенно искренне полагая их грязью под сапогами. Заходя в магазины, они расталкивают всех, не делая себе труда даже осмотреться по сторонам, как правило, они ездят в дорогих машинах, обдавая грязью прохожих, но очень пекутся, что на крыле их лайбы видны грязные капли, если они идут по улице, то прохожие просто отлетают от них в стороны и неважно, что это могут быть женщины и дети – презрение ко всему окружающему быдлу окружает их сплошной непробиваемой аурой. Вот именно такое выражение лица и было у темноволосого мужчины, только к нему еще прибавлялся холодный взгляд крокодила, прикидывающего, сразу жрать жертву или все же припрятать ее, чтобы потом было повкуснее. Я даже пожалела вольфовцев, которые тоже во все глаза уставились на него.

– Что вы скажете по поводу этих задержанных, герр Рихтер? – мягкий голос первого ни в коей мере не обманул моих ожиданий. С такими интонациями могут говорить только короли…ну или герцоги, конечно.

– Ваша светлость, я еще не составил о них свое мнение, – упирая на предпоследнее слово ответил темноволосый и, положив руку на ножны, стал медленно обходить строй задержанных, рассматривая каждого. – Немытая шваль, которая уважает только силу и золото, – сказал он, отойдя от Вольфа и брезгливо поморщившись. – Его первого ко мне на допрос, – небрежно махнул в сторону стражников. – Командир этой шайки…а это его лейтенант… – кулак Рихтера с размаху вмазался Хайнцу в лицо и тот хрюкнул, вытирая кровь, полившуюся из носа на пол. – Денег захотели поиметь, ворье… – он остановился около Вилли с силой саданул его между ног, а когда тот со стоном согнулся, добавил ребром ладони сверху и пнул ногой скрюченное тело. – Мало вас до этого били, дерьмо… – удар поддых Петеру завершил осмотр вольфовцев.

– Ну, а ты, сопляк, куда влез?

Гунтер вскинул голову, готовясь встретить удар, но Рихтер посмотрел на него сверху вниз, хмыкнул и дал легкую зуботычину, от чего парень скривился, повернув голову вправо. Мужчина несколько мгновений изучал его профиль и фингал под глазом, и шагнул ко мне, поднимая руку, как рядом Лукас сделал шаг вперед и Рихтер моментально среагировал на него, врезав парню кулаком в лицо. Лукас осел на пол по стенке…

– На ногах стоять не может, а туда же… – отвращение, прозвучавшее в голосе мужчины было незаслуженным, но спорить в этой ситуации никто не посмел. В тишине слышалось хлюпанье носом, прерывистое дыхание, сопенье, но все молчали, ожидая свой участи.

– Дерьмо. – Припечал свой вердикт Рихтер. – Ваша светлость, я вам могу рассказать свои соображения сейчас, но лучше бы я подкрепил их показаниями арестованных для убедительности.

– Хорошо, сколько тебе понадобится для этого времени? – бархатный голос завораживал, хоть его и прорезали стальные нотки.

– Немного. Семеро…два и еще два…мы с Конрадом выбьем из них все к завтрашнему утру, даже то, что они давно забыли сами. Разве что нам может еще помочь Освальд, если кто-то из них решит, что наше общество им не подходит для разговора по душам.

Его светлость изволил рассмеяться на последнюю фразу, сказанную с таким сарказмом, что похолодело в животе от мысли о том, кто такой этот Освальд.

– Тогда нам здесь больше делать нечего, герр Михель, – герцог изящно повернулся и пошел на выход, не обращая внимания на то, что делалось за его спиной. Рихтер, Конрад и стражники, тоже потеряли к нам всякий интерес, исчезая за дверями друг за другом, а все в камере начали потихоньку сползать на пол, как будто из них выпустили воздух.

– Ох ты ж мать твою… – выдохнул Петер.

– Вот ведь б…ь, сука феодальная, – ругнулась я матом по-русски и мужики удивленно воззрились в мою сторону. – Чтоб тебя епископ Кобургский за я…а повесил!

Вольфовцы заржали на последнюю фразу, шлепая разбитыми губами, даже Лукас слабо дернулся и фыркнул, а уже почти закрытая дверь распахнулась и в камеру широкими шагами вошел Рихтер, оглядывая всех недобрым взглядом.

– Кто это сказал?

Вопрос повис в воздухе, но все молчали, уставившись на вошедшего.

– Еще раз повторяю, – медленно, почти по слогам, произнес Рихтер, – кто это сказал?

Ну сколько раз я проклинала свой язык, который вылезал в самые ненужные моменты, говоря то, что я и не собиралась вываливать! Сколько раз я заставляла себя молчать, вспоминая известную пословицу, а тут даже не посмотрела на дверь…нет, посмотрела, но ведь они же все ушли…

В открытую дверь вошел Конрад, с интересом глядя на происходящее и заглянул стражник, стараясь не упустить ничего из неожиданного развлечения. Рихтер наклонил голову, рассматривая вольфовцев и они отодвинулись в сторону, а Вилли даже сочувствующе покачал головой. Михель перевел взгляд на меня, присматриваясь поближе, а сбоку уже встал Гунтер..

– Это я, – упрямо выдал парень, глядя на него исподлобья. – Я сказал.

По знаку Рихтера Конрад отодвинул Гунтера в сторону, а сам Михель достал из ножен длинный блестящий меч.

– Встань! – И, видя, что я замешкалась, повысил голос, – встать, я приказываю!

Поднимаясь во весь рост, я была совершенно уверена, что он сейчас просто снесет мне голову, не спрашивая ничего, и уже приготовилась, что это будет быстро и боли я даже не почувствую, но Рихтер кончиком меча скинул грязную войлочную шапку на пол и провел им от шеи до талии, откинув полу кожаного жилета. Изумление, которое проступило на его лице, сменив презрительность, невозможно было передать словами.

– Женщина? С вами шла женщина?

– Действительно, герр Михель, это женщина, – подтвердил Конрад, подойдя ближе. – И ведь я за всю дорогу ни сном ни духом…

– Отведи ее ко мне в комнату. Живо! – приказал Рихтер, все еще рассматривая меня, сощурив глаза и что-то прикидывая про себя.

Лапища его помощника ухватила меня за плечо и поволокла из камеры, сзади дернулся Гунтер, но меч Рихтера уперся ему в живот и парень остался стоять посреди камеры, скрипя зубами от бессилия.

Пока Конрад тащил меня по коридорам, я еле волочила ноги, замедляя ход и исподтишка осматривала дорогу и обстановку, не обращая внимание на его слова.

– Значит, ты таскалась с этими бандитами, не гнушаясь еще и быть им подстилкой? Ну, как, пошло тебе впрок их золото, шваль? Может, поведаешь, с кем спала или тебя имели все по очереди, кто отсыпал тебе в мешок звонкую монету? Мальчишки, так те прямо кинулись на твою защиту, неужели они не нашли ничего лучше и моложе тебя? То-то младший рыпнулся на герра Рихтера, да не успел… против него мало кто успевает, не вам чета! И чего он тобой заинтересовался… разве что решил своими способами вытряхнуть все, что ты еще помнишь и можешь ему рассказать в обмен на свою никчемную жизнь? Не жилось тебе дома, потащилась по мужикам в дорогу…шлюха обозная!

С последними словами он втолкнул меня в открытую дверь и запер ее снаружи на засов. Хопер инвест…где тут хоронят по первом разряду?

Кровать, стоящая посередине, была аккуратно заправлена, занавески на окне раздвинуты и вообще здесь было чисто и опрятно. Ну не сам же герр Рихтер убирается, понятно, что для этого тут должен быть целый штат служанок. Я и то дома не всегда заправляла постель, вряд ли мужчина будет это делать самостоятельно! Стол на изогнутых ножках, два кресла – так и тянет посидеть в нормальных условиях и расслабиться, потягивая вино или хотя бы чай из кружки, не ощущая себя загнанным зверем или существом непонятного пола. Я провела грязной ладонью по чистому покрывалу. Сколько уже времени я не спала на нормальной кровати, с бельем и подушкой? С того дня, как умерла фрау Альма и гонец привез страшную весть о движении к Варбургу отряда мародеров. Кажется, что это было сто лет назад, когда я ходила в юбках и еще был жив Фриц, мир праху его! Даже трогать такую кровать страшно из боязни испачкать ее, не то, что ложиться сюда… да не для постельных же утех этот самый Рихтер приказал отвести меня сюда. Кстати, вон в углу и тумбочка с тазиком, а над ним зеркало…ну, помолимся, чтобы инфаркт не хватил, да посмотримся?

Умываясь в тазике чистой водой, я смотрела на грязные разводы в нем, прикидывая, что на месте Михеля я бы себя не пустила дальше конюшни, уж больно рожа стала…специфическая. Посмотришь и сразу видно, что это существо закоптилось на солце и ветру, ело что придется, а говорить о женской привлекательности и вовсе смешно, поскольку таковой и рядом не стояло. А ведь дома я считала себя не самой последней дурнушкой, да и Фриц частенько в приливах нежности шептал на ухо самые лестные эпитеты, а уж выходя на гулянья в город посматривал на меня такими глазами… м-да, стоило какое-то время не поесть нормально и не помыться и что осталось? Рядом с тазиком в круглой баночке было что-то густое, я сунула палец, понюхала и полизала его, а потом расхохоталась, как сумасшедшая – это же мыло, самое обыкновенное мыло! Надо же дойти до такого состояния, чтобы не узнать его! С удовольствием бы помыла голову прямо здесь, но куда воду сливать? Ладно, хоть лицо да руки отмыла, и на том спасибо хозяину…ой, а что это я тут расхаживаю, совсем расслабилась, Конрад что-то там говорил такое страшное, про какие-то «свои» способы… Радужное настроение после умывания испарилось, я сунула баночку с мылом в карман безо всяких угрызений совести и бросила последний взгляд на свое отражение. Попрощаемся, подруга…

Шкаф был приличных размеров и набит всякой всячиной, не подходившей мне по причине несоответствия размеров. Вздохнув, сунула на место рубашки, даже переодеться не во что! Обошла еще раз кровать и осмотрела тумбочку с целым набором свечей в подсвечнике, подошла к камину и на широкой полке увидела длинную плетку, типа той, что была у Конрада. Потрогала ее пальцем и получила непонятное пятно. То ли кожа покрасилась, то ли ржавчина…матерь Божья, да это ж вроде кровь! Подсохшая, правда, но не ржавчина же в самом деле! Вот тебе и «свои» методы… я с размаху села в кресло, лихорадочно соображая, что теперь делать. Быть избитой до полусмерти этим фашистом отчаянно не хотелось. То, как он вел себя в камере, заставило содрогнуться и пожалеть вольфовцев, да и Лукаса…как там они? Так, будем думать, как бы это мне отсюда сбежать? Засов снаружи заперт, через камин улетит разве что ведьма или летучая мышь, были какие-то байки про то, что можно взобраться по трубе наверх, но я не Шварцнеггер и наверняка через метр подъема аккуратно съеду вниз, перемазавшись в саже. Поиск потайных ходов – дело хорошее, но как их искать? А если этот Рихтер скоро придет? Я заметалась по комнате, дергая вещи и пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. Вот он входит…стулом по голове? Стульев тут нет, кресла тяжеленные, я и не подниму такое. Тогда…подтащить их к двери…чтоб запнулся…веревочка нужна попрочнее…шнурок такой висит на кровати…непонятно зачем, может, служанку вызывать или балдахин опускать? Плевать, хорошо, что стилет остался, сейчас мы ему соорудим кое-чего…