Текст книги "Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Мишенью был грубо сколоченный деревянный щит на треноге, отстоявший…а ХЗ, на сколько шагов это отодвинуто? Я и раньше хорошим глазомером не отличалась, а на шаги и подавно не переведу. Это уже пусть зрители решают вкупе с Юнгом, на какое расстояние щит относить. Ну-с, девочка моя…это Фриц так говорил тогда на стене…

Твердый рубец мозоли на ладони так и не сошел до конца за два месяца, проведенных в Гедерсберге и ручка крутилась без особого напряга. Болт лег в паз, встаем на одно колено, потому что в руках мне арбалет не удержать, а он ляжет на вторую руку и локоть упрется во второе колено, целим в верхний левый угол…рычаг…есть! Прицел сбился, но в щит я попала, хоть и немного ушла в сторону. Теперь в правый точно также…промазала…в левый нижний…центр…правый нижний…

Центр по-прежнему бился на пять, левый нижний не давался, как и правый верхний, зато правый нижний вошел, как по заказу. Перед глазами встала картина, как мы со стены бьем по «гусенице», стремясь зацепить ноги, торчащие из-под щитов. Времени на прицел тогда было гораздо меньше, чем тут, а высота стен – больше.

Не обращая внимания на окружающих, я опять взвела тетиву, а по знаку Юнга щит отнесли подальше. Теперь я начала с центра, чтобы набить руку, но ветра во дворе не было и болт лег точно рядом с первым. Угловые сдвинулись к центру и опять промазала в правый верхний… это урок для отработки. Щит отнесли еще дальше, я погладила вложенный болт и тщательно прицелилась. «Девочка моя, целься тщательней, отпускай рычаг мягко, не дергая,» – последний совет Фрица, когда он давал его еще на стене, гордясь тем, что я разбила «гусеницу» первая. Болт низко загудел и пропал впереди, с глухим цмыканьем воткнувшись в щит. Остался один…как там мишень поживает? В угол не попаду, далеко, попробуем в центр уложить…

Ремень на арбалете никуда не делся и я автоматически вскинула его на спину, не заметив подбежавшего Тромса. Теперь можно и посмотреть, куда там болты ушли и на какую глубину. Наверняка последние плохо легли, стальной доспех не пробьют, а ранить могут все равно.

У щита уже сгрудились стражники, обсуждая между собой результаты. Подошел Юнг, рассматривая расположение болтов, подергал один из них и выдернул почти без всякого труда. Покрутил в руках и протянул мне.

– Неплохо, фрау Марта. Из десяти всего три промаха, но могло быть и лучше, если бы вы тщательнее целились. Правый верхний в пролете, отрабатывайте его.

До середины дня я упорно отстреливала мишень, пока не заболела с непривычки рука. В центре щит разбился болтами и вытаскивать их было легко, а по краям кучность попадания была невелика, болты входили глубоко и я долго раскачивала каждый, чтобы вытащить его.

– Марта, давай помогу, – широкая ладонь Гунтера почти без усилия выдернула болт и протянула его мне. – Бери, сейчас остальные выну!

– Спасибо, а то я до ужина ковырялась бы с ними, – поблагодарила я парня и он просто расцвел на глазах. – Давно не стреляла, но это дело наживное, наверстаю. Правый верхний хромает, надо туда больше бить.

– Как ты жила эти два месяца? – Гунтер встал напротив и даже не думал уходить. – Я и не думал, что увижу тебя еще раз, а тут весь Штальзее только о тебе и говорил последние дни. Говорили, что ты в вольные города ушла?

– Да, я ушла в Гедерсберг и жила там все это время. Пристроилась служанкой в трактир, не очень богатый и не очень хороший, но хозяину я пришлась очень кстати. Там был свой особый контингент, но меня они не трогали и даже уважали, как свою. Гедерсберг оказался неплохим городом, если бы Ульф и Хоган не увезли меня оттуда, сама бы ни за что не уехала.

– А теперь ты будешь здесь жить?

– Пока еще не знаю, это не зависит от меня.

– Марта, – Гунтер понизил голос и оглянулся с таким видом, что сразу было понятно – он что-то задумал, – Марта, ты хочешь уйти из Штальзее? – он сделал ударение на слове «уйти».

– Пока что нет. Я поняла, что мне нет смысла отсюда бежать куда бы то ни было. Во всяком случае, сейчас.

– Это из-за него? – парень показал глазами в сторону, имея в виду Рихтера. – Ты действительно… с ним?

– Да, с ним. – Мне было безумно жаль Гунтера, но надо было рвать, пока это не переросло во что-то более серьезное, пусть это будет сейчас и сразу, чем потом и с кровью. – Ты же понимаешь, что я не давала тебе никаких обещаний и я намного старше тебя. Просто наши пути временно пересеклись и шли рядом. Я благодарна тебе за то, что вы с Лукасом поддерживали меня, но не больше. Ты еще найдешь хорошую девушку, а у меня другая судьба и я до сих пор не могу понять, какая она.

– Наша судьба в наших собственных руках и в руках Господа нашего, – серьезно заявил он. – Если все время ждать направляющих указаний, можно умереть от старости или с ножом в горле. Много мы ждали указаний в Варбурге, когда узнали, что нас могут убить только за то, что мы дружили вот с этими игрушками? – парень мотнул головой в сторону арбалета, который стоял у моей ноги. – Мы ушли и все, а если бы…

– Нам было указание, – мягко возразила я. – Помнишь, тот солдат, что сказал мне о соединении епископств? Без него мы никогда бы не решились уйти.

– И то, что Рихтер приказал вернуть тебя в Штальзее, а потом уложил с собой в постель, тоже имело указание, которому ты подчинилась?

– Да, Гунтер. Теперь я не могу отсюда уйти. Лучше, если ты вообще перестанешь думать обо мне. Прости, но так будет лучше для тебя и для меня.

– Я обещал вернуть тебе деньги, которые ты потратила на меня в Бернштайне, – он зло смотрел исподлобья, упрямо выпятив челюсть. – Сейчас еще я не имею такой суммы…

– Перестань, – я положила ему руку на плечо и сжала его. – Это я перед вами в долгу и долг этот измеряется не деньгами и не подарками. Вы сделали для меня гораздо больше, чем думаете, хотя и не понимаете этого. Вы шли со мной рядом, подставляли плечо в трудную минуту, делились одеялом и ничего не требовали взамен, поэтому я и говорю, что должна вам гораздо больше. Из вас получатся настоящие мужчины и я завидую тем девушкам, которые будут с вами рядом. Им повезет больше, чем другим в этой жизни.

– Марта, но может быть…

– Нет! – я оборвала Гунтера и отвернулась, укладывая болты в мешок. – Нет, это невозможно и нам надо перестать даже думать об этом.

Он яростно выругался, развернулся и ушел широкими шагами, а я подумала и стала снова крутить ручку воротка, натягивая тетиву.

– Герр Зайдель, – поймала я управляющего, когда он с глубокомысленным видом пялился на оттопыренный зад Клотильды, – у меня в комнате совершенно темно. Могу я получить в свое распоряжение подсвечник со свечами?

– Фрау Марта, – задумчивый вид Зайделя говорил об огромной умственной работе серого вещества, – вы хотите освещать свою комнату всю ночь или у вас есть другие причины? Шить вы могли бы внизу, где собираются все женщины по вечерам…

– Я не собираюсь шить, герр Зайдель. Во всяком случае – пока не собираюсь, но и сидеть в темноте тоже не хочу.

– Хорошо, – с кротким вздохом мученика, закатывая глаза к потолку, согласился Зайдель. – Кто-нибудь из служанок принесет вам подсвечник со свечами.

– Когда? – продолжала настаивать я, вспоминая, как тут становится темно вечерами. – После ужина уже полная темнота и я не хочу блуждать в потемках по коридорам и лестницам, а тем более стукаться головой в собственной комнате. Извольте распорядиться об этом сейчас.

Зайдель еще раз оглянулся на Клотильду, то та делала вид, что ей совершенно до лампочки наш разговор и даже повернулась к нему боком, чтобы уйти.

– Сейчас распоряжусь, фрау Марта, кто-нибудь из служанок наверняка бегает внизу.

Управляющий надеялся, что уж теперь-то я точно уйду, но одно воспоминание о мраке кромешном заставляло настаивать на своем.

– Пойдемте, герр Зайдель. Ну что вы так уставились на меня? Пойдемте со мной, вы дадите мне подсвечник, свечи и я оставлю вас в покое, а потом можете гонять ваших служанок за нерасторопность или за что хотите.

Я ухватила его за рукав и потянула за собой, Зайдель вздохнул еще раз и не стал отбиваться, раз уж я оказалась такой настырной.

За ужином девицы на другом конце стола перешептывались и хихикали в кулачок, тряся воланчиками чепчиков. Я выложила перед собой запас свечей, подсвечник и лениво ковырялась ложкой в миске, соображая, надо ли мне есть вообще. Процесс вживания и адаптации на новом месте всегда сложен, нужно лишь время, чтобы пережить неприятные моменты и привыкнуть к новым декорациям, потом дело пойдет легче. На моем конце стола сидели мужчины, которым или не хотелось идти далеко вдоль столов, или их просто не интересовали служанки. На том конце девицы уже начали стрелять глазами по сторонам и к ним подсел какой-то парень, обнимая за плечи сразу двоих. Сейчас их веселый смех разносился по всей трапезной, заставляя улыбаться людей, сидящих за столами. Вышла Клотильда, посмотрела на развеселую компанию, широко улыбнулась сидящим стражникам и вернулась в кухню, виляя задом. Подол юбки при этом шуршал и колыхался, как будто ей сбоку задувал ветер. Это еще уметь надо вот так проитись, чтобы все взгляды были прикованы только к тебе!

Одна из служанок поднялась из-за стола и парень двинулся за ней, широко улыбаясь и что-то говоря ей в спину. Девушка придержала шаг, чтобы он поравнялся с ней, дернула плечиком и засмеялась, не забывая стрелять глазами по сторонам.

– Не понимаю, Базиль, что в ней нашел герр Рихтер, даже подержаться не за что, не женщина, а корешок сухой, – ее любопытный взгляд, брошенный на меня, сменился легкой брезгливой гримаской. – Тощая, одни глазюки торчат…

Даже удаляющаяся спина служанки выражала неистребимое чувство собственного превосходства и я прыснула от смеха, заметно удивив сидящих рядом.

Собрав свечи, я подхватила подмышку подсвечник и пошла прочь по коридору, прикидывая, где бы поджечь свечу. В коридоре царила полутемь, прорезаемая острыми клинками чуть более светлого воздуха, падающего откуда-то сверху. Боязни не было никакой – в привидения я не верила, как и в нечистую силу с магией, а самый страшный зверь на свете – человек, это нам еще в институте один парень рассказывал, который был родом из Таджикистана и часто ходил там в горы. «Зверя не бойся в горах, – говорил он, – человека бойся. Это самая страшная встреча.»

Пока шла по коридору, скатываясь на всякие мысли, проскочила то ли лестницу, то ли поворот и вышла на полутемную площадку, на которую только в одном углу падал неяркий отблеск со двора через узенькое окно. Углы были затянуты вековечным мраком и в одном из них что-то двигалось и шуршало.

– Ой, герр Пауль…

– Тихо, моя прелесть…

Шуршания и характерные звуки поцелуев заставили меня сделать несколько осторожных шагов назад. Какая-то не в меру ретивая парочка облюбовала это место и смущать их не хотелось.

На цыпочках я вернулась в коридор и пошла обратно, уже более внимательно рассматривая двери. Чего болтаться по замку, спрашивается? В комнате можно и одежду проинспектировать, наверняка дырки найдутся, и новые трусы сообразить, а то старые скоро расползутся прямо на мне. Так, какая это дверь моя…эта, что ли?

Сунувшись в приоткрытую дверь я слишком поздно поняла, что ошиблась комнатой, потому что даже в полутьме заметила, что на постели идет интенсивное движение и недовольный женский голос произнес с придыханием:

– Михель…ты дверь забыл закрыть, что ли?

Вылетела я в коридор быстрее ветра, проклиная все на свете, а уж когда поняла, что за имя произнесла женщина, и вовсе расстроилась. Лучше бы в трапезной сидела до последнего, да ничего не слышала и не видела!

Дни пошли друг за другом одинаковые, как таблетки в пузырьке. Утром подъем, тренировка в стрельбе до середины дня, потом помощь в самых разных делах фрау Эльзе. Точнее, не в самых разных, а в одном – зашивать драную одежду стражников. На это меня никто не подвигал, но как-то днем я откровенно маялась от тоски, не зная, куда приложить силы – книг тут отродясь не водилось, стирать чужие штаны я бы не стала ни за что, а вот увидев кастеляншу за ворохом рубашек с иголкой в руках, я предложила свою помощь. Тонкой работы тут не требовалось и я с удивлением заметила, что время до ужина пролетело незаметно, куча поубавилась, а фрау Эльза уже не смотрит сквозь меня мутным взглядом, а довольно приветливо улыбается и даже с интересом рассматривает, как я зашила то или иное место. Постепенно это вошло в привычку и каждый день меня ждала очередная халтурка, ставшая обязанностью. По вечерам ко мне заходил Михель, чаще всего после ужина, громко стучась в дверь и рассыпаясь в самых любезных выражениях, чтобы слышали окружающие. Правда, посещения эти были не каждый день, но я была рада и этому.

– Привет, Марта, – бросал он с порога, хлопая дверью и вытягивался либо в кресле, либо на кровати, куда он частенько стал перемещаться в последнее время. – Устал, как собака…сегодня мотался в Цвандер, деревушка такая в полудне ходьбы отсюда, там опять поножовщину устроили. И опять чужие, не свои. Кто такие, чего жить не дают спокойно…староста нам гонца прислал, вот и поехали втроем разбираться. Четверо раненых лежит, не тяжело, но непорядок это, бабы воют, как над покойниками, а кто приходил, так тех и след простыл. Селян спрашиваю, что из скота или птицы пропало, а они сказать не могут, считать не умеют…бестолочи! Хорошо, Хоган перья гусиные заприметил, значит птицей решили подкормиться, а не скотом. Не из Айзенштадта ли опять гости пожаловали? Придется туда отправить пару человек прочесать дорогу.

– А что толку шерстить по дороге? Мы, когда из герцогства убегали, по дороге вообще днем не шли, только в густых сумерках, когда уже путников мало. Днем по кустам двигались или отсиживались, если лес был непроходим вдоль нее. Какой дурак будет идти по дороге, зная, что там патрулирует стража?

– Дураков всегда хватает, – резонно парировал он. – Это ты была такая умная, да парни твои трезвые да смышленые, а большинству только пожрать, выпить, да бабам подолы задрать – вот и все их желания. Таких и ловить особо не надо стараться, сами попадутся рано или поздно. Завтра пошлю по тем дорогам парней, пусть проедутся, авось, кого сцапают. Сам не поеду, и так сегодня в седле целый день трясся, на заду уже мозоль набил. С тобой посижу, пока там воду греют, потом пойду отмокать. Ничего в голову не пришло?

Этот вопрос мы задавали друг другу постоянно. Кто знает, когда может прийти озарение и в руки свалится золотой ключик от волшебной дверцы? Но ни ключика, ни дверцы пока не обнаруживалось и мы время от времени начинали разбирать события по перемещению нас в этот мир по косточкам, надеясь на чудо.

– Марта, если бы в этом мире была магия, я бы пошел искать оракулов, ведьм, волхвов, места силы и прочую дребедень, которая обычно сопровождает все это. Но единственная ведьма на всю округу, это старая Анна Витке, которая выжила из ума лет сто назад. Будь она хоть юродивой, я бы еще прислушался к ней, но это самая обычная глупая старуха с болезнью Альцгеймера, хоть этого названия тут пока и не знают. Ух, увидеть бы мне того, кто это все устроил… – Рихтер перевернулся на спину, глядя в потолок, – порвал бы на кусочки. Клянусь! Но спасибо все-таки сказал бы… Здесь я научился принимать решения, брать на себя ответственность за жизнь тех, кто стоит под моим началом и верит мне. Хорошая школа была…Рожи хоть и не такие, как у нас, но по ним я уже научился читать многое. Смотришь, как в открытую книгу заглядываешь… О чем ты думаешь сейчас? – без всякого перехода спросил он, повернувшись набок и подперев голову рукой.

– О нас, – совершенно честно ответила я. – И о том, что делать.

– Вот и я думаю об этом, а выхода не вижу. Не помирать же тут! А если какая заваруха начнется, что тогда? Знаешь, я сегодня ехал по дороге, а у дороги девушка стояла. Беленькая такая, с голубыми глазами, и так она мне Ольгу напомнила, что я даже остановился. Смотрю на нее, а перед глазами – Лелька стоит, вот не поверишь! И как живая…та кланяется, глаза лупит на меня, улыбаться стала завлекающе…да я опомнился, дал коню сапогами и поскакал дальше, а у самого опять мысли в голове крутятся – Лельку обидел ни за что, может, в этом причина? Ну, глупая она, так зачем вам ум? Красоты достаточно… Интересно, она хоть изредка вспоминает меня? Вернулся бы, не только сам за ум взялся, но и ее заставил. Или учиться дальше уговорил, или оба к отцу бы пошли работать. Она хоть и с характером, но не Буратино же совсем, в компе все сидят, кто хоть один палец имеет, а техработники всегда нужны, отец бы мне не отказал…как ты думаешь?

– Родители никогда своих детей не бросят, если есть хоть малейший шанс им помочь. – Надеюсь, что мой голос прозвучал достаточно ровно, чтобы ничего не заподозрить. – Думаю, что твои родители были бы только рады, если б ты вернулся к ним с таким настроем.

– Вот и я того же мнения.

После подобных разговоров настроение у меня портилось чрезвычайно и наутро я мрачно возилась в миске без малейшего аппетита, а болты летели особенно зло и метко. С полудня я тогда предпочитала оставаться на импровизированном стрельбище одна и могла торчать там хоть до ужина, если ко мне никто не приставал.

…– Марта, у меня тут такая мысль проявилась – может быть, нужен еще кто-то, кто попал сюда, и тогда у нас троих будет шанс уйти? Вдруг тот, кто нам нужен, и есть наша подсказка?

– Михель, твоя гипотеза не лишена смысла, – я потягивала знаменитое розовое, бутылку которого Рихтер принес в комнату для посиделок. – Только почему третий, а не четвертый или десятый? Помнишь, была такая книга Станислава Лема «Звездные путешествия Ийона Тихого»? Так вот в одном из путешествий он встретился с разновидностью семьи на одной из планет, где их было пятеро. Там они сцеплялись все в один шар и весело катались по просторам не то танцпола, не то вселенной. Так можно ждать хоть целый отряд…скажем, энергии нам двоим не хватает, а у десятка ее в избытке. Только вот где этот десяток собрать, объявления развесить по Тевтонии, что ли? «Всех попаданцев из России просим собраться в замке Штальзее для дальнейшей отправки на историческую родину». Печать, подпись.

– Это ты серьезно? – Михель опять лежал на моей кровати в любимой позе – на боку, поставив стакан на пол. – Нет, это условие невыполнимо изначально. Условия задачи должны быть реальными, иначе она не имеет смысла. Чем больше народу участвует, тем больше вероятность, что кто-то просто не дойдет до места назначения. Меня за время нахождения в Тевтонии должны были убить два раза…нет, реально – один, когда в Берсхоф попал. Это произошло через год после моего перемещения сюда. Ну да, полгода я с отрядом в Норсете блудил, потом в Айзенштадт ушли…через два месяца нанялись на охрану рудников…через три бежали…точно, через год! А у тебя была такая ситуация? Так, подожди, ты же на год позже сюда попала…кстати, – он растянул губы в резиновой улыбке, – ты мне так и не рассказала толком, почему попала сюда. Темнишь ты что-то…пила, ничего не помнишь, а про кольцо такие подробности выдала, что вся история стала, как на ладони. Да и последний день подробно описала…

– Ну как будто у тебя не бывает такого, что ты напьешься и потом наутро не помнишь ничего, – деланно смутилась я. – Ты же сам сказал, что не помнишь, что было после твоей встречи с тем стариком у ларька, вот и у меня в голове дырка…

Рихтер подозрительно посмотрел на меня, но больше давить не стал.

– Подумали мы тут с Конрадом на пару и пришли к выводу, что кольцо эти прохиндеи могли спрятать только в башне Кронберга. Больше у них ни времени не было, ни подходящего места. В лесу его не зароешь – сам место потеряешь, по дороге тоже, а в башне – лучше не придумаешь. Хоть вы и лежали там вповалку, но не столь большая то вещица, чтобы не умудриться ее засунуть в подходящую щель. По большому счету нам на фон Дитца плевать с горы, даже выдавать Вольфа с его уголовниками мы не обязаны, что бы они там не кричали.

– А Вольф и все остальные еще у вас сидят? – неподдельное изумление так рассмешило Рихтера, что тот даже пересел в кресло, прихватив с собой стакан.

– Их можно было уже вздернуть не раз, но эрсенских законов они не нарушили, никого из подданных Теодора жизни не лишили, так что сидят пока внизу, как миленькие. – За разговором Михель незаметно подлил вина в мою посуду и подтолкнул ко мне. – Вот думаю, не пристроить ли их на хозработы где-нибудь. Пусть подумают о своем поведении. Скажем, на те же рудники…И отечеству польза будет. Надо его светлости протолкнуть эту идею, а подходящие рудники везде есть.

Мысленно я содрогнулась при мысли, как там под землей заживо гниют люди, но быстро спохватилась, вспоминая рассказ самого Михеля о Зильдерсберге и как он оттуда бежал. Не судите да не судимы будете…

– На днях поедем туда, будем искать. Ребят твоих возьмем, устроим эксперимент – кто где сидел, кто где лежал, кто что видел. Авось, повезет. Ты тоже поедешь, вспомнишь, что было. Спешить не будем, отдохнем на природе, заодно и территорию объедем. Как тебе моя идея?

– С удовольствием! – обрадовалась я, чуть ли не подскакивая в кресле. – Оттуда нас пешком гнали, это не увеселительная прогулка, да еще под конвоем, а с военным отрядом – почему бы и нет?

– Я был уверен, что ты обрадуешься, – Михель еще подлил вина, спрятав под столом оставшееся в бутыли. – Надоело же в четырех стенах сидеть?

– Надоело, – голова качнулась сама собой. – Хорошо, что не галопом помчимся, я ж верхом не ездила никогда.

– Научишься, невелик труд. Так что там твоя подруга говорила о своем бойфренде? Кстати, она красивая?

Умываясь утром в тазике с водой, я вспоминала вчерашний разговор, предвкушая будущую поездку к развалинам Кронберга. Пусть хоть боком, хоть раком, но верхом я постараюсь доехать, может действительно и кольцо отыщется? В голове немного гудело, но это пройдет, стоит только попить знаменитые отвары Клотильды. Жаль, что не сегодня едем, вот это была бы радость! В затуманенной памяти всплыли еще воспоминания о Катьке и ее бойфренде… Саша, кажется. И почему-то Михель уж очень ею интересовался, только вот причина была мне неясна. Выспрашивал о подруге все подробности, как будто собирался знакомиться с ней, что да как было у нее с Владом и почему тот ее бросил, а потом вдруг женился на Лерке. Почесав голову, я поняла, что мысли разбегаются, как кролики и какого хватать за хвост, непонятно. Пить, голубушка, надо меньше…

Выехали мы из Штальзее сразу после рассвета. Поначалу я драла рот в непрестанной зевоте, но потом взбодрилась и стала крутить головой по сторонам, подмечая путь. Вот проехали деревню, вроде мы через нее двигались пешком, потом свернули в лес и двинулись по узкой дорожке, пригибаясь от веток. Этой части пути я не помнила абсолютно и решила, что мы просто срезаем дорогу. Время шло, мы мерно двигались через лес, покачиваясь в седлах, только я крутилась на спине у лошади, пытаясь попасть в такт ее шагов. Удавалось это плохо – утром был короткий инструктаж, трехминутная разминка и все, больше никто не обращал внимания на то, как я сижу и сижу ли вообще. Десять человек верховых, включая меня, Рихтера, Конрада, Лукаса с Гунтером и еще пятерых солдат, вот и весь отряд, направившийся на поиски кольца Нибелунгов…пардон, герцогов Норсетских.

– Герр Рихтер, – окликнула я Михеля при первой возможности, – а когда планируем приехать на место? Пешком мы по другой дороге шли кажется…

– Пешком вас вели по наезженному тракту, где можно остановиться в деревнях, а это короткая дорога, по ней тогда Юнг и приехал за вами. Хорош был бы комендант, который не знает дорог и ездит окольными путями, – ответил он через плечо. – Скоро будем на месте, если прибавим шагу.

Кто прибавил шаг, так это лошади, а я запрыгала мячиком на спине, проклиная верховую езду. Индейцы, говорят, вообще без седел ездили, а я скоро помру прямо тут, если раньше зад не превратится в отбивную. Но сочувствие здешнему сильному полу недоступно в принципе, поэтому оставалось только терпеть и дожидаться конечной станции и когда впереди замаячила знакомая башня, я чуть не заорала от радости, но тут же прикусила язык – лошадь сделала странное движение, отчего я подпрыгнула и взвыла от боли…втихую, конечно, но на сдавленное мычанье обернулся Конрад, хмурый и недовольный как всегда. Посмотрел, удостоверившись в отсутствии опасности и подвоха, перевел взгляд на Рихтера и направил лошадь под стены башни, откуда нас забрали почти три месяца тому назад.

Мужчины уже слезли с лошадей, осматривая знакомое место, Рихтер и вообще кружил по остаткам стен и куску дороги рядом с ними не хуже заправской ищейки, разве что не вынюхивая следы, а я все еще крутилась в седле, пробуя сползти оттуда с наименьшим риском для жизни. Проклятая лошадь оказалась слишком велика для моего роста, но стражники взлетали и прыгали вниз без малейшего напряга, я же, как продукт техногенной эпохи, даже не подозревала, как это вообще может делаться. Зад болел неимоверно, позвоночник обещал осыпаться в трусы и в довершение всего я повисла, держась руками за седло и безуспешно пытаясь нащупать ногами благословенную землю. Пфух… острый запах лошадиного пота резанул нос, а стремя и какой-то ремень больно проехались по животу и плечу, вроде слезла… только вот ходить стало мучительной пыткой и исключительно враскорячку. Пешком, что ли, назад пойти?

Тем временем ажиотаж около башни усиливался. Рихтер уже осматривал окрестности с самого верха, рядом то и дело между полуразрушенными зубцами показывался Конрад, рассматривая подножье, трое стражников заняли наблюдательные посты на дороге, а двое оставшихся ломались в ближайших кустах, перекликаясь друг с другом. У входа в башню стоял Лукас с задранной головой, которому Конрад во что-то тыкал пальцем сверху и за парапетом мельнул Гунтер, обходя площадку по краю.

– Марта, поднимайся наверх! – самого Михеля было не видно, но голос слышался отчетливо. – Лукас, Карл, Тромс, наверх живо!

Обрушенный пролет никуда не делся и как туда влезли мужчины, было загадкой. Так и этак я пристраивалась взобраться по остаткам торчащих из стены камней, но сорвавшись оттуда второй раз, оставила эти дурацкие попытки.

– Фрау Марта, сколько вас еще ждать? – недовольный голос Конрада полетел эхом от щербатых стен.

– Мне никак не залезть, тут обрушен пролет! – заорала я в ответ. А то они сами не видели, хоть бы кто спустился руку подать!

Сверху раздались странные фразы, уверяющие в том, что господа гневаться изволят, на голову посыпались камешки и песок, а следом протянулась рука.

– Ну, руки давайте… – меня вздернули вверх, как морковку из грядки с такой силой, что я начала сомневаться в собственном весе.

Мрачный Конрад подтолкнул меня к лестнице, на всякий случай посмотрев вниз. Высота рухнувшего пролета, на которую я не могла забраться, показалась ему недостаточно убедительной.

– Долго копаешься, – прокомментировал мое появление наверху Рихтер, даже не повернув головы. – Располагайтесь там, где вы находились во время осады. Конрад, встань тут…Тромс, Карл, Гунтер, скидывайте вниз лишний мусор, остатки камней тоже вниз, если они без раствора, Лукас, берешь нож и проверяешь вот здесь, между зубцами каждую дырку.

Площадка башни оставалась в таком же состоянии, как она и была оставлена нами, только трава пожухла, да остатки кострища были разметаны ветром и дождем. Лишнее полетело вниз, освобождая территорию, на обнажившейся земле стали хорошо видны стыки между крупных камней, в которых торчали кустики травы и пеньки от срубленных стволиков.

– Тромс, поднимай ножом землю и траву с камней, да хорошенько рассматривай ее, – командовал Михель, сидевший на корточках у подножия парапета. – Гунтер, Марта, показывайте, где вы сидели или лежали, что делали… а где Вольф и остальные находились?

– Тут, – Лукас обвел ножом то место, где больше всего толклись вольфовцы. – Там стояли айзенштадтцы, а он и Хайнц мочились отсюда.

– Я вот тут сидела, чтобы солнце меньше пекло, – мое место у парапета было завалено обломками камней.

– Я здесь сидел и здесь, – присел рядом Гунтер. – Спали мы здесь, в стороне от костра.

– Огонь наверху ветром сдувало, – Конрад вытащил из-за пазухи тряпицу и держал ее двумя пальцами, определяя направление ветра. – Под огонь запросто можно было запрятать, если щель приличная.

– Карл, поднимай землю, – приказал Рихтер, – Гунтер, ты тоже, у тебя нож широкий. Не бросать вниз, пока не раскрошите в руках и не убедитесь, что ничего нет. Марта, помогай им, Конрад, давай вдоль парапета пойдем, пока еще не стемнело.

Почти до самой темноты мы все пыхтели, буквально просеивая каждый квадратный сантиметр углублений в каменной кладке, куда за давностью лет забилась земля. Вниз то и дело сыпалась грязь, летели осколки камней, вырезанные корешки и ругань, сопровождающая все эти поиски. Внизу уже разожгли костер, подогнали лошадей и варили ужин в котелке, от которого иногда доносился аппетитный запах даже наверх.

– Все, закончили, завтра продолжим поиски наверху и на лестнице, – дал отмашку Михель. – Все равно в темноте бесполезно искать.

Он первый спустился вниз по лестнице, спрыгнул и пошел мыться к узкой речушке, журчавшей недалеко от башни. За ним потянулись остальные, отряхиваясь, вытирая ножи и поддергивая штаны. В проеме было темно и я осторожно спускалась, держась за стену и нащупывая ногами ступеньки. Гудела уставшая спина, ныли ноги и руки, а еще надо было спуститься вниз через рухнувший пролет. Когда я поняла, что все уже ушли и мне в сгустившихся сумерках никто не собирается помогать, то чуть не заревела от обиды и села прямо на последние ступени, прислонившись боком к стене. Вроде я и так не прошу к себе особого внимания, но такое откровенно наплевательское отношение было невыносимо. До утра теперь, что ли, тут сидеть? Я осторожно подползла к краю обрыва, повернулась задом и стала сползать на животе, пытаясь ухватиться за камни. Руки скользили и мерзкий песок сыпался вместе со мной.

– Фрау Марта, – подхвативший меня сзади Конрад оказался как нельзя кстати, я уже не могла удержаться, сползая вниз, и дрыгала ногами в надежде упереться хоть во что-то, – почему вы не позвали никого, если не можете спуститься сами?

– Кричать «помогите»? – хмыкнула я, когда он поставил меня на твердую землю. – А вы все будете при этом веселиться от души? Благодарю покорно…как-нибудь сама.

Кое-как спустившись к воде по круглым камням, обросшим толстым слоем зеленого мха, я с наслаждением отмывала руки и лицо после поисковых работ. Руки заскорузли, но если их потереть о мох, а потом опустить в воду, то въевшаяся грязь потихоньку смывается. Лицо я бы с удовольствием опустила в воду целиком, но на влажных камнях и стоять-то было неудобно, не то, что лежать. Вернусь, полезу мыться в самую горячую воду!