Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Силна обнимала меня, всхлипывая и извиняясь за что-то, Лаурон обнимал Азот, а испуганный а'рантьяк бегал по крошечному помещению, не понимая, что ему делать.

– Ваше дело требует срочного разбирательства. Приношу свои извинения, но мне придется доставить вас к властям, – остановившись и пронзительно глядя в мои глаза, произнес ледяным тоном а'рантьяк. Я вздохнул, переводя дух, но втайне радовался услышанному. Клеймо не поставили, а к властям попасть нам было необходимо, и чем скорее, тем лучше.

– Я имею в виду вас, молодой человек. Остальные пройдут процедуру и будут отпущены. Хотя вот вы, – протянул он вдруг, глядя в глаза бывшей яшинто. Азот нахмурилась, высоко вздергивая острый подбородок.

– Что – я? – таким же ледяным тоном уточнила она, не отводя глаз. Силна прижалась ко мне, похолодевшими пальцами вцепляясь в мою руку. А'рантьяк подошел к Азот совсем близко, бесцеремонно поднял пальцами ее за подбородок и произнес:

– Невероятно... Ты была яшинто, а теперь – человек. Как это возможно? Ты тоже пойдешь с нами.

Силна вскочила со скамьи, ударившись ногой о стол, и закричала:

– Я тоже поеду. Я хороший врач и я... – я молча пнул ее ногой под столом. Вскрикнув, девушка упала, не успев закончить фразу. Но а'рантьяк уже поменял свое мнение.

– Вы едете все. Впрочем, я бы на вашем месте особо не радовался, – сочувствующе вздохнул а'рантьяк, хлопая в ладоши. Из воздуха по светящимся песчинкам соткались четверо его помощников. Их глаза были такими же серыми, оттенка брусчатки или грязной воды. Когда их руки, испускающие странное покалывание, сомкнулись на моих запястьях, меня тряхнуло так, что перед глазами забегали звезды, и заискрилось некое подобие д'Афатонито. Когда зрение ко мне вернулось, я разглядел на своих руках наручники, которые обжигали болью при каждом движении. Они представляли собой два браслета, которые не стесняли движений. То же самое проделали и с моими спутниками. Я с беспокойством взглянул на Силну, но она на удивление стойко переносила боль. Растрепавшие рыжие косы вились по плечам, а в сухих глазах горела ярость. Азот молча обжигала всех ледяным взором, а Лаурон продолжал вымучивать скептическую улыбку, то и дело морщась от боли и разглядывая большой палец левой руки. Это было последнее, что я увидел: на глаза мне повязали черную непроницаемую повязку, и повели куда-то. Голова еще кружилась, а ощущение наручников, готовых вот-вот взорваться новой болью, предостерегало меня от опрометчивых поступков. В целом я был доволен ситуацией: нас везли именно туда, куда нужно. Вот только Силне и Лаурону делать там нечего...

Глава 24.

Венец Правосудия.

– Вот скоты! Какое они имели право! – кричала Силна, бегая по небольшой комнате с четырьмя кроватями, одним окошком и прибитым к полу столом. Свет падал искоса, слегка задевая нас, но не освещая пространство. Лаурон давно уже спал, Азот угрюмо смотрела в стену, и только Силна никак не могла успокоиться. Повязки с нас сняли только недавно, после утомительной дороги в тряской повозке, потом долгий подъем, видимо на мост, а потом по коридорам, смутно знакомым мне. Я догадывался о местонахождении помещения, в котором нас держали, но прояснять ничего не стал. Наручники по-прежнему обретались на наших запястьях, и единственным их плюсом было то, что они не сдавливали руки, как обычные. Но вот удары боли, которыми они награждали в случае неповиновения...

– Поверить не могу, что это идет от Илен! – всхлипнула Силна, разбудив Лаурона. Я вздрогнул: и правда, одна загадка неразгаданна. Что же такое с Илен, что она допустила все это? Почему а'рантьяки поддались Венцу? Неужели пиявка и сестру Хогга тоже окутала своей черной завесой? Но отвечать на эти вопросы было некогда. Азот вдруг застонала, согнулась пополам, и ее стошнило на голый холодный пол. Лаурон брезгливо поморщился, но сочувственно спросил:

– Укачало? Да, трясло жутко, – бывшая яшинто проигнорировала вопрос. Она содрогалась в рвотных позывах, благо желудок был пуст. Силна ринулась к ней, тут же забыв про свой гнев, опустилась на корточки и заглянула в посиневшее лицо подруги.

– Ты как? Желудок крутит? Мутит? – обеспокоено спрашивала она, заглядывая в лицо Азот. По бледному лбу пробежала капля пота, а синие глаза словно ввалились.

– Я выживу? – одними губами прошелестела бывшая яшинто. Силна положила руки ей на плечи, заглядывая в глаза, и твердо, со смешком сказала:

– Не дури. Ты просто беременная, это нормально все. Вон когда кобыла моя, Злата...

– Беременна?! – слишком резко вскакивая с кровати и получая за свою поспешность удар боли, возопил Лаурон. Азот подняла на него слезящиеся глаза, вытерла рукавом рот и просипела:

– Да, Лаурончик, быть тебе отцом. Если я выживу, конечно, – жестко добавила она. Силна нахмурилась.

– Никуда ты не денешься, понятно? Здоровая молодая женщина, все через это проходили. Лаурон, будь с ней ласковее. Ребенок, это же такое счастье, это как маленькое солнце, – вдруг добавила девушка, и ее лицо словно засветилось изнутри, как облако, подсвеченное изнутри. Я невольно улыбнулся, глядя на Силну. Азот тоже изогнула губы в странной улыбке, а Лаурон оторопело смотрел на свою возлюбленную льдинку. Лицо у него было, как будто ему на голову свалился выпавший из кладки кирпич. Я хотел было уже вмешаться и пояснить брату, что надо бы хотя бы изобразить радость, но он вдруг просиял и обнял Азот, да так, что она невольно застонала.

– Ребенок? Ну и отлично, буду значит папашкой, – объявил он, и я с удивлением увидел, как счастливо он улыбается. Азот тоже улыбнулась, на ее обострившемся более прежнего лице засветилась искренняя радость. Она перевела взгляд на меня и произнесла слабым голосом:

– Виктор, прости, что так вышло. Это бумага должна была сработать, я должна была предупредить тебя. Мне правда жаль. На этот раз я не собиралась играть чужими жизнями, и у меня не было плана. Правда, – грустно закончила она, а Лаурон обнял ее за плечи и поцеловал в ухо, заставив улыбку скользнуть по ее губам.

– Все сложилось даже лучше, чем я ожидал, Азот. Все по плану, и не ври, что его нет. Он гениален, милая. Мы во дворце, или главном здании, не знаю, как теперь это называется. Эта комната – переделанная тюрьма первого яруса. Прямо над ней – мои старые покои. Венец где-то в этом здании, и я его ощущаю, – закончил я, победно оглядывая друзей. Венец я и правда начал чувствовать уже довольно давно, еще когда нас с завязанными глазами вели коридорами. Его присутствие ощущалось наряду с присутствием пиявки.

– Я ничего не понимаю в происходящем, и если вы считаете, что это не моего ума дела, то пожалуйста. Но когда меня будут пытать, хотелось бы умирать, зная хоть что-то, – вдруг заявила Силна, подходя ко мне и заглядывая в глаза. От прищура зеленых глаз по коже пробежали мурашки, и я поймал ехидный взгляд Лаурона, массирующего Азот плечи. Прокляв стражей за то, что поселили нас всех в одну камеру, я начал пересказывать Силне ситуацию. По мере моего рассказа с дополнениями Азот и Лаурона, в основном принижающими мои заслуги и достоинства, Силна бледнела и распахивала глаза все шире. Под конец, казалось, шире уже некуда. Наконец она молча подошла ко мне, обняла, уткнувшись носом в шею, и щекотное дыхание заставило меня вздрогнуть всем телом.

– Бедный мой. Ничего, теперь все будет правильно. Ты справишься, малыш, – вдруг сказала она мне на ухо, и я почувствовал, как колотится сердце. Странное дело, после встречи с Силной моя незримая собеседница куда-то пропала, и ее голос я слышал все реже и реже. Это меня не особо заботило, но я не понимал почему. А вот теперь я слышу обращение Аены из уст Силны... Я сжал ее талию, словно боясь потерять, и задохнулся медом волос. Наконец Силна мягко отстранилась, ободряюще взглянула мне в глаза и отошла. Лаурон открыл было рот, как вдруг дверь открылась. На пороге стоял обычный страж-мужчина. Он молча подошел ко мне, кивнул в сторону выхода и легонько подтолкнул в спину.

– Куда мне надо идти? – попытался я уточнить. Страж только покачал головой и ответил многозначительное:

– Вас желают видеть.

Меня подтолкнули в спину, и я услышал, как с глухим щелчком захлопнулась дверь за спиной. Коридоры за все это время почти не изменились. Те же старомодные чадящие факелы, все те же низкие своды. Все тот же гул шагов и запах сырости. Где-то наверху ванная комната, в которой я проводил прекрасные часы своей недолгой жизни... Я не заметил, как мы поднялись по длинным витиеватым лестницам и вышли к покоям. Открылась незнакомая мне прежде дверь, и я очутился в просторном помещении, лишенном излишков роскоши. Страж кивнул кому-то и закрыл дверь. Я оглядел помещение, просторное и светлое, с паркетом вместо роскошного ковра на полу, с удобным креслом вместо трона и с хозяйкой этого кресла. Положив руку на изящный подлокотник, на меня смотрела красивая женщина чуть постарше меня. Белоснежная кожа, словно у мраморной статуэтки, светлые волосы, высокий лоб, лучистые голубые глаза... Я задохнулся, узнавая. Комната поплыла куда-то, ноги подкосились. Я смотрел в эти глаза и лицо, лишенное былой полудетской пухлости. Красота раскрылась, стала богаче и изысканнее, а взгляд больше не был взглядом наивной девочки. Зефира смотрела на меня глазами, полными женской премудрости.

– Здравствуй, Виктор. Я ждала тебя, – только и сказала она, странно знакомым, но все же изменившимся голосом. Странно, я не чувствовал былой нежности. Всего меня скрутило от звука ее голоса, это да. Но ощущения крыльев и каких-либо высоких чувств я не испытал. Странно, возможно все из-за той нашей последней встречи, или из-за прошедшего времени. У меня не было сил гадать, как она очутилась здесь, в центральном дворце Аркуса. Я только смотрел на нее и дышал ею, пытаясь унять дрожь во всем теле и стук сердца, ставший невыносимо громким.

– Я был мертв, – заявил я, разрушая очарование встречи. Фраза прозвучала настолько нелепо, что Зефира хихикнула, опуская свои прекрасные глаза. Я набрал воздуха в легкие для более умной речи, но она жестом остановила меня.

– Я знаю. Теодуш мне все рассказал, и про твою смерть, и про твое возрождение. Восемь лет большой срок, поэтому я не могла ждать только тебя, Виктор. У меня двое детей и я теперь супруга И.О. правителя Аркуса. Теодуш справляется со своими обязанностями лучше, чем ты, – закончила она, опасаясь смотреть мне в глаза. А я чувствовал, как земля в который раз уходит из-под ног, и в уме размышлял: она имела в виду мои возможности в постели или способности как правителя? Но нелепые мысли не помогали мне отключиться от главного. Я дернул рукой, вызывая боль в наручнике, но ее не последовало. Зефира мягко улыбнулась:

– Он здесь не действует. Ты свободен, Виктор. Неужели ты думаешь, что мы будем держать старого друга в плену? Теодуш, к сожалению, сегодня отсутствует. Но когда он узнает, что ты здесь, он придет. Он ждал тебя больше, чем я, – тут же добавила она. Я присмотрелся внимательнее и вдруг с недоумением понял, в чем кроется подвох. Нарочито мягкий голос и спокойная поза говорили о нервозности. Зефира до сих пор злилась на меня за то, как я поступил с ней. Несмотря на прошедшие восемь лет, она ненавидела меня. Если тогда, наивной девушкой, она готова была простить меня, то сейчас, зрелой женщиной, могла только мстить. Я протянул руки к голове Зефиры, вызывая свой дар, ставший в последнее время послушнее котенка. Аура девушки была цельной, но на поверхности виднелись сгустки пиявки. Она, подобно яду, просачивалась внутрь, но не могла заполнить собой все пространство. Что ж, хотя бы у нее еще не отняли вечность. Это радовало.

– Глупая женщина, – раздосадовано бросил я, удерживаясь от желания сплюнуть на пол. Вся дрожь и волнение ушли, ушел трепет и восхищение. Глупая женщина, по-другому не сказать.

– Ты вышла замуж за моего лучшего друга мне назло? – уточнил я, зная ответ наперед. Зефира побледнела, в красивых глазах полыхнул гнев, и она обиженно заявила:

– У вас завышенная самооценка, повелитель, – я подошел вплотную, взял ее лицо в свои руки и раздельно произнес, глядя ей прямо в глаза:

– Все эти годы твое сердце сжигала ненависть ко мне. Ты так и не смогла простить. А ведь ты сама виновата. Я не хотел близости с тобой, потому что знал, что не ты мне нужна. И только когда я был ничуть не более вменяем, чем мой братец под изрядной долей травы, я сделал то, что сделал. Я готов сделать все, чтобы ты простила меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я уверен, что Теодуш любит тебя, – закончил я, глядя в наполняющиеся слезами глаза. Я почти не использовал свой дар, разве что самую чуточку, но результат превзошел все ожидания: кажущаяся чужой женщина всхлипнула и упала мне на грудь, разражаясь рыданиями. Я обнял ее, ощущая позвонки на ее спине и холод дорогой ткани, но ни тело, ни душа не отозвались, как раньше, на магию ее голоса и тела. Я отчего-то испытал разочарование, как бывает, когда пьешь давно испитый желанный напиток, а он не вызывает тех же пьянящих чувств, что вызывал раньше. Но в то же время было спокойно и радостно. Я легонько отодвинул Зефиру, заглядывая в покрасневшие от слез глаза. Она, бесспорно, стала красивее, как распустившийся цветок. И все же, я по-прежнему ничего не испытывал.

– Теодуш после моей смерти занял мое место? – скорее сказал, чем спросил я. Зефира кивнула, не вытирая прозрачных капель со щек. Повествовать она была не в состоянии, поэтому я решил сам говорить, получая от нее лишь опровержения или подтверждения.

– Это ведь по его просьбе меня положили в тот гроб, который восстановил мне новое тело через восемь лет? И он каким-то образом знал, что я вернусь. И венец создали по его просьбе, ведь только он знал о существовании моих планов. Я правильно говорю, эрра Зефира? – как можно более мягким тоном уточнил я, начиная раздражаться. Женские слезы приводили меня либо в ужас, либо в состояние умиления, либо в раздражение. Сейчас я испытывал именно третий род эмоций.

– Правильно. Теодуш всегда верил в тебя, и хотел помочь тебе осуществить твою мечту – создать утопию. Он был преданным другом, он искренне любил тебя, как друга, и...

– И поэтому нанял убийцу для меня, – резко прервал я ее. Зефира вздрогнула, округляя глаза, а я весь сжался внутри, больше всего на свете боясь, что моя неожиданная догадка окажется верна. Кто такой вообще Теодуш? Он вышел в моем отряде людей, направленных на верную смерть. Да, несчастный поэт, мывший полы, вряд ли представлял для Царя какую бы то ни было ценность, но все же в моем отряде были сплошь отъявленные преступники. Воры, убийцы, насильники. А Теодуш – всего лишь бездарный поэт. И еще... Никто его не узнавал, как будто все члены отряда видели его впервые. А ведь и внешне, и характером Теодуш был личностью весьма неординарной и запоминающейся. То есть можно допустить, что Теодуш попал в наш отряд неспроста и ко двору Царя не имел ни малейшего отношения. Что у нас дальше? А дальше он стал моим другом. И несмотря на нелепое поведение и неказистую внешность он всегда оказывал влияние на людей. К нему хорошо относились в домах, где мы останавливались. Его полюбили девушки. Он находил какие-то ключики, чтобы открыть крепко запертые двери моего сердца. Что же получается? Я знал одного человека, вернее думал, что знал. Думал, что это я веду его за собой, а он слепо мне доверяет. А ведь на деле все было наоборот – это Теодуш вел меня за собой, создавая видимость обратного. Это я был послушной игрушкой, которая попалась на собственное тщеславие и искреннее желание найти друга. Я думал, что строю хитроумные планы, играя чужими сознаниями, а все это время каждый мой шаг направлялся. Обидно то, что я не знаю и не могу понять, с какой целью. Но обидно не только это, но и мое разочарование в мужской дружбе. Есть ли она вообще? Что это такое – нити отношений? Незримые, хрупкие, есть ли они, или и это – очередная ложь?!

– Он этого не делал! – крикнула Зефира, но промедление было слишком долгим, а гнев – напускным. Что ж, я напрасно страдал, что недостоин идущих за мной людей. Вместо слепо верящего во все поэта – коварный наглец, не побоявшийся убить меня и прибрать к рукам мою девушку. Преследуя какие-то непонятные цели. Нет, все слишком примитивно. Я вспомнил пухлую фигуру Теодуша, его светящийся взгляд, мудрые слова. Его слова помогали мне оставаться собой вместе с советами Аены. Аена, ну что же ты молчишь?!

– Мои советы тебе уже давно не нужны. Ты вырос, малыш, и пора бы переставать доверять собственным мыслям только в том случае, если они произнесены женским голосом.

Вот и все. Все рушится. Сначала моя идея, моя цель, ради которой я пожертвовал столькими и стольким. Потом дружба и любовь. А теперь и вера в существование чего-то высшего рушится. Я крепко стиснул кулаки, злясь на себя и на мир. А потом со всей дури врезал кулаком в стену. По плотно сжатым пальцам потекли струйки крови, алой и соленой. Я не стал их слизывать, молча глядя в одну точку. Зефира испуганно смотрела на меня, широко распахнув глаза и думая, позвать охрану или бежать. А Силна бы уже забыла обо всех страхах, бросаясь мне на помощь... Я вспомнил зеленые теплые глаза, такие простые глаза деревенской девушки, которая была мудрее этой взрослой красивой женщины. Зефира была влюблена в таинственный образ загадочного рокового красавца и наслаждалась опасностью находиться рядом со мной. Любовью тут и не пахло. А вот Силна любила во мне душу, изображенную на листке бумаги детской рукой. Какой же я идиот! Тьфу, противно аж. Но все-таки с Теодушем все не так просто. Отнюдь. Я продолжал верить этому странному человеку. Глубоко в душе я был уверен, что все, что он делал, он делал неспроста. Просто, возможно, его цель была еще выше моей, и он, подобно мне, жертвовал многими. Хотя и в это верится слабо. А если подумать, жертвовали ли мной? Это ведь все моя гордыня. Если бы я не умер, путь мне после смерти был бы только один – вниз. А так со мной произошло чудо. И ведь я, подчиненный силе венца, не помог бы Хоггу. Не спас бы яшинто от пиявки. Не... Да меня ведь спасли. Теодуш, похоже, не жертвовал никем, кроме себя. Погорячился я с выводами...

– А когда Теодуш придет? – стараясь взять себя в руки, поинтересовался я. Зефира все еще стояла в стороне, испуганно хлопая большими глазами. Потом тоже изобразила спокойствие на лице и ответила сиплым голосом:

– К вечеру должен вернуться. Пока располагайся, как хочешь, можешь отдохнуть в бывших когда-то твоими покоях. Теперь там, конечно, скромнее, но все же...

– А моих спутников отпустят? – спросил я, не сомневаясь в положительном ответе. Естественно, если бы а'рантьяки знали, кто мы такие, с нами бы так не обращались. Но ответ меня удивил.

– Юношу и девушку отпустят, а вот существо, которое пришло вместе с тобой, мы отпустить не можем. А'рантьяки настоятельно просят отдать ее им, чтобы изучить. Они говорят, что это существо когда-то было яшинто, а теперь...

– А теперь это беременная женщина, которой нужен уход и покой, – отрезал я, прерывая Зефиру. Девушка подняла на меня все еще красноватые от недавнего плача глаза, и покачала головой:

– С ней будут обращаться хорошо, но, увы, осмотреть ее необходимо. Это явление не изучено, и а'рантьяки просили. К тому же необходимо поставить печать Венца Правосудия им всем на запястья, – и девушка машинально взглянула на собственное запястье, обвитое серебристой змейкой. Ну уж нет, этого я допустить не могу.

– Стало быть, я здесь ничего не решаю? – поинтересовался я, добавив в голос стальных ноток. По спине Зефиры заметно пробежала дрожь испуга, смешанного с желанием. Как все банально – ей всего лишь нужен был некий таинственный загадочный идол. А я-то, романтик несчастный...

– Решает здесь Венец, – холодно ответила мне старая знакомая, и от тона, которым была произнесена эта фраза, я вздрогнул. Глаза девушки стали стеклянными. Вот оно что! Все, у кого на запястье красуется это очаровательное украшение, вбитое в кожу, подчиняются Венцу, точнее его законам. Пиявка собирается вокруг таких людей с удвоенной концентрацией и ждет, пока они оступятся. И тогда защиты нет – тьма заполняет сосуд, ведь других чувств, кроме страха и желания услужить у таких людей нет. Вместо веры – стремление подчиняться, дабы избежать страшной участи. А ведь любой поступок, совершенный без любви и веры – ничто. Пустота. Интересно, сколько же пиявки собралось вокруг самого Венца? Нужно это определить, пока я не решился на самый смелый, безрассудный и в то же время – самый правильный поступок в своей жизни. А проверить можно, только если дать Лаурону некоторое количество того интересного вещества.

Когда молчание затянулось, Зефира вдруг встала с кресла и пошла куда-то шурша тканями скромного с виду, но явно дорогого платья. Я проводил ее взглядом, не интересуясь, куда она направляется. Когда Зефира вернулась, в руках у женщины был сложенный вчетверо листок.

– Это от Теодуша. Я не знаю, что там, но еще тогда, давно, он попросил меня отдать его тебе.

Я молча принял листок из нежных, не тронутых мозолями рук и развернул его. Глаза забегали по строчкам, и по мере того, как я читал, глаза расширялись. Во рту пересохло. Я крепко сжал листок, чувствуя, как все плывет перед глазами. Да, чего-то подобного я и ждало, но узнать это достоверно...

– Я думаю, тебе не стоит здесь находится. До приезда Теодуша я бы посоветовала тебе отдохнуть, – прервала мои раздумья Зефира, пристально наблюдая за моей реакцией. Я постарался взять себя в руки и кивнул.

– Только если освободить моих друзей не представляется возможным, я бы хотел быть с ними. Это ведь можно осуществить?

– Я уже сказала, что девушку и юношу ты можешь брать собой в предоставленные для тебя, как для гостя, покои. Только после того, как они пройдут процедуру. То есть сейчас уже можешь ждать их, – улыбнулась Зефира, и я с трудом сдержал порыв рвать на себе волосы.

– То есть их... уже? – нелепо прошептал я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту. Зефира молча кивнула. Что ж, ничего страшного. Все равно скоро эти татуировки станут ничем большим, нежели обычными татуировками. А в случае, если этого не произойдет, уже и не важно, что там и у кого на запястье.

Мои старые покои изменились до неузнаваемости. Ремонт был проведен основательный, вплоть до снесения стен и изменения общей конструкции. Линии стали строже, цвета мягче, вместо моей шикарной постели виднелась скромная деревянная кровать, вместо глубоких мягких кресел – обычные стулья, а вместо стеклянного письменного стола – строгая дубовая столешница. Но разглядывать изменения в моем бывшем жилье мне было не дано: на кровати сидел Лаурон, а Силна мерила шагами комнату. Тончайшие шторы на окнах вздымались от порывов ветра, когда девушка проходила мимо окна. Когда я вошел, они обернулись, на бледном обострившемся лице Лаурона наметилась ухмылка, а глаза Силна расширились.

– Что все это значит?! – на выдохе произнесла она, делая шаг ко мне. Пальцы плотно сжаты в кулаки. На запястье змейкой свилась серебряная лента татуировки. Меня обожгло каленым железом, когда я представил, как тонкая игла прожигает тонкую кожу. Я сдержал порыв заключить Силну в объятия и остался стоять на месте, изображая на лице спокойствие.

– Все складывается как нельзя более удачно, вот и все, – улыбнувшись, произнес я. Губы Силны сжались в узкую нить, а брови сошлись на переносице.

– Мою беременную жену лапают какие-то извращенцы, а я ничего не могу сделать, это, по-твоему, удачный исход? – раздался с кровати голос Лаурона. Мне отнюдь не наплевать на синеокую подругу и на переживания брата. И на Силну. Но только я не принадлежу себе, увы. Моя задача сейчас важнее даже самых близких людей, ведь если я не справлюсь, то все потеряет смысл.

– Все будет хорошо, я обещаю. Лаурон, ты можешь сделать важную вещь. Которая поможет и тебе, и Азот. И еще много кому.

– От меня есть польза? Я польщен, – кривя губы, бросил Лаурон. В его глазах явно читалась ненависть к самому себе, а пальцы нервно сжались на покрывале. Я вздохнул. Что ж, придется сказать правду.

– То, что я сейчас попрошу тебя сделать, может показаться тебе издевкой или нелепостью. Да что там, однозначно покажется. Но, поверь, это очень важно. Тебе нужно принять дозу той штуки, которую ты употреблял для удовольствия. Всего один раз. Ты мог бы это сделать? – говоря, я с неудовольствием заметил, как изменилось лицо брата. В глазах полыхнула ярость. Уже не только на себя.

– Я все понял. Я – никчемное создание, от которого вы хотите избавиться, чтобы проще было делать дела. Я понял, Вик. Я привык. И да, я ничего не могу сделать! – я хотел спросить, остался ли порошок, успокоить, но... Лаурон достал из кармана мешочек и моментально глотнул сероватую россыпь. Я хотел было остановить его, но истерика полностью завладела юношей. Я с ужасом смотрел, как сереет его лицо под цвет порошка, как из рук вываливается мешочек, и порошок рассыпается по полу. По узким губам скользнула дикая, кривая усмешка, а глаза закатились.

– Он умрет! Ты дурак, да?! Ты хотел его убить?! – закричала Силна, бросаясь к парню. Я только пожал плечами, скрывая волнение. Девушка опустилась на пол возле Лаурона и попыталась разжать ему челюсти, но тот уже дергался в каких-то странных судорогах, из открытого рта текла пена. Я только вздохнул. Парень настоящая истеричка, увы, ничего не попишешь. Но и моя вина тут есть, и немалая. Впрочем, сейчас главное, чтобы он выполнил свою задачу. А там уж я выполню свою и буду решать все вопросы. Жаль, что не удалось убедить Лаурона в значимости его поступка.

– Силна, отойди пожалуйста, милая, – мягко сказал я, наклоняясь к брату. Девушка сверкнула глазами, а потом вдруг залепила пощечину.

– Ты эгоист! Ты убил его, понимаешь?! Я не смогу помочь, такая доза смертельна! – щека отозвалась огнем, но стыдно мне не было. Я только с горечью вздохнул и силой отодвинул девушку в сторону, опускаясь подле Лаурона. Взяв двумя руками его лицо, я заглянул в помутневшие глаза.

– Пиявка. Черная пиявка. Ты ее чувствуешь? – глядя ему прямо в глаза, отчетливо произнес я. Лаурон что-то хрипло простонал, а потом вдруг содрогнулся всем телом.

– Она рядом... Она совсем рядом. Сука-а! – выругался он, округляя глаза. Такого бешеного ужаса я до сих пор не видел. Пальцы впились мне в руку, до крови царапая кожу, а серебристая змейка на запястье вдруг засветилась ярче.

– Где ее средоточие? Где ты чувствуешь пиявку больше всего? – продолжал я, сжимая лицо брата и не переставая смотреть в его бешеные глаза.

– Везде, Хогг бы ее побрал... – простонал Лаурон, роняя на мои руки рваные клочья белой пены. Силна попыталась оттолкнуть меня, но я не сдвинулся с места, сильнее сжимая Лаурона.

– Почувствуй. Где конкретно? – брат честно попытался сосредоточиться. Лицо исказилось дикой болью и ужасом, тонкие губы дико кривились, принимая противоестественные изломы. Я внимательно следил за движениями расширенных зрачков. Наконец он поднял глаза к потолку и глухо простонал:

– Над нами, немного левее... – голос был слабым и сиплым. Я на миг закрыл глаза -горькая ирония, венец в палате царя, где я и убил его.

Захлебываясь пеной, Лаурон вдруг стиснул мою руку до боли, а потом в глазах что-то полыхнуло, и он завизжал, дико и противоестественно. Даже у меня по спине пробежали мурашки, а сердце сжалось от боли. Я зажал ему рот, стараясь совладать с желанием помочь и стыдом. Сейчас мне не до этого. Последний шаг. Одно маленькое дело и все.

– Си, милая, ты можешь сделать что-нибудь? Чтобы он потерял сознание? – попросил я девушку, продолжая зажимать брату рот. Мою руку уже прокусили до крови, и теперь на пол падала кровавая пена красивого розоватого оттенка. Силна молча кивнула, подошла и резко надавила на какие-то точки за ушами. Лаурон выгнулся дугой и обмяк в моих руках. Я бережно уложил его на кровать, и Силна тут же бросилась вытирать ему рот. Из глаз девушки текли прозрачные слезы, при виде которых мое сердце болезненно сжималось, словно каждая капля плитой давила на мою совесть. Я мог бы проверить, не проникла ли частичка черной мрази в Лаурона, но не имел права. Я должен беречь силы для исполнения задачи. Оставалось только вздохнуть. Подняться с кровати, подойти к Силне и крепко стиснуть ее в объятиях. Девушка рванулась было прочь, но я нежно провел рукой по шелковой коже щек, шеи и выреза платья. Прижался губами к горячему лбу, дунул на шелковистые завитки волос. На глаза выступали слезы. Что же теперь? Я никогда не буду с ней, никогда не назову своей любимой, не разделю ночную тишину и не встречу утренние первые лучи. Чтобы не выглядеть нелепо, я сжал Силну, зарываясь лицом в копну рыжих волос. Девушка понимала что-то, что-то чувствовала, поэтому больше не упрекала меня. Ладошки скользнули по вороту моей рубашки, обвили талию, губы прижались к моим. Нежные, сладкие, солоноватые от привкуса слез, но такие родные почему-то губы... Я на миг позволил себе забыть обо всем. А в следующий мы стояли, прижимаясь друг к другу лбами. Мне пришлось наклониться, чтобы это сделать. Я смотрел в зеленые глаза, похожие на лесной мох, и на молодую листву, и на морской прибой одновременно. Сейчас не до романтики, увы. Но романтики и не было: была немая поддержка. А потом тихий вопрос:

– Ты уйдешь? – тишина. Сопел Лаурон, слегка постанывая во сне. Из открытого окна доносился шум с улиц столицы. Клочок голубого небо и шпили башен, торчащие из оконного проема, то и дело открывались вздымаемой ветром шторой. Не решаясь разрушить очарование, я молча кивнул. Силна сглотнула.

– Не вернешься? – губы плясали в грустном танце. Я провел пальцем по дрожащим полукружиям. На палец капнули тщательно сдерживаемые слезинки. Надо быть честным. Надо...

– Скорее всего нет.

– Ты знаешь, что это правильно? – после минутного молчания прошептала она. Я крепче сжал ее руку и тоже почти шепотом откликнулся:

– Да. Знаю.

Шторы колыхались, шаркая по стене. Шорох напомнил листопад, а лучи клонящегося к закату солнца золотили кудри Силны и подсвечивали белую стену розовым. Силна захлебнулась рыданием и вдруг прижалась ко мне в отчаянном поцелуе. А потом резко оттолкнула, отступая назад, к колыхающейся шторе. Хрупкая фигура, подсвеченная изнутри, и вуаль шторы за спиной, подобно крыльям или морской пене. Величественная картина. И не жаль умирать теперь. Жаль только что так скоро.

– Дурак ты! Дурак и эгоист! И если не вернешься – я тебя убью! – заявила Силна, вымучивая улыбку. Губы прыгали в замысловатой пляске. Я сглотнул, тоже улыбаясь старой шутке. Кивнул головой и ответил в том же тоне: