Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Итак, юноша, это вас мне предстоит лечить? – обратился Лефрем ко мне, бросая суровый взгляд на девушку. Но суровость сменилась едва заметными искорками смеха и улыбкой в уголках глаз.

– Будь серьезнее, не позорь меня, – бросил он, пытаясь сделать голос строгим. А девушка, покраснев, прижала ладони к пылающим щекам и прошептала:

– Извините, пожалуйста, – голос был таким же звонким, как смех. В нем была бесконечная женственность и мальчишеский задор. А глаза говорили – эта девушка, несмотря на детские повадки, гораздо старше Зефиры. Не годами, нет, но что-то в ней было мудрое и достойное. А тем временем, Лефрем, властным жестом отодвинув Азот и Лаурона, присел ко мне на сиденье и потребовал показать рану. Я послушно сбросил колючую простыню, закрывавшую мое обнаженное, многократно перебинтованное тело. Лефрем кивнул Азот, и та послушно подала знакомую мне флягу с жидкостью для дезинфекции. Лефрем протер руки и приступил к снятию бинтов. Я закрыл глаза и сжал кулаки, чувствуя, как с тихим, но отвратительным звуком повязка отлипает от пропитавшегося кровью мяса, висящего по краям раны лохмотьями. Лефрем недовольно нахмурился, разглядывая что-то там, в этой кровавой бездне, а я чувствовал, как бледнею. Запах собственного теплого гноящегося мяса вызывал тошноту. Лаурон молча сидел напротив, не глядя в мою сторону и сосредоточенно изучая пейзажи за окном. А вот девушка мигом вскочила и, держась за плечо старика, рассматривала мою рану без следа отвращения. Я вдруг почувствовал стыд за собственную наготу под этим внимательным взглядом. Но девушка совершенно серьезно изучала место ранения, отпуская комментарии и совершенно не смущаясь.

– Его лихорадит? Воспаление давно началось? Температуру мерили? Когда Быстрячка поранила ногу, у нее то же самое было, она тогда осколком стекла рассекла ногу, мы даже заметили не сразу, а потом...

– Помолчи, будь добра, милая. Это не лошадь, а спутник Азот.

Девушка недовольно тряхнула рыжими вьющимися волосами. Я разглядел на светлой коже веселые, как первые цветы, веснушки. Они золотились всеми оттенками меда, отражаясь в отчего-то знакомых глазах. Что-то связано с ними, что-то очень важное...

Пальцы старика надавили на воспаленное место, и я почувствовал, как все вокруг плывет. Мою голову поддержали заботливые руки, и я опустился на жесткое сиденье, слушая шум в голове и ничего не ощущая. А дальше смешивались в один спутанный клубок лица, огонь в голове и всем теле, холодные руки и острые инструменты, разрезающие горящую плоть. Голоса казались мне оглушительными, а лица уродливыми. И вдруг, в этом калейдоскопе пугающих картин, мне привиделось детское лицо, обрамленное огнем. Знакомые черты сложились в тревожном выражении, а мрак беспамятства снова сжал меня в своих объятиях.

– Пей, – голос Азот не был ни обеспокоенным, ни заботливым. Просто холодный приказ. Но мне было не до интонаций. Я жадно прильнул пересохшими губами к твердому боку стакана. Дрожащая жидкость полилась в горящее горло. Я жадно глотал, чувствуя, как живительная влага проникает внутрь, орошая измученный организм. Когда стакан был опорожнен, я вздохнул и распахнул глаза, прислушиваясь к ощущениям. В купе не было никого, кроме Азот и Лаурона. Неужели мне все это померещилось? Я прислушался к ощущениям: нога почти не болела, только сильно чесалась и покалывала. Неужели рана заживает? Я боялся поверить в это. Но жара не было. Этот раз был не похож на мои предыдущие обретения сознания. Теперь я ясно понимал, где нахожусь, и голова кружилась исключительно от слабости. Я закрыл глаза, вспоминая. Да, все это было, весь этот ужас. Я жив, и рана заживает. Мы едем в Пятое Княжество по железной дороге. А в соседнем купе едет девушка из прошлого. Или это был бред? Мало ли, что привидится умирающему. Хотя нет, на этот раз я бы не умер, и я это знал. Это было бы слишком просто.

– Спасибо, – только и произнес я, переводя взгляд на сидящих на сиденье напротив Азот и Лаурона. Худые плечи Азот были неестественно гордо распрямлены, но копна нечесаных волос красноречиво говорила о том, что она переживала за меня. Лаурон же глупо улыбался, а расширенные зрачки выдавали наличие дурманящего вещества в крови. Впервые меня поразила догадка: он курит не траву. Азот дает ему что-то другое, гораздо сильнее и страшнее. Я не удержался и грубо спросил:

– Что ты опять сделала с Лауроном?! – яшинто пожала плечами, опуская большие синие глаза. Я покосился на Лаурона: тот однозначно ничего не слышал, ему мерещилось что-то свое, и ни я, ни Азот не могли прорваться сквозь завесу иллюзии.

– Говори! – крикнул я, вскакивая с сиденья. Удивительно, но у меня это получилось, нога только несильно заныла, но я бросился к Азот в нелепой попытке схватить ее за плечи и тряхнуть посильнее. Она не сопротивлялась. Я навис над ней, и вцепился в худые плечи. Но слабость давала о себе знать, и плечи яшинто стали для меня единственной опорой. Азот вдруг подняла печальные синие глаза и обняла меня. Я вздрогнул от удивления – таким неожиданным стало прикосновение холодных сухих рук к моей спине. Так мы и стояли, вернее, я стоял: я сжимал ее плечи, а она обнимала меня за талию. И мне вдруг стало грустно и стыдно. Я чего-то не знал и судил. Разве можно осуждать кого-то?! Ведь я сам, сам, собственной персоной, играл с Аркусом, как с большим кожаным мячиком, которым забавляются мальчишки во дворах. А княжествами легко жонглировал. Я восхищался всем тем, что воплощает Азот, а сейчас всего лишь понял истинное значение этих качеств, доведенных до предела.

– Есть причина, да? – тихо спросил я, чувствуя, как дрожит от слабости голос. Азот тихо ответила, не размыкая рук:

– Есть. Если ему не дать дозу, пиявка проникнет в него. Он тоже лишен вечности. Она совсем рядом, возле него, она всегда с ним. А я даю ему всего лишь нашу еду, еду яшинто. Белый порошок, который он курит, набивая в сигары и думая, что это трава. Он слабый мальчик, и я бы убила его, но он нужен. Пиявке он нравится особенно. Она присосалась к поверхности его ауры и следует за ним. Так как все пиявки – единое целое, он видит, как они размещаются. И только благодаря наркотику пиявка пока еще на поверхности. Под действием этого вещества аура превращается в непонятную кашу, и пиявка брезгует. Поэтому пока он наркоман – он в безопасности. К тому же выгодно держать подле себя человека, видящего месторасположение врага. Врага всегда надо держать рядом и знать в лицо. Теперь ты доволен? – спросила она, расцепляя руки и заглядывая мне в лицо. Я сел напротив, переводя дыхание. Нога заныла, но не слишком сильно. Захотелось рассмеяться, такой смешной показалась эта боль в сравнении с тем всепожирающим огнем. Я вытер капли пота со лба и все же уточнил, переваривая только что полученную информацию:

– Зачем ты все-таки спишь с ним? И выходишь замуж?

– А, тебя это так интересует! Ты сказал, что я шлюха. Прекрасный ответ, – холодно закончила она, задирая острый подбородок. Я сдержал улыбку – обиженный спектрум выглядел необычно. Я перевел взгляд на мелькающие за окном снежные пейзажи. Мы въезжали в зону холода. Пятое Княжество немного напоминало Девятое резкой сменой климата. Вечный холод здесь поддерживали ледяные образования. Географически Княжество должно было быть теплым, но благодаря этим особым условиям являлось царством вечной зимы.

– Я был не прав. И мне на самом деле интересно услышать ответ, – мягко сказал я. Азот посмотрела на замершего в нелепой позе Лаурона, раскачивающегося, как во время медитации. Я тоже посмотрел на него и с изумлением заметил, как он похож на меня прежнего. Нет, поймите меня правильно, он отнюдь не походил ни на Дориса, ни на созданный рукой юной художницы образ, просто в нем было что-то от того меня, заносчивого и наивного. Яшинто немного помолчала и, наконец, ответила:

– Просто я гораздо больше похожа на человека, чем хотелось бы, – я смутно догадывался, что означает эта фраза, но ни я, ни сама Азот, не хотели развивать эту тему. Поэтому я задал еще один волнующий меня вопрос:

– Лефрем и та девушка мне привиделись в бреду? – Азот усмехнулась:

– Если бы не они, вместо тебя здесь лежал бы разложившийся труп. Лефрем – известный во всем Аркусе заводчик лошадей, один из немногих людей, достойных уважения. Он едет в Пятое Княжество, потому что пытается вывести новую породу лошадей, которая была бы устойчивой к холоду. А девушка – его ученица, если не ошибаюсь, она была простой крестьянкой. Если бы не твоя идея со стиранием классовых различий, она бы ею и осталась, – я перебил Азот, вскакивая с сиденья.

– Как ее зовут?! – яшинто улыбнулась, и по этой улыбке я не смог разобрать, что она чувствовала.

– Не помню. Тебе лучше спросить у нее, мне как-то недосуг запоминать имена.

Я рванулся из купе, но Азот усадила меня на место.

– Лежи пока, скоро приедем – набегаешься.

В купе постучались, и Азот оглянулась на Лаурона. Я понял ее взгляд: если Лефрем и его ассистентка увидят моего брата в этом состоянии, они сразу все поймут. Этого нельзя было допускать. Азот встала и, пошатываясь на ходу, приоткрыла дверь купе. А я улегся на ставшее ненавистным сиденье и прикрыл глаза, слушая доносящийся через шум поезда голос:

– Он все еще без сознания, не стоит заходить, – сказала Азот. Я напрягся, ожидая ответа. Правда, ей ответил чистый женский голос:

– Ему совсем плохо? Я принесла настойку, хочу ему дать, – настойчиво заявила девушка. Я улыбнулся: две такие упрямицы вряд ли смогут прийти к общему решению. И тут, как назло, провыл что-то нечленораздельное Лаурон, вскакивая с сиденья. Девушка рванулась и, сметая Азот, ураганом ворвалась в купе. Моя синеокая подруга только вздохнула, скрещивая руки на груди.

– Что с ним? – испуганно воскликнула она, глядя на Лаурона. Тот что-то хрипло булькнул и повалился на сиденье, с громким стуком ударяясь головой о стенку. Азот мрачно прокомментировала:

– Не бойся, он просто плохо высыпается. Во-первых, в поезде ехать непривычно, во-вторых, свадьба скоро, и, в-третьих, его брат при смерти... – я хотел возразить, что я уже совсем не при смерти, но Азот меня опередила, пинками поднимая Лаурона и водружая его себе на плечи.

– Мы в тамбур, подышать воздухом. А ты посмотри за больным, дай ему, что хотела, – ядовито добавила яшинто. Многозначительность последней фразы заставила меня что-то недовольно промычать, но я спохватился и вовремя прикусил язык. Впрочем, этого было достаточно, чтобы девушка бросилась ко мне, крича:

– Вам лучше? Вы очнулись?! Азот, он... Ой, она ушла, – сама себе сказала девушка, разглядывая закрытую дверь купе. Я понял, что пора бы уже "ожить", и приоткрыл один глаз. Этого оказалось достаточно, чтобы на меня накинулись с вопросами:

– Вам больно? Пошевелите ногой? Колет или стреляет? Или ноет? А вот настой, вам надо срочно выпить! Лефрем мне запретил, но я все равно принесла! Я еще для Быстрячки готовила...

– Кто такая Быстрячка? – прервал я поток словоизлияний. Девушка замерла в забавной позе с чуть приоткрытым ртом. Рыжие завитки растрепались, какие-то прилипли к тонкой шее, какие-то обвились вокруг порозовевших ушей. Неужели мне не снится, и это она? Но это было бы как-то слишком...

– Кобыла. Гнедая такая, толстая. Старушка уже. Но я ее все равно люблю, я ее выхаживала, как сестру, я... А почему вы так улыбаетесь? Вам плохо? – вдруг прервала она свою пылкую речь. Я и правда улыбался, узнавая ту маленькую девочку, наглую и необразованную. Надо же, сколько встреч! Воистину, ничто в этом мире не происходит зря. Ни встречи, ни расставания, ни смерти, как бы ни было прискорбно это признавать.

– Нет-нет, просто ты очень милая, – еще шире растягивая потрескавшиеся от высокой температуры губы в улыбке, ответил я. Девушка вспыхнула огнем, как будто зажглись маленькие солнышки в ушах и на щеках, расцветая огненными цветами. Тут же она вскинула большие зеленые глаза и строгим голосом доктора потребовала:

– Пейте, я что, зря вам готовила? – и маленькая жесткая ручка, покрытая трудовыми мозолями, поднесла к моим губам флакон с остро пахнущей жидкостью. Я с детства с опаской относился ко всяким снадобьям, а уж после Хогговой смеси во флаконах яшинто так и вовсе испытывал панический страх перед любыми лекарственными средствами. Но когда очаровательная женская ручка настойчиво сует тебе прямо под нос мутноватую жидкость, отказаться невозможно. Причем дело не только в строгом взгляде красивых глаз, но и в чисто физической невозможности: ручка наездницы оказалась очень даже сильной. Я собрался с духом и глотнул. Приятное тепло потекло по горлу, мягким огнем согревая желудок. На вкус напоминало хорошую медовуху, смешанную с какими-то травами, которые так любят деревенские знахарки. Резкий запах тут же забылся, уступая место приятному теплу. Я облизал губы и открыл глаза.

– Действует, да? – с довольным видом осведомилась рыжеволосая врачевательница.

– Как тебя зовут, чудо? – поинтересовался я, с замиранием сердца ожидая ответа.

– Силна, – ответила мне моя маленькая художница взрослым женским голосом. Сердце быстро забилось, и я вдохнул побольше воздуха. Ну что за глупое ребячество, в конце концов?! Да, судьбы людей странно переплетены. Неудивительно, что я встретил малышку Си: наши пути еще не сплелись в один, но и не разошлись. Вот только она меня не узнает, да и не вспомнит...

– Раздевайтесь! – я чуть не упал от этого милого приказа. Не упал только потому, что уже лежал. Хм, странное требование из уст молодой девушки. Особенно теперь, когда я отнюдь не так привлекателен...

– Вы не расслышали? Раздевайтесь, – повторила Силна. И тут же, поймав мой взгляд, вспыхнула. А я обругал себя последними словами за пошлые мысли.

– Рану вашу покажите, я осмотреть должна, зажила или нет, – обиженно пробурчала девушка, отводя гневно сверкающие глаза и опять краснея. Я виновато улыбнулся и робко попросил:

– А может, меня лучше Лефрем осмотрит? – реакция оказалась весьма непредсказуемой: девушка обиженно вздернула подбородок и возмутилась:

– Я что, по-вашему, плохой врач?! Я конечно только с лошадьми, но мне же надо учиться... И потом, сам Лефрем меня в ученицы выбрал! – тут к обиде примешались нотки гордости, а веснушки засияли, как начищенные медяки. Я сглотнул. Хм, ситуация конечно презабавная, но все же...

– Мне Лефрема позвать? Вы мне не доверяете? – обиженно-холодным тоном уточнила Силна. Ну как тут объяснить наивной душе, что мне попросту неудобно показывать всю свою истерзанную обнаженную плоть юной девушке, которая значила для меня куда больше, чем она могла себе представить?! И я выдал самую нелепую фразу из всех, какие я когда-либо произносил:

– Я бы хотел, чтобы все было по-другому... – ответом мне послужила звонкая пощечина, от которой в голове загудело, а потом и гневный выкрик:

– О чем вы думаете! Как вы смеете! Вы... вы... – девушка не находила слов от возмущения, забавно моргая длинными выгоревшими ресницами, обрамляющими потемневшие от гнева зеленые омуты глаз.

– Если беззащитная бедно одетая девушка одна едет в поезде на другой конец Аркуса, это не означает, что она... она... Я – врач! – гордо завершила свою тираду Силна, вскакивая и спиной направляясь к выходу из купе. Но поезд тряхнуло, и юная врачевательница полетела на пол. Точнее на движущееся дно поезда, грозясь стукнуться головой о сиденье. Я еле успел вскочить с сиденья и придержать Си, падая вместе с ней на пол. Заныла нога, и я стиснул зубы, морщась от боли. Силна вырвалась и, вскочив на ноги, хотела уже возобновить свою гневную речь о моей развратности и неправильной оценке ее сугубо врачебных предприятий, но, увидев мое искаженное гримасой боли лицо, присела на пол и строго спросила:

– Больно? Ну что вы скачете, как козел?! Вам же покой нужен! – я попытался дышать ровно, но боль была сильной. Ох, стыдно было... Но девушка и не думала насмехаться. Она помогла переместиться на сиденье и принялась разбинтовывать ногу. Я отвернулся, чтобы не любоваться собственным искалеченным телом. Кишки в бою это одно, а кровь и гниющие края раны – совершенно другое. В который раз приходится убедиться, что женщины сильнее нас духом. Девичьи руки аккуратно снимали бинты, краем глаза я заметил, как Силна сполоснула их из какого-то флакончика, а потом налила еще немного жидкости на кончики пальцев. Прикосновения были легкими и безболезненными. Даже, я бы сказал, снимающими боль. И да, признаюсь, Силна работала профессионально, как врач.

– Успокойтесь, все зарубцевалось. Просто нерв задели, когда упали. А так идете на поправку, скоро бегать будете, – довольным голосом заверила она меня, завязывая чистый бинт. Я искоса глянул на рану, но не увидел ничего, кроме уже наложенной чистой повязки.

– Неужели зажило? – удивленно спросил я, глядя на довольно сияющую Силну.

– А то! Не кто-нибудь, а я старалась, – заявила она, убирая пальцы от моего бедра. Я поспешно прикрылся простынкой и заметил, как порозовели уши девушки. Чтобы перевести тему, я поинтересовался:

– А ты ученица Лефрема? – Силна испепелила меня взглядом, и я смутно припомнил, что что-то подобное уже спрашивал, и мне уже отвечали. Но тем не менее в ответ я получил терпеливое:

– Да, я с ним еду в Пятое Княжество, аж из Девятого. Напросилась, – гордо добавила она, и я увидел, как светятся ее глаза. Почти так же они светились, когда я рассказывал ей о скачках. Я улыбнулся, вспоминая озорную мордашку.

– Напросилась? Да с твоими талантами он должен был тебя с руками оторвать, – заметил я, продолжая улыбаться. Силна тряхнула копной рыжих волос и фыркнула:

– С моей настырностью он должен был мне руки оторвать, – я рассмеялся, вторя ее заливистому смеху. А девушка уже увлекала меня в свой рассказ.

– У нас же теперь крестьян отправляют на учебу в город, куда все мастера приезжают, у нас обязательное обучение два года. Ну что я вам рассказываю, вы же все знаете! Так вот, к нам Лефрем когда приехал, я аж запрыгала, так хотела к нему попасть. Пошла учиться, только у меня плохо все с грамматикой оказалось. Такое нудство, я бы к практике лучше приступила, брр. А Лефрем меня плохой ученицей считал, лентяйкой. А я вечерами к нему приходила и вопросами донимала. А потом он объявил набор ребят в помощники. Ну и я тут как тут...

– Залезла к нему в повозку? – не удержавшись, перебил я. Силна вздрогнула, распахнув глаза, но тут же взяла себя в руки и закусила губу. А потом и вовсе натянуто рассмеялась и ответила:

– Нет, я просто стала на него кричать, что если он меня не возьмет, то многое потеряет, потому что я готова учиться и у меня все-все получится. Брр, стыдно прямо, наорала на своего кумира... А деду-то понравилось, представляете? Забавно, правда? И он согласился меня взять. Теперь мы будем на севере работать, Лефрем новую породу выводить собирается, а Центр его в этом поддерживает, даже денег нам на поезд выделил, представляете? Хотя чего я вам рассказываю, у вас все в сто раз интереснее, – махнула она рукой, как бы говоря своим видом, что я не умею радоваться обычным мелочам из-за собственной избалованности.

– Малыш, такой вывод делаешь ты, а совсем не она. – Еще бы, женская солидарность...

Тут меня чрезвычайно заинтересовало, знает ли моя врачевательница, откуда у меня ранение, зачем я еду и что с Лауроном. Спрашивать в лоб я боялся, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда Силна сама спросила:

– Лефрем мне говорил, что вас ранил какой-то грабитель на дороге, который тут же умер под страшным судом Разума. Только это ведь неправда, да? Кроме рубящего удара, у вас есть следы укусов, такие у Щекотушки были, когда на нее гончие напали, в деревне еще когда жили. Да и нет теперь грабителей, а уж на яшинто-то не нападут.

– Тебе не следует этого знать, милая, – как можно ласковее и спокойнее заметил я, но вышло неубедительно. Девушка взвилась:

– Во-первых, почему вы говорите со мной на "ты"? Я уже не крестьянка, я – врач! Не хотите, не рассказывайте, это не мое дело. Ладно, я пойду, выздоравливайте... как вас зовут? – наконец спросила она, оборачиваясь. Я запнулся на секунду, взвешивая все возможные варианты. Хм, вряд ли та очаровательная малышка узнала, что ее красивым взрослым спутником, подарившим скачки, был будущий и последний царь. И уж точно не узнает во мне ни того, ни другого. Признаться, я и сам с трудом узнаю. Поэтому я рискнул:

– Виктор. Можно просто Виктор, – улыбнулся я, кривовато, правда. Силна неуверенно хмыкнула:

– А я и не собиралась сложнее как-то называть. Выздоравливайте скорее, Виктор. Мы вот-вот приедем, – и она, стукнувшись плечом о дверь купе и ойкнув, оставила меня наедине с собой. Я тут же скинул простынку и принялся перерывать сиденье и тумбочку в поисках рисунка. Рисунок не находился, и я испытал настоящий ужас. Поэтому, когда зашли недовольная Азот и пребывающей в анабиозе братик, я накинулся на них с вопросами. На мои истеричные выкрики Азот подошла вплотную и раздраженно заявила:

– Чем вы тут занимались?! Я устала стоять в тамбуре и делать вид, что Лаурону срочно требуется свежий воздух! А твои претензии...

– Азот, дорогая моя, спасибо тебе огромное, но куда ты дела мой рисунок?! – в лучших традициях раннего послегрудничкового возраста продолжил я разговор. Азот неохотно дернула плечом и кивнула на тумбочку у окна. Я, трясясь под рывки поезда, подошел туда и осторожно достал из тумбочки пожелтевший листок. Руки задрожали, и я чуть не выронил его – смотрящее на меня лицо было удивительно прекрасно. Нет, не физически прекрасно, не притягательно, нет. Это было что-то до боли родное и чистое, как воспоминания о младенчестве, запах свежескошенного снега и первая трель соловья. Почему-то это чувство охватывало меня каждый раз, как я смотрел на этот рисунок. И отнюдь не из-за любви к самому себе, скорее наоборот – это чувство было сродни полному самоотречению. Да, Силна – гениальная художница. Хотя и врач не хуже.

– Тебе не надоело носиться с этой пожелтевшей бумажкой? Даже в гроб с ней лег, – возмущенно откомментировала Азот, присаживаясь на сиденье рядом с Лауроном. Брат мирно спал, посапывая и изредка всхрюкивая. Я вздохнул и помотал головой:

– Это не бумажка. Это мой пропуск в вечность, – подруга только хмыкнула и отвернулась в окно, следя бессмысленным взглядом за пробегающими мимо деревьями, покрытыми густым покрывалом белоснежного пуха. Они задумчиво качались, искрясь и вздыхая, как уставшие великаны, замершие в ожидании чуда. А откуда-то сверху лился розоватый свет, переливаясь с серебристым лучом луны. Я тоже засмотрелся, улыбаясь самому себе.

– У вас так же красиво? – поинтересовался я у Азот. Яшинто не сразу расслышала, а когда поняла, что я имел в виду, досадливо буркнула:

– Красиво? Я не придаю значения таким мелочам. У нас комфортная среда для выживания. Мне этого достаточно.

– Но ты же любишь снег? – напирал я, не в силах оторвать взгляд от мелькающей за окном белизны.

– Завтра утром приедем, посмотришь. Может, и красиво, я об этом не задумывалась, – я резко перевел взгляд на яшинто.

– Завтра?! Уже?.. – это было неожиданно и... страшно. Я не знал ни планов Азот, ни своей роли в них. Я не был готов к действиям, отчаянно хотелось передышки. И... отчаянно хотелось еще пожить. Я жадно вдохнул свежего воздуха, просачивающегося через стекла. Азот отвела глаза и пробурчала:

– Нам пора спать. Ложись, завтра рано вставать.

Я хотел сопротивляться: в конце концов, за время болезни я спал больше, чем нужно. Но Азот погасила прикрученную к тумбочке керосинку и улеглась рядом с Лауроном, с трудом помещаясь на жестком узком сиденье.

– Если хочешь, я уступлю тебе... – начал было я, намереваясь встать, но Азот только усмехнулась:

– Лежи уж, болящий! И выпей на ночь микстуру, которую эта рыжая принесла.

Я послушно глотнул из склянки, впитывая губами и телом мягкое тепло. А потом улегся, сжимая рисунок в руках и глядя в потолок, на котором причудливо играли тени проплывающих мимо деревьев. Невдалеке за окном показались гигантские заснеженные вершины, величественные и неприступные. Лунные лучи играли на их склонах, окутывая снежные шапки. А поезд трясло, размеренно и привычно, под особый ритм. Чух-чух, чух-чух... Убаюкивает, как мать в колыбели. Меня обычно убаюкивала нянька – большая теплая женщина, от которой пахло молоком и тестом. Я сомкнул глаза и провалился в ласковый, успокаивающий сон.

Глава 20.

Страна айсбергов.

Я проснулся и не понял, что меня так удивило. Телу было непривычно, и я ощущал, что чего-то не хватает. Так бывает, когда зимой просыпаешься среди ночи и понимаешь, что пуховая перина, под которой было тепло и уютно, лежит на полу. Но сейчас не хватало другого – движения. Поезд стоял на месте, не двигаясь. Я шевельнул ногой – все было нормально, но ощущения – престранные.

– Вставай, приехали, – и Азот потрясла меня за плечо. Я увидел рядом с ней вытаскивающего откуда-то большую сумку с провиантом Лаурона. Его лица я разглядеть не смог – по всей видимости, было еще очень рано, и восход солнца ожидался только в недалеком будущем. Но двигался он заторможено, а черные полукружья под глазами и заостренность лица было видно и в темноте. За дверью купе раздавался топот ног, отдаленные шаги и шуршанье сумок. Через несколько секунд все стихло, и поезд потонул в тишине. Азот бросила мне на сиденье стопку откуда-то взявшейся новой чистой и теплой одежды и поставила передо мной пару отличных, отороченных мехом сапог. На Лауроне тоже красовалась новая теплая одежда, которая на нем свободно болталась, как отцовская рубаха на мальчугане. Я не стал спрашивать, откуда моя спутница добыла одежду и провиант, а просто начал одеваться.

– Все уже вышли? Чего мы ждем? – натягивая штанину на забинтованную ногу, поинтересовался я. Азот натянула на шелушащуюся руку перчатку, убрала с глаз синие волосы и с видом наставницы пояснила:

– Мы ждем, пока все выйдут. Не хочу светиться.

– А ты светишься, – зачарованно глядя на свою подругу, заметил я. Сверкающие чешуйки д'амондобито светились в отблесках лунного света, переливаясь холодным огнем. Наверное, в Пятом Княжестве невероятно красиво...

– Пфф, какой же ты ребенок, – недовольно проворчала Азот, отворачиваясь. Я не видел ее лица в полумраке, но мне показалось, что она улыбается.

В дверь купе кто-то робко постучался. Азот нервно оглянулась, а Лаурон простонал:

– Потише, Хогг вас побери, и так все тело болит!

– Простите, а чего вы не выходите? Вам помочь? – в дверь просунулась рыжая голова. Я вздрогнул от неожиданности и покосился на тумбочку, где лежал рисунок. Поспешно застегнув ширинку на штанах, я похромал к столу и, сложив листок вчетверо, спрятал его за пазуху, радуясь, что в темноте Силна не разглядит портрета.

– Мы уже выходим, вы идите, – бросил я через плечо, но Силна вскрикнула:

– Давайте я вам помогу! У вас же нога болит! – Лаурон испепелил ее взглядом и пробурчал что-то, непроизносимое в приличных обществах, и пошел к выходу, шатаясь под тяжестью набитой сумки. Силна шарахнулась в сторону, когда Лаурон молча выплыл в дверной проем, и втиснулась в купе. Азот холодно посмотрела на нее и отрезала:

– Он не инвалид, девочка, и не больная лошадь. Иди к своему наставнику, а то его терпение лопнет, – Силна скорчила недовольную гримасу и усмехнулась:

– А я вам не крестьянка, чтобы так со мной говорить. Заметьте, если бы не я с Лефремом, он был бы хуже, чем больная лошадь. Он был бы трупом, – едко закончила девушка, и в ее голосе засквозила гордость. Я несколько испугался вероятности такого исхода и нервно уточнил:

– Что, рана была такая серьезная?

– Более чем. Вообще странно, что вы выжили. Вот когда у Бусинки заражение крови пошло, ее три дня лихорадило, потом рвало кровью, а потом...

– Вы можете оставаться, а я пошла. Меня уже и без вас тошнит, – заявила Азот, широким шагом направляясь к выходу из купе. Я благодарно посмотрел на ее сияющую спину и пошел следом. Хорошо, что Силна не видела моего побледневшего лица. Выходили мы в гробовом молчании, и когда его нарушил звонкий смех, я невольно вздрогнул. В тамбуре горели керосинки, и я пытался привыкнуть к свету, разглядывая Силну. Она куталась в теплую шубку, пряча руки в мохнатые рукавицы. Рыжие кудри, скрученные в высокий хвост, упруго подпрыгивали в такт шагам.

– Что смешного в описании моей гибели? – резко спросил я, останавливаясь. Она прыснула и захохотала еще громче, мотая головой. Меня это изрядно разозлило.

– Так что смешного?..

– Ваша реакция... Ой, я не могу... Вы такой смешной! – меня покоробило. Ненавижу, когда надо мной смеются. Особенно – очаровательная врачевательница с огненными волосами.

– Не вижу ничего смешного, – почему-то резко ответил я, поворачиваясь и направляясь к выходу. Пришлось пройти длинный вагон, освещенный прикрученными керосинками и с бесконечными дверями. У выхода стоял мужчина, одетый в тулуп и странного вида фуражку. При виде меня его лицо скривилось, и он недовольно заявил:

– Вы бы там до утра еще просидели. Давайте-давайте, на выход! – я, не глядя вперед, шагнул вниз, на небольшую лесенку и почувствовал, как тело съежилось от болезненного холода. Я заморожено спустился с лесенки, не в силах вдохнуть воздух, чувствуя, как мороз обжигает кожу под рубахой. За спиной раздался смех, а Азот набросила мне на плечи что-то мохнатое и тяжелое, что при более подробном рассмотрении оказалось шубой. Я осмотрелся. Вокруг было довольно много людей, нагруженных сумками. Мы стояли на очищенной от снега платформе, а над нами высилось большое черное сооружение, похожее на гигантскую гусеницу, в утробе которой что-то недовольно урчало и пыхтело. Снаружи поезд выглядел устрашающе. Не хотел бы я увидеть такую штуку...

– Идем мы или как? – раздраженно подпрыгивая на месте пробурчал Лаурон. Он тоже где-то взял шубу и такую же мохнатую шапку и теперь был похож на выпившего лесника. Или лешего, так было бы вернее. Заострившиеся черты лица, черные круги под глазами и желтоватый цвет кожи вызывали некое отвращение. А в моем случае – жалость. Теперь я знал, что ему угрожает и всю жестокость способа, которым его спасают. Уж лучше умереть... Хотя, не такой смертью. Это было бы слишком страшно... Смерть, пиявка... Что-то я хотел сказать Азот, вернее, предложить. Что-то связанное с этим рядом слов. Но вот что?

Толпа двинулась прочь с платформы, а гусеница запыхтела, ее голова издала жуткий звук, выпустив облако пара, и понеслась прочь, застучали колеса, загудела земля, содрогаясь под массой этой пугающей штуковины. Меня толкнули, и я пошел вслед за всеми.