Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Я разглядывал бледные нечеловеческие лица яшинто. Не все понимали, о чем мы говорим, но враждебность читалась на всех без исключения лицах. С легкой примесью страха, что не могло не радовать. Силна привычно сопела рядом, и мне не было страшно. Я знал, что меня не тронут. Поэтому позволил себе закрыть на секунду глаза. В темноте слышалось горячее дыхание Силны и тихое, почти беззвучное дыхание яшинто. Вдох-выдох, как будто заморозка отходит. Вдох-выдох...

– Вы оправдываетесь, Вартран. Передо мной. Почему? Кто я вам? Жалкий человечишка. Но вы оправдываетесь. Я отвечу, почему я лучше вас: я не смог бы издеваться над родной дочерью. Но я человек. Только вы ведь все равно оправдываетесь. Потому что, какой бы благой ни была цель, мы не вправе решать за других людей. Кем бы мы ни были, – я распахнул глаза, посмотрев прямо в глаза Вартрану. Яшинто, окружавшие его, поднялись. Я ощущал на себе их гневные взгляды. Они готовы были растерзать меня, выпить до капли за неслыханную дерзость. Но я только грустно улыбнулся. Силна вцепилась в мою руку так, что стало больно. Я наклонился и шепнул ей: "Уйди отсюда, милая. Тебе тут не место". Силна вспыхнула и быстро пошла прочь, прямая спина должна была означать праведный гнев. Я только улыбнулся и посмотрел на Вартрана. Он жестом попросил свою свиту удалиться, наткнувшись на непонимающие взгляды синих глаз. Но ослушаться Вартрана они не смели. Что-то прошипев, они удалились, и у меня зарябило в глазах от ярких всполохов проходной "двери".

Когда мы остались одни, Вартран вдруг как-то резко постарел. Белоснежная прозрачная кожа больше, чем раньше, отливала в синеватый, а в жутких глазах читалась усталость. Он вдруг скрипучим старческим голосом сказал:

– Ты прав, если рассуждать как человек. Ты бессмертен. Ты можешь спасти свою душу и попасть туда, куда нет хода нам. У нас только один спектр в ауре и нет права выбора. И чем старее я становлюсь, тем мне страшнее. Я бы перенес любые муки, лишь бы обрести бессмертие там, я умер бы, я... Забудь, – вдруг резко оборвал свою речь Вартран. Мне стало искренне жаль его, и я, не соображая толком, зачем, подошел к нему и стиснул руку. Вартран невольно поморщился, но руку не отдернул. А потом прежним, сухим надтреснутым голосом продолжил.

– Хогг давно выбрал тебя своим помощником. Та сила, которую ты получил в Городе – сила, зараженная пиявкой. Азот пришла на зов, зов Хогга. Пришла, чтобы спасти тебя от этой заразы, она научила тебя отделять пиявку от себя. Иначе ты бы тоже был заражен. Та война была войной не добра и зла, как все мы считали. Это Илен пыталась остановить пиявку, заразившую Хогга и его источник. Потому темные спектры и были темными, и несли в себе зло, что были заражены. Илен же пыталась спасти брата, но он, обезумев, открыл источники, и тогда и ей пришлось действовать. Так и сложилась легенда о войне света и тьмы. А тьмы нет, тьма – лишь отсутствие света... – я неожиданно ярко вспомнил храм, стоявший в Городе. Половина Хогга была окутана мерзкой дымкой, и только синий огонек искрился чистым холодным светом. Что ж, многое вставало на свои места. Я подался вперед, жадно слушая, и потребовал:

– Дальше?..

– Дальше Азот ждала, пока ты очнешься, она знала от Хогга, что ты восстанешь через восемь лет. Ее задачей было привести тебя на свою родину, зачем – она не знала. Хогг имеет дурное свойство говорить загадками, которые разгадываю только я, – в этой, казалось бы, хвастливой фразе не было и тени надменности. Скорее грусть. И насмешка, горькая насмешка.

– А кто меня похоронил и наложил чары? – последний кусок головоломки никак не желал вставать на место. Вартран искренне ответил:

– Не знаю. Этот вопрос меня не волнует. Я выполнил свою задачу, – устало завершил яшинто.

Я задумчиво смотрел на светильники. Свет излучали небольшие чаши, в которых светилась густая голубоватая жидкость, словно в ней плавали сотни светлячков. Такие чаши были расставлены по всему периметру шатра. А бледные лица скульптур смотрели на меня печально и задумчиво. Тонкие фигуры, покрытые слоем тончайшего льда. Бессмертие, или... вечная смерть? Неужели это все, что им остается? Мне было жаль их всех. И в то же время я впервые со всей остротой ощутил все величие данного мне дара. Дара, который я едва не растратил понапрасну.

– Азот стала человеком, – почему-то полушепотом произнес я. Вартран вскинул на меня больные старые глаза. Я не видел в них мудрости: только боль. Но тут же он справился с собой и тихо сказал, не глядя на меня:

– Ты узнал от меня все, что хотел. Увы, больше я ничего не могу сказать. Тебе нужно как можно скорее покинуть Пятое Княжество. Время не ждет, да и мы тебе не рады, Повелитель, – с ядовитой насмешкой добавил вдруг яшинто, и я невольно вскрикнул, потому что когтистые пальцы впились в мою руку, оставив кровавые полукружья на коже. Я молча поклонился и, уже выходя, вдруг добавил:

– А я благодарен вам. За то, что помогли мне узнать, наконец, что нужно делать. И стать сильнее и мудрее. Если кому и стоит на вас злится, так это Азот, но и она должна быть благодарна – она получила бессмертие души. Разве что Лаурон... но он избавился от пиявки. Спасибо вам, Вартран, – закончил я, ступая ногой в сияющую пыль. Я не увидел его лица, вихрь снежной искрящейся крупы окутал меня с ног до головы. И вот уже я стоял на улице, задыхаясь от морозного воздуха, как от удара под дых.

Выехали мы на рассвете. Лаурон, Силна и Азот пошли со мной. Яшинто доставили нас до станции, лично переговорили с человеком, управляющим этой жуткой махиной, и нам выделили два купе: для меня с Лауроном и Силны с Азот.

Я стоял в тамбуре у окна в нутре железного зверя и заворожено смотрел, как клубится белый туман, взмывая ввысь, словно песок в торнадо. И эта белоснежная мгла закрывала собой все окно, а фигуры яшинто на пустой платформе становились крошечными. Полыхало вдали над вершиной неприступной скалы д'Афатонито, горели белым огнем ледяные склоны, уютно дымились печки в редких человеческих домах где-то в стороне. Силна стояла рядом со мной, тоже глядя вдаль, а по щекам текли слезы. Наверное, девушка думала об умершем учителе. А может, о том страшном, что пришлось пережить. Как бы то ни было, лицо было спокойным, только дрожали губы и капали слезы. Потрескавшиеся от мороза руки вцепились в перильца у окна. Поезд дергался и трясся, но я привык. Я мысленно прощался с прекрасным гордым краем, с холодными яшинто, обожествляющими смерть. Прощался с Хоггом, которого я так и не узнал, но в то же время понимал его лучше, чем кого бы то ни было. Я знал, куда еду, и невольно улыбался. Как же это прекрасно – знать, куда и зачем идешь. И, главное, ради чего.

– Мы едем в Центр? – даже не вытирая слез, спросила Силна. Я сам осторожно смахнул слезинки с ее щек и ответил:

– Да. Только то, что я должен сделать, я сделаю один. Это только мое задание, а ты жди. Жди, и все будет хорошо, я обещаю, – твердо сказал я, глядя ей в глаза. Силна криво улыбнулась, и из глаз опять хлынули слезы.

– Я всегда всех ждала. Ждала Дориса, но он предал меня – он умер. Потом я ждала вас. Но вы тоже умерли. Потом я ждала Лефрема. И теперь я только-только вас нашла, и вы предлагаете мне опять ждать?! Там, в Центре, И.О. княгиня Зефира. Та самая. Вы же любили ее? Там смерть... Я не хочу вас делить с ними! Не хочу! – вдруг закричала Силна, вцепляясь в ворот моей рубашки. И вдруг прижалась ко мне, всхлипывая. Я ощущал ее горячее, вздрагивающее от рыданий тело совсем близко, сильные руки, сомкнувшиеся на вороте рубашки. Я обнял Силну за трясущиеся плечи и сжал крепко-крепко. Сердце забилось чаще, и перед глазами все поплыло куда-то. Захотелось раствориться в ней, ощутить себя с ней одним целым, только бы ни на миг, быть ближе каждой клеточкой тела, всей душой... Я зарылся лицом в копну рыжих волос. От девушки пахло потом, да и от меня здорово несло: мыться в таких условиях было невозможно. Но даже запах пота был каким-то родным. И я чувствовал, что мне хорошо и уютно, когда Силна вот так вот замирает в моих объятиях. Больше всего хотелось позволить себе... Впрочем, я бы все равно этого не сделал. Да и Силна отстранилась, посмотрела мне в глаза и всхлипнула. Веки распухли, и глаза превратились в щелки, но лицо все равно было прекрасным. Я приблизил ее к себе и твердо сказал:

– Мы всегда будем вместе. Я обещаю. Я не уйду и не умру. Просто я не должен отвлекаться. То, что я должен сделать, очень важно, и... – меня нагло перебили:

– Отвлекаться?! А разве не это помогало тебе жить? Жить как человеку, а не как... – она не договорила, сунув мне под нос вынутый из-за пазухи помятый листок. Я совсем забыл о нем! Получается, когда я умирал, она забрала рисунок... Стыд опалил меня. Силна ведь права. Именно она помогала мне оставаться человеком, несмотря на все мои блуждания впотьмах. Ее рисунок был мне путеводным лучом. Если бы не он, я бы... Да, впрочем, не важно! Я совершаю сейчас ошибку. Когда-то я отверг Зефиру, но Силне со мной по пути.

– Прости. Ты права, милая. Мы больше не расстанемся никогда, – уверенно сказал я. А Силна вдруг прильнула ко мне, и я ощутил ее губы на своих губах. И опять все поплыло куда-то, закружилось в бешеном вихре, только бешено стучало сердце. Впрочем, физиологические изменения, происходящие с организмом, были мне не внове. А вот ощущение уюта и спокойствия, умиротворения и тихой, светлой радости, словно все так и должно быть, я испытывал впервые. Я с сожалением оторвался от Силны и, сжав ее руку, тихо сказал:

– Спокойной ночи, милая. Тебе еще успокаивать Азот, она сегодня сама не своя.

Силна молча кивнула, а глаза сияли, как изумруды. Я пошел к Лаурону. Мне было хорошо, я знал, что впереди почти неделя мирных разговоров с братом в тряском поезде, обеды в вагоне-ресторане и живительное общение с Силной. Азот я предпочитал избегать: последние дни она стала нервной. Видимо, бытность человеком так угнетала ее. Глупая, она не знала еще, какое счастье обрела...

***

Я вздохнул, перевел взгляд на соседнюю лавку. Лаурон умудрился развалиться на узкой, прикрученной к трясущемуся полу кушетке, смяв простыню и свесив босые ноги. Копна отросших волос была скрыта нахлобученной сверху подушкой. Солнечные лучи играли по купе, щекоча мне нос. Я еще немного посмотрел на брата, всхрапывающего и изредка дергающего ногой в такт толчкам поезда. Этим утром мы прибывали в Центральное Княжество, а это означало конец пути. Во всех смыслах. И от этого неприятно холодела спина. С одной стороны, я хотел приехать в до боли знакомый дворец, упасть на мягкую шелковую постель, увидеть старых знакомых. А с другой – не хотелось видеть, что стало по моей вине с миром. В поезде ехали несколько чиновников, и я пытался расспросить их, но они ничего толкового не отвечали. В целом картина была печальной: омерзительные кровавые пиршества, подобные тем, что я имел несчастье видеть в деревне, происходили то там, то тут, все чаще. А что касается Центра, все было слишком мутно, как покрывшаяся жирной пленкой гладь озера, за которой нельзя рассмотреть ничего. Я тряхнул головой, выгоняя прилипчивые мысли. Наклонился к босой пятке Лаурона и провел ногтями по загрубевшей, покрытой мозолями коже. Брат резко дернул ногой, едва не заехав мне по лицу, и вскочил. На меня тут же посыпался град ругательств. А потом прямо мне в лицо полетела подушка. Я успел увернуться, и подушка с глухим стуком врезалась в стену, сбив прибитую к стене картину. Я оценил силу удара и, согнувшись, резко выстрелил ногой в грудь Лаурону. Тот опрокинулся на спину, но тут же вскочил и, сосредоточенно и недовольно хмурясь, почти без замаха ударил меня в живот. Точнее замах был, только молниеносный. Я успел перехватить руку только потому, что поезд дернулся, и Лаурона толкнуло назад. Я вывернул запястье, но меня тут же повалили, ловко подставив подножку. Мы покатились по полу, пока я не подмял Лаурона, применив удушающий захват. Полузадушенный Лаурон вдруг рассмеялся, и я полетел через голову, подброшенный сильным и точным ударом ног. Отдышавшись, мы посмотрели друг на друга. Я рассмеялся, а брат с надутым видом уселся на полу.

– С добрым утром, – радостно заметил я, смеясь еще громче с надутого и недовольного лица брата. Лаурон хмыкнул:

– Ты точно старше меня? И вроде как умнее? – ядовитый прищур. Меня охватил приступ острой нежности. Странно, сейчас я узнавал в этом хмуром язвительном парне своего брата, и мне было хорошо.

– Это как посчитать. Моя биография имеет некоторые, как бы точнее выразиться... Ммм... недосказанности, – промычал я, откусывая яблоко, валяющееся со вчерашнего вечера на столе. Силна притащила из вагона-ресторана, куда я не удосужился вчера пойти, оставив себя без обеда. Желудок громко протестовал. Да и вообще, хотелось уже помыться в горячей ванне... Хогг, я совсем отвык от роскоши!

– Интересно, можно ли использовать имя Хогга как ругательство? – вслух поинтересовался я. Лаурон, зашнуровывая сапог, пробурчал:

– Лично я бы использовал как ругательство имя Виктор. Хогг лично мне ничего плохого не сделал, зато Виктор... – я вздрогнул. Конечно, Лаурон имел в виду, что я разбудил его, да еще и таким весьма неприятным образом. Вот только он прав. Я сотворил больше зла, чем Хогг. И мне страшно смотреть, во что превратилось Центральное Княжество. Потому что все это – дело моих рук. Чтобы отвлечься, я спросил:

– Азот к себе подступиться не дает? – Лаурон скорчил недовольную мину и резко дернул шнуровку сапога, чуть не оторвав ее.

– Да кто ее знает! Ее вообще не поймешь. Приношу ей вчера воды со льдом, а она мне в лицо вылила и потребовала горячего вина со специями. Вот что значит человеком стала – раз, и стерва готова, – пробурчал Лаурон. Я хихикнул: Азот по этим рассказам узнать было невозможно. Всю эту неделю я ее почти не видел, а разговаривать со мной бывшая яшинто не желала. Навязываться я не мог, потому что Силна не пускала меня в их купе. Приходилось обходиться без общества прекрасной синеокой подруги. Впрочем, меня этот факт не сильно огорчал.

Поезд дернулся и с оглушительным свистом затормозил. За окном тянулась широкая платформа, с тающим на весеннем солнце снегом, сбившимся островками. Сновали туда-сюда люди, виднелись шпили замков. Родной Центр, милый дом! Сердце екнуло и остановилось. В купе вбежала Силна. Рыжие волосы гладко причесаны, насколько это возможно для копны непослушных кудряшек.

– Мы приехали! – радостно объявила она. За ее спиной высилась мрачная фигура Азот. Я встал и двинулся к выходу, подхватив мешки с провизией, которой нас одарили в поезде по просьбе яшинто. Я забросил за плечи мешок с теплыми шубами, оставшись в залатанной рубашке и легком протертом плаще, принадлежавшем когда-то Лаурону. Азот выглядела почти такой же бледной, как и в бытности своей яшинто. Синие глаза были полны злости и еще чего-то.

– Ты как? – коротко спросил я, не зная, что еще сказать. Лаурон возник рядом, озабоченно вглядываясь в лицо Азот. Она только мотнула волосами и заявила:

– Не стойте в проходе, нам выходить надо, – и быстрым шагом пошла к выходу через длинные коридоры. И на полпути взвыла: "Мне плохо!". Мы с Лауроном недоуменно переглянулись, причем братец издал возглас: "Ох уж эти бабы!", и, пожав плечами, пошел к выходу. Силна мягко придержала меня за руку и посмотрела в мои глаза своими, сияющими в полумраке коридора, как два изумруда.

– У Азот будет маленький. Только не говори никому, – доверительным шепотом сообщила Силна, сияя, как первые, искрящиеся на солнце ручейки. Я схватил ее за руку, не в силах поверить. И глупо заорал: "Азот беременна?!". Силна резко ударила меня кулачком в живот, и я задохнулся от неожиданности. Я воровато оглянулся: не слышал ли Лаурон. Но они с Азот уже вышли на перрон. Что ж, и отлично.

– А почему она не сказала Лаурону? – спросил я. Силна тихо рассмеялась. Было видно, что она счастлива за Азот.

– Это сюрприз. Азот хочет, чтобы родился мальчик. Она назовет его Виктором, только боится, что Лаурон не согласится, – заметила Силна, улыбаясь. Я обнял ее за плечи.

– Он будет не против, ему все без разницы. Хотя теперь у него и смысл появился: растить ребенка очень неплохой такой смысл. А ты... ты хотела бы детей? – ляпнул я. А Силна вдруг звонко рассмеялась, обвила мою шею руками, и я ощутил ее горячее щекочущее дыхание у своего уха.

– Очень хотела бы... – руки крепче обвились вокруг моей шеи, и я прижал девушку к себе.

– Пошли, там наши заждутся, – не размыкая рук, прошептала Силна. Я быстро и страстно поцеловал ее и, подняв мешок с тряпьем, пошел к выходу. Лаурон и Азот ждали нас на платформе. Азот ежилась от холода, а Лаурон, покорно отдав ей свой плащ и дрожа в тонкой рубашке, вслух рассуждал о подлости женской половины человечества. Впрочем, особой злости в его голосе не наблюдалось.

Я огляделся. Центр Аркуса изменился до неузнаваемости: люди попадались реже, тянулись длинные платформы, грозным зверем нависал поезд. Только шпили башен, такие родные, виднелись вдали. Люди роились, как в растревоженном муравейнике, но стоило присмотреться, и я увидел, что все они движутся в одном направлении.

Мы молча шли по покрытым брусчаткой улицам, и слушали мягкий стук шагов. Железнодорожная станция располагалась довольно близко от центра, поэтому мы сразу попали в кипящий котел города. Я вертел головой, рассматривая недавно выстроенные и знакомые улицы, потоки людей. Странное дело, такие скопления народа обычно бывали лишь по праздникам, а сегодня, если не брать в счет неизвестных мне новых празднеств, был обычный день. Когда улицы стали такими людными, что нашей большой компании невозможно было разойтись в узких переулках, я спросил Силну, что означает такое столпотворение. Девушка недоуменно посмотрела на меня и пожала плечами:

– Не знаю, у меня в Девятом такого не было. Разве что... – тут она красноречиво замолчала, и всякая охота расспрашивать дальше у меня отпала. Азот мрачно смотрела себе под ноги, а Лаурон был поглощен мыслями о том, что же творится с его ненаглядной, видимо, поэтому всех не волновало происходящее. Впрочем, был и другой вариант: все, кроме меня, знали. Но я решил не настаивать, тем более что ответ я все равно получу в ближайшем будущем. Мы шли за толпой, которая притесняла нас, толкая и задевая. Я пригляделся и с недоумением заметил, что у всех на руках были какие-то странные татуировки. Возможно, это и не бросилось бы мне в глаза в другое время, но воспоминания о татуировках спектрумов заставили меня обратить внимание на странного вида серебристые полоски на запястьях. Азот молча шла вперед, сливаясь с общим течением, только крепко сжимала руку Лаурона и оглядывалась, чтобы не потерять нас из виду. Силна цеплялась за меня, а я лавировал в толпе, пытаясь параллельно осмыслить происходящее. В ушах гудело от общего гвалта, цели видно не было, и я отсчитывал бессмысленные шаги по непривычно теплой брусчатке. Странное дело, переход из холода в тепло дался мне достаточно легко, я практически не заметил смены климата.

– Простите! – это я налетел на кого-то. Интересно получается: я налетел, а передо мной извиняются. Я посмотрел на женщину и миролюбиво кивнул ей, точнее хотел это сделать, но натолкнулся на умоляющий, полный боли и страдания взгляд. В небольших усталых глазах стояли слезы. Не удержавшись, я схватил ее за рукав и хотел было спросить, куда они направляются, но женщина наткнулась взглядом на мое оголившееся запястье, лишенное серебристой полосы, и ее глаза расширились.

– Идем, – прошипела Азот, увлекая нас с Силной за собой, и мы послушно пошли. Дышать в этом столпотворении становилось все труднее, висевшее в воздухе напряжение делало этот день все менее похожим на праздник.

– Куда мы идем? – не удержался я. Азот только молча ускорила шаг, и нам с Силной пришлось сделать то же самое, чтобы не отстать и не потеряться в толпе. Я не успевал даже разглядывать ставшие чужими улицы, не мог даже определить, сильно ли изменился мой родной Центр за восемь лет. Вдруг мы остановились. Точнее остановились идущие впереди, а мы врезались в их спины, задыхаясь в этом гигантском столпотворении. Вдруг по толпе прошла волна, и раздался голос:

– Вставайте по одному в колонну, организованнее, граждане, соберитесь с мыслями и ждите обращения! – голос звучал из ниоткуда. Впрочем, говорящего я бы все равно не увидел, потому что дальше спины впереди стоящих не видел вообще ничего. Люди стали перестраиваться, образуя колонну, я тоже подался слегка назад, так, что очутился между Силной и Азот. Все это походило на хвост гигантской змеи. Такие очереди раньше выстраивались в дни празднеств для прохода на центральную площадь. А сейчас я даже не знал, куда эта очередь вела. Гвалт утих, и люди неожиданно замолчали, только изредка раздавались чьи-то переговоры полушепотом. Я попытался спросить Азот или на худой конец Лаурона, но Азот сосредоточенно всматривалась куда-то в толпу, а Лаурон знал не больше меня. Силна же испуганно переминалась с ноги на ногу, пытаясь съежиться и показаться незаметной. Я приобнял ее и прижал к себе, шепнув на ухо:

– Ты начинала что-то говорить. Что это может означать? – Силна слегка побледнела, как мне показалось, и прошептала в самое ухо:

– У нас что-то похожее бывало по праздникам. Мы ходили в специальные Храмы Правосудия, где должны были... – не дослушав, я оборвал ее на полуслове. В памяти шевельнулись слова старика Хорна о том, что из Центра людей, не прошедших испытание в Храме Правосудия, ссылают в деревни. С одной такой деревней мы уже имели несчастье познакомиться вплотную. Еще он говорил, что в Центре люди обязаны посещать Храмы Правосудия раз в неделю и в случае, если они не нарушили запретов, получают за это пищу. Тогда я, признаться не поверил в эти россказни, слишком уж невероятно все звучало. Когда мы попали в деревню сосланных, в некоторые детали поверить пришлось поневоле, ибо перед нами было живое доказательство. И тут мне стало страшно. Я впервые начал осознавать, чему стала причиной моя самонадеянность. Казавшаяся безупречной система не просто давала сбой. Она не рушилась, она работала все более отлажено и безупречно. Однако произошло нечто куда более страшное: вся эта система в целом была смертоносна для всего населения Аркуса. Причем, судя по тому, что внедрение ужесточений распространялось из Центра, Венец захватывал разум людей, подвластных ему. Или, что еще страшнее – нелюдей.

– Проходите по пятеро. Стоя в очереди, готовьтесь к суду, сосредоточьтесь и помните, что все справедливо. Судья беспристрастен, и ваши души видны ему насквозь. Заходя в Храм, прекращайте разговоры. Удачного суда! – завершил свою речь по-прежнему невидимый мне вещатель. Силна вздрогнула и прижалась ко мне. А я молча буравил взглядом прямую спину Азот. Люди шептались и толкались, медленно, как стадо овец, передвигаясь вперед по очереди. Я тоже вслед за всеми совершал маленькие шажки, не оглядываясь.

– Зачем мы стоим здесь? Надо уходить, пока не поздно, – прошипела мне на ухо Силна, и я непроизвольно вздрогнул от ощущения ее горячего дыхания на своей коже. Смысл фразы дошел чуть позже, но я все равно не мог ответить. Поэтому я просто крепче сжал ее плечо и шепнул:

– Я должен посмотреть, что они там делают. И Азот просто так не привела бы нас сюда. Не переживай, милая. Все будет хорошо. – "Наверное", – мысленно добавил я, скривив губы в усмешке. Силна кивнула и, нащупав мою талию, обняла. Лаурон обернулся ко мне и скептически произнес:

– Мы самоубийцы, не находишь, братик? Твой режим сейчас лишит тебя вечности. Ты же думаешь о плохом? Хотя бы в эту самую минуту, – он саркастически улыбнулся и ехидно подмигнул. Пока я пытался сообразить, о чем это он, Силна вспыхнула, рванулась вперед и громко заявила:

– Если ты такой пошляк, это не значит, что Виктор такой же! И это тебя сейчас лишат вечности, а не его! – я оторопело наблюдал за этой сценой вместе с десятками горожан, а Силна все продолжала что-то кричать. Лаурон поморщился и заявил:

– Возможно, я плохо знаю своего брата, но трахнуть тебя он определенно хочет. А это не есть хорошие мыс... – с визгом Силна обрушилась на Лаурона, отвешивая ему оплеуху за оплеухой. Я перестал задумчиво созерцать происходящее и, чувствуя, как кровь прилила к щекам, бросился лупить острого на язык братца. Хм, надо будет потом сказать Азот, что пылкий юноша без женской ласки долго не протянет...

– Остановитесь, кретины! – прошипела Азот, расширенными от ужаса синими глазами глядя на нас. Но останавливаться никто и не думал: Лаурон пытался увернуться, я пытался поймать его в захват, Силна пыталась его убить. И тут мы услышали все тот же голос, только совсем близко. Странно, толпа расступилась, но сквозь нее никто не проталкивался. И прямо вокруг нас вдруг буквально собрались из частичек четыре а'рантьяка. Все оттенки оранжевого, искрясь и переливаясь, мерцали в воздухе, как пылинки, поднятые ветром, а потом, словно притянутые магнитом, вдруг соединялись в одно целое, обретали форму и оживали. Мы прекратили возню, любуясь прекрасным зрелищем, только что-то меня настораживало. Что-то в этих а'рантьяках было не то, они отличались от своих сородичей, виденных мной. Что именно, я определить не смог, да и не успевал: нас схватили под руки и повели. Хватка хрупкого существа с оранжевой кожей и куском ткани на бедрах вместо одежды оказалась неожиданно крепкой. Нас провели сквозь расступившуюся толпу, а люди провожали нашу процессию испуганными и сочувствующими взглядами, значения которых я пока не понимал. Впереди возвышалось, нависая над нами, большое, странного вида здание. Круглое, с плоской крышей, оно напоминало башню. Окон не было, только вместо купола было вставлено тончайшее стекло, сквозь которое под прямым углом падали ослепляющие лучи. Дверь была прикрыта какой-то черной тканью, отодвинув которую нас впихнули внутрь. Я огляделся, широко раскрывая глаза. В здании был полумрак, словно лучи цеплялись за некое подобие венца, хрустальной лепниной окольцовывающее стекло в куполе. Потом шли голые стены без каких бы то ни было украшений, форма стен изнутри напоминала стеклянную банку. Создавалось ощущение, что ты – бабочка, пойманная в ловушку любителем насекомых. Посредине здания, в самом его центре, высился постамент, на котором в обрамлении очередного подобия венца стоял светящийся куб. Просто обычный куб, сверкающий гранями. Приглядевшись, я понял смысл сложной конструкции и причину полумрака: лучи, отражаясь от выпуклого узорного кольца, приземлялись в центр, пучком собираясь в кубе, отчего он ослепительно сиял, заставляя щуриться. По краям здания стояли черные лавочки, сливающиеся по цвету со стенами, а на них в ожидании сидели люди. А у куба, под надзором двоих а'рантьяков стояла бледная как полотно женщина и протягивала руку с пульсирующей светом татуировкой к кубу. При соприкосновении ладони и поверхности куба, тот как будто ожил, по граням побежал свет, он запульсировал, странно сжимаясь и расширяясь, а у женщины на лбу выступили капли пота. Наконец он вспыхнул так ослепительно ярко, что все помещение озарилось светом, я смог рассмотреть лица сидящих в ожидании людей, а женщина вдруг тихо застонала и осела на пол, сжимая руками виски.

– Вы можете идти, все хорошо. Вашу еду получите на выходе, – вежливо сказал один а'рантьяк звенящим, нечеловеческим голосом. Женщина кивнула и, пошатываясь, пошла в другую часть здания где, очевидно, и располагался пункт выдачи пищи.

– Пойдемте за мной, – обратился он уже к нам, кивая приведшим нас спектрумам, что они свободны. Мы послушно последовали за ним куда-то вбок здания и, подняв очередную черную штору, очутились в небольшом полукруглом боковом помещении. Задвинув штору, а'рантьяк кивнул нам на стоящую вдоль стены полукруглую скамью, и мы осторожно сели. Комната была почти пуста и кроме скамьи и небольшого квадратного стола ничего в себе не содержала. Пока я оглядывался, Азот деловито достала из-за пазухи вчетверо сложенный листок и протянула его а'рантьяку.

– Это просьба от д'ьэнна Вартрана. Он обращается к вам в надежде на понимание. Мы – чрезвычайно важные для Аркуса люди, и наши методы порой не входят в рамки привычных. Однако у нас нет выбора. И д'ьэн Вартран, мой отец, просит вас позволить нам пройти в Центр без нанесения татуировок во избежание неприятностей. Все мы чрезвычайно важны Аркусу, и вы не можете это отрицать, – закончила бывшая яшинто, уничтожая а'рантьяка взглядом. Он рассмотрел листок, потом перевел изучающий взгляд серых, как скала, глаз, на нас, по очереди останавливаясь на каждом. Потом резюмировал:

– Увы, красавица, я не могу принять просьбу вашего отца. Правила есть правила, и вы не исключение. Никто не должен быть выше Закона, перед которым все равны. Вы попали в сферу влияния Венца Правосудия, и вы должны принять знак его власти. Иначе нельзя.

Азот побледнела. Я с удивлением наблюдал, как заиграли желваки на скулах, как сжались челюсти, как дрогнул острый подбородок.

– Вы не имеете права! Мы не жители вашего центра, мы...

– Да, увы, Венец еще не имеет влияния на другие округи нашего великого Аркуса, но в скором времени все будет. Диапазон расширяется. Процедура пройдет быстро и безболезненно. Просто протяните руку, – перебил ее а'рантьяк, мягко усаживая на скамью. Судя по тому, как нахмурились брови бывшей яшинто, мягко это было сделано лишь на вид. Откуда у этих хрупких существ такая сила? Я переглянулся с Силной и с братом. Убить друг друга они больше не хотели, бледные и испуганные, они ждали своей участи. С лица Лаурона, впрочем, не сходила саркастическая улыбка, но в глазах ясно читался испуг.

А'рантьяк выбрал в качестве первой жертвы почему-то именно Азот. Она молча протянула руку и гневно посмотрела прямо в глаза спектруму. А'рантьяк доброжелательно улыбнулся и попросил положить руку на предупредительно пододвинутый стол. Азот молча выполнила просьбу. А'рантьяк взял со стола светящуюся иглу из такого же материала, как и надетый мне когда-то на голову венец, и почти коснулся прозрачной кожи, как я вскочил с места, выкрикивая:

– Я первый! – и Азот, и а'рантьяк недоуменно посмотрели на меня, но ничего не сказали. Я занял место подруги и положил руку на прохладную гладкую поверхность стола, встретившись взглядом с бывшей яшинто. Она видимо что-то прочитала в моих глазах, потому что в ее взгляде появилась надежда. Потом я ободряюще кивнул закусившей губу Силне, и повернулся к а'рантьяку. Игла коснулась моей кожи, и я ощутил пульсацию и боль, как от ожога. И вдруг в голове закружились образы, я почувствовал холодную твердь Венца, сдавливающую меня со всех сторон, словно я был замурован в этот странный материал. Я задохнулся, глупо хватая ртом воздух, как вдруг ощутил жуткую боль, а потом голос в голове, от которого заломило виски: "Виктор, я узнал тебя". Игла задрожала, накаляясь и шипя, а потом вдруг оттолкнулась от моей кожи и со звоном отлетела на стол. Я упал на скамью, хватаясь за виски в тщетной попытке облегчить боль. Белый свет Венца был черным. Как сказал Хогг: отсутствие всех цветов есть абсолютная тьма. Этот кажущийся ослепительно белым Венец есть не что иное, как средоточие пиявки, и теперь я это ясно понял, даже ощутил. Один забавный момент – Венец подчиняется мне. И я в силах уничтожить и его, и пиявку. И свою ошибку, и ошибку Хогга. Главное, не ошибиться еще раз.