Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– А где ваш третий? Ну, который говорил, что он сын лорда Донуэна... – я почувствовал, как непонятно откуда взявшийся липкий пот стекает по спине. Что-то было зловеще нехорошее в этом вечере. Тихо, ветер не шевелился, к нам даже не попадал воздух. И запах гари неприятно впивался в ноздри. Чувство непонятной тревоги усиливалось. Я переглянулся с Азот, сидящей на краю матраса и задумчиво смотрящей в пространство.

– Куда он мог потащиться на ночь глядя?

– Тебе лучше знать твоего брата, – усмехнулась она, поворачиваясь ко мне. – Может, отошел в кусты. Или помечтать у берега реки.

– Мне лучше знать, говоришь? Тогда я скажу, что он ушел не за этим! – я слышал, как нелепо звучал мой голос. Азот положила руку мне на плечо и успокоительно ответила:

– Заразился истеричностью от брата? Не придумывай лишнего. Я устала и хочу спать, ты тоже. Спасибо, – обратилась она уже к женщине, нервно переминающейся с ноги на ногу. Внимательно слушавшая наши ничуть не воодушевляющие реплики, хозяйка всплеснула руками и вышла. Я вздохнул и зачерпнул похлебку. На вкус она оказалась почему-то сладкой с неприятным терпким привкусом. Этот вкус только усилил тревогу. Я попытался улечься поудобнее и закрыть глаза, облокотившись о твердое плечо Азот, но в животе переворачивался тяжелый камень. Мне было банально страшно. Не выдержав, я встал и вышел из-за занавески. Азот сонно открыла глаза и пробурчала:

– Да никуда твой Лаурон не денется! Не мешай мне спать своими ночными бдениями... – и яшинто снова откинулась на жесткий матрас, закрывая глаза. Синие волосы беспорядочно растрепались по грубой холщовой ткани. Я секунду задержал взгляд на ее безмятежном лице и вдохнул побольше воздуха в легкие. Мне бы такое же спокойствие. Но нет, мне отчего-то по-прежнему тревожно... Я отодвинул занавеску и оказался в главной части хижины, где тихо, как притаившиеся мыши, сидели дети и хозяйка хижины. На меня тут же внимательно уставилось несколько пар голубых глаз. Я натянуто улыбнулся и вышел на улицу. Темный густой воздух терпким дымным облаком окутал меня, проникая в каждую клеточку тела. Я поморгал, пытаясь настроить привыкшие к свету глаза. Темнота пошла цветными кругами, и я зажмурился. Когда открыл глаза, первым мне запечатлелся в памяти красный круг догорающего костра. Я решил не играть с собственной памятью в ассоциации и пошел за изгородь, к кустам, окликая Лаурона. Собственный голос в этой вязкой дымке звучал странно и протяжно. Я подошел к кустам, осторожно ступая на траву. Почему-то мне не хотелось шуметь – я чувствовал себя чужим среди этой странно опустевшей к ночи деревни. Подул ветер, и озноб прошел по коже. Я перестал звать Лаурона и прислушался. Было совсем тихо, где-то вдали слышались голоса, и шуршала трава под моими ногами. Огоньки из соседних хижин тоскливо горели, растворяясь в терпком воздухе. Я принюхался: пахло чем-то нестерпимо сладким, омерзительным и дурманящим. Невольно поморщившись, я шагнул вперед. Чей-то тихий стон прорезал тишину. В горле пересохло, и я замер, прежде чем отодвинуть куст, за которым совершенно точно сидел мой брат. Мои худшие опасения подтверждались...

Острые удлиненные листья отодвигаемой мною ветки зловеще зашуршали, открывая мне сжавшуюся в комок фигурку. Лаурон был сам на себя не похож. Все его тело сотрясала крупная дрожь, по белому, как мел, лбу, стекали капли пота, вызванного отнюдь не душным вечером. Меловые губы судорожно дергались, а в выглядящих огромными глазах с расширенными до предела зрачками стоял ужас. Я отшатнулся, не в силах побороть приступ необъяснимого страха. Лаурон, похоже, не замечал меня. Он смотрел куда-то сквозь, перебирая дрожащими пальцами невидимую никому паутину. Я медленно сел на корточки и заглянул брату в лицо. Странное дело, дурманящая трава всегда казалась мне пустым развлечением неудачников. Я не думал, что испугаюсь этого. Но теперь, стоя лицом к лицу с неизвестной мне стеной из дурмана, отгораживающей от меня сознание Лаурона, я спасовал.

– Ты в порядке? – стараясь говорить медленно и спокойно, поинтересовался я. До безумия глупый вопрос. Почему бы ему быть не в порядке? Принял дозу. Большую, чем когда-либо... Только где он взял траву? И...

– Хогг! – закричал вдруг Лаурон, содрогаясь всем телом. Его безумные глаза смотрели мимо меня, а дрожащими руками он обхватил худые плечи и раскачивался, как испуганный ребенок. Где-то вдалеке полыхнул огонь, раздался шум. Я хотел обернуться, но не мог оторвать взгляда от этого бледного лица. Изо рта потекла пена, а он продолжал кричать, истерично раскачиваясь. Я положил руки ему на плечи, почувствовав дрожь, и тряхнул посильнее:

– Лаурон, очнись! – за этим последовала пощечина. Но Лаурон, казалось, даже не заметил. Крики стали громче. Черное небо озарилось красными сполохами, напоминая пурпурно-черную мантию. Вдруг тонкая бледная рука впилась в мое запястье, так, что на коже остались белые полукружья ногтей. Приблизив свое безумное лицо к моему и брызжа слюной, Лаурон просипел:

– Это близко... Черное, душное... Зло... – голос был жутким и срывающимся, я не сразу расслышал, что он имел в виду. А когда расслышал, ощутил холод по спине.

– Что ты хочешь сказать? Лаурон, это все бред! Просто бред! Ты обкурился и бредишь, – попытался я убедить его, с неудовольствием отмечая и в собственном голосе визгливые нотки истерики. Абстрактные фразы ничего сами по себе не обозначают. Это всего лишь... Огонь полыхал совсем близко. Деревня горела. Я резко обернулся в сторону соседних домов. Загорались изгороди, огонь поднимался вверх, плотоядно облизывая темное небо. Во всполохах то и дело мелькали людские фигуры, раздавались крики. Я почувствовал, что схожу с ума. Этого просто не может быть! Может, я тоже надышался дурмана?

– Все мы сдохнем, как суки, если оно дойдет до нас, – истерично прошипел Лаурон осипшим голосом. В безумных зрачках плясали огни.

– Все будет хорошо, ты бредишь, Лаурон. Что – оно? – попытался я уточнить, контролируя свой голос. Лаурон содрогнулся всем телом, мне показалось, что его сейчас стошнит. Но вместо переваренной еды он извлек из своего нутра только тихие слова:

– Полная чернота. Чернее ночи и омерзительнее дерьма. Она тут, Хогг подери!

В этот миг совсем рядом, в соседней хижине, раздался чей-то испуганный крик. Я вскочил, вглядываясь: какие-то темные силуэты с оружием в руках надвигались на полную женщину, мельтешившую у изгороди. Я видел выделявшееся на фоне черного неба и пылающего огня белое платье, растрепанные волосы, светлым пятном отчаянно мечущиеся из стороны в сторону. Силуэты из тьмы вышли на освещенную часть, снося изгородь на своем пути. Я смог разглядеть их, и волна ужаса с такой силой тряхнула меня, что я отшатнулся. Толпа состояла из мужчин, женщин и детей. У кого-то в руках блестело непонятно откуда взявшееся оружие, у кого-то – кухонные ножи. Их одежда была заляпана кровью, и они неумолимой стеной надвигались на несчастную женщину, по-звериному рыча и возбужденно подрагивая в предвкушении крови. Я оглянулся на Лаурона – тот все так же сидел, сжавшись в комок и бормотал: "Все мы сдохнем к Хоггу, оно близко, чернота, боль...". Я решил не обращать внимания на его бессвязные речи. Надо было бежать на помощь к женщине, но и приютивший нас дом не оставить. И Лаурона. И к тому же я был совершенно безоружен...

Истеричный крик заставил меня опять обернуться. Я мешкал. Непозволительно, глупо, беспощадно мешкал, лишая эту женщину жизни вместе с толпой этих ненасытных убийц, впивающихся оружием и ногтями в тело упавшей на траву жертвы. Я уже не видел ее белого платья, подобно мирному флагу реющего на фоне неба. Только омерзительные твари, что-то кричащие и наносящие удары по давно бездыханному телу. Крики умирающей прорезали тишину, сливаясь с более далекими, и смолкли в ночном ватном безмолвии. Я зарычал, ненавидя себя за промедление, и, подхватив Лаурона, потащил его, стараясь оставаться незамеченным. Сердце бешено стучало в груди, грозясь вырваться наружу, отдавалось в стучащих по земле пятках и билось в висках. Я больше никому не позволю умереть! Там дети, они не должны этого видеть. Это слишком, это...

Дверь мне открыла Азот. Ее синие глаза смотрели ясно и спокойно. Перехватив не сопротивляющегося Лаурона и захлопнув за нами дверь, она констатировала:

– Надо что-то делать.

Я не мог ей ответить. Страшные картины стояли перед глазами. Я слышал довольное урчание этих тварей, которые когда-то были людьми. Я видел белое платье, разорванное в клочья вместе с телом. К горлу подкатывала тошнота вместе с приторно-сладкой рыбной похлебкой. Надо будет сказать хозяйке, чтобы клала в похлебку больше соли. Хотя, говорят, что соль вредна, но все же... Хогг, о чем я думаю?!

Испуганная хозяйка выглянула из-за занавески, пряча за спиной Ричи. Ричи испуганной не выглядела, скорее воодушевленной. Дети любят приключения, для них это игра. Игра, пока не столкнешься со смертью...

– Что там происходит? Я слышала, Аза кричала... Начался пожар? – дрожащим голосом спросила она. Я хотел было ответить, но Азот, хлопотавшая над бесчувственным телом Лаурона, повернулась и перебила:

– Нет времени разговаривать. Если мы промедлим, вы все умрете, – я молча кивнул, оглядываясь в поисках чего-либо, могущего сойти за оружие.

– Ты еще и безоружен?! Хм, повелитель окончательно стал тряпкой, – фыркнула Азот, но в ее голосе проскальзывали нотки вины. Она понимала, что если бы поверила мне, все могло бы обойтись. Впрочем, какое теперь дело?

– У меня есть палаш, остался моему мужу после войны с Холодными Землями. Здесь вообще почти у всех оружие есть, тут все ветераны, почти все недавно переехали из городов. Говорят, вроде бы им дали за что-то земли. Клочки жалкие конечно, зато река рядом, – от волнения женщина говорила без умолку, видимо, чтобы успокоиться. Я был подобен вынутому из ножен клинку – в любой момент готов сорваться с места. Промедление было невозможно, и с каждой секундой я приближался к панике. Даже на миг захотелось прильнуть к холодным губам, чтобы остудить разум. Наконец хозяйка выудила откуда-то бережно обернутый холщовой тканью палаш и протянула мне. Я скинул ткань и повертел оружие в руках. Клинок был шире шпаги, но уже меча, довольно тяжелая гарда. А в целом палаш был хороший: простой и надежный, настоящий вояка. Такого стоило уважать. Я оглянулся на Азот, стоявшую, скрестив руки на груди. Ее лицо не выражало ничего хорошего.

– Идем? – позвал я, подходя к двери. Азот мрачно поинтересовалась:

– И что ты собираешься делать? А, иди! У тебя есть план?

– Остановить их! – выпалил я, понимая глупость сказанного. За окнами уже раздавались крики. Каждая секунда промедления стоила кому-то жизни.

– Когда ты успел стать истеричкой, Виктор? Как ты думаешь, что происходит? Могу пояснить. Черная пиявка проникла в деревню. В этой деревне большинство – сосланные из городов. Следовательно, лишенные вечности и зараженные пиявкой. Пиявка поражает людей, причем почему-то на удивление быстро, такого еще не было. Мы не знаем, как она проникает в них, не знаем, что с ними происходит. Так что же ты будешь делать? Выйдешь один? Я предлагаю увести эту семью, – и она кивнула на притаившихся детей и хозяйку. Бедные дети, они не знают, что их мать несколько минут назад упала на траву, разорванная на части... брр...

– Но остальные, – начал я, но Азот холодно перебила:

– Остальные умрут. Они не будут ходить и всех убивать. Это не эпидемия бешенства. Те, в ком черная пиявка, скоро умрут сами, разрушенные до абсолюта. Останется только пустота. Подумай, Виктор. Всем мы не поможем, но эту семью спасем.

– А если я излечу их? Я же могу, – высказал я абсурдную мысль. И тут же понял всю ее нелепость. Что со мной? Что за детская истерика? Я сам себе залепил пощечину, чувствуя, как горит щека. Азот вознаградила меня таким взглядом, что кровь прилила и ко второй щеке.

– Что происходит? – подала наконец голос испуганная хозяйка.

– Как вас зовут? – поинтересовался я. Она захлопала глазами и пробурчала:

– Амичи.

– Прекрасно, Амичи. Берите детей и за мной. Нам нужно отсюда уходить.

– Уходить?! Вы спятили? Что происходит? И зачем вам оружие? На нас напали? – с опозданием спохватилась Амичи, истерично всплескивая руками. Я подошел к ней совсем близко и твердо произнес, глядя в глаза:

– Просто пожар. Кто-то совершил поджог, и нам лучше уйти, потому что это может быть опасно. Таков был приказ Исполняющего Обязанности, – придумывал я на ходу, пока Азот тушила свет. Испуганные глаза смотрели на меня из темноты. На улице раздался крик. Мы медлили, непозволительно медлили. Я сжал палаш, покрутил его, пытаясь найти баланс. Я шел первым, Азот – замыкающей, шипением и тычками заставляя детей замолчать. Им не было страшно – пока только интересно и весело. Лаурон почти пришел в себя и плелся перед Азот, молча глядя перед собой и что-то бормоча себе под нос. Я отворил дверь и, пригнувшись, огляделся. Точнее, попытался: мы слишком опоздали. Прямо на меня уставилось несколько пар глаз. Я замер, закрывая собой проход, не позволяя детям и Амичи покинуть хижину. Прямо передо мной стояли трое мужчин. Жилистые, невысокие, но хорошо сложенные, лет сорока. Что-то было в них неестественное, я не сразу понял, что именно, а когда присмотрелся, заметил: странные позы, звериные, готовые к прыжку. И глаза... В отблесках костра водянистые глаза выглядели особенно жутко, бессмысленно-жестоко и страшно. В руках полыхали отраженным огнем палаши. Видимо, это стандартное оружие, которое выдавали в армии. Что ж, я проигрываю им во многом: их трое, они владеют палашами лучше, чем я, и...

Первый удар обрушился совершенно неожиданно. Я едва успел отразить натиск палашом, чувствуя боль в плече. И сразу же град ударов. Они атаковали молча и беспощадно, не жалея себя. Я перешел в атаку, пытаясь оттеснить их от хижины и дать Азот выйти наружу. Удары были неожиданно техничными, один прошел совсем близко от меня, клинок чиркнул по бедру, разорвав штанину. Отвлекаться я не мог – воспользовавшись брешью в защите, я крутанул палаш и сделал резкий короткий выпад. Клинок с громким хлюпаньем вошел в тело, издав противный чавкающий звук. Оседая на палаш, безумец застонал. Я встретился с ним взглядом, и меня охватил ужас. Умирающее тело дергалось в конвульсиях, а в глазах зияла пустота и недовольное, обиженное выражение, как у незадачливого любовника, которого завели и оставили за несколько мгновений до окончания. Мне стало тошно, я брезгливо дернул палаш, сбрасывая тело. С глухим стуком то, что недавно было человеком, рухнуло к моим ногам, пачкая сапоги кровью. Но мне было не до этого: на меня уже градом сыпались удары. Послышался топот ног: к нам приближались другие зараженные. Надо было заканчивать. Борясь с тошнотой и пытаясь не обращать внимания на едкий пот, застилающий глаза, я рубанул одного по шее. Хрустнули сухожилия и, брызжа кровью, засияла жуткая улыбка от уха до уха. Я отпрыгнул и тут же увернулся от третьего удара, направленного мне в живот. Я крутанул меч, хитрым приемом выбивая оружие у него из рук, и подбил ногой по коленям. Но, падая, бывший вояка извернулся и, по-звериному зарычав, вцепился в мою ногу, царапая ногтями. Я замахнулся мечом, но замер на миг. Убить безоружного было для меня недопустимым. Взвившись и вскочив на ноги, он с хриплым криком сомкнул зубы на моей руке. Я почувствовал острую боль и, не пытаясь высвободиться, рубанул мечом по шее. Зубы клацнули и отцепились, сгибаясь от удара, он кулем рухнул за землю, брызжа кровью на траву. Я отскочил и огляделся, стараясь не обращать внимания на капающую из прокушенной руки кровь. Мне было тошно. К нам приближались еще зараженные. Они облепили изгородь, кто-то пролезал под ней, кто-то срубал доски, кто-то перелазил. Когда я оглядел новую партию врагов, сердце замерло в груди. Это были обычные жители, не только мужчины. Были три женщины, а может и больше, просто я не рассмотрел, и даже ребенок. Ребенок?! Его-то за что лишили вечности?! В животе неприятно похолодело. Мальчик лет восьми шел за взрослыми, изо рта текла пена, как у буйнопомешанного, а в глазах горела жестокость. Я оглянулся на хижину: Азот по одному выводила детей, пока я сражался с зараженными ветеранами. Когда я обернулся, она подгоняла мальчика. Тот по-пластунски полз, боясь поднять голову и тихо поскуливая от страха. Я так и не понял, куда именно она их переводила, не понял скольких уже перевела: на меня обрушился град ударов. К счастью, удары были нанесены не мечом, а кулаками. Острые зубы впились в уже прокушенную руку, впились, пытаясь вырвать шмат мяса. Я ударил ногой, не прицеливаясь. Меня уже облепляли рычащие звери. Именно звери. Эта копошащаяся, мечтающая убить, превратить в ничто, масса, не могла быть людьми, даже вооруженными. Мальчик пробился через толпу взрослых, пытаясь добраться до моего тела. Я отступал, едва успевая отбиваться мечом. Голова шла кругом, я отбивался на автомате, представляя, что я всего лишь дерусь с безликой массой, уверяя себя, что это не люди. Руки болели, отдача от проходящих вскользь ударов больно отзывалась в предплечье. Пот застилал глаза, едко щипал и мешал мне видеть противника. Моим противником стала масса. И я дрался с этой массой, исступленно бился, на автомате совершая выпады и тычки, рубящие и колющие удары. Чей-то палаш коснулся моей шеи, слегка царапнув кожу, и вонзился наискось в грудь другого. Отсутствующим взглядом следя за тем, как один зараженный заваливается набок и харкает кровью под ударом другого, я впервые задумался, почему они не дерутся сами с собой. Видимо, у них была общая цель. А вот сейчас... И я просто-напросто уклонился от удара. Из-за большой плотности тел, они столкнулись, превратившись в рычащее, кровавое месиво. Я, прорубая дорогу и принимая на себя кривые и скользящие удары, попытался вырваться из этого замкнутого пространства, образованного клубком обезумевших тел. Совсем рядом я увидел Азот. Она ловко убивала своей иглой, почти танцуя, не позволяя кому-либо коснуться ее. Увидев меня, она рванулась навстречу. Я расслабился, увидев совсем близко свою подругу, и позволил себе опустить меч и вытереть пот со лба. Удар звоном отозвался в ушах, боль пронзила меня, и я содрогнулся всем телом, издав хлюпающий стон. Мое бедро было рассечено, хлестала горячая кровь, облепляя штанину и натекая в сапог. Совсем рядом стоял мальчик, кровожадно рыча. Я попытался отшатнуться и предостерегающе поднял руки: уходи, я тебя не трону, но последовал следующий удар. Запах крови будоражил его. Тошнота подошла к горлу, я пошатнулся. Нет, ребенок есть ребенок, он не может... Игла тонко просвистела в воздухе. Водянистые глаза, полные ярости, мигнули и вытаращились, а я с громким стоном рухнул на траву.

– Зачем, дура?! Зачем ты это сделала?! – закричал я, не в силах слышать рычание и сиплые крики. Холодные твердые руки подхватили меня, обняв за талию, а тихий голос прошептал на ухо:

– Вставай, уходим.

Меня толкнули в кусты, и, крепко держа за руку, потащили куда-то. Я поплелся следом, пригибаясь и стараясь вести себя спокойно. Шумело в ушах, кровь хлюпала в сапоге, штанина прилипла и натянулась. А я как-то шел, бессмысленно глядя в пустоту, чувствуя, как ужас холодными пальцами вцепился в горло и не отпускает. Это было самым страшным в моей жизни. Ни Город, ни смерть – ничто не сравнится с этим. Это нечто не могло быть человеком. Это было бы слишком ужасно, слишком страшно. Еще слышались хриплые выкрики существ, забывших человеческую речь. Но я не мог их слушать, я смотрел в одну точку и кое-как передвигал правой ногой, руками помогая левой. Липкая кровь засыхала на пальцах, а я шел. Черная пустота, страшнее смерти, омерзительнее дерьма... Да ты пророк, Лаурон. Это страшнее всего на свете.

Глава 19.

Железная дорога.

Когда я очнулся, меня размеренно потряхивало, дикая боль сверлила ногу, отдаваясь во всем теле, а перед глазами плясали темные круги. Стоило мне шевельнуться, как пустой желудок содрогнулся в рвотном позыве. Я дернулся и полетел на жесткий пол, который продолжал так же равномерно трястись, как будто меня везли в повозке. Но это не было повозкой... Чей-то ехидный голос, эхом отзывающийся в голове, спросил:

– Очнулся, братик? – было ощущение, что мне орут на ухо, голова раскалывалась на кусочки, а настойчивый голос все продолжал эхом звенеть в уголках сознания. Я мотнул головой, пытаясь ухватиться взглядом за плывущее белым пятном лицо. Светлые длинные волосы напомнили мне меня, но лицо было наивным, даже немного женским, особенно меня раздражали длинные ресницы, почему-то они казались моему воспаленному мозгу черными пиявками, извивающимися вокруг насмешливых глаз. А меня продолжало равномерно трясти, я слышал странное гудение, напоминающее рев какого-то странного механизма. Интересно, кто этот парень, и поможет ли он мне встать, Хогг бы надрал его тупую задницу!

– Лаурон, он очнулся?! – я даже зажмурился от этого резкого возгласа, показавшегося мне оглушительным. Тут же рядом с Лауроном возникло странное лицо, при виде которого я содрогнулся. Память медленно возвращалась ко мне. Лаурон – мой брат. Синеокое существо – Азот. И ее глаза совсем не похожи на синие муравейники, отнюдь. И меня не трясет...

Четыре руки помогли мне подняться и усесться на жесткую скамейку, при этом то ли мои помощники пошатнулись, то ли у меня перед глазами поплыло.

– Виктор, ты меня слышишь? Виктор? – настойчиво пытался докричаться до меня Лаурон. Я про себя порадовался, что, по крайней мере, от звука голоса я не теряю больше сознания, и ответил:

– Слышу, – собственный голос меня изрядно напугал: как будто говорил сорокалетний мужик с похмелья. Я кашлянул и попытался окончательно открыть глаза и осмотреться. То, что я увидел, меня очень удивило: небольшая комнатка с одним окном, двумя прибитыми к полу лавками и закрытыми дверями. При этом за окном постоянно мелькали пейзажи, сменяясь с такой скоростью, что я почувствовал, что схожу с ума. А нас по-прежнему трясло, и я неожиданно прошептал:

– Мы едем? Это повозка?

– Это железная дорога, – улыбнулась Азот. А я широко распахнул рот, чувствуя, что все очень прискорбно. Видимо, это все из-за того, что я побывал на том свете, или от ранения... Перед глазами замелькали забытые картины кровавого месива, и я тряхнул головой, пытаясь забыть это, выкинуть из памяти, как дурной сон. Нет, я слишком слаб, чтобы вспоминать это и что-либо решать. Потом, все потом.

– Железная дорога?! Что это?

– А'рантьяки развили бурную деятельность. В столицу Аркуса были приглашены лучшие умы всех княжеств. Вроде как какие-то проекты были уже давно, а спектрумы помогали их осуществить, потом добровольцев из крестьян брали. Ха, ну как добровольцев – теперь же необходимо быть хорошим, сам знаешь. Так вот, они за шесть лет построили дорогу. Ни без силы, конечно. И до шестого добрались. В общем, ездим теперь, как цари, – довольно закончил свой рассказ Лаурон, со счастливой физиономией сидящий напротив меня, закинув ногу на ногу. Я перевел взгляд на Азот, требуя подтверждения, слишком уж нереально все это звучало. Она молча кивнула, недовольно изучая мою ногу. Я проследил за ее взглядом и увидел аккуратно наложенные бинты, пропитавшиеся кровью.

– Ложись, – скомандовала Азот, и я послушно улегся на лавку, продолжая ощущать тряску. Мне хотелось расспросить о железной дороге, о том, что это и каким образом мы едем без лошадей, но Азот приложила палец к губам, давая мне знак помолчать. Я послушно умолк, чувствуя, что во рту пересохло, а нога мерзко заныла. Азот, хватаясь за лавки, пересела ко мне, достала флягу и капнула немного едко пахнущей жидкости себе на руки. Я зажмурился, чувствуя, как быстрые пальцы снимают бинты, касаясь горящей ноги. Боль плавила все мое тело, отдаваясь во всех членах одновременно.

– Больно? – участливо поинтересовался Лаурон. Мне вдруг вспомнился этот же голос, безумный, хриплый, страшный. Я застонал, невольно смешивая в одно целое боль и ужас.

– Все, я закончила. Неужели так больно? Так, что даже повелитель тьмы стонет? – усмехнулась Азот, затягивая чистый бинт. Где она только обзавелась бинтами? Я помнил, как шел, долго и бессмысленно, проваливаясь в беспамятство. Потом помнил какую-то душную комнату, суету, толпы людей, громкие, душные, назойливые. Помнил, как мы поднимались куда-то, свистки, большое черное нечто, дымящее и железное, а потом – тишина и темнота.

– Я мог умереть? – зачем-то уточнил я. Азот кивнула, не отводя взгляда. Она же яшинто, не человек...

– Я не рассчитала, – спокойно отозвалась она, и меня обдало жаром. Все поплыло перед глазами, и я стиснул зубы, пытаясь вырваться из лихорадочного бреда. Да уж, после возрождения моему телу приходится несладко. Скоро я забуду, что такое плотские удовольствия.

– Ты... что?.. – просипел я, приподнимаясь на локте. Вокруг плясали оранжевые искры, беснуясь и сводя с ума, а в голове шумел морской прибой. И все же мысль, охватившая меня, как лесной пожар, не давала мне покоя, буравя мозг.

– По-другому никак. Ты должен был это увидеть, я не ожидала, что ты проявишь такое мягкосердечие и этим все испортишь. Я помнила тебя другим, Виктор, – в холодном голосе звучали нотки разочарования и сожаления. Пятна перед глазами пустились в пляс, насмехаясь надо мной. Я хотел ударить Азот, но не мог встать. Боль в ноге ударила вовнутрь, как отравленный клинок, и я упал назад, стискивая зубы и ощущая, как меня размеренно потряхивает. Лаурон непонимающе смотрел на нас, хлопая большими глазами. Вот наивный идиот!

– Ты дала траву Лаурону?! – мой голос дрожал. Я смотрел на тонкую шею, смотрел на прозрачную кожу, под которой размеренно пульсировала синеватая кровь. Ну почему, почему опять...

– Так было нужно. Иначе он бы не увидел ее, и нас бы застали врасплох. Зато теперь ты понял, зачем мы его взяли с собой...

– Ты такая же шлюха, как и Жанна! Какого Хогга ты возомнила себя... да кем ты себя возомнила?! – заорал я, перед глазами смазались лица, и я почувствовал во рту соленый металлический привкус. Последнее, что я услышал, было тихое:

– Прости...

Когда я пришел в себя, я опять увидел перед собой лицо Лаурона. На этот раз я разглядел его острый, капризно вздернутый нос и золотые крапинки в глазах. Лаурон сидел напротив меня и изучал мое лицо. Увидев, что я открыл глаза, он заметил:

– А мы почти не похожи. Азот говорила, ты был красивее, – непонятно к чему он завел эту речь. Об него вытерли ноги, он чуть не умер из-за женской прихоти, а все туда же...

– Вик, она хотела как лучше. Она хорошая, просто не такая, как мы. Я уже привык. Знаешь, меня даже забавляет, когда тебя то и дело пытаются прикончить. Я был невменяемым без травы, а сейчас вроде бы даже получше. И потом, судя по мировой истории, ты вел себя точно так же, только играл судьбами не пары людей, а всем Аркусом, – ехидно заключил он.

– Вик? – переспросил я, пробуя это новое имя на вкус. Не хотелось признавать, но последняя фраза была справедливой.

– Ну я же твой брат, у меня должны быть кое-какие привилегии. И кстати, почему ты назвал Азот шлюхой? Не сказать, чтобы она сильно переживала по этому поводу, но ты не прав. Она любит меня, – я протестующее замычал, и Лаурон довольно ухмыльнулся: – Понимаю, не верится, что она может полюбить вечно обкуренного истеричного мальчишку, но, поверь, не ты один способен разбивать женские сердца.

Я с недоумением смотрел на брата. Что-то было по-другому. Он был совершенно нормальным и даже неплохим. И на миг мне и правда захотелось стать его старшим братом.

– А где Азот? – спросил я, оглядываясь. Я постарался вспомнить, как мы забирались в нутро этого железного монстра. Кажется, было много сцепленных комнат, которые называли ва-го-на-ми. Странное слово...

– В соседнем купе. Говорит о чем-то со старым лошадником.

– Ку-пе? Что это? – уточнил я, пытаясь согнуть ногу, но тут же отказался от этой идеи из-за пронзившей меня боли. Лаурон ехидно хихикнул, глядя на меня, постыдно откинувшегося назад и ударившегося головой о стенку. Причем довольно больно ударившегося.

– Купе – это одно отделение вагона. Представь, что ты внутри железной гусеницы. Впереди – паровоз, в нем находится механизм, и он, как лошадь повозку, тащит всю гусеницу. Понятно? – вкрадчивый ядовитый голосок напомнил мне о дворцовых учителях, которые в далеком детстве мстили мне за мои выходки насмешками на уроках. На большее полномочий у них не было из-за моего высокого происхождения. И теперь я слышу этот отвратительный тон из уст моего новообретенного братца. Я уже открыл рот, чтобы язвительно напомнить ему об истериках и траве, но остановил себя. Мелочно это как-то. Я даже в худшие свои времена не позволял себе такого. И Азот... напрасно я это. Она спектрум, не человек. Старалась, как могла. Просто я в очередной раз придумал иллюзию и привязался к ней, не желая замечать реальности. Инфантильно и наивно. Пора уже открыть глаза и найти в себе смелость любить все вокруг таким, какое оно есть. Только так можно по-настоящему полюбить. А мои воздушные замки делают только хуже как мне, так и окружающим.

Вдруг скрипнула дверь, неожиданно обычная, как в комнате, и в купе зашла Азот, твердой поступью проходя по трясущемуся полу. Я открыл было рот, чтобы начать извиняться, но Азот обратилась к кому-то, стоящему в проходе:

– Заходите, Лефрем. Он, конечно, не лошадь, но попрактиковаться будет не лишним, – я приподнялся на локте, пытаясь разглядеть того, кого яшинто назвала Лефремом. И разглядел горбатого длинноносого старичка с совершенно седыми, но молодецки вьющимися волосами. Одет Лефрем был в простую одежду, но во всей его позе присутствовала важность, присущая только мастерам своего дела. Лефрем важно вплыл в купе, но пошатнулся и упал бы, если бы Азот не бросилась его поддерживать. Но она не успела – ее опередило юное создание, ворвавшееся, как свежий ветер в комнату, и налетевшее на Лефрема. В итоге почтенный старец полетел на пол, а следом за ним и само создание. Лефрем опустился на пятую точку, громко крякнул и огляделся по сторонам, а создание, оказавшееся девушкой, радостно хохотало, сидя рядом. Лаурон продолжал восседать в своей высокомерной позе, пока Азот, помогающая Лефрему встать, не шикнула на него. Взглядом со мной она принципиально не собиралась встречаться. Хм, интересно, значит ли это, что и спектрумы способны обижаться на нелепые человеческие оскорбления? Как бы то ни было, но разговаривать с ней я и сам не горел желанием. Вместо этого я перевел взгляд на девушку, усаженную Лауроном на сиденье. Она продолжала заливаться смехом. Звонкие, чистые нотки, пусть и не такие серебряно-тонкие, как у Зефиры, напоминали мне что-то из моей прошлой жизни. Но что именно и кого именно, я вспомнить не мог. А только смотрел на хохочущую без остановки девушку, веселую, живую, как ребенок, радующийся каждому вдоху, каждому звуку и каждой секунде.