Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Ты знаешь ? – осведомился старик, поворачиваясь ко мне, когда мы уже почти причалили к берегу. Вокруг нас сгрудилась толпа ребятишек, громко кричащая что-то на непонятном языке и показывающая на меня пальцем. Что ж, с надеждой о том, что я всего лишь на окраине царства, придется проститься. И ко всему прочему я абсолютно не знаю кареч. Сейчас я могу спросить, жив ли мой отец. И по-прежнему ли он наместник княжества.кареч

– К сожалению, не знаю. Простите мне мою неграмотность, но могу ли я узнать, кто сейчас правитель Шестого Княжества? – старик удивленно выпучил глаза и посмотрел на меня, как на некрасивого деревенского парня, абсолютно голого и странного. Хм, а ведь я такой и есть.

– Лорд Донуэн, если тебе так интересно, – бросил старик через плечо, заставив меня задрожать. Что за Хогг?! Ведь теперь, когда я точно знаю, что мой отец жив, когда я нахожусь здесь, в далеком Шестом Княжестве, я просто обязан с ним встретиться. Увидеть спокойный взгляд его темных глаз, холодную надменную улыбку. Отец был слишком занят карьерой, чтобы обращать внимание на своего сына. Вот она, обратная сторона медали...

– Только он уже давно не правитель, а Исполняющий Обязанности. Ты что, парень, забыл новый кодекс? – вот это уже интересно. Ледяной ужас змейкой прополз под обнаженную кожу, сжав желудок холодными пальцами. Еще бы я не знал – ведь это мой план, написанный мною долгими вечерами во дворце. Я помнил эти вечера, когда я сидел на полу и писал, едва успевая макать перо в чернильницу, дабы успеть за летящими мыслями. Как же я ошибался! Одна надежда, что все еще не слишком далеко зашло...

– Раз уж вспомнили о кодексе, сегодня день всеобщей благодарности, – буркнул старик, ехидно улыбаясь. Мы причаливали к берегу, и мальчишки помогали ему привязать лодку канатами к импровизированной пристани и выгрузить рыбу. Мне же пришлось делать все самому, и я, делая вид, что совершенно не стесняюсь своей наготы, выкарабкался из лодки и привязал ее. Мальчишки отпрыгнули от меня, как от прокаженного:

– Оч ничар! – завопили мальчишки в разнобой. О переводе я догадался по тому, как они указывали пальцами на мое обнаженное достоинство. Я только усмехнулся – подумаешь, голых мужчин не видели, я же не к эррам в баню залез. Меня намного больше волновала сейчас "всеобщая благодарность". Что-то такое смутно припоминается. Ах да, это моя гениальная идея собирать всех людей раз в месяц на главной площади, дабы они поблагодарили жизнь за то, что все прекрасно. Хм, и интересно, работает?

– Юноши, не могли бы вы принести мне одежду? Пока меня не увидели женщины, – попросил я, заканчивая завязывать узел. Узлы я вязать не умел, поэтому намотал веревку кое-как несколько раз вокруг палки. Ребята ничего из моих слов не поняли, и молча стояли, хлопая глазами. В дело вмешался старик, крикнувший им что-то на местном языке. Двое послушно кивнули и побежали к домикам, сверкая желтоватыми пятками.

– Ачь врече кате? – спросил один особенно любопытный. Звуки вылетали из горла со странным присвистом, напоминая крик чайки.

– Он спрашивает кто ты, парень, – перевел старик, ехидно усмехаясь. Я подошел к мальчишке, щелкнул по носу и заявил:

– Я – царь Аркуса. Ирвен Виктор, – любопытно было наблюдать за тем, как меняется его лицо, вытягиваясь и бледнея. Из всех моих слов он понял только "ирвен Виктор". Он отшатнулся и закричал вдруг на ломаном центральном языке:

– Неч смечте смеяреч нач эчим именчем! – я умилился:

– Вы так уважаете этого человека? – парнишка немного помолчал, переваривая мой ответ, и испуганно прошептал все на том же ломаном языке:

– Тчч! За эточ могутч пойматеч и казнич! – я отказывался в это верить. Просто быть такого не может, я ведь не хотел, чтобы все было так. Я хотел...

– Да чего ты хотел?! Ты просто забавлялся тем, что можешь играть чужими судьбами, как игрушками. Когда-то и Зефира и Азот говорили тебе об этом, и ты ответил, что не наигрался в детстве. Так и есть, малыш. Но теперь игры закончились!

Вот даже как. Суровая исповедь, которою я заслуживаю. Все мои разговоры о цели, которая оправдывает средства, о всеобщем благе и утопии были ничем иным, кроме как попыткой доказать самому себе свою нужность. И сейчас мне необходимо сделать невозможное, дабы исправить свои ошибки. А они, как видимо, грандиозны.

Стоять на берегу было очень неприятно. Пронизывающий ветер обжигал кожу, капельки воды били по икрам, мокрый песок холодил ноги. Мальчишки больше заговаривать со мной не решались, а старик стоял чуть поодаль и разгружал пойманную рыбу. Серебристые хвосты горели в переливах выглянувшего из-за туч солнца, руки старика ловко перебирали рыбу, а глаза задумчиво смотрели куда-то в пустоту, туда, где прятался утренний туман. Его определенно что-то мучило, что-то давнее и, похоже, связанное с рисунком. Я подошел к нему и спросил:

– Скажите, вы ведь не местный? Вы из Девятого Княжества? – старик вздрогнул и резко обернулся. Несчастное лицо, изборожденное глубокими морщинами, впадины глаз мрачно смотрят на меня, пряча в себе жуткую боль.

– Откуда вы знаете? – переходя на "вы", резко спросил он. Я еле сдержал самодовольную ухмылку. Еще бы мне не знать! Говор жителей Девятого Княжества отличается мягкими приглушенными звуками и бархатистыми переливами. Странно, что в Шестом Княжестве свой язык есть, а в автономии – нет. Впрочем, Артирус ведь был исконно центральным жителем...

– Догадался, – коротко ответил я, прижимая к себе листок с рисунком. Все это время я не знал, куда его деть, не прикрывать же даром юной художницы свою наготу!

– Вы пришли напомнить мне, да?! Вы меня замучить хотите? Я хочу спокойно жить, понимаете? Спокойно! – истерично закричал вдруг старик, толкая меня и буравя бешенным взглядом. Я поймал себя на мысли, что мне искренне жаль старика. И на том, что последние надежды разбиваются в прах. Да, я жил при дворе и ни с кем не общался. Я не знал жизни и считал, что если насильно установить справедливость, то все будут счастливы. Как наивно! Ведь у каждого найдется своя заноза, мешающая ему жить, заставляющая его ненавидеть весь мир в День Всеобщей Благодарности. Как самонадеянно было строить далеко идущие планы, опираясь лишь на собственные нелепые домыслы! И я считал, что эта цель оправдывает все мои поступки. Но я даже не предполагал самого страшного – я выбрал не ту цель. В мое распоряжение предоставлен всего один человек – и это я сам. А я, вместо того, чтобы искать, решил менять мир по наивным образцам. Мне стыдно...

– Вречешь шельмох! – сообщил мальчишка, протягивая мне одежду. Слов я не понял, но суть мне ясна. Я кивком поблагодарил за принесенные мне холщовые штаны и тонкую рубашку и начал быстро одеваться. Одежда была некрасивой. Да, я привык к роскоши. Я привык быть красивым и ловить на себе влюбленные женские взгляды. Привык, что моя мужественность оттенена изящным камзолом. Я всегда был "на удивление красив" и "на удивление хвастлив". Жанна ведь, в сущности, была отражением моей худшей стороны. Хогг, сколько открытый! Как у новорожденного младенца, удивляющегося каждому новому вздоху, каждой пылинке, каждому лучику.

Я подвязал рубаху холщовой веревкой, служащей здешним жителям поясом, и спрятал за пазуху рисунок, чувствуя кожей шершавые прикосновения листка.

Вслед за стариком я зашел в небольшую хижину. Крыша из ивовых прутьев и едкий запах рыбы красноречиво говорили о роде занятий своего хозяина. Встречать нас вышла женщина. Местная, с желтой кожей, большими прозрачными глазами и приятной радушной улыбкой. Она обняла мужа и крепко поцеловала его в губы. Я смотрел на них и видел, как разглаживаются морщинки на лице старика, как прорезывается улыбка, и светлеют глаза. Вот что приближает нас к утопии – свет в любимых глазах. Я мог бы жить в утопии, мог бы наслаждаться тем, к чему меня всегда тянуло, но от чего я добровольно отказывался. И во имя чего? Во имя нелепого тщеславия, замаскированного благородством.

– А эчто что? – с акцентом, но все же на неплохом центральном языке, закричала женщина, отрываясь от губ старика и указывая на меня пальцем. Я вежливо поклонился и обворожительно улыбнулся:

– Ирвен Виктор, ува... – и замер на полуслове. Как нелепо, должно быть, смотрится мое поведение в этом неуклюжем теле, да и представляться настоящим именем – верх безумства. Я поспешил исправить положение:

– Простите мой неуместный юмор. Мое имя Арсис, я из восточной части Аркуса, – мой ответ никто по достоинству не оценил. Женщина встала руки в боки и гневно заявила:

– Арче, я не впущчу эчого человеча в свой дом! – старик только тяжело вздохнул, потом обнял жену и поцеловал ее в макушку, тихо сказав:

– Дорогая, это нужно мне, понимаешь? Этот человек – из моего прошлого.

Женщина нахмурилась, потом капризно поинтересовалась:

– Арче, ты же хочел забыть чего! – старик помрачнел и ласково шепнул ей на ухо слово, которое, как я понял, было ее именем.

– Чиина...

– Заходчи, – бросила она мне через плечо, и вошла в хижину. Я пошел следом, аккуратно вытерев босые ноги на плетеном ивовом коврике у входа. Хижина оказалась довольно светлой, и даже окна с рыбьими пузырями вместо стекол не портили вида. Хижина была небольшой и единственная комната представляла собой и спальню и кухню. Что ж, по сравнению с гробом – весьма уютно. Теодуш бы уже охал и ахал, восторгаясь рыбьими пузырями и другими прелестями рыбацкой деревушки. Он бы пошел сейчас на берег, слушать шум волн и рисовать ногами на песке узоры. Надо же, впервые в жизни я скучаю по кому-то. Расту.

– Чиина, я не знаю, как он здесь оказался, но мне нужно ему помочь, понимаешь? – в голосе старика было столько мольбы и боли, что я невольно поежился. С Чиины слетел весь гнев, теперь она снова была на удивление приятной женщиной с красивой улыбкой.

– Парень, располагайся, – обернулся ко мне старик, кивая на пол. Что ж, мне улыбается увлекательнейшая перспектива спать этой ночью на полу. Но так как сейчас только утро, мне предстоит чем-то занять себя. Я бы предпочел разговорами.

Я счел невежливым приставать к старику с расспросами, поэтому, поблагодарив хозяйку, пошел помогать ей чистить рыбу, тем более что мне хотелось есть. Как выяснилось, чистить рыбу я не умел, за что удостоился насмешливого взгляда Чиины.

– Ты как придворный прошлой эпохи, – хмыкнул старик, возникая за моей спиной. Я вздрогнул, чувствуя его внимательный тяжелый взгляд. Нож чиркнул по гладкой чешуе и змеей впился в руку. Кровь темным пятном капнула на стол, а я недоуменно смотрел, как вишневые капли плавно стекают вниз, с глухим стуком ударяясь о самодельную столешницу. Чиина резко перехватила мою руку и прижала вену пальцами. Темная кровь замедлила свой бег, испачкав длинные, испещренные морщинками пальцы женщины. Пока Чиина хлопотала с моей рукой, бормоча крикливые ругательства на своем языке, я сидел и расслаблялся. Какое эгоистично приятное чувство, когда о тебе заботятся. Жаль, мне нельзя им долго наслаждаться...

– Сам виноват! - совесть. Куда же без нее!

– Пошли со мной, сети у берега снимем, чтобы грозой не сорвало, – вздохнул старик, подходя ко мне. Я посмотрел на туго забинтованную руку и пошел за своим "покровителем".

На улице было душно и пасмурно, солнце окончательно спряталось за набежавшими тучами, в воздухе пахло дождем. Я шел за стариком, выжидая, пока он начнет разговор. Но он не спешил. Молча глядя на воду, он засучил штаны и, забравшись в воду по колено, принялся убирать сети. А потом тихие всплески воды стихли под звуками голоса:

– Ты ведь не Арсис, парень. И не из восточной части, – старик не оборачивался, но я по голосу заметил, что он улыбается. Грустно-грустно. И я решился:

– Скажите, вы рады изменениям?

– Изменениям, парень? Это ведь очередная ложь. Палачи не у дел, зато люди казнят сами себя. Теперь нельзя воровать, зато можно обманывать и предавать близких. Ложь, парень.

Я подошел совсем близко к воде и присел на корточки, зачерпнул воды и опустил лицо в прохладную жидкость. Я зарылся лицом в воду, не дыша. Мне было больно вдыхать. Хотелось спрятаться от всего мира и зарыдать, захлебываясь слезами. Ведь больше всего на свете я боялся лжи! Я хотел видеть правду, как она есть, я хотел создать утопию, в которой нет места обману. И что в итоге? Создал самый лживый мир, какой только можно себе вообразить.

– Тот рисунок, что у тебя... Я убил этого человека. Или человека, на него похожего, – надломленным голосом прошептал вдруг старик, продолжая все так же стоять по колено в воде и смотреть на рыболовную сеть, в которой трепыхались рыбешки.

Я медленно поднял голову. Слезы, подступившие к глазам, высохли. Я тихо спросил, неотрывно глядя на силуэт старика на фоне серого неба:

– Вы работали палачом? – старик вздрогнул всем телом, дернулись худые лопатки, и он глухо ответил:

– Да. Я помню каждую свою жертву. Помню мальчика, изображенного на рисунке. Вроде бы все верно, по закону, но, Хогг, я вижу его лицо во сне! Он был неплохой парень, да?

– Смерть – начало новой жизни. Вы лишь оборвали паутину лжи, – тихо ответил я, подходя к старику. Он тихо застонал, сжимая кулак и глядя в пустое серое небо.

– А какое я имел право?! – я задумался. Но ненадолго.

– Вы лишь выполнили свою роль. У вас не было выбора, а значит, так надо, – тихо, но твердо прошептал я. Старик обернулся, и я встретился с бездонной болью в темно-серых глазах.

– А ты простишь меня, мальчик?.. – срывающимся голосом вдруг шепнул он, и столько было в этом вопросе отчаяния, что я невольно подался вперед, желая успокоить старика:

– Прощу... Слышите? Я прощаю вас! – и я обнял старика. А он рухнул в мои объятия, тихо всхлипывая на груди. Я сжал его крепче, чувствуя старческие сухие кости. Из моих глаз тоже полились слезы, стекая по щекам. Я отошел от старика на шаг, не убирая рук с его плеч, и почувствовал, как темным туманом уходит из него боль. Как злоба на самого себя растворяется и уплывает сизым дымком прочь, как со слезами уходит гнойная рана души.

– Спасибо, мальчик... – шепнул старик, а я только улыбнулся. Счастливой улыбкой. Душа старика, раньше напоминавшая болото, теперь спокойно сияла, как озеро. Глаза наполнились счастливым светом, в них заиграли тысячи радуг. Вот оно, подлинное могущество – творить утопию в душах людей.

Небо разорвало набухшую рану, и горизонт очертился миллиардами нитей. Капли падали на лицо, на волосы, но я их не чувствовал. Я был ими.

Вода колыхалась у ног. Я заглянул в нее, ожидая увидеть некрасивое лицо с крупным носом и маленькими глазами, подернутое дождевыми каплями. На меня смотрел юноша с изящными чертами лица, светлыми кудрями, немного грустной, но счастливой улыбкой, и мягким светом темных глаз. А потом все слилось под пеленой дождя, превращаясь в сплошной водяной круговорот...

Глава 17.

Отец.

Рука ужасно болела. Из мелкой царапинки сочились темно-бурые капли, а меня лихорадило. Я лежал на единственной в доме кровати, глядя, как лучики солнца, выглянувшего сразу же после грозы, просачиваются сквозь ивовые ветви. От боли к горлу подкатывала тошнота, и тогда я сжимал зубы, чтобы не застонать. Чиина списывала мое ужасное самочувствие на рану, но я смутно догадывался, что дело не в царапине. Мне стало плохо после странного инцидента на берегу. Странность первая: на какое-то время я обрел прежнюю внешность. Старик тогда принял меня за Дориса, и это дало ему успокоение. Вот только одно ли это? Я ясно чувствовал, как выходит из него боль и ненависть, чувствовал, как очищается его душа от грязи. И одновременно с этим я ощутил слабость. И вот, сейчас я лежу на кровати, бледный и... я стал немного похож на себя прежнего. Глаза на тон темнее, нос меньше, а волосы светлее и кудри мягче. Это все конечно прекрасно, но... Хогг, как мне больно! К дикой боли в руке прибавилась еще и головная. Заломило виски, и я застонал, не удержавшись. Никто моего стона не услышал, и я вспомнил, что совершенно один в хижине. Хозяева уехали в город со странным названием Хаар на день Благодарности. Меня несказанно обрадовал тот факт, что отправились они на ел'ли. Это означало, что спектрумы и люди живут теперь вместе. Как выяснилось, ел'ли жили прямо в рыбацком поселке, подвозили людей по делам, а взамен получали рыбу. Что ж, что-то мне все-таки удалось...

Новый приступ боли накрыл меня с головой, и я снова застонал, разворачиваясь к стенке. Вдруг скрипнула дверь, и я зажмурился от яркого света, бьющего изнутри.

– Хорн, вы забыли убрать сеть, и ее сорвало грозой. Я бы на вашем месте... Ой! – взвизгнуло существо. Это была аквара. С голубоватой кожей, стекающими, подобно струям воды, длинными волосами того же цвета и огромными синими глазами. Я плотно сжал зубы и поднялся на локте. Аквара тихонько заскулила, отодвигаясь от меня. Я постарался как можно ласковее сказать:

– Не бойся, – но вышел полустон-полушипение. Огромные немигающие глаза смотрели на меня. А потом все на том же центральном языке она спросила:

– Вам плохо? – вот уж странно! Ее даже не волнует, как я здесь оказался!

– Я пришла к Хорну, у него сеть порвалась, – тихо добавила она, глядя на меня. А потом вдруг выдала:

– Это не ваше тело! Вас тут нет! – и оглушительно взвизгнула, отчего по стенам потекла вода, прохладными каплями падая на мое лицо. Я внимательно посмотрел на аквару и спросил, чтобы увести разговор от опасной темы:

– А почему ты не на дне благодарности? – в ответ на что получил недоуменный взгляд синих глаз:

– Я не могу без воды, как я поеду в город? Да и ел'ли меня не повезут. Фу, от вас разит чарами а'рантьяков! – сморщив носик, сообщила она, понемногу приходя в себя. Я решил не упускать шанса:

– Ты сказала, что меня нет. Что это значит? И если нет тела, то почему мне больно? – спросил я, придерживая здоровой рукой больную. Хогг, царапинка, а как болит!

– Не знаю! Правда, не знаю! Спросите у а'рантьяков, ирвен Виктор! – вдруг закричала она, хлопая дверью и выбегая из хижины. Я слышал ее испуганные всхлипы и наблюдал, как под дверью расползается водяная лужа. Что ж, меня узнали. Забавно, однако. Что я там говорил перед смертью? Я – мессия? О, Илен, как же это глупо! Я – ничтожнейший человек во всем Аркусе, я даже не нашел то, что должен найти, я...

– Малыш, все не так уж плохо. Оглядись, кое-что из твоих планов удалось. Теперь тебе надо помочь и их душам. Только теперь тебе придется жертвовать не другими, а собой...

Хм, интересно, это имеет прямое отношение к боли, которую я вынужден терпеть? Впрочем, боль уже уменьшилась. Я смог вдохнуть воздух полной грудью, чувствуя, как напряженное тело расслабляется.

Лужу я кое-как вытер, кряхтя, как старый дед. Но за сорвавшейся сетью не пошел. Пусть остается на совести аквары. Отбросив мокрую тряпку, я сел прямо на пол, сжал гудящую голову руками и задумался. Старик Хорн, судя по всему, мое чудесное перевоплощение не запомнил. И тем ни менее, его душа теперь спокойна. Не знаю уж, как это получилось, и не простое ли это совпадение, но мне просто необходимо срочно найти а'рантьяков. И отца. А эти вышеупомянутые пункты моего поиска располагаются в столице. А значит, мне нужен всего лишь ел'ли. Жаль, день всеобщей благодарности я так и не увижу.

Хорн и Чиина вернулись поздно. Я лежал на кровати и слушал стрекот ночных насекомых, когда дверь со скрипом открылась. Мигнув, зажегся свет, и я увидел счастливые лица супругов. Пламя свечки колыхалось, играя с моим воображением, рисуя причудливые тени, а у порога мялся ел'ли. Видимо, в ожидании рыбы. Стыдно сказать, но видел я это причудливое создание впервые в жизни. Тогда, на поле боя, я не присматривался к светлой армии, а уж тем более – к их коням. Ел'ли был очень мохнатым, невысоким, но крепким, и смущенно порозовевшим. Большие голубые глаза, напоминающие глаза аквары, пристально смотрели на меня. А потом, не знаю, почудилось мне или нет, но ел'ли склонил голову. Этот кивок длился мгновение, и тут же ел'ли тихо попросил:

– Можно я пойду? – рыбак понял, что я не сплю по скривившимся губам, хмыкнул и сказал ел'ли:

– Без рыбы? Ну уж нет! Тем более тебе еще этого парня на себе тащить, – и старик мне лукаво подмигнул. А я... я позавидовал. Хорн был идеально целым. Еще в тот момент, когда я сделал что-то на берегу, он был в поиске. Двигался. А сейчас он был целым. Как собранная мозаика, как склеенная чашка, как... не знаю, с чем сравнить. Но я знал, что себя он нашел сам. Я лишь убрал мешавшую плотину.

– Хорн, к вам аквара заходила, сказала, что сеть оборвалась, – быстро доложил я, всем видом показывая Чиине, что я бодр и свеж. Боль и правда отступила, я мог спокойно дышать и говорить, не опасаясь, что следующий выдох превратится в стон.

– Вот незадача! Ил, заходи завтра, я дам двойную порцию, – подмигнул старик ел'ли по имени Ил, виновато разводя руками. Ил послушно скрылся за дверью, Хорн проводил его взглядом. А потом пристально посмотрел на меня.

– Я не знаю, что ты сделал со мной, парень, но спасибо, – от души сказал он. Я заглянул в старческие глаза и улыбнулся. Они были серыми, а в них горел огонек. Спокойный и чистый, как пламя свечи. Морщинки тонкой сеточкой бороздили улыбающееся лицо, и, казалось, тоже улыбались.

– Вы помните что-то? – нерешительно спросил я, выныривая из волшебной глубины серых глаз. Старик вздохнул:

– Ты про то, что на берегу стряслось? Нет, не помню... А может и к лучшему, а, парень? – и он обнял подошедшую с чистой повязкой Чиину. Жена ласково потерлась о его плечо головой, как кошка, и мурлыкнула:

– Арче...

А я вспомнил чистый взгляд Зефиры. Я ведь ее использовал! Так же как армию мрака. Так же как использую перо, а потом выбрасываю за ненадобностью. Нет, я не могу требовать такого же взгляда и нежного шепота, пока не предложу что-то взамен. Не требуя ничего.

– Скажите, как там праздник? – страшно было спрашивать. Очень.

– Знаешь, а ведь все эти изменения – это здорово! Войны теперь не будет, ведь этот их Венец Правосудия не допустит. Вот только хорошо бы еще люди менялись. Для этого идеальной системы правления мало, – здраво рассудил старик. Бывший палач понял то, что я смог осознать, только побывав на том свете. Что ж, самое время избавляться от радужных иллюзий на свой счет. Венец Правосудия?!

– Простите, но я не знаю многого. Не могли бы вы рассказать мне о том, что случилось после смерти последнего царя? – если рыбак и удивился, то виду не подал. Только внимательно посмотрел на меня и начал рассказ:

– Когда умер Виктор, а'рантьяки нашли во дворце его план государственного устройства. Их им показал какой-то близкий друг последнего царя. О смерти Виктора нам сообщили только когда Венец Правосудия был готов, чтобы не поднимать смуту. Говорят, этот разум следит за каждым нашим поступком. Для его создания источники даже позволили взять а'рантьякам силу. Как именно его создавали, я не имею ни малейшего понятия – это какая-то сложная схема. Разум руководствуется законами и планами, составленными покойным царем. Мы ездим в город на праздники и ходим в Храм Правосудия. Там такая штуковина, на которую каждый должен положить руки. И вроде как тебя проверяют: исполнил ты все или нарушил основные правила. Лгал там, воровал. В Центре, говорят, такое каждый день делают, да еще и еду за это дают. Вроде как не пойдешь в храм – умрешь с голодухи. Но не знаю. А если нарушил – что-то страшное делают и ссылают в деревни отдаленные. С тех пор прошло восемь лет, и ни одной войны, ни одной междоусобицы не было. Люди и спектрумы живут в мире. Сословий нет. Странно, сам порой не верю, что все так быстро удалось... Нам, простым людям, не так страшно, мы воровать не обучены.

Хм. Это неплохо. Даже очень! А'рантьяки молодцы, ничего не скажешь. Вот только люди и правда не меняются. И выходит ложь. И вся моя утопия развалится к Хоггу, если... если не спасти нескольких ключевых людей. Если не помочь им избавиться от затычки, мешающей их душам двигаться в поиске. Ведь иначе "что-то страшное" сделают со всем миром, либо... либо души просто сгниют. Не делая явного зла человек может не стремиться к добру. Да и звучит все пугающе.

– Всем не поможешь, малыш...

С этим я разберусь позже. А пока я слушал затихающий голос рыбака, обнимающего примостившуюся у него на коленях Чиину, и смотрел на пляшущий огонек свечи. Как же хорошо! Огонек плясал, как новая жизнь на руинах старой. Возрождался из засаленного огарка и горел, даря тепло и свет. Мне виделись крошечные ручки и ножки, хороводы маленьких огненных человечков. Неприятно резануло воспоминание: огонь, вздымающийся к небу, и темные силы, пляшущие вокруг. Это позади. Теперь огонь другой: нежный и теплый, светящий и спасающий от темноты.

– Доволен? – спросил старик, изучающе глядя на меня. Я кивнул:

– Спасибо, уважаемый. Вы даже не представляете, насколько помогли мне своим рассказом. Могу я уточнить? Вы намереваетесь заплатить рыбой ел'ли? Я смогу завтра уехать? – Чиина фыркнула, утыкаясь лицом в грудь мужа, а тот мягко сказал:

– Если вылечишься, то езжай на все четыре стороны. Я бы пригласил тебя остаться, но тебе не до нас, это и так видно. Так что удачи тебе, парень!

Я просиял, в предвкушении завтрашнего дня. Слез с кровати и улегся на постеленный мне на полу мягкий матрас. Спать, а завтра я выеду в город. Покатаюсь на ел'ли. Увижу отца. Возможно, разберусь, наконец, что делать.

– Спасибо вам. Пусть ночь укроет вас своим крылом и подарит лучшие сны, – торжественно сказал я, поворачиваясь на бок. За окном все так же пиликали насекомые и рассказывали друг другу страшилки мальчишки у костра. Где-то скрипела рыбацкая лодка, плескали барашки волн. А я проваливался в сладкую мягкость сна, а на губах застыла счастливая улыбка.

***

Утром я проснулся в отличном настроении. Да и самочувствие меня порадовало – почти ничего не болело, что, по сравнению со вчерашним днем, было просто небывалым наслаждением. Я сладко потянулся, слушая довольное похрустывание отдохнувших косточек, и встал с матраса. На меня тут же воззрились два прозрачно-голубых лукавых глаза, обрамленных сеточкой морщин. Я улыбнулся глазами в ответ и произнес:

– Доброе утро, Чиина, – женщина прищурилась, и я замер в ожидании: во что же превратится это промедление? И морщинки дождем рассыпались в теплых волнах радостного смеха:

– Ич тебе доброго наччала, – ответила она, подавая мне деревянную кружку с пенистым напитком. Я глотнул и зажмурился от удовольствия – немного горьковатый, но очень приятный вкус с ароматом осени. Тепло заструилось по телу, принимая меня в свои объятия. Вот это напиток!

– Спасибо, – улыбнулся я ей, подавая опорожненную кружку. Надо будет обязательно спросить у Хорна, что это такое, а то вдаваться сейчас в дебри каречского акцента нет ни сил, ни желания. Я быстро оделся в ставшую привычной одежду жителей Шестого Княжества, впервые не поморщившись от запаха рыбы. И даже пожалел, что мне придется покинуть гостеприимную хижину. Я молча посмотрел на Чиину, и она ласково кивнула мне, отворачиваясь к своей готовке. Я тихо притворил за собой дверь и вышел к прохладному мудрому морю, волнами бьющемуся о песок. Я грустно улыбнулся, наблюдая за бегом волн. Так и в жизни: волна за волной, то накатывают, то застывают на бешеном гребне, то ухают вниз. А остается только легкий след босой ноги на убаюканном водой песке. И крик чайки, и еще что-то там, за горизонтом...

– Идем? – подойдя сзади, тихо спросил ел'ли. Я, не оборачиваясь, послушал глухое и неуверенное цоканье копыт по песку и так же тихо ответил:

– Идем. А как же рыба? – Ил издал довольный звук, отдаленно напоминающий ржание.

– Хорн мне уже дал, много. А вы... вы правда... – тут ел'ли замялся. Я обернулся и, скрестив руки на груди, внимательно присмотрелся к этому диковинному спектруму. А в голове роились тысячи мыслей. И так тоскливо было от всего...

– Кто я? Я ирвен Виктор, правда, – устало представился я, глядя куда-то мимо ел'ли. Тот восхищенно уставился на меня огромными сияющими глазами и робко подошел поближе, оставляя на песке следы копыт.

– И куда вы хотите чтобы я вас отвез, повелитель? – церемонно обратился ко мне ел'ли, и я с недоумением воззрился на него. Этот малыш меня вряд ли и пару шагов протащит... И тут произошло невероятное – ел'ли стал меняться. Вытянулись мохнатые кривые ножки, разросся круп, изящной дугой изогнулась длинная шея. А я смотрел на это чудо во все глаза, и не понимал, каким образом происходят эти восхитительные метаморфозы. Мне хватило сил только полувопросительно прошептать:

– Сила сохранилась?..

– Да, Зак отдал ее нам, когда ушел в Город, – ответил ел'ли, всем своим видом призывая меня сесть на него. Я коснулся блестящей лоснящейся шкуры и спросил:

– Через сколько мы приедем? – и в ответ на вполне конкретный вопрос получил многозначительное:

– А есть ли оно, время это, повелитель? – что возразить на данную реплику я не нашел, поэтому вскарабкался на широкую мускулистую спину и отдался бешеной скачке. Песок небольшими смерчами взвился в воздух, и мы понеслись прочь, замелькали вокруг деревья, и запестрела гладь водоема. Мне оставалось только захлебываться свежим ветром пополам с восторгом.

До замка отца я добрался за несколько мгновений. Видимо, для ел'ли времени действительно не существует. Впереди показался замок с ажурными башенками, обрамленными голубыми флагами. Вокруг замка величественно простирался ров с прозрачной водой, в которой отражались многолетние деревья. Мост был спущен, и по нему поднималась карета, которую везла тройка обычных лошадей. Интересно, у князя так мало рыбы, что он не может позволить своим приближенным нанять ел'ли?

Я слез с гладкой спины Ила, потрепал его по шелковой золотистой гриве и улыбнулся, глядя в большие янтарные глаза. Меня обдало теплом и счастьем, солнечным, как жаркий полдень и густым, как мед.

– Поторапливайтесь, повелитель, мост скоро поднимут, а мне пора идти, – предупредил Ил. Я вздохнул и пошел к мосту, не оборачиваясь. У самых ворот путь мне преградили двое стражников, скрестивших у меня перед носом алебарды. Я со вздохом ответил на стандартный вопрос самым правдоподобным объяснением:

– Я хотел бы попросить аудиенции у Исполняющего Обязанности Донуэна. Позвольте пройти бедному рыбаку, – смиренно ожидая отказа, попросил я. Стыдно признаться, в глубине души я даже надеялся, что меня развернут, придав скорости старым добрым способом – пинком под мой царственный зад. Желудок сжался тугим пульсирующим комком, а по спине маршировали мурашки. Мне было страшно видеть холодный пронизывающий взгляд человека, который стал мне чужим. Я в очередной раз хотел спрятаться за мои любимые обстоятельства и сделать вид, что я тут ни при чем. Но стражники, перебросившись друг с другом парой фраз вполне миролюбиво окрикнули какого-то паренька по ту сторону ворот. Вихрастый худенький мальчишка с большими глазами подбежал к нам и испуганно уставился на меня.