Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Вдруг Силна резко отпрянула от меня и, отодвинувшись, села на снегу. Я посмотрел на ее покрасневшие щеки, на неуместное в такой ситуации смущение и понял, что теперь просто обязан спасти ее. А когда есть цель, нет ничего невозможного. И я кое-как, падая и проваливаясь руками в снег, встал на четвереньки. Сердце все еще громко стучало, но перед глазами плыло. Я собрался с духом, простояв в постыдной позе какое-то время, а потом встал. Силна тоже вскочила, подбежала, утопая в снегу, и уцепилась за мою руку. Холодный ветер снова ударил в спину, но я молча двинулся вперед и вверх, крепко сжимая руку девушки. Она послушно побрела за мной, второй рукой обнимая меня за талию. Мы шли молча, говорить не было ни сил, ни надобности. Так мы и шли, падая, проваливаясь в снег, стуча зубами. Я старался выкинуть из атакуемого болезненными видениями мозга все: и жуткую музыку, и боль, и страх смерти. Держал в сознании только ощущение тепла, солнечного и благодатного. Я даже не оформлял для себя четкого образа, не придумывал пафосных и убедительных доводов. Просто шел на этот свет, свет, рожденный чем-то доселе мне неведомым, о существовании чего я лишь догадывался. И я, подчиняясь, брел. Вскоре пришлось согнуться в три погибели, потому что склон стал слишком крутым, а ветер – слишком хлестким. А потом и вовсе ползти на четвереньках. Мы цеплялись друг за друга и продолжали двигаться вперед, переговариваясь только редкими фразами по делу: говорить было тяжело, ледяной воздух сразу же попадал в дыхательные пути, обжигая. Карабкаться тоже становилось все труднее и труднее, желудок сводило от голода, горло пересохло. Я запрокинул голову, глядя вверх. До плато оставалось еще очень много, ползти и ползти, а крутизна склона все увеличивалась. Мы цеплялись за покрытые снегом камни, но руки соскальзывали, и каждый следующий шаг становился большим риском.

– Мне страшно, – крикнула Силна, ползущая от одного выступа до другого. Я обернулся и с трудом подтащил ее к выступу. Обнял и срывающимся от усталости голосом просипел:

– Не смотри ни вперед, ни назад. Просто иди, шаг за шагом, по чуть-чуть. Главное, помни, я рядом, – последнее было самым ненадежным аргументом, но, как ни странно, возымело эффект. Силна порывисто обняла меня и, вздохнув, поползла вперед. Теперь мы могли передвигаться исключительно на четвереньках и никак иначе.

Сияние становилось все ярче и полнее, мерцающий свет заполнял все пространство. Огни плясали на снегу, в воздухе, на черном небе, на наших лицах, создавая ощущение полной сюрреалистичности. Сияние выглядело плотным и ощутимым, казалось, протяни руку – и дотронешься до луча. А потом все перемешалось, и мою руку нащупала ледяная ладошка Силны, и мы, крепко-крепко сцепив пальцы, до боли в суставах, поползли вверх. Выступ за выступом, через дикую боль. Мы ползли, а неземное сияние било в глаза, затмевало все вокруг, проникало в каждую клеточку, и я не чувствовал уже холода. Мне мерещились какие-то лица, глаза, синие и сияющие, слышались голоса, но я сжимал крепче руку и мысленно обращался к кому-то, посредником с кем была Аена...

Я не знаю, сколько мы так ползли: несколько часов или несколько дней, все смешалось, и я сходил с ума, цепляясь за руку и за спасительные мысли, желудок болел от голода, а глаза приходилось закрывать, потому что я не мог ничего рассмотреть за пятнами, плывущими перед глазами. И вот я оступился, упал, ударившись головой. На какое-то время отключился, а когда очнулся, тупая боль сверлила все тело, свет бил в глаза, и мне казалось, что я умер.

– Мы пришли! Вставайте! – радостный, звонкий, со слезами голос. Я с трудом разлепил веки: тело болело от усталости, голода и жажды, штаны позорно промокли, так как справлять нужду пришлось уж, как пришлось, и ноги сводило от холода. Я чувствовал, что умираю, но хотел жить. Свет ударил в лицо, и я увидел прямо над собой небо. Черное-черное и бесконечное, оно уходило туда, ввысь, где не было богов, а было что-то единое и целостное. Я смотрел вверх, из опухших глаз текли слезы на ветру, а в небе бесновались всполохи. Они плясали, а у меня в голове все выстраивалось в цепочку: мои поступки, моя смерть, нелепые идеи, свет и тьма, безумие и ясный рассудок... Я распахнул глаза шире и сел. Ровное плато, холодно-ледяное, черное небо и белый снег, а в центре: всполохи света, бьющие, как из фонтана. И там, в этих всполохах, рождались фигуры, неясные очертания приобретали объем, и ко мне уже двигались существа, вышедшие из холодного сияния, расколовшего гору посередине.

– Что это? – прошептала Силна, прижимаясь ко мне. Я загородил хрупкую фигурку собой, не желая отдавать эту частичку земного, чистого и светлого тепла на суд ледяной пустоте. Для меня эта холодная магия была пустотой и ничем больше, а бьющий в глаза свет – отражением другого, чистого первородного источника. Всмотрелся в то, на что указывала пальцем Силна. Из столпа света выплывали фигуры, неясные, нечеткие и нереально высокие. Я услышал голос, как будто раздробленный на сотни осколков-голосов. Звенящий и отражающийся от скал и кристаллов льда голос обращался ко мне. Я не мог разобрать слов, все перемешивалось и звенело на разных тонах. И вдруг в завихрениях снега и сиянии неба я увидел силуэт. Фигура приближалась ко мне, приобретая вполне четкие контуры. Это был мужчина, но в то же время он отличался от всех людей и всех спектрумов. В нем было что-то более неземное, нежели во всех яшинто вместе взятых. И в то же время я ощутил, что что-то связывает меня с этим могущественным некто, что-то неуловимо знакомое было в его величественной фигуре, в чертах лица, которые я не мог разглядеть и которые я, без сомнения, не мог раньше нигде видеть.

Мне стоило большого труда держать глаза открытыми, и различать, что бред, а что – реальность. Но когда некто приблизился ко мне вплотную, и я смог разглядеть бледное красивое лицо, дрожь ужаса прошла по телу. Он был велик, причем все величие этого существа я не ощущал, и это меня спасало. Мужественное и суровое лицо было породистым, как у чистокровных царей, глаза – бездонными и мудрыми, как у Вартрана... но нет, все эти сравнения были бессмысленны, когда речь заходила о нем. Некто был величественнее их всех. Во всей его стройной, но суровой фигуре было первозданное мужество, и перед ним хотелось упасть на колени, признав свое ничтожество рядом с ним. Но я не мог этого сделать, ибо лежал на плато, не в силах встать. И смог разглядеть безумие, отчаянно плескающееся в бездонных глазах, кривую усмешку искусанных обескровленных губ, змеями извивающихся на бледном лице.

– Виктор... – произнес вдруг Некто, и от его голоса воздух стал словно реже, а я почувствовал себя жалким и слабым людишкой. Голос был мне знаком, хотя я мог поручиться, что слышу его впервые. И ощущения он вызывал знакомые. Я вспомнил почему-то Город, могущество, капля за каплей втекающее внутрь меня, мало-помалу завладевающее мной, пьянящую власть и понимание, кто стоит за этим могуществом...

– Хогг... – сорвалось с пересохших губ. Не то ругательство, не то откровение. Некто склонился надо мной, так, что я смог разглядеть платиново-белые пряди волос, словно припорошенные снегом, и суровый излом крыльев-бровей.

– Вот мы и представились.

Мне уже не было страшно. Казалось, я давно знал, что эта встреча должна состояться. Страшно было только из-за того, что где-то за моей спиной, куда я был не в силах повернуться, дрожала от страха Силна. Я не хотел, чтобы она была тут, хотел защитить ее, но знал, что это невозможно. Ибо я сам бессилен перед величием этого существа, которого я не смел назвать по имени.

По лицу Хогга вдруг прошла гримаса, сделавшая на миг лицо страшным, но тут же он спокойно улыбнулся. Странное дело, в нем не было ничего темного и страшного, злого и удушливого, как в Жанне, как в черной пиявке... Он был воплощением мужества, холода и разума. Хотя нет... Я присмотрелся внимательнее. Был надлом, страшный надлом, и эта бездна отчаяния плескалась в каждой его черточке. Я вдруг ощутил острую жалость – это создание когда-то было безупречным... Создание?! То есть Хогг – не создатель?! Это открытие настолько поразило меня, что я даже приподнялся на локте, широко раскрыв глаза и попытался поворочать языком, чтобы сказать хоть что-то.

– Кто ты? – прошептал наконец я. Нелепейший вопрос, и если бы я задал его кому-то другому, то мог бы и не рассчитывать на ответ. Но от слабости я не мог сказать что-то более вразумительное, да и мой собеседник все понял. Кто он: создание или создатель, зло или добро, плоть или дух? Лицо Хогга искривилось, но было видно, что он борется с собой. Словно что-то изнутри раздирало его, проступая на миг сквозь прекрасные черты, как кровь из зажившей на вид раны. Наконец он взял себя в руки и ответил. Я вздрогнул, пытаясь привыкнуть к звучанию его голоса. Он звучал и вне меня, и внутри. Словно бы повсюду и только в моей голове. Надо было привыкнуть, чтобы не сойти с ума, но такой роскоши мне не позволили.

– Я ждал тебя. Хотел увидеть того, кто пошел по моим стопам. И спросить, – при этих словах по его телу прошла судорога, и я ощутил, как дрогнула вместе с ним гора, отозвавшись голодным стоном. Хогг улыбнулся, а я ждал. Пока мне было ровным счетом ничего не понятно.

– У нас нет времени, поэтому буду краток. Ты был в Городе, в нашей Цитадели. Ты знаешь, что это. Но ты не знаешь, кто мы. Я и моя сестра Илен – те, кому было поручено удерживать равновесие в мире. Те, на чьих плечах качались чаши весов. Мы должны были создавать этот мир и наполнять его, как наполняют сосуд напитками. Илен создавала теплые спектры, она порождала то, что было близко ей. Я – то, что было близко мне, – он печально улыбнулся, а я пожалел, что не могу склонить голову. Он был велик, и я трепетал перед этим истинным величием, перед печальной гордой улыбкой и могучей фигурой. Я слушал внимательно, не смея поверить, что я слышу это, что мне открываются тайные знания, получить которые мечтал бы каждый. Хогг говорил, а я не верил тому, что слышу. Но приходилось поверить, ибо звучало все слишком убедительно. Он говорил быстро, будто бы боясь не успеть, и боролся с собой, некоторые фразы давались ему с огромным трудом.

– У нас не было ни памяти, ни знания – ничего. Мы были заперты в Городе. У нас был только свод нерушимых правил и вера. Только вера – ничего больше. Никаких доказательств, никакой уверенности, что что-то есть... там. – Он выделил голосом это «там». Голос дрогнул, эхом расколовшись на сотни осколков. В глазах плеснулось подавленное отчаяние.

– Мы лишь наместники здесь. Мы созидали этот мир, но не мы его создали. Но никаких доказательств. Абсолютная власть. Илен верила. Она верила и следовала законам, она говорила, что знает, что это правда. А я... я хотел как лучше. Ты знаешь, что это, Виктор. Поэтому я и ждал тебя. Ты тоже решил, что свыше ничего нет. Что восстанавливать справедливость придется тебе. И я так решил. Я не верил, я лишь хотел как лучше, – голос задрожал, задрожала и гора. Вдруг по лицу прошли судороги, белые волосы взметнулись в воздух, а в бездонных глазах проявилась чернота. Абсолютная чернота – прогоревший пепел. Лицо исказилось, став жутким и страшным. Хогг зарычал и вдруг ударил меня ногой в живот. Дыхание прервалось, я почувствовал, как треснуло ребро и надорвалось что-то внутри. Тупая боль отдалась во всем теле, меня отшвырнуло на несколько метров, я ударился головой о скользкие ледяные камни, цепляясь ногтями за снег. Перед глазами все поплыло, а во рту отчетливо ощущался металлический привкус. Я держался, сплевывая кровь на снег, пытаясь не показать ужаса. Нога опять взметнулась, и я съежился от неминуемой боли, но удара не последовало. Хогг взял себя в руки. Жуткая улыбка сошла с лица, он с сожалением смотрел на кровь, текущую у меня изо рта. Я сглотнул соленые капли и молча поднял голову, показывая, что слушаю.

– Все цвета, все спектры, объединенные вместе – абсолютный свет. Так я рассудил. Я ничего не сказал Илен, я знал, что она не поймет. Я хотел рискнуть и создать абсолютное добро, то, что займет место Того, кто оставил нам только веру. Я уже не верил в него, не верил в того, кто бросил нас одних на произвол судьбы с такой тяжкой ношей, как власть. И я попытался сотворить абсолютное добро. Но ведь если случайно уничтожить все цвета, получится абсолютная тьма. Абсолютная чернота, та, которая рождается там, где нет веры. Я ошибся...

– Черная пиявка?.. – одними губами прошептал я, вцепляясь ногтями в красный от крови снег. Голова кружилась, я не обращал внимания на боль. Хогга ломало, он еще держался, но очередной приступ безумия был близок. Он понял это, поэтому только молча кивнул.

– Да. Я создал зло, создал по глупости, потеряв веру и возомнив себя выше Создателя. Поэтому ветер с запада и был черным. Поэтому и есть зло в нашем мире – все из-за моей глупой ошибки. Ты пошел по моим стопам. Но ты счастливый... Ты видел... там. Ты знаешь, как это. Ты... Расскажи! – голос сорвался. Хогг переместился ко мне, я не заметил самого движения. Его лицо очутилось совсем близко, он тряхнул меня за плечи, жадно глядя в глаза. Подступающее безумие плескалось во взгляде, но за ним горел огонь, полный надежды и мольбы. Еле ворочая языком, я принялся рассказывать.

– Это прекрасно... Это как всеобъемлющая любовь, когда ты становишься частичкой целого, когда ты – часть одной этой вечной всеобъемлющей любви, ты растворяешься в ней, ты никто пред ней, и в то же время ты – значим для Него. Когда ты готов отдать всего себя, без остатка, а в этом – вечная благодать. Я не умею объяснять такие вещи словами, и язык меня не слушается. Но это есть... – последние слова утонули в пустоте. Хогг страшно взвыл. Гора задрожала от основания до плато, взметнулись искры северного сияния, вертясь, как в бешеной карусели. Я весь сжался, глядя на то, как темнеют глаза Хогга, как гаснет последняя искорка, застилаемая чернотой. От жуткого воя у меня носом пошла кровь, а ужасом сковало все тело. Хогг дернулся, пытаясь ударить меня, но вдруг рухнул на колени. В глазах проскользнуло разумное выражение, и он простонал:

– Убей меня! Я этого не вынесу, и это буду не я... Убей! – глаза в последний раз осветились надеждой, и чернота поглотила остатки былого величия. Это было могущественное тело, сосуд для абсолютной тьмы. Я чувствовал, как клубится тьма внутри него, протягивая ко мне невидимые щупальца. Удар последовал сразу же. Я еле успел вдохнуть еще раз, как обрушился новый удар. Он бил меня не переставая, я едва успевал сглатывать мерзкую соленую кровь и ловить ускользающее сознание. Вдруг, когда от очередного удара я вжался зубами в залитый кровью снег, я услышал тихий молящий шепот: "убей"... И понял, что не имею права умирать. Я должен был это сделать. Я еще не знал как, но понимал, что выбора нет. Я отполз к краю плато, рассчитывая расстояние. Хогг был безумен, он неистовствовал, как зверь, и не следил за расстоянием. Я подполз к самому обрыву. Попытался уловить краем глаза, куда он двигается. Я не ошибся – Хогг переместился совсем близко ко мне, его движения были так молниеносны, что я не успевал уследить за ним. Я резко схватил его за ноги и дернул на себя. Хогг не ожидал такой прыти от умирающего и зарычал, падая. А я покатился к склону, увлекая за собой Хогга. Тот рычал, осыпая меня ударами и впиваясь ногтями. Я нащупал в шубе острый предмет, не помня уже, что это, и провел им по горлу Хогга, чувствуя, как туго идет лезвие, разрезая сухожилия. Отвратительный хруст... Я, собрав все силы, толкнул Хогга вниз, в ледяную пропасть. Я молча смотрел, как тело медленно летит вниз, озаряемое всполохами сияния и орошаемое каплями собственной крови, замерзающей в воздухе на лету. Вдруг глаза раскрылись, в них исчезала куда-то, клубясь черным дымом, тьма. Губы сложились в последней улыбке, а в моей голове раздался тихий голос: "спасибо...".

Глава 22.

Память Хогга.

Как же мне хотелось в очередной раз лишиться сознания! Сейчас мне не было бы за это стыдно, нет, я мечтал об этом. Хотелось утонуть во мраке, на короткое время сделав вид, что ничего не произошло. Что я не знаю то, чего не знал и не знает ни один из ныне живущих. Что на моих плечах не лежит неподъемный груз ответственности. Что я не видел самого Хогга, что я не убил его, что я... Так можно перечислять до бесконечности. Но, увы, я лежал и смотрел вниз, в зловещую пустоту, а вокруг меня шипел и дымился залитый горячей красной кровью снег. А руки еще помнили ощущение сопротивления некогда живого тела. А в ушах стоял потусторонний звук голоса. Я подавил рыдания, вжимаясь зубами в снег. Вдруг я ощутил чьи-то руки на своих плечах. Меня трясли и что-то говорили, прерываясь на всхлипывания. А потом спокойные голоса что-то отвечали. Я попытался рассмотреть говорящих, но все плыло, а слезы застилали глаза. Боль была невыносимой, она была мною, сжигая дотла, но я не мог даже отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Вдруг на кровавом фоне проступили бледные лица в обрамлении синих волос. Яшинто! Я дернулся, вспоминая о Силне, нуждающейся в защите. Но боль накрыла меня с головой, заставив в очередной раз куснуть омерзительно соленого снега. Холодные твердые ладони легли мне на плечи, чей-то незнакомый голос мягко и медленно произнес:

– Все хорошо, мы о тебе позаботимся. И о девочке тоже, – с легким пренебрежением добавил яшинто. Голос был мужской. Я что-то нечленораздельно промычал, чувствуя, как сильные руки поднимают меня в воздух. От боли перехватило дыхание, и я судорожно заглотнул свежего воздуха, сплевывая пузырящуюся в горле кровь. Я прекрасно понимал, что не выживу – ранения слишком серьезны, но я и не рассчитывал. Знал только одно – я не имею права умереть, пока не расскажу то, что узнал. Пока не удостоверюсь, что Силна в безопасности.

– Ты не умрешь, Виктор. Ты слишком важная фигура для такой роскоши, – сказал вдруг яшинто. Две пары сильных рук несли меня, а сквозь заглушающую все кровавую пелену я слышал рыдания Силны. Я хотел что-то сказать, но не получилось.

Так прошло много времени. К моим губам то и дело подносили какую-то жидкость, и вливали в горло. Глотать я не мог, и жидкость просто заливали в меня. Обжигающий омерзительный на вкус напиток тем не менее приносил облегчение и придавал сил. К концу пути я окончательно потерял счет времени, и когда меня наконец положили, я только с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что боль стала меньше. Меня тут же обступили яшинто. Мне показалось, что я слышу голоса Вартрана и Азот. А потом и увидел их, Вартрана особенно близко. Он склонился надо мной и что-то делал. Я не понимал, что, но дикая боль пронзала все тело. Боль была такой сильной, что все мои предшествовавшие мучения показались детской забавой. Кричать я не мог, только слезы текли по обмороженным щекам. Руки Вартрана что-то творили с моим телом, а над головой я смог разглядеть потолок снежного дома. Ледяные кирпичи четко врезались мне в память, и я пытался сосредоточиться на них, забыв о боли. Кирпичи, прозрачные, аккуратно вырезанные изо льда... Новый приступ боли заставил меня немыслимым образом выгнуться и стиснуть кулаки. Все опять куда-то поплыло, кирпичи размылись перед моим взором. Я понадеялся, что лишусь сознания, но нет. Боль не отступала, а соображать я мог еще достаточно, чтобы сопротивляться. Так я лежал неизвестно сколько времени. Когда Вартран оставил меня в покое, я был практически мертв. Боль начала постепенно спадать, и я услышал собственный стон. А потом и голоса:

– Вартран, он будет жить? Мы не можем его потерять! – это говорила Азот. Я не мог ошибиться. Да, я, конечно, могу выдавать в бреду желаемое за действительное, но...

– Будет. Прости, мы действительно перестарались, – голос Вартрана сочувственно дрогнул. Мне показалось, что он обнял Азот. Они помолчали, а потом яшинто тихо спросила:

– Он видел его? – я едва расслышал вопрос. Что ж, я ничего не соображал, но концентрироваться на диалоге было куда лучше, чем на боли.

– Да. Все случилось, как и должно было случиться. Не бойся, он поправится.

– Я знаю. Он сильный... И, что самое главное, он знает, что должен сделать. А все-таки это было жестоко, – голос Азот непривычно дрогнул. Я решил, что брежу. Вдруг знакомая холодная рука легла на лоб, провела по волосам, замерла на щеке. А потом холодные губы прикоснулись ко лбу, и в этом прикосновении была какая-то странная нежность, облегчающая боль.

– Ты справишься, Виктор. Ты сделал все, как надо, – голос дрожал. Странно, непривычно, неестественно было слышать голос Азот таким. Я опять попытался что-то сказать, но не смог даже пошевелиться. Одно из тех лекарств, влитых в меня, действовало, видимо, парализующее. Я почувствовал, как меня клонит в сон. Боль стала вполне терпимой, и я позволил себе расслабиться, уходя в сладкую дрему.

Когда я проснулся, то почувствовал, что чего-то не хватает. Открыл глаза, щурясь от света, хотя он был голубоватым и приглушенным. Я смог разглядеть своды ледяного дома, светящиеся в отблесках светильника, стоящего на таком же, вырезанном изо льда столе. Я не мог определить, что же это был за светильник, но мерцающий голубой свет, исходящий от него, удивительно органично вписывался в эту обстановку. Я попробовал присесть на кровати, и со второго раза получилось. Кровать была, похоже, тоже изо льда, но лежать на ней было на удивление тепло. Я нахмурился, пытаясь понять, чего не хватает. И вдруг понял... Боли. Я не ощущал боли. Не то чтобы совсем, но она была вполне терпимой, как при переломе ребер. Судя по всему, ребра и были сломаны. Но я ведь ясно ощущал, что задеты внутренние органы! Я захлебывался в собственной крови... Меня передернуло от воспоминаний. Вдруг за моей спиной кто-то зашевелился. Повернуться я не мог, поэтому терпеливо ждал, пока Силна потянется, закричит и бросится ко мне. Девушка села на край кровати и прошептала, широко открыв глаза: "Вартран настоящий мастер!". Я даже возмутился: стало быть, мастерство яшинто занимало ее больше, чем моя жизнь? Но тут я заметил, как слезы ручьем текут по ее щекам, а она их стирает кулачком, и смотрит на меня счастливыми сочувствующими глазами.

– Вы живы! Понимаете? Живы! – прошептала она, вкладывая мою руку в свою. Я только слабо улыбнулся – сил отвечать не было, я уже и забыл, как шевелить языком, чтобы извлекать звуки. Силна шмыгнула носом, и я ощутил, как тепло разливается во мне, лаская изнутри золотыми лучами. Эта храбрая девочка заставляла меня забыть о боли и смерти, она дарила мне веру в жизнь и понимание, что я обязан защищать ее.

– Я не знаю, что было там, на д'Афатонито. Говорят, это был сам Хогг, да? Я так испугалась за вас... Я хотела помочь, но меня парализовало, я смогла шевельнуться, только когда яшинто пришли. Я думала, я там умру со страху, – добавила она, сжимая мою ладонь. Я вздрогнул. Я не хотел, чтобы Силна была там, хотел огородить ее от всего этого ужаса, и мне было больно, когда я понимал, что ей пришлось пережить из-за меня. Силна судорожно вздохнула, машинально погладив мою руку, и я вздрогнул от нежных прикосновений тонких пальчиков. Мне вдруг отчаянно захотелось остаться с ней вдвоем, и чтобы шипели дрова в камине, и горела свеча, фырча в гулкой темноте, а за окном шумела вьюга...

– Азот и вашего брата никто не собирался казнить. Азот – дочь Вартрана. Это был план, на горе вы должны были встретиться с Хоггом... Я ничего не поняла, так что не слушайте меня, – сбилась вдруг Силна, понимая, что говорит лишнее. Мне и вправду стало плохо от ее слов. Это было жестоко. Но, впрочем, я не знал причин, поэтому не вправе судить. Все равно я смертник. И мне никогда не сидеть в теплом доме с рыжеволосой веснушчатой женой, не подкидывать поленья в печь, не пить простоквашу, заботливо поданную на стол... Меня определенно заносило куда-то не туда. А Аена молчала, оставляя меня наедине со своими горькими мыслями. Впрочем, совершенно неуместными. Я посмотрел на Силну и почувствовал, как плывут куда-то стены под взглядом теплых зеленых глаз.

– Кто вы? – вдруг прошептала Силна одними губами. Я сам не заметил, как сжал ее руку. Мне стало страшно. Я не был готов сказать ей. Я набрал воздуха в легкие, когда услышал:

– Вы ведь Виктор? Тот самый, который помог мне когда-то? Скачки?.. – робко выдохнула она последнее слово, глядя мне прямо в глаза. Ее прямота не имела ничего общего с прямотой Зефиры. Зефира кокетничала, даже говоря честно, а Силна и не думала об этом. Я опять ощутил боль. Но это была не та боль, которая раздирала мое сознание на сотню клочков, нет, это была душевная боль, мешающая мне связать мысли воедино.

– А еще я последний царь Виктор, – с трудом прошептал я. Голос звучал хрипло и незнакомо. Силна на миг расширила глаза, но тут же опустила голову и ответила:

– Я знаю. Я узнала вас. Вы знаете, что изменили внешность? Тогда, на д'Афатонито. Теперь вы выглядите совсем как тогда, восемь лет назад... – дыхание остановилось. Сердце бешено заколотилось. Как тогда?! Но ведь я должен был умереть, когда внешность станет прежней, так почему я... Впрочем, не важно.

– А Хогг – не Бог? – вдруг понимающе спросила Силна. Я отрицательно помотал головой. Силна вздохнула.

– Я так и знала. Мне его жалко если честно... И что теперь будет? – я не ответил.

Вдруг в дверном проеме что-то засветилось, и к моей кровати подошла Азот. Я невольно закрыл глаза, так ярко сверкало ее д'амондобито в свете синеватого светильника. Она подняла на нас с Силной глаза. Голос прозвучал незнакомо и хрипло:

– Ты меня ненавидишь? – только и спросила она, не удостаивая Силну взглядом. Девушка сжала мою руку, словно не хотела отдавать Азот. Я вспомнил, как гневно она смотрела на Зефиру, как я утирал слезы с ее детских щечек, и улыбнулся. Азот вздрогнула, приняв улыбку на свой счет. Улыбка причиняла ей боль. Я поспешно перевел глаза на яшинто и отрицательно помотал головой. И в самом деле, я не испытывал злости ни к кому. Ни к Азот, ни к Вартрану, ни к Хоггу, ни к Джут. Я только хотел знать, что мне делать дальше. Я понимал, что путь уже обозначен, и даже не просто обозначен, а начертан твердой рукой. В потемках собственного подсознания этот путь был, но я никак не мог осветить его, и надеялся, что мне помогут.

– Я не знала, – одними губами прошептала Азот, и тут же полыхнула до того несчастными глазами в сторону Силны. Девушка только крепче сжала мою руку. Я вздохнул: придется ее прогнать.

– Силна, ты не могла бы... – я не смог придумать ничего вразумительного, так как не знал, в каких условиях мы сейчас живем, и что вообще происходит. Поэтому только виновато-просительно посмотрел в глаза Силны. Она недовольно поджала губы, но потом смягчилась, улыбнулась мне и вышла, закутавшись в шубу. Я только сейчас заметил, что дверного проема в ледяном жилище не было, а когда Силна подошла к стене, та заискрилась синим, выпуская девушку наружу. На миг стали видны белоснежные сугробы за пределами жилища. Я как завороженный смотрел на это чудо, а искры пронзительно-голубого света уже угасли, вернув стене плотность. Яшинто поймала мой взгляд и неуверенно улыбнулась.

– Да, у нас необычные дома. Зато удобно, – неестественно бодро сообщила она, и я почувствовал себя последней сволочью. Ведь она считает, что я ненавижу ее, виню во всем случившемся, а я не стремлюсь разубеждать ее в этом. Я поспешил исправить ошибку:

– Азот, я знаю, что ты ни в чем не виновата. Даже больше тебе скажу: я не виню и тех, кто задумал этот план. Я даже благодарен им. И я счастлив, что ты жива, – улыбнувшись, я протянул руку. Азот неуверенно вложила свою ладонь в мою и ответила на рукопожатие. В глазах засветилась надежда.

– Садись, я хочу услышать очень много всего, – попросил я. Азот послушно села, я никогда еще не видел ее такой покорной. Я внимательнее всмотрелся в ее лицо: да, недавние события оставили серьезный след. Яшинто сломали. Или мне это только показалось? Можно ли вообще сломить такую силу? Сердце болезненно сжалось: я надеялся, что нет.

– Вик, я не знала, клянусь тебе! Я думала, он убьет меня. Я не знала о Хогге, хотя, если честно, я ощущала его присутствие. Я не хотела верить самой себе, но я ощущала, – быстро заговорила она, но когда я мягко коснулся ее руки, вздохнула и начала заново. – Я не знала, что произойдет, когда я поцеловала Лаурона. Я не хотела этого, я хотела только показать. Мой план состоял в том, чтобы убедить отца и других яшинто, что пиявка – страшное зло. А ты был мне нужен, чтобы подстраховать. И помочь убедить их. Но я клянусь, я не знала, что это произойдет! Просто мне казалось, что все спланировано, осечки быть не может... А Джут и Доран знали. Они знали, потому что впустили пиявку в себя! – почти закричала она. Я смотрел на Азот и ужасался. Да, в ней и раньше иногда была видна слабость, но то была лишь крошечная брешь, тут же залатанная. А сейчас она расползалась по швам.

– Азот, ты мой друг. Я верю тебе, несмотря ни на что. И ни секунды не сомневался. Расскажи по порядку, – я сам удивился тону, которым я говорил с той, которую всегда считал недосягаемо мудрой.

– Я хотела отделить яшинто от отравленного этой дрянью мира, хотела спасти хотя бы нас. А отрава прорвалась и сюда, в ледяные просторы. Джут и Доран предали всех... Отец знал об этом! Знал, но ничего не предпринял. Позволил этому свершиться. Я поверила, что он убьет меня. А оказалось, все это – часть плана. Он оказался намного мудрее меня. И намного лучше меня привык использовать других в своих целях, – закончила она, опустив голову. Я с недоумением понял: ее мучил стыд. Но не только. Что же с ней?!

– Хогг мертв. Я – часть его, – прошептала Азот, глядя мне в глаза. В синих озерах не было огня. Я сжал ее руку. Все начинало становится на свои места.

– После второго рождения мне постоянно приходится разгадывать загадки. Это весьма увлекательно, но я не могу позволить себе ошибиться, поэтому должен знать наверняка, – твердо произнес я. Надо же, боль почти отступила! Такое чувство, что раны залечиваются на глазах! Как будто исцеление происходило в ускоренном до предела темпе. Впрочем, похоже, что так оно и было.

– Ты хочешь знать все? От начала и до конца? Я расскажу, – спокойно ответила Азот, и я услышал в голосе знакомую сталь. Азот посмотрела мне прямо в глаза, и я почувствовал, что мысленно следую за ее голосом, ведомый властью гипноза.

– В те времена, когда слово стало материей...