Текст книги "Ищущий, который нашел (СИ)"

Автор книги: Ирина Галкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

...Трава зашевелилась от невесть откуда взявшегося ветерка. Пустоту наполнил сочный аромат травы, зеленой, бескрайней. Разлилась прозрачная вода, орошая просторы. Рассыпались звезды в небе, вспыхивая, как легкое дыхание жизни, и становясь материей. Травы и воды заискрились, купаясь в лучах света, теплого и яркого. А потом секунда – и мир наполнился звуками. Миллиарды звуков, запахов, прикосновений... И вдруг взмахнула крылышками первая бабочка, объемная и живая. Ее тельце трепетало от любви, от всеобъемлющей благодати, дарованной новому миру. А волны радостно накатывали одна на другую, безумствуя от любви. Все дышало, подчиняясь единой пульсации. Дышало, жило, ожидая чего-то, готовясь к великому. И вдруг на поляну ступили двое. По покрытой первой и потому самой прекрасной росой траве прошли они, едва касаясь босыми ступнями земли. Трава почтительно примялась, вся дрожа от любви и счастья, склоняясь перед прекрасными созданиями. Безупречные обнаженные тела и прекрасные лица, в которых светились чистота и все та же благодать. Юноша и девушка. Их красота воплощала их души, и потому была прекрасна вдвойне. Юноша – воплощенная суровая мужественность, светлые волосы и ясные глаза, в которых светилось торжество любви и сила, такая же прекрасная, как и этот мир. Девушка же улыбалась мягкой светящейся улыбкой и, казалось, эта улыбка берет истоки оттуда же, откуда реки и травы берут свое начало.

Двое шли вперед, едва касаясь ногами травы и держась за руки. Шли, а вокруг них менялась действительность. Едва девушка поводила рукой, расцветали прекрасные цветы. Лепестки светились, рождая новые цвета, новые жизни. И раздавалось пение. У каждого цветка свое. Из земли выглядывал крошечный росток и тянулся к солнцу, в мгновение вырастая и раскрывая лепестки. А потом раздавалась и музыка, в такт которой дышал мир вокруг. Цветы были радостно-желтыми, умиротворенно-зелеными, мудро-оранжевыми и чисто-голубыми. И все вокруг окрашивалось этими цветами, а воздух звенел от смеха юной созидательницы.

А по другую сторону под рукой юноши вырастали острые, мужественные и не менее прекрасные цветы, играя всеми красками, от синих до красных. И, удивительное дело: музыка не сливалась в какофонию звуков, а играла независимо, но в то же время создавалось впечатление, что все – единый организм, единая душа, единая материя, созданная любовью Творца.

Под ногами двоих вдруг осветилась дорожка. Они легко ступали босыми ногами в лучи света, и шли вперед, а перед ними возникали из ниоткуда валуны, обтекаемые водой. И казалось, что эта вода обтачивает камни уже целую вечность, раньше, чем родился этот мир. И каждый валун значил для этих двоих что-то большее, чем можно было увидеть. Они добровольно вошли в круг, окутанный рассветной дымкой первозданного мира, и тут же возникли стены, закрыв за ними проход. А новорожденный мир дышал, наполняясь жизнью и спектрами. В небе заиграла первая радуга, ослепительно сияя ослепительной любовью...

Сияние от цветов сливалось воедино, а мелодии переплетались в одну, и мир дышал одной благодатью. Так все и произошло...

Я дернулся, освобождаясь от гипноза синих глаз. Азот улыбнулась, но я не смог ей ответить тем же, настолько меня потрясло увиденное. Это было лишь знанием Азот и отчасти моим воображением, но я знал, что так оно и было. Почти так, ведь нельзя передать того восторга созидания, того объемного счастья и ликующей любви. Не передать и не понять ни глазами, ни внутренним взором – только душой. Я был потрясен увиденным. Хогг был когда-то действительно безупречным, то, что видел я, было лишь жалким подобием.

– Там они и оказались взаперти. И там Хогг лишился веры, не видя перед собой ничего, кроме вечных водопадов и того, о чем не знает никто. Где-то там, в Городе, изложены законы жизни, законы, следуя которым можно спасти душу. Законы, которые должны нести в наш мир Хогг и Илен. Правосудие и Милосердие, как иногда называют их, – я взволнованно кивнул. Эти имена подходили им как нельзя больше.

– Готов слушать дальше? – поинтересовалась Азот, взглядом оценивая мое состояние. Я только коротко кивнул, заверяя ее, что все в порядке. Боль почти прошла, уступив место дрожи нетерпения. Я судорожно глотнул воздуха и привычно провалился в озера синих глаз. И чуть не закричал, испуганный увиденным: я был в Городе...

...Трепет ветра, дыхание земли, запах влаги и еще что-то, живое и терпкое. Хогг шел к валунам. Священные камни, округлые, отточенные, вечные и бесконечно значимые. Любоваться их безупречностью можно было бы целую вечность, если бы только эта вечность не была такой невыносимой. Там, куда не ступала нога ни одного живого существа кроме Хогга и Илен, где они подолгу молились, на камнях светились мерцающим огнем невесть как и кем вырезанные письмена. Хогг остановился и присел на корточки. Светлые волосы падали на лицо, щекоча нос и закрывая решительные голубые глаза. Хогг вздохнул, вчитываясь в выученный наизусть текст.

За каждым человеком – выбор. Каждый сам волен выбирать: быть сильным и идти к свету или скатываться во тьму. Ничто не происходит случайно: это лишь исполнение истинных желаний...

Хогг поморщился. Он знал эти строки наизусть. Знал, трактовал по-разному, верил и молился. Вот только... Только что? Этого он и сам не знал.

Сверху лились воды, вечные и монотонно шумящие. Они отрезали пятачок с валунами от другой части Города. Водопады и валуны походили на свой аналог при самом входе в Город, но их величие было несопоставимо. Хогг сглотнул, вставая. На прекрасном лице играли желваки, в холодных глазах полыхал синий огонь. Он явно что-то задумал. Осмотрелся вокруг, словно впервые разглядывая свою живую тюрьму. В глазах плеснуло отчаяние. А потом холодная решимость. Но тут тишину нарушили тихие шаги. За спиной Хогга возникла обнаженная прекрасная Илен, наклонила голову, и пышные волосы заструились по плечам, шелковистые и янтарные. Хогг обернулся, стараясь скрыть жестокую решимость во взгляде. Илен мелодично произнесла:

– Что ты тут делаешь? Мы уже молились утром, – от ее голоса вода зажурчала звонче, а цветы заколыхались на тонких стебельках. Ветерок бережно и ласково играл с волосами Илен и смеясь, кружился вокруг ее ног. Хогг передернул плечами. Ему было неуютно и страшно, страшно, что Илен что-то заметит.

– Я хотел почитать. Чтобы успокоится, – зачем-то добавил он, не глядя в глаза сестре. Илен положила руку ему на плечо, мягко улыбаясь, и от ее улыбки все осветилось мягким золотистым светом. Хогг заглянул в янтарные глаза, в которых танцевали лучики солнца, и захотел на миг поверить, что он ошибается. Где-то в душе затеплилась вера, заполняя возникшую в груди болезненную пустоту. Но Хогг одернул себя: слишком нелепо было бы опять поддаться на эту удочку. Он и так позволил обвести себя вокруг пальца. Если все это правда, если есть, кому верить, тогда почему м не дали знака?! Ни малейшего. Только эта ставшая ненавистной прекрасная тюрьма, бесконечно долгие дни и никакого проблеска надежды. Где гарантия, что все правильно? Кто сказал, что надо именно так? Да нет этого. И там нет ничего. Только холодная сосущая пустота, как у него в груди.

– Что-нибудь не так, брат? – участливо спросила Илен, заглядывая ему в глаза. Хогг резко прижал сестру к себе, чтобы она не успела разглядеть выражение его глаз.

– Ты когда-нибудь думала, зачем мы все это делаем? Зачем мы выполняем указания, высеченные на камнях? Зачем... судим? – помедлив, выпалил он. Илен отстранилась, в прекрасных янтарных глазах плеснулся испуг и удивление.

– Так велел Создатель. Это наш долг, – уверенно ответила она, и Хогг горько и криво улыбнулся. Он не верил.

Вскоре Илен ушла, оставив брата в одиночестве. Хогг подошел к камням, провел рукой по гладкой теплой поверхности камня. Замерцали буквы.

– Если ты есть, дай мне знак! Просто дай мне знак! – сорвавшимся голосом попросил Хогг пустоту. В ответ только по-прежнему журчала вода, и смеялся серебристыми колокольчиками ветерок. Хогг сжал кулаки, запрокинув застывшее лицо к небу...

На этот раз меня выкинуло из видения резко и неожиданно. Все тело тряхнуло, я моргнул, пытаясь привыкнуть к реальности, а Азот молча сидела напротив. Отдышавшись, я вздохнул:

– Мне его жаль. Вместо веры – пустота. Все надежды рухнули, – Азот все так же молча кивнула, а потом ответила:

– Я этого не чувствую. Только ты. Я показываю воспоминания из твоей памяти.

Я замер с открытым ртом. Услышанное билось в голове, как муха настойчиво бьется о стекло. По спине противно промаршировали мурашки. Моя память?!

– Я так понимаю, Хогг отдал тебе свою память. И свою жизнь, – тихо заключила яшинто, наклонив голову набок и изучающе глядя на меня. Этот немного птичий внимательный взгляд напомнил мне Вартрана. Но услышанное не желало укладываться в голове. Хогг?.. Да, я подозревал, что не сам убил его. Понимал, что это он последним усилием воли позволил мне это сделать. Но передать свою память и жизнь?

– Я – посредник между тобой и Хоггом, Виктор. Я пришла тогда на Зов лишь для того, чтобы помочь тебе овладеть могуществом. Я жила в Шестом княжестве лишь для того, чтобы помочь тебе. Я вела тебя сюда ради этой встречи. Хогг давал мне указания. Но указания неясные, загадки и намеки. Я знала, что ты нужен ему в Пятом, но не знала, как это произойдет. А Вартран знал. Я клянусь, я не...

Я с трудом встал, и, не обращая внимания на боль в ребрах, прижал Азот к себе. Она вцепилась пальцами мне в спину, спрятав лицо на груди. Плечи слегка подрагивали, но она не плакала. Не могла плакать.

– Это мое последнее поручение, – вдруг тихо произнесла яшинто, отстраняясь. Лицо выражало решимость, но боль и усталость выдавали себя, тенями прячась в глазах. Я не понял, что эта фраза означала, и уточнил:

– Ты больше не будешь помогать Хоггу?

– Я перестану существовать, – просто ответила она, улыбнувшись. Мне стало плохо.

– С чего ты взяла?! – почти закричал я, сжимая ее холодную руку. Азот вздохнула.

– Знаю. Последнее, что я должна сделать: извлечь память Хогга. Ты будешь жить, Виктор. Долго. Ты не умрешь от пиявки, теперь ты можешь вбирать ее и не слабеть. Ты можешь жениться и жить с любимой. Зачать и родить детей. Ты будешь жить, Виктор. И ради этого стоит умереть, – все так же просто и спокойно сказала Азот. Она по-прежнему улыбалась. Странное дело, кто она мне? Яшинто, холодная, надменная. Но я не мог видеть эту ее печальную улыбку, совсем человеческую. Не мог, и все тут. Но против воли где-то внутри затеплилась эгоистичная радость. Значит, я буду жить! Мне стало противно от собственного эгоизма. Хорошо, что Аена давно не беседовала со мной, ее бы это огорчило.

– Я прервалась, чтобы сказать это. Остался последний отрывок, который тебе нужно посмотреть. И... все.

– Я не хочу смотреть, – отрезал я. Не хочу смотреть такой ценой, хотел я добавить. Но Азот неожиданно резко рванула меня за плечи, разворачивая к себе. Холодный взгляд вонзился в мою душу, и я ощутил, как против воли проваливаюсь назад, в пелену Города.

...Белый камень, гладкий и безупречный. И красные письмена. Приходилось писать собственной кровью, ибо больше было нечем. Писать собственные законы. Не законы даже. Так, размышления. Кружева спектров цветками складывались в пентаграмму. Интересно, что есть абсолютно белый? Всего лишь соединение всех цветов радуги. Если объединить их все, то получится то, откуда все они взялись. Создатель.

Хогг втянул в легкие побольше воздуха. Неожиданное открытие заставило его вздрогнуть, ощущая непривычный жар внутри. Да, именно так! Он давно уже чертил планы. Давно пытался изобрести что-то, что объединило бы все, что привело бы к спасению. Хотел заполнить эту пустоту внутри, пустоту, подобную зияющей ране. И вот оно, решение! Простейшее, гениальнейшее! Всего-то объединить...

Он наклонился к озерцу, куда стекали струи воды из водопадов. Зачерпнул прохладной прозрачной воды, плеснул на лицо. На миг в озерной глади отразилось его лицо. Только отражение вдруг поплыло, а вокруг наступила тишина. Небо над головой было непривычно розоватым, гнетуще-розоватым. А ветер тоскливо скользил по траве. И что-то тревожное маячило в воздухе, что-то такое, чего отродясь не было в Городе. И вообще нигде. Страх сковал Хогга, но он продолжал смотреть на постепенно меняющее черты отражение. А оно искажалось, становясь все омерзительнее и страннее. Вода потемнела, потемнело и небо вокруг, воздух словно бы сгустился. Пылал только белый камень. Хогг не отступал, он ждал. А потом понял, что ждать нечего: нужно действовать. Он хочет как лучше. Странно все, конечно, но это просто Город не понимает его. Никто его не понимает, а он лишь хочет спасти всех, хочет дать им то, во что они верили. Напрасно, как оказалось.

Он встал, сжав челюсти. Тьма вокруг сгущалась, но Хогг не обращал внимания. Он провел рукой по воздуху, вспоминая забытые за целую вечность ощущения созидания. Замелькали цвета, сливаясь в одну большую карусель. Они бешено вертелись вокруг Хогга, а он лепил из них нечто. Он верил, что это к лучшему. А лепестки света сплетались в одно. И наконец последний штрих... Все ухнуло куда-то в пустоту. Замигали насмешливо блуждающие огоньки, полетел куда-то перевернувшийся мир. А вылепленный Хоггом абсолютный свет рассмеялся черной беззубой пастью, гулким эхом застонал Город.

– Это не... – начал было Хогг. И дико взвыл, когда абсолютная чернота пронзила его тело насквозь. Выгнувшись дугой, он нечеловечески заорал, а созданное им нечто рванулось прочь, проходя сквозь Город. Это была абсолютная тьма.

Застонав, Хогг опустился на чернеющую траву, вцепился в нее сведенными судорогой пальцами. Из-под ногтей текла кровь...

...Я выпал из видения. Просто выпал, почувствовав, как ослабла гипнотическая сила взгляда Азот. И тут же качнулся к ней, хотя перед глазами еще маячило распростертое на траве тело Хогга, сквозь которое сотней жалящих стрел проносилась тьма. Нет сомнений, она вырвалась из Города. Так было создано зло в безупречном мире. Зло родилось там, где не было веры. И теперь я понимал, почему Хогг ждал помощи именно от меня. Я был похож на него. Я тоже хотел как лучше. И я помог тьме стать целым и страшным оружием. Хогг создавал бога, а я создавал правосудие. Теперь я знал, где сердце пиявки. И от этого знания мне стало тошно, и меня бы вывернуло наизнанку, если бы не пустой желудок. Тьма концентрировалась в моем Венце Правосудия. И еще я понял, как она заражала людей. Зло просачивалось в каждого по чуть-чуть, но абсолютный свет побеждал. А отлученный от вечности человек становился пустым сосудом. Где нет веры, там есть пустота. А пустота заполняется тьмой. Вот она, самая страшная моя ошибка...

– Вот и все. – Эти тихие слова прервали мои размышления. Я взял себя в руки и тут же подхватил слабеющую Азот. Тихий стон сорвался с ее окончательно посиневших губ. Она посмотрела на меня пронзительно-синими глазами, и вдруг нежно провела слабеющей рукой по моей щеке. Я вздрогнул от ее прикосновения. В груди рвались рыдания, я смотрел прямо в ставшие почти человеческими глаза.

– Ты... понял? Что делать?.. – шепотом спросила Азот. Голос ее не слушался. Я молча кивнул. На синих губах заиграла улыбка.

– У тебя все получится... – тихо сказала яшинто. И вдруг из ее глаз потекли слезы. Я машинально смахнул прозрачные соленые капли с бледных щек, а потом удивленно распахнул глаза. Яшинто плакала. Слезы все катились, крупные, прозрачные. Синеватые отблески отражались в этих каплях, а бледная кожа словно бы светилась.

– Ты плачешь, – ошарашено констатировал я. Азот не отвечала. Она только крепче сжимала мою руку. А лицо тем временем меняло цвет. Заиграли розовые краски на щеках, лишились гипнотической силы глаза. Она менялась. Я смотрел на это чудо, продолжая обнимать ее, а яшинто вдруг рассмеялась. Звонко, чисто, совсем по-человечески. И вдруг сильным движением прильнула ко мне. И сказала:

– Я плачу...

Глава 23.

Ответы.

– Пустите. Я все равно пойду, – знакомый голос за невидимой дверью. Я слышал его как сквозь глухую завесу. Но в замерцавшем дверном проеме метнулась тень, и я разглядел худощавую фигуру. Бледное заострившееся лицо выглядело синим и треугольным в фосфоресцирующем сиянии светильников. Я сразу не понял, кто это, лицо показалось мне смутно знакомым, не более того. Юноша посмотрел на бессильно лежащую в моих объятиях Азот и тихо спросил:

– Все?.. – я выдержал внимательный взгляд больших странно-умных глаз и поспешил успокоить:

– Она жива. Лаурон... – начал было я, но мой брат едва не сшиб меня, бросаясь к яшинто. Яшинто ли?..

Лаурон с громким стуком бухнулся на колени, сжав обеими руками лицо Азот. Я смотрел на него и не узнавал. Дело было не в том, что он еще похудел и даже не в отросших ниже плеч волосах и жидкой бородке, нелепо смотрящейся на молодом лице. Удивляло что-то внутри. Я представлял себе своего брата язвительно-истеричным избалованным мальчишкой, а это был умный решительный мужчина. Хотя сложно судить по мимолетному взгляду. И я помог Лаурону поднять Азот и перенести ее на кровать, еще теплую от тепла моего тела. Меня тут же одолела слабость, и я присел рядом. Лаурон уселся у ног яшинто, сжимая ледяную руку и сосредоточенно вглядываясь в черты ее лица. Я тоже смотрел на свою подругу, не узнавая ее. Кожа розовела, загорался румянец, и теплели руки. Я не понимал, что происходит, но улыбался. Она будет жить, и это главное. Вот только не как яшинто.

– В этом есть какая-то горькая ирония, ты не находишь? Она считала людей жалкими существами, а в итоге сама стала такой же, как мы, – вдруг усмехнулся Лаурон. Я продолжал лыбиться, как идиот, но при этих словах брата бросил на него внимательный взгляд. По-прежнему сжимая теплеющую руку Азот, он тоже посмотрел на меня и добавил:

– Ну вот, теперь ты достаточно красив, чтобы быть моим братом. А то даже обидно как-то было. – Острое заросшее лицо кривилось в ехидной усмешке. А в глазах плясали черти. Но это был поверхностный слой: если копнуть глубже, там светилось обычное человеческое счастье и облегчение. Я неожиданно обнял брата, и почувствовал, как он в ответ сжимает меня в объятиях и стучит по спине. Хорошо еще, что это не Теодуш, а всего лишь худой парнишка, иначе я был бы уже задушен. Я вырвался из братских объятий и, вглядываясь в его лицо, спросил:

– Ты что-то знал? И вообще, кто ты? – вдруг задал я нелепейший для стороннего наблюдателя вопрос. Но ведь и правда, кто этот человек? Я знал лишь сумасшедшего мальчишку, зависящего от жуткого вещества. Этот человек был мне незнаком.

– Лаурон, сын князя, ныне И.О. Шестого Княжества, брат покойного последнего царя Виктора. Очень приятно познакомиться, – язвительно склонив голову набок, мой брат протянул мне руку для обычного в таких случаях приветствия. Я пожал ее, поддерживая игру, а потом резко спросил:

– Что ты знал, Лаурон? – ответ меня не особо удивил:

– Больше, чем знаешь ты, Вик.

– А конкретнее? – напирал я. Лаурон улыбнулся, неприятно так, как улыбаются нетерпеливым детишкам.

– Я не хочу вести этот разговор возле лежащей без сознания яшинто, ставшей человеком пару минут назад. Смотри, у нее глаза как будто стали меньше... – задумчиво протянул Лаурон, вглядываясь в изменения, происходящие с телом подруги. Мне, признаться, было жаль огромных, как блюдца, кристально-синих глаз, но я радовался, что их жуткая сила уже не коснется ни одного живого существа. Сколько всего мне предстоит... Сколько серьезных диалогов, сколько всего нужно выяснить, прояснить, разложить по полочкам. Радует одно: я точно знаю, что я должен сделать.

– И что же? – тихо вклинился в мои мысли голос Аены. Я улыбнулся и решительно ответил:

– Идти в центр Аркуса, туда, откуда все начиналось. Идти и уничтожить собственное творение.

– Малыш, ты молодец. Ты сильнее, чем я думала...

– Я жива, я так понимаю? – метко заметила Азот, открывая глаза. Лаурон прижался губами к ее руке, и я с удивлением заметил, как трясутся его худые плечи. Но когда он поднял лицо, оно было почти спокойным, а на губах играла саркастическая улыбка. Только вот губы предательски дрожали.

– Боюсь, ты бы предпочла умереть, – заметил я, переглядываясь с Лауроном. Тот совершенно по-детски прыснул, и я ответил ему широкой улыбкой. Мы были счастливы, что Азот жива, и это еще больше нас объединяло. И я начал верить, что у меня появился брат.

– В каком смысле? – холодным, как лед, голосом осведомилась моя подруга. Я радостно смотрел на нее и глупо улыбался. А Лаурон ответил:

– В том смысле, что теперь нам придется быть осторожнее. Ну или воспитывать общих детей, – подмигнув, заявил он. А я с любопытством следил за тем, как меняется и без того незнакомое лицо бывшей яшинто. Но вот во вполне человеческих синих глазах загорелись знакомые ледяные огни, от которых стыла кровь. На удивление быстро для человека она метнулась к Лаурону, вцепившись ему в шею, но мой братец только прижался губами к ее губам. И, что удивительно, на этот раз Азот не смогла вырваться. Я только вздохнул: тщетно постучав по спине брата, Азот покорно опустилась на мою уютную постель под весом Лаурона. Я был здесь лишним. И, признаться, меня это даже радовало. Хорошо, когда все хорошо. Даже если не у тебя. А впрочем, меня ждет такое же счастье. Только его еще надо заслужить. Доделать дела и... сердце сладостно екнуло, да, признаюсь, и не только сердце. За спиной на пол с глухим стуком упал какой-то элемент обмундирования яшинто, и я посочувствовал Лаурону: снимать все это хозяйство наверняка нелегко. И тут же поспешил ретироваться.

Перед дверью я на миг застыл в нерешительности. Причина проста: двери как таковой не наблюдалось. Чтобы пройти сквозь замерцавшую синими искрами стену мне понадобилось набраться решимости. И я успел услышать тихий стон Азот и слова:

– Я счастлива...

– И я, льдинка. Наконец-то ты отогрелась, – смех в голосе Лаурона не был язвительным. И я тоже улыбнулся, ступая в ставшую прозрачной пустоту. И через секунду уже задыхался от холода, заполнившего меня. Я не мог дышать, глотая ледяной воздух, а вокруг белели бескрайние снега, светились в огнях д'афатонито заснеженные дома и сверкали д'амондобито. Надо же быть таким дураком, чтобы выйти на мороз в одной сорочке! Спасибо, что хоть не нагишом... Теперь ведь и назад не вернуться! На мои дрожащие плечи опустилось нечто тяжелое и шерстяное. Я вцепился в загрубевшую на морозе шубу посиневшими пальцами и закутался в нее. Силна стояла рядом, тревожно разглядывая меня. Надо же, стояла тут, на морозе, ждала, пока я соизволю выйти! Так странно переплетаются в этой девушке гордость и самопожертвование...

– Спасибо, милая, – стуча зубами, выговорил я. Силна подошла ко мне и вдруг прижалась щекой к моему плечу. На слегка посиневших от холода губах блуждала улыбка.

– Я так рада, что все хорошо. Эта яшинто тоже жива, да ведь? – уточнила Силна, заглядывая мне в глаза. Зеленые озера, в которых плещутся золотые рыбки и пляшут солнечные зайчики... Я молча кивнул, заворожено глядя в ее глаза. Силна вдруг понимающе улыбнулась, и мне стало неловко. Я поспешно отвернулся и заговорил:

– Что произошло, когда нас нашли? Мы здесь пленники или как? – я прекрасно знал ответы на эти нелепые вопросы, но перевести разговор было просто необходимо. Иначе... не знаю я, что иначе. Ощущал я себя, как мальчишка...

– Вы умирали. Нас нашли яшинто и на носилках притащили сюда. Я очнулась, думала, вы умрете. Вы такой страшный были, даже не представляете... после такого никто не выживает. А потом сам Вартран собрался вас лечить. Я стояла у входа в хижину. Вы так кричали... Мне снилось это потом. В кошмарах, – тихо добавила девушка, крепче сжимая мою руку. Я только с благодарностью вздохнул. Бедная девочка, столько всего пережила, а сама думала обо мне! Мне отчего-то стало очень хорошо. И захотелось пережить все заново. Только чтобы ощущать на себе взгляд заботливых зеленых глаз.

– Но я же выжил. Теперь все будет хорошо, – сжимая теплую ладошку в ответ, пообещал я. И сам поверил. Да уж, врать не буду. Не имею на это право, хватит лжи за всю мою жизнь! Теперь придется выполнять обещание. Все во мне ликовало. Я верил, что все будет хорошо, я знал это. Осталось совсем чуть-чуть напрячься, и... И счастье.

– Я вас теперь не отпущу, – безапелляционно заявила юная врачевательница, заглядывая мне в глаза. Яшинто проходили мимо нас, сверля меня недоверчивыми взглядами. Некоторые кланялись, некоторые просто проходили мимо. И все определенно были чем-то заняты. Жизнь шла своим чередом, пусть и такая странная для меня. И я, улыбнувшись, ответил:

– Я сам тебя не отпущу. Никогда, – глаза напротив просияли, словно в глубине зажглись крошечные светлячки. И тут же блеснули бесенята, и я услышал:

– Тогда идем вдвоем. Когда выходим? – а вот этого я не ожидал. Нет, она должна ждать меня, как любая порядочная девушка! Вот только где? У яшинто? Придется согласиться. И не могу сказать, чтобы этот факт меня сколько-нибудь огорчал.

– Скоро. Надо спешить. А все-таки, что говорили тебе яшинто? И Лаурон? – попытался я выяснить интересующие меня вопросы. Силна хмыкнула, закатила глаза и начала рассказывать:

– Был какой-то план. Вартран этот сволочь! Он не собирался казнить ни Азот, которая еще и его дочь к тому же, ни Лаурона. Ему нужно было, чтобы ты встретился с Хоггом. Я когда узнала, я на него наорала. Думала, он меня убьет. А он посмеялся и говорит: "За все нужно платить. Виктор еще будет мне благодарен". Я сама его чуть не убила. Вот скотина, а! – гневно выплюнула Силна. А я только улыбнулся – я и правда был благодарен Вартрану. Как это ни нелепо, но я совершенно искренне испытывал благодарность. Силна укоризненно посмотрела на меня: мол, что я улыбаюсь. Я приобнял ее за плечи и жизнеутверждающе пообещал:

– Мы со всем разберемся. Пожалуй, надо сходить к Вартрану, – Силну передернуло. Она подняла на меня потемневшие глаза и умоляюще предложила:

– Может, ну его? Вы же только-только на ноги встали, еще обморожение схватите, или осложнение, знаю я...

– Я уже достаточно долго провалялся в бессознательном и беспомощном состоянии. Поверь, чем быстрее мы сделаем то, что должны, тем больше шансов выжить. – Я осознал, что сказал только после того, как сказал. Во-первых должен я, а не мы, а во-вторых... Незачем было пугать девочку. Хотя Силна, похоже, Вартрана боялась больше, чем смерти. По крайней мере, в реальности первого она не сомневалась.

Так, кутаясь в шубу и опираясь о хрупкое женское плечо, я доковылял до странного вида сооружения. Странно, как это я раньше не обратил внимания на сей объект: посреди ледяного поля высился закругленный ледяной шатер. Вокруг него сгруппировались изваяния, еще не до конца застывшие и прекрасные в своей натуралистичности. Я бы восхитился, но узнал лицо Джут. Заледеневшее в смертельном покое оно было прекрасно, но мурашки маршировали по телу от этой красоты. Да, скульптур явно стало больше. Я начинал узнавать это место – именно здесь проводился суд над Азот и Лауроном, разве что ледяной шатер возник, как по мановению палочки. Не вдаваясь в подробности, я двинулся вперед, ловя себя на том, что задерживаю дыхание, проходя возле фигур. Мертвые глаза, отделенные от меня одним лишь тонким слоем льда сверлили насквозь. Я не боялся смерти и, тем более, трупов. Хотя, чего уж скрывать, боялся. Но прекрасные трупы пугали куда больше, нежели смрадные полуразложившиеся тела. И входить в ледяной дворец, охраняемый мертвыми стражами, мне отнюдь не хотелось. Но я вошел. Силна шла рядом, ее громкое горячее дыхание ощущалось в районе шеи, а руки впились в мою шубу. Но она шла молча. А вокруг было пусто, как будто мы отмеривали гулкими шагами коридоры музея. Небо было темным, а всполохи сияния только высвечивали белые лица. Только наши шаги в тишине... И я начал считать, что идти сейчас к Вартрану было глупой затеей. Но отступать сейчас, в присутствии девушки, я не мог. Поэтому, задержавшись у входа в шатер без дверей и ощущая спиной пристальные взгляды мертвых глаз, я сделал шаг. Привычное сияние заискрилось у ног, вспыхнув холодно-белым огненным шлейфом, и впустило меня внутрь. Тут же промелькнула мысль: зачем я позволил Силне войти со мной?! Но оглядываться на нее я не стал. А глазам моим предстало весьма странное зрелище. Все помещение изнутри было наполнено таким же мертвенно-белым свечением, как хижина, в которой находился я. Но этот свет был ярче, а комната больше. И в ней тоже были колонны: такие же, как те, у входа. Некогда бывшие живыми. Они стояли широким полукругом, обрамляя центр. А в центре стоял обычный стол, разве что вырезанный из цельного куска льда. А за столом, напомнившем мне отчего-то стол в зале заседаний в царской палате сидел Вартран. И опять его жуткий птичий взгляд и усмешка тонких губ! Подле него сидели приближенные яшинто, лица которых я видел впервые.

– Пришел в себя? – осведомился Вартран, и от этой его усмешки я ощутил себя маленьким растрепанным мальчишкой, стоящим перед важными дядями. Но я поднял голову и улыбнулся в ответ:

– Да. И готов выслушать все, что должен.

– Должен кому? И зачем ты таскаешь за собой всюду эту девочку? – сверля меня взглядом, спросил Вартран. Я сжал дернувшуюся было руку Силны, впиваясь отросшими ногтями в кожу, чтобы она не успела что-нибудь ляпнуть.

– Должен Хоггу. А остальное вас не касается, – как можно спокойнее произнес я. И заглянул по очереди им всем в глаза, остановившись на Вартране. Тот посмотрел на меня с неожиданным уважением. И произнес:

– Ты молодец. Мы не ошиблись, ты чего-то да стоишь. Что ты хочешь услышать? Тебе же уже все известно. – Я невольно потупился. И правда, известно, вот только необходимо, чтобы все разложили по полочкам. Чтобы проще было идти в опасную дорогу.

– Вы – отец Азот? И тем не менее чуть не казнили ее? – я лукавил. Я знал ответ, и знал, что казнь бы в любом случае не состоялась. Вартран понял это и усмехнулся.

– Я не собирался казнить свою дочь только оттого, что это было не нужно. Она лишь выполняла задание. Пиявку она не высвобождала, она пришла с Хоггом. Все было подстроено. Подстроено для того, чтобы Хогг убедился в твоих способностях. Только она и сама не знала еще о том, что все так и должно быть. Моя умная девочка действовала исключительно в интересах Хогга. Он связывался с ней, но не объяснял ничего. Я же, как умудренный опытом, расшифровывал послания Хогга, которые Азот мне пересказывала. А что она не говорила, я читал в ее мыслях. Хогг хотел убедиться, насколько твой дар способен помочь миру. Он не мог отдать свою жизнь кому попало. И не упрекай меня, мальчик. Не тебе судить меня. Да, я привык распоряжаться чужими жизнями. Но не ради забавы, а исключительно ради общего дела. Ты и сам...