Текст книги "Император желает жениться (СИ)"

Автор книги: Ирина Раннерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Почему? – растерянно спросила я.

Неужто иномирянок сочли достаточно воспитанными по здешним представлениям? Очень сомнительно.

– А потому, – с готовностью отвечал император, – что она посчитала возможным скрыть факт отсутствия учениц на занятиях.

Очевидно, он имел в виду тот случай, когда мы с Греттой улизнули с уроков, чтобы проведать подругу.

– Но ведь это мы ее попросили ничего не говорить! – воскликнула я.

Вообще-то, просили Видана и Малика, но упоминать об этом я не стала.

– Не имеет значения, – отрезал Рингард.

– Еще как имеет! – взбеленилась я, – Выходит, бедная женщина из-за отзывчивости своей попала в немилость. Это же несправедливо!

От возмущения я не смогла усидеть на месте и вскочила на ноги, чуть не опрокинув кресло. Его величество тоже поднялся, но медленно и степенно. Про себя фыркнула, что ему воспитание не позволило сидеть, когда дама стоит. Наши взгляды скрестились: мой метал молнии, а императорский был нарочито спокоен.

– В следующий раз, – безучастно проговорил Рин, – подумай о последствиях для себя и других, прежде чем пользоваться чужой добротой.

Иначе говоря, графиню он возвращать не намерен. Император наказал ее даже не потому, что действительно считает виновной, а в назидание всем причастным. Что ж, это наставление я усвоила: не стоит полагаться на мягкий нрав Рингарда. Повелитель строг и справедлив, в своем собственном разумении.

Я опустила взгляд и слегка присела в вежливом поклоне.

– Благодарю за обед и познавательную беседу, – произнесла равнодушно.

Когда выпрямилась и вновь посмотрела на собеседника, едва не застонала от досады. Рин остался вполне доволен моей отповедью! Даже моя холодность его ничуть не задела. Император лишь величественно кивнул и разрешил мне идти. Воспользовавшись этим, я опрометью выскочила из кабинета, не глядя больше в его сторону.

Глава 17

Как оказалось, остальные девушки не особо опечалились отстранением наставницы. Всех занимал только предстоящий следующим вечером бал в честь императорских невест. Об этом знаменательном событии мне поведали сразу, стоило войти в комнату для занятий.

Хоть и пытался наш учитель вернуть внимание присутствующих к геральдике местной знати, но так и не преуспел. В итоге он махнул рукой на намеченную тему урока и принялся рассказывать, как положено кавалеру вести себя с дамой на званых вечерах.

Все сводилось к тому, что бедный ухажер должен изо всех сил пытаться… Нет, не привлечь внимание понравившейся девушки, а не опорочить ее доброе имя ни словом, ни жестом. То есть, парень, конечно, может выказывать знаки особого расположения, но делать это следует на почтительном расстоянии. На такое описание ухаживаний презрительно фыркнула даже Малика, которую я считала той еще ханжей.

– Все так и ходят нецелованными до самой свадьбы?! – неподдельно изумилась Вайоми.

Учитель смущенно закашлялся и покраснел, но все же ответил, подбирая весьма обтекаемые выражения. Выходило, что «лобызания» возможны, если только молодые люди уверены, что об этом никому не станет известно. Но ежели юноша уважает свою возлюбленную и заботится о ее благополучии, он не допустит столь щекотливых ситуаций.

Ой, сколько же было таких моментов у нас с Рином? Причем у некоторых из них даже имелись свидетели. Выходило, что император либо осознанно попирает моральные устои здешнего общества, либо относится ко мне недостаточно уважительно. В любом случае, нехорошо это.

Удивительно, но известие о предстоящем бале взбудоражило даже мою соседку. Кто бы мог подумать, что ее так заинтересует великосветский прием? Тем не менее, когда поджидавший нас в коридоре Нисс полюбопытствовал, чем мы так взволнованы, рыжуха преувеличенно радостно сообщила:

– Завтра состоится настоящий бал!

– И что такого? – искренне недоумевал парень.

– Как же? – Гретта искоса глянула на него хитрющими глазами. – Изысканные убранства, галантные кавалеры…

Взор Нисса из-под нахмуренных бровей не сулил ей ничего хорошего, но рыжая бестия предпочла этого не заметить. Она упорхнула к щебечущим девушкам, кокетливо колыхнув юбками.

– Да какие там кавалеры? – попыталась я успокоить приятеля. – Сам император, его престарелые советники и, может, пара-тройка офицеров.

Еще один мрачный взгляд на этот раз адресовался мне. Я явно выбрала неверные слова, дабы разрядить обстановку.

* * *

– Что-то не припомню я за тобой любви к галантным кавалерам, – поделилась я наблюдением, как только мы с Греттой оказались в нашей комнате.

– Как же их не любить? – удивилась соседка. – Они же такие воспитанные и предсказуемые.

– Так ты у нас ценительница благородных манер?! – захохотала я.

– Еще какая! – горячо заверила подруга и пояснила: – Ни один благовоспитанный мужчина не оставит даму в беде и, смею тебя заверить, обходительно поддержит под локоток совершенно случайно споткнувшуюся девушку.

– Наверное, ты права, – неуверенно согласилась я. – Но тебе-то какое дело?

Рыжуха мягко мне улыбнулась и посмотрела, как на несмышленую малышку. Вот и Рин глядел точно также, когда я про торговлю с герцогствами спрашивала.

– А такое, – тон рыжей авантюристки стал нравоучительным, – что у каждого придворного кавалера, помимо хороших манер, имеются еще и золотые запонки, заколки для манишки, перстеньки с каменьями, цепочки для пенсне… Или чем у них тут принято украшаться?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное, но затем я просто-таки взорвалась возмущением:

– Нельзя же так запросто лишать ни в чем не повинных людей их же добра!

– Ой, – отмахнулась соседка, – можно подумать эти придворные дурни непосильным трудом это самое добро нажили. Скольких они голыми-босыми оставили ради своих побрякушек драгоценных?

Тоже мне, борец за справедливость!

– ГРЕТТА! – воскликнула я и продолжила, чеканя каждое слово: – Ты не станешь воровать у гостей Его Величества!

Воровка вдруг посмурнела.

– Не стану, – неожиданно согласилась она. – Во время приема все дворяне и слуги будут находиться в бальном зале и поблизости, а весь остальной замок останется в моем распоряжении. Это отличная возможность обыскать любое помещение. Может, хоть завтра, наконец, удастся найти ту распроклятую книжку!

– Да нет никакого колдовского фолианта! – выпалила я.

Подруга удивилась, но затем недоверчиво тряхнула огненными кудрями:

– Быть не может! – заявила она. – Мне же Мариас сказал…

Я тяжело вздохнула. Пришлось рассказывать, что источником магических знаний императора является не рукопись, а старуха Озма.

Рыжая внимательно выслушала и несколько раз переспросила, уверена ли я, что император имел в виду именно свою тетку, а не какой-нибудь ее учебник. Когда же мне удалось убедить подругу, что все так и есть, она в отчаянии схватилась за голову.

– Мне не вернуться домой, – прошептала, словно завороженная, глядя перед собой невидящими глазами.

– Так ты скажи своему великану, что не нашла нечего, – посоветовала я, дивясь несвойственной моей бойкой соседке реакции, – в том ведь нет твоей вины.

– Я нахожу записи – он меня возвращает в родной мир, и на том мы прощаемся, – бесцветным голосом проговорила Гретта. – Таков был уговор. Мариас не из тех, кто принимает оправдания.

Ой, не нравилось мне ее настроение – даже сердце сочувственно заныло.

– А ты расскажи, что фолианта нету, зато есть старуха древняя да сварливая, – бодро предложила я. – Вот пусть с ней и разбирается.

Рыжуха подняла на меня пораженный взгляд, будто я предложила ей сплясать на погосте.

– А он разберется, – серьезно отвечала она. – Можно даже сказать: по косточкам разберет, проверяя, не скрыла ли Озма еще чего.

С ужасом поняла – не шутит. Какой бы мерзкий не был характер у императорской тетушки, жестокого дознания и расправы она не заслужила. Того же мнения, очевидно, была и моя лихая воровка. Значит, и говорить тут больше не о чем.

– А что ты так домой рвешься? – решила сменить тему. – Сама ведь говоришь, что здесь тоже имеются кавалеры с «драгоценными безделушками».

Подруга вымучено улыбнулась, хоть ее глаза заблестели от сдерживаемых слез.

– Дома – мама, – отвечала она дрогнувшим голосом, – а ей без меня никак.

Странно. Я хоть и сирота, но отчего-то думала, что это детям без родителей «никак», а не наоборот. Этим домыслом поделилась с подругой. Та отвечала с кривой усмешкой:

– Оно, может, так и должно быть, но у нас всегда было не как у остальных. Мама из-за меня всего в жизни лишилась, причем дважды.

– Звучит так, будто ты дом дотла спалила… дважды, – прокомментировать я, намекая на огненные способности девушки.

– Если бы! – хмыкнула она, словно было что-то похуже пожарища. – В первый раз матери пришлось строить новую судьбу еще до моего рождения.

Гретта говорила вроде бы со мной, но смотрела в сторону и в мыслях своих, похоже, была далеко от этого мира. Я даже не решалась перебивать вопросами историю, которой, вероятно, подруга делилась с кем-то впервые.

Ее мать, будучи еще молоденькой деревенской простушкой, слюбилась с неким колдуном, от него и понесла. Благо, доброжелатели вразумили, что вместо желанной свадьбы ее ждет всеобщее порицание. А как ребенок на свет явится, его тотчас отберут. Ибо где видано, чтобы в глухих селениях магиков взращивали? Негоже это.

Беременной женщине пришлось враз оставить все, что она знала. Ни с кем не прощаясь, под покровом ночи она улизнула из родного дома и отправилась в ближайший большой город. Там и скрыться легче, и на жизнь заработать.

Несколько лет молодая женщина с дочкой на руках перебивалась как могла. Бралась за всякую работу, временами оставаясь без крыши над головой. Затем случилась удача: знатный господин взял ее к себе на службу, дабы приглядывала за городским имением. Стала мать Гретты зваться экономкой – как-никак статус, достойный уважения.

– Видишь, все наладилось, – обрадовалась я такому повороту истории, – а ты говоришь, жизнь сломала…

– Тогда нам и впрямь казалось, что мы поймали свое счастье, – припомнила рыжуха. – Жили тихо и размеренно, а мои способности никак себя не проявляли. Мы столь долго обитались в чужом доме, что я считала его родным. Хозяева бывали не часто. Они много путешествовали, но и когда возвращались, предпочитали останавливаться в загородном поместье. Так продолжалось, пока старшая дочь господина не вошла, как говорят, в брачный возраст. Вот тогда-то наше имение ожило. Няньки-кухарки, лакеи-возницы: понаехало народу, что не протолкнуться было в узких коридорах для слуг. Мне к тому времени уже исполнилось тринадцать, потому мама решила приставить меня к той самой девице на выданье. Я и рада была. У господской дочки и платья – загляденье, и рассказы о балах да ухажерах – не переслушать.

Подруга явно насмехаясь над самой собой пятилетней давности. А мне ее повествование нравилось все меньше. Зная, как моя соседка теперь к дворянам относится, я стала ожидать подвоха. И не ошиблась.

– Случилось, – продолжила рассказчица, – что моя молодая госпожа без памяти влюбилась в знатного повесу. В знак своей привязанности влюбчивая девица подарила ему диадему искусной ювелирной работы и стала ждать известия о помолвке. Прошла неделя или того больше, а сватовское посольство, как сама понимаешь, не спешило стучаться в нашу дверь. Зато родительница юной леди стала настойчиво интересоваться недостающими в ее шкатулке драгоценностями. Тут-то влюбленная дурында, наконец, опомнилась. Послала она меня с поручением к несостоявшемуся жениху, дабы вернуть злосчастную диадему…

Соседка передернулась от омерзения, вспоминая этот момент.

– Думается, возвращать он ее не пожелал, – предположила я.

– Да он с похмелья даже не сразу уразумел, о какой невесте я ему толкую! – возмущено взмахнула руками Гретта. – А когда дошло-таки, заявил, что ободок тот давно передарил какой-то из своих любовниц. Но вздумает моя госпожа бучу поднять, он всему высшему свету поведает, как украшеньице это заполучил. Стоит ли говорить, что такие слова не пришлись по нраву этой дурище, что большую часть своего времени посвящала самолюбованию?

Я покачала головой. Сама знаю, что пренебрежительные высказывания возлюбленного бьют в самое сердце.

– Что потом? – взыграло мое любопытство. – Покаялась она перед родителями?

– Как бы не так! – презрительно фыркнула подруга. – Не хватило смелости признаться, что у нее семейные ценности выманили, тиская за шторой прямо на великосветском приеме.

– И как все разрешилось? – осторожно спросила я, чувствуя, что рассказ идет не к самому радостному финалу.

– Дабы выгородить себя, молодая леди придумала очень хитрый ход, – на веснушчатом лице отразилась злость, чудным образом смешанная с печалью. – Она заявила, что ее обокрали. И не где-нибудь, а в отчем доме! Даже как-то исхитрилась подбросить мне под подушку свои серьги. Все для того, чтобы, найдя их, ее родители посчитали, будто диадему тоже я стащила. Думаю, одна из нянек подстроить это помогла, порадовавшись, что не ее под воровство подвести хотят.

Гретта замолчала и принялась как ни в чем не бывало расстилать постель, готовясь ко сну. Но я, возмущенная подлостью молодой леди, не могла позволить подруге прервать повествование.

– Что же случилось после? – не терпелось мне узнать.

– То, что и должно было, – равнодушно повела плечами соседка. – По чьей-то подлой указке хозяева обнаружили те серьги. А поскольку в комнате я жила с мамой, господин даже разбираться не стал, чья кровать, а сразу кликнул законников. Они без лишних вопросов арестовали обвиненную в краже экономку. Обычное ведь дело – так о чем там спрашивать?

– Что ж ты никому правды не сказала? – изумилась я.

– Думаешь, я не пыталась?! – рыкнула рыжуха. – Вот только никто и слушать не стал: выставили за ворота, даже вещей собрать не дали.

Моему негодованию не было предела:

– Как же ты сама на улице без каких-либо пожитков?..

Гретта лишь хмыкнула.

– Это была не наибольшая из моих бед, – заверила она. – Моя мама – единственный родной мне человек во всем мире – готовилась идти на каторгу за то, чего не совершала.

Девушка, справляясь с одолевающими чувствами, сжала кулаки так, что костяшки побелели.

– Меня, правда, пустили к ней попрощаться, и на моих глазах раскаленным клеймом поставили ей метку на руке. Тюремщики, наверно, посчитали, что будет мне наука, да только и они тот день также не забудут…

Признаться, ее торжествующая злорадная ухмылка выглядела пугающе.

– Вдруг оказалось, что колдовать я все-таки способна, – соседка многозначительно на меня посмотрела, выдерживая театральную паузу. – Я так сильно захотела выбраться оттуда, что наружная стена узницы взорвалась и рассыпалась каменной крошкой. Лишь чудом никого не завалило.

– Ого! – я не могла определиться, восхищаться мне или ужаснуться. – И вы с матерью сбежали?

– Разумеется! – отозвалась подруга. – Грех было не воспользоваться непроглядным облаком пыли и начавшейся суматохой. К слову, не одни мы так поступили: почти все томившиеся в застенках преступники разбежались в тот день. Ох и несладко пришлось тогда всему городу… А стража-то как осерчала! Вынуждены мы были маму скрывать – помогли добрые, пусть и не самые честные люди.

– Как вы выжили, не имея вообще ничего? – встревожилась я.

Знакомый лукавый взгляд зеленых глаз ясно дал понять, что ответ не придется мне по душе.

– А я забрала все наше и даже чуть поболее, – отвечала рыжая бестия. – Рассудила: раз нарекли господа меня воровкой, то и получить должны, что хотели! Я собрала вместе всех малолетних воришек с главного рынка, и мы веселой гурьбой тем же вечером отправились обносить мой бывший дом. А там я знала всякую лазейку и каждый тайник. Хозяев и слуг крепко связали, а имение вычистили догола. Кто-то даже пытался снять шелк со стен… Вот смеху потом было, когда едва ли не каждая босячка города щеголяла в бальном платье!

Веселье подруги мне разделить не удалось – у нас явно разные представления о справедливости.

– Не надо так осуждающе качать головой, – попросила она. – Мне и без того стыдно за этот поступок. Я не имею обыкновения забирать у людей все. Но тогда моя месть казалась мне праведной.

Я тяжело вздохнула – могу ли я ее судить? Вместо того спросила:

– Неужто никого из вашей шайки не поймали?

– Да никому и дела до нас не было – вся стража еще целый месяц была занята поимкой беглых заключенных, – пояснила Гретта. – При этом часть украденного добра моим господам все же удалось вернуть. В том числе трижды проклятую диадему.

– Как?! – не удержалась я от возгласа.

– Она обнаружилась у одной небезызвестной куртизанки, – улыбнулась рассказчица. – А та, не желая признавать, что владеет краденным, поведала всю историю украшения. В том числе и о том, как полюбовничек его заполучил. Был ли скандал, не знаю, но господский дом быстро опустел, а хозяева в него больше не возвращались.

– Получается, маму твою должны были признать невиновной?

– Да кому есть интерес оправдывать простую служанку? – отмахнулась рыжуха. – На ней метка преступницы, а от такого избавиться невозможно. Потому работу хорошую ей не найти и за городские стены не выбраться.

– И оттого она спокойно смотрит на твой воровской промысел? – недоверчиво уточнила я.

– Что ты! – засмеялась Гретта. – О таком матерям не рассказывают. Она думает, что я ночами в пекарне работаю.

Настал мой черед хихикнуть:

– Неужели верит?

– А то! Я ведь и в самом деле мастак пироги печь! – похвасталась девушка, но улыбка вдруг сползла с ее лица: – Да какая теперь разница! Я не смогу вернуться в свой мир, а маме без меня придется совсем туго. А если снова попадется стражникам?..

На это мне не было чем ответить. Вместо того попыталась приободрить:

– Зато, выходит, ты перед ней ничем не виновата!

Подруга удивилась, будто я не понимала очевидного.

– Ничего бы с мамой не случилось, – поясняла она, – если бы я не покрывала похождения господской дочки, а сразу все ее родителям рассказала.

На том Гретта пожелала мне спокойной ночи и погасила свечи. Но я еще долго прислушивалась к ее редким тихим всхлипам, пока не забылась в тревожном сне.

Глава 18

Наутро Гретта, которая обычно вскакивала раньше меня, наотрез отказалась вставать с кровати. Она заявила, что ей более нет нужды играть роль императорской невесты, а потому и ходить на занятия теперь не к чему. На уговоры и посулы она не поддалась, и пришлось мне с тяжелым сердцем оставить соседку в одиночестве.

Как назло, Нисс принялся настойчиво допытываться, что стряслось со второй его подзащитной. Сомневаясь, можно ли кому-то доверить секреты подруги, я честно сообщила, что это, в общем-то, не его дело. Контрабандист же так не считал. Он не на шутку встревожился и даже предпринял попытку прорваться в нашу комнату. Дабы его унять я солгала, что Гретте нездоровится, знаете, «по-женски». На том парню пришлось отступить: он кинул еще один обеспокоенный взгляд на запертую дверь спальни и уныло побрел следом за мной, сопровождая на урок верховой езды.

Дойти до цели нам не удалось. У входа в замок нас «удачно перехватил» император, хоть мне показалось, что удача здесь ни при чем и он специально меня дожидался. Ниссу было велено отправляться к конюшням, куда его величество сам меня проведет. При этом Ринганрд, схватив мою руку, пошел в противоположную сторону.

Я все еще помнила обиду за безвинно пострадавшую наставницу, потому шла молча, глядя себе под ноги.

– Даже не спросишь, куда мы направляемся? – поинтересовался Рин, и в его голосе мне послышалась насмешка.

– Не знаю, дозволено ли мне задавать вопросы, – отвечала ему в тон.

Император лишь улыбнулся моей дерзости и заявил:

– Когда мы наедине, можешь говорить и спрашивать обо всем, о чем хочется.

Я собралась было язвительно поблагодарить за разрешение, но вовремя одумалась и промолчала. К чему препираться с его величеством, если он всегда оказывается прав?

Уже через пару шагов я поняла, что идем мы к псарне. А уже там Рину все-таки удалось меня удивить. Как только он распахнул ворота амбара, три всклоченные серые туши устремились ко мне, едва не сбив с ног.

– Подумал, ты захочешь разделить радость своих подопечных от первой настоящей прогулки, – весело проговорил мужчина, протягивая мне один из поводков, а затем со смехом обратился к собакам: – Эй, грозным волкодавам не положено размахивать хвостами!

Псы скакали вокруг нас со щенячьим восторгом. Мне даже не с первого раза удалось поймать волкодавиху, чтобы пристегнуть к ее новенькому кожаному ошейнику длинный тонкий повод. Хотя вид собаки был все еще болезненный, в проворности она ничем не уступала братьям. С ними же хозяин справился довольно быстро, приструнив несколькими резкими командами. После он провел всех за замковые стены, где, преодолев мост через огненный ров, мы оказались на широком лугу.

Если этой прогулкой Рин намеревался меня задобрить, то выбрал верный способ. Невозможно было не оттаять, наблюдая, как император совсем по-мальчишески резвится с псами, а те его играючи дразнят, не желая поддаваться дрессуре. Я не смогла перестать хохотать, даже когда животные и меня втянули в игру, прячась за моими юбками от раздосадованного их поведением хозяина. Заметив этот маневр, он объявил, что моя мягкость плохо влияет на волкодавов, и они скоро превратятся в комнатных песиков. Однако я ничего плохого в этом не видела.

Очередной порыв ветра немного развеял мое веселье и заставил обхватить руками плечи, спасаясь от холода. Это движение не укрылось от императора, хотя, казалось, он и не смотрел в мою сторону. Рингард вмиг посерьезнел и решительно направился ко мне, но не для того, чтобы, как я подозревала, отдать свой плащ. Он встал сзади и крепко обнял, укутывая своей накидкой и делясь теплом. Сразу стало почти жарко.

Отказываться от таких согревательных процедур было глупо. Тем не менее, следовало как-то отвлечься от хоть и довольно целомудренных, но все равно обжигающих прикосновений мужских рук. Потому я поинтересовалась самым будничным тоном:

– Здесь уже наступила зима?

– Что? – переспросил император, будто ему пришлось оторваться от поглотивших его мыслей… или действий.

Рину понадобилось некоторое время, чтобы воспринять мои слова, но он ответил, не дожидаясь повторения вопроса.

– Нет, – прозвучало над моим левым ухом, – пока только осень. Зимой по всей Империи лежат глубокие снега.

Я окинула взглядом луг и виднеющуюся за ним кромку леса. Как не силилась, но не смогла себе представить над всем этим снежный полог.

– На моем острове никогда не бывает снега, – проговорила задумчиво.

– В самом деле? – удивился Рингард. – Интересно было бы там побывать…

– А ты можешь? – полюбопытствовала я.

Вдруг император сам способен доставить Гретту в родной мир?

– Да, – обрадовал он и тут же добавил: – Но не без помощи Мариаса и его парней. Хотя, боюсь, такая прогулка будет слишком дорого мне стоить.

– А если я захочу домой? – продолжила осторожно допытываться.

На этот, в сущности, невинный вопрос Рин отреагировал странно. Мужская грудь, к которой я прижималась спиной, вдруг окаменела. Объятья будто бы стали теснее, хотя мне думалось, что это невозможно.

– Не уверен, что смогу тебя отпустить, – напряженно отвечал император.

Я даже не нашлась, что сказать на такое заявление. Рингард же сделал глубокий вдох, расслабился и продолжил своим привычным насмешливым тоном:

– С кем же я буду веселиться?

Далее он повел себя совершенно неподобающим для повелителя образом. Воспользовавшись моей беззащитностью, Рин принялся меня щекотать. Все мои попытки извернуться и сбежать мягко, но неотвратимо пресекались.

На мой визг примчались волкодавы, но остановились в растерянности. Им, вроде как, хотелось меня спасти, но выступить против хозяина животные не осмеливались. Потому на всякий случай они рычали на нас обоих.

– Не забывайте, на чьем вы довольствии, – угрожающе предупредил псов император, при этом явно сдерживая смех.

Измываться надо мной он все же прекратил. Я даже смогла повернуться к обидчику лицом. Наверно, зря. Его объятья стали куда более интимными, и в них не осталось места для детских забав. Императорские очи перестали смеяться, взгляд стал глубоким и влекущим, как морское дно вдали от берега. Впору было в нем утонуть…

Пришло отчетливое понимание, что меня сейчас будут целовать, что в целом неплохо. Вот только с головы никак не хотели уходить слова учителя о «лобызаниях» и возможных печальных последствиях оных. Кажется, он говорил еще что-то об уважении к девушке и ее репутации.

Я встрепенулась, стряхивая с себя очарование момента, и отступила. Рин не стал удерживать, а лишь понимающе, хоть и грустно усмехнулся.

– Согрелась? – спросил он.

Я прислушалась к себе – холод и правда отступил.

Потому кивнула и неловко поблагодарила. Император предпочел не заметить моего смущения и бодро объявил, что мы вообще-то должны были устроить псам тренировку. От слов он сразу перешел к делу. Вытащил из кармана сверток с мелко рубленным сушеным мясом и раздал по кусочку каждой заинтересованной морде. Следующее угощение собакам уже пришлось заслужить, выполняя несложные поручения хозяина.

Ученики оказались невероятно способными – не более чем через полчаса каждый волкодав сидел, лежал и даже сторожил по команде, ожидая заслуженное вознаграждение. Рингард был настолько ими доволен, что даже позволил мне научить псов подавать лапу. При этом он не преминул побурчать, что его грозным телохранителям не пристало выполнять трюки дворовых тявок.

Между делом император рассказал мне и о более серьезных приказах, что заставляют собак нападать или защищаться… Правда, этому псов будут обучать уже без моего участия. Судя по тому, что «мне лучше не видеть», такая дрессура должна проходить в довольно жесткой форме.

На том мы вспомнили, что и мне пора на учебу. К тому же выяснилось, что уроки верховой езды были затеяны главным образом ради меня.

– Я, конечно, оценил смелость, с которой ты впервые взобралась на лошадь, – поведал Рин с хитрой усмешкой, – но все же предпочел бы, чтобы следующая совместная прогулка верхом не угрожала ни твоей жизни, ни моим коленям… Хотя нет, против последнего я не возражаю.

Я снова залилась краской и потупила взгляд. Может, ему просто нравиться приводить меня в смятение? Обдумывая это, я обнаружила, что мы уже дошли до конюшен, причем оказались у их дальнего входа. Очевидно, Рингард рассудил, что так мы не привлечем лишнего внимания, и наше общение обойдется без нежелательных свидетелей.

Расчет оказался неверным. У одного из денников обнаружилась Видана – она что-то нашептывала своей давешней пегой кобыле и прикармливала ее кусочками яблок. Девушка нас заметила, но особого удивления не выказала. Она чинно раскланялась с Его Величеством, и тот поспешил удалиться.

– Где же Вайоми? – спросила я, сообразив, что урок так и не начался.

Вида вздохнула:

– После того, как она устроила здесь небольшое землетрясение, наш учитель запретил ей приближаться к его вотчине.

Девушка открыла загон, чтобы вывести свою кобылицу, которая явно не первый час томилась в полной сбруе.

– Мы ждали вас с Греттой, чтобы начать занятие, – сообщила она и продолжила, опередив мой ответ: – Да, я вижу, что наша рыжая вертихвостка сегодня не в духе. Похоже, нам с тобой вдвоем придется выслушивать крики наставника о соломенных бабах на старых клячах.

Вида проговорила это непривычно задорно, вынуждая меня заулыбаться в ответ. Все же есть своя прелесть в общении с человеком, с которым нет нужды лишний раз объясняться.

Уже выходя на улицу Видана вдруг остановилась и, не оборачиваясь, тихо проговорила:

– Знаешь, вы с ним не пара.

Все мысли о приятности общения вмиг разлетелись. Меня, словно волной, накрыла обида.

– Значит, и ты думаешь, что раз я «девка беспородная», то Рингарду не чета?!

Ясновидица крутанулась на месте и вперила в меня изумленный взгляд.

– Я вовсе не то имела в виду! – заверила она. – И род у тебя имеется вполне даже «породистый»…

Вида оборвала себя на полуслове, зажав рот пальцами, словно взболтнула лишнего. А я остолбенела, как молнией пораженная, и чувствовала себя так же. В сердце боролись обида за слова девушки обо мне с Рином и желание пристать к ней с расспросами. Возможно, это мой единственный шанс открыть тайну собственного происхождения! Посему напомнила себе, что я не такая уж обидчивая.

Вот только долго я размышляла, ибо ясновидица прытко (недаром нас полдня муштровали) вскочила на свою кобылку и ускакала. Пришлось и мне выводить из стойла лошадь, на которую я сразу попыталась взобраться. Так я узнала о Видане еще кое-что – она отлично тренирована!

Мои же ноги и спина нещадно болели и казались задеревеневшими – вчерашняя выездка давала о себе знать. Кряхтя аки древний старец, я все-таки сумела влезть в седло и пустила лошадку мелким шагом. Впрочем, пока мы с ней добирались до учебного манежа, я немного размялась и уже могла не кривиться при каждом покачивании.

Стоило мне подъехать, наставник заявил, что сегодня нам полагается привыкать к длительным переездам в седле. Потому достаточно совершить верховую прогулку по двору, и на том мы свободны. Думается, изначально имелся несколько иной план урока, но старый вояка был слишком занят работами по устранению последствий магии Вайоми, в чем ему помогали уже порядком измотанные солдаты. Эдак в тот день я узнала много новых способов высказаться о недостаточно трудолюбивом человеке.

Зато у Виданы больше не осталось возможностей от меня скрыться, и я поспешила продолжить взволновавший меня разговор:

– Так ты можешь рассказать мне, кто я и откуда? – от количества вопросов гудела голова. – Где мой настоящий дом и как найти родных?

Девушка тяжело вздохнула и покачала головой.

– Погоди радоваться, – предупредила она, – я способна увидеть только события, которым ты была свидетелем, хоть сама того и не помнишь.

Как там говорится: «На безрыбье и креветка сойдет за ужин»? Но вслух я произнесла совсем иное:

– Какой замечательный у тебя дар!

Вида окинула меня снисходительным взглядом:

– Полагаешь, это дар?

Ой, сдается, я далеко не первая, кто попытался подольститься к ней подобными нехитрыми речами.

– Как по мне, так это сущее проклятье, – мрачно закончила девушка, не дождавшись от меня ответа.

– Как же так? – изумилась я ее словам. – Ты ведь всегда знаешь правду!

Следующий обращенный ко мне взгляд был настолько долгий и проникновенный, что я невольно отшатнулась, увеличивая расстояние между нашими шагающими бок о бок лошадьми.

– Пойми, Варвара, – наконец заговорила ясновидица, – правда не приносит счастья.

– В чем же тогда его искать? – не смогла согласиться я.

– Будь моя воля, – усмехнулась Вида, отводя взор, – я выбрала бы неведенье.