Текст книги "У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Ирина Арина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6, прошлое – Храм рассвета – Белое озеро

3038 год по единому летоисчислению Мелонты

– Леф, мне страшно.

Мне, правда, было страшно. Я так ждала… мы ждали этот день, а когда он пришел… почти пришел… вот.

– Не верю. Ты ничего не боишься.

Разговаривали мы шепотом, даже не знаю, почему. Родителей, если они спали, что очень сомнительно, наши голоса не разбудили бы, «тихий щит» Лефлан сразу поставил. Но я все равно шептала, и он отвечал шепотом.

– Я боюсь, Леф, очень боюсь, что ничего не получится. Оно ведь редко получается. А если будет пасмурно и тучи? Когда тучи, солнца не видно, как будто его нет, тогда и луча от него не будет, или будет не в то время или еще что… Как тогда?

– Все у нас получится. Но сегодня мы туда просто идем. Об этом ты помнишь?

– Я помню. Я не сегодня боюсь, я вообще боюсь, с опережением. Леф, а если…

Удивительно, как у Лефлана хватало терпения на эти мои переживания, весь месяц до восемнадцатилетия я терзала ими себя. То есть, неделю из месяца – себя, а потом Леф вытряхнул причину моих перепадов настроения и дальше я доставала нас обоих. Попробовал бы проделать это кто-то со стороны, сама бы прибила, а так… И, главное, никак я не могла с этим страхом справиться. Все же решение расстаться со школой было совершенно верным. Кому нужен агент, не умеющий управлять собственными эмоциями? Еще бы решить, нужна ли Лефлану такая жена. Правда, это решение от меня зависело совсем мало, только на стадии желания, все остальное – от Лефа, солнца и жриц Храма.

– Ты передумала? – я отчаянно помотала головой. – Тогда спускайся.

Самый быстрый вариант спуска – выпрыгнуть в окно, тем более, я из него уже почти вышла, больше, чем по пояс высунулась, но… Я училась быть обыкновенной девушкой. Леф этого не требовал, напротив, регулярно устраивал то пробежки наперегонки, то еще какие соревнования, чтобы форму не теряла, но я сама хотела стать обыкновенной. Обыкновенные девушки не выпрыгивают из окон, собираясь первый раз в Храм рассвета, они чинно спускаются по лестнице… или быстро по этой лестнице сбегают, легко касаясь перил… или скачут по той же лестнице вприпрыжку… в общем, кто как, в зависимости от темперамента и настроения. Я спустилась чинно… бегом… и совсем забыла про перила.

А к Храму мы шли, и правда, чинно, под руку. Я немного… нет, сильно волновалась, что об этом расскажут родителям Лефлана, и им это не понравится. А понравиться им это не могло, все-таки по рождению мы стояли очень далеко друг от друга, и одно дело – просто дружить, дружбе сословия не мешают, и совсем другое – связать свои жизни. Те, кто собирался стать к алтарю без родительского согласия, свои намерения обычно скрывали до самых последних минут, а мы шли вот так, не прячась… и это решил сам Леф.

– Леф, а если…

– Вайра, ты знала, что у меня склонность к собственничеству, прогрессирующая на почве тебя? Знай. Как начинающий собственник и честный человек, не могу не поставить тебя в известность. Я тебя никому не отдам.

От его шуточной серьезности, шуточной совсем не казавшейся, да и, наверное, ею не бывшей, стало легко и хорошо.

– Обещаешь?

– Обещаю.

В Храме рассвета хозяйничали цветы и огонь. Цветы увивали колонны и арки, сплетались кружевными сводами естественных беседок, тянулись гирляндами по потолкам залов. Огонь жил в открытых чашах, размещенных на подставках, парящих в воздухе, покачивающихся на вычурных подвесах. Красиво. И все. Я ждала другого. Волшебства. Его не было, была обыденность. Были юноши и девушки, прогуливающиеся по залам или сидящие на резных скамьях, кто-то парами, кто-то в одиночку, большинство – небольшими группами. Они вели себя, как в парке или на стадионе, или любом другом месте, где собиралась молодежь. Разговаривали, смеялись, зевали, были даже те, кто спокойно досыпал недоспанное. Ну да, летом ночи короткие, а вставать за два часа до рассвета… Можно совсем не ложиться. И жрицы в струящихся пламенем платьях взирали на всех с едва прикрытой скукой. Они не были хранительницами волшебства, они просто здесь работали, как работают в мастерской или в пекарне, да где угодно. Просто работа.

Лефлан меня провел по всем залам, все показал. Возле второго алтаря я снова слегка запаниковала на тему «А вдруг?». Весь свод Храма был системой окон, разноцветных, больших и маленьких, явно расположенных по какой-то системе, при желании можно было бы разобраться какой, и разделенных переплетами. А над вторым алтарем был сплошной переплет с узкой, просто невозможно узкой, полоской стекла.

– У нас все получится.

– Получится, можете не сомневаться, – поддержал Лефа незаметно подошедший Манжур. – День свой не прохлопайте и все зашибись. Как тебе тут?

Спрашивал он, естественно, не у Лефлана, первый раз в Храм я попала, и мне бы полагалось восхищение какое-то выразить, но восхищения не было. Ни цветы, ни чаши с огнем не могли спрятать обыденность. Вместо ответа я нечто неопределенное изобразила рукой и плечами пожала для расшифровки жеста. Как ни странно, такой ответ Андуаша устроил, словно он и не ждал другого, и объяснениями не заинтересовался. А я вдруг совсем успокоилась, просто поняла, что у них есть план.

Райна и Мэлу, облюбовавших одну из самых заплетенных цветочных беседок, мы бы не увидели, не окликни они нас. В их беседке места хватало на всех, но Манжур с нами не остался, сказал:

– Я вечером на Белом, заскакивайте, – и затерялся в анфиладе храмовых залов. Не захотел смущать ребят своим присутствием. Это для меня он теперь был другом Лефа и немного моим, а для них оставался учителем.

Маленьким утешением за разочарование стало, что Лаод и Льянс идти к алтарю собирались за день до Перволуния. Одновременно с нами. Через две недели. Всего через две недели. Целых две недели… Это метание между «всего» и «целых» забавляло Лефлана и Райнара, а я и Мэлавиата на них не обижались, продолжали метаться и были уверены, что сами они мечутся не меньше нашего.

Церемоний связывания судеб в это утро проводилось две, обе у основного алтаря. Конечно, глупо и наивно было ждать, что прилетит энджур и принесет связующую нить, да еще на фоне всего увиденного, но даже на фоне всего увиденного этого так хотелось… Не прилетел. Солнце осветило только руку девушки в первой паре и никого во второй, нити жрица достала из деревянного ларца, не особенно скрывая, что лежит их там множество, у второго алтаря сегодня никто не появился, а солнце в узком просвете даже не мелькнуло. От всего этого, обыденности и отсутствия волшебства, было грустно. Вроде бы, ничего нового, все знала, слышала столько рассказов о Храме, и Леф говорил… А все одно, грустно. Видимо, верилось мне в древнюю легенду и не хотелось признавать, что она всего лишь легенда.

Андуашу бывать на Белом озере не нравилось, он этого не скрывал, а о причинах своей неприязни к озеру молчал, и приходил сюда нередко. Устраивался на выползших из земли корнях старого ясенара у самой воды, но смотрел не на воду, а вглубь берега или в небо, и словно ждал чего-то. Наше присутствие ему не мешало, сам звал. Иногда что-то рассказывал, иногда о чем-то расспрашивал, иногда устраивал проверку знаний о порталах по старой памяти.

А мне на Белом озере было хорошо. Уютно и спокойно. Здесь даже воздух, напитавшийся запахом разнотравья, казался особенно вкусным. И солнце будто было ближе и горячее. И слушать разговоры Лефлана и Андуаша мне нравилось, спорили они или обсуждали что-то, это всегда было невероятно интересно, пусть не всегда понятно. Особенно у Манжура. У него зачастую проскакивали незнакомые слова или выражения, смысл которых, как бы, улавливался, но, как бы, не тот, который в них вкладывался. А сегодняшний разговор, вопреки обычным нашим посиделкам, мне не нравился.

– Понимаете, какой финт ушами получается… С одной стороны, в Мелонте все давно в фикцию выродилось, и в этических заморочках смысла ноль целых фиг десятых. С другой стороны, с вашей парой до обалдения неясно, где осторожничать и откуда аккуратничать. Положим, с Храмом решить просто, станете к алтарю в расчетное время, все осветится, нитку привяжут, и валите в свое «долго и счастливо», но… Вы ведь не этого хотите. Чтобы солнце вас связало не потому, что в эту минуту оно в нужной точке стоит, а потому что оно знает, кого связывать. Так?

– Так, – все, что говорил Андуаш было правильно, и без вариантов не согласиться, но и узаконить нашу с Лефланом связь других вариантов не было. – Только мы не дети, нормально понимаем все. Эти легенды древности, они и есть легенды, красивые сказки, а жизнь – уже другое, на нее трезво смотреть надо, без лишних запросов, без этого…

– Без чего? – немедленно ухватился за мое абстрактное «этого» Манжур.

– Без всего, – я это гордо так сообщила, уверенно, вытолкав из памяти недавнее разочарование. Разочарование подождало, пока выскажусь, и вернулось, привело с собой горечь и совершенно детскую обиду. – Просто немного жаль, что… – непрошенных гостей я из головы выпроводила, вытряхнула… постаралась вытряхнуть. – А, ладно, неважно все это. Ничего не важно, важно, что мы будем вместе. Да, Леф?

Энтузиазм мой Лефлан неожиданно не поддержал.

– Нет. Вместе мы будем, это да, а вот что неважно как… Важно. Если жизнь начинать с подлога…

– Да почему с подлога? – возмущение таким определением смело и разочарование, и обиду, и угасло, наткнувшись на пропущенное мимо ушей: – Расчетное время? Это как? Это что?

– Наука. Простейшая физика, – учительским тоном разъяснил Манжур. – Солнце, как физический объект, в противоречие с ее законами не вступает, шпарит себе по орбите и шпарит, за угол не сворачивает. Прикинуть в какой день, час и прочие минуты оно через клюв просочится – расчетами называть смешно, баловство. Это если идти простым путем. Можно сложным: обаять жриц и взять у них журнал световой активности.

– Почему клюв? – вопрос был не самый умный, но все остальное вопросов не вызывало. Если я не знаю, как рассчитать местонахождение солнца в заданный промежуток времени, это не означает, что Леф и Анд тоже этого не знают. А жрицы свой журнал могли и без расчетов заполнить, на чистых наблюдениях. Обаять их… Не сказала бы, что путь сложный, видела я, как на Ют-Раша и Манжура женщины любых возрастов реагируют. Сложным, наверное, было отступление после обаятельной атаки.

– В феномене Мелонты есть своя прелесть, – оценил мой не самый умный вопрос Андуаш.

– Смотри, – Лефлан ничего не оценивал, развернул проекцию отпечатка памяти. – Ясно? Технически все соответствует.

Технически – да. Строители Храма позаботились о сохранении легенды. Множество разноцветных окон в кровле складывались в фигуру птицы, над вторым алтарем размещался клюв. При совпадении места и времени, получалось, что луч солнца приносил энджур. Не ясно было одно – откуда можно увидеть полную картину. Снизу, из залов, не выйдет, только частями. Сверху… Ничего выше Храма рядом с Храмом не было. Эту задачу решить мне было необходимо и решить самой, не спрашивая, потому что, если ответят, решать уже не придется и притихшее разочарование навалится с новой силой, а с ним и утренний страх, что ничего не получится. Страх был неуместен, ему бы совсем исчезнуть за уверенностью, что все легко осуществимо, а вот не исчезал, ждал удобного момента…

– Эргон, ты еще с нами или отчалила в дебри логики? В альтернативную только не сваливай, мне одной хватило. Когда вернешься, свистни, я тебя по секрету успокою, что энджуры – не выдумка. Об этом загрустила?

– Об этом, – отпираться не было смысла, смысл был узнать побольше о чудесных птицах. – Ты их видел?

Из своего не мелонтийского происхождения Манжур тайны не делал. То есть, не для всех, конечно. Для Лефа не делал, ну и для меня за компанию. Но о том, из какого мира пришел, Андуаш не говорил. Прежде не говорил, даже не намекал. А теперь вот…

– Видел, слышал, ощущал. Офигенно жгучие экземпляры встречаются. С загадочной тягой красоваться перед незнакомыми девушками. Здесь они были, давно. Сейчас их тут быть не может, не для кого. Считалось, что не для кого. Ошибка.

Из всех переживаний меня мигом вынесло. Я придвинулась поближе к Лефлану и настроилась на долгий интересный рассказ, рассказывать Андуаш умел. Если хотел. Сейчас не хотел, и больше ни слова об энджурах не добавил. И сам ушел. Не совсем, просто по берегу бродить. Вновь стало грустно и страшно, что…

– Если заранее знать, когда нужно, правда, на подлог похоже. Леф, а по-другому… Я не знаю как, не представляю. На нашу связь никогда не дадут согласия… никто не даст. Ни родители, ни империя. Ее не признают и… Это невозможно.

– Посмотри сюда. Что скажешь? Это возможно?

Сказать я ничего не смогла. Только смотреть, как на ладони Лефлана распускается огненный цветок. И слушать, как он поет.

Огонь не умеет петь. Треск, рев, гудение – это не его голоса, это звуки сгорающих дров или движения воздуха, но не самого пламени. Сколько лет Леф мечтал подарить огню голос? Сумел. Переливались лепестки, поднимались и опадали, трепетали, вспыхивали ярче или светились мягко, и в этих чуть дрожащих живых лепестках рождалась мелодия. Со словами-нотами и нотами-словами. Тихая. Чистая. Невозможная.

– Что ты слышишь?

Голос Лефлана в песне огня звучал естественно. Иначе и быть не могло, это ведь его огонь. А мой… Да не только мой, любой звук сейчас стал бы посторонним, чужеродным, способным разрушить волшебство. Леф же этого будто не понимал, повторил настойчиво:

– Что ты слышишь, Вайра?

– Мечту.

Мой едва слышный шепот-выдох он поймал губами. Листья огненного цветка вытянулись, закружились спиралями, укрыли руки Лефлана, песня стала уверенней, громче…

– А теперь?

– Любовь.

– Ты веришь мне?

Пламя словно ждало моего «Да», уже не листья, не лепестки – огненные крылья раскрылись над Лефланом… над нами, и песня взметнулась многоголосьем.

– Невозможного нет. Пока мы вместе, нет ничего невозможного.

.

Андуаш из своих странствий по берегу вернулся задумчивым и хмурым, вновь устроился на корнях ясенара, вычерчивал что-то на земле подобранной веткой. Заговорил, не поднимая головы, продолжая высматривать что-то в обрывистых штрихах

– Что подтасовка неприятна – это правильно, так и должно быть. Можешь успокоиться, мы не подгоняли день и час, Леф их наугад назвал, потом проверили, так что топайте, связывайтесь спокойно, а дальше видно будет.

– А если…

– Вторая попытка была бы твоей, – Лефлан понял меня с полуслова.

– А…

– А третья – моей, – Андуаш одним движением смел все начерченное. – Можете считать, что использую личное положение в служебных целях, действую на благо общества. Раз уж меня уронило не в тогда, в когда надо, буду закреплять ошибку, чтобы не исправилась ненароком. Это не в порядке бреда, не все ошибки плохи. Эта, если не ошибаюсь, вполне такая себе приятная. Как вариант, шанс для Мелонты выползти из того тупика, куда она прет с тупым упорством.

– Как вариант? Точно ты не знаешь?

Что Лефу об Андуаше известно много больше, чем мне, к секретам не относилось, но заданный им вопрос напрашивался и у меня. Элементарно сопоставить двойное упоминание о некой ошибке с «уронило в не тогда», его же рассказами о временных сдвигах порталов и явно не мелонтийским уровнем знаний о Мелонте, я могла и сопоставила, а с вопросом Лефлан опередил.

– Знал. В первом варианте и до определенного момента. Сейчас тот вариант шпарит к варианту «без вариантов». Где-то вас развернуло и другим маршрутом направило. Хорошо так крутануло, для существовавшей реальности еще не критично, но уже ощутимо, и куда все это вывезет, я теперь сказать не возьмусь, поворотные точки на глазах размножаются, часть разворотов уже не та, что была в прошлом вашем будущем.

– Именно нашем? Конкретно моем и Вайры или все глобальней?

– В обоих. Вам не повезло с миром, зато миру повезло с вами. Вы шанс на возвращение… Короче, шанс вы для Мелонты. Но только вдвоем, парой. По одиночке или в других связях, погаснете, как все здесь.

– Шанс?.. Погаснем?.. Мы?..

– Анд?

У Манжура от непонимания, моего тезисного и требовательного Лефлана, настроение словно еще сильнее испортилось, снова заскользила ветка, выцарапывая линии и круги на чуть влажной земле.

– Не будет объяснений. Рано. То, что сказал, запомните, и пока достаточно. Я бы и об этом не говорил, не творись здесь бардак, причем во всем. Заумно выражаясь, у вас тут полный… баланс коллапса с релаксом, припудренный массовым психозом. Последнее – единственное логичное. В таком диком смешении прошлого и будущего любое настоящее свихнется. Если без заумностей, взросление социума и взросления отдельной особи абсолютно идентичны, вся разница – в единицах измерения, для человека – год, для человечества – век. В нормальном развитии у миров свое детство, юность, зрелость. Мелонта сейчас застряла в юности с менталитетом подростка и багажом взрослого. Нормальную эволюцию тут капитально тормознули войнами, минимум, на век отбросили, и компенсировали это искусственно насаждаемым прогрессом, притащенным извне. И вот тут возникает вопрос. А как? Каким бэсовым кюрисом это прокатило? Свободная беготня по порталам на данном этапе исключена. Однако, киллитенские деятели бегают и прут сюда все подряд.

– Давай честно. Не только киллитенские.

– Давай. Экспедиции Райба из той же серии. То, что он не готовое тащить собирается, а технологии, недалеко ушло. Искусственный прогресс априори нежизнеспособен.

– Сам себе противоречишь. Вчера ты говорил, что это шанс уравнять позиции.

– Я это не тебе, а Райбу говорил. И еще не то скажу, если он опять рогом упрется и начнет Чаршона тормозить. Пусть лучше свое планирует, чем ему мешает. Не перекроет группа Сартара окна, дождемся, что Киллитенс гравинейтр приволочет или ядерную бомбу. Вот же хлитство! Райбаш не дурак, но временами такое порет… Корона ему на мозги давит, что ли?

– Райбаш надеется на прекращение эпохи войн и боится сам спровоцировать новую любым конфликтом. Я его понимаю…

– А я – нет. Надеяться он может, пусть хоть занадеется. Быть слепым права не имеет. Не мальчик, но император, как-никак, отец отечества, мать его.

Что они вхожи к императору Тугдоланта, Лефлан и Андуаш не скрывали. Собственно, ничего тайного в этой информации не имелось, напротив, все было совершенно естественно. Род Ют-Раш при дворе занимал положение высокое и почетное, щедро одаренное привилегиями рождения и наградами за заслуги, а при определенных обстоятельствах стоял в первых претендентах на престолонаследование, о чем Леф предпочитал не вспоминать, чтобы, не приведи Всевидящие, те самые обстоятельства не сложились. Про древность рода Манжур речь не шла, его древность простиралась за пределами Мелонты. Знал об этом Райбаш Эш-Шаркор или довольствовался наблюдаемыми достижениями Андуаша, я не знала, но молодого ученого молодой император привечал, если не сказать больше и не вспоминать давних слов капитана Сартара о ком-то, стоящем выше властей Тугдоланта и рекомендовавшем не препятствовать Лефу и мне. Я была уверена, что этот кто-то – Манжур.

– Вот именно, Анд. Он император и несет ответственность за империю. Если парни Сартара на территории Киллитенса влипнут, у Тиринеха будут развязаны руки.

– А он в курсе, что сейчас они у него связаны? Исконийский плевать хотел на все конвенции и моратории. То, что его армия не торчит на границах Тугдоланта, не результат их договоренностей, а повод для тревоги. Слишком затяжное спокойствие при такой портальной активности. Знаете, что меня радует? Что танк в окно не лезет и с крейсерами оптодисперса на черных рынках напряг, ибо конница – сила, конечно, но КОДу это хлит объяснишь.

Наверное, Андуаш был прав, капитан Сартар говорил о том же два года назад, но… За эти два года ничего не изменилось, во многом благодаря политике императора. Райбаш Эш-Шаркор шел на любые уступки и соглашения с Тиренехом Исконийским лишь бы сохранить мирные отношения между Тугдолантом и Киллитенсом. И поверить, что все это напрасно… Не верилось. Не хотелось верить. Особенно теперь. Это я теперь стала гражданской, Лефлан оставался военнообязанным. Жалела я о решении уйти из школы? Нет. Я просто очень надеялась, что войны не будет. Хотя верила в это немногим более, чем в существование энджуров.

– Они, правда, есть?

– Есть. И крейсера, и танки. Что из них тебя больше интересует?

– Энджуры.

Андуаш, против обыкновения, не стал насмешничать, не поинтересовался, позднее у меня зажигание или ранняя заторможенность, снова смел все вычерченное на земле, посмотрел внимательно и невесело.

– Есть. Можешь поверить. Если та поворотная точка сохранилась…

Он не договорил. В воде блеснуло сияние открывающегося портала. Это само по себе было неожиданно. Сколько мы бывали на Белом озере, ни разу портал не видели, да еще и в воде… Я о подобных даже не знала, не представляла, что бывают, Манжур ничего не рассказывал о таких.

Оказывается, бывают. Этот вот был, проступал нечетким контуром, вырисовывался быстро и неровно, будто прорывался сквозь непонятную преграду, и раскрылся вдруг маревом закатного солнца. Не отражения, нет. Солнца, заглянувшего из другого мира. Солнца, умеющего петь, как огонь Лефлана. Только песня эта была полна такой печали, что сжималось сердце и трудно стало дышать, а глаза пекло и застилало пеленою слез.

Длилось все это недолго, секунды, но сами секунды длились целую жизнь. Портал закрылся в одно мгновение, забрал печальную песню и солнечный свет… И оставил его след на наших руках, Лефа и моей, окутал от плеча до переплетенных пальцев. Золотистое мерцание таяло медленно… даже не таяло, впитывалось в кожу, растворялось в нас, а мы смотрели, как оно впитывается и молчали. И потом молчали. До самого:

– Поздравляю, ребята. В Храм можете сходить, для порядка, но надежнее, чем сейчас, вас никто не свяжет. Да уж, неправильный – это диагноз.

Реальность вернулась… или мы вернулись в нее. На берег Белого озера, под вечернее солнце Мелонты, к Андуашу, стоящему над водой и словно удерживающему себя от того, чтобы броситься в тот странный, уже исчезнувший, портал, к его поздравлению и непонятному завершению поздравления.

– Анд?

– Что? Что это было? Фиксированная точка в судьбе… дорогого мне человека. Значит, это не изменилось, она пришла туда. А вот сохранился ли поворот, о котором я не сказал, теперь большой вопрос. Возможно, он и не нужен, его огненная пернатость Луч до вас так дотянулся. И на нитки он не разменивался, мелочиться не в его стиле, сразу перчатку с рукавами, как еще не скафандр целиком влепил, оригинал…

– Анд, там произошло что-то, что для тебя тяжело? – перебил его Лефлан. – Ты из-за этого сюда приходишь?

– Да, – Андуаш мотнул головой, будто стряхивая это свое напряжение. – Глупо. Помочь не смогу, знаю, а вот… Ладно, прошло уже. Энджур это был, связал вас лично, как хотели.

– Не на рассвете? – от неуместности и ненужности собственного вопроса я смутилась. – Это не важно, да? Я не знаю, зачем это сказала, как-то само вырвалось… Наверное, от… Неважно. Но это правда, да? Это был энджур? Настоящий энджур?

– Настоящий, – мягко подтвердил Манжур. – А с рассветом все нормально, не переживай. Просто ваш рассвет другого цвета. Нет, если вас что-то не устраивает…

– Нас все устраивает, – заверил Лефлан.

– Меня бы не устроило мое присутствие, – за усмешкой Андуаша проскользнула ощутимая горечь, спрятанная под нарочитую небрежность и некоторую развязность тона. – Щиты поставить не забудьте. Романтиков тут, кроме вас, не водится, а рыбаков принести может. Я рад за вас, и рад, что вот так, по-настоящему все.

Манжур успел дойти до лошадей и распустить узел чембура своей, а мы не успели расцепить пальцы укрытых едва видной вязью рук. Но мы и не спешили, не хотели спешить. Все случившееся было странно, непонятно и… чудесно. Совершенно чудесно. В этом чуде терялись и странность, и непонятность, и крошечная досада, что не увидели энджура. Все это было мелким и неважным. Важны были мы и тонкая ниточка солнечного луча, принесенного волшебной птицей. Ниточке нравилось сплетение пальцев и близость рук, и просто наша близость. И нравилось тем сильнее, чем ближе были мы друг к другу. А нам нравилось то, что ей это нравится и просто нравилось сидеть вот так, близко-близко, держаться за руки и знать, что совсем скоро близость станет единением.

К обычным щитам Леф добавил особенный, поющий, переливающийся всеми оттенками пламени, спрятавший нас от всех. Закрывший от черного урагана. Ненадолго.

Сумасшедший ветер возник одномоментно, словно взметнулся откуда-то из-под земли, вертелся воронками смерчей, обрывал пожухшую листву с деревьев и ломал сами деревья. Порывистый, напоенный неясной злой силой и чем-то еще неведомым и страшным. Щиты исчезли разом, задержался лишь поющий огонь. На несколько секунд. Лефлану их хватило понять, что происходит что-то непонятное, контакт с чем нужно свести к минимуму, и шейным платком завязать рот и нос. Мне. Мне этих секунд хватило проявить редчайший для бывшей ученицы закрытой школы МВВ непрофессионализм. Вместо мыслей об опасности и оперативного выбора действий в критической обстановке в моей голове царила сплошная обида, что началось это ураганное безобразие до слез невовремя. Я отлично понимала, чем чревато подобное легкомыслие в подобной ситуации, но даже призванный в качестве крайней меры образ капитана Сартара с его оценкой такого поведения не помогал, и пока мы бежали к лошадям, я продолжала бороться со слезами, упорно не желавшими смаргиваться.

Лошади метались и ржание их больше похожее на крик, перемежалось хрипом, но нас подпустили и немного успокоились, словно поверив, что люди помогут и спасут их от кружащего в воздухе кошмара, от самого воздуха, что заполнился мельчайшей темной пылью, стал вязким и тягучим. Она, эта пыль с привкусом гари, собиралась тучами-клубами, распадалась и собиралась вновь, забивала нос и глаза, пробиралась под платок, вызывала удушливый кашель, и на кожу оседала жирными грязными пятнами, походящими на пятна копоти.

– К переходу? – Леф забросил меня в седло, отвязывал обеих лошадей, свою и мою.

– Если работает, – Андуаш уже был в седле, что-то рассматривал на широком браслете, с которым никогда не расставался. – Ничего не чувствуете? Ладно, отсюда по любому валим, ищем место почище.

Чувствовала я много чего, а то, что в этом многом есть то, что не чувствуется, поняла, когда мчались к Старому Долу. Магии не было. Совсем.

Не было ее и у Лефлана, и у Манжура, и у трех смотрителей стародольского перехода. Ни у кого. Нигде. Магия исчезла. Зато повсюду крутились черные смерчи и вилась клубами темная пыль. Везде. По всему Тугдоланту. По всей Мелонте.

Про Тугдолант и Мелонту сказал Андуаш, это показал его браслет. Заодно с составом воздушной взвеси.

– Шестьдесят восемь процентов мирона, три – аннигилированный сталенит. Остальное – антикрионил. Объяснять надо?

Объяснения не помешали бы, но это мне, Лефу они не требовались. Кроме одного:

– Если по всей Мелонте, как закрываются сами?

– А хлит их знает. Я не уверен, что они его взорвали, а не оно у них рвануло. По тем показаниям, что нооком снять успел, магию капитально так накрыло тройным кюрисом в критлицевом эквиваленте с полным отсутствием вариантов укрытия и защиты. Соотношение компонентов в их бомбе паршивое, легко соединяемое и неуправляемое. Долбанутые киллитенские недоумки ушли на простейший вариант, в результате слепить монстра сумели, а удержать его нет.

– Вопрос, где держали. Дивурчиг или Счижетис?

– Уже не вопрос. Смысла в нем нет. Разве что для удовлетворения личного любопытства, куда не смогли добраться.

– Согласен, но проверить не мешает, подстраховаться от рецидива. Что делать будем?

– Сейчас или вообще? Сейчас проводим Вайру домой и от «сейчас» перейдем к «вообще», двинем в столицу процесс ускорять.

Вот же мерзкая дрянь! – от темной пыли не спасали никакие преграды, ни сухая ткань, ни смоченная, кашель доставал всех, и Андуаш злился еще и на это. – Период первичного распада мирона одиннадцать циклов. Если развернуть аннигиляцию катализатора…

По грубым подсчетам Манжура выходило, что при самом удачном раскладе, совпадении исходных и значительной помощи ученых, магия в Мелонту вернется не ранее, чем через полгода. Ориентировочно столько же займет вывод антикрионила из организмов.

– Имеете уникальный шанс оценить все прелести безмагического существования и неплохо подвинуть нормальный технический прогресс. Тоже полезно. Проблема большинства миров с высоким магическим фоном – перекос в развитии. В техномирах эта однобокость понятна, им нечем оперировать, кроме законов физики, ограниченных условно естественными процессами. У вас офигенная фора, полный комплект. И что? И ничего. Магия впереди паровоза… Вы его, кстати, еще не изобрели, как раз можно заняться. В общем, магия вперед, а все остальное в критлицевом подхвостье. Не только в Мелонте. В этой ступени тридцать шесть миров запараллелены, половина с бешеным магофоном. Сбалансированное развитие магии и техники – в четырех, из них один торчит в регрессивной стагнации, чуть подтолкни – попрет деградировать на всех парах. Так что, если свой немного раскачаете, будет совсем неплохо. Подравняете перекос… оба. Стандартный и персональный мелонтийский. Хоть под часть приволоченных терминов явления откроете.

– Если дадут, – немного охладил запал Андуаша Лефлан. – Мы не против и готовы развиваться. Мелонте не хватает мира. У нас вся история – войны. Самый большой интервал без войны не дотягивает до полувека. Если бы не это… С последней прошло двадцать лет. Половину из них отобрало восстановление разрушений и подъем экономики. Не до науки. И сейчас будем не паровоз изобретать, а дренажную систему для мирона и нейтрализатор антикрионила. Под твоим руководством.

– Будем, – согласился Манжур. – Другого нам пока не светит. А за неимением паровоза и временной недоступностью переходов фигачить нам сегодня на лошадках до Мардола, а потом до столицы.