Текст книги "У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Ирина Арина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Арина Ирина. У рассвета цвет заката. Книга 1

Каждое межвоенное поколение верит, что война их не коснется, что предыдущая была последней. Мы тоже верили, пусть нас с детства учили сражаться. А может, потому и верили, что хорошо знали: нет в войне романтики, а то, что есть… Мы бы хотели никогда не проверить теорию на практике, нам не позволили этого сделать.

В Мелонте больше нет солнца, в Мелонту вернулась война.

Я, Вайралада Эргон, личный переводчик командующего сводными армиями Киллитенса, предатель Родины – об этом знают все. Я, Вайралада Эргон, агент внешней разведки Тугдоланта – об этом знают единицы. А я хочу знать одно: что обо мне знает Лефлан.

Глава 1, прошлое – Закрытая школа МВВ

3036 год по единому летоисчислению Мелонты

Я не верила своим глазам, не могла поверить. Лефлан… Они взяли Лефлана… Глаза, которым не хотелось верить, отмечали все: связанные за спиной руки, порванный мундир, кровь на рукаве, разбитую скулу, сине-черное мерцание «костолома» на ногах… Мозг, глазам верить не желавший, информацию тем не менее принимал, оценивал и искал выход. Синее – это хорошо, вода меня слушается, с красным было бы тяжелее. Конвоиров двое, снять одновременно «костолом» и их обоих не смогу, не успею, значит, убирать того, который со стороны здоровой руки, и пережигать веревку, вторым Леф займется сам, пока я займусь заклинанием. Потом… Потом мы уже будем вместе, прорвемся.

Принять решение и составить план – сделать половину дела. Решение я приняла, план приблизительно набросала, составить точный в такой ситуации задача, практически, невыполнимая. Теперь успокоиться и вперед. И лицо. Не забывать держать лицо. Они не должны понять, кто я, что собираюсь сделать. Подобраться поближе. Вот так: извиниться перед ухмыляющейся старухой… извиниться, а не вбить ей ухмылку в оставшиеся зубы… отпихнуть тощего сопляка… нашел время по карманам шарить орочий сын… увернуться от расставленных лапищ нетрезвого вояки и глупо хихикнуть… и не влепить в пьяную морду ни заклинанием, ни кулаком… обогнуть этих… обойти тех… Есть!

Позиция нашлась не идеальная, скопление народа ограничивало пространство маневра, но оптимальная из возможных, от патруля отделяло приличное расстояние, а Лефлана должны были провести достаточно близко… Должны были и не провели, не дошли десяток шагов до плановой точки. Леф увидел меня, остановился, едва уловимо качнул головой, запрещая вмешиваться. Один из конвоиров толкнул его в спину, второй замахнулся прикладом. Не тот, которого я собиралась нейтрализовать, но уже как есть, сам себя выбрал. Хотя… Стоял он удачно, в нужном месте. Лишь бы Лефлан правильно сориентировался.

Огненный шар полетел в ненавистную форму Киллитенса, не прямо, по касательной, я потеряла три секунды на расчет траектории, но одним ударом решила две задачи: солдат покатился по земле, сбивая пламя со вспыхнувшей одежды, Лефлан успел подставить руки под огонь. О том, насколько он обожжется, я старалась не думать, ожоги вылечить можно, вернуть жизнь – нет, а лучшего боевого мага армии противника в живых не оставят. Так что, не думать, не отвлекаться, выплетать из «костолома» синие струны воды и размывать ими черноту, пока эту дрянь не активировали, на сломанных ногах далеко не убежать.

Я успела снять заклинание, перемахнуть ограждение и добежать до Лефлана. И Леф успел, смог отобрать у второго конвоира «Стим-М» и вырубить его самого, осталось уйти с площади. Совсем мелочь, уйти с площади, полной горожан и солдат Киллитенса. Но мы теперь вдвоем, мы сможем, вдвоем мы сможем все…

– Незачет, Эргон. Пересдача через три дня, завтра предоставить отчет с анализом ошибочных действий.

Я еще была там, в оккупированном Остдоле, в азарте надвигающегося боя, с первым комплектом готовых сорваться с пальцев заклинаний, и ни голосу капитана Сартара, стирающему гомон толпы и хлопки выстрелов, ни лицам ребят из нашей группы, возникающим вокруг, ни полупустому полигону, замещающему картину городской площади, там места не было. В реальность я возвращалась тяжело. И как несколько минут назад не могла поверить в происходящее, так не верила и сейчас. Мне нужно было убедиться, что война, оккупация и плен Лефлана лишь ментальное моделирование вероятностной ситуации. Мне нужно было увидеть Лефа, живого, здорового и свободного. Немедленно.

Немедленно не вышло, пришлось ждать окончания занятия, с полигона меня не выпустили, а если бы и выпустили, в аудиторию группы Лефлана не пропустили бы. Дисциплина в закрытой школе Министерства внешних вопросов Тугдоланта ненамного отличалась от армейской. Само МВВ на две трети состояло из бывших и действующих кадровых военных, а прав и возможностей имело больше, чем непосредственно Военное министерство. Впрочем, может, нам это только казалось, из своеобразной гордости за структуру, в которой предстояло когда-то работать.

Тесты на действия в различных ситуациях с ментальным моделированием самих ситуаций в нашей программе появились в этом году вместе с их преподавателем капитаном Чаршоном Сартаром. Кроме звания и имени никто ничего о нем не знал. Догадывались, конечно, что разведка и, скорее всего, агентура долгой консервации, и вместе с этим догадывались, что никогда не узнаем, насколько верны наши догадки, как и его настоящие имя и звание.

Капитан был красив, неприступен, вечно хмур и крайне требователен. Дружно влюбившиеся в него девчонки пересмотрели свое отношение уже через три месяца, когда закончилась вводная часть и началась практическая. Первые тесты завалили все без исключения и все без исключения прошли через первый анализ допущенных ошибок, проведенный им лично. Без церемоний, без малейшей жалости, невзирая ни на какие наши моральные страдания, и все с тем же непробиваемым хмурым спокойствием. После его разбора чувствовали мы себя… Лучше не вспоминать. Вторым разбором урок он закрепил и закрепил еще сильнее, переведя всех на самостоятельный анализ собственных пролетов, пересдавать который можно было бесчисленное количество раз, пока не вылавливались все упущения. Единственная уступка, на которую иногда шел капитан Сартар – сообщить число ошибок, тогда хоть было на что ориентироваться. Мне на эту уступку не повезло ни разу.

– А я тебе говорю, он придирается! Мне его «Незачет» уже во сне снится. Не могу больше, все, предел. Я уйду из школы. Это же за Гранью, такие испытания… Леф, за что?

– Знаешь, за что. Думай, что говоришь.

На присланную Лефланом тетрадь, хлопнувшую меня по макушке, я обиделась, хотя он был абсолютно прав, Грань упоминать не стоило, тем более, в таком ключе… ни в каком ключе не стоило. Обычно за мной этого не водилось, ни таких упоминаний, ни обид, просто нервы не выдержали. Сегодняшний тест был слишком… тяжелым, после такого в норму быстро не приходят. От Лефа я не могла отцепиться весь перерыв между его занятиями, в моих моделирование шло последним, и едва дождалась, когда мы доберемся до лаборатории, где можно выговориться.

– Леф, ты понимаешь, что они мне устроили? Войну! – сказать Лефлану, что центром моделирования был он, я не смогла, я об этом ни вспоминать, ни думать не хотела. – Они мне показали войну, в которой Тугдолант проиграл! Какой к хлиту анализ? – тетрадь шлепнула меня второй раз, Лефлан терпеть не мог, когда я пользовалась ругательствами. Я это знала, но сейчас меня заносило и сил остановиться не хватало, придавила буйную тетрадку криониловым бруском и продолжила. – К хлиту! Испытания, аналитику, школу… Все к хлиту! Я ухожу. Кому она нужна, эта школа? Зачем, вот скажи, зачем это все? Зачем нас готовят к войне? Ее не будет. Киллитенсу вломили так, что навсегда запомнят: с Тугдолантом лучше дружить. Они же не глупцы, чтобы опять к нам сунуться. А Тугдоланту война совсем не нужна, мы никогда ни на кого не нападали. Тогда зачем? Зачем это все? Боевка, тренировки, оружие… тесты эти… жуткие. Не хочу, не могу больше. Я в обычную школу хочу, с обычными уроками, я хочу «чистюлю» изучать и «красотку», а не «костолом» и «поводок».

– У вас бытовую магию убрали? – удивился Леф, не отрываясь от записывания каких-то формул.

– Ага, как же… уберут они, жди. Добавить могут, а убрать – это заоблачные грезы. Я не про то, что мы их не учим, я про то, что всего остального учим в три раза больше. А я хочу, чтобы совсем без всяких этих «костоломов»…

– Тебя на этом «костоломе» зациклило? – Лефлан закрепил листок с формулами на доске, выпустил сразу три потока силы и выплетал из них что-то незнакомое. – В модели был? Снять не смогла?

– Смогла, синий был. А если бы красный? Или желтый? Я с ними не очень… Да не в нем дело! Сама модель. Зачем проверять мое поведение в ситуации, которой просто не может быть?

– Подними третий поток.

Силовой поток в контуре незнакомого заклинания я подняла и придержала, пока Лефлан строил подводку к нему еще двух, продолжать возмущаться и переживать мне это не мешало.

– И вела я себя там очень даже правильно. Точно не на «незачет». Не знаю, чем я Сартару не нравлюсь, но он ни к кому так не цепляется, как ко мне. И ситуации подбирает… Ни у кого больше не было с боевкой, только у меня. Леф, оно должно трещать?

Ни трещать, ни искрить заклинание было не должно, как и взрываться, но на стадии опытов такое случалось, и именно благодаря этому я считалась лучшей, второй после Лефлана, у лейтенанта Шат-Кори. С того дня, как Леф увлекся самостоятельной разработкой заклинаний, вопрос безопасности встал так остро, что поднимать щиты и уходить от чего угодно, я научилась на «отлично», а заниматься тем же самым в учебных боях с одногруппниками стало совсем плевым делом, никто из них и близко не мог сравниться с Лефланом. С самой Шат-Кори было сложнее, больше трех минут у меня продержаться не получалось. Правда, с ней и Лефу было сложно, но это понятно, она – профессионал, а мы только учимся.

– Полный стазис!

– Ого! Так серьезно?

Все, застывшее в одной точке без движения и развития, Лефланом презиралось. Нечто, названное стазисом, могло смело приравниваться к чему-то повышенной отвратительности. Хуже, чем к стазису, Леф относился лишь к предательству, независимо от его масштабов и форм проявления.

– И еще серьезнее. Посмотри на пробой в контуре. Что видишь?

– Пробой в контуре.

– Вайра!

– Что? Я вижу пробой в контуре. Если эти лохмотья можно назвать контуром.

– Вот именно, лохмотья. А их быть не должно, я настраивал самовосстановление, при любом давлении с внешней и внутренней стороны сплав потоков обязан сработать на мгновенное… Так, а если увеличить напряжение и синхронизировать… Ты еще здесь? Исчезни.

Верный признак – Лефлан собрался попробовать что-то крайне рискованное, меня он выпроваживал только в таких случаях. А у меня у самой сегодня был такой случай, после моделирования. Я могла говорить о чем угодно, слушать, делать, выкапываться из вороха книг, свалившихся с перевернутого взрывом стеллажа, я только уйти не могла. Мне было необходимо его видеть и видеть, что с ним все в порядке, чтобы перед глазами сама собой не вставала картина из тестовой ситуации. Только как это самому Лефлану объяснить? Мы друзья. Мы просто друзья и ничего больше.

– Леф, я тут тихонечко посижу. Пожалуйста!

– Вперед, малявка, не задерживай.

Вот так. Я всего лишь малявка, изредка допускаемая в неприступную цитадель по имени Лефлан Ют-Раш. Хотя, это я себе польстила. Не в цитадель, к ее стенам, и ни на шаг дальше, то есть, ближе. Ну, и ладно! Я и так счастливая. Мне Слагающий пути сделал подарок, проложив мою дорогу рядом с дорогой Лефа. Не просто подарок – настоящее чудо. Если бы не последняя война, где подружились наши отцы, не было бы и этой нашей дружбы. Род Ют-Раш корнями древнее и благороднее императорского рода. А род Эргон… У нас семейное древо всего трехуровневое, право на него получил только папин дедушка. Сколько шансов встретиться у сына графа и дочери пекаря? При всей прогрессивности Тугдоланта только два. Такой, как у нас, или в Храме рассвета. Но мне до первого входа в Храм еще два года, а Лефлан уже вошел в него почти год назад, так что шансов встретить там не меня у него намного больше.

Могла ли я его винить в этом? Глупость совершенная! Как это, винить Лефа в том, что я не в его вкусе? Да, вообще, винить в чем-либо? Лефлан – это Лефлан, лучше его нет и быть не может. А то, что он не всегда замечает и почти всегда не слушает, что я рассказываю…

– Вайра, мне долго ждать? Катись анализировать, сколько раз ошиблась, спасая меня.

Ага, примерно, так. Не слушает, но слышит больше, чем я сказала.

– Леф, может, мне, правда, уйти?

– Отсюда – да, и чем быстрее, тем лучше. Из школы – решай сама. Чувствуешь, что не сможешь, уходи.

Глава 1, настоящее – Таверна «Воюющий прав»

Девятый год первого цикла третьей эпохи побед второй эры освободителей (3048 год по старому летоисчислению)

Сдвинутые в импровизированную сцену столу были единственным неосвещенным участком зала. Стоящей на них женщине нравилось вещать вот так, из темноты, оставаясь размытой фигурой и проявляясь лишь на последних строках, создавая эффект загадочности. Загадочности для кого? Вторую такую виршеклепательницу здесь не найдешь, даже если захочешь. Если еще найдется тот, кто захочет, ее и одной было с избытком. Клидиста Мэкр, Скользкая Кли, профессиональная наемница, имела две страсти: убивать и принимать восторги за воспевание своих убийств в своих же стихах в собственном исполнении. Искусству их сложения она училась прилежно, учителей подбирала тщательно и мастерство оттачивала постоянно. Говорят, некоторые из учителей даже смогли пережить ее обучение. Видимо, те, кто признал, что относительно зарифмованный набор слов вполне может считаться стихами.

Перерезать аорту,

Кровь разорванных глоток,

Лязг и топот пехоты,

Выпит «Граневый морок».

Читала она с придыханием и завыванием, как положено поэтам, явление свое зрителям обставляла по-разному, когда медленно подплывающим светильником, когда медленно распускающимся светляком, когда еще чем-нибудь, непременно медленным. В этот раз были медленно шествующие к столам орки с факелами. Орки дошествовали, вирши дозвучали, расплывчатость фигуры сплылась, Скользкая Кли предстала во всей своей красе, публика разразилась аплодисментами и восторженным ревом.

Аплодисменты и восторги иси Мэкр принимала снисходительно, позволяла собой восхищаться, как и должно истинным поэтам, а по единственному, осмелившемуся на критику, лишь мазнула ленивым презрительным взглядом: не размениваются истинные поэты на полемику с идиотами, не умеющими оценить шедевр. Тот взгляда не понял, как и резко притихших своих сотрапезников, грохнул по столу пивной кружкой, стряхнул пену с усов и продолжил критиковать:

– Клянусь хлитовой портянкой, большего бреда не слышал. Слышь, дрима, из тебя писака, как из Кидуна танцор, – хлопнул по плечу упомянутого Кидуна и загоготал.

Зря он это. Скользкая Кли обид не прощала, и весь контингент пятого гарнизона об этом знал. Этот не знал. Видимо, новичок из вчерашнего пополнения или прибывших утром наемников Черного корпуса, с моего места нашивок на форме не разобрать. Кем бы усатый ни был, можно поздравить его командиров с первой потерей, в расположение части он уже не вернется. В остатке его существования остался всего один вопрос: настроение Клидисты. Будет хорошее – убьет быстро, просто перережет горло. В противном случае – выпотрошит. Профессионально, неторопливо, удерживая в сознании, пока самой не надоест и жало стилета не вопьется в сердце. Никому другому убийство своих сослуживцев не сошло бы с рук, дисциплина в воинских частях Киллитенса соблюдалась жестко, здесь, в Старом Доле, особенно. Скользкой Кли сходило все. Причин этого никто не знал, как и не знали ничего о самой иси Мэкр. Ни кто она, ни откуда, ни под чьим покровительством находится.

Точно знали лишь одно: решил попрощаться с жизнью, поссорься со Скользкой Кли. Странно, почему никто не предупредил об этом усача? Или сам настолько опротивел коллегам, что те решили избавиться от него?

– Вай, тебя ли вижу? – если бы Клидиста меня не увидела, я бы гарантированно не расстроилась, но шанс на такую удачу можно было приравнять к шансу встретить смеющегося среди чил. – Какой кюрисов бэс занес в нашу глушь?

– Служба. Приветствую, иси Мэкр.

– Брось, все эти «иси» не для подруг. Мы ведь подруги, Вай?

Таких подруг врагу не пожелаешь. Хотя ей бы я пожелала. Даже без риска, что споются, двум змеям одинаковой ядовитости вместе не ужиться.

– Что за вопросы Кли? Конечно, подруги.

Она не расслабилась, расслабленной Клидиста бывала только в первый час после убийства, но сверлить меня глазами перестала, и нависать над столом перестала, подтянула табурет, уселась, щелкнула пальцами, подзывая разносчицу.

– По паре гномьего? За встречу.

– Не выйдет, – я показала большим пальцем за спину, там, за отгороженными ширмой столами готовились предварительные переговоры с орочьим посольством, вздохнула, вроде как сожалеюще, и повторила: – Служба.

– Бэс! – сочувствующе выругалась она. – А я выпью. Без пойла здесь от скуки загнешься. Паршивый городишко, свалить бы куда-нибудь.

Что ей скажешь? Действительно, паршивый и скучный. Из всех развлечений – таверна с оригинальным названием, призванным поднимать патриотизм и укреплять боевой дух в войсках, согласно директиве верховного командования, утвержденной лично императором Киллитенса. Личное утверждение могу подтвердить, Тиренех Иксонийский вензель при мне ставил.

После той директивы фантазия у хозяев таверн разыгралась во все стороны, у посетителей, кстати, не меньше. Эта, например, с вычурной вывеской «Воюющий прав», у завсегдатаев именовалась «Воющий прах» или коротко «Вой». Среди других были: «Всех добьем и победим», она же «Все допьем и поедим», «Жди победу», трансформированная в «Жри обеды», и прочие в подобном стиле. Одной, опрометчиво названной «Они заплатят» с намеком на реванш за прошлое поражение, название пришлось менять. Вояки намек понимать отказались, прямым текстом им нравилось больше, и требовать плату хозяина отправляли к неведомым «ним».

В общем, с названиями изощрялись кто во что горазд, а вот антуражем и ассортиментом таверны различались мало. В меню – набор стандартных блюд, жирных и сытных, дешевая, но крепкая выпивка, вонючий и не менее крепкий табак. В зале – такие же крепкие, как выпивка и табак, столы и табуреты, другим не выдержать застолий, нередко перетекающих в одиночные и массовые побоища. Орки перед входом в кухню и хозяйскую половину, в драки они не лезли, лишь контролировали их невыход за пределы дозволенного, и синий глаз «тревожного» кристалла в потолке, сигнализирующий патрулю, если орки не справлялись и пределы все же нарушались.

Как ни дико звучало, мне нравилось бывать в городах, где из развлечений остались одни таверны. Только таких городов было мало, в основном, маленькие приграничные, оккупированные в первые дни войны. В них не было колес, не было ристалищ, не было чилатрансов. Все это появлялось позже.

Старый Лод, куда мы прибыли сейчас, все это миновать было не должно, однако, миновало. Этот город, вообще, выделялся среди всех. В нем размещался гарнизон с постоянно обновляемым контингентом, сюда регулярно наведывались все высокие чины армии Киллитенса, все важные переговоры проводились здесь. У меня были две версии его уникальности, но проверить их пока не удавалось. Генерал Сурдив, в чьем непосредственном распоряжении я находилась, после проведения всех проверок особо мои движения не ограничивал, в свободное от служебных дел время я была предоставлена сама себе, не считая двух шляющихся по пятам якобы телохранителей, но только не в Старом Лоде. Здесь я была прикована к нему хорошо ощутимой «цепью». Стоило расстоянию между нами превысить двести метров, горло сжимал невидимый «ошейник», а «цепь» тянула назад. В абсолютно таком же положении тут находились все: солдаты гарнизона, горожане, адьютанты и прочее сопровождение чинов, только длина «цепей» разнилась. Не уверена я была лишь в их наличии у прибывающих на переговоры делегаций и Клидисты Мэкр.

– Как тебе поэма?

Это была поэма? Ну…

– Как всегда непревзойденно.

В общем-то, я не лгала, превзойти Скользкую Кли в жути ее виршей сложно.

– Могу еще отрывок из новой прочитать. Будешь первой, кто ее услышит.

– Иси Эргон, займите свое место.

Надо же, как вовремя иногда наступает время работы!

– Слушаюсь, ис Диникс.

Я изобразила сожаление сорвавшейся возможностью стать почетным первым слушателем очередного «шедевра» и ретировалась за ширму.

Переговоры с союзниками, как правило, проводились в штабной резиденции, и основные, с официальными резолюциями и подписанием сопутствующих бумаг, и предварительные, с окольными подходами к цели, пространными разговорами и длинными тостами во славу всех и вся, на которых, в принципе решалось все, что будет формально узаконено на основных. Орки из правил переговорных традиций выпадали. Если с официальной частью они еще как-то смирялись, скрипели зубами, долго и громко, грозно сопели, высказывали недовольство, обильно приправленное орочьми недипломатическими выражениями, и все же входили в кованые ворота резиденции, то на предварительной стадии сломить их упрямое желание общаться в «Вое» пока никому не удалось. Аргумент такого выбора был всего один, но сталитедовый, непробиваемый и несгибаемый. Начинать какие-либо дела, не откушав за общим столом, противоречило орочьим обычаям, а садиться за стол они соглашались лишь под кровлей дома, приютившего их родичей. Судя по тому, что делегации прибывали из разных племен, четверка, подвизавшаяся в этой таверне, в родственниках имела всех орков Мелонты.

По этой причине мы сейчас и торчали в «Вое» в ожидании переговорщиков. Адьютанты генерала под его непосредственным руководством и контролем настраивали всевозможные охранные и маскирующие заклинания, плохо совместимые в процессе установки с моими переводческими способностями, а я тихонько сидела в затемненном углу общего зала, отогревалась горячим чаем после дороги и неплохо себя чувствовала в условном одиночестве, пока в него не вторглась Скользкая Кли. Благо, хоть общение не затянулось.

Минтос Сурдив уже восседал в своем кресле, к коему питал привязанность не меньшую, чем орки к родичам. Кресло это, с высокой спинкой и оббитыми сутралином подлокотниками, путешествовало за ним по всем фронтам и тылам и вызывало неизменную ненависть его адьютантов, в чьих должностных обязанностях отдельным пунктом прописывалась транспортировка «предмета мебели строгой необходимости в количестве один экземпляр». Ненависть адьютанты лелеяли и таили, заговорить о ней даже между собой не решался никто, генерал не принимал возражений, не терпел обсуждений и был скор на расправу.

За спинкой кресла было мое место. Выбирали его как идеальное для наблюдения за потенциальными союзниками. Меня никто не видел, слышал только генерал, если мне было на чем заострить его внимание, а для остальных создавался эффект, что беседу переводит сизый артефакт, воцарившийся в центре стола. С орками вполне можно было обойтись без этого, тайное наблюдение за ними никакой пользы не приносило, у них все мысли прописывались на клыкастых физиономиях, секретные намеки доносились друг до друга физическим контактом, говоря по-простому, тычком локтя в бок или пинком в колено, и яростным подмигиванием. Однако, с другими эта методика работала отлично, а генерал был большим поклонникам стабильности и большим противником нарушений в работе отлаженного механизма.

Я не спорила о смысле и бессмысленности и с рациональными предложениями не лезла. Приказ получен, остается только приступить к его выполнению. Все продумано, рассчитано и отработано до мелочей: растянуть скрывающую завесу, прокинуть канал к шару ретранслятора, второй, прямой, к Сурдиву, закрепить односторонний полог беззвучности. Сколько таких переговоров уже проведено? Я давно бросила их считать.

Трое зеленокожих громил, увешанных железом, опровергли хваленную орочью непунктуальность, явились, практически, минута в минуту. Проскрежетали отодвигаемые табуреты, трусливо скрипнули под весом массивных тел, вылетела пробка из бутыли гномьего травника, с хеканьем осушились кружки и предварительный этап переговоров потек по накатанной колее.

– Ысыдых мжендыс орык сомыт инрыз добын. Пы пэын Кырем, мужрык Тигыз трыбыл, тидыт Выпон синтыл турзыд?

Приветствие можно было не переводить, в нем менялись лишь имена вождя и главного переговорщика, но положено не пропускать ни слова, и я переводила:

– Не знающие поражений орки пришли помочь слабым, – в ретрансляторе заклубился дым, сухой обезличенный голос повторил мои слова. – С кем Кырем, вождь племени Тигыз, ртом Выпона будет говорить?

– Ис Сурдив, верховный генерал непобедимой армии Киллитенса.

И это не менялось, и каждый раз в перевод сплошных непобедимых и не знающих поражений мне хотелось добавить «пока», и самой поверить, что это так, что рано или поздно ситуация переменится, и армия Тугдоланта перейдет в наступление. Иногда переходили. Иногда…

– Ис Сурдив, мужрык атыр ысыкжиндыс Киллитенс.

Вообще-то, переводить генерала, пусть и верховного, как «мужрык», вождь, было неверно, согласно иерархии орков это обозначение соответствовало императору, но другого подходящего слова в их лексиконе не водилось, никаких промежуточных чинов между вождем и просто орками не существовало, да и смысла в них не было, в племенах редко насчитывалось больше двухсот особей, включая стариков и детей, неспособных держать оружие, а объединению племена не поддавались. Зато генералам и чинам рангом пониже такой перевод весьма льстил.

Дальше все по сценарию, знакомому, привычному и до хлита опостылевшему, как и все прочее. Бахвальство, взаимное лицемерное восхищение боевыми заслугами, демонстрация наград, заверения в наилучшем друг к другу отношении и прощупывание друг друга на предмет продолжения каких-либо отношений. Прощупывание со стороны орков выглядело смешно и топорно, Сурдив манипулировал ими, особо не напрягаясь, в интригах и политических игрищах зеленокожие были откровенно слабы, наивны, легко попадались на самые примитивные приманки. Их можно было бы даже пожалеть за эту наивность, если не знать, что они из себя представляли. Орки действительно были воинами, сильными, умелыми, бесстрашными и безжалостными, беспощадными ко всем. Разницы между солдатами и гражданским населением для орков не было, и пленных они не брали, исключение делалось лишь для женщин, их убивали не сразу.

– Говорят, Чарандол никому не взять. Мои парни возьмут.

Вот и подошли к цели встречи. Под Чарандолом армия Киллитенса стояла уже год. Город, расположившийся в узкой долине Сантийского хребта, перегородившего Тугдолант, не сдавался и не пропускал захватчиков дальше, почти треть страны оставалась свободной. Правительство Киллитенса долго не хотело включать в его осаду ни орков, ни вампиров, они живых бы не оставили, император же Тиренех жаждал показательных казней в назидание другим нежелающим покоряться городам. И жертвовать уникальным месторождением крионила в центре Чарандола правящие круги Киллитенса не хотели, а оно по праву принадлежало бы первым, вошедшим в город. Так было до недавнего времени, но в последний месяц в штаб стали регулярно приходить донесения, что армия Тугдоланта накопила достаточно сил для удара, должного переломить ход войны, и Киллитенс пошел на крайние меры.

– Если успеют зарядить свои ружья, – перевела я отвеченное ртом Выпона. – Орки придут и заберут все. В Чарандоле есть, что брать?

– В Чарандол еще никто не входил и никто ничего не вывозил, они не верят, что его можно взять. В Чарандоле много добра и женщин.

– Глупые. Это хорошо. Хорошую добычу заберем. Чарандол наш.

– Не сможете. Можете взять Оштарин. Там мало солдат, легко победите. Чарандолом займемся мы, вам он не по зубам.

Огромный кулак с размаху впечатался в стену, еще два подтвердили серьезность намерений, и:

– Чарандол грых! – гаркнул уже не один рот, а все три глотки.

– Ваш так ваш, – согласился генерал. – Если от кармын бэтыр не сбежите.

Два слова Сурдив произнес на оркском, выдавливал их медленно, по буквам, но смог, за что и расплатился мгновенным позеленением, едва не слился цветом с временными союзниками. По единственной причине не слился, те как раз побагровели. И рявкнули опять в один голос:

– Орки не бегут, – лишь после этого осознав, что услышали.

Кармын бэтыр – на оркском, зинжай тэрель – на гномьем, швих чемис – на вампирьем, стинкар садан – на киллитенском, у него были и другие звучания, свое в каждом языке. И один перевод – поющий огонь. И один человек, научивший огонь петь, единственный, кто мог им управлять, – Лефлан Ют-Раш.

– Орык чимыт дыр раныд! – на этот раз кулак воткнулся в стену с небольшой заминкой и, видимо, в компенсацию заминки, новый удар последовал в грудь, к которой кулак прилагался. – Асы чимы дыр раныд!

– Орки принесут его голову. Я принесу его голову.

Сизый артефакт-ретранслятор повторил мой перевод. Также ровно и невыразительно, как повторял последующее обсуждение необходимости подписания соответствующих договоренностей, тосты за легкие победы и славную добычу, фальшивое восхищение союзнической отвагой. До завтрашнего утра всему этому предстояло повториться еще девять раз. Киллитенс не рисковал, под стены Чарандола призывались десять орочьих племен.

Болотно-желтую слизь генерал сплевывал в золоченный кубок, кривился и морщился, процедура вывода хмеля из организма к приятным не относилась. На адьютанта, ее проводившего, он смотрел злобно, словно в неприятности процедуры и в необходимости оной из-за плотного графика встреч была его вина. Вслед же уносимому кубку Сурдив смотрел удовлетворенно и презрительно. Пятый год шел, как завелся в его багаже предмет из императорского дворца Тугдоланта, а он все ликовал, все демонстрировал изящной вещице право победителя, определив под столь неприглядное использование.

Я бы это зрелище пропустила без сожаления, и обычно присутствовать при нем не приходилось, Сурдив не особо был расположен демонстрировать собственную слабость, но все та же плотность графика оставляла на восстановление не более четверти часа, треть из которого отняло бы новое пробрасывание каналов. И если артефакту-«переводчику» налаживание связей ни вреда, ни пользы не несло, то генералу, уже слегка потрепанному протрезвлением и его же идеей с личным произношением чужеродных слов, оно грозило, минимум, трехдневной головной болью. Я против этого ничего не имела, но сам Сурдив и все, кому пришлось бы контактировать с ним в эти дни, имели противоположное мнение и мне возможности покинуть их не предоставили.