Текст книги "Три ошибки Шерлока Холмса"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Часть вторая
ИРЕН

ГЛАВА 1

Начиная с этого дня, Шерлока Холмса и Джона Клея постоянно видели вместе. Они работали рядом, садились рядом завтракать, ужинать и обедать, вместе прогуливались по лагерю, вернувшись с работы, вечерами постоянно пили в хижинке Джона «пертский кофе», как насмешливо именовали каторжники свой напиток.

Недели через три после их первой беседы «сундук» привёз на каторгу новых заключённых, и одного из них, ирландца Пита Дэвиса, поселили в лачужку мистера Холмса. Дэвис был малый угрюмый и туповатый, грязнуля и, как без труда определил Шерлок, наверняка бывший пьяница. Во сне он так храпел, что будил даже двоих каторжников в соседней хижинке, за что те сразу стали его недругами, и утро начиналось теперь с отчаянной перебранки между ними, во время которой шли в ход самые крепкие выражения.

Шерлок, которому храп мистера Дэвиса тоже мешал спать, терпел всё это три дня, а на четвёртый Джон Клей за завтраком спросил его:

– Что же вы мне не сказали про этого вашего соседа? Мне он сразу не особенно понравился, а тут ребята поведали, как он ночами будит всех, кто по соседству.

– Ну, не так чтобы всех! – невесело усмехнулся Шерлок. – А не сказал потому, что это – скучная тема. Что тут можно поделать? Хижина-то на двоих.

– Вот именно, – кивнул Джон. – Как и почти все остальные. У некоторых, кстати, на троих. Думаю, вы заметили, что и в моей хижине есть вторая лежанка, только я снял с неё сидение и приторочил его к стене, чтобы, покуда живу один, было попросторнее. Караульные заглядывали, но мне это сошло. А вот теперь, кажется, настало время эту лежанку «восстановить в правах». Не хотите переселиться ко мне? Поговорили бы с офицером – он, конечно, разрешит.

– И вас это не стеснит? – спросил Шерлок.

Молодой человек расхохотался:

– Боже мой! Точно речь идёт об апартаментах на Риджент-стрит! Да ведь и ко мне вот-вот кого-нибудь вселят, будьте покойны, а я не хочу. За эти годы у меня было поочерёдно трое соседей, и не могу сказать, чтобы с кем-то из них было интересно общаться. Одного я уговорил переселиться, второго три года назад застрелили при попытке к бегству. Жаль беднягу! Третий вселился сразу после второго и, слава богу, спустя полтора года вышел на волю. Такого болтуна и одновременно такого дурня пойти поискать. Решайтесь! Уж с вами-то мы всяко уживёмся.

Шерлок не мог не принять этих доводов, тем более что тайная мысль попроситься в соседи к мистеру Клею явилась у него сразу после вселения Дэвиса. В тот же день Холмс поговорил с лейтенантом Леннертом, и тот без лишних разговоров дал ему разрешение на переселение.

– Мы никого больше не хотели селить с этим жуликом – до сих пор он влиял на новичков дурно, – заметил офицер. – Но вас он не испортит, вы, похоже, напротив, влияете на него в хорошую сторону. Конвойные говорят – в последние дни Клей стал лучше работать.

Итак, приятели поселились вместе, и это ещё усилило их сближение.

Поначалу, несмотря на разницу в возрасте, они относились друг к другу как ровесники: кипучая натура Шерлока Холмса, его неугасимая энергия и неистраченные, несмотря на бурную жизнь, силы делали его куда моложе, и он сам вовсе не ощущал усталости от прожитых лет.

Но постепенно опыт и жизненная мудрость старшего стали всё-таки влиять на Джона, и тот обнаружил, что внемлет этому опыту и этой мудрости с жадностью. Прежде он никогда не подчинялся полностью чужому авторитету, но теперь ему этого хотелось.

– Я всегда был весь в себе, – признался он Шерлоку. – Наверное, потому, что не встречал натуры, более сильной, чем моя собственная. Но вы – другое дело. Кажется, меня не просто тянет к вам, меня тянет за вами, и я не сопротивляюсь.

Действительно, Шерлок стал замечать, что, общаясь с ним, Джон становится мягче, в чём-то начинает терять уверенность, в чём-то, наоборот, обретает её. В его душе словно совершалась борьба между привычными представлениями и тем новым, неодолимым, жадно влекущим к себе, что вносил в его сознание этот странный отшельник-романтик, сильный, замкнутый, ироничный, но в чём-то удивительно, до беззащитности простодушный.

– Знаете, кто вы? – однажды сказал Джон своему товарищу. – Вы – одинокий рыцарь.

– Вот как? – Шерлок удивился не столько этому определению, сколько восхищению, прозвучавшему в тоне и в голосе Клея. – Это что ещё за герой?

– Я в детстве читал про него в одной сказке, – пояснил Джон. – Сказки всегда были моей слабостью. Был такой рыцарь в средневековой Англии – говорят, это даже и не сказка, а подлинное предание. Он ездил по свету и искал зло, чтобы сражаться с ним. Он был всегда один, даже оруженосца с ним не было: все они бежали от него, когда узнавали, что он сознательно ищет опасности, и нет такого врага, перед которым он отступил бы, даже если враг был много сильнее. Но рыцарь при этом был отважен, умён и силён. И потому побеждал. Он встречал сотни хитрых и коварных врагов и умел перехитрить их, но никогда не поступал с ними подло – в конце схватки он всегда выходил с врагом лицом к лицу. Его отличало от Дон-Кихота именно то, что он знал цену себе и своим врагам и не верил в абстрактное всемогущество добра. Ему было ведомо, что на Земле Враг рода человеческого очень силён, а люди перед ним слабы, и лишь Божья помощь спасает тех, кто в неё верит. Поэтому силы добра и зла в мире людей равны, и надо вечно сражаться, чтобы зло не брало верх. Этого героя так и прозвали – Одинокий рыцарь. И, по-моему, вы на него похожи.

Шерлок рассмеялся:

– Лестно. Но это было в прошлом, Джон. И мне сейчас кажется, что в очень далёком прошлом.

Этот разговор происходил вечером, вскоре после ужина.

Оба заключённых сидели на заросшем травой бугре, неподалёку от своей хижины. В просвете высокой изгороди чернел лес, над лесом быстро тускнело и гасло небо, звёзды, будто иглы, одна за другой прокалывали синий шёлк небосклона и начинали мерцать, становясь всё крупнее, соединяясь в созвездия. Одно из таких созвездий возникло прямо над головами в виде громадного сияющего ромба. Казалось, оно, как сачок, готово накрыть сидящих под ним людей.

– Крукс аустратис. Южный крест. – Прошептал Шерлок, любуясь созвездием. – Когда-то меня мучило желание увидеть его. И вот он надо мной, неизменно, каждую ночь.

– За что ты ею? – вдруг спросил Джон.

– Кого? – спросил Шерлок, не поворачивая головы. – Созвездие?

– Не притворяйся! За что ты застрелил того человека? Кто он был?

Мистер Холмс пожал плечами:

– Тебе это интересно?

– Да. Впрочем, если не хочешь...

– Хочу. Он был адвокатом. Его звали Годфри Нортон. А за что...

Несколько мгновений он колебался, потом посмотрел на Джона и улыбнулся:

– Я расскажу. Мне давно хочется рассказать. Но сначала, Джон, признавайся: был ли ты когда-нибудь влюблён? То есть нет! Влюблён ты, конечно же, был. А вот любил ты или нет?

Клей покачал головой:

– Нет. Влюблён, да, ты прав, бывал и не раз. А полюбить так и не успел. И, вероятно, теперь уже не успею.

– О, только без упрёков! – воскликнул Шерлок.

– Это не упрёк. Напротив, пожалуй. Если бы не ты, если бы меня сцапали лет на десять позже, то, возможно, я успел бы полюбить, но и натворил чего-нибудь совсем гнусного. И тогда меня, во-первых, уж точно повесили бы, а во-вторых, я был бы на том свете среди самых последних мерзавцев.

– Как знать! – возразил Шерлок. – А может, ты успел бы взяться за ум и бросить свою блистательную карьеру.

– Кто? Я? Никогда! Для этого мне надо было сначала с тобой познакомиться, а я этого не жаждал! – полушутя, полусерьёзно воскликнул Джон. – Но продолжай, пожалуйста. Неужели я тебя правильно понял? Неужели это случилось с тобой из-за?..

– Ты угадал, – кивнул Шерлок. – Из-за женщины.

– Не может быть! – вырвалось у Клея.

– Те же самые слова произнёс мой единственный друг – доктор Уотсон, когда узнал о случившемся. – Усмехнулся Холмс. – То же самое говорил мой брат. Никто не мог поверить. Я и сам до сих пор едва верю, что в моей жизни было это счастье, что я не придумал его.

– Во Имя Божие, Шерлок, что ты именуешь счастьем? Пертскую каторгу?!

Холмс снова улыбнулся:

– Нет. Но если бы мне предложили всё вернуть назад и не попасть сюда, не носить кандалов, не махать киркой в карьере, но отказаться от этого счастья, я бы оставил всё, как есть. Это правда.

– Да-а-а! – Джон смотрел на своего товарища со всё большим изумлением. – Ну, так расскажи же мне эту историю. Уверен – это нечто удивительное.

– Удивительное! – подтвердил Шерлок. – Но, наверное, только для меня. Хотя мне интересно, что ты обо всём этом скажешь, когда я закончу свой рассказ. Только прежде, чем я его начну, дай мне слово, что никому, никогда и ни ради чего не повторишь этого рассказа. Более того – не упомянешь ни одного факта, который узнаешь от меня. Я имею в виду те факты, которые не были сообщены суду. Идёт?

– Даю слово!

Клей торжественно перекрестился.

– Ну, тогда вот тебе всё, как на исповеди. Начать придётся издалека. Восемь лет назад, в восемьсот восемьдесят восьмом году, ко мне обратился за помощью один европейский монарх. Он рассказал о щекотливом деле, которое поставило его в затруднение. Дело в том, что его величество собрался жениться, а одна дама, его прежняя знакомая, желала воспрепятствовать этому.

– Опрометчивая связь? – усмехнулся Джон.

– Ну да, для короля любая связь, о которой узнают в его окружении, опасна. А тут накануне свадьбы он получает предупреждение, что в случае, если не разорвёт помолвку, его невеста, благовоспитанная юная принцесса, получит в подарок фотографию, на которой его величество запечатлён с красавицей-артисткой. Даже не с дамой высшего света! Эту артистку звали Ирен Адлер, она была певицей и прежде пела в Ла-Скала, потом много ездила с концертами. С королём познакомилась в восемьсот восемьдесят третьем году и вскружила ему голову, как делала это со многими мужчинами до него. Потом они расстались, но узнав о брачных планах его величества, Ирен захотела этому воспрепятствовать.

– Смелая дама! – воскликнул Джон.

– О, она куда смелее, чем тебе кажется сейчас! – в голосе Шерлока восхищение смешалось то ли с сожалением, то ли с грустью. – Она понимала, что король употребит все усилия, чтобы отобрать у неё роковую фотографию, понимала, что в крайнем случае пойдёт даже на насилие. Но именно это её и раззадорило: она, как и ты, как и я, любит вызовы, любит опасность.

– Так ей лучше было бы родиться мужчиной.

– Для неё, возможно, лучше, – кивнул Шерлок. – Но как же тогда я? Словом, король попросил меня добыть злополучное фото, и я стал следить за Ирен Адлер. Я употребил самые тонкие уловки, чтобы перехитрить её, но у меня ничего не получилось.

– Не может быть! – не удержался Джон.

– Второе «не может быть» за десять минут – это многовато, сэр. Неужто ты и впрямь думаешь, что я ни разу в жизни не терпел поражений? Меня сумели обвести вокруг пальца четыре раза за всю мою карьеру. Трижды это удалось мужчинам, причём двоим из них просто случайно повезло. Говорю это не из больного честолюбия, а потому что так оно и было. Четвёртым противником, одолевшим Шерлока Холмса, стала Ирен Адлер. Она меня перехитрила. Каким образом, слишком долго рассказывать. Правда, даром мои усилия всё же не пропали: при всей своей отваге мисс Адлер была слишком умна, чтобы не понять: следующая моя попытка может оказаться более удачной, а король придёт в ярость и может действительно пойти на самые крайние меры... В письме его величеству Ирен поклялась, что не станет более угрожать ему, а фотографию оставит у себя лишь как защитное оружие, дабы король не смог в дальнейшем отомстить ей за пережитые волнения. И он поверил, потому что знал, как твёрдо эта женщина держит своё слово.

– А это уж совсем не по-женски! – Джон развёл руками настолько, насколько это позволила сделать цепь. – Ну и характер!

– Да, и это ещё не всё. По странному стечению обстоятельств в то самое время Ирен познакомилась в Лондоне с одним адвокатом, вышла за него замуж, и они вместе покинули Англию. Адвоката звали Годфри Нортон.

– Той самый?! – ахнул Клей.

– Тот самый. Только не вообрази, ради бога, что я совершил убийство из ревности. В то время, восемь лет назад, я и сам не решался понять, что полюбил Ирен. Правда, единственной наградой, которую я попросил у короля за то, что всё-таки помог ему выпутаться из щекотливой ситуации, была фотография этой женщины. На которой она была одна, без его величества. А король хотел осыпать меня золотом.

– Ну, и надо было взять! – вздохнул Джон. – Впрочем, это я тебя: когда тебя переигрывают, деньги не утешают. И что было дальше?

– А ничего. Долгие годы я ничего не знал о ней, не знал даже, где она. И вот недавно... Или давно? Это было полгода тому назад. Помню, был страшный туман. Я возвращался домой после встречи с каким-то клиентом, и у самого своего парадного едва не натолкнулся на женщину, которая вдруг возникла из тумана, как будто вылепилась из него. Она была в тёмно-синем пальто, снизу немного забрызганном грязью – значит, пришла пешком. Помню, как просвечивало её лицо сквозь густую синюю вуаль. Я узнал её сразу. Она сказала: «Добрый вечер, мистер Холмс!» – «Добрый вечер», – ответил я и не решился сразу назвать её по имени. Она спросила: «Вы меня не помните?» И сама себе ответила почти с досадой: «А, впрочем, конечно нет!» – «Конечно да, миссис Нортон», – сказал я. Ирен удивлённо подняла брови под своей вуалью, потом откинула её с лица. Я смотрел на неё и видел, что она несчастлива. Ты спросишь, по каким признакам? Да ни по каким! Такие, как она, не выдают себя ни небрежением в одежде, ни следами слез на лице, ни дрожью рук, ни манерой говорить, ни пятнами вина на манжетах или воротничках. Просто я видел, что она несчастлива, как увидит это любой, даже самый невнимательный мужчина, когда смотрит на женщину, которую любит. Я увидел лишь, что она долго ходила пешком по лондонским улицам, ходила не один день – об этом говорило её пальто.

«Могу я посоветоваться с вами?» – спросила она. – «Разумеется. Но лучше будет, если мы войдём в дом». И она вошла в мою квартиру, как входили в неё сотни людей, надеясь на мою помощь. И впервые в жизни я вдруг устыдился беспорядка, который царил в комнате. Я ведь неряха, ты знаешь это.

– Ещё бы! – засмеялся Джон. – Ты суёшь бритвенное лезвие в чашку, и я вчера едва не залил его кофе, а достать здесь бритву – сложная штука, с твоей любовью к чистому бритью потеря была бы неприятная. Но это вздор. Лучше продолжай – история-то становится всё интереснее.

– Рад, что тебе нравится. Ладно, продолжаю. Ирен, как нарочно, оглядывала моё жилище очень внимательно, но, кажется, оно её не шокировало. Наконец она села в кресло, которое я ей предложил, и, подождав, пока я тоже сяду, заговорила: «Мистер Холмс, мне нужна ваша помощь. Я прекрасно понимаю, что с моей стороны это, возможно, даже непорядочно – приходить к вам за советом после того, как я несколько лет назад причинила вам неприятности. Я не сразу решилась на это, поверьте! Но у меня, пожалуй что, нет иного выхода. Скажите, я могу надеяться, что вы мне поможете?». Ах, как она это спросила! Поверь, в её словах не было и тени вызова. Просто она была готова к любому моему ответу, и прояви я хотя бы сомнение, будь уверен – эта женщина тут же встала бы и ушла. Но я даже не выдержал паузу. «Миссис Нортон, я почту за честь вам помочь. А что до неприятностей, то вряд ли наш с вами поединок был мне неприятен. Я люблю сильных противников и умею проигрывать». – «А вот я не умею! – воскликнула Ирен. – И теперь пришла пора расплачиваться за самонадеянность. Вы очень великодушны, мистер Холмс, но прежде, чем рассказывать вам о моих... о моих неприятностях, должна предупредить: у меня совсем нет денег. То есть кое-что ещё можно продать, но вознаграждение за ваши услуги наверняка стоит дороже оставшихся у меня безделушек». В ответ я вздохнул: «Да, леди, я недешёвый сыщик, но саму работу ценю дороже вознаграждения за неё. Ну, а разобраться в деле, которое поставило в тупик такого умного человека, как вы, – это же самый лучший гонорар! Сделайте одолжение, расскажите, что с вами приключилось». Она поблагодарила меня кивком головы и сказала самым будничным тоном и голосом: «Вчера меня хотели убить и едва не убили». Я привык к таким началам – истории, которые мне рассказывали, нередко начинались подобными словами, поэтому не проявил, по крайней мере, внешне, никаких эмоций. Лишь спросил, знает ли она тех, кто на неё покушался. Ирен ответила: «Знаю. Знаю, что намерения этих людей очень серьёзны, а сами эти люди очень опасны. И, в конце концов, они добьются своего». «Нет, – возразил я. – Теперь уже вряд ли. Расскажите всё от начала до конца».

И Ирен рассказала. Все эти годы она жила в Америке, её муж держал небольшую адвокатскую контору в Новом Орлеане. Супружество Ирен оказалось несчастливым. Хотя, уверен, она вышла замуж, конечно, не только опасаясь преследований короля и желая покинуть Англию. Нортон ей по-настоящему нравился. Я видел его ещё тогда и хорошо запомнил. Такой высокий, статный красавец, из тех, что порой ухитряются вскружить голову даже самой умной женщине. Но в первый же год их семейной жизни Ирен его разгадала. Прежде всего, она почти сразу поняла, что он её не любит и никогда не любил.

– Тогда чего ради женился? – спросил Джон. – Чтобы иметь красивую ширму?

– Вот именно! – кивнул Холмс. – Именно ширму и именно красивую. Люди, занимающиеся грязными делами, всегда стараются красиво смотреться со стороны. Ирен поняла это и очень скоро догадалась, что её муж, адвокат, внешне порядочный человек, уважаемый в обществе, ведёт за спиной общества какие-то очень грязные игры. Возможно, мистеру Нортону казалось, что он сумеет втянуть в эти игры и свою жену – её ум и проницательность, её женское обаяние в этом случае ему очень пригодились бы, Ирен всё это поняла, поняла, что её муж – человек грязный и лживый.

– И возненавидела Нортона? – спросил Клей.

– Пожалуй, даже хуже. Она стала испытывать к нему отвращение. – Нахмурившись, проговорил Шерлок. – И лучшего он не заслуживал. Джон, ты знаешь, я видел в своей жизни десятки гнусных негодяев, но, пожалуй, могу назвать лишь одного-двух, которые вызывают во мне такое же омерзение. И надо же было Ирен попасть в лапы к такому человеку!

– Развестись с ним она пыталась? – Джон задал этот вопрос, уже зная ответ на него.

– Конечно, пыталась, – усмехнулся Холмс. – И, конечно, он не дал ей развода. Он уже стал её бояться, понимая, что она успела слишком многое о нём узнать. Да, она следила за ним, старалась понять, чем он занимается в действительности. И ей это удалось. Нортона часто посещал молодой агент сыскной полиции, некто Ральф Меррей. Со стороны казалось, что они просто друзья. Но миссис Нортон скоро поняла, что Меррей смертельно боится и мучительно ненавидит Годфри. Понемногу ей стало ясно: каким-то образом мистер Нортон поддерживает связь с преступным миром Америки. Но был ли он сам преступником? Этот вопрос мучил Ирен, ответа она не находила. И решилась поговорить с мужем начистоту. Разговор вышел ужасный. С Нортона, как шелуха, слезла вся его напускная корректность, он оскорблял жену, говорил ей откровенные грубости. Потом заявил, что не позволит лезть в его дела, но и ни за что не даст развода. Ирен более ничего ему не сказала, а наутро уехала в Сан-Франциско. Но по дороге её догнала полиция...

– С какой это стати?! – изумился Клей. – Не в пятнадцатом же веке живём!

– Да век-то тут ни при чём. Ты же профессионал и знаешь, как делаются такие фокусы. Нортон обвинил жену в похищении у него из конторы важных документов, которые она, якобы, собирается продать противникам одного из его подзащитных. И эти документы действительно оказались в её саквояже.

– Не поверю, что она отправилась в путь, не проверив своих вещей! – воскликнул Джон Клей. – Значит, полиция их туда и подсунула?

– Конечно. За деньги, а тем более в Америке, и не такое случается. Потом тот же Нортон замял это дело, сказал, что простил жену, ну всё в таком же духе. Но после этого сам Нортон, а в его отсутствие слуги не спускали с Ирен глаз. В это самое время сыщик Меррей надолго уехал из Нового Орлеана. Когда он вернулся, его было не узнать: он осунулся, похудел и побледнел, словно перенёс за это время тяжёлую болезнь. Он пришёл к Нортону и очень долго разговаривал с ним, причём разговор был резкий, временами они едва ли не кричали. Ирен смогла расслышать лишь отдельные слова, но из них нельзя было понять смысл разговора. Она лишь поняла, что сыскной агент хочет порвать с её мужем всякие отношения. Несколько раз он повторил слово «полиция». Когда Меррей ушёл, Годфри Нортон вышел из своей комнаты, причём совершенно спокойный и, как ни в чём не бывало, сказал жене: « Приготовь кофе, Ирен». Она ушла к себе и запёрлась. Наутро ей пришло в голову пойти к Ральфу Меррею и попытаться выяснить, что же за дела ведёт её супруг. Уйти было нелегко – как я уже сказал, за миссис Нортон непрерывно следили. Но она перехитрила соглядатаев Нортона, выбралась ранним утром из дома и отправилась по адресу, который давно уже сумела разузнать. В дом Меррея Ирен вошла в восемь утра, думая, что застанет молодого сыщика ещё в постели. Но он не спал. Он лежал посреди своей комнаты в луже крови, с револьвером у виска. На столе – вскрытый конверт. Ирен, не раздумывая, достала письмо и прочитала его. Всего несколько строк. Некий человек, пожелавший скрыть своё имя и подписавшийся одной буквой «Т», назначал в этот день свидание мистеру Меррею. Свидание, на которое тот теперь никак не мог пойти.

– Ф-фу, прямо гангстерский роман какой-то! – выдохнул Клей.

– Так оно и есть, – без улыбки, всё сильнее хмурясь, подтвердил Шерлок Холмс. – Именно гангстерский. После гибели Меррея Ирен окончательно уверилась в том, что давно уже подозревала: её муж ведёт какие-то дела с нью-орлеанскими гангстерами. Когда миссис Нортон вернулась домой, она увидела Годфри весело хохочущим. «Этот осёл Ральф, – воскликнул он, – отправил письмо в полицию. Он и не подумал, что я плачу его рассыльному больше, чем он. Ты, верно, была именно у него, у этого болвана? Ну и как? Он уже пустил себе пулю в лоб?». – «Ты его убил!» – сказала Ирен. «Ничего подобного, – был ответ. – Он убил себя сам».

Как действовать дальше? Она понимала, что уже знает слишком много, и ей уже почти нечего терять. Смириться и ждать развязки? Предложить мужу содействие в его игре, какой бы грязной и кровавой она ни была? Сойти с ума, покончить с собой? Это всё была бы не она, не Ирен. Она решилась пойти на свидание, которое было назначено Меррею. Мужской костюм, её любимое средство чувствовать себя свободной, был кстати привезён с собой из Англии. Она переоделась и пошла.

– Ты был прав! – Джон почти не скрывал восхищения. – Отвага у этой женщины мужская. Пойти на свидание к американскому гангстеру! Считай, верное самоубийство. Знаешь, я бы, наверное, тоже в неё влюбился. Ой, только не смотри так: это же шутка.

– Да, я смотрю не на тебя, – улыбнулся Шерлок, – а вон на караульного, что к нам шагает и сейчас точно зарычит, чтобы мы убирались в свою нору.

– Послушайте, вы! – гаркнул караульный над самой головой заключённых. – Сколько можно здесь торчать?! Одиннадцать часов, пора уматывать на лежанки! Марш на свои места, висельники!

Шерлок и Джон, переглянувшись, разом посмотрели на солдата. Его голова торчала прямо в центре сверкающего ромба Южного Креста.

– Будь мы висельниками, – мягко проговорил Холмс, – мы бы здесь не находились. На каторгу отправляют тех, кого считают всё же не достойными виселицы.

– Ладно, я это так! – солдат узнал Холмса и смутился. – Просто порядок есть порядок. Идите домой и болтайте, сколько вам захочется. Вы же вместе живете, так? А мне за нарушение распорядка может нагореть.

Не говоря более ни слова, заключённые поднялись и направились к своей лачужке.

– Чтоб он провалился! На самом интересном прервал! – процедил сквозь зубы Джон, пробираясь в узкий дверной проём хижины.

– Ничего! – Шерлок в темноте безошибочно нашёл свою лежанку и не без удовольствия растянулся на ней во весь рост. – Память у меня хорошая, я не собьюсь.